Текст книги "Все о детском массаже"

Глава 4
Психодиагностика детства

Сейчас мы поговорим о детях постарше – тех, которые ходят в садик и начальную школу. Для них актуальны проблемы адаптации к социуму. Естественно, что для ребенка первые такие опыты происходят в семье. И воспринимают такие дети уже не только непосредственно чувственную информацию, как грудные младенцы, но доминирующим в их развитии и приспособлении к окружающему миру становится символическое восприятие мира – здесь и речь, и пример поведения взрослых и сверстников, и игра – чисто символическое действо. Именно в этом возрасте происходит овладение символами (в период раннего детства) и присвоение и кристаллизация ролей – определенных стереотипов функционирования индивида внутри общества (в старшем детском возрасте). Длительное пребывание в одной роли или ограниченном наборе ролей приводит к тому, что на более поздних этапах развития социальная роль становится частью структуры личности, частью его образа «я» и, шире, его образа мира.

Символизм

Развивая предложенную выше метафору описания пространства, в котором происходит развитие, в виде матрицы или координатной плоскости, можно сказать, что начиная с периода раннего детства к уже названным осям врожденных и внешних обстоятельств неизбежно добавляется еще одна ось – языка. При этом под языком мы понимаем не только обычную вербальную речь, но всю совокупность средств, обеспечивающих коммуникацию индивида с группой, начиная от семьи и заканчивая человечеством в целом. Это фактически все пространство символов, доступных индивиду.

Ключевым для описания этого этапа развития становится понятие символа.

Символ – способ, прием, метод кодирования информации, обеспечивающей взаимодействие и взаимосвязь, а также носитель этой кодированной информации. Символы и возникающие на их основе языки являются необходимым условием взаимодействия.

Можно сказать, что любое социальное взаимодействие символично по своей природе. Социальная роль невозможна без определенного набора символов, позволяющих опознать участника коммуникации, определить его позицию и место в структуре общения и взаимодействия. Люди, имеющие возможность произвольно изменять или комбинировать языки, наборы символов, неизбежно начинают пугать партнеров по коммуникации – они амбивалентны, непредсказуемы, не относимы в определенную ролевую ячейку. Первобытные народы с величайшим почтением относились к поэтам, сказителям, бардам и так далее, ведь те фактически являлись не только трансляторами и хранителями закодированной в словах родовой памяти, но и создателями символического мира.

Необходимо знать, что в самом первом значении символ восходит к греческому «цимболон» – «знак связи». Купцы, отправляясь в дальнее путешествие, брали с собой половинку резной дощечки или монеты, другая половинка надежно хранилась дома. И когда от ушедших купцов приходил вестник, его просили предъявить эту половинку как верный признак, что посланцу можно верить. То есть символ – это специализированное средство коммуникации.

Дети, прежде чем играть, должны договориться о правилах игры, и, если партнеры по игре не знают правил, коммуникация неизбежно нарушается.

Таким образом, изменяя в ту или иную сторону набор используемых человеком символов, мы тем самым можем изменять его роль. На этом основан модный в настоящее время метод нейролингвистического программирования (НЛП). Наблюдение, подстраивание и манипулирование символическим рядом приводит к изменению проявлений человека в реальности и может привести к радикальному изменению его положения в группе. При этом необходимо отслеживать соответствие друг другу нескольких символических языков – мимика, позы, жесты, вербальная речь должны находиться в соответствии, быть конгруэнтны друг другу, в противном случае коммуникация, опять же, нарушается.

Но если уж мы заговорили о НЛП, то необходимо подчеркнуть, что данный метод создавался в среде английского языка и в силу этого имеет свою специфику, которая при переводе метода на другие языки неизбежно искажается. Современный английский язык относится к так называемым аналитическим языкам, в которых смысл высказывания жестко зависит от места слова в структуре предложения. При перестановке последовательности слов смысл изменяется или разрушается полностью. В этом смысле неконгруэнтности (несовпадения) столь подробно рассматриваемые в НЛП, в странах другой языковой природы могут быть не столь однозначны. В русском языке или, например, китайском, для сравнения, смысл в большей степени зависит от звучания слова, интонации, а перестановка слов местами часто не влияет на смысл. А часто даже сам смысл выражения может быть полностью противоположен его буквальному значению. (Вспомните хотя бы примеры использования в быту ненормативной лексики, когда она не только не является ругательством, но иногда выражает самые неожиданные смыслы в зависимости от контекста.) Таким образом, при оценке достоверности методов НЛП неизбежна поправка на контекст.

Тем не менее в любом случае предметом анализа НЛП становятся собственно лексический и семантический строй языка – его содержание, развитость, богатство или бедность, но и не в последнюю очередь, при работе в среде русского и других флексивных языков, особенности интонационного и фонематического ряда, произношение. При этом необходимо помнить, что речь для современного человека – только один из способов взаимодействия с миром. Кроме того, оценке подлежит контекст – совокупность обстоятельств, в которых находится индивид. И наконец, человек – сложно структурированная система, и необходимо отслеживать, каким образом взаимодействуют друг с другом все уровни единой структуры, где и почему нарушается коммуникация между ними, то есть возникает неконгруэнтность.

Остановимся подробнее на некоторых особенностях речи, на которые необходимо обращать внимание аналитику при работе с детьми. Разумеется, в поле внимания аналитика с необходимостью попадают все речевые трудности – заикание, непроговаривание звуков и т. д.

Трудности с речью и произношением часто сопряжены с зажимами, несоответствием идущего импульса и обстоятельств, ему сопутствующих. Есть дети, начинающие заикаться только в определенных ситуациях, есть такие, у которых заблокирована сама возможность свободной речи. При этом аналитик должен уметь разделять причины речевых трудностей.

К примеру, в нашей практике был случай, когда нам пришлось работать с мальчиком шести лет, который вообще не разговаривал. Врачи не находили у него никаких пороков развития и предлагали родителям «подождать еще» (!). При первом же осмотре (кстати, ребенок вел себя как звереныш, его приходилось удерживать на кушетке втроем) у него обнаружился локальный мышечный зажим на задней поверхности шеи размером с небольшую пуговицу, отчасти блокировавший полноценное прохождение сигнала по языкоглоточному нерву и связанный, вероятнее всего, с родовой травмой. Мальчик не имел возможности свободно двигать языком. Уже с третьего сеанса чисто массажных процедур язык разблокировался, мальчик начал активно им двигать, пытаться членораздельно говорить, самостоятельно и добровольно ложился на кушетку к массажисту.

Таким образом, открылись возможности для направленной работы логопеда и педагога. Разумеется, этот пример должен проходить не по ведомству психотерапии, а скорее неврологии. Это, конечно, вопиющий факт, но одновременно показательный.

Часто роль, которую ребенок вынужден играть в социуме, является следствием ограничений, наложенных на него его телом, далеко не все из которых фатальны и неизбежны. При этом психика страдает лишь опосредованно. Правильнее сказать, обусловленная состоянием тела роль, в свою очередь, обуславливает особенности функционирования психики, следовательно, изменив условия функционирования тела, мы получаем по-иному организованную психику.

В любом случае при явлениях заикания и непроговаривания отдельных звуков приходится искать мышечные зажимы, наиболее часто локализующиеся в шейно-грудном отделе, руках. Иногда работа квалифицированного невролога может устранить потребность в логопеде и психотерапевте. Часто вместе с устранением мышечного напряжения исчезает и проблема с речью.

Самостоятельный слой анализа – лексические особенности. Уже по критерию бедности или богатства лексического запаса можно прогнозировать особенности ролей, которые будет играть данный ребенок в ходе своего развития. Дети, имеющие ограниченный словарный запас, использующие слова-паразиты, вырастая, оказываются не в состоянии гибко переходить от одной роли к другой, выбирают жесткие социальные структуры, с четко обозначенными ролями. Лексический запас, характер применяемых человеком символов может жестко привязать человека к конкретной социальной группе, являющейся носителем именно этого символического языка. Поэтому родители, в зависимости от того, каким символическим языком владеют и пользуются сами, создают и для своих детей совершенно определенные возможности дальнейшего развития. У детей, выросших в условиях бедной и искаженной лексики, обедняется выбор социальной роли.

Это еще не означает, что обширная лексика сама по себе обеспечивает для человека безоблачное будущее и психологический комфорт. Дети с богатым словарным запасом сталкиваются со сложностями при попадании в жесткие социальные структуры, а любое общество структурировано. Вырастая яркими индивидуальностями, такие дети тем не менее испытывают дискомфорт в социальном самоопределении. Им бывает трудно найти свое место в социуме. Широта лексики часто затрудняет четкую идентификацию индивида и со стороны группы, особенно для группы с узкой или специальной лексикой, в таких ситуациях группа часто идентифицирует индивида как однозначно «чужого», что сопровождается проявлениями ксенофобии. Очевидно, что для полноценного развития общества необходимы и те и другие варианты развития. Обществу нужны как носители структуры, жестко фиксирующие и охраняющие его каркас, основу, так и люди, способные на самостоятельный поиск нового и создание новых ролей.

Но требуется привлечь не только лексику. Очень важным материалом для анализа этого возраста становится набор символов, используемых человеком во всех вариантах коммуникации в социуме: его предпочтения в играх, словарный запас, пристрастия в рисовании и т. д. Причем здесь приходится говорить не только о привычной нам речи, но и, применительно к конкретике телесноориентированной психотерапии, о языке тела – определенных наборах поз или жестов, обеспечивающих взаимодействие на невербальном уровне. Правда, в отличие от Алана Пиза, перу которого принадлежит ряд исследований на эту тему и с легкой руки которого популяризовался и закрепился сам термин «язык тела», мы больше внимания в изложении уделяем определенным напряжениям тела, не причисляемым обыкновенно ни к жестам, ни к позам. Тело символично само по себе именно потому, что только посредством тела индивид обозначает себя в этом мире, связывается с ним. Не случайно мы начинаем говорить о «потустороннем» мире, едва только заходит речь о бестелесном существовании.

Надо уметь выявлять и оценивать «телесные неконгруэнтности» – мышечные напряжения, не совпадающие с принятой индивидом на себя ролью. Распространенность таких напряжений, по-видимому, отражает общую болезнь всего современного человечества – мы все, за редким исключением, занимаемся не тем, чем хотим заниматься, не тем, к чему призваны. По-видимому, когда Платон говорил, что в идеальном государстве специально обученные люди уже при рождении ребенка должны определять, чем ему предстоит заниматься – будет ли он правителем, воином или работником, он имел в виду не совсем то, что стали ему приписывать последующие комментаторы. Действительно, большая часть чисто телесных проблем и недугов возникает из-за расхождения между призванием (сущностью) и реализацией. И подобно тому, как отец психоанализа 3. Фрейд огромное внимание уделял оговоркам словесным, так и мы обращаем внимание на сигналы телесные.

У нас в практике были случаи, когда к нам на прием попадали люди, в общем довольные собой и жизнью, хотя на внешний взгляд эта жизнь, да и они сами не представляли собой ничего примечательного ни в плане достатка, ни в плане какого-то места в обществе – совершенно заурядные люди. Говорить они при этом могли о каких-то бытовых неурядицах, работе, межличностных отношениях, но когда переходили собственно к телу – на нем не обнаруживалось никаких напряжений! Здоровые люди. Когда мы с удивлением говорили им о том, что они, по-видимому, живут именно так, как хотят жить, они это подтверждали. Такие люди рискуют заболеть только в том случае, если бездумно присвоят себе чужие цели и идеалы, начинающиеся со слова «надо» – «надо богатеть», «надо стремиться к…», «надо…». Можно сказать, что и слово «надоело» тоже начинается с того же сочетания букв.

Это отвлечение от детства – на самом деле мнимое отвлечение. Именно в детском возрасте начинаются все конфликты между «хочу» и «надо». Чем больше расхождение между собственным внутренним стремлением ребенка и внешними установками, ограничивающими его развитие, – тем больше вероятность развития невротических реакций.

Роли

Дети в этом возрасте по-прежнему очень внимательны к своим родителям и ближайшему окружению, но воспринимают и присваивают они уже не мышечные стереотипы (или не только мышечные), а поведенческие, в первую очередь символические. Здесь надо отметить, что дети определяют свое поведение, ориентируют, настраивают его не по массе, не как среднеарифметическое, а по лидеру – по самому сильному члену семьи (позже вообще группы), человеку, за которым чувствуется сила – физическая, сила любви, личности, авторитета – словом, кому как повезет. Настройка может носить и положительный характер – подражания, и отрицательный – соперничества.

Подобно тому как грудной ребенок в прямом смысле слова проецирует на себя мышечные рисунки своих родителей, ребенок постарше так же проецирует на себя более сложные комплексы – поведения и эмоциональных психологических реакций, носящие обобщенное название – роли.

Роли – установленные для людей способы распределения труда в обществе и взаимодействия с другими людьми.

Любая символика осваивается при активном использовании. Можете убедиться в этом при изучении любого иностранного языка – можно сколь угодно долго учить слова, но только активное их употребление приводит к усвоению материала. Символический язык, в том числе и язык тела, осваивается ребенком только в результате практического использования хотя бы в ходе игры. При этом на ранних уровнях развития достаточно легко воздействовать на характер присвоения. Напомним о возникновении рефлексов по Павлову: стимул – реакция – подкрепление. Любое фиксирование внимания на том или ином действии, в том числе и использовании того или иного символа, является подкреплением. Это относится и к наказаниям. Если символ воспринят – вызвал реакцию, безразлично какую, значит, он закрепляется именно в виде символа – средства связи. Наказания могут оказаться подкрепляющим моментом, ведущим прямо к противоположному результату, нежели тот, которого добиваются родители.

Естественно, никакие роли не возможны для освоения без игры, которая должна вестись по правилам. Это очень важно для развития ребенка.

Познакомим вас здесь с двумя историями.

История первая

Молодая пара до появления ребенка жила в полном согласии. После появления мальчика, как и у многих, начался период трудностей и разочарований. К тому времени, как сыну исполнилось три года, папа начал все чаще отлучаться из дома, задерживаться на работе, появилась привязанность к другой женщине. Мама стала чувствовать себя неудачницей, потеряла веру в себя, стала испытывать комплекс вины. Ребенок, чувствуя недостаток силы в матери, начинает искать поддержку у папы. А папа сам в это время пребывает в состоянии неопределенности и мечется между чувством привязанности к сыну и прежней семье и вновь возникшими чувствами к другой женщине. Со стороны папы ребенок опоры не находит. При этом папа, выясняя отношения с мамой, все чаще применяет физическую силу. И для мальчика сила отождествилась с агрессией и грубостью. Обращаем ваше внимание на то, что ребенок сам по себе не плохой. Он одновременно с половым самоотождествлением отождествил себя с определенным типом поведения, усвоил его себе. Мы не ищем в этой истории виноватых, но смотрим, что именно происходит с ребенком и почему.

Итак, Лёне 3 года. Уже давно никто не видел ребенка улыбающимся или смеющимся. Он тих и незаметен дома, но в садике не проходит и часа, чтобы он кого-нибудь не побил, с кем-нибудь не подрался. Очень агрессивен. Мама обратилась к массажисту с проблемами с осанкой ребенка. Первые слова, которые мы услышали от Лени: «А это не больно?» На массажную кушетку ребенок поднимался как на эшафот.

Во время всего сеанса ребенок вел себя стоически, никак не реагируя на обращения и прикосновения к нему. При осмотре выявляется S-образное искривление позвоночника в грудном и поясничном отделах. Проблемы с желудком и печенью (напряжение соответствующих рефлексогенных зон, или зон проекции). Множество ссадин на ногах (повышенный травматизм ног, что подтверждает мама). Повышенная нервная возбудимость. Впалая грудь.

Поясним все перечисленное.

Боковые искривления позвоночника говорят о постоянном дисбалансе мышечного напряжения с правой и левой стороны тела, это, в свою очередь, указывает на возбуждение (ненормальное), соответственно, правого или левого полушария мозга. Если вспомнить о функциональной разделенности полушарий мозга, одно из которых (у правшей левое) отвечает за рациональное, логическое, абстрактное мышление, а другое, соответственно, за эмоциональное, образное, конкретное восприятие, то мы увидим присутствие, условно говоря, мужского и женского начал в функциональной асимметрии мозга. Дисбаланс, напряжение или доминирование одного из полушарий у ребенка при отсутствии выраженных дефектов шейного отдела указывают на соответствующий дисбаланс между родителями, конечно, если у ребенка не было травм, приведших, например, к образованию гематомы в соответствующей части мозга. Конфликт между родителями выразится в боковом искривлении позвоночника. Забегая вперед, скажем, что авторам приходилось видеть людей, позвоночник которых был не то что S-образно искривлен, а являл собою прямо-таки извилистую змею. Расспросы о переживаниях детства неизменно показывали на постоянное лавирование между родителями и, соответственно, вырабатывающиеся в процессе этого специфические черты характера, условно говоря, некую «извилистость», граничащую с полной бесхарактерностью.

Проблемы с желудком у ребенка в нашем примере показывают на неспособность принять ситуацию, «переварить» ее. Проблемы с печенью – агрессивность. Повышенный травматизм ног – проблемы с чувством устойчивости, отсутствие опоры в жизни, как следствие определенного поведения родителей. Напряжения в ногах связаны с соответствующими напряжениями мышц малого таза, что в дальнейшем отразится и на физиологических процессах сексуальной сферы. Впалая грудь – повышенное чувство вины, внушенное поведением мамы. С мамой мы провели серьезный разговор, но больше они у нас на приеме не появлялись. Этого ребенка можно только пожалеть.

История вторая

Дима, 7 лет. В 5 лет ребенок побывал в автомобильной катастрофе с переломами обеих ног Фактически в 5 лет ребенку пришлось заново учиться ходить. Впервые мы увидели его тогда же по поводу реабилитационно-восстановительных массажных процедур, обычных после переломов. Очередная встреча с ребенком, когда ему было уже 7 лет, произвела на нас сильное впечатление. Бросались в глаза нервный тик (сильное и частое моргание глазами) аллергические высыпания вокруг рта, замкнутость и некоммуникабельность ребенка.

Мама жалуется на неуспеваемость сына в школе. Надо заметить, что до этого мы знали мальчика жизнерадостным и активным, несмотря на передряги, в которых он побывал. Перемены, произошедшие с ним в возрасте семи лет, были столь заметны, что мы начали с расспросов. Объяснений мы не получили. Мальчик не делился своими переживаниями ни с мамой, ни тем более с нами.

Проведя десятидневный курс массажа, результатов мы не добились. Ребенок оставался закрытым и напряженным. Мы пригласили маму с ребенком на повторный курс через две недели. На этот раз только на седьмом сеансе в момент проведения массажной терапии на грудине мы получили выраженную реакцию в виде истерики. Ребенок прорыдал полчаса, а вечером дома рассказал маме о том, что он очень сильно боится свою учительницу и испуг настолько силен, что он ничего не воспринимает из ее объяснений, а когда его спрашивают, теряет дар речи. Поговорив с мамой, мы посоветовали перевести ребенка к другому педагогу. Она так и поступила. Через некоторое время мы снова увидели этого ребенка – от тика и аллергии не осталось и следа, он снова был жизнерадостен и общителен, хорошо успевал по всем предметам.

Проблема, с которой мы столкнулись в данном примере, связана с блокировкой эмоционального обмена с окружающими, что на теле всегда фиксируется мышечными блоками и напряжениями соединительной ткани в грудном отделе. В данном конкретном случае у ребенка нарушился эмоциональный обмен с мамой, в дальнейшем это спроецировалось на ситуацию с учительницей. Надо добавить, что, как правило, дети, испытывающие сильный стресс в ходе межличностных контактов, растут в неполных семьях или в семьях, где общение с ребенком лишено эмоциональной глубины, родители чрезмерно заняты собой и своими переживаниями. Ребенок, растущий в атмосфере недостатка эмоций, часто оказывается неспособен выражать свои эмоции во внешний мир в собственной реальной жизни. А если помнить, что эмоции – это по преимуществу энергетическая составляющая человеческой жизни, то и результатом напряжения эмоциональной сферы будет, как правило, мышечный зажим, представляющий не что иное, как энергетическии очаг в коре головного мозга, по закону рефлекторной цепи блокирующий нормальное функционирование связанных с ним органов. В разбираемом примере сильнейшее эмоциональное возбуждение, связанное с блокадой выражения эмоций, возникшей как реакция на страх, вылилось в перевозбуждение иммунной системы, отвечающей за защиту, – отсюда аллергия. Чувство страха генетически связано с почками, надпочечники отвечают за выработку «гормонов стресса» – адреналина – норадреналина. Хронический стресс нарушает работу почек, почки рефлекторно связаны с глазами, возбуждение почек приводит к импульсному сбрасыванию избытка энергии – отсюда нервный тик. Блокада выражения эмоций проявляет себя в резком сокращении объема дыхания за счет перенапряжения диафрагмы. В состоянии стресса (неспецифический приспособительный синдром) человек непроизвольно затаивает дыхание. Вздохнуть полной грудью синонимично расслаблению. Человек с блокированной диафрагмой неспособен радоваться – и смеяться. Главная железа иммунной системы – тимус (вилочковая) – расположена как раз за грудиной. Напряжения в области грудины косвенно связаны и с недостаточной экскурсией ребер, в свою очередь вызванной зажатой диафрагмой. Отсюда понятны бурные рыдания при в общем-то безболезненной манипуляции на грудной клетке. Освободилась диафрагма, накопленное напряжение в ней сбрасывается через рыдания. На самом деле основные процессы при этом протекают в центральной нервной системе – разряжаются соответствующие мозговые структуры, что выражает себя в изменениях, происходящих с телом.

Дети, растущие в эмоционально обедненной атмосфере, как показывают исследования, в дальнейшем склонны оказываются к асоциальному поведению, они рано начинают беспорядочную половую жизнь, пытаясь через энергию секса восполнить энергии всего спектра человеческого общения. Но данный путь не является для них решением, потому что они, как правило, из-за многочисленных блокировок не в состоянии достичь полноты сексуального возбуждения и следующего за этим расслабления и освобождения, соответствующего напряжению. Можно сказать, что возбуждение сосредотачивается у них в напряжении мышечной структуры и блокирует активность других поведенческих структур и систем. Это частое явление, и примеров, иллюстрирующих его, можно привести огромное количество. Нас здесь должно интересовать то обстоятельство, что при снятии мышечных блокировок в ряде случаев удается разблокировать всю ситуацию, что мы пытались показать на приведенном примере и на что просим читателей обратить внимание при знакомстве со следующими случаями из нашей практики.

Поговорим о тех патологиях поведения, которые можно обнаружить и прогнозировать уже на очень ранних стадиях развития ребенка. Поведение родителей по отношению к ребенку – феномен сложный, складывающийся из очень многообразных обстоятельств и факторов, но и здесь накоплено достаточно знаний, способных объяснить многие проблемы маленьких и взрослых людей.

Скажем, такое явление, как излишняя опека по отношению к ребенку, стремление предельно облегчить ему жизнь, удовлетворить все его желания, помимо снижения общей самостоятельности ребенка может привести и зачастую приводит к формированию у него в дальнейшем алкогольных и наркотических зависимостей. Недостаточная самостоятельность, неумение преодолевать препятствия при активизации социальной функции человеческой системы приводит к формированию чувства заниженной самооценки и комплексам неполноценности. Этот комплекс, как правило, вытесняется в подсознание, и включаются механизмы внутренней защиты от его воздействия. На уровне поведения это выражается в чрезмерном фантазировании, придумывании себе компенсирующих причин и обстоятельств, подмене действительного желаемым. В конечном итоге чрезмерная зависимость от родителей, сформировавшая навыки ухода от дискомфорта через какие-то сторонние воздействия, приводит к использованию все новых и новых внешних по отношению к человеку средств для снятия напряжения и устранения причин дискомфорта. Ключевое слово здесь «зависимость». Родители, вольно или невольно культивирующие зависимость ребенка от них, формируют в нем почву для будущих зависимостей. Не случайно алкоголизм так повально косит именно те общества, для которых типичен патерналистский характер отношений граждан и государства, зависимость граждан от госструктур, высокий уровень соцобеспечения. Человек, подсознательно ожидающий разрешения своих проблем от кого-то другого, иждивенец – неизбежно придет к алкогольной или иной зависимости, как только государство или родитель не сможет в полной мере удовлетворить его притязания.

Противоположный тип воспитания – культивирование в ребенке лидерских качеств – тоже, как ни странно, приводит к деформациям. Предъявление ребенку завышенных требований одновременно с постоянной неудовлетворенностью достигнутыми результатами создает зависимость от результата, снижает общую самооценку, приводит к замкнутости ребенка, формированию у него поведения раба, что в конечном итоге не отличается от варианта, рассмотренного выше, или противоположному поведению, выраженному в стремлении к неограниченной власти. Оба этих типа сочетаются часто в одном человеке, как мы это видели на примере с Леней. При попадании в круг людей, по отношению к которым человек зависим, он исполняет роль раба, при попадании в круг равных или слабейших – он начинает исполнять роль господина. На самом деле это различные проявления одной и той же формы зависимого поведения. В будущем такой человек, вероятно, сделает карьеру, но при этом будет глубоко несчастен в личном плане и, вполне вероятно, будет алкоголиком или трудоголиком.

На уровне организма данные психологические процессы оказываются связаны с областью шеи. На шею вообще проецируется весь комплекс проблем, связанных с контролем. Человек, постоянно контролирующий себя и/или других, всегда имеет напряженную шею. Вы ведь с трудом можете представить себе большого начальника с тонкой шеей. Но одновременно напряжения в шее – это и ухудшение питания головного мозга. Риск возникновения в будущем патологического пристрастия к алкоголю можно отметить уже в очень раннем периоде развития. Еще раз обращаем ваше внимание – мы говорим о риске, возможности, а не об обязательной прямой причинно-следственной связи! Механизм возникновения патологического пристрастия к алкоголю, проявляющий себя здесь, очень прост. Первая реакция на алкоголь – расширение сосудов мозга, прилив крови и чисто физиологическое улучшение его питания, что и вызывает эйфорию. Заметьте, что люди раскрепощенные, внутренне независимые, свободные от контроля – в алкоголе не нуждаются. Прием алкоголя на уровень эйфорического возбуждения у них влияния почти не оказывает. Для них это привычный уровень. Трудоголики впадают в физиологическую зависимость по той же причине. Напряженная умственная деятельность автоматически требует включения механизмов усиленной подпитки мозга. Здесь, правда, организмом обычно используется дополнительное напряжение сердечно-сосудистой системы, что выражает себя в гипертензии, но для головного мозга важен конечный итог – улучшение его кровоснабжения. Головной мозг, в конце концов, такой же орган тела, и его интенсивная работа часто сопровождается конкуренцией с другими органами тела за ресурсы – кислород, питательные вещества и т. д. Люди, занятые на тяжелой мышечной работе, трудоголиками как раз не становятся, но алкоголь для них оказывается необходимым дополнительным фактором в силу того, что именно он участвует в синтезе и регенерации мышечного белка. Получаемый извне алкоголь приводит к прекращению его синтеза самим организмом, что тоже создает физиологическую зависимость. Кстати, исследования, проведенные в такой благополучной стране, как Австрия, где доля тяжелого физического труда заметно ниже в сравнении, скажем, с Россией, показали, что опасность алкоголизма наиболее велика для представителей вполне определенных социальных групп: квалифицированных рабочих, фермеров, руководящих работников и госслужащих. Общим между всеми ними является как раз то обстоятельство, что все они пребывают в состоянии повышенной зависимости от внешних по отношению к ним факторов среды или социума, несвободны, закрепощены в рамках какой-то внешней по отношению к ним жесткой структуры.

Зависимость может возникнуть и в тех семьях, в которых вообще не обращают на ребенка внимания. Исследования показывают, что, как правило, это происходит в семьях, где один из родителей, чаще оба, демонстрируют ребенку зависимое поведение. Ребенок присвоит себе их поведенческие стереотипы. Исследования показывают, что такие дети даже если сами не подпадают под зависимость, то, вырастая, находят себе брачного партнера с зависимостью.