Текст книги "Две повести о любви и отчаянии"

Глава 12

Химик Альфред Нобель, подаривший человечеству динамит и учредивший премии своего имени, не переваривал математиков. Один из них, не помню уж, кто именно, увел у него женщину, и в силу этого обстоятельства самая престижная по сей день в мире награда математикам не присуждается. Это я к чему. Андре Жид2626
  Французский писатель, лауреат Нобелевской премии 1947 г.


[Закрыть] полвека назад выдал миру универсальную формулу сущности людского сообщества, написав: «Что касается меня, то я считаю, что на свете есть только одна вещь еще более презренная и еще более отвратительная, чем человек, – это множество людей. Никакая система доказательств не убедит меня, что при соединении гнусных компонентов должно получиться отменное целое». Ему дали Нобеля за литературное творчество. Была бы премия за математику, могли дать за одну только эту аксиому.

Для меня лично она как алгоритм к собственным наблюдениям.

Каждый будний день ровно в одиннадцать утра наступает наконец сакральный момент всенародной и общенациональной эротики. Начинается трансляция из зала заседаний парламента, где большинство и меньшинство, позиция и оппозиция, разные там фракции и отдельные govнюки-мажоритарии будут теперь в течение всего дня орально трахать друг друга, обвиняя во всех мыслимых и немыслимых грехах. Хорошая собралась компания: спикер – клинический идиот, вице-спикер – самая настоящая дырка в заднице, председатель комиссии по чрезвычайному положению – вор, насильник и убийца. Да и остальные молодцы – импотенты, проститутки и сбежавшие пациенты психбольниц с врожденной психологией далеких предков, выходящих из своих пещер лишь на тропы клановых войн. Лучше держаться подальше от этой скверны с ее ритуальной словесной оргией. Но как?

Вся эта телевизионная блевотина – уменьшенный в масштабе групповой портрет нашего общества, включая меня самого. А если воспарить к Солнцу и взглянуть на мир глазами Всевышнего, то можно узреть себе подобное в любом уголке всей нашей планеты. Планеты, модель которой в виде глобуса поразила меня в детстве своим совершенством. Продолжая размышлять на данную тему, следует прийти к выводу, что земной шар – это большой отстойник, заполненный в основном одной гадостью, именуемой человечеством. Кажется, именно проблема гармонизации гнусной человеческой породы увлекла в свое время весьма обиженного на всех математиков г-на Нобеля и навела на мысль о решении ее путем сокращения численности населения. В итоге он изобрел свой динамит.

* * *

На проспекте у вычурного строения с колоннами – цитадели академиков – я решил немного отдохнуть. Возможно, сила притяжения этого здания была мощнее земной и влекла меня к себе осознанием того, что именно здесь раз в неделю собирали президиум самые светлые умы отечественной науки. Ученые, динамита не изобретавшие, однако овладевшие мертвыми языками и написавшие книгу о том, как они учились по ним читать самостоятельно. Доказавшие, что Кура не впадает в Черное море. Сделавшие еще массу планетарных открытий.

Теперь на месте парковки автомашин научного бомонда здесь обитали какие-то небритые мужчины, торговавшие домашней утварью и бывшими в употреблении книгами, которые никто не покупал, а старушка предлагала прохожим купить пирожки с картонной коробки, которую держала в протянутых руках, точно просила милостыню. Кем-то брошенная или забытая на ступеньках храма науки газета привлекла мое внимание тем, что на нее можно было присесть, что я и сделал. Посидел, глядя по сторонам на вечно куда-то спешащий люд, и вспомнил, что однажды, когда еще только начиналась наша эпиталама с М. Ц., вот здесь же, почти на этом самом месте меня, счастливого и безмятежного, остановила цыганка. Взяла мою руку, повернула ладонью вверх, рассмотрела ее, потом взглянула в лицо и, даже не попросив денег, сказала: «Пока ты счастлив, вокруг тебя будет много друзей, но когда настанут смутные дни, ты будешь одинок». Не знаю, почему я вдруг вспомнил ее, но, глядя на старушку с пирожками и продавцов книг в комплекте с чайными сервизами, подумал: что за мотивация может быть у человека, оказавшегося в потемках беспросветной нищеты? Терпение – единственное лекарство для бедных. Вдруг мне стало стыдно. Стыдно за то, что не можешь помочь нуждающимся, совестно, что одет, обут и относительно сыт, чего не могут позволить себе другие.

Отчаяние – это осознание собственной беспомощности, бессилия. Хочется затеряться, раствориться в этой дурацкой массе, если не совсем исчезнуть, то посредством какой-то сублимации стать совершенно другим лицом, никому в этом городе не известным, поменять внешность, паспорт, квартиру и зажить иной жизнью. Можно сделаться на время слепым, чтобы не видеть ничего вокруг. Ходить в темных очках, с собакой-поводырем и читать книги по шрифту Брайля. Или оглохнуть. Превратиться в глухонемого и общаться с другими на этом неведомом языке жестов, как женщина в выпуске телевизионных новостей с сурдопереводом. А может, лучше броситься в воду, но не для того, чтобы утонуть, а чтобы река вынесла тебя в бескрайний океан, а его волны занесли туда, где ты никогда еще не бывал. Скажем, к берегам Нового Света, где в свое время оказался и мореплаватель Христофор Колумб. Для начала попасть во Флориду, где можно было бы прыгнуть с парашютом в воскресенье на пару с какой-нибудь вдовой. После – в Индиану, прокатиться в автомобиле с девушкой «без чулок и носок» младше семнадцати лет. Затем посетить Солт-Лейк-Сити, поохотиться на китов, которых там нет и никогда не было. И наконец отправиться в Нью-Йорк на аудиенцию к Бутросу Бутрос-Гали2727
  Генеральный секретарь ООН в 1992—96 гг.


[Закрыть], посоветовать ему, чтобы он с целью снятия международной напряженности пригласил в штат Кентукки шизоида с пердуном и в знак примирения уговорил их принять ванну вдвоем.

Чтобы как-то отвлечь себя от идиотской рефлексии, я вырвал пару листов из газеты, на которой сидел, и приступил к их изучению. Там было помещено объявление частного лица о желании иметь рядом проститутку с имиджем гейши. «Молодой англичанин, изучающий русский язык, ищет красивую, стройную, разговорчивую, раскованную женщину от 18 до 35 лет, чтобы практиковаться в русском и хорошо проводить время. Заинтересованных прошу прислать фото с сопроводительным письмом». Был указан адрес и фамилия, почему-то грузинская.

Я продолжил экскурс по колонкам печатного органа. Далее, как бы в продолжение английской темы, следовала просто необходимая читателям этой газеты информация. «Лондон. Минимальная цена однокомнатной квартиры с центральным отоплением – 80 тысяч фунтов стерлингов. Самые фешенебельные районы: Найтсбридж, Кенсингтон, Майфэйр, Риджентс-парк, Хэмпстед, Челси».

Я стал читать дальше: «Европейские кинодивы: Жюли Кристи, Жаклин Биссет, Шарлотта Рэмплинг, Изабель Аджани, Грета Скакки, Ирен Жакоб чувствуют себя на экране тем удобнее, чем меньше на них надето. Они, в отличие от своих американских подруг, охотно сбрасывают свои туалеты, оставаясь в чем мать родила».

За тонким психологическим наблюдением следовало почти что эссе:

«Трагический случай у парламента.

Наследие прошлых лет – барельефы на историко-революционные темы, в изобилии украшающие стены и портик бывшего Института марксизма-ленинизма – по всей видимости, не выдержав новых демократических веяний, приходят в негодность. Один из барельефов с изображением вождя мирового пролетариата сорвался с 20-метровой высоты и угодил прямо в 17-летнюю девушку, проходившую на днях по проспекту Руставели. Несчастная скончалась на месте. Насколько нам известно, барельеф оставался последним каменным изваянием Ленина в Грузии. На сей раз Ильич был низвергнут злым роком».

Я бросил читать и двинулся от цитадели отцов-академиков далее.

Глава 13

– Девочка, ты куда? В брюках на митинг нельзя.

Наслушавшись всех ораторов, клеймивших абхазских сепаратистов, осетинских экстремистов и русских империалистов, она стала бестелесной, легче самого воздуха, ее надо было схватить за руку, чтобы она не улетела. Я не успел. Небольшой порыв ветра выбрал ее из толпы, поднял в небо и унес от меня куда-то. Надеюсь, не к инкубам, этим падшим ангелам.

* * *

Совершенно непредсказуемо, куда направляются дипломаты, крабы и женщины. У здания, когда-то пребывавшего в статусе элитарного, где влачили теперь свое незавидное существование редакции в прошлом самых престижных печатных органов, я столкнулся с дамой, вылетевшей из портала, подобно снаряду гаубицы. При этом я ощутил толчок, равный по силе девятибалльному землетрясению. Женщина была веса и габаритов ожившей кариатиды греческого наоса, вследствие чего я и поспешил моментально принести ей свои извинения. Когда, сделав по шагу назад, мы наконец взглянули друг на друга, внутренняя агрессия плавно сменилась внешним удивлением, а после – взаимным чувством доброжелательности и братания.

– Это ты, придурок?! – с обворожительной улыбкой обратилась ко мне Элла.

– От судьбы не убежишь, – пофилософствовал я в ответ. Мы еще раз обнялись.

Элла Д. была моей однокурсницей. В студенчестве (лучшие годы в моей никчемной жизни) мы дружили, и даже чуть более того, хотя дальше страстных поцелуев и танцев, похожих на увертюру соития, дело у нас не зашло. И слава богу. Трудно представить, что мы смогли бы прожить вместе даже несколько дней – правдоискательница и скептик. Хотя Элла весила тогда по крайней мере на треть меньше, но выпить могла в два раза больше меня. Хорошая была девочка, умная, всегда стоящая на стороне справедливости, хохотунья и заводила, никогда не унывающая и ничего не страшащаяся, смекалистая, все схватывала на лету, училась на пятерки, а развлекаться умела на все сто. Давно мы не виделись.

– За тобой что, гнались? Кассу редакции взломала?

– Нет там никакой кассы… их всех мать! – услышал я в ответ.

– А куда так неслась? Замуж зовут?

– Обычный для газеты темп, тупица. А замужем я уже была, с меня хватит.

– Забудем о прозе жизни, женитьбах и замужествах. Хочешь травки?

– Да нет. Я вроде бы как на работе.

– Тогда зайдем куда-нибудь. Пропустим по стаканчику. Деньги у меня есть.

– Ни черта у тебя нет.

На курсе мы звали ее Эллочкой-людоведкой, она могла безошибочно определить, что за человек перед ней, даже если видела его впервые в жизни, и тотчас же решала для себя, нормальный это тип или говнюк. Она всегда наверняка знала, когда кто из нас говорит правду, а когда кто лжет. Чувство обостренной женской интуиции никогда ее не подводило.

– Что правда, то правда, – неохотно подтвердил я. – Но мне отпускают в долг.

– Пошел к черту. Я не расположена пить. Но тебя угостить могу. Ты фотоаппаратом пользоваться умеешь?

– В смысле?

– Ну, человека в кадр посадить хотя бы…

– А зачем?

– Пойдем, узнаешь.

Она пояснила, что через четверть часа у нее интервью с председателем правления недавно основанного крутого банка, и я могу составить ей компанию в качестве редакционного фотографа.

– Будешь щелкать. Только и всего.

Элла достала из сумочки простенький «Кодак» и показала мне кнопку, на которую следовало нажимать.

– Но какого хрена мне там нужно?

– Там тебя угостят выпивкой. Причем хорошего качества. Усек?

– Вроде бы, – неуверенно произнес я.

Мы двинулись по заполненному толкающимся народом тротуару. Протопав несколько кварталов в стиле любителей спортивной ходьбы, свернули в переулок направо, где и находился конечный пункт марш-броска. Нашему взору предстал двухэтажный классический особняк конца прошлого века с элементом ультрасовременного авангарда: решетками типа тюремных на окнах и массивной железной дверью входа с литерами из латуни, удостоверяющими наличие в здании новоиспеченного банка – «Lupara». Я впервые видел банковское заведение, полностью забронированное от посетителей. Элла нажала кнопку звонка, и мужской голос из спикерфона поинтересовался, кто мы такие.

– Нам назначено, – ответила она, и железная дверь, точно ей сказали «Сезам, отворись!», распахнулась. Здоровенный амбал с пистолетом за поясом указал нам на комнату в конце коридора.

К моему немалому удивлению, председателем оказался молодой человек нашего возраста, довольно симпатичный и со вкусом одетый. Он принял нас сразу же, как только миловидная секретарша, блондинка с персями, вызывающими страстное желание их потрогать, и длинными ногами под коротенькой юбкой, сообщила ему о нашем приходе. Л. Б. вышел нам навстречу, завел в свой кабинет размером с теннисный корт и усадил в мягкие кожаные кресла.

После обычного обмена любезностями типа «замечательный у вас офис» и «как дела в газете», банкир достал из секретера бутылку французского коньяка и три невысоких пузатых фужера, наполнив их на одну четверть. Вслед за этим впорхнула к нам ангелоподобная блондинка с подносом, на котором были тарелочки с крекерами, сухофруктами и нарезанными дольками лимона. Улыбнувшись всеми своими зубами, она упорхнула обратно. Стараясь не нарушать этикет, я взял свой бокал, взболтнул содержимое медленным вращательным движением с видом искушенного ценителя этого напитка, наслаждающегося ароматом его букета, поднес к самому носу и наконец произнес:

– Мир дому сему.

Сделав глоток, я уже через пару секунд почувствовал, как огненная вода, медленно просачиваясь в пищевод, растворяется в моем чреве, неся туда тепло и сладкое чувство истомы.

Л. Б. тоже пригубил свой бокал, пожелав нам здоровья. Элла пить не стала, но задала первый вопрос:

– Ваш банк носит странное название. Что это значит – «Лупара»?

– Да, несколько необычное название для банка. Вообще-то, на Сицилии, в Италии, лупара – это старинное ружье для охоты на волков. Но чаще оно связывается не с охотой, а с каморрой2828
  Организация, аналогичная мафии.


[Закрыть], которая использовала его в качестве ритуального оружия возмездия.

– Чем же название обусловлено? – позволил себе спросить я, разглядывая его в визир и щелкая затвором «мыльницы».

– Ну, скажем так, это спонтанно получилось, в смысле, банк должен был зарегистрироваться под другим именем, но оказалось, что такое уже есть у какой-то фирмы, тогда мы придумали это.

Элла выпустила из глаз разряд молнии в мой адрес, чтобы я больше не возникал, и продолжила разговор:

– Оно не отпугивает вкладчиков? Волки, мафия. У банков обычно респектабельные названия. Или же какие-то аббревиатуры.

– Вряд ли вкладчики знают смысл этого слова. Я лично очень в этом сомневаюсь.

Он плеснул в мой бокал и в свой тоже. Я, закончив фотографирование, вернулся в кресло и, не став далее придерживаться этикета, молча проглотил содержимое, закусив лимоном.

– Чем именно занимается ваш банк? – спросила Элла.

– Занимаемся мы тем же, чем все банки – всеми видами финансовых операций. Это депозитные вклады, ссуды, кредиты под залог, посредничество в торговых сделках. Я вам приготовил бумаги с цифрами: что, где и как мы осуществляем. Чтобы на выяснение этого вы не теряли время.

– Спасибо, – дипломатично улыбнулась Элла. – Мы его у вас не отнимем. Скажите, пожалуйста, если исходить из названия, можно ли считать, что ваш банк следует некоторым правилам сицилийской каморры?

– Многие законы, по которым эти люди живут, справедливы, – чуть подумав, ответил Л. Б.

– Какие именно? – не отставала Элла.

– Самое святое для них – это «семья», строгая субординация всех ее членов и безусловный авторитет старших в иерархии, уважение к ним. Еще одно правило – преданность друг другу всех ее членов. И дружба, дружба ценится превыше всего. Когда рядом с тобой друг, который тебя никогда не предаст, очень многое осуществимо гораздо легче. Та «семья», которая соблюдает эти правила строже других, становится самой могущественной. В бизнесе те же законы и правила, хотя связывать одно с другим напрямую было бы некорректно.

– Почему же? Ассоциируется, допустим, мафия c грязными деньгами, те же грязные деньги – с банковским бизнесом…

– Да, в принципе, это так. Но в нашей стране на самом деле банкиры занимаются более легальным бизнесом, нежели остальные – будь то правительство со всеми его министрами, губернаторы, судьи, прокуроры, полиция, директора школ и больниц. Не говоря о поставщиках горючего, спиртного, сигарет, о наркодилерах. Нелегальными делами сегодня занимаются все.

– Еще вопрос о названии банка. Это слово знаковое? Тот, кто вас предаст, попытается обмануть, будет строго наказан?

– Знаете, о названии банка многие меня спрашивают. Я в первую очередь банкир, а не сицилийский дон. Но, как я уже говорил, в структуре мафии много законов справедливых; есть среди людей, живущих по этим законам, персоны, достойные уважения, как и все то, что и как они делают, но это – не банковская тема. В нашем деле главное быть честным с клиентами, партнерами; многое строится на доверии к человеку, и он должен это чувствовать и нести ответственность за то, что ему доверяют. А это большая ответственность, когда человек знает, что ты ему доверяешь. Если это хороший человек, он оценит твое доверие, если же нет – нужно с ним разбираться. И он не должен ждать пощады или прощения. Это и есть правильный бизнес.

– Тогда в ход идет ритуальное старое ружье?

– Ну, не в буквальном же смысле. Пока что мы никого не убивали. Просто напоминали об уважении к себе.

Он налил мне еще. Я поблагодарил, сказал:

– За успех вашего дела! – и выпил.

Как по велению, в тот же миг появилась в дверях длинноногая блондинка с подносом, на котором дымились три чашки кофе, запах которого туманом рассеялся по всему периметру кабинета банкира. Пока я вновь рассматривал ее бюст, не находя слов, которыми можно было его описать, она, поставив перед нами сахарницу и улыбнувшись загадочной улыбкой Моны Лизы, удалилась, продемонстрировав нижнюю часть своей спины, очень напоминающую две дыни, сросшиеся, как сиамские близнецы. Интервью показалось мне приятным во всех отношениях.

– Бизнес «Лупары» – честный бизнес? – спросила Элла.

– Да, вне сомнений. Вы знаете, делать деньги, когда не доверяешь никому, это очень трудно, когда же партнеры – это твои друзья, которым ты доверяешь, тогда я думаю, и делаются деньги.

– Каков оборот вашего банка?

– Примерно сто миллионов долларов.

Я еще раз вмешался в беседу:

– А уставной капитал, если это не секрет?

Л. Б. усмехнулся и ответил:

– Не секрет. Пятьдесят миллионов купонов.

Я задумался. В пересчете на у. е. выходило что-то около 25 долларов США.

– А вы богатый человек?

– Ну, скажем так: не бедный.

На этом интервью и закончилось. Пару минут еще шел обмен любезностями, почти как на светском рауте. Мы поблагодарили Л. Б. за то, что уделил нам свое время и угостил божественным (мои слова) нектаром. В ответ же услышали, чтобы заходили еще.

Когда, попрощавшись, мы покинули офис, я высказал свое резюме вслух:

– Банки каждый день грабят людей, и это законно. Но стоит кому-то попытаться ограбить какой-нибудь банк – его тут же арестовывают.

– Этот не ограбишь, – заметила Элла.

– Да здесь и брать вроде нечего, – сказал я. – Самое ценное в этом заведении – грудь девчонки. Малый в этом смысле вроде не дурак.

– Он вовсе не дурак, хотя на нем и висят четыре трупа, – продолжила мою мысль Элла.

– Всего-то…

– Я не шучу, – сказала Элла.

– Мне почему-то не страшно, – отозвался я.

– Ты точно с луны свалился, дурень! У них правда сто миллионов. Все награбленное «братишками» стекается в этот банк и отмывается. Правление его составляют главные бандиты. Такие же, как Л. Б., мокрушники.

– Не я же привел тебя к нему, а наоборот. Ты-то зачем копаешься в этом дерьме? Это что, твое журналистское расследование?

– Головной мозг дан тебе по ошибке, мог бы довольствоваться спинным.

– Переведи, пожалуйста.

– Интервью – часть заказной статьи, мой редактор уже получил за нее аванс. Именно за счет такой налички и живут газеты. Ты что, об этом никогда не слышал? Нужно создать экзотичный имидж фиктивному банку с бандитом во главе – мы готовы; следует раскрутить кандидата в депутаты, извращенца и дауна – это мы тоже умеем; надо сотворить миф о благотворительности очередного нувориша, министра или губернатора – кто сделает это лучше нас! Такова специфика нашей с тобой профессии. Вторая древнейшая, может, сегодня уже стала первой.

– Знаешь, мне на это наплевать, – вяло отозвался я. – Я лично не гейша и не мальчик по вызову.

– Ну и прекрасно. Тогда скажи, хороший был коньяк?

– Еще бы!

– Видишь, значит, наша встреча не была случайностью. Тебя лично она осчастливила.

– А тебя?

– Не знаю, – ответила Элла, посмотрев на меня долгим невеселым взглядом и, подумав немного, абсолютно уверенно сказала: – Нет. Я в принципе не люблю возвращаться в прошлое. Оно меня тяготит и пугает. Эта была какая-то другая жизнь, мне иногда даже кажется, что ее на самом деле не было и что я ее выдумала. А реальная жизнь – это то, что происходит с нами сегодня.

– А что, собственно, происходит? Нас стали учить гангстерским хроникам взамен истории КПСС. Только и всего.

Элла молчала.

– Травки точно не хочешь? – спросил я.

Она покачала головой:

– Я ею давно не балуюсь.

– Чем же ты балуешься?

– Сплю.

– С редактором?

– Одна. Это теперь самое большое мое удовольствие.

– Ты здорова?

– Вполне, – ответила Элла, добавив: – В отличие от тебя. Найди женщину, которая бы присмотрела за тобой.

– А кто позаботится о тебе? Ты, кажется, тоже не в порядке.

– Да, я не в порядке, – призналась Элла. – Доволен? – И тут же поставила точку: – А теперь проваливай!

Мы обнялись напоследок, и она двинулась к той самой двери, из которой часа полтора назад вылетела. Я смотрел вслед удаляющейся кариатиде, ничем не напоминавшей мне ту девушку, с которой мы вместе учились и даже целовались, умницу и хохотунью. Смотрел и думал: что с нами обоими сделало время?