Текст книги "Секреты Бабы-Яги (сборник)"

С тех пор Перко больше никогда с ней не встречался и даже не имел возможности попрощаться. Только этот взгляд и стал для них прощанием. А Елена, прекрасно зная о его истинной сущности, ни разу за четыреста лет не назвала его по имени и не говорила с ним о случившемся, хоть и была нежна и доверяла ему все. А что оставалось ему? Только безмолвно смотреть на нее. Порой ему казалось, что он теряет себя, полностью становясь тем, в кого она его превратила. Ручным волком, охранником и слугой.

В глазах Агнии мелькнуло удивление, но она сдержала возглас «Ого!», лишь слегка приоткрыв рот. И снова вернула своему лицу умиротворенное выражение.

– Чем же ты так провинился? – последовал больной вопрос.

Волк опустил голову, пряча глаза и невольно приняв виноватый вид.

– Вина и виновность – разные вещи, Серый. Разве можно назвать предательством случайно сложившиеся обстоятельства, без злого умысла с твоей стороны?

Что ведьма видела в его глазах, Перко не знал, но казалось, что она цепляла из его сумбурных воспоминаний самую суть. Так же, как и Елене, ей не нужно было, чтобы он отвечал. Ответы сами выходили наружу и читались ею, словно были написаны у него на лбу, она чувствовала их в его дыхании и движениях. Агния наклонилась к волку и снова задала горький вопрос, бьющий в цель:

– А вы хоть обсуждали это?

Перко поднял на нее печальные желтые глаза. Столько дров наломать за четыре сотни лет, столько всего пережить вместе и не иметь возможности толком поговорить. Или не использовать ее.

Однажды, спустя почти двадцать лет после обращения Перко в волка, к Елене прилетели голуби с тревожной вестью. История повторялась. Ее снова разыскивали для мести. На сей раз то был повзрослевший сын растерзанного волком князя.

После многолетней внутренней вражды, которая началась почти сразу после его гибели, сын занял-таки место отца, и единственным его желанием было отмщение за родителя, а первым княжеским приказом – найти виновницу и убить. Елена снова, как и в тот раз, махнула рукой, мол, кто меня здесь найдет? Мой дом – моя крепость.

Но наученные горьким опытом феи рассудили иначе. Их высшей целью было благополучие госпожи, и ради ее достижения они использовали любые средства. Маленькие злобные существа явились в город под покровом ночи, когда новоявленный князь собирал свою дружину и давал указания, и спалили его дотла, со всеми его жителями. Лишь одна из фей не стала в этом участвовать, пытаясь отговорить своих товарок, но была посажена под замок, чтобы не мешала осуществить задуманное.

Когда она освободилась, то первым делом полетела к Елене и во всем созналась. Но, к сожалению, было уже поздно. Перко узнал обо всем последним. От Елены. Она подозвала его к себе, и он сразу почувствовал неладное. Она была натянута как струна и боялась посмотреть ему в глаза. А затем поднесла к нему волшебное зеркало и показала догорающее пепелище, в котором он узнал город, где доживала свои последние годы его мать.

Перко отчаянно завыл и, оттолкнув протянувшую к нему руку Елену, выпрыгнул в окно. Разбираться в причинах и искать виновных не было ни времени, ни желания. Он несся сломя голову, не зная зачем, но какое-что внутреннее чутье, сродни долгу, гнало его вперед и вперед.

Когда он добрался до города, его встретило уже черное обугленное пожарище, от домов и прочих строений остались лишь кучи обрушенных покореженных досок и бревен. Местами еще робко вспыхивали огни. Перко с трудом отыскал среди завалов материн дом. Но разгребать их не решился. Живых вокруг не было. Это он чуял.

Он снова затянул душераздирающую волчью песнь, которая была наполнена болью и страданиями, выпавшими на его несчастную долю. И лесные собратья ответили ему со всех концов леса. Возвращаться к той, кто погубила его и так не самую благополучную жизнь, Перко больше не желал. Хоть тяга к ней никуда не пропадала.

Он добрел до своей старой землянки, и при виде нее ему стало совсем тошно. Годы запустения не пощадили ее. Она покосилась, крыша просела и частично провалилась. Сверху и вокруг нее намело земли, и она со всех сторон поросла травой, почти совсем слившись с холмом, в котором была вырыта, а из земли перед ним торчали старые обглоданные кости. Природа забирала свое. Но лаз внутрь еще оставался. Туда-то волк и пробрался и, свернувшись клубком, проспал там всю ночь.

Наутро он решил покинуть этот край и убежать как можно дальше от Елены. Перко знал, что скрыться так, чтобы она не нашла его, ему не удастся. Будучи ее творением, он был привязан к ней. И все же он злился, и видеть ее не хотел.

Перко долго скитался по миру без цели, рыскал по лесам да чащам. И снова нигде не находил покоя, везде чувствуя себя чужаком. Среди волков он жить не мог, все-таки внутри он оставался человеком. Хотя звери даже побаивались огромного собрата и принимали за вожака. Среди людей он отвык жить, еще будучи человеком. И кем он являлся теперь, без единой родной души в целом мире и без госпожи, что повелевала им, Перко не представлял.

Но она, как ни странно, не искала его. А может, наоборот, знала обо всех его мытарствах и просто ждала, когда он вернется сам. Как всегда делал раньше.

Так прошло два года. Два долгих года. А он не мог найти смысла своего теперешнего существования. Его одолели тоска и уныние. К тому же, Перко невыносимо скучал по Елене. Несмотря ни на что. Его по-прежнему непреодолимо тянуло к ней, вне зависимости от расстояния, что их разделяло. И тогда он скрепя сердце решил вернуться туда, где ему всегда было тепло и сытно, где с ним разговаривали, пусть даже как с домашним питомцем, где у него всегда была цель.

В тереме Елены даже по ночам не было абсолютно темно. Ее феи, которых волк с самого начала недолюбливал, заботились о том, чтобы очаг никогда не гас, и расставляли кое-где свечи. Такой неяркий свет создавал уют.

Он вошел внутрь, было тихо. На удивление, не было слышно никакой возни крылатых нянек. Но в одном из темных углов сверкнула пара маленьких красных глаз. Шерсть встала дыбом, но волк прошел мимо, лишь слегка зарычав. Поднялся наверх, в покои Елены. Она спала на боку поверх одеяла, согнув ноги в коленях, и из-под тонкой белой сорочки выглядывали лишь пальчики.

Волк подошел к кровати, уселся рядом, напротив Елены и положил голову на постель. Елена открыла сонные глаза, и некоторое время смотрела перед собой на волчью морду. Потом так же сонно улыбнулась и протянула руку, чтобы погладить его. А коснувшись настоящей шерсти и влажного носа, распахнула глаза и подскочила на месте, издав удивленный возглас. Она прикрыла ладонью раскрытый рот, и мгновение сидела неподвижно, а затем бросилась крепко обнимать волка за шею, как будто только этого и ждала. Или, наоборот, уже не ждала и отчаялась.

– Ты здесь, – шептала она.

А он не знал, как реагировать. Только с наслаждением вдыхал ее аромат, по которому тоже успел соскучиться. Елена оторвалась от него, по привычке взяв его морду в свои ладони, заглянула в глаза и назвала его по имени. Все-таки однажды она это сделала!

– Перко, ты мне нужен, – тихо, но отчетливо произнесла Елена.

Перко не успел подумать о том, что она хотела этим сказать, потому что тело вдруг заломало так, как никогда прежде. Точнее, такую боль он испытывал лишь единожды… И тут его осенило. Он посмотрел вниз на свои лапы и увидел две руки, которыми он опирался о пол, сидя на коленях. Голова закружилась. Но он все равно попытался встать на ноги. Собственных ног он не чувствовал уже очень давно и пошатнулся, привыкший передвигаться по-звериному.

Встревоженная Елена, глядящая на него во все глаза, спрыгнула с кровати и заботливо подставила ему плечо. Но Перко, вдруг ощутивший лютую злость, что не находила выхода вот уже много времени, оттолкнул ее к стене и тут же сдавил ее горло рукой, отчего она схватилась за его предплечье. Перко внутри просто кипел, и ему стало трудно дышать. Он хотел накричать на нее, но не находил нужных слов. Язык после двадцатилетнего молчания заплетался, и он с трудом выдавил из себя:

– Моя мать… была там…

Елена почти обиженно смотрела на него, а глаза ее наполнялись слезами.

– Мне жаль, но я ее не убивала, – прохрипела она.

– Может, не своими руками, но ты в ответе за это, – обвинил Перко и сам скривился оттого, что ситуация показалась ему до боли знакомой. Он отпустил ее.

– Тех, кто был в ответе, я давно наказала, – вспыхнула Елена, приняв оборонительную позицию. – Я прогнала их, а ты знаешь, что они без меня ослабнут и сгинут.

Не зря он не любил этих злобных фей. И зачем она только их держала при себе?

– А кого же я тогда видел в горнице? – фыркнул он.

– Она осталась одна! Невиновная! – Елена смотрела на него теперь словно соколица, готовая броситься на того, кто угрожает ее птенцу.

Перко отвернул от нее лицо. На душе стало премерзко. Он и сам не знал уже, чего хотел добиться. Но вдруг ощутил удар ладоней по груди, который, казалось, обжег кожу. Он снова посмотрел на Елену. Глаза ее полыхали, а в голосе теперь тоже звенело обвинение.

– У меня никого, кроме тебя, нет! И ты бросил меня!

Удары сердца от этих слов зачастили. Захотелось сжать ее в объятьях. Но снова вернулась злость.

– Бросил? – развел он руками и язвительно спросил: – Да куда ж от тебя денешься-то?

Некоторое время они сверлили друг друга взглядами, словно это был смертный бой. Но Перко не выдержал и сделал то, что требовали его тело и душа. Шагнул к Елене и прижал ее к себе, а она с готовностью обвила его шею руками и набросилась на него с жадным поцелуем.

Два года разлуки – долгий срок. Но они не виделись в разы дольше. Потому и встреча вышла жаркой. Всю ночь они не могли насытиться друг другом. Они то нежно прижимались друг к другу, покрывая поцелуями, то катались по постели, словно схватившиеся враги. Когда под утро они успокоились и Перко, утомленный не только после бурной ночи, но и дальней дороги, задремал, Елена тихонько прошептала ему на ухо:

– Как жаль, что утром ты и не вспомнишь об этом. И снова станешь волком.

Но Перко уже завладел сон, и среагировать на эти слова он был не в состоянии. А проснувшись, он действительно оказался волком, что лежал на своем привычном месте в углу комнаты. И он не помнил, как там очутился.

Елена спала на кровати одна, простыни были смяты. Прикрыта она была лишь наполовину, и было очевидно, что она обнажена (хотя привычки спать нагишом не имела). И Перко знал почему. Он ничего не забыл, хоть она и обещала. Грустно вздохнув, он положил голову с прижатыми к ней ушами на лапы.

Елена казалась искренней, всегда. И эта ночь не была исключением. Но внутри у Перко было скверное ощущение, что его просто использовали. Елена вела себя как обычно, никак не подавая вида, что провела ночь в его объятьях, а может, и впрямь думала, что он ничего не помнит.

Но по какой-то причине он помнил. И корил себя за то, что поддался порыву, а не поговорил с ней в более спокойной обстановке. Как и тогда, когда отправился за советом к матери, вместо того, чтобы остаться и обсудить все с Еленой. Чем и навлек на нее беду. Получалось, Перко сам был виноват во всем, что с ним случилось. И все равно он не мог не думать об этой ночи с нежностью.

Вспоминать эти чудесные моменты – все, что ему оставалось. А вот на протяжении какого еще времени – он не представлял. Но больше такого не повторялось. Похоже, у Елены просто был срыв. По крайней мере, других подобных случаев Перко не запомнил.

Баба Яга покачала головой, и Перко понял, что снова раскрыл перед ней свой разум и она все прочитала сама.

– Ты мясо в каком виде предпочитаешь? – вдруг спросила она и поднялась со своего места. Перко в недоумении уставился на нее, а в животе у него громко заурчало. Она что, желание его опередила? Ведьма усмехнулась и уточнила: – Сырое?

Она поставила перед ним миску с водой и вторую с целой ощипанной курицей. И откуда только взяла?

– Поешь, а то неизвестно, сколько придется ждать.

Слова эти Перко совсем не понравились, но от предложенной еды он отказываться не стал. Наелся досыта и выпил почти всю воду. И то ли он так утомился за последние сутки, то ли ведьма что-то подсыпала ему в миску, но его начало неумолимо клонить в сон. И спустя некоторое время он уже похрапывал на деревянном полу, забывшись глубоким сном.

Сколько прошло времени, Перко не знал, но очнулся он от того, что пол под ним задрожал и пошел ходуном, заскрипели доски, из которых была сложена избушка, засвистел ветер, хлопая ставнями, и грохнула дверь, чуть не сорвавшись с петель. Он резко поднял голову, навострив уши. И подскочил, увидев, как из открытой Бабой Ягой двери внутрь ввалилась прислонившаяся к ней спиной Елена. Она была без сознания, бледная и холодная, словно мертвец, и едва дышала, но все-таки была жива.

Ведьма втащила ее внутрь, чтобы закрыть дверь и вернуть избушку в нормальное положение. Перко по-волчьи сновал из стороны в сторону, поскуливая и то обеспокоенно глядя на Елену, то поднимая на Агнию жалобный взор, в котором так и читалось: «Ну сделай что-нибудь!».

Но Баба Яга, словно игнорируя его, неторопливо пошла к одному из шкафов, достала оттуда небольшую прозрачную бутыль с темной жидкостью, откупорила, и из нее резко пахнуло какой-то забористой дрянью. Она плеснула ее себе на пальцы, потерла ими виски Елены, а затем смазала ей под носом. Елена, тут же сморщив носик и чихнув, начала приходить в себя и открыла глаза.

Агния помогла ей подняться и, усадив на лавку, поставила перед ней кружку с ягодной настойкой на травах, крепкой, но ароматной. Елена с трудом выпила, и к ней стал возвращаться здоровый румянец. Перко все это время сидел рядом, не сводя с нее глаз, но она пока почему-то избегала его взгляда.

– Ну, и как прошла семейная встреча? – прервала неловкое молчание Агния, усмехнувшись и с деланым равнодушием задав свой вопрос. Но, определенно, личный интерес, который она пыталась скрыть, у нее был. Пожалуй, ее волновала Морана, которую она не видела почти с тех самых пор, как заступила на свой пост стража.

Елена подняла на нее тяжелый взгляд и без улыбки изрекла:

– Все просто прыгали от счастья.

– А чего ты ждала? – почти разочарованно хмыкнула Агния. – У вас очень… необычная ситуация.

– Моя родная мать пыталась скрыть меня от моего же отца, потому что он чудовище. Наградила меня наследием предков и бросила на произвол судьбы, вместо того чтобы оставить при себе и всему научить, все рассказать, любить, – голос Елены начал дрожать. – Мы бы защитили друг друга… Я бы не была так одинока…

И тут ее накрыло. Она всхлипнула, опустила лицо в ладони и зарыдала.

– Моя жизнь – сплошной обман! Я была близка к нужным мне ответам с самого начала! Но все равно тысячу лет потратила на то, чтобы найти их. И что теперь? Что дало мне это знание? Понимание никчемности моей жизни и ненужности бессмертия и могущества? Я не просила всего этого. Оно свалилось на меня как снег на голову, и я не видела иного выхода, кроме как искать причины и смысл. А смысла нет! Просто кто-то допустил ошибку, принял неправильное решение, был слаб, натворил такого, что и за целую вечность не разгрести!

Она заливалась слезами, плечи ее дрожали, но Агния не стремилась ее утешить, только смотрела, словно сквозь нее, о чем-то задумавшись и, наверное, пытаясь унять неудовлетворенное любопытство. Но она была достаточно умна и тактична, чтобы не удариться в подробные расспросы о том, что, по сути, было не совсем ее делом. И тогда Перко подошел ближе и осторожно лизнул Елене тыльную сторону ладони.

– Что теперь? – наконец переспросила ведьма. – Посмотри вокруг себя. Ты не одна.

Елена убрала от лица руки и подняла на нее красные от слез глаза, вытерла влажные щеки и перевела взгляд на волка, отчего сердце у него защемило.

– Долго ты его еще неволить будешь? – с укором поинтересовалась Агния и, оставив их наедине, вышла во двор, где затем послышались приглушенные голоса ее и супруга.

Елена вздохнула, прикрыла глаза и, верно, собравшись с духом, наконец произнесла:

– Ты свободен, Перко.

И снова его пронзила нестерпимая боль. Спустя почти четыреста лет тело вернулось к своей естественной форме. Голова закружилась, как и в прошлый раз, который он не должен был помнить. И, стоя на коленях, он теперь не спешил подниматься на ноги. Одной рукой он оперся об лавку, другую опрометчиво положил Елене на бедро, отчего она вздрогнула и открыла глаза. Они долго смотрели друг на друга. Молча. А затем Елена промолвила:

– Прости меня. За все, что я с тобой сотворила, – и слова полились из нее сплошным потоком, который сдерживался долгое время. – За то, что так жестоко наказала тебя, неповинного. За то, что, обуреваемая обидой и гневом, не дала тебе объясниться и, даже поняв свою ошибку, не решилась исправить ее. За то, что ни разу не говорила с тобой, как с человеком. А ведь мне было это так нужно. За то, что не хотела слушать тебя, а ведь, я знаю, тебе тоже было, что мне сказать. За то, что не доглядела за своими феями и допустила тот ужас, что они совершили. За то…

Перко приложил палец к ее губам. Этого было достаточно. Каждое ее слово и так разрывало его сердце в клочья.

– Я простил, – прошептал он.

Пусть обсудить все с Еленой он не имел возможности, но времени, чтобы самому все обдумать, у него было слишком много. И Перко пришел к выводу, что эту женщину он любит больше, чем ненавидит. Он решил, что лучше еще тысячу лет пробудет рядом с нею в обличье волка, чем снова вынесет разлуку с ней. И потому прощение пришло само собой, постепенно, отчасти благодаря той ночи, которую должен был забыть.

– Тогда я больше не держу тебя. Ты свободен, – повторила Елена, отведя глаза в сторону.

Перко горько усмехнулся. Ну, ведь не глупая, но до чего упрямая баба!

– Куда же мне идти? – спросил он с укором. – У меня никого нет, кроме тебя. И ты же еще потом укоришь меня, что я тебя бросил.

В глазах Елены промелькнуло удивление и даже испуг. И вправду, похоже, не подозревала, что он не забыл ту ночь. Он искренне рассмеялся, а затем твердо сказал:

– Я, пожалуй, останусь тебе служить, Елена Кощеевна. Если позволишь.

– Я больше не хочу, чтобы ты мне служил, – эти слова так легко слетели с ее уст, что Перко даже испугался, что она его прогонит, как неугодных ей фей. Ведь теперь их ничего не связывало. Чары рассеяны. Цель достигнута. Но она развеяла его сомнения. – Я просто хочу, чтоб ты остался со мной.

И Елена прислонилась к его лбу своим, как часто делала это, когда он был волком. А он, с облегчением вздохнув, нежно обнял ее за затылок.

– Я останусь, – вторил ей он.

– И неважно, сколько мне отмерено, – продолжила она, – шестьдесят лет, тридцать или даже десять, я хочу провести их с тобой.

Перко немного отстранился, с недоумением глядя на нее.

– О чем ты говоришь?

– Я променяла свое бессмертие на то, чтобы вернуться к тебе, – Елена пристально вгляделась в его глаза. – Ведь я не могу вечно держать тебя при себе волком. Это очень мучительно – знать, что ты рядом, но не иметь возможности быть твоей. А теперь мы равны.

До Перко начал доходить смысл всех сказанных ею слов. Поиск родителей очень долго был целью ее жизни и превратился в навязчивую идею, избавиться от которой было невозможно. Он понимал, что Елена не успокоится, пока не узнает всю правду, так тщательно от нее скрытую. И она тоже это понимала. А еще понимала, что не хочет отпускать от себя единственного человека, в котором почувствовала родственную душу.

И то, что сначала казалось результатом эмоционального порыва, потом превратилось в способ удержать его рядом с собой и продлить ему жизнь.

До тех пор, пока она, расправившись со своими делами, не сможет уделить ему должного внимания. Это было, конечно, эгоистично с ее стороны. И Перко было немного обидно. Но это же доказывало, как много он значил для нее. Тут же вспомнились ее давние слова, показавшиеся тогда высокомерными и превратно понятые им: «Не ровня ты мне». В свете произошедших событий они теперь звучали несколько иначе.

Привязываться к человеку, который останется лишь коротким воспоминанием на фоне вечной жизни, было тяжело. Но она совершила такую ошибку, и им обоим пришлось за нее расплачиваться. Но если все трудности, беды и недоразумения, которые постоянно сопровождали их судьбы, привели их к этому самому моменту, то оно, несомненно, того стоило.

Перко покрепче обнял Елену, прижал к себе и пообещал:

– Ты ни на миг не пожалеешь о своем решении, – почувствовав, как ее руки сомкнулись у него за спиной, он поцеловал ее в макушку. – Больше я тебя не подведу.

В этот момент в избушку вернулась Агния с супругом.

– Ну что, наворковались, голубки? – усмехнулась ведьма и, одобрительно взглянув на представшую ее взору картину, ответила на свой вопрос: – Вижу, что да.

Перко и Елена поспешно поднялись со своих мест.

– Ну, не будем больше вас задерживать, – сказал Перко за них обоих, так как чувствовал растерянность и усталость Елены. – Мы благодарны вам за помощь и гостеприимство.

И он, приобняв ее за талию, направился к выходу.

– Постойте, – окликнула их Агния.

Они повернулись к ней. Подойдя ближе, ведьма по-родственному взяла Елену за руки.

– Елена, – обратилась она, – что бы ты ни думала о Моране…

– Она все делала из лучших побуждений и в глубине души не забывала и не переставала любить меня, – торопливо и немного брезгливо закончила за нее Елена, отводя все еще заплаканные глаза, но отстраняться и не подумала.

Перко с сожалением вздохнул. Агния – тоже, словно сетуя о неверно подобранных словах.

– Я думаю, так все и было, но я не это хотела сказать, – поймав взгляд Елены, она сильнее сжала ее ладони в своих. – Мы ведь не чужие люди. Как бы там ни было, мы – семья.

Елена горько усмехнулась.

– У тебя есть прекрасная большая семья. К чему тебе еще седьмая вода на киселе?

– Не умаляй свое значение, – улыбнулась Агния. – Я не настаиваю. Просто знай, что я есть.

– Спасибо, – еле слышно выдавила из себя Елена.

Перко тоже благодарно кивнул на прощание и вывел ее наружу.

Эпилог

Перко уже давно крепко спал, зарывшись носом в волосы Елены и щекоча ее своим дыханием, иногда переходящим в похрапывание. Рука его покоилась на ее груди. А сны ему снились, вероятно, наичудеснейшие, судя по довольному причмокиванию губ. Елена же вертелась уже полночи и не могла сомкнуть глаз ни на миг, прислушиваясь к своему телу.

Ей не давали покоя неприятные то ноющие, то давящие ощущения внутри. В животе, казалось, что-то бурлило. То и дело все сжималось и напрягалось, побаливали поясница и бока. И Елена не могла найти удобного для себя положения. Наконец, ее тело пронзила острая боль, что даже перехватило дыхание, но спустя несколько мгновений она отпустила.

Елена села на постели и стала глубоко дышать, нежно поглаживая свой большой живот. Началось, убедилась она, о чем тут же сообщила спящему рядом мужчине, теперь добровольно и полностью принадлежавшему ей, как и она ему. Она толкнула его в плечо.

– Ты уверена? – пробормотал Перко, не открывая глаз.

Елена еще раз толкнула его, уже сильнее. Он тут же поднялся и потряс головой, отгоняя сон.

– Я готов.

Елена засмеялась.

– Топорик свой забыл приготовить, – и, поймав на себе непонимающий хмурый взгляд, еще задорнее добавила: – Пуповину разрубать.

Перко облегченно вздохнул и покачал головой, а у Елены началась новая схватка, и она вцепилась ногтями в его руку. Он молча стерпел и, обняв ее, бережно притянул к своей груди.

С тех пор как все благополучно разрешилось, если можно считать встречу с давно потерянными предками в Навьем царстве благополучным исходом, Елена и Перко вместе отправились в ее – их – терем, где жили все предшествующие столетия.

Оба они, привыкшие к жизни в лесу, вдали от людей, менять ничего не захотели, оставшись в ставшем родным для них месте уже как муж и жена. И пусть впереди было уже не так много времени, как осталось позади, жизнь у них началась совершенно другая.

Время текло и ощущалось совсем иначе. Теперь каждый день, проведенный с любимым, был особенным, его хотелось запомнить. Каждый вздох был ценен тем, что он сделан. Каждое мгновение наполнено волшебством и чудесами. Не потому, что, расставшись с бессмертием, Елена не утратила свои магические способности – их невозможно было вырвать из нее даже с кожей.

А потому, что чудом стала сама жизнь, обычная, не вечная, состоящая из мелочей вроде приготовления ужина своему мужчине, душевных разговоров по вечерам и ежедневному засыпанию в обнимку.

Всего того, что когда-то она и представить не могла для себя. Всего того, что неожиданно так полюбилось ей во время их жизни в лесной землянке.

Перко, вспомнив свое старое занятие, вырезал деревянные игрушки будущим детям. Елена, чтобы не сидеть, сложа руки, обнаружила в себе страсть к вязанию и теперь вязала в свое удовольствие – себе, мужу, даже крылатой няньке. И все больше становилась стопка детских вещей. Вместе они перечисляли хорошие имена, рассказывая друг другу об их значении, но не загадывая заранее.

И вот, спустя два счастливых года, проведенных в качестве супругов, Елена поняла, что на сносях.

Елена сразу решила, что, когда придет срок родов, единственным человеком, которому она сможет доверить это дело, будет Агния, которая хоть и ненавязчиво, но напоминала об их родстве, периодически, словно невзначай, появляясь в жизни Елены и Перко. И теперь, отдышавшись после очередной схватки, она подозвала к себе фею и попросила:

– Надёжа, золотце, лети к Бабе Яге, передай, что я ее жду.

Фея, получившая имя после того, как доказала свою верность хозяйке, не присоединившись в совершении злого деяния к сестрицам, послушно кивнула и стремглав унеслась прочь. Теперь, когда Елена была беременна, к тому же на таком позднем сроке, на ее хрупкие маленькие плечи легло больше обычного. А питаться досыта Елениной магией в это время она не решалась, потому, выполнив все свои поручения, она обычно валилась с ног и могла проспать в своем укромном уголке несколько часов кряду, чего раньше за ней не водилось.

Все, что касалось любых передвижений и дальних странствий, также было возложено на нее. Сама Елена, узнав о своем положении, не рисковала обращаться в соколицу, опасаясь за будущее дитя. Все-таки у нее был наглядный пример того, какую боль телу причиняет чужая воля, заставляя его меняться. А Перко она не хотела надолго отпускать от себя, да и он сам не желал оставлять ее сейчас. Золотая колесница тоже стояла без дела, как сувенир.

Елена даже подумывала, а не подарить ли ее Агнии, чтобы та пополнила свою коллекцию магических артефактов, которую начала собирать еще ее бабка, Еленина мать.

О Моране Елена старалась не думать вообще. Эти мысли не приносили ей покоя, а изнутри начинал грызть червячок сомнения, а может, стоило быть с ней чуть-чуть помягче?

Елена посмотрела вслед улетевшей няньке и, попросив Перко принести воды, подошла к окну и открыла его настежь. Ночная прохлада ворвалась в спальню, и дышать стало немного легче.

Когда явилась Баба Яга, схватки участились, стали сильнее и продолжительнее. «Как раз вовремя», – улыбнулась ведьма и принялась за дело. Перко тоже не остался без дела. Ему было поручено поддерживать Елену – физически и морально, а выгонять его за дверь никто и не собирался. Впрочем, такие детали были оговорены заранее. «Мои первые роды вообще принимал мужчина, и это был не мой муж», – после очередной потуги хитро призналась Агния, на что Перко и Елена лишь молча переглянулись, сильнее сцепив руки.

Еще немного усилий, и комнату огласил детский крик, больше похожий на кряхтение, показавшийся таким слабым и тихим. «Не обольщайтесь, он еще не раз разбудит вас ночью», – заверила Агния – опытная повитуха и многодетная мать.

Она обтерла и завернула младенца в пеленку, приложила к Елениной груди и сказала: «Поздравляю, у вас сын. Вылитый папа». И правда, из-под полуприкрытых век, пока еще почти невидящим взором, на мир смотрел светловолосый голубоглазый малыш с чертами лица, напоминающими Перко.

Новоиспеченные родители поцеловали ребенка в лоб и, занятые лицезрением своего творения, новой жизни, которую они принесли в этот мир, не заметили, как Баба Яга покинула их. Она свою задачу выполнила.

– Это прекрасно, – прошептала Елена, прижимаясь к Перко и обнимая сына. – Вот оно – истинное счастье. Как можно добровольно отдать его в чужие руки?

Тысячу лет ей понадобилось, чтобы понять, что на самом деле ценно и важно. Потребовалось вырвать из небытия свое прошлое, чтобы без страха и с надеждой взглянуть в будущее. Но после стольких гроз оно обещало быть светлым и безоблачным.

– Мы его никогда не покинем, – заверил ее Перко.