Текст книги "Англоязычная (европейская и американская) литература. Краткий обзор"

«Наверное, было бы интересно провести исследование, касающееся настоящего: разделить зрителей на две группы – одни будут смотреть на истекающего кровью человека, осевшего на стол, другие станут наблюдать, как улепетывает со всех лап непокорная коричневая мышка. К примеру, Арчи следил за мышью. Он видел, как она на секунду замерла с самодовольным выражением на мордочке, будто и не ожидала ничего другого. Потом скользнула по его руке и помчалась по столу, уворачиваясь от чьих-то норовящих ее поймать ладоней». Зади Смит 43 года. Она родилась в Лондоне, темнокожая британка, так удивительно способная к приятию разного и различного, с радостью, бодростью, пониманием, иронией, необыкновенным умом рассказала историю стольких людей, традиций и культур.

А какая современная шведская женская проза? Тоже очень разнообразна, часто очень сдержана. Нет, проблем в Швеции не так мало. Но «сдержана» литература потому что автор сначала думает, а потом пишет, не решает свои проблемы в процессе написания.

Вот, например, поэма Эбба Витт-Браттстрем, «Сага века. Битва за любовь», приведенная во втором номере журнала «Звезда» за 2019 год, полностью посвященному шведской литературе:

ОН:

Умиротворение, которое приходит

Во время терапии связано лишь с тем,

Что обе стороны возразили себе

из-за относительного покоя,

что другой им уступил и скоро примет все условия.

На самом деле никто не отступает ни на дюйм.

И только времени вопрос

Когда война начнется снова.

ОНА:

Ты говоришь на языке силы, друг мой.

В любви, как на войне, нет победителей.

лишь проигравшие.

«Поцелуи и укусы так похожи,

И тот, кто правда любит, часто путает одно с другим»…

В стихотворении огромное количество гиперссылок на всемирные произведения мировой литературы. А заканчивается эта поэма тоже очень красиво:

ОН:

Я знаю вас, женщин,

Вы все – мимозы.

ОНА:

Добро пожаловать домой.

Себе говорю.

В чем пафос? В том, что о современном мире, с его ужасами, жестокостью, эгоизмом, накладывается фактически гекзаметр, которым писал в свое время Гомер. Это почти эпическое повествование, полное сдержанности, юмора, и главное – любви, к себе, к человеку, к его трудностям и слабостям.

Моим первым откровением в отношении скандинавской литературы стал Э. Лу с его «Наивно. Супер», и особенно – «Во власти женщины», роман, написанный норвежским писателем как будто он пишет сценарий, то есть кратким обвязками, повествующие в нескольких строчках, о чем идет речь.

Роман трогателен до невозможности. С одной стороны, главный герой счастлив, что Марианна к нему, наконец, переехала (ночью просыпается и говорит, что плачет от любви, но также плачет и от того, что беспокоится: ведь он только собирается влюбиться в нее, не подумает ли Марианна, что он просто хочет воспользоваться ее телом):

“Ночью я проснулся и долго не мог уснуть. Меня вдруг осенило, что я веду себя в отношении Марианны не очень порядочно. Не так, как следует вести себя с женщиной, в которую собираешься влюбиться. Я понял, что говорю с ней неискренно, часто иронизирую и придираюсь по пустякам, совершенно незначительным по сравнению с той большой любовью, которая должна возникнуть между нами, и я битый час лежал и думал, что по части любви я определенно недотягиваю.

Наконец я разбудил Марианну. Марианна, пожалуйста, проснись! Я гладил ее по шее, по лицу и шептал, что она красивая и что она должна проснуться. Она проснулась, кожа у нее была синяя. Вокруг была синяя тьма. За окном возле уличных фонарей кружился рождественский снег. Я спросил у Марианны, не кажется ли ей, что я плохо к ней отношусь. Нет, не кажется. Не заметно ли в моем поведении иронии, высокомерного умничания? Нет, не заметно. Может, эгоистичность? Или деструктивное поведение? Или, может быть, я интересуюсь только ее телом? – настаивал я. Нет, нисколько. Ну тогда какое же оно, мое поведение? – спросил я. Она сказала, что довольна мною во всех отношениях».

C другой стороны, главный герой не всегда может выдержать ее каждодневное присутствие (так часто теперь ходит в бассейн, что его руки все пропахли хлоркой!) Когда они на какой-то момент расстаются, и он встречает Марианну на улицу с новым знакомым, он не пишет об этом пафосно напротив, прикладывает все усилия, чтобы мы его расстройства даже не заметили: «я встретила Марианну и ее новому друга», «мне не нравится новый друг Марианны».

А вот как главный герой описывает покупку Марианной дорогого красного вина за сто крон!

«Ну как? – с воодушевлением спросила она после первого глотка. Что как? – удивился я. Она с раздражением показала на бутылку. Ах это… отличное вино. Очень хорошее и ни на что не похожее. Оно так приятно обволакивает рот и горло. Конечно вино хорошее, сказала Марианна. Но не мог бы ты подобрать какое-нибудь другое слово? Какое другое? – удивился я и стал напряженно думать, не знаю ли я другого слова. Я пытался придумать какое-нибудь слово, кроме «хорошее», но нашел только слово «превосходное» и еще несколько похожих слов. Восхитительное, сказал я после короткого раздумья. Да, согласилась Марианна, ну а еще? Еще? Нет, больше мне ничего не приходит в голову. Может быть, ты подскажешь? Конечно подскажу. И она объяснила, что мы пьем вино, которое отличается яркой индивидуальностью. Про него нельзя сказать, что оно просто хорошее. Нельзя, и все. Почему же нельзя? – удивился я, но она попросила не перебивать ее. На ее взгляд, это вино было грациозным и легким, оно отличалось ярким вкусом, а не каким-то там приглушенным и сдержанным. Я понял, что Марианна очень довольна своим вином. Она пригубила бокал, глубоко вздохнула и сказала, что уже очень давно не пила вина, которое было бы столь содержательным. А главное, столь дерзким. Оказывается, мы пили дерзкое вино.

Дерзкое, верно, сказал я и сделал глоток побольше. М-м-м. И еще я сказал, что, по-моему, черт подери, она права. Оно как будто пытается скрыть от нас свою тайну, продолжала Марианна, и мгновенно улетучивается, не дожидаясь нашего суда. Странная летучесть для тех краев, сказала она, оно словно трусит, я всем горлом ощущаю его трусость. Попробуй! Мне следовало тут же убедиться в ее правоте (и она прижала свой бокал к моим губам). Я долго смаковал вино и сказал, что она права, вино как будто хочет прикинуться более недолговечным, чем оно есть. Марианна пристально посмотрела на меня. Дурак! – только и сказала она».

Мне необыкновенно нравится и близко, что есть женщины-авторы, которые представляют весьма провокационные проблемы с живостью любви к человеческому и любому его проявлению: один из недавних нашумевших романов финской писательницы о женщине, которая приходит к психоаналитику, рассказывает о своих эмоциональных трудностях.

Финские авторы-мужчины воссоздают возможные миры также достаточно умелым, тонким образом, рассказывая, например, о том, как один из героев строит дом с целью вернуть туда потерянную семью (как делает Кари Хотакайнен), или рассказывает о том, как мать одно за одним пишет письма своим детям, объясняя, почему теперь не нужно общаться, заканчивает одно из писем словами «заранее спасибо, что больше меня не побеспокоите» (ее имя) (тема романа Юнас Хассена Кемири «Все, чего я не помню»)

Женщины-авторы склонны и выписать тщательным образом мало значащие по старым канонам детали быта, и воссоздавать вымышленную биографию: изящно и даже вызывающе выстраивает канву и придумывает цепь событий из жизни Марины Цветаевой и ее дочери Ариадны Рийкка Пело.

В одной из критических статей о скандинавской литературе, я подчерпнула мысль о том, что здесь живут «по контракту». Подобная идея вовсе не означает, как может показаться на первый взгляд, что герои такого романа или жители такого общества, неискренни, или слишком официальные. Наоборот, подобное определение показывает, что житель скандинавской страны старается быть максимально приятным, полезным для общества. Его вежливость, услужливость и умение держать себя в руках обусловлены его стремлением быть не только человечным и миролюбивым, но учит искренне сопереживать другому, взрослея и становясь, наконец, разумным, здоровым, полезным представителем общества, в котором живет.

Литература:

Peter Childs. Contemporary novelists. British Fiction since 1970-s. London: Palgrave Macmillan, 2005. P. 255–281

Журнал “Звезда», № 2, 2019

Материалы частично опубликованы в Slavicum Press, Laboratory of Slavic Studies, University of Zurich

На фоне повести Эрика Сигала «История любви»

Повесть американского писателя Эрика Сигала «История любви» была написана в 1970-м году, стала бестселлером и была переведена на 33 языка, издана тиражом 21 миллион по всему миру. Одноименный фильм стал лидером проката в 1971 году, удостоен премии «Золотой глобус». В России роман был опубликован в 1983 году.

История любви гарвардского студента Оливера и его спутницы Дженни вдохновила на тот момент читателей своей необыкновенной романтичностью, чистотой, пронзительностью. Оливер учится в Гарварде. Конечно, это не может быть обыкновенный университет, это вселенский центр интеллекта и традиции. Напомним, что в Америке, как и в других странах, элитные учебные заведения (такие как Университеты «Лиги Плюща») весьма малочисленны, а даже если и многочисленны, то имеют собственные законы жизнедеятельности, традиции, являют собой пример закрытого общества, которое взаимодействует с окружающих миром, но при этом и является его автономной частью. Дженни происходит из несколько другого социального круга. Для Америки постулирование неоднозначного, разного, иного – обязательно. Тема восхождения или нисхождения по социальной лестнице отражается фактически в любом произведении. Яркий тому пример – драйзеровская «Американская трагедия» (с ее современным воплощением в виде фильма Match point), книга, в которой главный герой так увлечен своим новым положением в высшем обществе, что с радостью решается убить свою предыдущую спутницу, почти не задумываясь о возможных последствиях, и даже не имея укоров совести.

Сходная традиция наблюдается во многих произведениях. Америка постулирует свою способность к предоставлению свобод, которые разрешают и дают шанс фактически на все. Английская регламентированная традиция класса, с его жесточайшей иерархией не позволяла долгое время хоть какого передвижения из класса в класс, с места на место. Знаменита фраза Бернарда Шоу о том, что как только англичанин начинает говорить, мы уж сразу слышим, кто он такой. Это абсолютно правильное заявление, так как в Англии долгое время для определения социальной принадлежности существовала лишь идея «происхождения» (background), то есть воспитания, семьи, из которой человек происходит, земель, частной школы, в которой он учится.

Для Америки идея отлична совершенно. И хотя Джон Кеннеди происходит из своего собственного аристократичного, католического клана, в его окружении может появиться человек из любой ячейки общества.

В Англии подобный стереотип меняется лишь 90-е годы. Традиция футболиста Бекхэма и его подруги, знаменитой Пош Спайс, которая пользуется бешеной популярностью среди подростков, демонстрирует возможную реализацию американского пути и на английской земле. В одном из английских блокбастеров Love Actually («Реальная любовь»), актер Хью Грант радостно сообщает, будучи премьер министром по ходу сюжета, о том, что они – «страна левой ноги Бекхэма, и правой ноги Бекхэма». Напомним, что именно в это время известный футболист как раз ломает свою ногу, а позже сам Бекхэм, и тоже, как известно, появляется на катере во время последней олимпиады, вместе с королевой Елизаветой I.

Итак, «История любви» …Он – очень красив, образован, обаятелен, и он играет в местной хоккейной команде. Это тоже очень важно. Любой европейский или американский университет хранит традиции. Необходимо, чтобы мальчики играли в футбол или хоккей, без этого нет воспитания характера. В частных школах, во все времена, как и во всех Университетах, спорт, по античной традиции, даже важнее занятий или уроков.

Знакомятся в библиотеке.

«– Полифония Ренессанса.

– А что такое "полифония"?

– Ничего сексуального, Преппи! Почему я все это терплю? Может быть, она вообще не читает "Кримзон" и не знает, кто я такой?

– Эй, ты что, не знаешь, кто я такой?

– Знаю, – ответила она с пренебрежением. – Ты – тот самый парень, которому принадлежит Бэрретт Холл.

Она действительно не знала, кто перед ней.

– Бэрретт Холл не принадлежит мне, – заюлил я. – Просто мой прадедушка подарил его Гарварду.

– Для того чтобы его правнука наверняка приняли в Гарвард.

– Дженни, если я, по-твоему, такой дебил, то тогда зачем, ты потащилась со мной пить кофе? Она подняла глаза и улыбнулась:

– Мне нравится твое тело.

Одно из главных качеств настоящего победителя – это умение красиво проигрывать. И здесь нет никакого парадокса. Истинный гарвардец способен превратить в победу любое поражение…

И, провожая Дженни до общежития, я все еще надеялся взять верх над этой рэдклиффской спутницей.

– Послушай, в пятницу вечером будет хоккейный матч. Играет Дартмут.

– Ну и?

– Ну, и я хочу, чтобы ты пришла. Она ответила с характерным для Рэдклиффа уважением к спорту:

– А какого черта я должна идти на этот чертовый хоккейный матч?

Мне удалось ответить небрежно:

– Потому что играю я.

– За какую команду? – спросила она».

Это не просто подростковая любовь, это очень сильная любовь. Юность лишь своеобразная маска развернувшейся авансцены. Дженни собирается ехать во Францию, путешествовать. Оливеру это не нравится. Брак – единственная возможность избежать расставания, которое невозможно после того, как оба знакомятся в библиотеке Университета, и продолжают встречаться долгое время. Когда они женятся, то снова жизнь ставит на свои места романтическую идею о счастье. Болезнь Дженни, лейкемия – точный ход подведения итогов о романтической традиции в жизни. Жизнь и смерть ставит эту сказочную историю на новый уровень философского повествования. Для Америки очень характерна способность создания сказки, за которую Голливуд и другие художественные и кинопроизведения часто критикуют. Однако, именно в Америке удается показать, как удивительно счастлив может быть человек просто в маленькой деревушке. Так в фильме Джармуша «Паттерсон», где действие происходит в маленьком городке, а главный герой – просто водитель автобуса, он и пишет своей возлюбленной стихи, он и живет жизнью маленького уютного городка, где никто никуда не торопится, а существует лишь закон временных координат, времени, которое иногда может останавливаться.

«История любви» Эрика Сигала – гимн чувству и гимн суровому приговору жизни, которая не позволяет долго смотреть на события сквозь розовые очки. Однако, в этом обманном мире иллюзии, красивого молодого парня, и такой современной американки таится много того, о чем каждый человек неминуемо мечтает. В русской традиции «Вам и не снилось» собирало в какой-то момент огромную аудиторию, не являя собой эталон правдивого повествования. Обнаженность чувства не может оставить человека равнодушным даже в эпоху апокалипсиса. Пусть для этого необходимо «сдобрить» неправду страхом пандемии, вируса или болезни крови.

Жанр научной фантастики: утопия на планете Марс со смыслом или без него

По мотивам рассказа Джона Уиндема «Нет места равного Земле» («No Place like Earth»)

1. Джон Уиндем и его дебют

Джон Уиндем является известным классиком-фантастом. Стиль его произведений – логичное, жесткое повествование, без излишних подробностей жюль-верновской школы. Дебютируя в 1931 году, Джон Уиндем писал под многими псевдонимами, при этом его романы-катастрофы обычно повествуют не о самих катастрофах, а о поведении людей. В одном романе все теряют зрение, при этом в жизнь вторгаются хищные плотоядные растения. В другом романе планету Земля неожиданно посещают инопланетяне. В общем-то известный лозунг Дарвина «Выживает не сильнейший, а наиболее адаптируемый» как раз и является основным философским вопросом, который ставит перед читателями классик научно-фантастического жанра.

Рассказ «Нет места как Земля» (1951) был впервые опубликован в сборнике других рассказов, а затем издан посмертно в сборнике 2003 года с одноименным названием. Повествование не так интересно по своей структуре или фабуле, сходно с другими произведениями автора. Единственное его отличие – место пребывание главного героя – планета Марс. Там он знакомится с девушками, там оценивает и переоценивает жизненные ситуации, там осознает последующую судьбу планеты, ее гибель, там же заново смотрит на свою жизнь, как и на судьбу своих других и родственников, которых, впрочем, по счастью, не так много, то есть о его отсутствии мало кто будет сожалеть.

Интересна ли подобная проза? И что в ней?

Безусловно, на память приходят несколько произведений схожих по своему содержанию, целевой аудитории, времени создания, основной идеи. Например, «Война миров» Герберта Уэллса (1897), как и бесконечные утопии, начиная с Платона и Томаса Мора. «Бойня Номер Пять» Курта Воннегута о бомбардировке Дрездена во время Второй мировой войны (1969) отличается тем, что вводит идея нарратива завоевания как жанра (invasion narratives), то есть в некотором смысле приурочено к конкретному историческому времени.

2. Великие пращуры Джона Уиндема

Сходные мотивы наблюдались и в других произведениях. Правда, важно отметить, что были они намного, то есть значительно лучше разработаны. Великие пращуры подобного типа прозы, например, «Маленький принц» (1943) Антуана Сент-Экзюпери (1943). Несмотря на то, что произведение было написано о посещении другой планеты, создается оно как раз во время войны и как нельзя лучше воссоздает атмосферу того времени. Книга не сразу нашла своих читателей, но через какое-то время была распродана рекордным тиражом.

Это трогательная история о том, как пилот, чей самолет терпит крушения, встречает в пустыне мальчика. Это полная иносказаний история – искренняя, легкая, обращенная к душе человеческой от имени взрослого, и ребенка. Маленький принц – это не только сказочный персонаж, но мальчик, сын, которого Экзюпери так хотел иметь. Одновременно – это и каждый из нас с вами, оказавшийся на планете Земля, так часто, одинокий и не всегда всем понятный.

Очевидно, что особенно это одиночество человеческое было заметно до и после Второй мировой войны. Как, впрочем, «до и после» любой войны. До начала военных действий в воздухе буквально ощущалось предстоящее разрушение, агрессия, нарастающая власть диктатуры. Экзюпери, подобно американскому классик Сэлинджеру, будучи образованным, чутким человеком не мог не понимать, как сложно в этом задушенном мире балансировать здравомыслящему человеку. Мир становился несправедлив к каждому. И тем не менее, в книге найден правильный ход – встреча пилота с мальчиком, который, обладая характером и самобытностью, как, впрочем, каждый из нас, очень нуждается во взрослом человеке, хоть и ставит под сомнения все его устоявшиеся идеи и мировоззрение. «Нарисуй мне барашка!», – говорит Маленький Принц. «И я – нарисовал», – отвечает пилот. Удивительно, что иллюстрации к книге делал сам Экзюпери, так как те наброски, которые предложил его бывший иллюстратор-художник, совершенно не подошли, были наивными и вульгарными.

Интересно, что, помимо образованности, яркости, открытости взглядов Экзюпери славен своим поразительным героизмом. Он был пилотом – профессионалом, пилотом – ассом, который летал над Африкой, месяцы проводил в безводной пустыне, когда каждая минута могла стать последней, работал в Аргентине (в качестве технического директора «Аэропоста-Аргентина», филиала компании «Аэросталь». Был переведен в кавалеры ордена Почетного Легиона за вклад в развитие гражданской авиации, затем работал корреспондентом в Испанни, а потом уже – в России. Экзюпери был человеком действия. 4 сентября 1939 года, на следующий день после объявления Францией войны Германии, он явился по месту мобилизации на военный аэродром Тулуза-Монтодран и уже 3 ноября был переведён в авиачасть дальней разведки. Это было его ответом на уговоры друзей отказаться от рискованной карьеры военного лётчика. В одном из писем в ноябре 1939 года он писал: «Я обязан участвовать в этой войне. Всё, что я люблю, – под угрозой. В Провансе, когда горит лес, все, кому не всё равно, хватают вёдра и лопаты. Я хочу драться, меня вынуждают к этому любовь и моя внутренняя религия».

Неоднозначные взгляды Экзюпери имели самые прямые последствия. Он смело и откровенно высказывается о возможном исходе войны (в неотправленном письме генералу Шамбу): «Какой же смысл выигрывать войну, если мы снова окажемся в состоянии столетней революционной эпилепсии. Когда немецкая проблема будет, наконец, решена, все реальные проблемы только появятся. Вряд ли ситуация в США изменится после войны, как это было в 1919 году. Нет определенной идеологии, поэтому опять появятся 36 сект, которые только будут друг друга делить и уничтожать. Марксизм будет уничтожен, что повлечет за собой образование огромного количества новых, исключающих себя марксистских движений. Так было в Испании. Если конечно, какой-нибудь французский Цезарь не отправит нас в нео-социалистический концентрационный лагерь навечно». Понятно, что подобные слова Экзюпери не очень-то прощали. Антуан Сент-Экзюпери – француз, а Франция на то время 30-х – 40-х годов – это страна, которая, в некотором роде латинская Швеция, страна, которой грозит потерять свой шарм и собственное самобытность. Кроме того, на тот момент Франция все еще имела колонии и непростую историю их развития. Этапы сосуществования завоеванной территории и страны-завоевательницы, этапы становления от агрессорского вмешательства, резни и бойни, до адаптации, а затем своего собственного слова колонии в истории также находят свое отражение в прозе Экзюпери.

А действие его повестей все равно чаще всего происходит в пустыне – это единственное пространство, где человек из большого города и великой страны может по-настоящему столкнуться с другим человеком, почувствовать его холод или тепло, но вступить с ним в самые близкие отношения, которые, несмотря на засуху и все возможные лишения, привнесут так много понимания о вечном, и человеческом. Его бесстрашие, неприятие каких-либо агрессивных идеологий, понимание того, что «управление неминуемо», как и кровопролитная война, и одновременная боль от того, что станет с его родной Францией, были причиной тому, что многие критики называли его пророком, которому знакомы ощущения полета сверхчувственного человека, обладающего гениальной формой мышления, но который также и – прежде всего, сопереживает чужую боль, чувствует и живет интуицией.