Текст книги "Миллиметрин (сборник)"

Полетели

– Здрассьте! Извините, открыто было, я и вошёл! Сантехника вызывали?!

– Не знаю… Может быть, муж вызывал?

– Это Чухоркина, девятнадцать, квартира семьдесят восемь?

– Не знаю… Посмотрите на дверь!

– Ну да, семьдесят восемь, чего вы мне голову-то морочите?! Показывайте, что протекает!

– Я… не знаю. Может быть, унитаз посмотрите?

– Что скажете, то и посмотрю. Где унитаз?

– Попробуйте в туалете найти.

– Унитаз-то в порядке! А вот из крана течёт! Придётся прокладочки поменять, хозяюшка!

– Меняйте.

– Легко сказать! Сто рублей будет стоить!

– Сто?!

– Разве это дорого по нынешним временам?!

– Нет, конечно, не дорого. Может, возьмёте моё кольцо? Оно серебряное, больше ста рублей стоит!

– С ума сошли? Зачем мне ваши цацки? Гоните стольник и вопрос решён!

– Я, видите ли, пока не знаю, где здесь деньги лежат… Ещё не нашла.

– Что значит «пока» и «ещё»?!

– Если вы подождёте минут десять-пятнадцать, я вам дам сто рублей.

– Странная вы какая-то…

– Так подождёте?

– Куда деваться!

– Нашла!! Держите ваш стольник!

– Принимайте работу. Вот, смотрите, ничего не течёт!

– Если честно, то мне плевать – течёт, или не течёт.

– Понимаю. Поссорились с мужем, а это его квартира.

– Что-то вроде того.

– Ну ничего, вы очень красивая девушка, долго в одиночестве не засидитесь.

– А знаете что?

– Что?!

– Поможете мне донести до машины вот эту сумку?

– Ух ты, какая тяжёлая! Хорошо же вы муженька своего обобрали!

– Пойдёмте быстрее, пойдёмте!

– Ой, стойте, тяжело! Куда вы бежите?! Почему дверь не закрыли? Не надо так быстро, я же сантехник, а не носильщик! Может, ещё сотенку накинете за вредность?!.

– Чёрт, да где ж здесь выход-то?!

– Вы что, не знаете, где подъездная дверь? Позвольте, а как же вы сюда заходили?!

– По воздуху!

– Ха-ха. Смешно. Дверь налево, под лестницей. Странная вы какая-то…

– А-а-а-а!

– О господи, что?!

– Там милиция!

– И бог с ней. Пусть стоит себе. Ишь, с мигалками принеслись… Случилось небось что… Где ваша машина?

– Уходим через чердак!

– От кого уходим?!

– От ментов, болван!

– Стойте! Мне тяжело бежать вверх по лестнице с вашей сумкой! Ваш муж милиционер?

– Хрен его знает. У меня никогда не было мужа!

– Постойте… Это Чухоркина, девятнадцать?!

– Понятия не имею!

– Вы… сантехника… вызывали?!

– Вызывала… в прошлом году.

– Ну да, я немножечко опоздал… Но не на год, а всего на неделю!

– Слава богу, чердак открыт!

– Я туда не полезу.

– Придётся!

– Это ещё почему?!

– Вы обокрали квартиру!

– Я?!! Обокрал?!!

– В сумке, с которой вы удираете от милиции – столовое серебро, антикварные безделушки, шубы и ювелирные украшения.

– Свят, свят, свят! Я сразу понял – дело нечисто! Что ж теперь делать-то?!

– Лезть на чердак!

– Я сдамся милиции.

– Получите лет пять, не меньше.

– Я скажу, что это не я! Я сантехник! Меня кран починить вызывали!!

– Неделю назад вас вызывали. А на сумке, между прочим, ваши отпечатки!

– Я расскажу правду! Что открыла дверь милая девушка и попросила донести до машины сумку…

– Ха-ха! Кто поверит, что милая девушка набила вещами такую тяжёлую сумку, заранее не зная, что у неё есть помощник?! Пять лет, не меньше! Лезьте! Слышите, менты уже поднимаются?! И сумку, сумку тащите, в ней барахла на миллион!

– Я… не подниму … эту сумку… Фу-у! Бросаем её! Уходим, давайте руку…

– Слабак! Размазня!

– Бежим!

– Сумка! Там миллион!! Чтоб вас…

– Дура!

– Сантехник!

– Не топай, как слониха…

– Сам ты…

– Внизу люди живут… За мной, там есть выход на крышу! Знал бы, что мы воры и убегаем, ушёл бы подвалами, у меня ключи есть!

– Ой!

– Что?!

– Подвернула ногу!

– Клуша ты, а не воровка! Бегать не умеешь!

– Что ты делаешь?!

– Несу тебя на руках.

– Лучше бы ты нёс сумку.

– Как хорошо от тебя пахнет…

– «Шанель № 5», взяла на предыдущей квартире. Аккуратней меня неси, аккуратней! Вообще-то, это моя пятая кража и чёрт меня дёрнул понадеяться на тебя, сантехник!

– Вообще-то, я инженер по образованию, а ты – домушница!

– Лучше уж быть домушницей, чем сантехником с образованием инженера! «Сто рублей будет стоить прокладочка!» Тьфу!

– Может быть, ты и права… Господи, как хорошо-то на крыше, как хорошо! Небо, солнце и город, как на ладони…

– Эй, слышишь внизу топот? За нами бегут, романтик!

– Бегут…

– Пять лет, не меньше! А если двумя и более лицами, то гораздо, гораздо больше. Ты будешь писать мне в колонию?

– А?

– Видишь во-он ту крышу?! Она очень близко и гораздо ниже нашей.

– Конечно, вижу! Господи, красота-то какая! И почему я раньше не ходил с девушками по крышам?! Можно я тебя поцелую?

– Мы должны взяться за руки, разбежаться и прыгнуть на соседнюю крышу. Иначе нам не уйти!

– Так в чём дело? Полетели?

– Полетели!!

– Разбегаемся! А-а-а-а!!!

Голоса сзади:

– Что это они делают?!

– Летят и целуются, товарищ лейтенант!

– Господи, хоть бы долетели…

Про ёжиков

– Здравствуйте, Деда Мороза вызывали?

– Если только он трезвый…

– Вам повезло, я исключительно трезвый Дед Мороз.

– Тогда заходите.

– Спасибо. Здрасьте, детки, я Мороз, я подарки вам принёс!

– Чего вы орёте? У меня нет никаких деток.

– То есть… как нет? А зачем вы меня вызвали?

– Проходите на кухню. Садитесь. Вот так. Скажите, почему вы трезвый? До Нового года всего ничего.

– У меня аллергия на алкоголь.

– Надо же! Какая хорошая аллергия. Вашей жене повезло.

– Моя жена так не считает. А ваш муж выпивоха?

– Нет, но аллергии на алкоголь у него нет. Так же, как аллергии на женщин, частые командировки и футбольные матчи. Вам положить салат?

– Не знаю. В нём нет кальмаров?

– Нет, мой муж отучил меня готовить морепродукты.

– Тогда положите. Моя жена, напротив, суёт морских гадов даже в яичницу, а я их терпеть не могу. Скажите, зачем вы вызвали Деда Мороза, если у вас нет детей?

– Чтобы насолить мужу.

– Не понял.

– Он уехал в командировку, оставив меня в новогоднюю ночь одну.

– Сволочь.

– Нет, он строитель. У него объекты по всей стране.

– А вы, конечно, подозреваете, что все эти объекты женского рода?

– Ну что вы! Только в Саратове и Воронеже.

– А сейчас он где?

– В Екатеринбурге.

– Вот видите. Есть шанс, что в новогоднюю ночь он в каске лазает по лесам.

– Совсем небольшой. Просто сметчицу из Воронежа перевели в Екатеринбург.

– Вы и это знаете?

– Это все знают. Об этом разве что по телевизору не рассказывают. Почему вы не едите салат?

– Борода мешает.

– Снимите её!

– Не могу. Тогда я буду не Дед Мороз.

– Хорошо. Пейте сок через трубочку.

– А в соке…

– Нет кальмаров!

– Скажите, а вы не думаете, что ваш муж просто стремится заработать побольше денег, летая в эти командировки, а не крутит романы со сметчицами?

– Нет, не думаю. Какая работа в Новый год, сами подумайте… Только сметчицы.

– Кажется, строящиеся объекты работают круглосуточно, без выходных и без праздников.

– Это вам только кажется. Вы пейте сок, пейте! И не жуйте трубочку, она пластмассовая.

– Неужели женщина с такой внешностью может ревновать мужа к какой-то сметчице из Воронежа?

– Женщина с такой внешностью может даже убить эту сметчицу. Вы не знаете, где этот Воронеж?

– Вы же говорите, что все в Екатеринбурге…

– А Екатеринбург где?

– Господи, какая вы кровожадная. Давайте выпьем шампанского, до Нового года осталось десять минут.

– А как же ваша аллергия?

– Плевать. Опухну немного, делов-то!

– Тогда наливайте. Проводим старый Новый год со всеми его неприятностями, проблемами и неверными мужьями. Скажите, ваша жена ничего не имеет против того, что вы работаете в новогоднюю ночь?

– Имеет. Она даже Снегурочку вывела из строя, чтобы я один ходил.

– А вы говорите, что я кровожадная. Простите за любопытство, но что она сделала со Снегурочкой?

– Искромсала ножницами её костюм и от парика косы отрезала. Чего вы смеётесь?! Просто она не знала, что Снегурочкой работает Вениамин Петрович – тамада и массовик-затейник из Дома культуры. Хорошо, что во время истребления костюма он был в буфете и не пострадал.

– Ой, не могу! Ножницы! Косы отрезала!! Как я сама не догадалась! Так где этот Екатеринбург?

– На Урале.

– Чёрт, далеко… Пока доеду, запал пройдёт. Наливайте ещё! Значит, Вениамин Петрович остался без заработка?

– Нет, он играет ёжика в детских спектаклях. Там ему никто ничего не отрежет.

– Вот вы ходите в новогоднюю ночь по чужим домам, а как же ваша семья? Почему вы бросили её в такой замечательный праздник?!

– Видите ли, семья налагает очень двойственные обязательства: с одной стороны, я должен быть дома – помогать по хозяйству, оказывать жене знаки внимания, а с другой – обязан обеспечить полный холодильник еды, одежду из бутиков, отпуск за границей, ужины в ресторанах, абонементы в фитнес-клубы, посещения салонов красоты и дорогих клиник. Как вы понимаете, сидя на диване и осыпая жену комплиментами, на это не заработаешь.

– Дедам Морозам хорошо платят?!

– Думаю, меньше, чем строителям.

– Вы сейчас пытаетесь оправдать моего мужа?!

– Я хочу заронить в вашу хорошенькую головку мысль, что большинство Снегурочек – это безобидные, зачастую поддатые Вениамины Петровичи.

– Неправда! Ваш случай – редкое исключение. В жизни, как правило, один ёжик на тысячу одиноких сметчиц.

– Скажите, кем вы работаете?

– Я?! Секретарём-референтом в крупной торговой фирме.

– Вам нравится ваша работа?

– Очень. При том, что неплохо платят, я, по сути, хозяйка и лицо офиса. На мне кофе, цветы, уют и всё делопроизводство. Если бы не я, компания рухнула бы в три дня!

– Ваш начальник – мужчина?

– Да.

– Молодой, симпатичный?

– К чему вы клоните?

– К тому, что наверняка вы проводите большую часть своего времени возле начальника, а не около мужа. Наверное, и возвращаетесь иногда поздно? И на звонки не всегда отвечаете, и корпоративные вечеринки посещаете, и…

– Но это моя работа! И внешность начальника тут не при чём! У нас сугубо деловые отношения!

– Муж этому верит?

– Да! То есть нет… Не знаю. Иногда он неделями ходит с таким видом, будто наелся кальмаров. Но я не давала повода! И начальник не даёт! Скажу вам по секрету, он… Ой!

– Зачем вы зажимаете себе рот? Что не так с вашим начальником? Он импотент?

– Хуже.

– Счастливо женат?

– Он гей. Причём, в самом пассивном смысле этого слова. Женщины его интересуют исключительно как работники с документацией и подставки для подноса с кофе.

– О господи!

– Чего вы вскочили? Вам плохо?

– Попало что-то…

– Куда?!

– В глаз, разумеется, а вы что подумали?

– Я подумала, что история с начальником-геем выбила вас из седла. Сядьте и налейте шампанского. Как видите, и в моём секретарском деле встречаются ёжики.

– Вы… вы говорили об этом мужу?

– Зачем? Он никогда не устраивал мне сцен ревности.

– Боюсь, он просто периодически бил морду вашему шефу. Инкогнито!

– Что-о?!

– Не обращайте внимания. Мне что-то в глаз попало.

– А знаете, этот… ёжик, шеф, то есть, примерно раз в месяц приходил с фингалом под глазом…

– Голубых часто бьют.

– Нет, нет, это были какие-то очень знакомые фингалы! Как в молодости, на дискотеке, у пристающих ко мне парней…

– Мы проворонили Новый год! Быстрее поднимайте бокал, быстрее загадывайте желание!

– С Новым годом!

– С новым счастьем!

* * *

– Что-то вы долго не опухаете от шампанского!

– Я наврал вам про аллергию.

– Вот как? Зачем?!

– Я всем вру. Представляете, если я в каждом доме начну угощаться? Так и до алкоголизма недалеко.

– Что-то в вас не то.

– Борода фальшивая, брови накладные, нос накрашен…

– Нет, нет, у вас фальшивое что-то глубоко внутри!

– Так меня ещё никто не оскорблял.

– Может быть, вы… разоблачитесь? Снимите костюм?!

– Зачем? Вы боитесь, что под красным бушлатом окажется ненастоящий Дед Мороз?!

– Выдавали же вы ёжика за Снегурочку!

– Снегурочек всегда не хватает, приходится привлекать ёжиков. А вот Дедов Морозов хоть отбавляй!

– Жаль, что в жизни наоборот. Скажите, почему вы так долго со мной сидите? Разве у вас не ограничено время визита?

– Вы у меня последняя.

– М-мда. У вас на всё есть ответ. Прямо как у моего мужа! Мне никак не удаётся поймать вас, хотя я чувствую, что вы всё время врёте!

– Про что я вру?!!

– Про жену с ножницами, про Вениамина Петровича, про то, что… я у вас последняя. Вы даже про Новый год наврали! Мы выпили на полторы минуты раньше, чем надо!

– У меня свои, внутренние часы.

– Снимите колпак, бушлат, брови и бороду!

– Я ещё не отдал вам подарки.

– А они есть?

– Я же с мешком!

– Давайте!

– Вот, вот, и… вот.

– Духи?! Мои любимые? Гранатовое ожерелье и такое же кольцо – комплект, на который я облизывалась полгода?!! Господи, сколько я вам должна?

– Нисколько. Я же всё-таки Дед Мороз.

– Скажите, чем вы занимаетесь в свободное от Нового года время?

– Строю. Больницы, театры, спорткомплексы.

– В Воронеже, Саратове и Екатеринбурге?!

– И там тоже. Если б вы только знали, какие некрасивые и скучные эти сметчицы!!

– Значит, про жену с ножницами и Вениамина Петровича вы всё же наврали!

– Нет! То есть про жену да, а Вениамин Петрович снабдил меня костюмом Деда Мороза. Это мой знакомый актёр из ТЮЗа, он ёжиков там играет. Скажи, зачем ты вызвала Деда Мороза, когда муж… когда я в командировке?

– У тебя ус отклеился.

– Ты думала, придёт молодой, симпатичный студент?

– Да нет, я думала, придёт пожилой, замотанный дядька. Хотела выговориться ему. Выболтать все свои сокровенные мысли и переживания. К психологу ходить дорого и неэффективно, подруги болтливые, дай, думаю, вызову Деда Мороза и всё ему расскажу…

– Выговорилась?

– Да.

– Выболтала?

– Да!

– Тебе стало легче?

– Я чувствую себя дурой.

– Прости. Скажи, ты не наврала про начальника?

– А ты про сметчиц?

– Я никогда не вру про сметчиц.

– А я про начальников… Это мой лучший Новый год в жизни. Пообещай, что ты всегда будешь Дедом Морозом!

– Клянусь.

Из цикла «Страна Советов» (1985)

375-Й

Я тогда 377-й стояла. За чем – не знаю. Бабка впереди сказала, что за минтаем, но пахло селедкой. Да это и не важно, я не за этим встала. Я за 375-м встала. 375-й был широк в плечах, в меру молод и без обручального кольца. Он читал газету, и это придавало ему некоторый интеллектуальный шарм. Я ценю в мужчинах интеллект, особенно когда на нх безымянном пальце ничего нет.

«Встану, – подумала я, – постою, может, селедки куплю». Достала из сумочки Чейза, открыла на самом страшном месте. Тут бабка откуда-то появилась. «За минтаем я. – говорит, – последняя, – и показала мне сухую ладошку, на которой химическим карандашом 376 вычерчено. – Давай руку, – говорит, – я тебя помечу». Послюнила карандаш и вывела на моей красивой и молодой руке, жаждущей любви и ласки, пошлую синюю цифру 377. Молодая и еще жаждущая рука стала напоминать проштампованную курицу.

Бабка отсекла меня своей сухой плотью от широкой спины 375-го. Ладно, постою, думаю, все-таки с газетой, без кольца, да и минтай – рыба хорошая. Ее если в тесте сделать, то это тесто потом даже кошка моя ест.

Стою, читаю Чейза на самом страшном месте. 375-й шуршит газетой и оттого становится еще более привлекательным. Вот только не подозревает 375-й о том, что стоит сзади номер 377-й: кареглазая шатенка, 30, 164/60, в браке не была, жилплощадью обеспечена. Плохо, думаю, так мне минтая не достанется. Стала я взволнованно шуршать страницами – может, обернется, увидит: 30, 164/60, не склонная к полноте, с Чейзом на самом страшном месте.

Не обернулся. Не увидел. Шуршит. И я шуршу. 372-й обернулся. 371-й. 376-я старушка совсем ко мне лицом встала, обложку рассматривает. На обложке – распадающийся на части скелет нарисован. «Вчера. – говорит, – суповые наборы продавали, я целых два взяла, так там в каждом по вот такой» – и тычет пальцем в берцовую кость. Ах, ты, думаю. 376-я. 70, 150/30!!! И шуршу громче. Уже двухсотые оборачиваются, а ведь им до минтая рукой подать.

«Бревно бесчувственное», – решила я про 375-го, хотела уйти, да смотрю – за мной уже четырехсотый пристраивается. Жалко мне стало очередь, да и минтай, если его в тесте…

– Кончились яйца! – прокричала продавщица. Четыреста пронумерованных стали понуро разбредаться.

375-й сложил газету. Я накрыла Чейза на самом страшном… 375-й подошел ко мне.

– Я тоже люблю Чейза, – сказал он. – И откуда взялась эта бабка? Она там не стояла. А насчет яиц вы не беспокойтесь. Завтра в универсаме в три часа их выбросят. Придете? Я на вас займу.

– Приду, – сказала я и поняла, как не права была все тридцать лет, занимая очереди за кем попало.

Две последующие недели были самыми счастливыми в моей жизни. За чем мы только ни стояли! За колбасой, сыром, яблоками, талонами, купонами… Он брал мою руку, дышал на нее, увлажняя своим дыханием, а затем очень нежно химическим карандашом выводил мой номер. Потом я брала его руку, дышала и тоже выводила.

Так мы дышали и выводили до тех пор, пока не задумались: а зачем, собственно, нам выводить два номера, если можно стоять под одним, а получать в два раза больше. В загсе, когда мы подавали заявление, он спросил:

– Дорогая, я помню все твои номера, начиная с 377-го. Но как тебя зовут?..

Его слова были для меня музыкой.

– Катя. – призналась я. – А тебя?..

– Петя, – кивнул он интеллигентной головой.

Мы женаты уже шесть лет. Наш сын очень способный мальчик. Он умеет считать до десяти, говорить по-английски и стоять в очереди за хлебом. Мы хотим еще девочку.

Мандариновые корки

Лифт опять не работал.

Крюков пошел пешком на девятый этаж. Три месяца он жил в этом доме, три месяца поднимался пешком на девятый этаж. Обгоняя пыхтящих толстых баб с авоськами, детьми и колясками, он был особенно счастлив от своей силы, молодости, здоровья и одиночества. В его квартире не пахло кислыми щами и пеленками. В его квартире витал легкий воздух, свежий и чистый, иногда с примесью запахов табака, коньяка и Анелиных духов. Стас задерживал дыхание, когда чья-нибудь дверь на его пути вдруг открывалась.

«Зловонный муравейник, – думал он. – Плебеи».

Опять. Его единственная соседка по площадке опять стояла у своей полуоткрытой двери, скрестив руки на животе, вперив бессмысленный взгляд в пространство. Это была очень старая (древняя) старуха.

Синюшное, сморщенное лицо, слезящиеся глаза, трясущаяся отвисшая челюсть и слюнка, текущая из угла полуоткрытого рта. На ней всегда был один и тот же заношенный ситцевый коротковатый халат, из-под которого торчали сухие сучья ног все в толстых синих венах. Она стояла тут всегда, и непонятно было, когда она ест и спит. Первые дни после переезда Стас даже вздрагивал, обнаруживая на площадке ее зловещее присутствие. Потом привык, но старуха вносила в его молодое легкое существование какое-то неприятное раздражение. Один раз он решил спросить, не нужно ли ей чего. Потом представил, как плохо она слышит и соображает, как долго придется ему кричать одну и ту же фразу, пока она поймет. «Нет, тимуровские игры уже не для меня», – подумал он тогда и с тех пор старался не замечать старуху.

Стас открыл дверь и попал в свою квартиру-табакерку. Квартирка была маленькая, однокомнатная, но Стас отремонтировал ее так, что результаты провели в восторг даже Анель. Низкая широкая тахта занимала большую часть комнаты, два кресла, журнальный столик, маленькая стенка. Все дело было в мелочах: бар в ночной тумбочке около тахты, маленькие красные лампочки на потолке, стенах, вдоль пола. Анель визжала, когда они загорались в нужный момент.

Анель пришла вовремя. Она никогда не опаздыывала. Три раза в неделю, ровно в восемь…

– Стас, – прошептала Анель, делая круглые глаза, – она опять там, эта старуха. Что ей нужно, Стас?

– Какое нам дело, Анель? Проходи.

Анель принесла мандарины в пакете. Они были рыжие, пористые, с рельефными боками, волновали запахом, напоминая что-то детское и веселое. Анель рассыпала их по полу. Потом они пили коньяк и после каждой рюмки Анель, хохоча, ползала по полу, отыскивая мандарины в самых дальних углах комнаты, чистила их, пуляла дольками в Крюкова, пытаясь попасть в его открытый рот. Она учинила в квартире такое мандариновое безобразие, что Стас с ужасом думал о завтрашней уборке.

Когда настало вренмя красных лампочек, Анель неожиданно утихла:

– Стас, я не хочу быть старой… – вдруг не по теме начала она.

– Анель, ты не про то…

– Про то, Стас! Я боюсь. День за днем отстегиваются. Кажется, еще далеко, но ведь будет! Стас, у нее что, совсем никого нет?

– Какое нам дело, Анель? А в общем-то ты права. Главное в этой жизни вовремя сдохнуть. Иди сюда.

Потом было воскресенье. Анель ушла утром. Стас долго отсыпался, затем долго убирался. Когда вышел на площадку выносить ведро, старуха была на месте. Синие толстые вены, линялый короткий халат, отсутствие выражения в глазах и слюнка течет в углу рта. «Черт, вынесла бы стул да села», подумал Стас. Старуха Стаса злила. Она как будто его чему-то обязывала. Ну хоть бы попросила чего-нибудь!

Стас направился к мусоропроводу. Глаза старухи сфокусировались на его ведре – там, сверху, была навалена кожура от мандаринов. Проходя мимо, Стас задержал дыхание, чтобы не чувствовать запаха затхлости, исходившего из ее квартиры.

Только в пятницу Крюков почувствовал беспокойство. Даже не беспокойство, так, нечто… Какое ему дело, что исчезла старуха? Изменила образ жизни: решила полежать. И когда она исчезла – во вторник, в среду? Странно, она так раздражала его своим стоянием, а вот пропала, и он вспомнить не мог когда. Не заметил.

Он позвонил Анели.

– Анель? Ты не помнишь, когда приходила в среду, эиа старуха напротив, она стояла?

– Не помню, Стас. Всегда замечала, а тут не помню. Что-нибудь случилось?

– Да нет, так… Приходи.

– Ты постучись к ней, Стас!

– Зачем? Приходи.

Прошла суббота. И воскресенье. Старуха так и не появилась. Крюков было забыл о ней, но где-то в подсознании поселившееся беспокойство тревожило его каждый раз, когда он возвращался домой. Беспокойство почему-то стало расти и из подсознания прочно переселилось в его мысли. Стасу это стало надоедать. Почему его должна тревожить эта старуха? Он решил внести ясность.

Стас долго стучал в закрытую дверь. Тишина. В конце концов ее могли увезти родственники, решил он. «Благодетель чёртов!» – ругнулся про себя Крюков.

Он читал, курил, возился на кухне, смотрел телевизор. Старуха ему мешала. Исчезнув, она стала мешать гораздо больше. Крюков решил расспросить соседей, в душе подсмеиваясь над собой.

Этажом выше открыл дверь тусклый мужик в кальсонах с оттянутыми коленками.

– Не, не знаю, – забубнил он, – ну, видел, стояла, а кто такая, куда делась, не знаю.

Вторую дверь открыла словоохотливая тетка.

– Эта бабка, точно, сумасшедшая. Я так всегда пугалась, так вздрагивала! Целыми сутками стоит, стоит! Ты позови милицию, может, чё случилось.

Милиция предстала в лице молодого лейтенанта. Вместе с Крюковым и соседкой он сильно постучал в дверь, затем толкнул ее. Дверь неожиданно легко подалась – она не была заперта. Они вошли в темноту. Крюков нащупал выключатель, включил свет.

Старуха лежала в коридоре. Смерть ее мало изменила – по сути, она была мертва уже давно. Она лежала на животе с неестественно вывернутыми руками и ногами. Сквозь жидкие пряди седых волос просвечивала тонкая серая кожа черепа. Полуоткрытая челюсть. Вылинявший короткий халат задрался. Белья под ним не было.

«Беспокойство… – подумал Крюков, – какое мне было дело?»

– Так я и знала, так и знала! – затрещала соседка.

– Надо вызвать врача, чтобы констатировал смерть, – сказал лейтенант.

Стас прошел в комнату, открыл окно. От тошнотворного запаха ему стало плохо. Штор на окне не было. В комнате вообще почти ничего не было. Какой-то деревянный стол, железная койка, заправленная ветхим одеялом, куча тряпья в углу и… ни одного стула.

Стас увидел на столе что-то рыжее, сухое и сморщенное. Он подошел ближе.

Это были обгрызенные и засохшие мандариновые корки.