Текст книги "Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей"

Завод Владимира Ильича
«С вашим, товарищ, сердцем и именем…»

Знаете ли вы, что (цитируем): «имя Владимира Ильича Ленина с его согласия было впервые присвоено в 1922 году бывшему заводу Михельсона» (справочник «Москва в вопросах и ответах» издательства «Московский рабочий», 1987 год)? Умопомрачительный текст, особенно для тех, кому выпало удовольствие изучать историю СССР в средней школе. Тем, кто был этого счастья лишен, коротко напоминаем: завод Михельсона – это как раз тот завод, где в Ленина стреляла, как писали в учебниках нашего детства, эсерка Фанни Каплан. А вот сведения, которые нам тогда были неизвестны: террористка совсем не случайно выбрала для акта электромеханический завод Михельсона: в этом роковом 1918 году Ленин выступал там целых шесть раз. Как нарочно на встречу с Фанниной пулей напрашивался!

Еще интереснее, что Михельсон купил злосчастный завод прямо перед революцией – в 1916 году, будто специально для того, чтобы его имя оказалось связанным с покушением. После национализации, больше похожей на экспроприацию, завод по-правильному назывался «Русская машина». А в 1922 году рабочие пресловутого завода обратились к Ильичу с предложением назвать его именем родное промпредприятие. Не таивший на непричастных рабочих зла Ильич согласие дал. Зудящая аббревиатура ЗВИ до сих пор украшает электромеханическую продукцию завода, стоящего – совершенно логично – в Партийном переулке. Жалко, лампочек завод не делает, а то были бы самые настоящие лампочки Ильича.

Зельев переулок
Зелье, сваренное в XX веке

В паре кварталов от метро «Преображенская площадь» в бывшем царском селе Преображенском и Преображенской солдатской слободе лежит себе полеживает Зельев переулок. Ах, какие мысли будит его название в мозгу любителя старины! На ум приходят зелейные магазины, то есть пороховые склады, расквартированного здесь Преображенского полка. А другому запахнет тут снадобьем, на травках настоянном, поскольку в те давние времена зельями назывались лекарства. Этот другой будет много ближе к истине. В старые, но отнюдь не старинные времена стояла тут аптека, и переулок в XIX веке назывался Аптекарским. В 1922-м послереволюционном году, когда московские власти решили наконец распутать гордиевы узлы новых и старых названий, выяснилось, что Аптекарских переулков в Москве два, причем тот, что в районе нынешнего метро «Бауманская», носит свое имя аж с тех пор, как в 1702 году немец Яган Готфрид завел здесь, в Немецкой слободе, аптеку. По старшинству название «Аптекарский переулок» оставили за этим, а тот, что на Преображенке, решили переименовать, но так, чтоб след старого названия оставить. Вот тут и выплыло на ум старое, но не забытое еще слово «зелье». Оказывается, не всякий раз исполняет человеческая голова приказы «именем революции». И это, согласитесь, отрадно.

Зюзино
Боярская вотчина

Жители Азовской, Перекопской, Херсонской и других рядом расположенных улиц, так же как и население других четырех примерно тысяч московских улиц, посещают время от времени Третьяковскую галерею. Но мы совсем не случайно выделили эти несколько десятков кварталов: именно их жители могут лицом к лицу встретиться в музее со своей землячкой и наблюдать один из самых драматичных моментов ее яркой жизни, который запечатлел великий Суриков. Мятежной раскольнице Феодосии Прокопиевне, а точнее ее супругу боярину Глебу Ивановичу Морозову, принадлежало в середине XVII века село Зюзино, ставшее сейчас одним из обыкновеннейших московских микрорайонов, застроенных бетонными коробками. Но, как видите, в Москве нет ничего заурядного. Особенно если надеть исторические очки.

Зарядье
Ряды за рядами

Как известно, Волга впадает в Каспийское море, а Московский Кремль стоит на Боровицком холме. А по берегу Москвы-реки у Кремля и вниз по течению раскинулся Великий посад. Нет-нет, не сейчас раскинулся (что там сейчас – это вы сами знаете, точно так же, как и про факты, изложенные в начале главы). Было это ровно тогда, когда закладывал князь Гюрги (то есть Юрий Долгорукий) будущий стольный город. Располагался посад, естественно, в районе, называемом Подолом. А как прикажете славянам иначе называть подножье горы, холма? В Киеве – Подол, и в Москве он же. На Подоле, в низинке, на пологом бережку располагалась и главная городская пристань. И вела к пристани от кремлевских ворот (и за пристань, дальше, к Владимиру) улица. Не простая улица, а Великая. То есть самая большая в те времена (XII–XIII века).

Потом по разрастающемуся на север посаду пошли и другие улицы, а с XV века и Москва из угла, образованного Неглинкой с Москвой-рекой, вышагнула. Но вернемся на Подол. Селилась там, сами понимаете, обслуга из ремесленников. А где ремесло, там и торговля. Торговали везде. К XVI веку плотными рядами встали торговые точки на Красной площади до самой реки. А местность за ними по московскому обычаю стала величаться Зарядьем. Позже в Зарядье стали селиться люди, выражаясь современным сленгом, покруче, чем даже купцы. На северной границе Зарядья, улице Варварке, построили не только хоромы бояр Романовых, но и первое в Москве иностранное торгпредство – Английское подворье. Потом Зарядье вернулось купечеству: торговали живой рыбой (самая же ближняя к реке часть Китай-города), свечами, веревками, бумагой, хлебом, пряностями… В застойные времена название «Зарядье» хранил кинотеатр в комплексе гостиницы «Россия». А теперь и его снесли – как бы и слову не кануть.

И

Иван Великий

Вид с колокольни Ивана Великого

Исторический музей

Игумновский дом на Якиманке

Ипподром

Ипподром. Бега в советское время

Измайлово

Иван Великий
Русский донжон

Вы не видели европейских средневековых башен-донжонов? Поезжайте, посмотрите. Нет, нет, в Италию вам ехать не придется. Поезжайте в Кремль и посмотрите на то, что официально называлось «церковь под колоколы Иоанна Лествичника», а сейчас известно как колокольня «Иван Великий». Мысленно уберите верхние 20 метров, и то, что останется, – это и есть постройка 1508 года итальянца Бон Фрязина, типичный донжон, главная башня замка. Тут самое время напомнить, что Кремль – крепость, причем, как утверждает Книга рекордов Гиннесса, самая большая из сохранившихся.

Ну а сделать из итальянской башни русский храм приказал Борис Годунов, о чем и свидетельствует трудноразличимая снизу надпись вязью (чтобы ее прочитать, надо с вооруженным глазом и умением разбирать старинные буквы трижды обойти вокруг колокольни, но текста мы вам нарочно здесь не приводим – пойдите и сами почитайте). С начала XVII века и носит 81-метровое сооружение имя «Иван Великий». Что Великий – это точно. Не было в Москве до советских времен здания более рослого. Михаил Федорович даже специальный указ выпустил, чтобы не строились по Москве выше.

Нарушил указ своевольный любимец внука Михайлова, царя Петра, Алексашка Меншиков и построил в районе Мясницкой Архангельский собор (Меншикову башню) выше Ивана Великого, – так ударила молния и спалила верхотуру, пришлось урезать и перестраивать. Красу и гордость московскую – Ивана Великого – даже взорвать пытались. Когда уходил из Москвы Наполеон, приказал заложить под него пороховой заряд. Но устоял Иван, как и все остальные иваны русские. Стоит, слава Богу, до сих пор, и нам всем сто́ит на него хотя бы время от времени любоваться.

«Измайловский парк» – «Измайловская»
Рокировочки на местности

Как по-вашему – какая станция метро красивее: «Комсомольскаякольцевая» или, например, «Электрозаводская»? На наш вкус, конечно, «Комсомольская». С нами, знаете ли, согласны даже авторы статьи «Метрополитен» из Большой советской энциклопедии 1954 года. Они уверяют, что «по своему инженерному замыслу, оригинальности конструкции… и архитектурно-художественным достоинствам станция “Комсомольская-кольцевая” превосходит все построенные ранее станции». И все же не этот шедевр зодчего Щусева, а семь гораздо менее интересных в архитектурном отношении станций, – «Бауманская», «Электрозаводская», «Семеновская», «Измайловский парк», «Павелецкая», «Новокузнецкая», «Автозаводская» – пополнили недавно государственный список станций – памятников истории и архитектуры (прежде в него входили только «Маяковская», «Кропоткинская» и «Красные Ворота»). Всё объясняют даты: «Павелецкая», «Новокузнецкая» и «Автозаводская» (тогда «Завод имени Сталина») были пущены в 1943 году (мозаичные панно для «Новокузнецкой» по эскизам А. Дейнеки создавал в осажденном Ленинграде профессор Академии художеств В. Фролов, и вывозили их по Дороге жизни), а по ветке «Курская» – «Измайловский парк» первый поезд прошел 18 января 1944 года. Теперь, конечно, многие поговаривают, что строительство метро в годы войны было стопроцентно пропагандистской акцией, и мы даже склонны с ними согласиться. (Лишь хочется заметить в скобках, что пропагандистские акции и сейчас не диковина, вот только удобное и полезное метро в их число входит нечасто.)

Однако пора возращаться к «Измайловскому парку», который еще даже не носит этого названия, а только проектные: «Стадион народов» или «Стадион Сталина». Какой такой стадион, доселе неслыханный? Объясняем: если кто не знает, Дворец Советов был далеко не единственным прожектом изнемогающих от гигантомании советских вождей. Здесь, недалеко от Измайловского парка, планировали построить колоссальный стадион на 120 тысяч зрителей. Потому, кстати, и путей на станции три – чтобы давки в дни футбольных матчей не было. Было еще запланировано 2 входа и 12 эскалаторов.

Сначала, говорят, на месте строительства стадиона поплыл грунт – ну не держала земля сталинских архитектурных монстров, что ты поделаешь! Потом началась война. И проект, и художественное оформление изменили: посвятили станцию партизанскому движению, поставили скульптуры работы Матвея Манизера. И имя поменяли: назвали станцию «Измайловской». А за ней построили «Первомайскую», но не ту, которая есть сегодня (крепче держите крышу, чтоб не отъехала), а другую: на территории нынешнего депо «Измайлово». А как же «Измайловский парк», спросите вы? Спокойно, граждане, все будет. Но не скоро: через 17 лет. К тому времени маленько восстановят страну и разберутся, что заехали в прямом смысле слова не туда. Сталинскую линию (и не только метро) выправят, старую «Первомайскую» закроют, и из ее кассового зала со временем сделают Дом культуры депо «Измайлово».

А в 1961 году на Измайловском проспекте, что проходит по кромке одноименного леса, в пятистах метрах от старой «Первомайской», откроют станцию «Измайловский парк». И новую «Первомайскую» тоже в упомянутом году откроют, но это мы так, к слову, чтобы совсем не забыть. А еще через два года «Измайловский парк» и «Измайловская» поменяются названиями. «Измайловский парк» стал «Измайловской» – и наоборот. Зачем и кому нужны были эти рокировки – не знает даже Артемий Лебедев, автор замечательного сайта metro.ru, откуда мы выудили большую часть вышеприведенных сведений. Наверное, это бойцы невидимого фронта поработали. Чтобы врага запутать. Ну и своих граждан заодно тоже. Сами помните, сколько среди них врагов народа обнаружили.

Год 60-летия Победы разом ответил на все вопросы: по просьбам партизан Отечественной войны, которые многие годы собирались здесь 9 Мая, и в полном соответствии с манизеровскими скульптурами, станцию переназвали «Партизанской». И путают теперь гостей столицы, разыскивающих крупнейший отель в Европе – то есть, если кто не понял, «Измайлово». Впрочем, гостям и прежде приходилось нелегко.

Исторический музей
Музей на Красной площади

Страшно сказать, но на Красной площади могло не стоять Мавзолея. И захоронений в Кремлевской стене, представьте себе, – тоже могло не быть. Никакие политические решения и мотивы тут абсолютно ни при чем. Просто место между Спасскими и Никольскими воротами к 1917 году могло быть занято. И знаете чем? Историческим музеем. Его сначала думали построить именно там, рядом с Кремлевской стеной, но потом решили стену не загораживать, а для постройки музея выделить место, где стояло вконец обветшалое здание, в котором еще при Петре помещалась Главная аптека, а потом граф Шувалов открыл Московский университет.

Все эти разговоры-планы-раздоры происходили в 1873 примерно году, вскоре после того, как на основе экспонатов Всероссийской политехнической выставки 1872 года и по инициативе части ее устроителей, в том числе археолога графа А.С. Уварова, было решено организовать в Москве Исторический музей. Его тут же назвали Русским национальным музеем его императорского высочества государя наследника цесаревича (уф-ф…). Впрочем, титул вновь образованного музея был так длинен, что он не дожил до окончания постройки музейного здания. К моменту освящения музей уже назывался Императорским Российским историческим музеем. Каким строить музей истории Руси – такого вопроса не возникало: только в русском стиле, как и всё на главной площади страны. Члены ученой комиссии только слегка поспорили, какая из эпох русской истории наиболее полно выразила душу народа. В результате национальные художественные идеалы выразил архитектор с сомнительной для русского уха фамилией Шервуд. Да, да, вы правильно поняли, мы, конечно, шутим, а точнее – дразним ксенофобов: уж больно омерзительны нам любые проявления экстремального патриотизма.

P.S. Выражаем свое сочувствие национал-патриотам – мы еще не раз огорчим их фактами подобного свойства.

Игумновский дом
Призрак бродит

Нам неизвестно, родил ли один из владельцев ярославской Большой мануфактуры Николай Васильевич Игумнов сына и посадил ли он дерево. Но вот дом он построил. И именно таким образом оставил свое имя в истории Москвы.

На свете нет ничего прочнее камня и твердокаменных бюрократических традиций. Как указано было во времена Петра I получать разрешение на частную каменную застройку, так до конца XIX века и получали. Купец Игумнов купил на Якиманке участок со старым деревянным домом и подал прошение на каменное строительство. А потом пригласил городского архитектора Ярославля Николая Поздеева и поручил стройку ему. И построил архитектор это чудо чудное, диво дивное, домик-пряник в русских традициях XVII века. Все приемы древнерусского деревянного зодчества Поздеев воплотил в камне – оттого и получился шедевр, упомянутый во всех книжках об архитектуре конца XIX века. Денег Игумнов не жалел: кирпич на фасады – так из самой Голландии, уникальные керамические изразцы по спецзаказу изготовили на фарфоровых заводах Кузнецова. Дом был так хорош, что мгновенно оброс легендами. Болтали, будто поселил туда хозяин-купец свою любовницу-танцовщицу и, пуще того, за неверность приказал замуровать изменщицу в стенку вместе со всеми драгоценностями. И ходит, пугали кумушки, теперь ее призрак по залам особняка.

Если так, призраку, по крайней мере, не скучно: уж очень много людей и событий прошло в стенах дома после того, как хозяин его сгинул неведомо куда в 1917 году. Сначала там кипели собрания и пелись частушки, поскольку пошел особняк под клуб фабрики Гознака. Потом клуб выселили, а по комнатам обоих этажей засновали ученые в белых халатах – в доме обосновались Институт переливания крови и Институт мозга. Призрак мог видеть мозг самого Ленина, который привезли сюда в 1924 году, мог наблюдать опыты академика Александра Богомольца, выдвинувшего теорию, согласно которой человек должен жить до 150 лет. Перспектива мучить свой народ еще 80 лет так заинтересовала Сталина, что он осыпал патофизиолога званиями и щедро финансировал его работу. В разгар исследований на шестьдесят пятом году жизни Александр Александрович скончался. «Вот жулик! Всех обманул», – сказал, как плюнул на могилу, Сталин.

Теперь призраку (если он, конечно, наличествует) и вовсе весело – кругом французская речь и вечные французы. Всегдашний российский парадокс: наши конторы дом только разрушали, а посольство Франции, ныне это здание занимающее, вложило много денег и сил в его реставрацию. Он и внутри теперь, говорят, чудо как хорош; жаль, мало кто эту красоту видит – только те, кого к послу в гости зовут.

Измайлово
Царская вотчина богадельня имени Баумана

Нет, в заголовке ничего не напутано. Напутано в нашем с вами городе. Такой клубок, что только кончики разноцветные торчат. Потянем…

Грозный царь Иван Васильевич IV старательно готовил верных себе людей. Не гнушался и «экономическими методами». Для укрепления верности царю и был жалован его шурин Никита Романович Захарьин-Юрьев двумя вотчинами в Васильцевом стане Московского уезда. Одной из них было село Измайлово. Стал сей Никита родоначальником фамилии Романовых, той самой, что с 1613 года царствовала по всей Руси. Второй царь из династии Романовых, Алексей Михайлович, сделал Измайлово из рядовой загородной резиденции чудом своего времени. В 1660-е годы двумя запрудами на реке Серебрянке село Измайлово превратили в остров.

На острове и расположился Государев двор – каменный одноэтажный прямоугольник длиною 122 сажени, шириною 84 сажени (в переводе на нерусский – 260 на 180 метров). Покои были «в одно жилье», то есть однокомнатные, маленькие, низкие, но в них помещалось до 3 тысяч придворных служителей. Сам дворец был деревянный, с многочисленными башнями и теремами, резными крыльцами (собственно, дворцов было несколько, постоянно перестраиваемых). Рядом возвели Мостовую башню, именуемую еще и Думской, потому как кроме воротных функций исполняла она роль зала заседаний Думы. Не Государственной, еще Боярской, так что все с Тишайшим царем вместе умещались на втором этаже.

К 1679 году на месте деревянной церкви Покрова Богородицы каменщиками-костромичами под руководством «каменных дел подмастерья» Ивана Кузнечика построен монументальный пятиглавый собор. Образцом для постройки был кремлевский Успенский собор. Только, в отличие от белостенного Успенского, Покровский покрыт многоцветными изразцами. Делал эти изразцы Степан Иванов Полубес (как бы не совсем бес, то есть сумасшедший, ненормальный, а так, полубес, но от нормы все же далеко – значит, к гениальности ближе), оправдавший свое прозвище исключительным творческим размахом.

Но все это – и дворцовые постройки, и Думская башня, и даже Покровский собор – еще не чудо. Чудом было образцовое хозяйство, что завел Алексей Михайлович, признаваемое первой российской сельхозакадемией. Спецов свозили со всей страны. Только за одно лето, например, из Колдомской волости Костромского уезда перевезли 700 семей (на память об этом переселении народов осталась целая слобода, а позже улица, Колдомка, переименованная уже советскими властями в Никитинскую). С Псковщины доставили мастеров «лен строить на торговую руку» (то есть выращивать северный лен под Москвой, да еще и в товарных количествах). И ведь получилось у них, о чем свидетельствуют аж целых два Льняных двора и специальный Ольняной пруд, превратившийся со временем почему-то в Олений. На 400 десятинах пахотной земли выращивали всевозможные виды зерновых (кроме, естественно, риса и тогда еще не районированной кукурузы, чья слава только ждет «воцарения» Хрущева).

В садах, огородах и оранжереях в далеко домичуринские времена вызревало все, вплоть до и посейчас не распространенных в московском климате дынь, арбузов, хлопка и винограда. Под виноградник отвели участок под северной стеной Государева двора, и пруд вокруг дворцового каре назвали Виноградным. Пробовали разводить и совсем уж экзотику вроде тутовых шелковичных деревьев (чтобы кроме собственных льна и хлопка еще и шелк был?). Скот в Измайлове был только племенной. Скотоводов присылали почему-то из Белгорода (кто там у нас губернатор на Белгородчине? и какие там показатели по животноводству?). В прудах разводили рыбу.

Были и специализированные пруды. Один, например, носил титул Пиявочный и имел соответствующее медицинское предназначение. Стеклянный пруд обслуживал стекольный завод, поставлявший не только посуду на царский стол, но даже и люстры. Для утех в свободное от производственно-исследовательских забот время завели в Измайлове зверинец… В общем, не беремся судить о качествах Алексея Тишайшего как самодержца российского (хотя и здесь было сделано, уверяем, немало), но крепким хозяйственником – по советской терминологии – он себя зарекомендовал.

Быть бы Алексею Михайловичу Романову в советские времена директором совхоза-миллионера, «гертрудой» и членом бюро обкома. Но времена-то не те, вот и приходилось заниматься нелегким царским делом. Не все цари (так же, как и короли, пример – известная песенка Пугачевой) способны на такое проявление силы воли как занятие исключительно любимым делом. Это сынок Тишайшего, Петр Алексеевич (по некоторым данным и родившийся в Измайлове), на все смотрел свысока (благо рост позволял), что хотел, то и вытворял. Отыскал, к примеру, завалявшийся на Льняном дворе ботик и отправился на нем в ближнее плавание по прудам и речкам. Этот самый ботик и считается «дедушкой русского флота». Потешные баталии тоже под измайловскими стенами бушевали, даже кое-какие хозпостройки попалили. Но отшумели они, настала пора строительства настоящей армии, настоящего флота и новой столицы. Отправили все силы в приневские болота. Не до Измайлова…

Продержалась романовская вотчина до царствований Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, приезжавших сюда для охотничьих и любовных утех с Бироном и Алексеем Разумовским (только не перепутайте, Бирон – это у Анны, а Алешка Розум у дочки Петра). Анна-то Иоанновна в честь любимого села даже новый (в дополнение к Преображенскому и Семеновскому) гвардейский полк назвала Измайловским и сама себя его полковником назначила.

Но время безжалостно. Понастроили новых мест для царских (уже императорских) забав, а огромный измайловский дворец сломали, пахотную казенную землю раздали желающим крестьянам в оброк, экспериментальные сельхозучастки зачахли, и даже племенной скот от падежа весь перевелся (выходит, и в потерянной России умели беспорядок наводить).

К середине XIX века бывшему государеву острову нашли новое применение. Любимый архитектор Николая I Константин Тон сломал гармонию Покровского собора – приделал с трех сторон корпуса казарменного вида. В двух из них разместили ветеранов Отечественной войны солдатского звания, в третьем – офицерского. Получилась Военная Николаевская богадельня, торжественно освященная в 1849 году в присутствии самого самодержца.

После революции бывшая царская резиденция-богадельня пустовала недолго. В каменном каре служебных построек в 1924-м открыли, нет, не музей, а общежитие для рабочих. Назвали его торжественно – Жилой рабочий городок имени Н.Э. Баумана. Просуществовал этот каменный барак как жилая единица аж до 1960 года. Однако и после не исчез: на современной столичной карте посреди Серебряно-Виноградного пруда (современное название) так и значится – «Городок им. Баумана». Перед возвращенным Патриархии собором высится памятник Петру Великому, изготовленный в 1998 году в Санкт-Петербурге скульптором Кербелем, – не церетелиев водитель каравелл, но тоже внушает. А подарку нижегородцев Москве – памятной доске в честь основателя русского флота Петра I – не нашли иного подходящего места, чем стена богадельни, построенной, напоминаем, в середине XIX века и с Петром не пересекающейся.

Ну как, распутали мы измайловский клубочек? Если с историческим справились, то мешанину стилей, беспорядка и небрежения к истории нам и с вашей помощью в порядок не привести. Похоже, что эту русскую традицию никогда не изжить. И современное Измайлово – тому пример.