Текст книги "Всемирная история болезни (сборник)"

У метро её догнал парень с сиреневой чёлкой:

– Девушка, это вы сейчас в кафе сидели с Пьером Деррида?

– Да. Я. С Пьером, – Маша не хотела даже выглянуть из окна собственной мысли.

– Знаете, есть такие люди, которые как бы коллекционируют свои знакомства со знаменитостями. Ну, там, актёры, политики и всякое…

Парень замялся, и Маша шагнула было дальше, решив, что разговор окончен. Но продолжение последовало:

– А есть такие, которые предпочитают знакомиться с жёнами или близкими подругами знаменитостей. Ну или, соответственно, с мужьями. И таких людей немало, мы находим удовольствие в том, чтобы сблизиться с возлюбленной великого человека, так сказать, разделить с ним… Ну вы меня понимаете. Это очень серьёзно, у нас даже в Интернете есть свой сайт. Я обратился к вам, я подумал, что это вас как-нибудь… Вы же девушка Пьера Деррида?

И чего только не встречается на дороге. Маша брезгливо дёрнула рукой, как котёнок, наступивший в лужу, и юношу отнесло от метро приливом пассажирской толпы.

А дома ждал новый сюрприз. Электронное письмо, подписанное столь знакомым и смехотворным псевдонимом «Мистер Макс».

«Дорогая моя, – писал пресловутый заказчик провокационных статей, – с вашим здравым умом и восхитительной интуицией вы наверняка уже догадались, что к чему и куда толкает вас ваша судьба. Та капля исомской крови, которой наградили вас ваши предки, даёт вам неотъемлемое право не только знать больше, но и участвовать в происходящем.

Наблюдая за вами издалека, я убедился, что вам отнюдь не безразлична судьба всего мира и что вы приложите все усилия, дабы уберечь человечество от конца света. Ведь, как говорится, спасение утопающих – дело рук самих утопающих».

Машу передёрнуло, и мурашки защекотали – где-то шею и ниже. Так всегда с ней случалось, когда кто-то произносил ужасную глупость.

«Впрочем, больших усилий с вашей стороны не потребуется. Вам надо всего лишь побороть своё отвращение к так называемому футболу, прекрасную отповедь которому вы дали нынче в кафе, и прийти 13 августа на футбольный матч, захватив с собой найденную вами частицу исомского талисмана».

Маша глазами и висками почувствовала прихлынувшую кровь. Нет, это не шутка. Несмотря на пародийность, нелепость тона всего письма, кажется, автор был настроен серьёзно. По крайней мере, за ней действительно следят и знают многое. Она закрыла на несколько секунд глаза: почему-то стало страшно дочитывать.

В коридоре послышался хруст ключа и скрип двери: это с работы вернулся Тимур. Новый муж, совсем новый, как с иголочки. Она же собиралась ему всё рассказать. Нет! Подгоняемая каким-то уже другим, новым страхом, Маша заторопилась дочитывать, пока Тимур не прошёл в комнату, не увидел и не спросил.

«Вас там будут ждать двое, они принесут с собой каждый свою частицу Рыбы, открывающей смысл. Вы должны будете восстановить священную реликвию – сложить и склеить все три части – прямо там, на стадионе, прежде чем закончится матч. Не хочу вас пугать, но иначе вместе с матчем закончится и наше с вами скорбное существование на Земле.

Мужайтесь, дорогая. Билет на этот столь ответственный матч я уже оставил для вас в офисе вашей редакции».

Тимур подошёл, и Маша неестественно – слишком поспешно – выскочила из-за компьютера, чтобы поцеловать мужа.

Он не мог этого не заметить. Шмыгнув только взглядом по монитору и шутливо примяв ладонью волосы на Машиной голове, он с усмешкой заглянул в самую сердцевинку её серых глаз:

– Ну и как? Ты меня всё ещё любишь?

19

– О чём это вы говорите? Какое выходное пособие? Вы нарушили условия контракта, вы не являлись несколько дней на место работы, никого об этом не предупредив и не имея к этому никакой уважительной причины, – толстяк администратор на молочном шоколаде лица изображал отнюдь не сладкую мину.

Надя покорно молчала. Да она и не претендовала ни на какое пособие, просто пришла объяснить. Но не расскажешь ведь этому вредному дядьке всего, что произошло.

А он, сидя в своём кресле, продолжал наступать:

– Это я ещё с вами буду судиться за причинённый администрации ресторана ущерб, мадам.

– Из-за меня ущерб? – искренне удивилась Надя. – Из-за моих трёх пропущенных дней?

– Смотрите сюда, мадам, – теперь в голосе мулата не было уже той двойственности, полуиздёвки, полуприглашения, которая раньше так смущала Надю. – Смотрите! – он достал из своего стола какие-то бумаги и настолько быстро что-то залопотал, объясняя и тыча в них коричневым пухлым пальцем, что так называемая мадам совсем перестала его понимать.

– Простите, а можно мне позвонить? – спросила она, поймав наконец паузу в монологе собеседника. А сама соображала: Полю, пусть тот узнает у своего адвоката – что ей, в конце концов, теперь надо делать?

– Позвонить? – почему-то удивлённо рассердился мулат. – Ах, позвонить? – он вылез из своего кресла и всей своей тучей направился к ней.

Наде показалось, что он сейчас её ударит, но он только выхватил у неё из руки приготовленный телефон и сунул его в свой карман. Потом подошёл к двери, крутанул в скважине ключ и ключ отправил туда же, к телефону.

– Вот так-то лучше. Теперь поговорим.

И именно по тому, что это уже не вписывалось ни в какие рамки, Надя перестала нервно дрожать. Слишком часто за последние дни ей приходилось наступать на горло собственной логики.

В ухмылке администратора снова появилось и нашим, и вашим. Он подошёл к Наде, взял её за руку, сжал ладонь, как показалось, даже страстно, и промычал:

– О мадам, отдайте мне рыбий хвост, и мы в расчёте.

Тьфу ты, ёлки-палки, а я уж испугалась. Это всё моё испорченное сознание. Я думала, а он всего лишь…

Надя рассмеялась.

– И вы меня отпустите?

– Отпущу.

– И не будете со мной судиться за ущерб?

– Не буду.

– А может, ещё и зарплату мне выдадите?

Наверное, это было чуть немножко капельку слишком, но начальник ответил:

– Две зарплаты и пышные проводы с шампанским.

Если так дальше пойдёт, надо бы ещё с десяточек копий вылепить.

– Хорошо, если с шампанским, пожалуй, – и она полезла за пазуху расстёгивать цепочку.

Это произошло вчера, а сегодня Надя сидела в ла-рошельском вагоне, ожидая отправления поезда, и с лёгкой завистью разглядывала прощающуюся на перроне парочку. Худая девчонка с давно не стриженным белым каре чем-то напомнила Наде случайную знакомую, ту сумасшедшую соотечественницу с двумя мужьями. Машу. Парень то прижимал на вдохе её безвольное грустное тельце, то на выдохе отстранял от себя и, бодрясь, развозил ладонями по её щекам слёзы.

Очень трогательно. Да, сейчас уже тронемся.

Поди на все выходные расстаются, – игольчато подумалось Наде, и она почувствовала внезапное освобождение, от зависти в том числе. Просто придумай латинское название своему суеверию – и будет религия, – где-то она это читала. Просто объясни своё чувство. Теперь и у них с Полем не то чтобы всё будет по-новому. Но, в общем, какое-то время у них будет всё хорошо. Почти всё.

Поезд отклеился, заскользил, понёсся легко – скоростной экспресс, в нём и жить, кажется, немного легче. (Быстрее.) Вагон был наполовину пустой. В своём отсеке, отделённом от других стеклянной перегородкой, Надя сидела одна. Поёрзав чуть в кресле, устроилась и раскрыла учебник – пора освежать в памяти старое. Нужно для новой жизни. Но тут вошёл контролёр.

– Доброе утро, – она уже привычным, почти небрежным жестом и кивком…

И подала ему билет.

– Доброе-доброе…

Господин в серой форме туповато воззрился очками на поданный ему проездной документ. Потом почему-то несколько раз изменился в лице: сначала от придурковато-равнодушного выражения – к тревожно удивлённому, потом – к злорадно-победоносному.

– Мадам!

– В чём дело, мсье?

Надя сначала и ничего… Серый и всё, золотые очки.

Потом всплыло, как ездила с друзьями в Питер на электричках, «на собаках». Москва – Тверь, Тверь – Бологое, Бологое – Окуловка, Окуловка – Малая Вишера, Малая Вишера – Петербург. И ужас тех долгих часов – контролёры.

– Билетик-то у вас просрочен, мадам.

Деревья за окном хлестали по-прежнему, а теперь показалось, что – по щекам.

– Не может быть, я только что в кассе… Если только там ошиблись.

Он сунул ей руки её же билет. Как же она сразу не проверила? Торопилась. Дата действительно была чужая, просто немыслимая.

Да, уж, это, как говорится, извините. Несколько секунд Надя изучала билет, потом ещё несколько – самого контролёра.

– Придётся вам заплатить штраф, мадам.

Вот заладили: мадам-мадам, – раздражённо защекотало у Нади в носу. Может, прикинуться иностранкой, которая по-французски ни бельмеса? Доказать, что это ошибка? Заплатить? Нет у неё больше денег. А обратный билет, интересно, тоже? А что если, – всё это неслось через Надину голову со скоростью поезда, около трёхсот километров в час.

Неумолимый очкарик присел рядом с ней и стал что-то царапать в своей книжечке, видно, выписывая документ на штраф.

Может, это не тот билет? Она с надеждой нырнула пальцами в сумку. Предыдущий, который она вместе с Луи?.. Но тогда бы он был пробит. Нет, всё-таки…

И тут Надя наткнулась на глиняный дубликат в аккуратном полотняном мешочке.

– Мсье, – вдруг пробормотала она, сама не соображая, что подходит к самому краю. А он уже и руку за деньгами протянул. – Это какая-то ошибка, мсье. Лучше скажите, вы рыбьими хвостами, например, не интересуетесь?

– Что?

Глаза у человека в форме полезли, полезли, как тесто для пирожков, даже заезжая за золотые оправы, даже страшно стало.

– Простите, но вот, – раскрывая ему ладонь, Надя чувствовала, как ветер свистит в ушах – это она скользила, катилась, валилась прямо куда-то под откос приятной для мозга логики. – Осколок древнего талисмана. Очень дорогой. Меняю на. В общем, денег на штраф у меня нет.

Всё. Докатилась. До самого дна. Сейчас меня уже ссадят с поезда и поведут в полицию.

Однако всё оказалось не так уж плохо. Только логика продолжала взывать о помощи. Кондуктор, не задавая вопросов, не торгуясь и даже не удосужившись рассмотреть товар, сцапал якобы кусок якобы рыбы с Надиной ладони и вскочил, чтобы куда-то бежать. Потом слегка опомнился, подобрал немножко глаза, но только для того, чтобы вырвать из блокнота квитанцию о штрафе, а заодно и прокомпостировать Надин просроченный билет. По-мышиному пискнул последнее «мадам» и выпрыгнул в тамбур, как законченное представление.

Нет, в принципе, я давно подозревала, что этот мир немножко того, с ума тронулся. Да нет, он не просто тронулся, он тронулся и мчится, как вон этот. Эх, нам бы такой поезд от Москвы до Петербурга, – почему-то вдруг подумалось Наде после всего. Это домой опять захотелось.

Ну и фрукт этот контролёр. А рыбка-то и вправду золотая. Жаль, других с собой не захватила, а то мало ли ещё что.

Так она посмеивалась и раскачивала свои мысли без всякого толку до конца пути: на учебнике сосредоточиться не получилось. А на перроне чуть не споткнулась об уже знакомую беловолосую девчонку: та подхватила свою сумку и вдруг метнулась Наде наперерез. Увидела кого-то из встречающих. Почему-то уже подозревая неладное, Надя обернулась за девчонкой, проверила. Её экзальтированная попутчица висела с ногами на высоком и симпатичном молодом человеке, раскрашивая его лицо в перламутровые поцелуи.

М-м. Ну что же, всякое бывает. И вообще это не моё дело, – всепрощающе усмехнулась Надя и пошла в сторону берега, навстречу ветру и такелажному звону.

За всю историю этой рыбной эпопеи Надя так и не смогла разобраться – кому верить, а кому нет, кто друг, а кто враг. Ни разум, ни женская интуиция ей больше уже ничего не хотели подсказывать, они только кивали друг на друга и растерянно молчали. Конечно, ведь всё так запуталось и перепуталось. Единственное, что Надя чувствовала совершенно отчётливо, – это желание ну хоть кому-нибудь довериться и всё рассказать. Нет, конечно, не этому хрычу-коллекционеру, но начала она с конца, с эпизода в поезде, потом вернулась к администратору ресторана и уже не смогла остановиться, так и рассказывала всё в обратном порядке, пятясь и отступая.

А старичок сидел напротив неё в лёгком дачном кресле, слушал, улыбался и только изредка вспучивал свои сморщенные губы. И когда она дошла до конца, то есть до начала истории, коллекционер, тоже, видно, решив, что кому-то надо довериться, начал потихоньку, малыми порциями, раскрывать страшные тайны.

– У гениальных и прекрасных людей испокон веков существовали завистники. А тут целая нация, гениальная и прекрасная. Пусть крошечная, но по уровню достижений равная великим цивилизациям. К тому же загадочная. И конечно, у них всегда были враги из любителей лёгкой наживы.

– И чего же хотят эти враги от бедных полувымерших исомов? – удивилась Надя.

– Как чего? Конечно же, мирового господства. Все хотят его, разве вы не знаете? Только никому это не дано, а вот исомы могут, но не хотят.

Коллекционер похихикал и почмокал губами в ладонь.

– С их-то возможностями… Э, голубушка.

Надя недовольно дёрнула плечами: ей не нравилось, когда старик скатывался на панибратский тон.

– И что же эти фиолетовые…

– А эти, как вы изволили выразиться, фиолетовые чего только не делали за века сосуществования с исомской культурой. Воровали, убивали, подкидывали и похищали детей, устраивали грандиозные спектакли и мистификации. Поговаривают даже, что и революции с войнами не без их участия совершались, – пробормотал старик, сильно понизив голос. – Но это так, к слову, в скобках и между нами. Так вот, эти фиолетовые (хотя фиолетовыми они были далеко не всегда) превратились в мощнейшую организацию, тайную и всемирную – всё, чтобы завладеть несколькими талисманами и тайными знаниями исомов.

– Да, что-то в этом роде я и подозревала, когда обдумывала всё, – выдала себя Надя. – Но вот вы сказали что-то про похищение детей или…

Старик охотно закивал, пытаясь опередить её мысль:

– Вот-вот, именно так и произошло с вашим мужем и его братьями. Их забрали у исомских родителей в раннем детстве, причём выкрадывали по очереди, сразу после рождения. Поэтому они все трое ничего не помнят. Не исключено даже, что они и не братья вовсе.

– А похожи? – встрепенулась Надя.

– О-о, это все они друг на друга похожи, если уж на то пошло.

– Но зачем это всё было нужно? Какой в этом смысл?

– Думали проследить за их исомскими способностями, которые передаются по наследству. Хотели развить в них то да сё, а потом и самим тому научиться. Только почти ничего у них не вышло. Ребята выросли славными, но обыкновенными. Вернее, исомские премудрости в них есть, но вот развить заложенное в них могли бы только настоящие родители.

– А настоящие – кто?

– Вот это не знаю, сказать не могу.

– Не знаете или не можете?

Старик пристукнул сверху четырьмя пальцами по пятому, большому, как бы изобразив захлопнувшийся клюв.

– Ясно. А эти, приёмные, Шарлотта и Шарль? – побежала Надя дальше по замучившим её вопросам.

– О, это две маленькие пешки в их игре. Обычная бездетная пара, которая хотела иметь детей. Им дали подробные инструкции о том, что делать с подаренными сыновьями, как их воспитывать и всё такое. Сам же эксперимент пытались проводить не они, а домашние учителя, репетиторы, даже соседи и некоторые друзья-сверстники. У братьев Деррида в жизни было очень много подставных лиц.

– А вы? – самый провокационный, жутковатый даже вопрос Надя оставила напоследок. – Какая во всём этом ваша роль?

– Я, моя милая, спасаю этот мир от посягательств разных негодяев. И тем же самым занимаетесь в последнее время вы. Не удивляйтесь, вы мне помогаете.

– Я? – растерялась Надя. – Но почему вы меня выбрали?

Старик снова ответил красноречивым жестом, как бы в восхищении воздев ладони к небу.

– Ну хорошо. Но дальше-то что мне делать с этой… С этим хвостом?

– Вы поедете в Россию, в Петербург. Найдёте там тех, у кого остальные части рыбы. И склеите их, вот и всё.

– Как просто: поехать, найти, склеить. Как в сказочке.

– Вот-вот, именно как в сказочке. Видите ли, они затеяли очередной эксперимент. Хотят спровоцировать так называемый конец света. С помощью сошедшихся звёзд и магнетических сил земли будет создана энергетическая мегаворонка, в которую всё наше…

– Чего-чего? – она не выдержала. – Вы, взрослый человек, верите в подобную ерунду?

Старичок обиделся, усиленно заворочал губами.

– Как угодно, мадам. Только скажу, что исомы – будь они… В общем, уже раз десять могли бы всю землю уничтожить. А те кое-чему всё-таки у нас успели научиться.

– У нас? – улыбнулась Надя между прочим.

– Да, у нас, – так же между прочим отразил коллекционер. И продолжал: – А предотвратить это безобразие может наша с вами Рыба. Целая. Склеенная не позже назначенного срока. Вот здесь, – он вдруг, как фокусник, вытащил из-под себя голубоватый конверт, – вы встретите своих товарищей, и пожалуйста… Даже если вы не поверили ни единому моему слову – сделайте это.

– Там адрес? – ткнула Надя пальцем в уголок конверта.

– Да-да, время, место – всё здесь.

– Я не поверила ни единому вашему… – начала нарочно Надя, но сразу подвела черту: – И всё-таки сделаю. Не сомневайтесь.

– И смотрите, не отдайте никому подлинник вместо дубликата, а то вы, чай, скоро и в магазинах рыбьими хвостами расплачиваться начнёте.

Последняя фраза почему-то примирила Надю с собой, с окружающим миром, с нервным стариковским тиком. А ещё впереди предстоял Петербург.

Судьба всего мира в моих руках. Надо же, Голливуд ложится на бочок и лежит отдыхает. Да, вот только забыла переспросить, что он там бредил в прошлый раз насчёт Гумилёва, Рембо и Африки. Ладно, не возвращаться же. В следующий раз спрошу.

Надя решила спуститься к пляжу и искупаться, а заодно посмотреть ещё раз хоть издалека на то место, где в прошлый раз произошли эти…

Сначала она увидела приоткрытую дверь соседской квартиры.

– Простите, мадам, – звякнул оттуда благовоспитанный голосок.

Старший из братьев – то ли Поль, то ли Пьер, то ли Жан – высунул мордочку на лестничную площадку.

– Мои братья сегодня опять перелезали к вам, извините.

Надя возмущённо прицокнула:

– Ой, доиграются. А родители ваши что?

Мальчик перекосил рожицу, но не ответил. А не ответив, протянул ладонь:

– Вот, это ваше? Они говорят, что у вас нашли. На балконе.

Как просто. А она даже испугаться не успела. Судьба мира потерялась было и сразу нашлась.

Сухая тряпка хрустнула в Надиной ладони, тяжёлая внутренность тайника выскользнула шёлковым краешком. И уж только теперь Надя облегчённо подняла голову и увидела приоткрытую собственную дверь.

– А там кто, тоже твои братья?

Мальчик не понял.

– Я говорю, дверь. Я говорю, быстро иди домой и захлопни дверь.

Он испугался ошпариться об ужас в её голосе и захлопнулся, так ничего и не поняв. А Надя в панике метнулась к лифту.

И опять полицейский участок.

– У вас что-нибудь украли, мадам?

Она только бестолково трясла головой, не выпуская руку из кармана, а рыбий хвост из руки.

– Я не знаю, я побоялась зайти, я только увидела открытую дверь…

– Ваш муж, мадам…

– Я не знаю, где муж. К телефону он не подходит. Ни к одному.

– Ваш муж, мадам, – повторил инспектор всё с той же интонацией вопроса и многоточия. Потом как-то чего-то передумал и спросил: – У вашего мужа были враги?

Надя замялась. Очень не хотелось рассказывать всё-всё, а по частям будет непонятно.

– Ну, враги вряд ли, а какие-нибудь недоброжелатели – наверное. У кого их нет?

– И вы можете кого-нибудь назвать? Хотя бы предположить?

– Предположить, кто мог… ограбить нашу квартиру? – и вдруг почему-то задрожала, вытянулась, глядя в каменное лицо инспектора. – Простите… Или я чего-то не поняла?

– Кто бы мог убить вашего мужа? – наконец решился тот, потихоньку прикидывая, какая из женских естественных реакций дальше последует.

Надя не упала в обморок и не закричала.

– Убить? Вы хотите сказать…

– К величайшему нашему прискорбию, мадам. Сядьте, выпейте воды. Сегодня вечером, когда Поль Деррида после службы садился в машину… Да вы сядьте, пожалуйста. Какой-то молодой мужчина выстрелил в него. И скрылся. Вот, выпейте.

– Да не хочу я ни пить, ни сидеть. Что за идиотские стереотипы! – взбрыкнула Надя. – Так вы имеете в виду, что Поль умер? От какого-то одного дурацкого выстрела?

– Прямо в сердце, мадам. К сожалению.

– А я так всегда боялась, что он умрёт от диабета, – совсем не к месту вылезло откуда-то у Нади. Она притиснула руками голову с двух сторон. А потом ещё: «У Шарлотты хоть ещё двое осталось». – А может, ошибка? С чего вы взяли, что это он?

Инспектор позвал кого-то, какого-то помощника, а её попытался утешить:

– Может быть, и ошибка. Вам надо съездить на опознание, мадам. А вот вещи и документы, которые были найдены на убитом.

Помощник показывал ей на некотором расстоянии, в руки не доверяя. Документы его, а… Не было ли…

– Простите, а не было ли такого, типа амулета, такого талисмана… Чёрного, в виде рыбьего хвоста?

Инспектор с помощником невинно переглянулись. Не было, точно.

– А это ещё что такое? – с начинающим наконец проклёвываться ужасом спросила Надя.

– Это, мадам, простите… – инспектор попытался что-то скорбное изобразить на лице, а вышла пошловатая и циничная улыбка. – Это то, что лежало у пострадавшего в левом нагрудном кармане. То, куда как раз и попала пуля. К сожалению, от выстрелов это не предохраняет, пуленепробиваемых презервативов ещё не придумали.

Даже помощника покоробило. А Надя хотела ударить этого паскудного инспектора по лицу, но возразила довольно спокойно:

– Значит, это не он. Поль никогда не пользуется презервативами.

– Не смею вам возражать, мадам. Вы в состоянии сейчас поехать на опознание?

– На опознание?

И пока инспектор успел опомниться, Надя вцепилась ему одной рукой в край воротника, а другой два раза туда-сюда ударила его по обеим щекам. Причём била она не ладонью, а кулаком, потому что всё ещё прятала внутри, под пальцами, бесценное исомское сокровище. Помощник бросился своему шефу на помощь, по всему полу разлетелись вещдоки: автомобильные права Поля, листы из его родословной вперемешку с листами меню, фотографии каких-то незнакомых людей, рыб, оленей и птиц. Но Надя в своей истерике уже ничего не видела и не осознавала.