Текст книги "Любовь поэтов Серебряного века"
Автор книги: Нина Щербак
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Владимир Маяковский
1893 – 1830
«Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг»
В мировой поэзии XX века Маяковскому принадлежит особенная, исключительная роль. Маяковский первым из поэтов XX столетия отдал свой могучий талант революционному обновлению жизни. Пабло Неруда отметил, что под влиянием большевистской революции вся мировая поэзия «преобразилась, словно пережила настоящую бурю»… Была бурей и личная жизнь поэта…
«Эльзочка, – сказала Лиля сестре, – не делай такие страшные глаза. Просто я сказала Осе, что мое чувство к Володе проверено, прочно и что я ему теперь жена. И Ося согласен». Этот разговор произошел летом 1918 года на даче Бриков. Эльза Каган наведалась туда проститься со старшей сестрой перед отъездом в Европу. В саду она обнаружила Осипа Брика, его жену Лилю и Владимира Маяковского, сидевшего у ее ног, – тихого, счастливого, совсем не похожего на себя. «Да, мы теперь решили навсегда поселиться втроем», – подтвердил Осип Брик. Бедная Эльза решила, что все происходящее – очередной футуристический эпатаж. Однако сильнее недоумения было острое чувство горечи: она все еще любила Маяковского.
Но она же и познакомила их. В июле 1915 года Эльза привела Маяковского к Брикам, которые жили на улице Жуковского (Санкт-Петербург). Лиля была очень хороша собой, соблазнительна, знала секреты обольщения, умела заинтересовать разговором, восхитительно одевалась. Если ей нравился мужчина и она хотела завести с ним роман – особого труда для нее это не составляло. Она была максималистка, и в достижении цели ничто не могло ее остановить. «Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают, – говорила она. – И разрешить ему то, что не разрешают ему дома. Например, курить или ездить куда вздумается. Ну а остальное сделают хорошая обувь и шелковое десу[8]8
От dessous – женское нижнее белье (фр.).
[Закрыть]». Забавно, но, по словам Василия Катаняна, издателя и биографа Маяковского, «поколение за поколением, от школьника до академиков, считают своим долгом всенародно решать – кого следовало любить Лиле Брик, а кого нет». Это и дало ей основание заметить как-то: «Конечно, Володе хорошо было бы жениться на нашей домработнице Аннушке, подобно тому, как вся Россия хотела, чтобы Пушкин женился на Арине Родионовне. Тогда меня, думаю, оставили бы в покое».
А Маяковский был влюбчив. По воспоминаниям Николая Асеева, поэта-футуриста, на которого сильное влияние оказал Маяковский, влюбляясь в женщин, он «обнимал пустых и чопорных, тоненьких и длинноногих дур». Василий Катанян, однако, категорически не согласен с подобной интерпретацией, считая, что дамы сердца Маяковского были вовсе не такие, просто «Лиля Брик так и оставалась женщиной всей его жизни». Маяковский влюбился в нее c первого взгляда. По ее воспоминаниям: «Это было нападение. Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня. Два с половиной года не было у меня спокойной минуты – буквально. Любовь его была безмерна. Но я ему сопротивлялась – меня пугала его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть». В первый же вечер, прочитав ей «Облако в штанах», Маяковский попросил разрешения посвятить ей поэму и с того дня посвящал ей каждую строчку всю свою жизнь (за исключением поэмы «Владимир Ильич Ленин», конечно). Позже он назвал день их знакомства «радостнейшей датой».
Любовь Маяковского и Лили Брик не раз подвергалась серьезным испытаниям. В годы, когда революция ломала прежнее искусство, пересматривала все на свете вообще, – казалось, что и человеческие взаимоотношения должны найти новую форму. В 1922 году в их отношениях наступил кризис, и причин тому было множество. Решили расстаться на два месяца, не видеться. Лиля была убеждена – чтобы творить, нужно испытывать мучения, лишения: благополучие губит художника. 6 февраля 1923 года она писала сестре Эльзе в Париж: «Мне в такой степени опостылели Володины: халтура, карты и пр. и пр., что я попросила его два месяца не бывать у нас и обдумать, как он дошел до жизни такой. Если он увидит, что овчинка стоит выделки, то через два месяца я опять приму его. Если же нет – нет, Бог с ним! Прошло уже два месяца: он днем и ночью ходит под моими окнами, нигде не бывает и написал лирическую поэму в 1300 строк!» Очевидно, что Маяковский пошел на эксперимент, результатом чего явилась поэма «Про это».
Впрочем, у Маяковского были романы и с другими женщинами – с Натальей Брюханенко, с Татьяной Яковлевой, с Вероникой Полонской. Были увлечения и у Брик. Но они условились – когда их любовь охладеет, они скажут об этом друг другу. И вот в 1925 году Лиля написала Маяковскому, что не испытывает к нему прежних чувств: «Мне кажется, что и ты уже любишь меня много меньше и очень мучиться не будешь». Увы, это Брик только так показалось. Он продолжал любить ее, может быть, не так бешено, но продолжал. Брик была натура очень решительная, поэтому настаивать он не смел, иначе это привело бы к полному разрыву. Время шло, но боль не проходила:
С 1926 по 1930 год Маяковский и Брики жили втроем в квартире на Гендриковом переулке (Москва). Они никогда не расставались и выглядели близкими друзьями, тесно связанными общими интересами, вкусами, делами и бытом. Наталья Брюханенко, одна из возлюбленных Маяковского, впоследствии рассказывала, что однажды была свидетелем того, как в столовую, где сидел Маяковский, вошла Брик.
«Володя, дай мне денег на варенье», – сказала она.
«Сколько?»
«Двести рублей».
«Пожалуйста».
Он вынул из кармана деньги и положил перед ней. Двести рублей на варенье – в те времена – были равны нескольким студенческим стипендиям! Правда, варенье предназначалось на весь год: ведь в доме Бриков бывало так много гостей!
Власть, авторитет и влияние Лили Брик были настолько велики, что даже своим возлюбленным Маяковский докладывал, что именно Лиля сказала по поводу его страданий, как ходила с ним покупать ей костюм и как консультировала насчет цвета «Рено», который он вез ей в подарок. История с автомобилем знаменательна. Лиля загорелась этой идеей, ведь она любила все новое, модное. «Это будет очень современно», – написала она в дневнике. А Маяковский так хотел ее порадовать, что был готов исполнить любой каприз. Они долго обсуждали марку машины, копили деньги. Брик научилась вождению, успешно сдала экзамены и получила права. Самой дешевой маркой машины в то время была «Рено». «Про машину не забудь, – писала Лиля в Париж Маяковскому в 1928 году. – 1) Предохранители спереди и сзади, 2) добавочный прожектор сбоку, 3) электрическую прочищалку для переднего стекла, 4) фонарик сзади с надписью „стоп“, 5) обязательно стрелки электрические, показывающие, куда поворачивает машина, 6) теплую попонку, чтобы не замерзала вода, 7) не забудь про два добавочных колеса сзади. Про часы с недельным заводом…» Маяковский сначала отвечал, что с гонорарами плохо, но машину все-таки купил. Это был четырехместный красавец, снизу светло-серый, а верхняя часть и крылья – черные. Брик пишет: «Я, кажется, была единственной москвичкой за рулем, кроме меня управляла машиной только жена французского посла!»
Брик редко ревновала Маяковского. Соня Шамардина была очень красивая девочка, белокурая, с зелено-голубыми, миндалевидными глазами. Но за ангельской внешностью скрывался бешеный темперамент и неутолимая жажда жизни. Северянин был в нее влюблен без памяти. Чуковский тоже за ней ухаживал. Он и познакомил ее с Маяковским в 1913 году, на одном из вечеров футуристов. «Возвращались однажды с какого-то концерта-вечера, – вспоминала она много лет спустя. – Небо было хмурое. Только изредка вдруг блеснет звезда. И тут же стало слагаться стихотворение: „Послушайте! Ведь, если звезды зажигают – значит, это кому-нибудь нужно?..“ – держал мою руку в своем кармане и наговаривал о звездах». Шамардина стала одной из героинь «Облака в штанах» (вторая – одесская художница Мария Денисова, еще одна возлюбленная Маяковского, правда, не ответившая ему взаимностью, под впечатлением чего он зимой 1914 года и написал поэму). Впрочем, «Облако в штанах» посвятили уже Лили Брик, а бывшая гимназистка Софья Шамардина вышла замуж за большевика, потом сама стала партийным работником, уже после смерти поэта отсидела 17 лет в лагерях и закончила свою жизнь в доме для старых большевиков в Переделкине. Брик до конца своих дней поддерживала с ней хорошие отношения и часто пересылала в Переделкино конфеты, книги и лекарства.
Единственная женщина Маяковского, к которой Брик ревновала, была Татьяна Яковлева. Но эта ревность была особенной: поэт посвятил Татьяне стихи, а значит, изменил в творчестве. В неопубликованных записках Брик есть такие строки: «Я огорчилась, когда Володя прочел „Письмо из Парижа о сущности любви“. Маяковский на мое огорчение огорчился еще больше меня, уверял, что это пустяки, „копеек за тридцать лирической мелочи“ и что он пишет сейчас стихи мне в виде письма, что это будет второе лирическое вступление в поэму о пятилетке (первое „Во весь голос“), что обижаться я на него не вправе, что „мы с тобой в лучшем случае в расчете, что не нужно перечислять взаимные боли и обиды“. Что мне это невыгодно, что я еще останусь перед ним в большом долгу…»
Роковой женщиной в жизни Маяковского считается Вероника Полонская. На нее внимание обратила сама Лиля Брик. Именно она в 1929 году пригласила начинающую актрису МХАТа играть в фильме «Стеклянный глаз», который Осип Брик снимал вместе с режиссером Жемчужным. Отцом Полонской, кстати, был знаменитый король экрана Витольд Полонский, партнер Веры Холодной. От отца актриса унаследовала ослепительную красоту. Роман с Маяковским протекал бурно. Она была замужем, и поэт упорно добивался, чтобы она оставила мужа. Воспоминания Полонской были долгое время запрещены, но затем опубликованы. Вероника Витольдовна – свидетель последней минуты жизни поэта. Их объяснение на квартире Маяковского было тяжелым, но перед уходом Полонской Маяковский поцеловал ее, ласково успокоил и пообещал позвонить в пять часов. Она только вышла и сразу же услышала выстрел. Полонская закричала, заметалась по коридору, не в силах заставить себя вернуться. Когда же она все-таки вбежала в комнату, там еще стояло облачко дыма от выстрела. «Владимир Владимирович лежал на ковре, раскинув руки. Глаза у его были открыты, он смотрел прямо вперед на меня и все силился поднять голову. Казалось, он хотел что-то сказать, но глаза были уже неживые. Потом голова упала, и он стал постепенно бледнеть…»
И Брик, и Полонская потом еще долго-долго жили. На протяжении многих лет они встречались, даже симпатизировали друг другу. Брик даже однажды сказала: «Как ужасно поступил Володя по отношению к Норе! Он искалечил ей жизнь, упомянув о ней в предсмертной записке. Ее на следующий день напечатали в газете, все узнали об их романе, муж бросил ее. Уверена, что Володя сделал это не со зла, он хотел обеспечить ее, но объективно – Нора же осталась одна!..» В свою очередь Полонская, узнав о смерти Брик, написала: «Я всегда очень любила Лиличку и глубоко ее уважала…»
Лучшие стихотворения Владимира Маяковского – о любви и посвящены Лиле Брик. Потрясающая по силе лирика:
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
Сергей Есенин
1895 – 1925
«Жизнь моя, иль ты приснилась мне»
Сергей Есенин родился 21 сентября (3 октября) 1895 года в селе Константинове Рязанской губернии, в крестьянской семье. С 1912 года он с отцом жил в Москве, работал в книжном магазине, а в марте 1913 года устроился в типографию помощником корректора. Вскоре корректор Анна Изряднова стала его женой. Она вспоминала о Есенине так: «Только что приехал из деревни, но на деревенского парня не был похож – на нем был коричневый костюм, высокий крахмальный воротник и зеленый галстук. С золотыми кудрями он был кукольно красив… Настроение было у него упадочное – он поэт, никто не хочет его понять, редакции не принимают в печать, отец журит».
Брак с Анной с первых дней семейной жизни показался Есенину ошибкой. В 1915 году, несмотря на рождение сына, он оставил жену и уехал попытать счастья в журналах Северной столицы. В Петербурге он сразу отправился к Александру Блоку. Тот, назвав молодого Есенина «талантливым крестьянским поэтом-самородком», ввел его в круг поэтов. Перед петербуржской творческой интеллигенцией Есенин изображал этакого «наивного, простодушного паренька», хотя ни простодушия, ни наивности в нем никогда не было. Близкий друг поэта Анатолий Мариенгоф вспоминал, как Есенин весьма цинично объяснял свой успех в Петрограде: «С бухты-барахты не след идти в русскую литературу. Искусную надо вести игру и тончайшую политику. Не вредно прикинуться дурачком. Шибко у нас дурачка любят… Каждому надо доставить удовольствие».
Во время этих самых политических игр ради завоевания популярности в модных литературных салонах в жизни Есенина и появилась актриса Зинаида Райх. Вскоре они отправились в путешествие на Север (аж на Соловки и далее – в Мурманск), а во время этого путешествия обвенчались, буквально «по дороге». Зинаида Райх родила Есенину двоих детей, Татьяну и Константина. Однако совместная жизнь Есенина и Райх долго не длилась. Тот же Мариенгоф вспоминал, что Сергей как-то сказал: «Не могу я с Зинаидой жить. Говорил ей – понимать не хочет. Не уйдет, и всё… ни за что не уйдет… Вбила себе в голову: „Любишь ты меня, Сергун, это знаю и другого знать не хочу“. Скажи ты ей, Толя, что есть у меня другая женщина». Мариенгоф же описал одну из случайных встреч Есенина и Райх:
«Случайно на платформе ростовского вокзала я столкнулся с Зинаидой Николаевной Райх. Она ехала в Кисловодск.
Зимой Зинаида Николаевна родила мальчика. У Есенина спросила по телефону:
– Как назвать?
Есенин думал-думал – выбирая нелитературное имя – и сказал:
– Константином. – После крещения спохватился: – Черт побери, а ведь Бальмонта Константином зовут.
На сына посмотреть не поехал.
Заметив на ростовской платформе меня, разговаривающего с Райх, Есенин описал полукруг на каблуках и, вскочив на рельсу, пошел в обратную сторону, ловя равновесие плавающими в воздухе руками.
Зинаида Николаевна попросила:
– Скажите Сереже, что я еду с Костей. Он его не видал. Пусть зайдет, взглянет. Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе.
Я направился к Есенину. Передал просьбу.
Сначала он заупрямился:
– Не пойду. Не желаю. Нечего и незачем мне смотреть.
– Пойди – скоро второй звонок. Сын же ведь.
Вошел в купе, сдвинул брови. Зинаида Николаевна развязала ленточки кружевного конвертика. Маленькое розовое существо барахтало ножками…
– Фу! Черный!.. Есенины черные не бывают…
– Сережа!
Райх отвернулась к стеклу. Плечи вздрогнули.
– Ну, Анатолий, поднимайся.
И Есенин легкой, танцующей походкой вышел в коридор международного вагона».
После окончательного разрыва с Зинаидой Райх Есенин довольствовался случайными встречами, проводил время в попойках, часто заканчивавшихся скандалами. Впрочем, в его поведении было слишком много театрального. Вспоминали даже, что перед тем, как учинить дебош и публично «разбить окно» (или из него выпрыгнуть!), он всегда наматывал на руку пиджак – чтобы не пораниться! Он был бездомен и бесприютен.
Был я весь – как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
В 1921 году в жизнь Есенина ворвалась Айседора Дункан. Знаменитая американская танцовщица, она приехала в «красную Россию», чтобы открыть студию танца для девочек. Айседора и Сергей сразу понравились друг другу. Мариенгоф утверждал, что Дункан увидела Есенина на пирушке в одной из студий. На ней был красный хитон, льющийся мягкими складками. Волосы были красные с отблеском меди, и, несмотря на большое тело, она ступала легко и мягко:
Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастье,
А нечаянно гибель нашел.
Айседора увидела Есенина и улыбнулась ему. Потом она прилегла на диван, а он стоял возле нее на коленях. Она гладила его по волосам, произнося по-русски: «За-ла-тая га-ла-ва…» «Мальчишкой, целуя коров в морду, я просто дрожал от нежности, – говорил потом Есенин, – и сейчас, когда женщина мне нравится, мне кажется, что у нее коровьи глаза. Такие большие, бездумные, печальные. Вот как у Айседоры». Она была старше его на 18 лет. Он говорил только по-русски, она – по-английски, но они друг друга прекрасно понимали. Есенин чем-то напоминал Айседоре ее трагически погибшего сына, поэтому отдавала она ему всю свою любовь: и женскую, и материнскую… Искренняя любовь этой женщины на время изменила жизнь поэта.
После того как советское правительство перестало субсидировать балетную школу Дункан, танцовщица решила ехать в мировое турне, и, чтобы Есенина вместе с ней выпустили за границу, они заключили официальный брак. Оставшись равнодушным к роскоши окружавшей их обстановки, Есенин отнесся к Западу в целом с презрением. Вот что он писал Мариенгофу: «В Берлине я наделал, конечно, много скандала и переполоха. Мой цилиндр и сшитое берлинским портным манто привели всех в бешенство. Все думают, что я приехал на деньги большевиков, как чекист или как агитатор… Во-первых, боже мой, такая гадость, однообразие, такая духовная нищета. Сердце бьется, бьется самой отчаяннейшей ненавистью…»
Однажды в Берлине, в отеле «Адлон», супруги Александр Таиров и Алиса Коонен, приехавшие на гастроли со своим Камерным театром, с изумлением увидели на лестнице Дункан в распахнутом пеньюаре. «Сережа меня не любит!» – прошептала она им в слезах. Это шокировало, как и манера Есенина объясняться со своей возлюбленной жестами, толчками в спину или локтем в бок. Возможно, иногда Айседора действительно не понимала каких-то вещей. Об этом говорят намеки Есенина в одном из его писем Илье Шнейдеру, своему приятелю, позже описавшему «горький роман» между поэтом и танцовщицей в своей книге «Встречи с Есениным»:
«Если бы Изадора не была сумасбродной и дала мне возможность где-нибудь присесть, я очень много бы заработал денег. Пока получил только сто тысяч марок, между тем в перспективе около 400… Имущество ее: библиотека и мебель расхищены, на деньги в банке наложен арест… Таковы ее дела… Она же как ни в чем не бывало скачет на автомобиле то в Любек, то в Лейпциг, то во Франкфурт, то в Веймар. Я следую за ней с молчаливой покорностью, потому что при каждом моем несогласии истерика…»
О Есенине и Дункан сохранилось много свидетельств современников. Это была, говоря современным языком, звездная пара. Они вызывали любопытство, поражали, что впоследствии породило много толков. Вот как описал одну из их встреч Максим Горький: «От кудрявого, игрушечного мальчика остались только очень ясные глаза, да и они как будто выгорели на каком-то слишком ярком солнце. Беспокойный взгляд их скользил по лицам людей изменчиво, то вызывающе и пренебрежительно, то вдруг неуверенно, смущенно и недоверчиво… Пожилая, отяжелевшая, с красным, некрасивым лицом, окутанная платьем кирпичного цвета, она кружилась, извивалась в тесной комнате, прижимая к груди букет измятых, увядших цветов. Эта знаменитая женщина, прославленная тысячами эстетов Европы, тонких ценителей пластики, рядом с маленьким, как подросток, изумительным рязанским поэтом являлась изумительнейшим олицетворением всего, что ему было не нужно».
Сергей и Айседора возвратились в Россию в августе 1923 года. Приехав в Москву, они нашли школу в жалком состоянии. К счастью, у Дункан были чеки «Америкен экспресс», примерно на 70 000 франков. Все, что у нее было, она потратила на школу, что привело Есенина в ярость, – он хотел владеть всем и раздавать все друзьям. Десятки своих костюмов он щедро «дарил» направо и налево. В Москве он исчез на несколько дней. До Айседоры без конца доходили слухи, будто по ночам его видели в ресторанах, обычно с женщиной. Но, на удивление, она никогда не гневалась на мужа. Стоило ему лишь броситься к ее ногам, и она прижимала его кудрявую голову к груди и успокаивала.
Расставшись с Айседорой Дункан, Есенин поселился у Галины Бениславской, ставшей для поэта верным другом и помощником. В 1924 – 1925 годах она вела все его литературные дела. «Всегда Ваша и всегда люблю Вас», – заканчивала она все письма к Есенину.
Воспоминания Галины Бениславской о поэте полны горечи, боли, недоумения по поводу «неверных друзей» поэта: «…Сергей Александрович по существу был хорошим, но его романтизм, его вера в то, что он считал добрым, разбивались о бесконечные подлости окружавших и присосавшихся к его славе проходимцев, пройдох и паразитов. Они заслоняли Есенину все остальное, и, только как сквозь туман, сквозь них виделся ему остальной мир. Иногда благодаря этому туману казалось, что тот остальной мир и не существует. И он с детской обидой считал себя со своими хорошими порывами дураком. И решал не уступать этому окружению в хитрости и подлости. И почти до конца в нем шла борьба этих двух начал – ангела и демона…»
Осенью 1925 года женой Есенина стала Софья Толстая, внучка Льва Толстого, чем он, кстати, очень гордился. В то время Софье Андреевне было двадцать пять лет. По воспоминаниям Александры Есениной, она была «выше среднего роста, немного сутуловатая, с небольшими серовато-голубыми глазами под нависшими бровями, она очень походила на своего дедушку; властная, резкая в гневе и мило улыбающаяся, сентиментальная в хорошем настроении». Любовь ее к Есенину была нелегкой. В конце декабря он сбежал из Москвы в Ленинград, не сказав ни слова ни жене, ни друзьям. О том, что пережила Софья Толстая, живя с Есениным в его страшные последние месяцы, вспоминала ее мать, Ольга Константиновна: «…Вся эта осень, со времени возвращения их из Баку, это был сплошной кошмар. И как Соня могла это выносить, как она могла продолжать его любить – это просто непонятно и, вероятно, объясняется лишь тайной любви. А любила она его, по-видимому, безмерно… Его поступки… безумную, оскорбительную ревность – она все объясняла болезнью и переносила безропотно, молчаливо, никогда никому не жалуясь…»
Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,
Синь очей утративший во мгле,
И тебя любил я только кстати,
Заодно с другими на земле, —
написал в эти дни Есенин, прощаясь с Соней и прося у нее прощения. Когда Софье Толстой сообщили о смерти Есенина, она страшно закричала, не хотела верить, была как безумная.
На Ваганьковском кладбище у могилы Сергея Есенина собрались его жены и возлюбленные: Анна Изряднова, Зинаида Райх, Галина Бениславская, Софья Толстая. Айседора Дункан прислала телеграмму: «…Его дерзкий дух стремился к недостижимому… Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием». Через год Галина Бениславская застрелилась на могиле поэта. В 1927 году в Ницце погибла Айседора Дункан. Софья Толстая сохранила ему верность и старательно берегла все, что было связано с жизнью поэта, разбирала его архив, готовила к изданию его сочинения. Рядом с обручальным кольцом она всю жизнь носила медное кольцо, которое он ей подарил.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.