Текст книги "Мир во мне. Исповедь туберкулезника"

Наткнувшись на полную броню со стороны врача – не поставлю и все, я попробовала выяснить где же сейчас я могу сдать этот… анализ, на что получила краткое: «пятница, после обеда, уже нигде». В смысле нигде? Синева, Дила у всех есть лаборатории, не тут-то было, оказывается, частникам запретили делать анализ на ВИЧ, только гос. лаборатории, но сейчас меня уже никто не примет. Знаете чувство безысходности… я стояла со слезами на глазах, в мыслях с малышом, и реально не понимала как люди становятся такими… ну вот как эта сидящая передо мной особь в белом халате. Понимая, что я уже никуда не успеваю и что в принципе все «приплыли», думаю момент срыва таки наступил, потому как запустив со всей ненавистью в голову врача своей медкнижкой и выйдя из кабинета так нехило хлопнув дверью, что я реально услышала трепет оконного стекла, меня вряд ли можно было назвать адекватной. Истерика, я шла, заливаясь слезами, и полна непонимания к этой системе, невозможность мозгом принять действительность. Зачем так сложно? Так топая, я на автомате притопала к диспансеру в соседнем районе, не могла я так просто сдаться.

Нужный анализ мне сделали без очереди и всего за 30 гривен, результат я получила через 15 минут. Сидела я с этим клочком бумажки в руках и пыталась в себе отпустить гнев на ту особь из кабинета. Ведь она не могла не знать про этот диспансер. Он государственный и единственный в ее районе. Я поехала на курсы, там совсем другая обстановка и отношение к тебе. Девочки, увидев меня, просто замолчали. После перенесенной истерики, мой внешний вид просто впечатлял. Они приняли мои документы без бланка про осмотр, попросив принести его после выходных, и зачислили меня в ближайшую группу. Я сидела и плакала, но на этот раз от чувства благодарности, к таким же незнакомым мне людям, как и та врач из кабинета, но абсолютно с другим отношением к своей работе.

В понедельник, как бы я этого не хотела, мне нужно было ехать за подписью заведующей, да и книжку свою забрать не мешало бы. Когда я успокаиваюсь, мне обычно очень стыдно за свое поведение во время срывов, я умею извиняться и признавать, что была неправа, если бы и оппонент хоть что-то понимал после произошедшего, было бы совсем неплохо. Зайдя в кабинет, я спокойно объяснила, что сегодня я не буйная и кидаться мне нечем, обрадовалась целому окну, и попыталась ей объяснить, что меня просто допекли все эти гос. Кабинеты, а в целом я нормальная. Штамп и подпись мне поставили и извинились, что все вот так вышло. Вроде норм расстались, без негатива друг к другу, да и на что злиться, я же промазала мимо головы, когда швыряла.

Впереди меня ждали два месяца обучения, после суд и новая жизнь, возможно сложнее прежней, но я не боялась, уверенность в правильности действий придавала мне сил.

* * *

Я пребывала в приподнятом настроении. Мои родные и близкие были не в таком радужном расположении духа относительно моего решения. Я их понимаю, ведь с одной стороны за мной тянулся долговой шлейф, а с другой стороны я после лечения сама еще плохо стояла на ногах. Меня же, кроме серого цвета лица, ничего не смущало, мое самочувствие давно не было лучше сегодняшнего. Они имели право злиться на меня, но я упрямо твердила им, что как бы мне сложно не было, со мной ему будет лучше, чем в детском доме. Если бы на том этапе были нормальные претенденты на усыновление, я бы отказалась от опекунства, но, к сожалению, семья, желающая взять малого, появиться немного позже. Я не рада буду знакомству с ними, и оно будет, мягко говоря, холодным. Я уже не могла отпустить малого, а у них был аргумент, что у них и возможностей больше, да и они полноценная семья. Наверно мы все понимали, что если станет вопрос в суде, то малого предпочтут отдать им. И меня это злило. Да, у меня была поддержка со стороны опекуна, лечащий врач готова была дать рекомендательное письмо, но сама мысль, что после пройденного пути я могу потерять сына, меня угнетала. Мой самый близкий друг, о нем я расскажу отдельно и позже, примет, хоть и не поймет, мою позицию. Всегда принимал, даже зная, что я делаю неправильный шаг, принимал и помогал, подарит мне детскую кровать. Потяну не потяну, но, думаю, он был согласен с мыслью, что со мной лучше, чем в детском доме. Думаю, он и помогал мне отчасти потому, что видел, что я, как бы сложно не было мне, никогда не отказывала в помощи другим. Я думаю, что в принципе люди так поддерживали и помогали мне только потому, что видели, что я, даже если в ущерб себе, всегда откликнусь. Это я не в похвалу себе пишу, нет. Я пишу эту мысль как рассуждение на тему «да воздастся по заслугам вашим». Люди часто делают что-либо со скрытым умыслом, либо с ожидаемой отдачей. Я никогда не задумывалась над этим, но если взять именно мою жизнь, то, как бы сложно мне не было, меня никогда не оставили в беде одну. Наверное, посеянное искреннее добро все-таки прорастает и обязательно возвращается добром. Со злом кстати также. Поэтому сейте добро и мир обязательно станет лучше.

Семья, спасибо им за это, примет решение приостановить сбор документов на малого, в ожидании решения относительно меня. Я не знаю, поступила бы я также, но им благодарна за понимание.

* * *

Жизнь странная хоть и абсолютно простая штука, с достаточно черным чувством юмора. Если умеешь читать знаки судьбы и главное делать правильные выводы, то обязательно сможешь добиться желаемого.

Проходя медосмотр у фтизиатра, стал вопрос с моим снимком. Но так как меня поджимали сроки мы с врачом договорились, что я приду на обследование. Я могла и не делать этого, но я обязательный человек и не могу так с человеком, если мне поверили. Тем более, я недавно переходила на ногах пневмонию, мало ли, в моих же интересах было все долечить. Мое самочувствие было нормальным, тем не менее, выписали курс антибиотиков, чтобы убрать остатки простуды. Первый же день уколов спровоцировал ухудшение самочувствия. У меня держалась высокая температура и проявилось грудное закашливание, но я, продолжала лечение. Когда на 4й день моя температура перевалила 38, я вынуждена была идти в пульмонологию, так как дальше так тянуть не могла. На работе в это время началась какая-то каша со стороны новых партнеров и Владом, но сейчас мне реально было не до этого.

Врач долго смотрела снимок и, в конце концов, дала заключение: скорее всего туберкулез, но нужно обследование.

Чувства, мысли? Никаких. Это как заниматься сексом с презервативом и услышать, что заразился СПИДом. Один немой вопрос «Как»?

Для меня, как и для большинства людей, эта болезнь это что-то связанное с неблагополучным слоем населения, а также с расклеенными по больницам плакатами с картинками. Все, это все мои знания, но сейчас это было не важно, так как я почувствовала себя очень грязной. Мне почему-то было очень стыдно перед врачом, как будто я сидела абсолютно голая и ничем не прикрытая. Ты слышишь, но смысл происходящего доходит медленно и опосля. В смысле туберкулез? Да быть такого не может! Давайте обследоваться, куда идти и что делать?

10 дней кошмара… ровно столько понадобилось четырем клиникам и трем лабораториям, чтобы в итоге поставить диагноз. Все это время я была как в бреду. Одни убеждали «стадия распада», вторые что бред, бессимптомная, там точно запущенная пневмония. Один анализ мокроты отрицательный и я выдохну с облегчением, в другой положительно-зашкаливающий и я захочу одеть намордник. Я помню, как пыталась попасть к онкологу без очереди, и молила Бога, чтобы у меня был рак. Скотский, паскудный рак. Как-то, будучи на срыве, я сказала, проходящему тогда лечении в онкологии другу, что ему-то хорошо, не то, что мне. Конченая, по-другому не скажешь. Он не понял меня тогда и естественно разозлился. Самое обидное знаете что, что я действительно ему завидовала. От меня шарахались как от прокажённой, а больных раком хочется поддержать, пожалеть. Он не заслуживал таких слов, но думаю тогда я не имела в виду именно его, я думаю, у меня реально уже ехала крыша. Мы с близкими были как на американских горках, не зная – опасная или нет. Принцесса, которая вечерами просила обнять, не понимала, почему я от нее отворачиваюсь, плакала что не люблю ее. Друзья, которые, было видно, что боялись находиться со мной в одном помещении, но при этом, а как меня оставишь? Я засыпала с мыслями о том, а вдруг подтвердят? Какая проходимость людей в контакте со мной за день, 50, 100 человек? Я ненавидела себя, и чувство брезгливости съедало. Как обычно, вопрос, что же будет со мной, меня меньше всего волновал, не дай Бог я кому-либо навредила! Как тогда жить?

Утро не принесло облегчения. Пока мы с моим партнером Костей, а также с Кириллом ездили по больницам, параллельно занимаясь объединением, Влад… мой дорогой Влад.

Мы с Костей, сидели на ресторане и обсуждали текущие вопросы. Звонок Влада, полный матов и злобы. Ему долгое время никого не удавалось найти для аренды, все отказывались, видя условия и слыша цифры, и вот я сама привела нужных ему людей. Подождав, пока я сделаю всю грязную работу рассказав о долгах, о всех недостатках, видя, что Костя не отступает в намерениях, Влад взял инициативу в свои руки. Он кричал мне что-то о том, что только он будет принимать решения об объединения на своих условиях, что он не позволит мне обмануть людей и т. д. Да, я рассказала о долгах и написала сумму, которая была гораздо меньше реальной стоимости входа, но мне главное было закрыть самые болезненные вопросы, с остальным я верила, что работая, справлюсь сама. Я не вешала на них свои проблемы, ведь они были моей рукой помощи. Я не хотела слушать Влада и бросила трубку. Извинилась перед Костей и ушла из ресторана.

Я шла в церковь. Сколько часов я проводила в молитве? Сложно сказать, вера единственное, что точно мое и что у меня никто не сможет отобрать. Как часто я молила Бога о милости и помощи найти выход из круга. И вот, когда я была так близка на пути к новой жизни, почему человек, за которого я молила слезами, почему он так себя ведет… я была в отчаянии и думаю на грани. Звонок Влада отвлек меня от мыслей, он приехал на ресторан и уже беседовал с Костей, сказал вернуться на ресторан и закончить разговор. Какой разговор? Ааа наверное тот, в котором он что-то говорил о ничтожестве, ну что ж наверное не договорил. Я сказала, что иду и видимо он подумал, что я положила трубку, поэтому не отключился…дальнейшая речь кислотой облила мое сердце. «Ты Костя ее не слушай и не верь, у нее здесь ее ничего нет и вообще я бы давно убрал ее, да не на кого было заменить, я ее из жалости держал…». Я набрала Костю и сказала, чтобы тот передал Владу о забытом незаконченном звонке… Вот так закончилась история золушки…или рыбака и рыбки, когда бабка осталась с разбитым корытом.

Я вернулась на ресторан и смотрела на еще не так давно такого важного для себя человека, я плохо слышала, что он там рассказывал. Поняла, что будет собрание. Я смотрела, как он ухватился за Костю, смотрела, как показывал свои владения, желая навязать еще больше площадей. Я видела этот фильм много раз, когда-то я сама его переживала, когда он восторженно рассказывал мне о перспективах и планах. Старый, заезженный фильм… Он не смотрел на меня, ему это было незачем больше, да и вообще избегал общения со мной. Я всеми силами пыталась сохранять спокойствие, но ситуация не отпускала меня. Костя не мог знать всего, да и не зачем ему наш мусор, но Влад конечно красавчик. Да и ладно, Бог ему судья.

Слишком много всего навалилось. Усыновление, объединение, отсутствие диагноза. Любой человеческий организм под таким грузом сломается, любой, но не мой. Я должна была преодолеть эти последние преграды. К малому я пока не ездила, так как без диагноза боялась. Собрание еле пережила, Влад отобрал у меня все полномочия и все права, отдав управление Косте. Сумму, которую Костя должен был внести, Влад единолично списал в счет долгов. Без собственного капитала с полноценного партнера я автоматически становилась наемным сотрудником. Резко как-то картина сменилась, но сейчас это отошло на десятый план, так как анализы подтвердили туберкулез. Знаете, я в какой-то момент почувствовала себя главным героем фильма «Бой с тенью». Помните там сцена есть, когда он проигрывает и в подсознании видит картину, ринг и невидимый враг, и он получает и получает, он уже упал и еле в сознании, но врага видит размыто, а враг это собственная тень. Было чувство, что меня бьют и бьют в живот, поддых, в лицо пощечина за пощечиной, а я пытаюсь устоять на ногах из последних сил.

Все-таки туберкулез…

Уже неважным становилось все, что было до этого. Мы оказались заложниками ситуации. Костя понимал, что нифига не шарит в новоиспечённом свалившимся на него объекте. Паника, что и как делать непонятно.

Страх. Ведь если мой диагноз подтвердили, значит заражен мог быть каждый, кто был со мной.

Кирилла мы проверили первым, он был самый близкий для меня друг, соответственно больше всех проводил со мной времени. Делать снимок он поехал без меня, но обещал сразу позвонить. Я не могла его осуждать, никого не могла, у всех дома была семья, а я была опасна для каждого, кто вступал со мной в контакт. Опасна сама для себя и для своей принцессы.

* * *

Час ожидания казался вечностью. И вот, наконец-то, Кирилл позвонил. Он был здоров. В этот момент мир замер для меня. В ушах только «здоров». У меня появился лучик надежды, что если уж он здоров, то остальных-то точно могло пронести. Мы ждали результатов обследования малявки. Можете себе представить, что должен чувствовать человек, который смотрит на своего ребенка и понимает, что есть вероятность того, что малышке тупо жизнь испортила. Я не могла дышать. В голове только и крутились слайды из жизни. Сколько времени с ней была в детстве, жизнь в ресторане, все мои крики и все мои отговорки… Боже я сама себя ненавижу, сдохнуть бы.

Что есть ценность для нас? В момент отчаяния мы можем дать любые клятвы, будем ли исполнять, когда все образуется? Я с уверенностью на 70 % могу сказать – нет. Я готова была отдать все, лишь бы малая была здорова. Что ждало меня завтра, да и вообще есть ли у меня это завтра…сейчас не знала. Я знала только то, что мой и без того измученный организм сожрала очень опасная дрянь… за что? За то, что я убила свое здоровье ради мечты, за то, что как обезумевшая брала долг за долгом, за то, что я верила человеку, который оказался в итоге хуже волка в овечьей шкуре. Мне не было себя жалко, нет. Я молила Бога, чтобы люди, которые весь этот период терпели мои проблемы и негатив, терпели мою слепую веру в будущее, молила, чтобы смогли простить, и чтобы малышка простила, ведь чтобы я не делала, она всегда была моим сердцем, и такого я явно для нее не хотела. Мой отец не дал мне достойного детства из-за алкогольной зависимости, а я отобрала детство у малой сознательно, будучи слепо уверена в правоте своих действий. Я не знала, что будет дальше, но мне нужно было принимать решение о госпитализации. Подумаю об этом завтра. А сейчас нужно поспать.

* * *

Наверное, я побывала во всех туб. диспансерах города. Каждый следующий круче предыдущего. В этих зданиях не то чтобы лечиться, о пребывании в этом помещении речи быть не могло. Как так? Одна из самых опасных болезней и такие условия госпитализации. Теперь в помещениях я должна была находиться только в маске и это угнетало. Точнее не это, а каждый, кто пялился на тебя. Ты – изгой, смирись с этим. Костя подбадривал как мог, но разве человек способен ощутить чужие переживания, чужую боль, иногда слова поддержки просто бесполезны, они не утешают и не лечат.

Я сидела в кабинете, вроде как очень крутого фтизиатра. Посмотрев на снимок, он реально удивился, почему я до сих пор не давлюсь кровью, ведь снимок показывал, что от моего легкого только порубленное пятно, то есть когда туберкулез тебя уже наелся и прорвался в организм, то есть когда каждое твое дыхание выпускает в воздух такую опасную палочку Коха. Я сидела и ждала его заключение с дальнейшими действиями. Я понимала, что работать я больше не смогу, но хотела всеми возможными способами уберечь ресторан от нависшего над моей головой скандала. Честно ли, возможно подумаете вы. Думаю да. Я проверила всех кого смогла и провела необходимые обработки помещений, но гробить репутацию своего так тяжело давшегося мне детища я не собиралась. Так вот, врач, подумав, изрек то, что убило меня наповал. В который раз я убедилась, что мы имеем реально то, что заслуживаем. Зная мою сферу деятельности, зная про эпидемию и про мою открытую форму, доктор предложил мне лечение без госпитализации, просто приезжать за таблеточками, без афиширования и в принципе истории болезни, не дорого, всего за двести гривен в день, на протяжении двух месяцев. При официально бесплатном лечении в нашей стране. Это было мега великодушно с его стороны. Я сидела и тупо смотрела на него пытаясь понять, какова же глубина его совести, всего за двенадцать тысяч он готов был подвергнуть опасности энное количество людей, возможно потенциальных своих пациентов. Я сказала что подумаю, и уехала оформиться в другую больницу. Заплатив «благотворительный взнос» за госпитализацию, я уже разговаривала с врачом о том, что приеду через пару дней, так как не решенным оставался вопрос с ребенком.

* * *

Мой последний вечер с принцессой. Два слова о сыне. Сына не будет. Учитывая, что я уже собрала документы, я могла довести процесс до конца, но это было бы не честно по отношению к нему и окружающим. Господи! Зачем же ты дал мне столько совести… семья, хотевшая усыновить, возобновит сбор документов. Я приеду попрощаться с ним, с таким уже родным, со своей мечтой, ведь теперь усыновление для меня практически невозможный вопрос. Туберкулез это то, что с тобой на следующие лет десять. Я прижму его крепко к себе. Пройдет время он и не вспомнит, что была такая как я. Возможно Господь привел нас в жизни друг друга, чтобы у него благодаря мне было время для обретения новой, настоящей семьи. А у меня? А у меня благодаря внеплановому медосмотру обнаружили болезнь, чтобы закрыли в клетку, и я перестала быть опасной для мира. Возможно, я преувеличиваю, правильнее сказать для своего мира. Мы помогли друг другу, и как бы ни было, теперь я точно уверена в правильности принятого решения об усыновлении, ведь иначе я бы узнала что больна слишком поздно.

Я наберу принцессе ванную с пеной, как она любит, и буду долго гладить ее длинные волосы. Завтра малышка уедет в диспансер «для контактных». Бог миловал меня и здесь, малышка здорова, но теперь на долгих два года у нее статус «контактная», это значит повышенная зона риска, так как она в любом случае заражена, но как повезет, будет ли она больна. Ей будут давать ту же химию что и мне. И она не будет знать, почему на нее косятся, так как я не позволю никому ей обо мне рассказать. Мое солнышко, мое самое любимое солнышко… простишь ли ты мне такое детство, забудешь ли как страшный сон. Я не знаю когда смогу увидеть тебя вновь, и не знаю, когда мне разрешат тебя обнять. Я так часто забирала у нас «наше» время ради своей мечты, своего эгоизма и самолюбия, а сейчас, не знала, как остановить то самое время, чтобы немного еще побыть с тобой. Держать твою маленькую ручку и слышать детский храп под боком. Ты любишь меня такую как есть, и даже не осознаешь, как сильно я тебя подвела, ты не поймешь, почему я плачу, но будешь улыбаться мне своей такой красивой улыбкой и твой звонкий смех в этот последний вечер, как бальзам для сердца, напомнит мне, ради чего я должна собраться и бороться. Вот увидишь, я все исправлю, я тебе обещаю.

Костя поможет отвезти малую в больницу под Киевом, дом станет тихим и пустым. Завтра ко мне приедут из санитарной службы обрабатывать квартиру. Будут вытряхивать подушки и одеяла так, как будто здесь нет меня, так, как убирают вещи в доме умершего, быстро, холодно и с полнейшим пренебрежением. Мне уже все равно. Наверное, я начинаю привыкать к своему статусу. Я соберу вещи и буду готова ехать в больничные стены, которые на неопределенный срок станут моим домом. Я захлопну дверь квартиры и вместе с ними захлопну дверь в свою прежнюю жизнь. Ее больше нет, и никогда не будет. Болезнь внесет коррективы и в ряды друзей. Мир не без добрых людей, кто-то да проболтался о болезни, и мой круг общения автоматически поредел. Естественный отбор, жизнь показала мне лица «своих» и «чужих». Я не осуждаю и больше не помню этих людей. Даже сейчас у меня был маленький шанс выбраться и мои родные не позволят мне его упустить. Кирилл, Даша, Паша (об этом человеке поговорим позже). Как три слона, удерживающие планету. Это не все, но остальные проявятся позже, и я в каждой из своих молитв еще долго буду повторять их имена. Не будет рядом Влада, он свой выбор уже давно сделал, ни в радости, ни в благополучии, ни уж тем более в беде и болезни. Наверное, он мое самое ядовитое разочарование за всю мою жизнь, ни до него, ни после, никогда и никто не пробьет мою душу настолько сильно, как это удалось ему. Но сейчас мне не хочется об этом думать.

Я не знаю, как писать дальше. Вся книга – это мои мысли и переживания. Возможно, глупы, со стороны психологии, но я не знаю людей, которые не делали бы ошибок в жизни. Анализируя свою ситуацию, я понимаю, что мою жизнь можно назвать сплошной ошибкой и бегом по граблям, но среди океана долгов, срывов, скандалов, в моей жизни появились любимые люди, я переживала самые яркие эмоции счастья.

Я шла по отделению и пыталась не дышать. Я все еще считала себя лучше «этих людей». Меня переполняло чувство брезгливости. Осознать и принять это нереальная задача. Мне всегда было интересно, как это – сесть в тюрьму? Когда вчера ты еще был среди всех, а сегодня один в палате и только решетка на окнах. Я лежала калачиком на кровати и ревела как ненормальная, врач, молодой парень, увидев меня, не удивится слезам, думаю, в этом помещении других и не бывает, но отнесется ко мне по-дружески приветливо и это будет выглядеть естественно, а не натянуто вежливо. Быть моим врачом было сложно, я это осознаю и ему искренне сочувствовала. Злость и обида на весь мир взяла верх надо мной, и я редко хотя бы пыталась сдерживать свои эмоции и агрессию, хотя мир не был виноват в произошедшем, а кто виноват? У меня, кстати, целых две прививки БЦЖ, но это не помогло против вируса, так что я теперь спокойна относительно того, что мое дите ходит не со всеми рекомендованными прививками. Врач пытался ободрить меня, его главной задачей было заставить меня принимать пищу, и не просто питаться, а есть от пяти раз в день. Пять полноценных приемов пищи при полной госпитализации и отсутствии физических нагрузок? Не смешите, ни за что! Я в нормальной жизни ну от силы два приема и то через раз. Но без еды моему организму хана. Я не выдержу нагрузку химией. Господи, как мне пережить первую ночь и не разбить голову об стенку. Мне бы уснуть, а проснувшись утром понять, что это просто страшный сон, я дома, рядом принцесса и скоро открытие нового ресторана. Почему именно туберкулез, ведь из всех возможных болезней это единственная, которая лишает меня возможности работать. Да уж, у Бога явно чувство юмора чернее моего будет.

Я пыталась работать на удалении, и первую неделю даже вроде бы что-то получалось, но после, когда организм наполняется химией, все, ты – овощ.

Я не могу сказать однозначно, какая химия сложнее переносится, при онкологии или при тубе. Два разных действия на организм и, думаю, при раке все-таки организм быстрее очухивается. При туберкулезе курс лечения не зависит ни от врача, ни от вас самого. Дело случая, и лекарств всего-то вида три или четыре, но то, что от шести месяцев это гарантировано, и сто процентов, что первые два месяца вы в любом случае будете находиться в больнице, дальше, а дальше опять же дело случая, иногда сроки больше двадцати месяцев. Представьте на одно мгновение, вы ложились в больницу ну и допустим ребенку был годик, а вышли – он уже в садик ходит, это страшно…

Пишу, а эмоций ноль уже. Как будто бы перегорела, устала что ли от всего. Не знаю. Будучи замкнутым в узком пространстве, ты концентрируешься на своей ситуации и упускаешь из виду весь мир. Кажется, что вот оно дно и хуже просто уже некуда, а потом в одно утро тебе позвонят и скажут, что у тебя больше ничего нет, ни ресторана, ни своего дела, вообще ничего… только долги. Сколько там на моем счету? Тысяч четыреста точно будет… Не действуют доводы, что ты в больнице и ни в какой теории за спиной так поступать нельзя. Но мне объяснят, что это то и называется «бизнес». Я не возьмусь обсуждать Костю как партнера и вообще смысл его поступка, этот человек в начале болезни был одним из немногих, кто меня поддержал, в остальном Бог судья, хоть я и знаю, что он в него не верит. Влад? Ничего. В свое время именно я настояла на том, чтобы он обследовался в больнице, думаю я больше всего боялась, что он будет заражен, в этом случае, думаю, он бы просто мне голову скрутил, хоть я и ни была бы виновата, но все таки скрутил бы. Туберкулеза у него не найдут, но обнаружат проблемы с сердцем и вовремя прооперируют. Сам факт того, что без меня бы он не обратился в больницу, дает мне право считать, что я причастна к спасению его жизни, в самом прямом смысле этого значения. Но у Влада будет обратная реакция, его ненависть захлебнёт его полностью. Пусть так, будем считать, что мы с ним квиты. Лишь однажды он позвонит Косте, спросить уверен ли он в правильности действий и возможно есть другой вариант. Взрослые дяди сделали бизнес. Влада не смутил вопрос положенного здоровья, не смутил вопрос кредитов и долгов, хоть он и знал на что уходили средства, а главное его не смутит вопрос данных и невыполненных обещаний, таких умело навешанных мне годами обещаний…Господи какая же я глупая дура…

Уже чужому:

 
«А й правда, крилатим грунту не треба.
Землі немає, то буде небо.
Немає поля, то буде воля.
Немає пари, то будуть хмари.
В цьому, напевно, правда пташина…
А як же людина? А що людина?
Живе на землі. Сама не літає.
А крила має. А крила має!
Вони, ті крила, не з пуху-пір'я,
А з правди, чесноти і довір' я.
У кого – з вірності у коханні,
У кого – з вічного поривання.
У кого – з щирості до роботи,
У кого – з щедрості на турботи.
У кого – з пісні, або з надії,
Або з поезії, або із мрії.
У кого – з пісні, або з надії,
Або з поезії, або із мрії.
Людина нібито не літає…
А крила має. А крила має…»
 

Ліна Костенко.

Влад продал свои крылья за деньги, будучи слишком слабым, чтобы быть честным. Он был самым-самым и в одну секунду умер для меня как человек. А долги – это лишь вопрос времени…Хороший я получила урок. Конец сказки про золушку.

* * *

 
«Я проснулся тонущий в боли.
И не мог изменить исход.
Я снаружи казался веселым.
А внутри был давно уже мертв»
 

Иосиф Бродский.

Реанимация, наверное, единственное место, где от тебя уже ничего не зависит. Я не помню, как прошёл день, плохо помню вечер, полученный удар будет сильнее атомного взрыва. Даже такую как я можно сломать и я больше не захочу бороться. Опустятся руки и затихнет сердце. Я помню силуэты бегающего медперсонала, помню чувство, как будто плывешь, что-то про давление шестьдесят на сорок и все…темнота. Боже, как хорошо, обращаюсь к тебе, но веры во мне больше нет. Нет больше боли, тревог, обид и переживаний. Я хочу остаться в этой тишине и темноте. Слишком. Эх, Влад… как легко сломать одну человеческую жизнь и знать, что тебе за это ничего не будет. Моя репутация скандальной должницы, да еще и из диспансера… ну да, кто ж посмеет тебя упрекнуть. Мне бы остаться в этой темноте…

Знаете, когда ты в тупом ступоре и твои часы остановились, ты больше не плачешь, слез просто нет, ты больше не бьешься в истерике, а смысл, ведь ты не изменишь ничего. Открывать глаза страшно и нет желания. Солнце за окном подскажет что сейчас день. Первый день жизни, в которой у тебя ничего нет, в которой ты находишься за границей отметки 0. Я боролась долгих 15 лет, камушек за камушком строила свою башню, и потеряла все… больше не хотела ничего. Вру, хотела. Хотела калачиком и чтоб мама рядом и вот я лежу, скулю себе, как побитая собака, а она гладит, не осуждает, не критикует, не высказывает свое мнение, а просто гладит, и желательно, чтоб это в бабушкином доме, там всегда пахнет пирожками и хлебом… хочу побыть маленькой и слабой. Думала ли я в это время про малую? Честно – нет. Сейчас я не думала ни о ком и ни о чем кроме своей боли. Душа болит по-особенному, растекаясь по всему организму холодом. Я жизнь прожила в вере, и даже если и делала плохие поступки, всегда старалась исправить, без ненависти, без злости или зависти, почти по всем заповедям, не с верой напоказ, а с верой в сердце, и что я получила в итоге? Могу ли я своей верой закрыть кредиты или дать веру людям, которых подвела, или я могла вернуть потерянное время или здоровье. Что я вообще могу сейчас, будучи прикована к койке. Ненависть, обида, презрение к самой себе, за то, как я скинула в тартарары свои почти 30 лет жизни, еще молодая вроде, но со штампом «туберкулезник» это не имеет значения. Еще бы жить, да вот желания нет, жизнь не такая, какой я себе ее рисовала в мечтах, мир не такой и люди в нем другие. Я глубоко заблуждалась в реальности, рисуя себе правильный мир, и в этом «реальном» мире не было места такой как я. Слишком искалечена душа… слишком. Практически на неделю врачи вынуждены были приостановить лечение. После такого срыва… возобновилась рвота и головные боли. Есть не хотелось, мне было все равно сейчас на обещание данное врачу. Думаю, мне было все равно все сейчас. Очнуться – не значить жить. Я передвигалась механически, с полнейшей апатией к миру. Сложно сказать о чем думала. Наверное, мой организм был в таком шоке, что все еще не мог осознать и принять произошедшее. Утро, день, вечер, ночь и снова утро. День за днем. Кто-то расскажет малявке, что у мамы больше нет работы и моя принцесса так испугается, что будет просить деньги у прохожих, так как теперь нам не будет что кушать. Я ведь не овца наивная какая-то, чтобы прикидываться глубоко обиженной и с нимбом над головой всех прощающая. Малышка говорила в трубку, я слышала ее слезы и они иглой кололи сердце, капля за каплей, страх и боль малышки пробуждали меня от сна, всю ненависть и злость, всю обиду, которая тайно накапливалась годами, я готова была выплеснуть, совсем было бы бальзамом на душу, если бы выплеснуть в лицо одному единственному человеку. Мечты, мечты вот ваша сладость… если прет, то сдерживать себя никогда не стоит. Все эмоции, наполняющие вас, должны иметь выход, после станет легче.