Текст книги "И настанет день третий"

– Вот и все, что знаю. Мало. Чертовски мало!

Отчетливо сознавая, что ни на микрон не приблизился к решению проблемы, я умолк. Прижал к груди колени, положил на них голову и уткнул взгляд в одну точку. В голове не то, что ни одной мысли, в голове полный вакуум. Летели секунды, они складывались в минуты, а мы так и сидели, молча уставившись в угрюмые грязно-рыжие стены.

– Я бы посоветовал соорудить защитный экран.

От неожиданности я вздрогнул. Стены вдруг заговорили. Слова словно исходили из глубины доселе немого камня. Голос спокойный, уверенный и абсолютно незнакомый.

Глава 14

В отчаянном броске я дотянулся до ледоруба и, крепко сжав его в руках, обернулся на звук. Твою мать, застукали! Это была первая, да, пожалуй, и единственная мысль. Однако, на меня никто не нападал. В темной пещере нас, как и прежде, оставалось трое: я, Сурен и находящийся в полной отключке Чен Фу. Но этот голос… Он что, почудился? Как бы ища поддержки, я глянул на друга. Да, он тоже слышал, без сомнения слышал. Сурен стоял рядом и на пару со мной ошалело оглядывался по сторонам.

Спокойно! Явной угрозы не наблюдается, пока не наблюдается. И голос этот совсем не угрожающий, совсем не тот, которым орут: «Стоять, руки за голову, лицом к стене!» Наоборот, он что-то там говорил… Я вспомнил слова, прозвучавшие в тишине каменного склепа. Затем набрался смелости и переспросил:

– Какой еще, к дьяволу, экран?

– Свинцовый, какой же еще? – Чен Фу потянулся словно отходил от сна, а не от глубокого нокаута. Проворно сел по-восточному, поджав под себя ноги.

– Чен, это ты? – я не мог узнать голос китайца. Из писклявого и лебезящего комариного писка он превратился в баритон достойного самолюбивого человека.

– Конечно же, я. Или вы видите здесь еще кого-нибудь?

– Похоже, оклемался, – Сурен вопросительно глянул на меня.

– Пришел в себя, если вы это имеете в виду.

– И давно? – я понял взгляд друга. Его волновала проблема непрошеного гостя и одновременно свидетеля нашего разговора.

Чен заметил эту пантомиму и правильно ее истолковал. Растянув свои пухлые губы в язвительной ухмылке, он ответил с явной издевкой:

– Ваш, Леха, рассказ о встрече с персонажами из средневековья меня очень заинтересовал. Естественно, с научной точки зрения.

– Кому Леха, а кому Алексей Кириллович, – я угрожающе хмыкнул. – Это же надо, он тут уже полчаса шпионит, а мы ни слухом, ни духом!

– Извините, не знал, что ваше полное имя Алексей Кириллович, – произнес китаец обиженным голосом. – Ваш друг называл вас Лехой, и я вполне резонно предположил, что таково ваше имя. А насчет шпионажа… по-вашему я должен был встать, извиниться и выскочить наружу?

Вполне логичное объяснение, но даже без него я не таил зла на китайца. Не могу я по-настоящему злиться на воспитанных, интеллигентных людей. А Чен Фу явно оказался одним из них.

– Ладно, все верно, это мой промах. Надо было сразу оттяпать тебе башку. А теперь чего уж, добро пожаловать в дискуссию.

– Смею вас заверить, что и с отрубленной головой я продолжал бы слушать. Место это такое, очень и очень необычное. Честно говоря, никогда не думал, что оно существует.

– Вот и еще один безбожник, – хихикнул Сурен. – В нашем полку прибыло.

– Атеизм мне бы еще кое-как и простили, а вот воровство никогда, – Чен тяжело вздохнул.

– Ты вор? – честно говоря, я был удивлен, встретив вора с манерами учителя богословия.

– Я инженер, – Чен Фу широким жестом указал на пол, тем самым пригласив всех сесть. Прислонившись спиной к стене, он продолжил. – Много лет работал в космической программе Китая. Но, увы, все хорошее когда-нибудь кончается. В девяносто пятом году после взрыва ракетоносителя «Чанчжэн-2» меня вышибли. Повесили на мою шею всех собак и выкинули на улицу. С таким клеймом работу в аэрокосмическом комплексе, сами понимаете, не найдешь. Вот и пришлось заниматься чем попало.

– Неужели ты отправился грабить магазины? – Сурен удивленно поглядел на своего соседа.

– Ну, зачем же сразу магазины? – китаец брезгливо поджал губы. – Есть много других способов завладеть чужой собственностью, особенно интеллектуальной.

– Ага, в хакеры, значит, подался, – смекнул я.

– Почти угадали. Пошел работать в компанию по производству сантехники.

– Какой еще сантехники? – мы с Суреном непонимающе переглянулись.

– Естественно, не к печи унитазы обжигать, а в инженерную группу. Только, знаете ли, в Германии, Испании или Соединенных Штатах какая новинка проскользнет, мы ее, значит, тут же и прикарманим. Смесители воды, сливные бачки, мыльницы, полочки… корче, все, что есть нового и оригинального. Зачем изобретать что-либо самим, когда это за нас прекрасно могут сделать другие? А в скорости реализации идей мы и Европу, и Америку за пояс заткнем. Они только-только развернутся, а мы уже аналогичной продукцией полмира завалили. И цены у нас гораздо ниже.

– И это говорит строитель космических кораблей! Человек, который своим умом должен двигать технический прогресс всего человечества! – я укоризненно покачал головой.

– Успокойтесь, Алексей Кириллович, это не мои слова. Это принципы работы нашей компании.

– Да, законы для китайцев не писаны, – подвел итог Сурен.

– А для кого писаны? Сейчас расскажете про весь остальной цивилизованный мир? Не стоит. Он такой же цивилизованный, как и звериная стая. И законы у него звериные. Вы думаете, как я сюда попал? Сбила машина, когда переходил улицу? Да, сбила. Но только не меня, а нашего главного инженера. Его заместителя нашли плавающим в канале. А меня просто пристрелили под видом примитивного ограбления. – Чен Фу поник и безвольно пожал плечами. – Горячие итальянские парни, знаете ли. Оно и понятно, мы ведь приступили к итальянскому проекту.

После слов Чен Фу в воздухе повисла долгая пауза. У каждого из нас была своя история. Вспоминая ее, мы пытались представить, как бы все вышло, поверни мы на перекрестке жизни в ту или другую сторону. Не знаю как там у других, а со мной то все ясно. До святости мне далеко. Куда бы ни свернул, все равно рано или поздно очутился бы в этом уютном теплом местечке, все равно не успокоился бы, все равно захотел бы бежать. Кстати о побеге…

– Чен, о каком ты там экране говорил?!

От моего неожиданного окрика китайский инженер вздрогнул всем телом.

– Простите, что?

– Экран, говорю! Что ты там придумал со свинцовым экраном?

– Да все очень просто. Следует уменьшить радиоактивное излучение в зоне, где происходит преобразование свинца в золото. Здесь все основано на древней магии. Наука не в чести. Скорее всего и место для адова колодца выбрали по каким-то сверхъестественным приметам. И невдомек было Дьяволу, что приметы эти напрямую связаны с обычной геологией, с богатейшим месторождением урановых руд. Так что все эти демоны и гоблины понятия не имеют, что такое радиоактивность. Для них все происходящее в аду – магия чистейшей воды. – На секунду Чен Фу задумался… затем кивнул, как бы соглашаясь со своими собственными мыслями. – Да, я думаю это единственный путь. Информация, которой вы располагаете, не позволяет осуществить что-либо более серьезное, надежное и скрытное.

– Ага, самое надежное, а главное скрытное это построить стенку из свинца прямо возле работающих тигелей! – подводник постучал кулаком себя по лбу. – Чен, думай что говоришь!

– А что, – подписался я. – Ты, Сурен, будешь отплясывать яблочко и отвлекать на себя разинувших рты циклопов. А я быстренько насобираю свинцовых слитков и сложу забор высотой метров так десять и длиной с четверть километра. Чен, ты это хотел предложить?

– Любите вы, русские, все усложнять, – Чен Фу сокрушенно покачал головой. – Все гораздо проще. Основной поток излучения идет снизу, а не от стен, так как урановые залежи находятся ниже седьмого круга. Вот именно поэтому изолировать следует не стены, а по большей части пол, и делается это очень просто и быстро. Под видом атаки на охранников опрокидывается один или лучше два тигля с расплавленным свинцом. Камень здесь кругом растрескавшийся, пористый, затечет внутрь, просто так не соскоблишь. И в глаза бросаться не будет. Часть впитается в породу как в губку, а другая, та, что останется на поверхности… Так там же полумрак, кто ее разглядит! Вот вам и экран. С большой вероятностью можно предсказать, что для нарушения технологического процесса его будет вполне достаточно.

Под снисходительным взглядом мудрого Чен Фу советский военно-морской флот сдался, открыл кингстоны и погрузился на самое дно позора. Это же надо, не додуматься до такой элементарной вещи!

– Чен, ты гений! И все вы, внебрачные дети Великого Кормчего, наверняка тоже гении. И мир под себя подомнете, и на Луне города построите, и на Марсе не яблоки, а рис ваш гребаный цвести будет.

Мой восторг слегка остудил невеселый голос Сурена:

– Идея и впрямь неплохая, да только вот что с людьми будет?

– С людьми? – не понял Чен.

– Да, с теми грешниками, что работают в седьмом круге. Мы же их всех сожжем к чертовой матери.

– О людях я как-то не подумал, – согласился китайский инженер.

– Ничего с ними не будет, – я припомнил, как все обустроено в зоне изготовления золота. – Вереница носильщиков свинца двигается по краю обрыва. Между ними и тигелями глубокое русло золотой реки. Через нее свинец в жизни не перехлынет. Что же касается тех, кто работает непосредственно в седьмом круге… – я призадумался. – Так ведь они там уже практически и не люди. Они части огромных механизмов и работают внутри них, на много выше уровня пола. Когда все начнется, не думаю, чтобы кто-нибудь рискнул сигануть вниз.

– А кочегары? – не унимался Сурен. – Должен же кто-то поддерживать огонь под тигелями.

– Кочегары? – Я замотал головой. – Да не видел я там никаких кочегаров. И огонь под плавильными чашами, кстати, какой-то голубоватый, словно газ горит.

– Может и газ, – согласился Сурен. – Если бы для топки использовался уголь, ты бы его обязательно заметил. Возле печей всегда есть запасы. Вспомните любую кочегарку.

– Вот и я говорю, нет там людей. Так что ты Чен – наш спаситель, и план твой настоящее сокровище. – Не в силах сдержать накатившую цунами радости, я кинулся обнимать ошалелого китайца. – Чен, дружище, во везуха, что ты мне повстречался!

Чен Фу от такого неожиданно бурного братания сперва сконфузился, но быстро пришел в себя. Он даже сам решил проявить робкое дружеское расположение. Для этого низкорослый человечек не нашел ничего лучшего, чем похлопать меня по ребрам, так как до плеча ему было высоковато.

Ох, лучше бы он этого не делал! Даже от легкого шлепка боль огнем опалила мой растерзанный бок. Я вскрикнул, отпихнул китайца и, прикрывая рукой поломанные ребра, бухнулся на колени. Ноги не держали, и стало понятно, что единственный выход тихонько посидеть у стеночки и подождать, пока хоть немного утихнут мучения истерзанной плоти.

– Что, больно? – робко поинтересовался Сурен.

– Нет, приятно, – промычал я.

– На вот, приложи, а то кровь все еще течет, – Сурен протянул полосатые тряпки, которые когда-то именовались моей тельняшкой.

– Вот, блин, сестра милосердия! Лучше киркой своей дурацкой поменьше бы размахивал. А то…

Я вдруг забыл, что такого хотел пообещать своему непутевому другу. Я вообще забыл все на свете. Слух, зрение, обаяние вмиг оставили меня. Мозг щелкнул каким-то неведомым переключателем и вырубил их дабы сосредоточиться лишь на осязании. Я осязал… осязал самыми кончиками пальцев. Правая рука, на которую я оперся, угодила в узкую, но глубокую трещину. Трещина эта ровная, с гладкими стертыми краями, тянулась точно вдоль стены. Я все дальше и дальше вел по ней пальцами, а она все убегала и убегала вперед, словно нарочно дразня мое любопытство.

Какая там боль! Я сразу позабыл о боли. Стал на четвереньки и, пошатываясь как контуженная ящерица, пополз, шаря впереди себя рукой. Есть такая детская игрушка – «Скалекстрик» называется. Машинки ездят по пластиковому автодрому, вдоль которого проложена металлическая борозда. Миниатюрные «Мерседесы» и «Феррари» цепляются за нее своими электрическими контактами и поэтому нигде и никогда не могут свернуть. Для них эта бесконечная закольцованная канавка и есть жизнь. Вот так и для меня. В целом мире не осталось ничего более важного, чем эта трещина в полсантиметра шириной.

– Э, Леха, ты чего? – Сурен вместе с Чен Фу обалдело глядели как я обползаю периметр пещеры.

– Сейчас-сейчас, еще чуток! – я шептал, то ли подбадривая самого себя, то ли отвечая на вопрос друга. – Вот так, хорошая, иди сюда, родимая.

Моим товарищам наверняка показалось, что я помешался. Ну, что ж, они были не столь далеки от истины. Мой мозг действительно функционировал в каком-то запредельном аномальном режиме. Он бурно работал, что-то там высчитывал и вспоминал, только вот результатами своей деятельности решительно не хотел делиться. И я полз вперед, как безмозглая, неуправляемая машинка «Скалекстрика».

Но вот, наконец, и финиш. Я вернулся туда, откуда начал. Круг замкнулся. Господи, как замечательно, что он замкнулся! Я со вздохом облегчения оперся о стену. Теперь-то я знал…

– Леха, может, объяснишь, что означают эти тараканьи бега в твоем исполнении?

Сурен присел возле меня на корточки. Чен Фу тут же вырос у него за спиной. Вместе они смотрелись как слепленный из грязного снега снеговик.

– Сейчас, – пообещал я. – Только вот соображу с чего начать.

– С главного, – подсказал Чен. – Всегда надо говорить только о главном. Все остальное умные люди поймут и сами.

– Ага! – я согласно кивнул. – Короче, я знаю, как подается команда на выемку золота, а, стало быть, и на открытие двери.

– Точно знаешь? – засомневался Сурен.

– Голову даю на отсечение.

– Чен, ну-ка, возьми его ледоруб, – Сурен показал на лежащее в дальнем углу оружие. – Если соврет, тут мы его и порешим.

– Рассказывайте, – китайский ракетостроитель не обратил внимания на шутку армянского подводника.

– Пол в кладовой, он как чаша весов. Видели когда-нибудь, как взвешивают грузовики с зерном? Вот и здесь тот же принцип. Под весом груза, в данном случае золота, пол проседает и где-то там за стеной стрелочка показывает, что уже все… пора разгружаться. Вот тогда то за дело и берутся приходящие. – Сделав это заключение, я позволил себе немного пофантазировать. – Хотя, думаю, никаких приходящих не существует вовсе. Скорее всего, золото забирают такие же рабы, как и мы. Только пашут они в девятом круге.

– Не думаю, что это грешники вроде нас, – Чен Фу с нескрываемой опаской покосился на дальнюю стену. – Как-то раз у меня вышел один случай… – Тут он замялся.

– Выкладывай! Что ты мнешься как девица. Времени и так нет.

О времени это я вовремя подумал. С начала нашей милой беседы миновал уже примерно час или даже более.

– Вы ведь знаете, – начал китаец, – золота на моем участке совсем мало, поэтому кладовая наполняется очень и очень долго. А один раз мне не везло особенно. В Ганса словно бес вселился. И свое, и мое греб, все ему, сволочи такой, мало было. Так вот возвращаюсь я к своей пещере несолоно хлебавши, а дверь закрыта. Видано ли дело, кладовая пуста, а дверь на запоре? Я еще руку с ручки не убрал, а внутри что-то как заревет, как завоет, и в дверь биться начало. Я отскочил метров аж на десять. Потом все стихло. Вернулся я, осторожно открыл дверь. Внутри никого. Только тухлыми яйцами, то есть сероводородом воняет, и вот отметины эти… словно когтями проскребли. – С этими словами Чен Фу показал на три ровные глубокие борозды, пропахавшие внутреннюю поверхность двери. – Сейчас то они ржавые и не такие заметные, а вот тогда аж сверкали только что разодранным чистым металлом.

– Да, приятель, умеешь ты страшилки рассказывать, – я поежился от пробежавшего по спине холодка.

– Ну как, вы все еще хотите бежать через девятый круг? – китаец попеременно глазел то на меня, то на Сурена.

– По крайней мере, девятый уровень вот он, рукой подать, а на седьмой следует еще взобраться. – Я пристально глянул в узкие глаза Чена. – Ну, а ты как? С нами или остаешься?

Китайский инженер подумал пару секунд, поскреб свое лысоватое поджаренное темечко и, растягивая слова, произнес:

– Честно говоря, я уже давно должен был закончить свое убогое существование в желудке у Ганса или кого-нибудь другого из моих «дорогих» соседей. Ума не приложу, как это мне удалось продержаться несколько лет. – Сообразив, что произносит слишком длинное вступление, Чен спохватился. – Это я к тому, что останусь ли я здесь, пойду ли с вами, риск один и тот же. Раз так, то лучше идти с вами. По крайней мере, напоследок хоть узнаю что-нибудь новенькое, да и вам помогу, чем смогу.

Вот дьявол узкоглазый, хорошо сказал! Мелькнуло у меня в голове. Если они все такие, то я снимаю шляпу перед великим Китаем.

– Решено, идем втроем. – Я протянул руки своим товарищам. – А ну, быстренько поставьте командира на ноги.

Приняв вертикальное положение, я указал на ледоруб.

– Чен, не сочти за труд, подай, пожалуйста.

Пока китаец ходил за моим универсальным орудием труда и войны, я начал прилаживать на глаз пластиковую пластинку.

– Куда это ты собрался? – Сурен внимательно следил за приготовлениями.

– Погляжу, что там у соседей. Без золота дверь в девятый круг не откроется. А для того, чтобы наполнить эту пещеру, нам втроем придется без отдыха пахать несколько дней.

– Алексей Кириллович, посмотрите у Ганса, – китаец подал мне острый инструмент. – У этого фашиста всегда было больше всех.

– Посмотреть у Ганса? Это хорошая идея, – я уже в который раз похвалил китайца. – Только вот где его дверь?

– Через три от моей, – Чен Фу принялся перечислять. – Сначала идет дверь Рамиреса, потом Лютера, потом какого-то лохматого мужика, который уже и на человека не похож, и не говорит совсем. И только затем дверь Ганса.

– Вспомни, может знак на ней, какой, есть? – решил я подстраховаться для верности.

– Не знаю, – честно сознался китаец. – Я туда и близко не подходил. Мне это ни к чему вовсе, да и риск немалый. Кто его знает, что могло втемяшиться в садистские мозги этого мясника.

– Ладно, разберемся, – я выдернул кирку из-под дверной ручки. – Запритесь пока. Я скоро. Смотрите, откликайтесь только на мой голос. – Сделав последнее распоряжение, я приоткрыл дверь и юркнул за порог.

Первый шаг оказался шагом в настоящее море яркого ослепительного света. Еще бы, после призрачного радиоактивного марева внутри каменной норы это действительно казалось морем света. Только вот свет этот не был ласковый и теплый как лучи дневного солнца, скорее он напоминал едкий кислотный туман, плотно напитавший весь воздух. Казалось, что чем дольше будешь смотреть на него, чем больше вдыхать, тем скорее тебя разъест. Размякнешь, расплавишься, растаешь в этой желтой жиже и уже никогда не будешь самим собой, потому, что ты станешь им – прекрасным, вечным и всемогущим золотом.

Э, стоп, Кирилыч! Ты это чего? О чем думаешь, дурак?! Я в испуге плотно залепил ладонью свой единственный глаз. Неужели пластик подкачал, не держит, падлюка?! Почему? Он что, посветлел что ли, или стал более прозрачным? А может эта дрянь накапливается? По чуть-чуть, по крупинке, по взгляду, по проблеску… так и затянет, и заворожит. Нет, не может быть. Скорее дело в самом свечении? Свечение! Вот! Ну, конечно! Сейчас время прилива, и там, впереди, не более чем в километре с небес низвергается раскаленный огненно-желтый водопад.

Раз так, тогда хреново. Тогда надо действовать очень и очень быстро. Прикрываясь ладонью, словно в яркий солнечный полдень, я припустил вдоль стены. Сперва в поле зрения нарисовалось несколько человеческих фигур, но они поспешно ретировались, когда я нарочито показушно поиграл в руке ледорубом Ганса. Видать, известная среди местной публики вещица. И нынешний владелец ее непременно сильный противник, сильнее предыдущего. Иначе как он ухитрился обзавестись этой острой штуковиной?

А вот и первая дверь. Я даже не потрудился поднять голову, чтобы подмигнуть старине Рамиресу. Вторая дверь. Здесь обитает какой-то Лютер. Может тот самый Мартин Лютер Кинг, борец за права негритянского населения всего мира? Хотя вряд ли. Такому человеку место на небесах. Третья дверь. На ржавой поверхности выцарапана короткая фраза: «E pur si muove!» Похоже на латынь. Хрен его знает, что сие значит, не силен я в языках. Зато о характере грешника кое что сказать могу. Буквы время от времени процарапывают снова и снова, чтобы не заросли ржавчиной. Значит это, что человек твердый и упорный. Все еще что-то помнит, во что-то верит. Да и с Гансом соседствовать далеко не каждому по плечу.

Ага, а вот, наконец, и цель моего короткого путешествия! Увидев следующую дверь, на которой красовалась аккуратно выведенная жирная свастика, я обрадовался и одновременно с этим забеспокоился. Обрадовался потому, что нашел. Забеспокоился, поскольку дверь оказалась приоткрытой, словно забывчивый хозяин ее так и бросил, спешно отправившись по своим неотложным делам.

Что-то не видел я тут открытых дверей. Тем более Ганс со своей врожденной немецкой основательностью и аккуратностью не мог оставить открытым путь к своим сокровищам. Запреты запретами, а жажда золота, что ни говори, штука коварная. Кто пожаднее может и не устоять. От таких мыслей у меня мороз по коже пробежал. А вдруг Ганса и впрямь грабанули?! Как же мы теперь это золото проклятущее насобираем? И времени осталось совсем ничего, часов двадцать, я так полагаю.

Подхваченный волной страха и сомнений, я с ходу влетел в сокровищницу «Третьего Рейха». Фух, слава богу, полным-полна моя коробочка! В центре кладовой возвышалась груда золота высотой в человеческий рост. Нет, не в рост Чен Фу, метр с кепкой, а в мой, двухметровый ростец, подобающий истинному русскому моряку.

В полумраке кладовой золотые самородки играли и светились, словно раскаленные угли догорающего в ночи костра. Они звали и манили, обещая тепло, покой и забвение. При виде такой красотищи я слегка поплыл и размяк. Захотелось бухнуться на эту кучу, обхватить ее руками и валяться, загребая золотые камешки, как детишки загребают гладкую морскую гальку на каком-нибудь ялтинском пляже.

– Ай, зараза! – я вскрикнул от неожиданной острой боли.

Мою голую лодыжку словно огнем обожгли или собака бешенная вцепилась. Я дернулся, подпрыгнул, ошалело глянул вниз и обмер. Нет, никакая это не собака. Это… это… это, глазам не верилось! Это голова ублюдка Ганса. Подкатилась как колобок и стиснула свои гнилые черные зубки чуток повыше моей пятки. Эх, ошибался Чен, когда говорил, что слова это главное оружие обезглавленных бестий. Слова это так… это пустяки, куда страшнее их челюсти.

Я ревел от боли и пытался сбросить вгрызшуюся зубастую опухоль. Дергался, брыкался, но куда там… бульдожья хватка! Делать нечего, пришлось прибегнуть к кардинальным мерам. Я размахнулся и обрушил ледоруб на невиданного доселе противника. Попал прямо в висок. Послышался хруст, и ненавистная Гансова голова мячиком от гольфа полетела прочь. Что хрустнуло, я так и не понял. То ли проломленный череп, то ли именно с таким гадким звуком от моей ноги оторвался солидный кусок мяса. Я с омерзением наблюдал, как отлетев в угол кладовой, голова не успокоилась, а начала с аппетитом его пережевывать. Ах ты, гнида, это ведь мое мясо! Меня обуяла дикая ярость. Переполненный справедливым желанием отомстить, я кинулся на эту окровавленную, отвратно чавкающую тварь. Раскрошу, размелю, разотру в склизкую кашу!

Я замахнулся ледорубом… да так и не ударил. Пропади ты пропадом, чтобы еще марать руки о такую гниль. А, кроме того, если хорошенько подумать… Да, точно! Наверное, следует сказать Гансу спасибо. Не вцепись он мне в ногу, я бы наверняка уже пополнил ряды доблестных золотодобытчиков восьмого круга. Не держит-таки сейчас мой пластиковый фильтр, совсем не держит!

Удрученный неожиданной проблемой, я чисто автоматически пнул голову Ганса ногой. В ответ она словно змея сипло зашипела. Говорить не может. Видать перерубил я Гансу голосовые связки. Тем лучше, никому ничего не разболтает. Стараясь не подставлять свои и без того рваные башмаки под очумело щелкающие зубки стал потихоньку футболить голову к выходу. На кой она мне тут сдалась, внутри то?

Именно за этим увлекательным занятием меня и посетила одна жутко подозрительная мысль. А как вот эта самая буйная нацистская головушка здесь оказалась? Далековато, чтобы докатиться своим ходом. Неужто кто притащил? И только я об этом подумал, как за спиной послышались негромкие шаркающие шаги.

Повернуться я так и не успел. Меня схватили за горло и начали душить. Ах, если бы душить, а то ведь нет! Мою голову загибали назад с явным намерением переломать шею. Я сопротивлялся изо всех сил, но с ужасом понимал, что все потуги тщетны. Если нападавший не ослабит свой звериный напор, я не выдержу.

В отчаянной попытке сбить захват я попятился, чтобы из последних сил впечатать нападавшего в стену. Сейчас он грохнется своей дурацкой башкой и слегка поумерит свой пыл. Как правило, после такого удара перед глазами еще долго плывут радужные круги, а весь окружающий мир раскачивается, словно во время двенадцатибального землетрясения.

Удар в самом деле поучился славный. Вот только вместо противника в стену впаялся я сам. Голова почему-то ухнула в пустоту позади и гулко поздоровалась с твердым камнем. Сознание помутилось. Его уже не хватало, чтобы ориентироваться и твердо стоять на ногах, но каким-то непостижимым образом его все еще оставалось достаточно, чтобы понять, кто вцепился в меня мертвой хваткой.

– Ты победил, Ганс, – прошептал я, проваливаясь в черную бездну.

Сперва я приоткрыл один глаз, затем попробовал расплющить второй. Черт, второй почему-то не открывался. Ах, да, конечно, не было у меня второго глаза. Слова богу, что хоть первый все еще хоть что-то видит. Кстати, а где это я? Это что, тот свет того света? Меня обволакивал желтоватый светящийся туман, столь плотный, что все предметы в нем казались неопределенными размытыми пятнами. Вот, например, что это за гора, возвышающаяся там, на самом краю горизонта? А вот эти два кружащиеся в воздухе светляка… Что они или кто они? Не понять. Может, сумею подняться и подойти поближе. Там и рассмотрю.

Я попробовал пошевелиться. Получилось. Руки и ноги работали, правда, со скрипом и жуткой болью, но это все мелочи. Шею ломило как у тягловой лошади, с которой после тяжелого трудового дня наконец сняли ненавистный хомут. Тоже не беда. Как говорится, если утром проснулся и ничего не болит, значит помер. С большим натягом эту народную мудрость можно было применить и к моему случаю, правда звучала она теперь несколько иначе: если что-то болит, значит это у меня еще осталось, значит это еще не оттяпали. Приободренный и обнадеженный, я, наконец, решился. Превозмогая боль, приподнялся на локтях.

– Слава богу, оклемался!

Два пятна ринулись в мою сторону. По мере приближения они стали превращаться в человеческие лица, и я с радостью узнал эти обожженные, изуродованные, но такие родные рожи.

– Сурен, Чен, вы что ли?

– Конечно мы, кто же еще? – в голосе моего друга слышалось облегчение. – Хорошо, что пришел в себя, а то мы уж и не знали, что с тобой делать.

– По морде били?

– Само собой, – Сурен чуть ли не обиделся, мол, как это я мог подумать, что он позабыл о таком эффективном способе.

– Значит, мало били.

Я начал ворочаться, пытаясь придать своему телу новое положение, подобающее в эволюционном ряду представителю более высокоорганизованного вида. На четвереньки хоть бы встать, что ли!

– Да особо тебя и не похлещешь. Рука, знаешь ли, не поднимется. Грех лупить друга, да еще калеку. – Подхватив меня под руки, верные товарищи принялись мне помогать.

– Какого еще калеку?! – проревел я с угрозой, полагая, что Сурен намекает на мой выколотый глаз.

– Какого-какого, самого натурального. Голова на один бок. Хорошо, что Чен додумался подвязать ее твоей тельняшкой.

Я только сейчас обратил внимание, что вокруг шеи и в самом деле что-то намотано. Повязка. Очень тугая повязка, скорее даже бандаж. Будь я живым человеком, она как пить дать удушила бы меня. А здесь, в аду, глядишь, и ничего… вроде как работает, выполняет свою поддерживающую функцию.

Продолжая стоять на четвереньках, я попробовал повертеть головой. Поворачивается. Однако все время ощущалась какая-то странная, неестественная неустойчивость, как будто голова держалась на плечах только благодаря коже и мышцам, а шейные позвонки вдруг стали мягкими и гутаперчивыми. Вот тут-то я и вспомнил цепкие беспощадные руки у себя на горле.

– Ганс, скотина, сломал-таки! – сдавленный вскрик сам собой вырвался из груди.

– Только начал, да мы вовремя подоспели.

– Вы?!

Превозмогая боль, я с трудом поднял голову, чтобы осмотреться. Кладовая Ганса, это точно. Вон и золото на месте, и кровь на полу, аккурат там, где я сражался с его зловредной головой. Одно непонятно, как тут очутились Сурен и Чен Фу?

– Эй, братья по разуму, вы чего тут делаете? Я же приказал не высовываться и ждать.

– Долго бы мы тебя ждали. – С иронией протянул Сурен. – Сожрать бы тебя Ганс не сожрал, но на куски порвал, это точно.

– Хватит мне мозги пудрить! – я стал выходить из себя. – Объясните толком, что тут произошло и где этот чертов фашик? Да и поставьте меня на ноги, в конце то концов!

Сурен с Чен Фу переглянулись и принялись меня поднимать, между делом докладывая о последних событиях:

– Может мы и остались бы в кладовой у Чена, если бы он не припомнил, что ты по своей неопытности оставил Ганса, я бы так выразился, практически в собранном состоянии, – начал мой друг.

– Да-да, Алексей Кириллович, вы так и сказали: «Я же ему башку снес». Заметьте, не порубил, не покромсал, а лишь одну башку.

– Как только я об этом узнал, то сразу подумал, что Ганс вернется и непременно захочет поквитаться, – перебил китайца Сурен. – Правда, кроме тебя у него имелась еще одна широко распространенная в этих местах страстишка. – Сурен кивнул, перехватив мой взгляд, устремленный на золотую гору. – Да, правильно, золото. Ганс не смог бы утерпеть, чтобы не проверить свою сокровищницу. И надо же случиться такому глупому совпадению – именно туда ты и отправился.

– Мотивацию я уловил. Вы мне лучше расскажите, как добрались сюда? Снаружи ведь сияние такое, что даже через закрытые веки пробивает.

– Вот поэтому мы одной рукой и зажимали глаза, а другой на ощупь, по стеночке, значит. Так и добрались с божьей помощью.

От услышанного у меня сперло дыхание. Пробираться вслепую в мире безумных маньяков и свирепых убийц?! Показать всем, что ты слеп, слаб и беспомощен?! Да это все равно, что броситься в бурную реку, не умея плавать! И все ради чего? Ради моего спасения! Ну, братцы, вы даете! Ей богу не ожидал.