Текст книги "Ковчег Могущества"

– Ты готова? – спросил Тутмос наложницу вполголоса.

– Да, мой повелитель…

– Придется подождать, пока все уснут. Днем, на охоте, я заметил южнее лагеря сложенную из обожженных кирпичей пирамиду – думаю, она вполне сгодится…

Лагерь постепенно затихал: обитатели шатров отходили ко сну. Маджаи, охранявшие шатер эрпатора, пока еще бодрствовали, но, судя по их виду, это давалось им с большим трудом. Они и не подозревали, что в самый разгар охотничьего веселья Фарбис, умевшая не только укрощать змей, но и готовить всевозможные зелья, угостила их вином, в которое подмешала предусмотрительно захваченный из храма Птаха порошок, обладающий снотворным действием.

…Хафра тоже участвовал в сегодняшнем мероприятии, хотя и без особого желания. Он вообще с детства боялся кабанов, поэтому в Ону предпочитал охотиться лишь на птицу, в изобилии гнездящуюся в зарослях папируса. Однако желанию эрпатора не воспрепятствуешь, вот и пришлось присоединиться сегодня к нему и сегерам. Во время организованного после охоты застолья вина жрец почти не употреблял – запивал жареное мясо преимущественно простой водой. Потому и примеру разошедшихся вскоре по шатрам сегеров не последовал: подозрения, что эрпатор намеревается совершить государственный переворот, окончательно лишили его покоя. Военный поход в Нубию он считал теперь всего лишь тактическим ходом, направленным на приобретение еще большой популярности у соотечественников, а новую наложницу наследника, прикрывающегося мифом о собственной богоизбранности, – и вовсе нубийской колдуньей. Чем еще можно объяснить ее столь странное появление в их лагере и то безграничное доверие, которым она пользуется сейчас у эрпатора?!

Однажды Хафра осторожно поделился терзающими его душу подозрениями с наместником Мермосом и неожиданно обрел в том если не союзника, то, по крайней мере, человека, понимающего и искренне разделяющего опасения как за будущее египетской короны, так и за свое собственное. Оба пришли к выводу, что если вовремя не сообщат фараону о предполагаемом заговоре, то станут тем самым как бы соучастниками эрпатора. И все-таки хитрый Мермос посоветовал Хафре с донесением пока не торопиться, а лучше внимательнее понаблюдать за эрпатором и его наложницей, не скупиться на подачки Хранителю драгоценностей и обо всем подозрительном докладывать ему лично. Пообещав, в свою очередь, что непременно разберется со сложившейся ситуацией, а с начальником гаррнизона Нахмином делиться своими соображениями более не станет: уж слишком тот не любит, когда разговоры касаются фараона и членов его семьи. Догадливый жрец намек понял и тоже с тех пор стал стараться избегать общества Камоса, коего считал в душе – в силу его непонятной привязанности к Тутмосу – причастным к назревающему заговору.

Памятуя об уговоре с наместником Мермосом и дождавшись, когда разморенные обильной выпивкой сегеры-охотники разбредутся восвояси, Хафра крадучись приблизился к шатру эрпатора и с удивлением обнаружил, что маджаи-телохранители беспробудно спят прямо на посту, а из самого шатра раздаются непонятные шорохи, сопровождаемые приглушенными голосами. Он осторожно присел на корточки подле растущего рядом чахлого кустарника, постаравшись слиться с ним в единое целое, и затаил дыхание. Вскоре его терпение было вознаграждено с лихвой: сначала из шатра вышел Тутмос, облаченный в длинный темный плащ и с объемным, завернутым в льняную ткань предметом в руках, а вслед за ним – Фарбис. Под просторной шерстяной накидкой нубийки тоже явно что-то скрывалось.

Соблюдая меры предосторожности, заинтригованный жрец последовал за ними…

Часть 5. Моисей

Глава 1

Удалившись от лагеря на довольно приличное расстояние, Тутмос и его спутница остановились наконец перед древней нубийской пирамидой, служившей, вероятно, усыпальницей одному из местных вождей. Хафра спешно укрылся в зарослях кустарника, раскинувшихся буквально в нескольких шагах от заговорщиков, и замер.

Эрпатор освободил свою ношу от льняной ткани, и в лунном свете блеснули две золотые фигурки. «Великий Ра, это же хаммететы! – от волнения жрец, несмотря на то что ночи на нубийской земле были далеко не жаркими, мгновенно покрылся липким потом. Будучи человеком образованным и перечитавшим не одну сотню хранящихся в храмах Ону и Авариса свитков, он, конечно же, без труда догадался, что Тутмос держит в руках ковчег, некогда принадлежавший Гору, первому фараону Та-Кемета. – Вот, значит, для чего эрпатору понадобилось Посвящение! Выходит, Золотой доспех был лишь одним из шагов к заполучению ковчега?! Но как ему удалось его разыскать? Ковчег Могущества считался безвозвратно утерянным, ибо после войны Гора и Сета о нем не упоминалось ни в одном из древних свитков…»

Меж тем Тутмос установил ковчег на камень, лежащий на земле примерно в пятидесяти локтях от нубийской пирамиды[91]91
  Нубийские пирамиды строились из обожженного кирпича и были гораздо меньше по размерам египетских.


[Закрыть], после чего открыл эбеновый футляр и извлек из него жезл-урею.

– Позволь мне прикоснуться к нему, господин, – завороженно попросила Фарбис. – Я впервые вижу его воочию, да к тому же так близко…

Тутмос молча протянул женщине жезл, и она с благоговением приняла его.

– В центре крышки ковчега есть специальное отверстие, – подбодрил эрпатор наложницу, – можешь сама вставить в него жезл…

Фарбис, благодарно взглянув на повелителя, приблизилась к ковчегу и аккуратно поместила жезл между хаммететами.

– Что ж, кажется, все готово, – проговорил эрпатор взволнованно, ибо настал момент, ради которого он прошел в свое время тяжкий обряд Посвящения.

Решительно скинув с себя плащ, Тутмос остался в короткой тунике и надетом поверх нее Золотом нагруднике. Затем, охваченный душевным трепетом, он коснулся глаз уреи, и мгновением позже хаммететы «исторгли» из себя два голубых луча, которые тотчас принялись скользить по украшавшим божественный доспех драгоценным камням.

Фарбис замерла от изумления: ради одного только этого зрелища стоило покинуть родные стены храма Птаха!

Когда лучи достигли последнего камня и вернулись в «недра» хаммететов, эрпатор, восстановив в памяти «подсмотренные» в Чертоге богов события вековой давности, нажал на «глаза» уреи повторно. И почти в тот же миг из них низвергся мощный луч света, устремившийся в сторону стоящей напротив пирамиды. Раздался гулкий звук, земля под ногами содрогнулась, и стены кирпичного сооружения покрылись сначала, подобно паутине, сетью светящихся трещин, а затем, издав словно бы «последний стон», рухнули прямо на глазах, превратившись в груду бесформенных камней.

От страха Фарбис прижалась к Тутмосу, и он крепко обнял ее.

– Теперь я понимаю, почему Гора называли богом Света, – потрясенно промолвила женщина, когда стихли последние звуки рассыпавшихся в прах осколков кирпичей. – Потому что он умел управлять им!..

Хафра, все это время наблюдавший за действиями эрпатора из своего укрытия, с ужасом вдруг почувствовал, что глаза его застилает пелена. Из опасения потерять сознание и обнаружить тем самым свое присутствие, он, собрав последние силы, поспешил неслышно ретироваться.

* * *

Разумеется, уснуть той ночью Хафра уже не смог. Каких только мыслей не роилось в его голове! И что эрпатор, обладая божественной силой, теперь-то уж точно свергнет отца-фараона. И что благодаря этому Та-Кемет завоюет вскоре весь мир и ни одно из государств уже не посмеет никогда более посягать на египтян. И что ему, простому жрецу храма Ра, посчастливилось воочию увидеть оружие бога Гора – то самое, с помощью которого он победил Сета…

В свете подобных размышлений жреца начали одолевать сомнения: а стоит ли в таком случае чинить препятствия эрпатору? Вдруг Тутмос никогда и не помышлял об узурпации власти и никакого заговора на самом деле не существует? «Да, но если оставить все как есть, – возражал сам себе Хафра, – к чему может привести наследника та сила, которою он теперь владеет? И осознает ли он сам, какая ответственность лежит на нем отныне?»

Хафра вспомнил, что с тех самых пор, как эрпатор появился перед ним и сегерами в Золотом доспехе, он постоянно задавался вопросом: почему Верховный жрец элефантинского храма провозгласил его тогда живым воплощением бога Гора? Теперь ответ был ясен: значит, в абидосском храме «Миллионов лет» эрпатор не только прошел ритуал Посвящения, но и получил в дар божественный жезл Ра-Гора. Вот жрец с Элефантины, увидев сей символ божественной власти в руках Тутмоса, и уверовал, что перед ним – истинное воплощение бога Света на Земле.

Постепенно мысли Хафры обрели относительную стройность; по крайней мере, он нашел объяснение многим вопросам, терзавшим его в течение достаточно уже долгого периода времени. Теперь оставалось только понять, чего хочет он сам: примкнуть к эрпатору или остаться верноподданным фараона?

Едва дождавшись утра, жрец поспешил к наместнику Мермосу. Однако поскольку тот еще спал, а приближенные не пожелали его беспокоить, у Хафры созрел другой план: покинув со всеми предосторожностями лагерь, он отправился к разрушенной пирамиде. Достигнув знакомого по минувшей ночи места, жрец решительно приблизился к тому, что осталось от чьей-то бывшей усыпальницы. Картина его взору предстала впечатляющая: камни, некогда лежавшие перед пирамидой, оплавились, а обожженный кирпич, из которого она была сложена, рассыпался в прах. Хафра присел на корточки и провел кончиками пальцев по одному из камней.

– Сила ковчега необычайно сильна… – прошептал он в смятении. – Но и чрезвычайно опасна! Необходимо как можно скорее встретиться с Мермосом и все ему рассказать. Даже если он решит, что мой разум похитили демоны…

Хафра вернулся в лагерь. Наместник и эрпатор уже бодрствовали – готовились к возвращению в Куббан. Жрец поприветствовал их, внешне изо всех сил стараясь сохранить спокойствие и невозмутимость.

* * *

Из-за сборов и переезда в Куббан посещение наместника пришлось отложить до второй половины дня. К тому времени Мермос успел уже насладиться и прохладной водой крытого бассейна, и сытной трапезой, поэтому в силу охватившего его состояния некоторой расслабленности слушал гостя поначалу рассеянно. Однако когда жрец, перейдя едва ли не на шепот, начал рассказывать о событиях минувшей ночи, непосредственным очевидцем коих ему довелось стать, он застыл буквально с открытым ртом.

– Ты хочешь сказать, что эрпатор владеет божественным оружием? – обескураженно спросил Мермос, когда Хафра умолк.

В ответ собеседник с ноткой раздражения процедил:

– Именно это я и пытаюсь донести до тебя, Мермос. Да, Тутмос действительно владеет Ковчегом Могущества! Тем самым, которым Гор испепелил город Омбос.

Почувствовав, что по лбу обильно заструился пот, наместник машинально отер его тыльной стороной ладони и приказал подать холодного пива. Лишь отпив холодного терпкого напитка, сваренного в пивоварнях Куббана, он вернулся к теме разговора:

– Почему ты решил рассказать о ковчеге мне, жрец?

Хафра недоуменно вскинул брови:

– А не ты ли, Мермос, просил меня глаз не спускать с Тутмоса и докладывать тебе обо всем подозрительном? И не ты ли не раз намекал мне, что эрпатор, уподобившись Гору, может представлять собою опасность? – Видя, что собеседник сконфуженно опустил глаза, он многозначительно добавил: – Ты, конечно, можешь забыть как о всех наших прежних разговорах, так и о нынешнем. Главное, чтобы они не аукнулись тебе впоследствии – когда Тутмос свергнет отца-фараона и займет его трон.

Наместник в душе уже горько сожалел, что делился некогда с Хафрой и Нахмином своими опасениями по поводу новой ипостаси наследника. Поэтому миролюбиво произнес:

– Да не все ли нам равно, жрец, кто будет стоять у кормила власти – фараон или его сын?…

Хафра, с удовольствием глотнув холодного пива, снисходительно резюмировал:

– В этом отношении ты, бесусловно, прав, Мермос. Но разве тебе все равно, кем бы мог стать при каждом из них ты сам? – Заметив явную заинтересованность собеседника, он тем же тоном продолжил: – Думаю, если мы с тобой своевременно сообщим фараону о готовящемся против него заговоре, он непременно осыплет нас милостями. Я, к примеру, не прочь получить должность Верховного жреца Авариса, а со временем и вовсе сместить Эйе. А чего бы ты пожелал себе, Мермос? Откровенность, как говорится, за откровенность…

Правая рука наместника, крепко сжимающая ониксовую чашу с темным пивом, застыла на полпути ко рту. «Действительно, а чего хотелось бы достичь в этой жизни мне? – задумался он. – Практически единолично править Нубией – это, конечно, почетно и выгодно, но вот усмирять мятежников, как выяснилось, – дело хлопотное и беспокойное…» Мермос на мгновение представил себя Первым советником или Главным казначеем Аменхотепа и тяжело вздохнул: эти должности, несомненно, куда выгоднее и приятнее… Наконец, приняв мысленно нелегкое решение, он осушил чашу и со значением изрек:

– По возвращении в Небехт я намереваюсь отправить часть военных трофеев в Инебу-Хедж. Было бы неплохо, жрец, если бы сопроводительное послание фараону доставил лично ты.

Хафра, мгновенно догадавшись о содержании будущего письма, благосклонно кивнул, но сразу вслед за этим посетовал:

– Боюсь, что мне не удастся отправиться в столицу, поскольку я принадлежу к свите эрпатора.

– Не волнуйся, жрец: решение этой проблемы я беру на себя. Скажу, например, Тутмосу, что готов доверить сопровождение даров в Инебу-Хедж только тебе. Заодно, мол, он и подготовит царский двор к прибытию молодого Гора. Его же самого попытаюсь задержать в Небехте до тех пор, пока в столице не созреет «благодатная почва» для приема.

На том и порешили, резонно рассудив, что Солнечный Гор вряд ли потерпит рядом с собой еще одного Гора. Пусть даже и собственного сына, снискавшего немалую военную славу в Нубии. Гораздо важнее, что тот владеет теперь очень опасным оружием.

* * *

Сразу после ночного похода к пирамиде в душе Фарбис поселилось чувство тревоги.

– Что с тобой? Ты в последнее время сама не своя! – обеспокоился Тутмос, заметив подавленное состояние наложницы.

– Не знаю, как тебе это объяснить, господин, но меня снедают нехорошие предчувствия… – призналась она.

– Отчего же? Разве мятежные нубийцы не побеждены? Разве я не владею могущественным ковчегом?

– Все так, но… Господин, прикажи изготовить копию Золотого доспеха! – выпалила вдруг женщина. – И для визита в Инебу-Хедж используй именно ее!

– Почему?! – удивился эрпатор. – Кто посмеет отнять у меня доспех Гора?

– Как ты не понимаешь?! В твоих руках сосредоточена сейчас огромная власть!..

– Но я не собираюсь злоупотреблять ею, Фарбис! Став Верховным жрецом Авариса, я первым делом прикажу воздвигнуть храм Ра-Гора, где, собственно, и намерен хранить все три реликвии – жезл, доспех и ковчег.

– Но это не означает, что воспользоваться божественным оружием не возжелают другие!

Тутмос привлек женщину к себе и заглянул ей в глаза:

– Тебе что-то известно? Ты подозреваешь в коварных намерениях кого-то конкретно?

Фарбис расплакалась:

– Я просто боюсь за тебя…

Эрпатор осушил лицо наложницы горячими поцелуями.

– Мне кажется, – продолжила она, несколько успокоившись, – что Хранитель драгоценностей следит за тобой. Во всяком случае, я не единожды заставала его у входа в твой шатер либо в твои покои явно подслушивающим…

– Да, я тоже замечал, – озабоченно проговорил Тутмос, – но не придавал этому особого значения… Неужели Хранитель драгоценностей – шпион моего отца?

– Возможно. А может быть, и чей-то еще… Поэтому не важно, что ты не замышляешь против фараона ничего дурного: просто будь на всякий случай осторожен, прошу тебя! – умоляюще вскинула руки к груди жрица.

Эрпатор поднялся с ложа и подошел к окну, задрапированному легкой тканью.

– Хорошо, Фарбис, обещаю. Сразу по прибытии в Небехт я попрошу Камоса найти там искусного ювелира, коему и закажу потом копию доспеха. Но что прикажешь делать с ковчегом и жезлом? Боюсь, на изготовление их копий уйдет слишком много времени…

– Об остальном не волнуйся, мой господин! – живо откликнулась наложница. – Отправляйся со спокойной душой в Инебу-Хедж и, представ перед отцом в копии доспеха Гора, постарайся убедить его в своих исключительно благих намерениях. Я же тем временем отправлюсь в Аварис, где и сберегу ковчег и жезл до твоего прибытия в целости и сохранности…

– Но ты же совершенно не знаешь города! – воскликнул Тутмос, резко обернувшись.

– Вот ты мне обо всем подробно и расскажешь, пока у нас есть время, – кротко улыбнулась Фарбис. – Кажется, ты говорил, что в Аварисе полным ходом идет строительство новых домов и храмов?… – Тутмос автоматически кивнул, совершенно не понимая, к чему она клонит. – Значит, в окрестностях города найдутся каменоломни… – продолжила развивать свою мысль женщина.

Эрпатор тотчас вспомнил, что приказал в свое время отправить всех жителей Пер-Атума на работу в каменоломни, а тех, кто населял Питум[92]92
  Пер-Атум, в частности Питум, упоминаются в папирусе некоего чиновника Биридия, который контролировал работы по добыче камня и изготовление кирпичей. Он жаловался на то, что многие иврим (евреи) не пасут скот и не пашут землю, а постоянно задействованы на общественно полезных работах. И потому он находится в затруднительном положении.


[Закрыть], – на строительство печей и обжиг кирпичей. Помнится, он даже сам тогда установил для последних норму: шестьдесят пять кирпичей в день на человека…

– Ты хочешь укрыться в одной из каменоломен?! – в изумлении спросил он наложницу.

– Нет, нет, мой господин, – поспешила успокоить его она, – я остановлюсь на каком-нибудь постоялом дворе близ города, где и буду ждать тебя. Ковчег же спрячу в одной из заброшенных каменоломен. И не волнуйся: мои кобры сумеют сохранить божественное наследие!..

Глава 2

Вернувшись в Небехт, Мермос первым делом поделил военную добычу: по одной четверти оставил себе и Нахмину, а половину, как и полагается, отправил на двух кораблях в Инебу-Хедж, в Казначейское ведомство. Каждый из кораблей, трюмы которых были доверху наполнены золотом, серебром, драгоценными камнями, коврами, тканями, дорогой посудой, пряностями, благовониями и предметами роскоши из оникса, травертина и алебастра, сопровождался вооруженным отрядом, специально выделенным с целью их охраны все тем же Мермосом. На одном из суден в столицу отправился и Хафра – с надежно укрытым на груди плотно свернутым листком папируса, скрепленным личной печатью наместника Нубии и помещенным для верности в крепкий кожаный чехол.

Отбытие Хафры в столицу и ходатайство за него Мермоса не вызвало у эрпатора ни беспокойства, ни подозрений. Несмотря даже на то, что накануне, перед отплытием к месту дислокации своего гарнизона, его навестил Нахмин.

Старого вояку, проявившего себя в нубийском походе с самой лучшей стороны, Тутмос принял радушно. Впоследствии он даже намеревался хлопотать перед отцом о его награждении, ибо не сомневался, что верных и отважных людей следует поощрять.

По окончании светских формальностей начальник гарнизона, не умеющий юлить и ходить вокруг да около, сразу же озвучил цель своего визита:

– Прости меня, око солнца, но я хочу предупредить тебя…

– О чем же? – насторожился эрпатор.

– Я не умею говорить столь складно, как придворные сановники…

– Говори, как умеешь, Нахмин! – перебил его Тутмос, сгорая от любопытства, граничащего с беспокойством.

– Просто вся эта история с твоим Посвящением и провозглашением твоей божественной сущности… Словом, око солнца, многим эти обстоятельства не дают покоя, вот. Посему и прошу тебя: будь осторожен!..

«Видимо, Фарбис не зря обуреваема дурными предчувствиями», – подумал эрпатор. Вслух же спросил:

– А сам-то ты что думаешь о моей новой ипостаси, Нахмин?

– Я верю, око солнца, что ты – новый Гор! – не задумываясь, ответил начальник гарнизона. – Верховный жрец Элефантины не мог ошибиться. Только дело-то не во мне, а в том, как эту новость воспримут при царском дворе!..

«Вероятно, кто-то возрадуется, кто-то испугается, а кто-то, несомненно, испытает и жгучую зависть», – пронеслось в голове Тутмоса. Помолчав, он снял с запястья массивный золотой браслет и протянул его гостю:

– Возьми, Нахмин! Это тебе за преданность и верную службу.

* * *

На изготовление копии Золотого нагрудника ушло около десяти дней, и все это время Тутмос терпеливо ждал, пока ювелир закончит свое дело. Наконец в один из вечеров фаменота[93]93
  Фаменот – декабрь.


[Закрыть], когда жара перестала уже докучать обитателям Небехта, он посетил, в сопровождении безотказного Камоса, нужную мастерскую. Придирчиво осмотрев доспех, представленный ювелиром, эрпатор остался доволен: тот практически не отличался от оригинала.

Ювелир тоже в накладе не остался: Тутмос щедро заплатил ему и за работу, и за молчание, которое в данной ситуации было ему жизненно необходимо. Впрочем, сам небехтский ювелир нисколько и не подозревал об истинной цели заказа наследника: он полагал, что копия божественного доспеха потребовалась эрпатору для украшения одной из статуй великого Гора.

* * *

Фарбис решила покинуть Небехт вслед за Нахмином – на одном из торговых судов, курсировавших между Напатой и Аварисом. По настоянию эрпатора она облачилась в Золотой доспех, надев поверх него просторный хитон из плотного хлопка. Теперь, в несколько «располневшем» виде, женщина выглядела дородной матроной, произведшей на свет не менее двух-трех детей. Роскошные пышные волосы Фарбис собрала на затылке в пучок, закрепила его множеством шпилек и водрузила сверху нубийский женский тюрбан из яркой ткани, преобразив тем самым себя почти до неузнаваемости.

Ковчег же и эбеновый футляр с жезлом-уреей Тутмос собственноручно уложил на самое дно дорожного сундука, после чего закидал многосленными отрезами тканей и предметами женского туалета.

Эрпатора по-прежнему чрезвычайно беспокоило, сможет ли Фарбис добраться до Авариса одна, без какого бы то ни было сопровождения, однако женщина заверила, что как только сойдет с корабля, непременно первым делом наймет себе носильщика, а затем и служанку.

Утром следующего дня, едва забрезжил рассвет, эрпатор, в завершение сборов, пристегнул к чуть «раздавшейся» талии наложницы пояс с кошельком, туго набитым серебряными и медными дебенами, и Фарбис покинула их временное совместное пристанище. На улице «почтенную матрону» уже ждали два проводника-нубийца с осликом, нанятые накануне за умеренную плату с тем, чтобы помочь ей погрузиться со всем ее скарбом на торговый корабль.

Проводив Фарбис, эрпатор ушел в тягостные раздумья: его вдруг охватили страх, неуверенность в завтрашнем дне и даже… запоздалое сожаление о том, что осмелился когда-то пройти через Врата. «Никому и никогда не удавалось еще проникнуть в тайны богов безнаказанно, – думал он. – И скорее всего впереди меня тоже ждет час расплаты за содеянное…»

По счастью, заглянувший к нему вскоре Камос несколько развеял удрученное состояние эрпатора. Правда, на вопрос сегера, куда отлучилась Фарбис, Тутмос предпочел отмолчаться, и Камос решил, что он отправил ее обратно, в нубийскую глушь. Сегер мысленно вздохнул: молодая женщина была на редкость красива и вполне могла бы стать лучшей жемчужиной Инебу-Хеджа.

Посовещавшись с другом детства, эрпатор решил более не задерживаться в Небехте, а в самое же ближайшее время отбыть со свитою на корабле «Маат» в Инебу-Хедж, где и предстать пред очами солнцеподобного родителя. А заодно и поведать ему о своем жгучем желании возвести в Аварисе грандиозный храм в часть Ра и Гора, где потом и возложить на себя обязанности Хранителя божественных реликвий.

* * *

Добравшись до столицы и успев за время пути просчитать в уме все «за» и «против», дальновидный Хафра поручил доставку в Казначейское ведомство описи военных трофеев одному из чиновников Мермоса, а сам прямо с корабля поспешил в храм Осириса, к Верховному жрецу Эйе.

Первого же встретившегося ему в храме пожилого служителя Хафра попросил провести его к достопочтенному Эйе, сопроводив свою просьбу несколькими серебряными дебенами. При виде серебра служитель Осириса оживился.

– По всему видно, ты – приличный человек, – поклонился он. – И, судя по одеянию, такой же жрец, как и я.

– Я служу культу Ра в Ону, – коротко ответил Хафра.

– Я помогу тебе встретиться с достопочтенным Эйе, – благосклонно кивнул жрец, опуская серебряные монетки в добротный напоясный кошель. – Идем, я провожу тебя в приемную, к Первому писцу…

– Прости меня великодушно, почтеннейший, – перебил его Хафра, – но дело, по которому я прибыл к Верховному жрецу Инебу-Хеджа, не позволяет мне тратить время на бессмысленное ожидание в приемной. – В подтверждение своих слов он предъявил служителю свиток с печатью наместника Нубии.

Вряд ли тому доводилось когда-нибудь видеть как самого наместника, так и оттиск его печати, однако наличие столь солидного документа у нежданного и весьма назойливого посетителя возымело свое действие.

– Хорошо, я замолвлю за тебя словечко перед Первым писцом. Его приемной, к сожалению, избежать не удастся, но… У тебя найдется для него три серебряных дебена? – осведомился жрец на всякий случай.

– Об этом можешь не беспокоиться, – Хафра недвусмысленно похлопал рукой по своему увесистому напоясному кошелю.

Несмотря на ходатайство услужливого жреца и три серебряных дебена, незаметно перекочевавших на стол Первого писца, тот оказался не очень сговорчивым.

– Прежде чем пропустить вас к Верховному жрецу, я должен ознакомиться с целью вашего визита, – важно произнес он, обращаясь к Хафре.

– Прости, о, почтеннейший, но дело, по которому я прибыл к твоему господину, касается слишком важных государственных особ. Зато когда Верховный жрец прочтет привезенный ему мною свиток, тебе, вполне возможно, предстоит повышение по служебной лестнице.

Первый писец непритворно вздохнул: визитер затронул его самые сокровенные чаяния – он давно уже мечтал занять место Хранителя печати при Верховном жреце Инебу-Хеджа. Да и соперник-то, чего греха таить, довольно стар – пора бы уже, как говорится, уйти на покой и освободить дорогу молодым и более дееспособным.

В этот момент престарелый жрец Осириса шепнул писцу на ухо:

– Проситель имеет при себе свиток, скрепленный печатью самого наместника Нубии. Я видел собственными глазами…

– Хорошо, – «сдался» бюрократ, – я постараюсь сделать все, что в моих силах, но… это будет стоить вам десять серебряных дебенов, – изрек он, обращаясь к визитеру.

Хафра, не раздумывая, извлек из кошеля и передал Первому писцу требуемую сумму. Служитель Осириса проводил монетки жадным взглядом.

* * *

Первый писец сдержал обещание: незамедлительно передал свиток просителя могущественному, успевшему распространить свое влияние на всю столицу Верховному жрецу. По ознакомлении с посланием Мермоса Эйе охватили противоречивые чувства, смешавшие в себе и гнев, и страх, и божественный трепет. «Неужели то, о чем пишет наместник Нубии, – правда?! А с другой стороны, зачем ему лгать? Дабы выслужиться перед фараоном и, опорочив эрпатора, заполучить новые милости? Что ж, возможен и такой вариант…»

Когда Эйе приказал позвать человека, доставившего свиток от Мермоса, Хафра смиренно вошел в его кабинет и преклонил колена.

– Известно ли тебе содержание послания наместника Нубии? – сурово вопросил Верховный жрец.

– Не читал, но догадываюсь, о, могущественный! А в подтверждение слов господина Мермоса могу даже рассказать о действии Ковчега Могущества, благо имел честь быть непосредственным тому свидетелем, – подобострастно ответил Хафра.

– Правда ли, что все подданные Верхнего царства считают отныне эрпатора земным воплощением Гора? – не унимался Эйе.

– Истинная правда, о, могущественный…

Верховный жрец жестом указал на выход:

– Останешься пока под охраной моих стражников. Возможно, ты мне еще понадобишься.

– В полном твоем распоряжении, о, могущественный, – поклонился Хафра. И добавил пылко: – Моя цель – верой и правдой служить фараону во благо Та-Кемета!

– Я учту это, – милостиво кивнул Эйе.

Когда визитер удалился, он еще раз бегло прочитал послание Мермоса и погрузился в тревожные размышления: «О, великие боги! Что творится на земле Та-Кемета?! Разве мог я подумать, что желание эрпатора принять священный сан заведет его столь далеко? Что, если он, воспользовавшись своим новым статусом, попросту заставил жреца Элефантины провозгласить себя Гором? Но тогда объяснение сему поступку может быть только одно: жажда популярности и… власти. И что же я теперь должен предпринять в связи с открывшимися мне обстоятельствами? Доложить обо всем фараону? Но он и без того уже пережил один заговор – стоит ли беспокоить его раньше времени?… А может, мне просто самому допросить Тутмоса? Но что, если я ошибаюсь и он и впрямь намерен занять трон отца? Что тогда? Кем я стану при нем? Сумею ли сохранить свое нынешнее влияние? Завистников-то вокруг предостаточно… Вдруг Тутмос пожелает окружить себя сплошь молодыми соратниками?…»

Эйе долго еще колебался, не зная, как поступить: доложить обо всем фараону или все же пока умолчать и попытаться переговорить с эрпатором лично. Однако вскоре в душу закрались сомнения: а захочет ли Тутмос, наследник трона, отвечать на его вопросы? Если нет, тогда он бессилен: пока эрпатор не обвинен в измене действующей власти официально, Верховный жрец Инебу-Хеджа не вправе допрашивать его как государственного преступника.

Эйе тяжело вздохнул: письмо наместника Нубии окончательно вывело его из душевного равновесия. Правда, лично он с Мермосом знаком не был, однако рассказов о непревзойденном умении того плести интриги слышал много. Недаром, видно, тот сумел получить практически в безраздельное владение столь огромную провинцию, как Нубия! С золотоносной Эритреей Нубии, конечно, не сравниться, но и оскудевшей Ливии не чета.

Да и Аменхотеп, как известно, всегда доволен положением дел в южных землях: изворотливый Мермос умел вовремя не только отчислять в казну положенные налоги, но и присылать фараону и его семейству редкостные по щедрости дары.

После долгих размышлений Эйе все же пришел к выводу, что у наместника нет причин клеветать на эрпатора. «Но где и каким образом эрпатор смог завладеть ковчегом? – задумался он, наполняя золотую чашу вином. – Вряд ли тот хранился в абидосском храме „Миллионов лет“ – эрпатор не первый, кто прошел там ритуал Посвящения. Значит, скорее всего он разыскал и присвоил его в Нубии… – Несколько глотков хмельного напитка перевели мысли Верховного жреца в иное русло: – А этот Хафра, судя по всему, умен и, что важнее, предан фараону. Если изложенные в послании наместника сведения подтвердятся, следует, пожалуй, наградить его и приблизить…»

Осушив две чаши вина подряд, Эйе пришел к выводу, что выход у него сейчас только один: обвинить эрпатора в заговоре и лишить тем самым возможности использовать ковчег во вред существующей власти.

* * *

Старания Эйе сохранить суть послания наместника Нубии в тайне успехом не увенчались: стражники Мермоса, сопровождавшие корабли с военной добычей, в первый же день прибытия в Инебу-Хедж посетили несколько столичных увеселительных заведений, где и поведали в красках всем оказавшимся поблизости горожанам и о нубийском мятеже, и о новоявленном Горе.