Текст книги "Идущие сквозь миры. Бесы Фарума"

Ратха – Конол

Одджи сопроводил Ратху в один из госпиталей американской армии, где военный хирург оперировал Конола. Рядом неизменно носился Дшуд, постоянно принюхиваясь и всматриваясь в каждый шорох. Дшуд был возле Конола не в первый раз. Он нашёл Конола сразу, как только Ратха стал брать его с собой. Не делая различия между двойниками, он оберегал обоих.

Повсюду были слышны стоны раненых. Коек на всех не хватало и поэтому большая часть нуждающихся в неотложной медицинской помощи людей, лежала просто на полу, на каждом пригодном для этого месте. Люди в белых халатах сновали повсюду, аккуратно перешагивая через лежащих. Медиков явно не хватало на всех больных. Они бегали от одного больного до другого пытаясь понять, кому помошь нужна неотложно, а кто может подождать. Небольшое помещение, образованное, развешанными на натянутые верёвки, простынями занимала операционная, где уже сутки, без отдыха, оперировал пожилой хирург. Он сильно потел, и медбрат то и дело прикладывал к его лицу марлевый тампон. Учитель и ученик наблюдали за тем, как врач боролся за жизнь командира разведвзвода. Всё говорило о том, что у оперируемого пациента очень мало шансов выжить. Он получил пулевое ранение в живот. Сама пуля уже была извлечена, но было потеряно много крови и сердце Конола начало давать сбои. Это было верным признаком скорой кончины пациента, и врач очень нервничал. Каждый раз, когда его пациент подавал признаки ухода из жизни, он винил в этом себя, и переживал его смерть как свою собственную. Он умирал с каждым умершим на его операционном столе пациентом сам. Между операциями, ища в себе силы жить дальше, старый хирург перекуривал на скорую руку, еле удерживая в руке папиросу дрожащими от бессилия пальцами.

Сейчас доктор был на эмоциональном пределе и чувствовал, что если он потеряет и этого пациента, то не найдёт в себе сил бороться за остальных.

Дшуд, почувствовав страх, тут же вселился в врача, но недолго созерцая вскрытую брюшную полость, решил ретироваться и тут же изошёл из него.

Помогающие хирургу в операции медбратья чувствовали его состояние и испытывали похожие эмоции. Они понимали, что эту операцию надо остановить, только ради экономии сил хирурга, так как было ясно, что бороться за жизнь оперируемого нет смысла. В отпускаемых им командах медбратьям, стали проскальзывать ноты досады и бессилия.

Ратха впервые видел свой мираж, и был очень удивлён невероятной внешней схожести с ним. Ему казалось, что перед ним сейчас лежит его бледный, и не подающий признаков жизни двойник. Эшфарум вдруг вспомнил об Эмили и угрожающей ей опасности. Он взглянул на учителя, но не успел произнести ни слова, так как Одджи поспешил его перебить, понимая каким намерением грозит этот взгляд: «Если ты сейчас не поможешь своему миражу, то ты уже ничем не поможешь Эмили. Дэя тоже уже скоро будет в этом мире. Твоё имя в мире людей – Конол Мак Дара и если ты с этим не свыкнешься, то от этого проиграют близкие тебе люди».

Врач наложил последние швы, сел на табурет возле операционного стола и потянулся за папиросой. Не поднимая взгляда от пола, он еле слышно произнёс: «Я сделал всё, что мог. Теперь всё зависит от него». Ассистирующий медбрат уже проверил пульс Конола и убедился в его отсутствии, но молчал, боясь огорчить, и без того удручённого врача. Привидение Конола стояло напротив Ратху и смотрело, то на беседующих эшфарумов, то на Дшуда, полными недоумения глазами. Одджи взял ученика за руку со словами: «Ещё есть надежда. Не медли: – после того как он, в очередной раз, окинул странным взглядом Дшуда, добавил – не забывай контролировать этого эйвхора». Эшфарум подошёл к своему отражению, и, взяв его за руку, уложил на кушетку, совмещая его с бездыханным телом, а потом лёг и сам.

Ратха вдруг вспомнил все свои сны и понял, что это целая жизнь, которую он, пробуждаясь, почему-то запоминал раньше только урывками и очень смутно. Он осознал, что это он, ловил в детстве рыбу с отцом, на озере в ирландских горах. Это он, борясь со страхами, побил в юношестве всех своих обидчиков, и ходил ночью на кладбище, проверяя свою волю и бесстрашие. Он вспомнил, как стремился в Америку в надежде на лучшую жизнь для себя и своих родственников, но попав туда и получив гражданство, сразу же отправился на войну. Перед взором проплывали образы девушек, что влюблялись в него за его смелость и рыцарское отношение к женскому полу. Но он отторгал их любовь, так как ему постоянно снилась одна и та же девушка с детства. Эта девушка была ему очень близка, хоть он и не встречал её наяву. Ему открылась вся память Конола как своя. В то же время он понял, что он и есть и Конол, и Джумоук и Ратха, и память жизни в мире Фарумов, была так же ясна, как и память о событиях, происходящих с Конолом в мире людей от самого его рождения. Ратха-Конол сейчас не разделял Дэю и Эмили. Он теперь сполна осознавал, что это части одного с ним целого. Две жизни сейчас поселились в одном теле, как одна память об очень похожих ситуациях, проживаемых в двух мирах. Эти две жизни были настолько похожи, что приняли друг друга как себя.

Один из ассистирующих медбратьев подошёл к сидящему на табурете и докуривающему папиросу хирургу и положил руку ему на плечо. Для старика это означало только одно. Он, цепляясь за остатки надежды, как бы в последний раз взглянул на лежащего на столе солдата. В его глазах вдруг загорелась надежда, что привлекло внимание остальных к прооперированному разведчику. Он подавал явные признаки жизни, и это было тем чудом, после которого всем наблюдавшим это хотелось бороться с новыми силами. Усталость старика сняло как рукой. Теперь, он стоял возле пациента, нащупывая его пульс, и светился, заражая остальных своей чистотой улыбкой. Он произнёс: «Спасибо тебе, Господи!», а потом, после непродолжительной задумчивости бодро добавил: «Так! Чего стоим? Несите следующего».

Дэя-Эмили

Обернувшаяся в зверя Дэя, наблюдала за девушкой в неосвещённом помещении, но она хорошо видела в темноте и чувствовала все эмоции, переживаемые своим миражом. От девушки, стоявшей на коленях спиной к оборотню, сочился страх, в интервалах между словами её монолога, обращенного к Великому Учителю. Когда же девушка закончила свою речь, Дэя поняла, что это был не монолог, а диалог. Она как будто бы увидела тёплую руку, обнявшую молящуюся, и сразу же почувствовала это тепло на себе, осознав тесную взаимосвязь со своим испуганным миражом.

Страх, исходивший от Эмили, притягивал её. Но он притягивал не как пища, а как возможность заполнить этот страх собой, дав успокоение замученной и исстрадавшейся душе. Когда вверху внезапно заскрипела дверь, Дэя увидела в светящемся проёме своего отца. Она пыталась что-то понять в этой неожиданной ситуации в то время, когда страх Эмили стал втаскивать её в себя, парализовав волю. Дэя поняла, что помнит всё, что происходило с ней во снах. Она вспомнила своё имя. Её звали Эмили в этих снах, и ей нужно было найти и Ратху, и Стива. Двери в подвал были уже закрыты, и помещение снова наполнил мрак. Хранитель Набба взял дочь за руки и, Дэя, вдруг, увидела ушедшую маленькую Лиз. Эмили, ещё до конца не поняв, вдруг всплывшие в ней воспоминания о жизни в незнакомом мире, стала спрашивать: «Как такое возможно? Кто вы и почему я вас знаю?». Она почему-то понимала смысл произносимых на иностранном языке фраз и всё крепче и крепче сжимала руки пожилого русского солдата: «Я ничего так не боялся, как не повидаться с тобой снова, мой ангел. Теперь всё будет хорошо. Твоя душа уже почти полна. Тебе осталась встретить свою мужскую половину». Двери в подвал открылись снова, и громкий голос произнёс на ломаном английском языке: «Эмили Уишем. Выходите». Эмили обняла старца так, как если бы это был родной человек, и почувствовала теплоту и любовь, исходящую от его сердца. Она поднялась по ступенькам и вышла из подвала на улицу, где её ждали два конвоира. Дэя изошла из Эмили и, заметив, что она уже не в обличии зверя, стала осматриваться.

Уже начинало темнеть и мимо неё очень часто пробегали люди с изображением креста на одежде. Чувствовалась их паника. Старшие по званию воины отдавали второпях приказы остальным. Одни загружали в грузовик остатки скарба, другие, куда-то тащили на себе полевую кухню.

Дэя попыталась дотронуться до одного из солдат, но только смахнула его головной убор. Железная каска с грохотом и звоном упала на тротуар и покатилась. Немец стал удивлённо озираться вокруг. Не найдя виновного в оплеухе, он засеменил за каской, причитая себе под нос. Когда он наклонился, чтобы поднять каску, она вдруг отлетела так, как если бы кто-то ударил по ней ногой и снова загремела. Солдат перекрестился и убежал прочь. Удовлетворённая результатами своих экспериментов девушка из мира Фарумов поспешила к своему миражу. Эмили вели по безлюдной улице по тротуару, вдоль развалин. Вдруг с земли приподнялся кусок трубы и вклинился в шаг идущего сзади конвоира. Дэя уже была в теле Эмили, когда спотыкнувшийся об трубу солдат падал, роняя ружьё. Когда он потянулся за пропажей, поднимая с глаз край каски, ружьё объявило о своём обнаружении ударом приклада – прямиком, в открывшийся лоб бедолаги. Теряя сознание, он услышал выстрел и увидел падающего навзничь сослуживца. Дэя покидала тело Эмили, осматривала округу, и, найдя путь среди руин, возвращалась обратно, заставляя свой мираж двигаться дальше. Они продвигались уже в лесу, когда Дэя проводя очередную разведку округи, обнаружила засевший в кустах отряд хорошо замаскированных и вооружённых людей. Их язык отличался от языка врага, и исходя из этого, девушка сделала вывод, что это союзники. Когда она уже собиралась возвращаться к своему миражу, она услышала очень знакомый голос. Это был голос Хэя. Хэй был бестелесен. Он улыбнулся и, показывая на лежащего в траве своего двойника, сказал: «Это Стив – мой мираж и друг миража Ратхи. Ты помогла Эмили?» Стив в это время неподвижно лежал и слушал шорохи ночного леса, вглядываясь в темноту. Дэя схватила Хэя за плечи и стала его трясти, выговаривая рывками: «Где Ратха? Ты знаешь, что Эмили ищет Стива?» Он перехватил руки Дэи и опустил их

– Конол, сослуживец Стива – это мираж Ратхи. Он сейчас ранен и лежит в госпитале, с ним будет всё в порядке. Рано или поздно Ратха найдёт его, и вы увидитесь. А ты найди Эмили. Пора ей, наконец-то, встретиться с братом.

Дэя, удаляясь от Хэя, крикнула ему: «Я оставила её в лесу. Она очень слаба, но я попытаюсь привести её сюда».

Эмили лежала на траве и изо всех сил пыталась не уснуть, борясь с усталостью. Она пыталась собрать остатки своей воли и никак не могла решиться продолжить путь, понимая то, что заблудилась в незнакомом ей лесу. Вдруг она отчётливо увидела образ брата и почувствовала его близость. Встряхнув головой, она встала одним рывком и побежала из последних сил. Эмили бежала туда, куда подсказывало ей сердце, и по пути вдумывалась в новые образы, возникающие в её сознании. Эти образы снова стали очерчиваться ситуациями и событиями в уже становившегося ей знакомом другом мире. Эмили становилась Дэей, а Дэя —Эмили. У Дэи уже не было желания покидать это ослабевшее тело девушки – кем она была в снах, которые сейчас отчётливо вспомнила. Сейчас мир людей стал для неё настолько реальным и привычным, что мир Фарумов ей стал казаться сном. Она знала, что эти сны нельзя забывать и поняла, что тот старец в немецком подвале – это её родственная душа, бывшая и Лиз и Наббой одновременно. Две части одной души сливались в единую волю Великого Учителя. В тот момент, когда Эмили увидела Стива – она уже была готова к встрече, но силы покидали уставшее тело, и она потеряла сознание, роняя слёзы счастья.

Падший Хэй

Сидя на берегу озера, под деревом Ратхи, Хэй размышлял о последних событиях. Он никак не мог понять: как так получилось, что у него нет больше доступа к телу своего миража. Стив перестал поддаваться его влиянию, через некоторое время после встречи с сестрой. Мираж Хэя наполнился какой-то силой, что выталкивала его при каждой попытке вселения. Эшфарум уже стал сам чувствовать себя миражом. Правящий Хорус отнёсся со снисхождением к неудаче Хэя, но самой большой неудачей была потеря Дэи. Он уже не мог различить её с Эмили и понимал, что она воспринимает жизнь своего миража как свою, а жизнь, прожитую в фарумах, как сон. В орден Хэя так и не приняли, но Хорус обещал ему новое задание. Правящий не раскрывал подробностей, но отметил только, что это задание будет касаться миража хранителя Наббы. Надежда вселиться в Стива и покорить его волю не покидала эшфарума. У Хэя не выходили из головы образы Эмили и Стива. Он вспоминал их счастливые лица, когда они встретились и не могли наговориться, рассказывая о своих бедах и злоключениях. Эмили не стала рассказывать об открывшейся ей второй жизни и не видела в этом необходимости. Она теперь знала – что такое страх на самом деле. Страх – это открытая дверь на дороге тёмных сил в твою душу. Знания о таких важных явлениях, как вселенский баланс и Божий промысел исключают страх. Война, в которой участвовали и Эмили, и Стив, не была закончена и им предстояло ещё много испытаний. Эмили понимала, что это не просто война, а битва светлых и тёмных сил двух миров и знала свою сторону и сторону брата твёрдо – они воины света.

Когда Стив рассказывал о своём новом брате Коноле, у Эмили щемило сердце так, как если бы ей рассказывали о родном человеке, которого она долго не видела. Эмили скучала по Конолу. Она знала, что это её Ратха. Ей вдруг стали понятны многие непонятные до этого ситуации. Теперь она знала – кем, кроме дочери, была и есть для неё Лиз, и кто был тот русский старец в плену. Она понимала – кем был ангел-хранитель, о котором говорила Лиз. В то же время ей не хотелось бежать к Конолу прямо сейчас, так как она понимала неотвратимость их встречи и воссоединения. Это было неотвратимо как рассвет после ночи, и Эмили наслаждалась общением с братом. Их лица светились счастьем. Хэй стоял рядом и время от времени тщетно пытался вселиться в Стива. Потом он пытался докричаться до Дэи, но она его, то ли не слышала, то ли не подавала виду. Эшфарум был взбешён своим бессилием и в конце концов ушёл в свой мир.

Сейчас он смотрел на воды озера говорящих ветров и расходящиеся по озеру круги. Досада не давала ему думать объективно, и он вновь затаил злобу на брата. Действовать активно без тела в мире людей он не мог, так как боялся быть обнаруженным посредниками и высшими учителями. Он думал над тем, как отомстить теперь уже Конолу и отнять у него Эмили. Вдруг он почувствовал вибрацию дерева, под которым сидел, оперевшись спиной о ствол, и увидел, навеянные деревом чёткие образы. Перед его глазами стали всплывать силуэты, принимающие очертания людей. Среди них были и Конол, и Эмили. Хэй видел всё глазами присутствующего в этих событиях человека. Он, почему-то был обездвиженной ношей на спине Конола и истекал красной человеческой кровью. Эмили шла рядом и приговаривала: «Держись, Стив… Ещё немного… Всё будет хорошо…». Хэй даже стал чувствовать физическую боль в правом боку, когда отскочил от дерева. Эшфарум был растерян и понимал, что дерево Ратхи пытается ему что-то сказать.

Прильнув руками к дереву, он пытался опять что-либо почувствовать или увидеть, приговаривая: «Ну… скажи мне… что это было? Что меня ждёт там?». Но дерево молчало. «Ты пытаешься напугать меня? Ты с ними заодно. Тебе не остановить меня!» – произнёс отрывисто и преодолевая волнение Хэй и направился прочь от гнетущего воспоминаниями и видениями места. Он направился к звериной арене. Там, как всегда, развлекались воины, сражаясь, восседая на зверях. То, что посреди арены внезапно появился их военачальник, ввело в замешательство всех наблюдавших за схваткой. Ворвавшись в самую гущу, Хэй ударил мечом одну из тварей. Ему было нужно утолить злость. Безумие в глазах военачальника напугало его воинов, и наездники в спешке покинули арену, оставив Хэя наедине с двумя взбешёнными зверями. Их военачальник был искусным воином, и безумная злоба не мешала ему сражаться. Он встал между монстрами. Из головы одного из них уже сочилась кровь.

Раненый зверь первым сделал выпад, пытаясь перекусить надвое врага. Хэй отпрыгнул в сторону второго монстра и водрузил ему меч в раскрытую пасть. Затем сразу же вытащил меч и ударил им подбежавшего второго зверя по шее, сделав выпад в сторону. Голова смертельно раненной твари повисла на шее, из которой брызнул фонтан. Из уже обездвиженной туши второго монстра пульсирующим ручьём так же вытекала синяя жидкость, образуя лужу. Эшфарум провёл языком по своим губам, слизывая кровь и взглянул на бездыханные тела монстров. Те, кто был по ближе могли различить слова, доносившиеся сквозь стиснутые зубы: «Значит ты так?» Речь Хэя стала превращаться в крик досады и злобы: «Значит так ты отплатил тому, кто оберегал тебя и не давал тебе сдохнуть?». Меч упал на землю. Он раскинул руки в стороны, раскрыв ладони и подняв голову закричал уже со всей силы: «А куда смотрел ты, о Великий Учитель? Я проклинаю тебя, если ты есть!» Воины, наблюдавшие за странным монологом, стали пятиться от ограды арены, не понимая, к кому обращены эти слова. Вдруг, к удивлению наблюдающих, озлобленное выражение лица военачальника стало похоже на кривую улыбку, в которой всё ещё читалась злоба, но теперь это лицо выражало ещё и коварство. Эта улыбка выражала сарказм, граничащий с сумасшествием, и означала только одно: Хэй будет мстить.

Правящий Хорус, наблюдавший за этими событиями издалека, удовлетворённо улыбался. Ему нравился настрой юноши. Хорус надвинул капюшон своего балахона на голову, так, чтобы его нельзя было узнать, и засеменил прочь, мурлыкая себе под нос какую-то немецкую песенку из мира людей.

Рассвет

Госпиталь, в котором находилась Эмили, располагался в помещении бывшего театра. Она помогала раненым и молилась, каждый раз, когда Стив уходил на очередное задание. Сейчас она, пользуясь свободной минуткой, сидела на табурете возле пианино, и собиралась помолиться. На улице светало, и большинство раненых спало. Эмили не удержалась, открыла крышку пианино и стала нажимать на клавиши так мягко, как могла. Она сама и не заметила, как отдельные отрывистые ноты вдруг стали сливаться в музыку. В какой-то момент Эмили вспомнила, что беспокоит спящих, и перестала играть, и вдруг услышала голос лежащего неподалёку раненого, с перебинтованной головой: «Не прекращайте играть. Пожалуйста, играйте». Она смутилась: «Я перебужу весь госпиталь». Но просьбы, продолжать играть, посыпали со всех сторон, и Эмили поняла, что уже мало кто спит. Она продолжила и стала играть уже свободно, раскрывая всем слышащим эту музыку, сцену, на которой разворачивались переживания и чувства, переполняющие её душу.

Многие из тех, кто лежал в этом госпитале, слышали в этой музыке отголоски своих историй и переживаний. За окнами рождающееся солнце окрашивало небо красным заревом. Перед глазами Эмили проплывали события, происходившие в двух мирах. Вот она видит детей – мальчика и девочку, весело играющих на берегу озера говорящих ветров и слышит голос маленького Джумоука, держащего её за руку: «Давай поклянёмся никогда не ссориться и дружить вечно». Она заливается журчащим смехом, позволяя свету играть на ямочках на её щеках и убегает, предлагая мальчику её догнать. Вот она уже видит маленькую, улыбающуюся Лиз, смотрящую на кого-то невидимого за её спиной. Но теперь она знает, на кого смотрит её дочь. В улыбке Лиз она видит отца Наббу и старца, что встретился ей в плену. Вдруг её взору представилась «Звериная арена» и она снова увидела демонов тьмы. Одновременно в её сознании всплывали ситуации из человеческой жизни, отождествляемые с событиями из Фарумов, и теперь она смотрела на разрывы снарядов на поле боя с фашистской ордой и видела кровь, вытекающую из груди солдата, лежащего на траве со страхом и досадой в глазах. Тогда в её музыке звучали беспокойные ноты, выражающие сочувствие и сострадание.

Конол путешествовал по уже родным Фарумам. Он знал, что его тела из этого мира уже нет, а человеческое тело лежит в лечебнице мира людей и наблюдал за родителями – эшфарумами, когда вдруг услышал музыку. Это была очень знакомая музыка, и она стала уносить его обратно во внешний мир. Когда Конол открыл глаза, он не поверил своим ушам. Где-то за стеной звучала та самая музыка, что Конол не раз слышал во сне, а Ратха – в доме у Эмили. Сердце Конола стало бешено колотиться в груди. Он поднял голову, осмотрелся и стал пытаться встать. Его ощущения и эмоции были похожи на те, что он испытывал, когда первый раз услышал эту музыку в доме у Эмили. Немного повозившись, он встал и пошёл на звуки музыки, опираясь руками о стены. Когда он вышел из комнаты, то оказался на сцене, где спиной к нему за пианино сидела она.

Эмили продолжала играть. Она была уже не в Госпитале на чужой земле, а дома, за своим пианино, и снова чувствовала присутствие любящего человека за своей спиной. И снова руки Ратхи легли на её плечи, укрывая её душу одеялом спокойствия и неги. Где-то внизу играла Лиз, а Стив читал, сидя в кресле. Она прильнула щекой к руке, лежащей на её плече. Ей стало легко и радостно. Счастье и чувство полноты переполнили её душу. Теперь она чувствовала это прикосновение ещё и кожей, и знала, что сейчас за её спиной стоит Конол, положив ей руки на плечи, и щекой, она чувствует именно его руку. Она всё же не переставала играть. Она чувствовала волю Великого Учителя, воссоединяющую части одного целого.

Дшуд завороженно смотрел на восходящее солнце.

 
Немая пустота души,
Под хруст опавших крыльев,
Словно на казнь палач спешит
Забвенья серой пылью.
 
 
Но дух мой крылья волоча,
Не останавливает бег.
Побег с рождения начав,
И тая словно снег,
 
 
Всё ищет пропасть для прыжка-
Полёт так близок от паденья.
Ему хватило бы рывка,
Чтобы воспрять над тенью.
 
 
Он вырвется лучом из бездны,
Каким бы злом она не будь.
Поможет свет родных созвездий,
Предначертая светлый путь!