Текст книги "Англоязычная (европейская и американская) литература. Краткий обзор"

О женщинах и женственности (оптика мотивов «Разрисованной вуали» («Узорного покрова») и «Театра» Сомерсета Моэма

Мне всегда казалось удивительным, что некоторые авторы очевидно любят женщин, а другие – нет. Вот Лев Толстой, например, и в «Крейцеровой сонате» очень критичен. И даже в «Войне и мире», не говоря уже об «Анне Карениной». Как будто бы не может принять эту фатальность определенного рода женщин (или даже всех женщин). В последней версии ББС «Войны и мира» Элен Курагина была просто злодейкой. Достоевский в отношении к Настасье Филипповне совершенно иной, прощающий. Часто вспоминаю, как актриса БДТ Нина Ольхина (которая играла в театре в период еще до Татьяны Дорониной), говорила, что «боролась с ролью Настасьи Филипповны как Рихтер с роялем!»

Режиссеры точно также. Их отношение видно. Вот пресловутый Альмодовар с «Все о моей матери» или даже «Поговори с ней» – любит женское. У него эта хроника в «Поговори с ней», когда главный герой вдруг начинает уменьшаться и уменьшаться. Единственный выход, который он находит – впрыгнуть прямо в нее, и там поселиться навеки, вот такое «вечное слияние», такое весьма патологичное, но восхитительное отношение. К слову будет сказано, что в отношениях Астрид Линдгрен с мужем, меня всегда поражала, что они спорили, кто умрет первым. Каждый хотел жить дольше, чтобы страдать самому, не другому отдать эти страдания. Это такое удивительное понимание, всепрощение, очень сильная любовь. А вот Озон ни на секунду так не думает. Даже в своем знаменитом блокбастере «8 женщин» он этих женщин, будучи сам мужчиной – просто не выносит, хочет избавиться от каждой! Поэтому ответ героини при виде целующихся Катрин Денев и Фанни Ардан на реплику одной из женщин «Это не то, что Вы подумали», – «Мы не думаем, мы видим!» – очень ярок и нравится зрителям, а совсем не герою-мужчине.

Сомерсет Моэм – классик английской литературы. Аристократ, дипломат. Он не использует бесконечных инноваций, но выводит своих героев с тончайшим проникновением в психологию каждого, подмечая детали, которые подметить фактически невозможно.

Русскому зрителю хорошо знаком фильм «Театр» с Артмане. Там блистала Джулия Ламберт, актриса английского театра, которая вдруг влюбляется, и которая, в конце концов, одерживает верх, и над собой, и над теми, кто ее обманывает, и над мужем, и главное над жизнью. Сила ее актерского мастерства такова, что она становится не только важнее всего, но является залогом выживания. Сюжет хорошо известен, а крылатые фразы, «Джулия и в 70 лет, будет краше, чем ты в 18» – какое-то время были на слуху, а не произносимые, реализуются вновь и вновь по одному и тому же закону. Джулия – прекрасна, остроумная, умна! Джулия – настоящая женщина. Английская недавняя киноверсия была интересна, так как героиня была стройной, быстрой, удивительно артистичной, а играющий с ней в паре Джероми Айронс, как всегда, обворожителен, но осмеян и повержен!

Сомерсет Моэм писал множество рассказов и повестей. Самым сильным можно назвать каждый из них, впрочем, просто есть те тексты, которые кажутся более запоминающимися. «Луна и грош» о Гогене, об его уходе из дома, о том, что жена никак не может понять, что он ушел вовсе не к другой женщине, а в – искусство, чтоб можно было одному, в отдалении, отдать себя творчеству. Рассказ «Сокровище», в котором как нельзя лучше представлена христианская и языческая парадигма. У бизнесмена есть экономка, на которую он не обращает внимания, которая делает совершенно все для него. Кульминацией становится момент, когда она не просто прощает его после ночи любви, но делает вид, что ничего не произошло. Он-то думает, что теперь делать, она выполняла всю главную работу, а теперь придется признаться, что никакой любви и никаких обязательств нет. Совершенно языческий подход (почти как Клеопатра, которая рубит мужчинам головы, после ночи любви, или любой римский император, который должен уничтожить своего предшественника, если хочет быть у власти). А экономка ведет себя по-иному. Она просто делает вид, что ничего не было, ведь она в любом случае нужна ему, не как любовница, а как помощник.

Яркой повестью Моэма становится произведение «Разрисованная вуаль» («Узорный покров»), в котором воссоздана протрясающая история. Муж врач-бактериолог обнаруживает, что его жена, легкомысленная Китти, ему не верна. Вместо того, чтобы устроить скандал, расстроенный, убитый, цельный и интеллигентный человек, он ставит жене условие: я дам тебе развод, если тот, другой, женится на тебе. Расчет точен. Герой-любовник сбегает, а муж отправляется в далекую страну, Гонконг, где свирепствует холера. Он не зовет жену с собой, обескураженная, она заявляет, что поедет с ним. Именно там, видя, как относятся к мужу пациенты и доктора, она, наконец, понимает, какого человека недооценивала. Понимание приходит поздно, так как главный герой заражен холерой и умирает. В общем-то, снова тема неверности, чуть более жесткое отношение автора к слабостям, чем в других произведениях, и тем не менее, желание прописать механизм этой самой женственности, которая в какой-то момент обращается к своей способности любить более, чем в раннем возрасте и при других обстоятельствах. Моэм не осуждает Китти, определяя ее жизненный путь, как испытание для обретения собственного понимания, такого важного, в настоящий момент часто потерянного. Большой художник прощает и видит становление, его тепло, мудрость покрывает те несовершенства, которые очевидны в большей или меньшей степени.

Баллада о Вивьен Ли

Начну с самого неглавного, наверное. Когда-то очень известная российская актриса, которая приехала из Москвы в 80-е года сниматься в Петербург в известном фильме, стояла у зеркала в гостинице «Астория», куда к ней в гости пришла моя мама. Актриса внимательно посмотрела на мою маму и сказала: «Вам кто-нибудь говорил, что Вы очень похожи на Вивьен Ли?» Эта похожесть, действительно, была и есть. Поэтому мой интерес к величайшей актрисе мирового кино, нет-нет, а иногда носит личный характер.

Потом в Лондоне я пыталась найти все книги, которые были написаны о Вивьен Ли, посетить все места, где она жила или бывала. Их в Лондоне много – Аббатство Нотли – роскошный особняк в пригородах Лондона, где она жила с Лоуренсом Оливье. Театр Олд Вик, где она работала и где были сыграны самые известные роли. Итон Сквер – самый фешенебельный и дорогой район Лондона, недалеко от Виктории Стейшн и Букингемского дворца, где она жила последние годы жизни, где в скверике, в ее честь ее мать поставила памятную скамью (как часто делают в Англии), с памятной доской, на которой написаны слова из пьесы «Антоний и Клеопатра» Шекспира, постановки, в которых Вивьен Ли блестяще играла с Лоуренсом Оливье. Актерская церковь Святого Павла на площади Конвент Гарден, где висит схожая табличка, что и на скамейке в Итон Сквер. Таблички в этой маленькой «актерской церкви» всегда вешают в память об известных актерах, в частности, одна мраморная плита висит в честь Ноела Коварда, второго Оскар Уайльда, чье пьесы «Личная жизнь» (Private Lives) часто ставится петербургский и московских театрах. Ноел Ковард – образец эстетизма и артистичности, и как личность, и как драматург. Когда-то, лет десять назад, на открытом рынке того же Конвент Гардена я купила толстенный том его дневников. Дневник написан в простом стиле, как представители богемы тогда писали: «Слетал в Нью-Йорк, пообедал в ресторане», «поужинал с Вивьен и Оливье», и так далее. На сцене герои Ноела Коварда всегда в смокингах и вечерних платьях – пьют шампанское и выясняют отношения, очень декадентский драматург. И, да, по-своему очень ностальгично смотреть его пьесы, в которых аристократия на красивых спортивных машинах переживает свое непростое время.

Когда-то гуляла мимо дома Вивьен Ли (Итон сквер, квартира занимала и занимает целый этаж, а большой дом тянется вдоль площади – terraced house). Мы подошли к дому и обратились к портеру, человеку, который следит за домом. Его звали Питер. Оказалось, что он видел и хорошо знал Вивьен Ли. Рассказывал нам, что она была удивительно доброжелательной, милой, к ней часто приходили студенты. Она часто ходила в магазин за покупками. Совсем недалеко, известный торговый центр Peter Lewis – там покупала одежду. Кстати, среди прочего, ее коллекция перчаток насчитывала двести или тридцать экземпляров! Тогда мы, помнится, прошли в квартиру одного очень респектабельного человека, который жил этажом ниже. Он, поговорив с нами о Вивьен Ли, гостеприимно пригласил нас на завтрак, на следующий день, утром. Туда мы и направились. Его подруга или супруга была слегка удивлена нашему визиту, но роскошный господин был легок в общении и куртуазен. Когда мы вышли из квартиры, забавно, но из соседней двери показалась очень красивая дама лет девяноста, она была очень недовольна. Долго смотрела в нашу сторону и в сторону дома, из которого мы вышли, и судя по всему, комментировала нашего «джентльмена» и его подругу: «уж очень молодая особа» (pretty young woman), сказала она про нее. По-английски фраза звучала двусмысленно: то ли «очень молодая», то ли «слишком молодая». Дама не очень приветливо улыбнулась и села в поданное ей черное такси-кэб.

Вивьен Ли родилась в 1913 году, в год гибели «Титаника». Родилась в Индии, куда направлялись тогда самые богатые и аристократичные семьи. Впрочем, она заканчивает конвент – престижное и очень строгое учебное заведение, где ее воспитывают фактические монахини. Она часто потом вспоминает эти годы, а особенно слова, сказанные одной монахиней: «Всегда имей с собой на смену пару белья, и тогда ты, при любых обстоятельствах, всегда будешь чувствовать себя хорошо». О чем эта фраза? О скромности, о том, что достоинство женщины сохраняется, когда сохраняется уважение, к себе, к другим, не взирая на обстоятельства. Вивьен Ли, кстати, долгое время не считала себя красивой, даже боялась, что не выйдет замуж. Достоинство и скромность были ее характерными чертами, как и доброта, красота и целеустремленность.

Во всех энциклопедиях теперь написано, что Вивьен Ли – самая красивая женщина и талантливая актриса. Нет, в ее артистическом даровании мало кто сомневался. И – да, это ошибка прессы. Даже Сэр Лоурнес Оливье, самый известный метр английского театра, основатель Национального театра (чьим именем назван один из трех подразделений Национального театра), в конце их звездной любовной истории, слегка ревновал Вивьен к ее таланту и успеху. Она была очень хорошей актрисой, очень талантливой актрисой.

«Унесенные ветром» стало шедевром. На роль пробовались более трехсот актрис. Когда выбрали Вивьен Ли, было невозможно поверить, что англичанка сможет когда-нибудь сыграть роль американки, да еще и легендарной. Вивьен Ли стала не просто популярна, ее знал, обожал, боготворил весь мир. Премия «Оскар» и почести. Скарлетт О-Хара, кстати, удивительна и тем, что всем нравится! Ведь она, фактически, – ужасный персонаж, хоть и смелый, хоть и сильный. Это героиня и любимая героиня не только Америки, это живое воплощение той мечты, той силы, которую хочет в себе сегодня почувствовать каждая женщина. Но Вивьен Ли не была бы англичанкой, если бы рассматривала свой успех серьезно. Каждый раз во время просмотра фильма, после фразы Скарлетт: «Я никогда не буду голодать», она говорила гостям, которые пришли посмотреть с ней фильм: «А теперь давайте прервемся на ланч!»

Были другие роли. Был «Мост Ватерлоо» с Робертом Тейлором. Была «Леди Гамильтон» – с Оливье. Это образы прошлого. «Мост Ватерлоо». Благородство балерины, влюбленной женщины, которая, зная, что во время войны была вынуждена себя продавать, уходит от возлюбленного перед самой свадьбой, так ничего ему не поведав, как ее наущала его мать». Мост Ватерлоо, потому что именно там она выходила во время войны «находить мужчин», именно там ее и задавит в конце фильма повозка. Сам мост Ватерлоо, кстати, – очень непримечателен, прост, но очень красив. Это один из многих мостов через Темзу и расположен совсем недалеко от Национального театра. «Леди Гамильтон» – образ замечательный. Ради нее Лорд Нельсон, легендарный полководец и мореход, победитель Наполеона, отказывается от обычного правила – берет на борт корабля женщину. Леди Гамильтон, которую отдали как вещь коллекционеру мужу, Леди Гамильтон, которая дружит со всеми при испанском дворе. Леди Гамильтон, чье очарование позволило ей снискать защиту и симпатию самых влиятельных мужчин. (Кстати, помимо художника Рейнолдса, был еще один художник, который писал Леди Гамильтон. Ужасно страдал, когда она уезжала, терял вдохновение, а когда она приезжала, возвращалась – снова влюблялся, снова был счастлив). Это была женщина – легенда своего рода. И вот Вивьен Ли ее воплощает на экране – также легко, свободно, прочувствовано, как умела делать всегда.

«Трамвай желаний» – второй «Оскар», еще один шедевр. Сначала проходит серия спектаклей в театре, потом снимается фильм с М. Брандо. Героиня Блан Дебуа – романтичная героиня послевоенного времени, которая еще надеется: на счастье, на женитьбу, на то, что сможет снова носить свои старомодные перья. Учительница, которая заводит романы со своим учениками. Самый жалкий образ, который Т. Уильямс может создать после войны, чтобы показать ужас ее последствий, отчаяние, пустоту. В конце фильма – насилие и сумасшествие. Одна из последних фраз Бланд бросает уже врачам, когда ее уводят в клинику: «Я всегда полагалась на милость незнакомцев» …Если смотреть фильм сегодня, он, действительно кажется устаревшим. Как можно говорить о перьях и мечтах, когда мир уже сто лет как мир Брандо, мир ярого, действующего. Ощутить жалость к этой воздушно-эфемерной Бланш, которая в тайне пьет алкоголь и смеется, так жалостливо, так странно, конечно, можно, но это героиня все-таки уже за гранью нашей жизни, нашего времени. Раневская – и та, сильнее. А тогда фильм получает «Оскар», и трогает невероятно. Трогает даже не сюжет, а то, как Вивьен Ли играет эту роль. Трогает невероятно. После этой роли актриса, кстати, проходил лечение. Невозможно было не заболеть, не переняв этого состояния Бланш, ее нервозности, раздвоенности, собственно, болезненности. Признаюсь, я до сих пор думаю, что это один из лучших образов в мировой литературе, но, конечно, очень сложный и трагичный.

Роман и замужество Вивьен Ли с Лоуренсом Оливье – легенда. Когда актрисы не стало, он часто потом сидел в кресле-качалке и говорил, вспоминал: «Такая была любовь». Это была очень известная и очень звездная пара. И чувства их были – да, очень сильными. Когда Вивьен увидела его впервые, сразу сказала, что хочет его завоевать. Оливье был женат. Потом развелся. Когда они приехали в Америку, им даже не разрешали селиться в одном номере – казалось, что это неудобно. Если в Англии подобная раскованность была обыкновением, в Америке это все было еще весьма непринято – открытость и свобода отношений не приветствовалась. Она называла его Ларри, и очень любила. Их звездные роли: «Антоний и Клеопатра» по Шекспиру, и «Цезарь и Клеопатра» по Б. Шоу очень известны. «Цезарь и Клеопатра», где Клеопатра еще совсем девочка, юная, «Антоний и Клеопатра» – Клеопатра уже взрослая, обворожительная женщина…

Вивьен Ли отпевали в церкви недалеко от Национальной Галереи и Национальной Портретной Галереи, где хранится ее знаменитый портрет с тенью (двойной силуэт). Прах Вивьен развеян над озером.

Надо вам сказать, что подобной актрисы за историю мирового кино больше не было. Как не было второй Мерлин Монро, не было второй Греты Гарбо. У Вивьен Ли были другие роли. «Анна Каренина», «Корабль дураков». Каждая – четко, талантливо выстроена. Это актриса, которая своей индивидуальностью и не может быть кем-то заменена. Есть современные версии, даже спектакли, где кто-то играет ее роли. «Унесенные ветром» сохраняет популярность до сих пор как самый любимый фильм и смотрится на одном дыхании. Его украшением является очаровательная, вечно смеющаяся, вечно дурачащая мужчин, легенда прошлого, легенда настоящего времени, легендарная актриса всемирной истории кино, сильная, талантливая, обворожительная женщина, Вивьен Ли.

И еще один маленький ньюанс. Нам трудно сегодня понять, как были воспитаны люди в то время. Насколько они были деликатными, теплыми, тонко организованными, душевными. Мерлин Монро когда-то принимала в гости своего поклонника, аристократа, выпускника военного элитного заведения. В самом расцвете своей славы просто с ним дружила. Принимала его платонические обожания, теплое отношение к ней. Также Вивьен Ли. Она принимала поклонников с легкостью, достоинством, теплотой и пониманием. Скарлетт О'Харе рукоплескал весь мир, а актриса, ее сыгравшая, была добра к тем людям, которые увидела в ней свою мечту. Когда известный писатель Сэлинджер приехал в Англию (в ужасе от того, что будет с его новым романом «Над пропастью во ржи»), как его примут (сбежал из Америки почти что накануне выхода книги!), он в первый же вечер встретился с четой Оливье. Был в ужасе, ведь его герой Холден критиковал Оливье и его роль в «Гамлете»). Оливье не только не подал вида, что читал книгу, а, напротив, просил позволения почитать рассказы Сэлинджера по радио. Это была не просто звездная пара. Эта было время взаимного уважения, любви, понимания, достоинства и силы.

Современная англоязычная и скандинавская художественная литература

Что представляет собой современная художественная литература, автором которой становится женщина? Сильно ли она отличается от той, которая была раньше, в другое время? У меня, наверное, получится скорее рассказать об англоязычной литературе и шведской литературе, чем о литературе, в общем и в целом. И выбор мой продиктован исключительно личным ощущением: что важно, какая литература является знаковой, какая характеризует собой определенную тенденцию, и какую именно.

Считается, что современная проза должна быть фрагментарна, обладать незаконченностью, рванностью, дробностью сюжета, определенной разнородностью. Считается также, что она должна являть собой ироничное, саркастичное отношение к действительности. Почему собственно?

Вот что такое русская классическая литература? Русская классика (и на тот момент минимально реализующая себя женская проза) это, по большей части, рассуждения, реализация вопросов, связанных с нравственными устоями и сложностью личности, их манифестация, их изучение и описание. Достоевский, Толстой, Чехов, Бунин, Набоков. Каждый автор описывает, оспаривает, формирует представления о вечных вопросах: любовь, нежность, Бог, хороший-плохой человек. Можно возразить, конечно, что в XX-м веке на первый план выходит описание бесполезности, абсурда жизненного (как у Хармса, как у абсурдистов). Но, мне кажется, что это направление в литературе как обратная сторона медали – в любом случае попытка объяснить местонахождение человека в мире с его божественной сущностью. Я – никто, точка, пустота, но из этой пустоты все равно будет рождаться человек. В современной же литературе последних лет есть настойчивая тенденция против человека. На мой взгляд, причина вовсе не в действительности, или историческом этапе, а просто в несостоятельной личности некоторых авторов.

Какой пример будет ярким, мощным, эпифаническим? Вот, к примеру, читаю в Живом Журнале зарисовку об испанском пляже, и как известная писательница-автор наблюдает за женщиной испанской, которая «не худенькая, и не очень красива». И за мужчиной ее, который тоже «не очень какой», вернее «лысый и страшный, но ничего себе все равно». И поели они, и лежат как-то странно на песке, ничего интересного, в общем-то, или, тем более, красивого, и вдруг она, эта писательница известная, вдруг видит, что «пальцы у них сплелись» и, правда, чувствует она, эта писательница, что вот они, эти мужчина и женщина, просто Тристан и Изольда, и любовь у них навеки, как не бывает, «твоя навсегда, навсегда». И готова писательница эта что-то еще про них рассказать, но уже достаточно, чтобы закончить на таком подъеме чувства, что и сама понимает, что передать лучше нельзя. Поймала! И герои-то все наши, вот, современники, «как есть, как есть», и взлетели-то как голуби они, хлеще любого романтизма. И поразили писательницу известную, в самое сердце, похоже, и поразили.

Красоту современный женской прозы отличает слог. Почему он так важен? Чуткое отношение к слову было не всегда (в русской литературе также, Бедная Лиза Карамзина говорит о любви одами Ломоносова, и вовсе не рафинированным, утонченным русским языком, который использует Пушкин).

Недавно читала про Элиота, американского поэта. До сих пор звучат его стихи внутренним голосом, неожиданные музыкальные рифмы. «Pity» – «the debris of the city». «Pity» – жалость, а «debris of the city» – свалка города. Совместить эти два понятия, это как небо и землю вместе соединить. Правда жизни? Да нет же! У Элиота – музыка! Не что слова обозначают, а как звучат эти словесные аккорды! Мягко, благозвучно, так мило уху и сердцу! Или “one night cheap hotels” – “oyster shells”. Дешевые гостиничные номера на одну ночь – устричные раковинки. Но ведь дешевые номера – какой-то полет мгновения, этакая бесшабашность, почти студенческая, да еще ресторанчики, где устрицы, и нужно долго их выковыривать. А все равно самое главное не эротика гостиниц на одну ночь, где все еще незнакомо и остро, но огласовка – hotels – oyster shells. Hotels как и oyster shells – два ударения! Как поанглийски, Ромео и Джульетта произносятся как «Роми-О и Джу-лиЕт»! Они рифмуются! Они совершенное дополнение и отражение друг друга.

Так вот, о женской прозе. Есть авторы, такие как Ж. Уинтерсон, например, которые чувствуют музыкальность слова очень хорошо. Можно их произведения анализировать с точки зрения того, о чем они, эти произведения, какие психологические установки существуют у автора и героев. О Уинтерсон, например, есть критическая литература, которая вскрывает различные «камни преткновения» тематики ее книг, так называемая традиция «нарративов травмы», которая показывает, что романы Уинтерсон часто об «идеальной любви», которая потеряна и невозможна, о ее несостоятельности. Но дело в том, что Уинтерсон как раз воссоздает в текстах заново то, что утеряно. Красота языковых средств как будто бы восстанавливает потерянный, неправильный жизненный сценарий. Набоков, возможно, сходным образом, писал «Аду» (Ada or Ardour), которая в некотором смысле история «Лолиты», «Анны Карениной» со счастливым концом. Первая книга Уинтерсон “Oranges are not the only fruit” – наделала много шуму. Бунт против католицизма, фальши, поиски собственной идентичности, флуидная гендерность и сексуальность. Но это сюжет, история. А вот когда появляется «Written on the body» – это уже проза, ажурная, нежная. Сюжет как всегда почти однозначен. Серия любовных историй и вдруг – главная встреча, романтическая, сильная. В конце книги героиня погибает, и автор описывает до мельчайших подробностей тело, кожу, кровь, мышцы героини. При пристальном лингвистическом анализе текста произведения видно, что дискурс медицинский совмещен в нем с музыкальным: о самом высоком эфемерном иногда говорится как о самом низком, и наоборот, передан весь спектр возможных чувств и эмоций. Есть даже научные работы по фоно-семантике, синкретизме, то есть исследования в которых показано, как Уинтерсон выражает в прозе звуковые обертоны и цветовые оттенки одновременно.

Героини Уинтерсон обладают сверхчувствительностью, поэтому для них мир реальный и вымышленный всегда объединены. Неслучайно в книги «Powerbook» героиня ищет своего избранника по интернету. Неслучайно, в конце книги приводятся, в традиции постмодернизма, разные типы финалов, концовки произведения. Много в ее книгах написано об искусстве. Например, о Рембрандте: «ни один художник никогда не делал себя столь очевидно, и субъектом и объектом своих произведений» (PB: 214). Что особенного в этой фразе? Рембрандт? Что дает это случайное сравнение читателю? Моментальная вспышка воспоминаний о его картинах. Субъект-объект – почти полное слияние, а потом распад – Адама и Евы, вечного и конечного. При описании главной героини автор всегда лаконична: «Simple. Expensive”. Просто. Дорого.

Сходным образом, довольно забавен диалог (на фоне истории о Святом Граале), в котором автора спрашивают, что ее интересует. – What are you interested in? – Boundaries. Desire. – What are you writing about? – Boundaries. Desire. – Can you write about anything else? – No. – Что вас интересует? – Границы. Желания. – О чем вы пишите? – О границах. О желании. – Вы можете писать о чем-то еще? – Нет!

В книге Gut Symmetries («Симметрия света») автор снова рассуждает о границах и жизненном опыте: «Жить по-другому, любить по-другому, думать по-другому или пытаться. Настолько ли опасна красота, что лучше жить без нее (стандартная модель) или попасть в ее объятия как в огонь? Нет открытий без риска, а то, чем вы рискуете наглядно демонстрирует то, что вы цените. В трагедии Нагасаки и Хиросимы заложена идея красоты свободных частиц Эйнштейна» (G.S. 103). «Отдаться любви – это пойти на риск и неминуемо взорвать свой мир». «Разорвать нарратив. Забыть теории, о которых рассказывали и попробовать рассказать историю в новом стиле, с разными гравитациями. В квантовой теории существует миллион различных миров, непроанализированных, потенциальных, которые, возможно, наблюдают за нами, и в которые мы, возможно, никогда не попадем как в кротовины. Если мы найдем такую кротовину, мы, ведь, никогда не вернемся обратно». «Я не могу перенести мое тело в пространстве или во времени, но я могу отправить мое сознание и использовать истории, написанные кем-то, или нет, чтобы попасть в то пространство, которое еще не существует, – в будущее. Истории – карты. Карты путешествий, которые еще не были совершенны».

“Есть физическая реальность: стол, стул, машины, то, что материально и известно, что поддается доказательствам, подтверждением реального мира. Но есть реальность психики, воображаемая реальность, эмоциональная реальность, то, что не подвержено доказательствам. Мы понимаем мир как оппозиции – черное и белое, хорошее – плохое, мужчина – женщина. То, что можно найти и определить. Но то, что невидимо для нас, оно ведь также необходимо для нашего благосостояния, для нашего счастья и здоровья». (Gut Symmetries and Salon interview, 28/04/1997, p. 263)

Уинтерсон живет Оксфорде, окруженная поклонницами и поклонниками. На протяжении всей истории ее творчества, никому не пришло в голову ее осудить, ужаснуться личной жизни, поставить под сомнение чрезмерную мечтательность и острый ум. Ее проза нравится мужчинам и женщинам. Женщины находят в ней ту отдушину полета фантазии, которая необходима для эмоционально насыщенной жизни, мужчины – как ни странно – часто читают Уинтерсон для того, чтобы понимать мир женщины лучше, осязать его сложность, неоднозначность, каждодневную изменчивость. В тексте не так важен сюжет. Миры, телескопы, звезды. Скорее важно признание того, что человек сложен, что он любим и любит, что мир, несмотря на его ужасы, тоску, обыденность, стоит этой непростой жизни, которая протекает и в борьбе с собой, и в борьбе с другими.

Из миллиона других авторов-женщин можно выбрать еще одно имя. Зади Смит (Zadie Smith) и ее роман «Белые зубы». Пост-колониальная традиция в англоязычной литературе предполагает, прежде всего, что традиции, культурологические, исторические, совмещаются и сосуществуют. Не существует какой-то одной истории, есть множество историй, есть их переплетение и взаимодействие. Они, эти ветки истории – разнонаправленны, так как нет одной общей культурной традиции, или стереотипа. Идентичность героя Зади Смит Самада рисуется в романе сквозь призму чувства гордости за жизненный путь Мангала Данде, чьи действия в свое время спровоцировали известное событие в истории – восстание сипаев в 1847 году, когда англичане заставили индийцев (индусов и мусульман) использовать для смазки ружей жир свиней и коров (что было невозможно для представителей обеих религий, и что вызывало колоссальное в истории кровопролитие).

Образ Арчи реализуется в тексте благодаря тому, что он спасся от идеи самоубийства, повстречав свою новую жену, чья мать когда-то жила на Ямайке и была вывезена на континент английским колонизатором.

Критики отмечают, что главной темой романов Зади Смит становятся чувства не смятения, а некоторого смешения, удивления, потерянности (confusion), что и придает книге определенный комичный тон. Магид, один из героев, приезжает в Англию и больше не чувствует себя индийцем. Наоборот, он чувствует себя стопроцентным английским лордом (значительно более исконным, чем англичане себя ощущали когда-либо). Сходным образом японский по происхождению автор К. Исигуро написал в свое время роман «Исход дня» (Remains of the Day), в котором традиционный образ английского дворецкого, честного, чистого, сдержанного, правильного, с огромным достоинством, прочувствован и прописан намного сильнее, чем у самого традиционного и исконного английского автора.

Милле, другой герой Зади Смит, попал под влияние исламской группировки: вместо того, чтобы приобрести неоднозначную, гибридную идентичность, становится тривиальным националистом. Забавно, как описан эпизод несомненной веры жителей бывших колоний, а теперь граждан Великобритании в свою новую страну. В книге описан известный ураган, который произошел в 1987 году и освещался всеми СМИ. Герой Арчи дает совет своей семье спокойно выходить из дома (несмотря на ураган), так как к этому недавно призвал известный оракул, корреспондент БиБиСи: «Если мистер Фиш говорит так, так оно и есть. Он же и БиБиСи».

Смесь традиций и некоторая неопределенность, в результате, сводится в романе Зади Смит к так называемому парадоксу Зенона: в случае Ахиллеса и черепахи, как бы быстро ни двигался один, он все равно не сможет обогнать другого. Здесь поднимается не вопрос оценки, а вопрос о том, что невозможно одну культуру полностью подменить другой. Невозможно одну традицию заменить другой, они буду сосуществовать и ступать в конфронтацию друг с другом.

Мы движемся к будущему только для того, чтобы еще лучше объяснить прошлое. Снова – тема памяти, общих или различных культурных традиций. В самом конце книги раздвоенный эпизод. Кадр из фильма. То ли что-то ужасное происходит, то ли мышка бежит. Что важнее станет для читателя? Снова – политически корректный вывод и выбор. То, что хотите, то и имейте. Что видите, то и смотрите: