Текст книги "Мировая история"

Основателем династии Хань считается Лю Бан. Для того времени было обычным делом, что этот обладавший лидерскими качествами человек крестьянского происхождения воспользовался смутой, возникшей, когда правители ряда бывших самостоятельных царств пытались восстановить свою независимость после кончины Цинь Шихуанди, чтобы первым захватить столицу Циней и затем возродить империю под собственным гибким управлением. Одновременно с продолжением большой работы по централизации государства, начатой их предшественником, императоры династии Хань попытались продемонстрировать относительную умеренность в общении с устоявшимися элитами. По крайней мере, на первых порах (вероятно, в этом заключается одна из причин долголетия их правления). Императоры династии Хань, сменяя друг друга, правили, видя перед собой одну главную цель: сплочение Китая вокруг единого центра, то есть своей собственной династии и императора, венчающего его. Император служил воплощением государства; ему принадлежали все целинные земли, а все государственные должности считались его дарами достойным их подданным. Его имперские манифесты обращались в закон для всей империи и для всех подданных, живших в ее пределах.

Лю Бан, присвоивший себе титул императора Гаозу династии Хань, стремился к продолжению дела династии Цинь, но проявляя сдержанность, за пренебрежение которой он и большинство его современников осуждали императора Цинь Шихуанди. Гаозу стремился править энергично и самовластно, но при этом старался не настраивать против себя союзников и их кланы. Он прекрасно осознавал свои уязвимые стороны – безграмотность и дурной характер. Его успокоил один из доверенных советников, объяснивший причины победы Гаозу над своим главным противником в лице правителя царства Чу: «Ваше величество ведет себя пренебрежительно с окружающими и оскорбляет их, в то время как Сян Юй старается казаться добрым и внимательным. Но когда вы посылаете кого-то на штурм города или овладение территорией, вы отдаете своим солдатам все, что они забирают у врага, делитесь вашей добычей со всем своим народом». Гаозу и его ближайшие преемники до самой середины II века до н. э. пытались внедрить некоторые элементы системы династии Чжоу в механизм управления своей империей: на востоке старые царства оставили на правах вассалов, в которых представители рода Лю назначили своих людей на должности царей и дворян. Между тем западными провинциями управлял непосредственно император.

В 154 году до н. э. на востоке Китая поднялся мощный мятеж недовольных правлением династии Хань местных властителей. В историю Китая он вошел под названием Восстание семи царств. Внук Гаозу император Цзин-ди поначалу дрогнул и попытался вступить с мятежниками в переговоры. Но после того как кое-кто из его военачальников провел ряд успешных карательных операций, Цзин-ди смог организовать несколько удачных сражений и сломить сопротивление вассалов. Восстание продлилось всего лишь три месяца, но его последствия сыграли важную роль в определении дальнейшей истории Китая. Император Цзин-ди и его сын Вуди приступили к формированию централизованной империи, основанной на безграничной власти императора. Император Вуди, правивший Китаем на протяжении 53 лет (140—87 гг. до н. э.), внедрил систему, при которой главный упор делался на прямое назначение государственных чиновников при второстепенной роли местного дворянства или представителей императорского клана. В лучшие для империи времена такой принцип сохранялся на протяжении практически 2000 лет и вошел в историю Китая в качестве неотъемлемой ее принадлежности.

Император Ву-ди служил ключевой фигурой первого этапа эпохи Хань (часто называемой Западная Хань), продолжавшегося до 9 года н. э. Уже при вступлении на престол в возрасте 15 лет у императора сложилось ясное представление о том, что Китаю нужны централизованное государство и единая идеология, иначе он распадется на части. Постепенно обретали очертания его планы территориальной экспансии (хотя о генеральном плане нового Китая речи не шло), а его принципы государственного управления и взгляды на господствующие вероисповедания отставались нетронутыми на всем продолжении его долгого пребывания на престоле. Ву-ди мечтал об империи, в центре которой находилась бы фигура императора как вершителя всех военных и гражданских судеб. Просто потому, что империя как таковая представлялась универсальной и безграничной конструкцией, которой подчинялось все и вся под небесами, ничто не могло служить ограничением власти императора. Он стоял выше самой религии, выше всех вероисповеданий и всех высоких происхождений. Пока он правил достойно и в соответствии с конфуцианскими догматами, никто не мог бросить ему вызов: ни человек, ни боги. В действительности же, как видно и на римском примере, разумность сосредоточения такой полноты власти в руках одного человека зависела исключительно от величия личности такого человека. К тому же стало ясно, что любой устоявшийся внутренний кабинет (группа ближайших сановников), когда у него появляется выбор, всегда склонялся в сторону поддержки очень молодого человека или ребенка ради собственных интересов, ради сохранения своих привилегий.

Во времена династии Хань власти Китая впервые занялись формированием единой культурной элиты. Основатель династии Лю Бан не очень-то верил в конструктивное влияние ученых; если довериться одному из историков, этот раздражительный узурпатор однажды сорвал высокий колпак с головы одного из мудрецов и помочился в него. Зато его преемники завязали дружественные отношения с писцами, а те служили династии в качестве учителей и советников со всей своей преданностью стержневым конфуцианским идеям, которые императоры хотели пропагандировать. Все это означало сужение, по крайней мере на какое-то время, интеллектуальных традиций Китая, но привело к накоплению отчетливой совокупности знаний, обогатившейся в течение последней половины времени пребывания данной династии у власти. Также речь идет о развитии системы, посредством которой эти знания увековечивались, в подготовке к испытаниям на поступление на государственную службу к императору, в инструкции по выпуску циркуляров и указаний (или, если на то пошло, в практических знаниях, необходимых для содержания в исправном состоянии дорог и каналов).

Своими реформами император Ву-ди обеспечил такое положение вещей, при котором империей Хань к моменту ее наивысшего благополучия управляла имперская бюрократия, а не местное дворянство. Поскольку Мандат Небес за безупречное управление вручался непосредственно императору (безответственные духи, действующие по поручению Небес, тут ни при чем), он и назначал чиновников на должности с учетом уровня их образования и практического опыта. Для обучения будущих чиновников на конфуцианских принципах управления пришлось открыть многочисленные специальные училища. Система военной подготовки тоже подверглась усовершенствованию, и с I века до н. э. армии императора комплектовались кадровыми солдатами, а не призывниками из селян. Несомненно, стержень империи при этом значительно укрепился. Чиновники при династии Хань приобрели профессиональные навыки в сборе налогов; поступления в казну при них намного превышали государственные доходы в любой части света на протяжении еще очень долгого времени. К тому же налоги взимали по большому счету в денежном виде, а государству тем самым обеспечивался невиданный контроль над освоением казенного дохода (и над его собственными финансами в целом).

Идеология, которую император Ву-ди и его правнук император Сюань-ди (79–49 гг. до н. э.) внедрили в систему образования и государственных обрядов, по форме представляла собой конфуцианство, приспособленное и перелицованное в соответствии с потребностями политики династии Хань. Ее носители проповедовали примат почитания лично императора, государства с его иерархий, старшего поколения и предков. Они учредили обряды, при отправлении которых прославлялись связи между мирозданием, землей и человеческими жизнями. Прежде всего в государстве утверждался догмат канонических текстов (далеко не все они по смыслу восходили к конфуцианству), которыми устанавливались параметры непосредственно для правил поведения китайской элиты и косвенно для государственного почитания, часто сопровождавшего эти правила до последней китайской династии XX века н. э. Классическое китайское «Пятикнижие» включает «Книгу гимнов и песен» (Ши-цзин), «Книгу записанных преданий» (Шу-цзин) и «Книгу перемен» (И-цзин). К ним добавились «Записки о совершенном порядке вещей, правления и обрядов» (Ли-цзи) и комментарии к хронике древнекитайского государства Лу (Чуньцю), предназначенные для обучения чиновников в духе честности и государственной ответственности. Считалось, будто упомянутые комментарии выведены кисточкой самого Конфуция, хотя пройдет еще гораздо больше времени, прежде чем собственные высказывания великого мудреца в виде сочинения «Лунь-юй» причислят к официальным канонам.

С официальным учреждением конфуцианства начинается закат религии (зато религиозные предрассудки оказываются сильнее, и император Ву-ди, который боялся колдовства, довел своего старшего сына до смерти, обвинив его в шарлатанстве). При всей терпимости к местным культам на государственном уровне оставлялся только один центральный культ – поклонение предкам императора. А также один канон и комментарий. Вместо религии в империи Хань выдвигалось системное исследование истории, основанное на «правильном» понимании канона и комментария. Накопление знаний превратилось в государственное предприятие, и эти знания считались основой сформирования ключевого элемента в построении государства, а также формулировании законов и нормативов. Великие историки династии Хань – Сыма Цянь, который в своих «Исторических записках» (Ши-цзи) проследил непрерывность китайской истории до империи Хань, и Бань Гу, исследовавший достижения династии Хань с I века н. э. с выгодной точки зрения, – создали ощущение глубокой истории, в которой Китай представлен в качестве единого государства.

На заре династии Хань к тому же утвердились новые законы, по которым регулировалось поведение подданных внутри империи. Основной принцип в законах этой династии, как и практически во всем китайском праве позже, видится в ответственности государства за обеспечение нравственного поведения его подданных через предусмотренные законом поощрения и наказания. Правонарушения четко распределены по категориям: преступления в пределах одного клана считались более тяжкими, чем против членов других кланов, преступления против пожилых людей – более тяжкими, чем против тех, кто моложе. Поддержание порядка в государстве зависело от доносов и доносчиков, и в нем практиковался интервентский подход к правосудию. Наказания в Китае придумывались самые разнообразные. Начиналось со штрафов и шло дальше по нарастающей через изгнание, каторжные работы и физическое увечье к смертной казни и высшей мере наказания в виде истребления рода, когда убивали всех родственников мужского пола преступника. Обычным видом смертной казни служило обезглавливание, но предателей, шпионов и отцеубийц наказывали тем, что пилили пополам у бедра. Высшей императорской наградой для простолюдинов считалось дарование имени рода, которого в начале династии рядовым земледельцам носить не полагалось. Тот факт, что всего лишь три фамилии – Ван, Ли и Чжан – сегодня носят больше 22 процентов населения КНР, служит показателем распространения данного вида поощрения.

В основе империи Хань лежало то, что могли произвести земледельцы. Точно так же, как римляне, пусть даже в самом своем начале, правители династии Хань заложили подлинный культ земледелия, приверженцы которого считали, что увеличение урожаев и повышение плодородия земли было исключительным даром грядущих потомков семьи и самого государства. Единственным «цельным человеком», как считали конфуцианцы при династии Хань, представлялся тот, кто возделывал землю, и во время масштабных массовых обрядов император представал в образе главного земледельца. При династии Хань положено начало крупным проектам мелиорации земли и ирригации, а также разработаны новые сельскохозяйственные орудия, такие как широкозахватный железный плуг. Главную роль в радикальном повышении урожайности почв, вероятно, сыграли достижения в их удобрении, для которого использовался навоз животных и людей. Органические удобрения в Китае вообще использовали активнее, чем в других странах. В результате отметим значительный рост народонаселения, особенно во времена правления следующей династии или династии Восточная Хань в I и II веках н. э.

В интересах совершенствования сельскохозяйственного производства также приспособили организацию деревенской жизни. Местные старосты отчитывались перед государственными чиновниками по поводу производственных показателей своих общин, даже в тех случаях, когда хозяйственная деятельность велась собственниками мелких участков земли, но следует учесть, что крупные усадьбы в Китае в среднем составляли десятую часть римского надела. Но в условиях сложившейся практики наследования, когда всем сыновьям полагалась часть отцовского надела, получалось так, что крупных наделов существовать просто не могло. Поэтому требовалось сотрудничество кланов в производстве аграрной продукции, распространение получил труд на укрупненных наделах по совместительству, и в конечном счете те, кто побогаче, скупали мелкие наделы у их нищих владельцев. Кое-кто из историков видит истоки китайской склонности к широким, сложившимся веками отношениям между семьями и индивидуальными работниками в традиции, уходящей во времена династии Хань. И притом что вклад в последующие эпохи оказался, возможно, не меньшим, чем в период этой династии, не остается сомнений в том, что потребность в объединении усилий, общении с другими семьями, порядок подношений, трапезы и статус установленного человеческого общения имеют непосредственное отношение к невиданному увеличению народонаселения, случившемуся в Китае 2 тысячи лет назад.

Увеличение населения и случившееся в результате сокращение размера небольших земельных участков можно считать одной из причин, почему крупное землевладение (и возродившийся сепаратизм, сопровождавший его) получило к концу I столетия до н. э. большое распространение. Еще одна причина может состоять в том, что купцы и представители разбогатевших семей, включая ставших весьма состоятельными за счет государственных окладов, начали вкладывать деньги в покупку земли в расчете на уклонение от поборов, выросших с внедрением первыми императорами династии Хань обременительной налоговой системы. Во времена правления императора Юаня, который умер в 33 году до н. э., эти центробежные силы существенно активизировались, а в провинциях и при дворе все громче звучала критика социальной системы империи Хань. С 9 года н. э. власть в Китае узурпировал императорский чиновник по имени Ван Ман. Он основал новую династию, получившую соответственное название династия Синь («новая»). Но реформы Вана, среди которых числится запрет на продажу земли и национализация торговли некоторыми товарами, скоро ему аукнулись, и в 23 году н. э. вернулась династия Хань, теперь уже представленная дальним родственником последнего ее императора.

Ключевым императором восстановленной династии Восточная Хань (так она называлась после перемещения ее столицы на восток в Лоян) в историю вошел Гуан У-ди, правивший с 25 по 57 год н. э. После того как Гуан У разгромил в бою Ван Мана и массу других претендентов, он образовал реформированную империю Хань, передав больше полномочий провинциям, но с внедрением новых механизмов – таких как ротация чиновников, чтобы лишить их соблазна бросить вызов центральной власти. Он к тому же отменил некоторые наиболее гнетущие законы прежней династии Хань и приступил к проведению политики управления некитайскими группами населения на границах с помощью подкупа и карательных экспедиций. Осознававший необходимость сосредоточения усилий на восстановлении равновесия внутри империи, Гуан У разрешил некоторым группам национальных меньшинств переселиться в приграничные районы, чтобы, с одной стороны, восполнить отток населения, возникший в результате переселения китайцев из-за набегов варваров с севера, и, с другой стороны, поручить им защиту северных границ своей империи. В течение долгого времени эти «внутренние варвары» прекрасно отстаивали интересы династии Хань. Но к концу II века н. э. превратились в самостоятельную силу, и их вожди приобрели решающую роль в политике династии Хань.

Ближе к закату династии Хань мы видим возвращение проблем, с которыми пытались справиться Ван Ман и император Гуан У: прежде всего, как сохранить преданность империи все более влиятельных местных правителей? В этом отношении большую тревогу вызывали не только представители национальных меньшинств. Внутри самого Китая тоже появились военные правители, и часто они приходили к власти в результате стычек военачальников друг с другом за контроль над спорными территориями. Слабые императоры династии Хань оказались неспособными к сдерживанию раздражения и гнева простых людей против несправедливости, которой те подвергались, а ухудшение условий их существования послужило поводом для новых восстаний. Участники эсхатологической секты даосов под названием «Желтые повязки», обещавшие перераспределение земли, предание казни военных правителей и войну против иноземных захватчиков, чуть было не свергли режим в 184 году н. э. Но в конечном счете их отогнали совместными усилиями лояльных династии Хань полководцев и местных вождей, которые были напуганы коллективным трансом и магическими обрядами, практикуемыми членами данной секты. Но передышка для династии продлилась недолго. К началу 200-х годов юного императора долго передавали под опеку от одного военного правителя к другому, а империя тем временем разваливалась на части под ударами гражданской войны. Незадачливому императору династии Сянь позволили отречься от престола в 220 году в пользу сына его главного мучителя полководца Цао Цао, учредившего династию Вэй, представлявшую правителей одного из трех независимых царств, пришедших на смену империи Хань.

При всех их удачах и провалах императоры династии Хань продемонстрировали невиданную до них управленческую хватку. Их власть распространялась практически на всю территорию нынешнего Китая, в том числе на Южную Маньчжурию, а также на некоторые области Северной Кореи и Юго-Восточной Азии. В расцвете сил они правили империей, не уступающей по размеру современной им Римской империи. Они развивали энергичные отношения с Центральной Азией и в огромной степени расширили сеть торговых связей в южном направлении. При этом они обходились с обеими этими областями весьма умело, располагая тактическим превосходством, обеспеченным их армии с принятием на вооружение нового арбалета. Этот тип оружия изобрели, предположительно, где-то вскоре после 200 года до н. э. Оно отличалось большей дальностью и точностью поражения, чем луки варваров, которым еще долго пришлось ломать голову над изготовлением необходимого для арбалета бронзового замка. Этот арбалет считается последним крупным достижением китайской военной техники перед тем, как появился порох.

На территории Монголии в начале правления династии Хань обитали племена хунну, из которых вышли легендарные гунны. Циньские правители стремились обезопасить свои приграничные вотчины через соединение разрозненных уже имевшихся земляных укреплений в новую Великую Китайскую стену, совершенствовать защитные свойства которой предстояло грядущим поколениям китайцев. Императоры династии Хань предприняли наступление, изгнали хунну из пустыни Гоби на север и затем перехватили контроль над караванными путями Центральной Азии, отправив в I веке до н. э. свои войска далеко на запад, в Кашгарию. Один китайский военачальник в 97 году н. э. совсем близко подошел к Каспийскому морю. Императоры династии Хань даже заставили платить дань народность кушара, собственные вотчины которой простирались по обе стороны Памирских гор. На юге они заняли побережье до самого Тонкинского залива; их сюзеренитет признали в Аннаме (Вьетнаме), и с тех пор китайские государственные деятели считали Индокитай своей бесспорной сферой влияния. На северо-востоке они проникли на территорию Кореи. Все эти военные достижения тем не менее официально договорами не закреплялись.

По попыткам ознакомительных дипломатических встреч с Римом во времена династии Хань можно предположить, что в результате экспансии у Китая появилось намного больше контактов с остальным миром. До XV века н. э. общение с дальними странами шло вдоль сухопутных маршрутов, и помимо шелковых путей, которые на постоянной основе связывали китайцев с Ближним Востоком (караваны отправлялись на запад с шелком приблизительно с 100 года до н. э.), власти Китая при династии Хань постепенно развивали более сложный обмен со своими кочевыми соседями. Иногда эти обмены осуществлялись под предлогом отношений данников и господ, выражавшихся в виде взаимных даров, иногда они воплощались в форме монополий, учрежденных семьями купцов. Но вдоль великих караванных путей шла не одна только торговля. Вдоль тех же троп происходил обмен представлениями, верованиями и художественным вдохновением. И по ним с Китаем периода заката династии Хань наладились постоянные контакты с иранским и индийским мирами, осуществлявшиеся через государства, образованные говорящими на персидском языке согдийцами, в обход Самарканда и Бухары и, прежде всего, через империю кушанов, в I и II веках н. э. простиравшуюся от нынешнего Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР до Центральной Индии. Буддизм, ставший одним из главных вероисповеданий Китая, пришел по путям, проложенным именно кушанами.

Контактами с Центральной Азией можно объяснить появление одного из самых удивительных творений китайского классического искусства в виде грандиозной серии бронзовых лошадей, найденных в захоронениях на территории городского округа Увэй северной провинции Ганьсу, что в 1200 километрах к западу от столицы империи Хань. Мастерам бронзовой скульптуры эпохи Хань принадлежит множество прекрасных произведений; они откровенно покончили с китайской традицией, на что не решились гончары той же эпохи, которые продемонстрировали приверженность устоявшимся формам прошлого. Хотя на некотором уровне глиняная посуда эпохи Хань являет образцы воплощения в художественной форме темы повседневной жизни простых китайцев в виде набора крошечных фигурок крестьянских семей и их домашнего скота.

В империи династии Хань развилась блистательная культура, нашедшая художественное отображение в просторных, роскошных дворцах, к несчастью построенных в основном из дерева, так что со временем они исчезли, как и большая часть коллекций картин на шелке времен династии Хань. Однако литературные произведения, созданные во время этой династии, дают нам наглядное представление о том, как выглядели тогда города: столица Лоян занимала территорию площадью целых 10 квадратных километров, застроенных вдоль меридиональной оси. В центре столицы располагались два гигантских дворцовых комплекса, соединенных величественным крытым переходом. На протяжении всей эпохи Хань продолжалась стремительная урбанизация, сопровождавшаяся развитием художественного искусства и ремесел высокой квалификации. Китайский вышитый шелк служил предметом восхищения повсюду, куда груженные им караваны могли дойти, и даже притом, что от древесины и ткани теперь уже ничего не осталось, до нас все-таки дошли их внушительные бронзовые скульптуры и необыкновенные похоронные атрибуты, изготовленные из нефрита. Все эти произведения служат свидетельством великих художественных достижений древних китайцев.

Практически вся эта культурная столица подверглась разграблению или разрушению в течение IV и V веков, когда варвары вернулись на китайскую границу. Утратив в конечном счете способность обеспечить неприкосновенность границ Китая своими собственными силами, преемники императоров династии Хань вернулись к политике привлечения для их защиты некоторых племен, напиравших снаружи, в расчете использовать их военную мощь в своих интересах. В результате возникли проблемы отношений между вновь прибывшими варварами и многими теми переселенцами, которые теперь считали себя китайцами. С крахом государства династии Хань и в период возникшей затем междоусобной распри соотношение сил между группами в Центральной Азии и китайцами изменилось, и в последующие века наблюдалось появление между Европой и Восточной Азией новых политических центров. Для большинства народа, жившего в империи Хань, наступил период печали и отчаяния. Поэт Цао Чжи описал осажденную столицу Восточной Хань так:

 
Я взошел
На гору Бэйман,
Вниз смотрю,
Смотрю без конца:
Как он пуст
И угрюм, Лоян,
Горсть золы —
От его дворца.
А дома?
Даже нет следов,
Лишь бурьян
До небес высотой[1]1
  Перевод Л.Е. Черкасского.


[Закрыть].
 

Но даже в поражении просматриваются поразительные силы культурного усвоения китайцами нововведений. Постепенно многие варварские народы растворились в китайском обществе, утратив собственную идентичность и превращаясь в еще одну категорию китайцев. Авторитет, которым китайская цивилизация пользовалась среди народов региона, уже достиг высочайшего уровня. Среди переселенцев появилась предрасположенность к тому, чтобы считать Китай центром мира, культурной вершиной, чем-то подобным тому, что германские народы Запада видели в Риме. К середине 1-го тысячелетия н. э. китайский язык, литература, традиции и государственная организация оказали глубокое влияние на народы Юго-Восточной Азии, Кореи и Японии. Даже глубоко в Центральной Азии правители, никогда не видевшие империи Хань, декретами около 500 года н. э. обязали свои народы придерживаться китайских традиций и носить китайское платье. На китайской культуре сосредоточилось внимание народов всего ее региона, и такое положение вещей сохранялось в период раскола внутри Китая, наступившего вслед за отречением от престола последнего императора династии Хань.

Накануне наступления новой эры половина известного тогда населения находилась под властью всего лишь двух государств – Рима и Китая эпохи Хань. Но сравнивать эти две империи не представляется возможным. При несомненном практическом отсутствии прямых контактов между ними эти две империи обладали заметными сходствами. Обеими правили богоподобные императоры, возглавлявшие бюрократические аппараты, и воинские соединения обеих были разбросаны мелкими гарнизонами по территориям примерно одинакового размера. Оба императора с правящей верхушкой утверждали, будто управляют всем известным миром (и элиты обеих империй могли понимать, что такая заявка на самом деле является заблуждением). Обе империи унаследовали великие традиции, приспособленные под корыстные цели их императоров. Процессы их централизации, образования денежных систем, формулирования административных принципов и обращения с переселенцами извне во многом выглядят сходными. Просуществовав на протяжении очень долгого времени, обе империи одряхлели в силу большого распыления власти. Понятно, что в их судьбе можно отыскать еще и большие отличия: в Китае консолидация централизованной бюрократии представляется намного значительней, чем в Риме. К тому же стоит отметить важные расхождения в гражданском праве и в принципах местного самоуправления. Прежде всего, однако, бросается в глаза, что степень культурного и языкового проникновения внутри империи была намного больше в ханьском Китае, чем в Риме. Однако стоит отметить тот факт, что 2 тысячи лет назад на Дальнем Востоке и далеком западе Евразии возникли практически одинаковые параллельные миры.