Текст книги "Англоязычная (европейская и американская) литература. Краткий обзор"

Он рассказывает о том, как он покинул Голландию и поехал в отдаленную тропическую деревушку на врачебную практику. Находясь долгое время на чужбине, он впал в отчаяние. Однажды к нему пришла одна знатная особа и попросила тайно прервать ее беременность. Однако, в порыве обуревавших его чувств, он отказывается от денег и требует еще одной встречи с ней. Женщина выбегает из комнаты, униженная. Раскаявшись в своем поступке, врач бросается за ней, но не успевает ее догнать.

Позже он узнает, что она – жена крупного коммерсанта и происходит из знатного английского рода. Муж долгое время находится в Америке и в скором времени должен вернуться. Долгое время он пребывает в состоянии одержимости, преследует ее везде, пытаясь исправить свою ошибку и помочь ей скрыть неверность мужу. Однако, женщина еще больше остерегается его. В конце концов, выясняется, что она обратилась к местному лекарю, чтобы избежать огласки. Врач находит ее в тот момент, когда она пребывает в агонии, и дает ей слово утаить случившееся от общества во что бы то ни стало.

И снова очень сложно придумывать какие-либо теоретические обоснования. Наверное, в этой новелле – один из самых сильных гимнов любви женщине. Женщина – Бог. Женщина как бог. Женщина как совершенный организм, созданный Богом. Такой хрупкий, такой ранимый, жаждущий защиты.

Стефан Цвейг для меня, конечно, очень австриец. Он весь пронизан этой философией немецкой, глубинной, романтичной. Женщина для такой философии, конечно, не Бог, но такая женщина, какая нарисована в новелле Цвейга, должна иметь своего настоящего мужчину, своего защитника, иначе она гибнет. Но она его и имеет, в лице автора. Уважение к такой женщине со стороны автора – невероятно и глубинно. Когда я читала рассказы на схожую тему в современном исполнении, в виде «Где-то под Гроссето» М. Степновой, например, или смотрела фильм «Нимфоманка» любимого фон Триера, меня всегда преследовало чувство брезгливости. У Цвейга – описано – одно, а смысл – совершенно другой, иной. Женщина – планета, женщина – произведение искусства, женщина – воплощение достоинства. Мир мужчин, мир в целом – ничто рядом и по сравнению с ее способностью любить.

Ну, и, конечно, же роман «Нетерпение сердца» (1938). Не о страсти, а о ложной любви и о настоящей, истинной. Действие романа начинается в 1913 году в небольшом городке неподалёку от Вены. Однажды Антона приглашают на ужин в замок господина фон Кекешфальвы. Там он знакомится с двумя очаровательными молодыми девушками: с единственной дочерью хозяина – Эдит – и с её кузиной Илоной. Антон и Илона быстро находят общие темы для разговора, весело проводят время, много танцуют. Антон, чуть не забывший о дочери хозяина, пригласил Эдит на вальс, но в ответ девушка разрыдалась. Не понимая, что происходит, Антон обращается за разъяснениями к Илоне, которая рассказывает ему, что Эдит не может ходить. Всю ночь его мучает совесть, он жалеет Эдит. На следующее утро Антон покупает огромный букет алых роз и посылает их Эдит вместе с запиской с извинениями и начинает проводить всё свободное время в замке. Тем временем туда приезжает доктор Кондор и рассказывает Антону о своей слепой жене – бывшей пациентке – на которой доктор женился после того, как понял, что не сможет её вылечить, тем самым взяв на себя ответственность за другого человека. Кондор пытается дать понять молодому человеку разницу между жалостью и помощью другому человеку.

Постепенно Антон понимает, что знакомство, начавшееся с приятного времяпрепровождения, стало его тяготить. Вскоре он получает от Эдит любовные письма. Она осознает всю безнадежность своих чувств, но надеется, что они смогут быть вместе, когда Эдит поправится. Получивший письма Антон в ужасе от этой непрошенной страсти. Он принимает решение оставить службу и уехать из Австрии. В какой-то момент Эдит, не получив вестей от жениха и случайно услышав обвинения в свою сторону, выбирает момент и бросается вниз с террасы замка, разбиваясь насмерть. Проходят годы, жизнь Антона постепенно налаживается, он набрался мужества, позволив себе забыть о той давней истории с Эдит. Но однажды в театре Венской оперы Антон случайно видит доктора Кондора с женой, – человека, «чьё сострадание было не убийственной слабостью, как моё, а спасительной силой и самопожертвованием, – единственный, кто мог осудить меня, единственный, перед кем мне было стыдно! <…> с той минуты я окончательно убедился, что никакая вина не может быть предана забвению, пока о ней помнит совесть».

Важно отметить, что в романе, действительно, передано глубинное понимание основ любви, истинное воспитание сердца. Дело в том, что, говоря об этической стороне вопроса, очень легко постулировать стереотипы, то есть говорить красивые фразы. Хорошо – плохо. Правильно-неправильно. Это свойственно человеку, и очень свойственно русской традиции последних лет. Упрощение. Немецкая философия романтизма, которой увлекались не только западные авторы, но многие русские писатели и философы, не признает «добродетели» в чистом виде. Ницше, например, постулирует волю к власти, которая есть организующий принцип всего живого и, шире, существующего. Воля к мощи – принцип, утверждающий творческий характер становления, в котором разрозненные факты бытия обретают единую меру существования. При этом, воля к власти не есть произвол или насилие, но только желание исполнить элементарный долг жизни – мочь. Ницше – философ, который как нельзя лучше показывает неограниченные способности человека. На самом деле, рассуждения по поводу «Бог умер» вовсе не отрицают так сильно, как принято считать, Христианскую идеологию, но направлены на постоянное творческое взаимодействие с миром.

Слабость главного героя в «Нетерпении сердца», его фальшивая обреченность и нежелание признать, что такая любовь даже хуже жестокости. Главный герой Цвейга – среднестатистический человек, обыватель, который радужно говорит о высших ценностях, прикрываясь красивыми идеями, но не может выстоять простейший вызов жизни – хотя бы быть честным, уметь за кого-то отвечать. Бог мудрее, умнее, совершеннее и добрее, чем предполагает такой странный и недальновидный человек, пытающийся объяснить хорошее и плохое.

Выводы? Выводы – очевидны. У нас не так много теперь такой литературы. Ее практически нет. Такие чувства живут в каждом, дремлют, не могут проявиться. Человек обладает божественными силами и способностью любить. Только гениальный, добрый, мудрый человек видит и чувствует скрытые возможности этого удивительного мира.

И, конечно, я также хорошо помню, что сам Цвейг покончил жизнь самоубийством, видимо, человек, чувствующий так сильно, не может принять тот факт, что бытие может быть, как бесконечно добрым, открытым, так и жестоким по отношению к нему. А еще я хорошо помню, как к нам на факультет приняли на первый курс одного мальчика, не совсем здорового, а потом одна моя коллега очень бодро говорила, как же нужно этого юношу немедленно исключить со второго курса за незнание языков (он плохо и медленно говорил). Сначала – взяли, а потом, с той же легкостью хотели исключить. Я помню, что мы эту коллегу довольно быстро… успокоили, то есть заставили замолчать. Не без помощи Цвейга и его воспитания. Каждый раз, когда я встречаю теперь этого, слегка хромающего, но остроумного, бойкого, умного, как оказалось, человека (того самого юношу с устрашающими диагнозами), я все-таки понимаю, насколько был прав Ницше, и как смешно навязывать «не стоит», «не надо», «невозможно», «так нельзя», «не полагается» с высоты своей обыкновенной, банальной, обывательской колокольни.

Цвейг не сводит любовь к чему-то сродни договоренности или компромисса, влечения или психологической зависимости. Для Цвейга любовь – всегда огонь. И от нее всегда и должно быть – больно. Величайшее счастье любви в том, что человек, как пишет Ошо, проходит через агонию, потому что меняется, перерождается, мутирует, и должен отречься от своего «я». В этом «таинстве» и заключается тайна мира и все на нее ответы. То, что сегодня иногда кажется таким странным у Цвейга, является всеобщим законом. Человек живет ради любви, просто не всегда знает и понимает, что это такое, часто путая ее с чем-то другим. А Цвейг еще и показывает, как человек с этой любовью не может иногда справиться, так как она бывает тотальна и сильна. Любовь не есть действие, а есть дыхание и божественное преображение. Обрести это дыхание возможно лишь пройдя через ад, который человека выбрасывает обратно в жизнь в другом, преображенном состоянии. Ад, который выбросил после смерти наверх Иисуса Христа. Пройдя через эту агонию человек и приобретает божественную сущность, абсолютную мощь, силу, радость, счастье очищения и гармонии.

Берлин в рамках темы холокоста: варианты нарративных стратегий (современные литературные и кинематографические версии)

Изучение трагедии, связанной с холокостом, как и с историей нацистской Германии, имеет длительную историю. На современном этапе развития художественной прозы данного тематического жанра становится все более очевидно, что нарратив претерпевает определенные изменения и варьируется в зависимости от идей и задач автора. Варьироваться может пространственно-временная проекция, а также фокус, посыл, основная идея и возможная интерпретация.

В современной художественной прозе события тех далеких дней описываются разными возможными нарративными способами. Во-первых, появляются романы, подобные «Бикини» Януша Вишневского (2009), в котором события того далекого времени изначально являются фикцией, однако, автор использует для написания книги реальные архивные материалы. Во-вторых, можно говорить о том, что варьируется модус описания событий: события в художественных произведениях могут быть представлены либо в ретроспекции, от лица героя нашего времени, либо могут быть воссозданы, помещенные целиком в другом историческом контексте (в том далеком времени). То есть действие нарратива может быть привязано к конкретной исторической эпохе. Рассказчик или автор при этом может быть либо фиктивным, либо «ненадежным», либо его авторство может «подтверждаться» документально (как, например, в нашумевшем романе «Женщина в Берлине» (2003) («Eine Frau in Berlin») Марты Хиллерс (Marta Hillers), в котором автор якобы остается анонимным, но события рассказаны от ее лица (редактор публикует дневник женщины, которая описывала события, происшедшие в Берлине в мае 1945).

Киноверсии на данную тему также претерпевают значительные изменения. Действие фильма может разворачиваться в том далеком времени, либо быть привязанным посредством главных героев к современности. В известных киноверсиях отечественного кино по роману Юрия Бондарева «Берег», например, главный герой едет в Германию на встречу со своей судьбой и любовью, и умирает в самолете от разрыва сердца после посещения как мест своего юношеского пребывания в страшное время во время войны, так и топоса собственных грез, надежд и мечтаний, которые существуют теперь лишь в пространстве памяти.

В отношении основной идеи, сложно выбрать «другую перспективу» для описания событий. Оценить историю заново в отношении Второй мировой войны не представляется чем-то естественным. Другое дело, что для современного поколения становится все сложнее оценить ущерб и ужас нанесенных травм, количество жертв, тотальной жестокости. Для того, чтобы подобная халатная недоговоренность не происходила, авторы художественных произведений, как и кинематографисты, придумывают сюжетные ходы, которые способны пробудить уснувшее сознание современного поколения, внести определенную нестабильность в устоявшиеся, подчас наивные утверждения и схемы.

Фильм Фербербека «Эми и Ягуар» был снят в 1999 году германскими кинематографистами и сделан по одноименной книге Эрики Фишер, которая представляет собой историю, рассказанную автором и основана она на воспоминаниях главной героини тех давних событий (Лилей Вуст), которые описаны в дневнике и частично переданы автору во время интервью. Главная героиня, таким образом, становится очевидным благонадежным рассказчиком, являясь и главным действующим лицом, и автором дневника, и реальным свидетелем тех событий. На момент передачи информации автору, главной героини уже нет в живых, (техника, которая часто используется авторами, и которая придает истории еще большую достоверность, так как автор становится единственным хранителем драгоценной информации).

В те далекие времени во время Второй мировой войны, Лили, мать четырех детей, живет в оккупированном Берлине, случайно знакомится с молодой журналисткой еврейского происхождения и ее подругами. Подруги ведут яркий, почти богемный образ жизни. Ходят на танцы, где знакомятся с немецкими офицерами, вызывая улыбки восхищения. В тайне от своих семей они фотографируются (за деньги, в качестве работы) для альбомов, которые специально готовят для немецких солдат. Жизнь этих молодых женщин, ее истинная наполненность, однако, полностью скрыта от окружающего глаза. У многих из этих молодых красоток – звезда Давида, многие из них находятся в Берлине нелегально, не имеют жилья, живут по поддельным адресам и по поддельным документам. Любая проверка на улице немецкими офицерами означает для них фактическую смерть. Главная героиня узнает о такой судьбе девушек достаточно поздно.

Далее по тексту (как и по ходу фильма) реализован ярко выраженный контраст, – контраст между фактической смертью на улицах Берлина (где страшно и разрушено, темно, опасно), и – среди свечей в гостиных, на тех встречах, вечерах, танцах, где все еще пьют шампанское, а представители аристократического верхнего эшелона власти Третьего Рейха имеют возможность развлекаться.

Муж главной героини – военный, от него она в один момент и уходит (не взирая на четырех детей). Именно он, честный служитель Германии, делает все возможное, чтобы знакомая его жены, журналистка Эми была арестована, и соответственно, незамедлительно отправлена в концентрационный лагерь, где в какой-то момент она трагически погибает.

Тема любви здесь – юношеская мечта, наивная и придуманная. Очевидно также, что любовь эта – особый сюжетный и эмотивный ход, который дает возможность показать то напряжение чувств, мыслей, желаний, которые прорываются у героев на фоне трагедии и зверства происходящего. Явное искажение возможных чувств, патологическая привязанность, которые приводит к тому, что главная героиня посещает свою подругу даже в концентрационном лагере (встреча, которая фактически приводит к смерти арестованной).

Почему появляется такая книга? Дань ли это моде? Воссоздает ли она особый колорит столичного Берлина того времени? Скорее, попытка изобретения возможного языка, который позволил бы передать известные события по-другому, почувствовать их заново. Если бы не история наивной девушки, как еще передать ощущение смерти, тотальную опасность, неожиданный жизненный коллапс? Извращенность, изуверство мира, улицы разрушенного, в прошлом красивого города, нарочитый контраст с жизнью гостиных в придуманном мире чувств и эмоций (который компенсирует травму, которую излечить будет невозможно на протяжении многих лет, даже для нескольких поколений).

Другим ярким примером если не нового прочтения темы холокоста, то новой подачи известного материала становится книга «Чтец» Б. Шлинка (1995), по которому снят одноименный фильм, в котором история главной героини (ее роль играет блистательная Кейт Уинслет), еще более неожидана для современного читателя. Главная героиня сама работала в концентрационном лагере. Образ не просто показан, а выписан даже не с положительной стороны, а таким образом, что современный читатель или зритель понимает: на месте главной героини в то далекое время мог оказаться каждый. Бездумное подчинение и исполнение определенных правил показана как основная черта немецкого характера того времени. Режиссер в одном из интервью подробно рассказывает о том, каким образом Ханна оказывается в этой роли, как до конца не понимает того, что делает. Главный герой (роль исполнена актером Рэйфом Файнсом) сначала представлен в романе как, якобы, жертва, на самом деле оказывается личностью, способной на значительное большее коварство, подлость, недальновидность, предательство и бесчеловечность.

Автор книги как будто бы обращается к читателям и издателям с призывом не продолжать бездумно повторять и рассказывать о том времени, а попытаться понять, что подобное время если не может повториться, то может, тем не менее, отразиться и на нашем поколении (вне зависимости от возраста и национальности), преломившись в иной форме, если человек будет бездумно действовать в предложенных ситуациях, лишь обвиняя других, не подвергая сомнению собственных поступков.

События, связанные с холокостом, описанные германскими писателями и кинематографистами, никогда не будут освещать события другим, иным, более «мягким» образом. Это невозможно. Другое дело, что, освещая события, происшедшие в то далекое время, авторы будут использовать приемы, отличные от принятых в прошлом, конвенциональных, для того, чтобы современный читатель, ощутил не только тяжесть потерь, ужас перед тем, на что человек был способен, но прочувствовал до какой степени потенциал жестокости опасен, жив, возможен, не должен реализоваться.

Особо «неправильным» представляется попытка объяснять или интерпретировать данные произведения как «новые веяния» или новый исторический взглядом на далекие события. Оправдание зверства или жестокости, навязывание фальшивых ценностей эти произведения не предполагают. Попытка оживить события прошлого, придать им не схематичность и достоверность, обратиться к современности и ее потенциальным опасностям – основная идея подобного рода художественного воплощения и стратегий.

Очевидным становится и тот факт, что многие произведения на данную тему имеют своих двойников в виде экранизированных версий, которые позволяют еще более наглядно прочувствовать те события, ощутить, как часть собственной жизни или истории. Фильмы о Берлине нередко имеют собственный состав актеров и актрис, что дает возможность ощутить определенную преемственность тем и их развития.

Отдельным жанром становятся воспоминания, или биографии известных нацистских деятелей. Ярким примером может служить книга воспоминаний Альберта Шпеера, (А. Шпеер, «Воспоминания» (1998)) – блестящая биография одного из самых неоднозначных представителей Третьего Рейха, министра вооружения, близкого соратника Гитлера, единственного представителя Третьего Рейха, который признал свою вину на Нюрнбергском процессе. Яркая фигура главного архитектора Гитлера особо примечательна. Он реализовывал самые грандиозные проекты Берлина, построил знаменитую трибуну Цеппелин в Нюрнберге, где Гитлер выступал, один из первых перестал выполнять приказы фюрера. Память потомков о нем неоднозначна. Шпеер не был расстрелян или повешен, отбывал длительный срок в тюрьме Шпандау. Есть добротные биографии Альберта Шпеера (His battle with Truth, Gitta Sereny, 1996)), в которой линия его судьбы и события жизни подробно воссозданы.

Удивительно, но как всегда бывает в жизни, во время войны часто случались непонятные, непредвиденные, нелогичные события. В совершенно иной ситуации, будучи еврейского происхождения, поддерживала отношения с нацистами и, следовательно, чудом избежала смерти и преследований знаменитая французская писательница Гертруда Стайн (законодательница литературной и художественной моды в предвоенном Париже), как и ее малоизвестная, но очень примечательная подруга-секретарь.

Художественная литература, как и ее биографический жанр, таким образом, проливает свет на исторические события, делая авторские акценты все более личностно-ориентированными, понятными, неожиданными и заново звучащими.

Очень важной составляющей в прозаических произведениях становится образ Берлина. Российскому читателю он, пожалуй, больше знаком, поскольку цвет русской эмиграции первой волны направлялись именно туда, до того, как многие из них (Марина Цветаева, например,) затем переехали в Париж. Берлин был полностью разрушен, стерт с лица земли. Есть известная американская хроника, снятая с борта самолета. Когда показывают Берлин в мае 1945 года – это угли и зола, обломки домов, ни один из которых практически не сохранился. Берлин в основном бомбили американцы. Но ассоциации с этим городом снова – неоднозначные. Довоенный Берлин был центром искусства, центром культуры. Это ощущение сохраняется сегодня несмотря на то, что исконной архитектуры не сохранилось. Именно это ощущение не провинциальной, а столичной Германии часто воссоздается в кино и на страницах книг. Это потерянное пространство, пространство, в котором могла бы процветать самая удивительная, романтическая культура, которой сегодня созданы все условия для развития.