Текст книги "Степа Надомников. Жизнь на чужбине. Год пролетел незаметно. Вера Штольц. А на воле – выборный сезон. Серия 9–10 (сборник)"

Глава вторая. Внезапная остановка

Степан, в отличие от папы Арсения Петровича, летел назад рейсовым самолетом. С охраной, с пажами и прислугой – но все-таки рейсовым. Но, конечно, первым классом – с икрой, шампанским, жульенами по-французски, гренками с итальянско-швейцарским сыром «Камамбер» и т. д.

Одиннадцать часов в воздухе прошли почти незаметно, и Степану даже не потребовалось отлеживаться и отмокать, чтобы прийти в себя. На самочувствии наследника перелет почти не сказался, единственно – акклиматизация и смена часовых поясов подкачали.

С акклиматизацией и со сдвигом стрелок всегда так – победить их нельзя, можно только воспринять, как есть, и смириться. Ну, и в зависимости от собственного желания и возможностей – либо потратить на смирение несколько суток, либо сразу броситься в бой, подавляя желание поспать и простудные сопутствующие заболевания.

И здесь сразу встает вопрос: что сильнее – влечение к женщине, сдобренное изрядным чувством ревности и собственническими инстинктами, или лень под соусом заботы о здоровье? Каждый отвечает на это по-своему, Степан же решил выбрать золотую середину – выбраться в Москву через пару дней. Ему, кстати, пришлось усиленно отбиваться от нападок маман – Галина Французовна настаивала: Степану срочно необходимо ложиться в ЦКБ и заниматься спиной (чтобы потом спина боком не вышла).

Так или иначе (переступив через мнение маман и игнорируя ее навязчивые идеи), но Степану удалось отбиться. В ход пошли аргументы о полезности и чудодейственной силе калифорнийских теплых пляжей, аргументы о полезности физической нагрузки, которая поставила Степана на ноги, и прочие другие аргументы – не менее весомые. В итоге ровно через два дня (как и было предусмотрено планом) кортеж из VIP-автомобилей рванул из Питера в Москву – к Вере.

В этот раз Степан не стал делать из своего визита тайну (как ранее бывало), а послал вперед Непродажных – чтобы обеспечили достойную встречу, и чтобы хозяйка-виновница-переполоха обязательно была на месте. Лучше – у себя дома, но можно и где-нибудь в ресторане или в клубе, главное – чтобы приватно.

Непродажные сделали все, что смогли, и уговорили Веру заранее назначить время и место. Вера выбрала маленькое уютное заведение недалеко от дома – ресторан восточной кухни «Четыреста китайцев». Ресторан считался высшего разряда, имел несколько закрытых кабинетов и официантов, и официанток из непонимающих по-русски киргизов и киргизок, которые реально успешно косили под китайцев. Кабинет, почти немые официанты, рядом с домом, и знакомый владелец заведения – что еще нужно для соблюдения инкогнито? Тем более, знакомый владелец – не дурак и точно знает, о чем можно говорить, а о чем – не стоит.

* * *

Вера, конечно, к встрече готовилась заранее. Тоже по плану (не все же одному Степану хвастаться планированием!). Некоторые детали плана мы описали выше (касающиеся приведения внешности и жилища в достойный презентабельный вид), но были и еще.

Например: как подать себя Степану – простецки, умеренно-круто или круто уже вообще совсем? В смысле – какие тачки засветить, какое количество охраны вокруг, и как искомая охрана должна выглядеть – совсем страшно или более человечно?

После получасового раздумья за чашечкой кофе накануне вечером Вера решила соорудить большой выезд: т. е. два джипа с мордоворотами в качестве личных секьюрити (с Тимофеем Ивановичем Скворцовым в комплекте) и ее персональный членовоз – белый «BMW» седьмой модели. И неважно, что Тимофей Иванович должен был оперативно найти еще где-то пять человек охранников (к тем двум, что реально обеспечивали личку Веры каждый день), неважно, что придется арендовать джипы – важно, чтобы пыль в глаза была с бриллиантовым отблеском.

– По крайней мере, на аренду «BMW» тратиться не придется, имеется в наличии! – Вера в очередной раз вслух поблагодарила Демьяна за автомобиль, который тот за ней прикрепил в приказном порядке, набрала номер телефона Тимофея Ивановича и дала соответствующие распоряжения. – Интересно, как на все это великолепие отреагирует Степан, и под каким соусом он сам прибудет? А вдруг он решит закосить под молоденького-молоденького скромняшку – типа того, в тот памятный вечер в Питере? Вот мы и посмотрим! Действительно, а вдруг?

Насчет «посмотрим» Вера кривила душой. Она нисколько не сомневалась, Степан заявится весь в золоте – как начищенный чистым золотом золотой же унитаз – со всеми атрибутами власти: «Бентли», «Геленвагены», костюм с искрой от лучшего английского портного – короче, все дела!

– Главное, чтобы костюмчик сидел! – Вера в очередной раз погладила приставучего Опричника (кот уже вырос до размеров половинки увесистого африканского бегемота), и гладить его было сущим удовольствием. – А вот мне интересно, какие нынче костюмы носят олигархи, и много ли стали экономить вследствие экономического кризиса и западных санкций? Сдается мне, что им – олигархам – все эти проблемы до фени, иначе – какие они олигархи? Так, левый проходняк, которого полным полно на любой тусовке.

Вера сбросила Опричника с колен на мягкий ковер под ногами, кот тут же лег и закрыл глаза. Дескать, тактильные удовольствия закончились, пора и почивать!

– Везет тебе! – Вера минуты две смотрела на Опричника – вот уж где неприкрытое самодовольство и неприкрытое же довольство жизнью. Из людей так самодовольно, наверное, чувствовал себя только Черчилль, когда, попыхивая сигарой и потягивая дорогущий виски, лежа в кровати, надиктовывал секретарше очередную телеграмму Сталину.

– И снова встает вопрос: что надеть на встречу с бывшим бойфрендом, который никак не успокоится и, видимо, не прочь снова возобновить отношения? Или, по крайней мере, поговорить по душам, вспомнить былое и думы и перечесть «Женитьбу Фигаро». Но только «Женитьбу» – обязательно в кровати!

Вера задумчиво прошла к гардеробу, готовясь к долгоиграющему забою – примерке всего и вся. А мысль никак не хотела концентрироваться конкретно на шмотках, а цеплялась за это:

«И, кстати, мне интересно, с точки зрения мужиков, постельные сцены после разрыва – это возобновление отношений или дань ностальгии без всяких далеко идущих последствий? Вот с нашей, девичьей позиции, это – именно возобновление с признанием своей вины и с громогласными возгласами: «Прости и вернись, я буду всегда при тебе, твой верный поклонник и раб!» Но, кажется, у них по-другому!»

Что сказать, познание Веры в житейской области были весьма обширны. Поскольку для мужиков именно так: краткосрочное возобновление отношений почти всегда – способ на уверенной ноте закончить то, что не закончено. Но бывают, конечно, и приятные исключения – куда ж без них.

– Ладно! – Вера дернула головой, приходя к определенному решению. – Понимая, что этих кобелей ничем не исправишь, сделаю вид, что я ничего не понимаю и принимаю все за чистую монету. Типа, милый, как хорошо, что ты снова со мной, как хорошо, что наши прошлые разногласия канули в лету, и теперь снова все засияет яркими праздничными красками! В конце концов, я – актриса абы кто?

Вера быстро открыл дверцы многочисленных шкафов (все дверцы) и принялась шерстить барахло. Так она его называла – но, конечно, вещи в ее распоряжении были совсем не барахлом, о очень даже приличными, и некоторые из них стоили так дорого, что даже и ценник озвучивать не хочется.

– Сношения, так сказать, с олигархом всегда полезнее, чем отсутствие, так сказать, сношений! И даже если напрямую ничего, кроме проблем, не перепадает, то косвенные выгоды присутствуют постоянно – люди, общество, электорат уверены, что за тобой стоят серьезные парни и серьезная семья, и поэтому стремятся быть ближе и оказывать разнообразные мелкие услуги в надежде приобщиться. И имея только имя и только созданный имидж и ореол, можно вполне реально подняться – что на моем примере было продемонстрировано доподлинно.

Разговаривая сама с собой, Вера постепенно выкладывала многочисленные коробки и свертки, разворачивала, распаковывала их и выставляла обувь в ряд, а платья, кофточки, блузки, брючки и т. д. вывешивала на специальную длинную раскладную вешалку. Вешалка в собранном виде была длиной метров шесть – почти через всю комнату, и одежды на ней могло уместиться очень много. Да – громоздко, но зато презентабельно и не нужно ковыряться в кучах платья, разбросанных по диванам, креслам и даже по полу.

Первым делом Вера повесила на вешалку несколько сказочно красивых платьев – естественно Haute Couture. Вспомнила, как давеча по телевизору известный юморист с чувством декламировал перед аудиторией (на вечере-встрече для пенсионеров):

 
Смотрю на «Габбану» – не по карману,
Смотрю на «Диор» – купить способен только высокопоставленный вор,
Смотрю на «Гуччи» – никогда в жизни столько денег не получишь,
Смотрю на «Сальваторе Феррагамо» – и снова не по карману.
 

– Рифмы, прямо скажем, так себе – но суть определена верно. Вот взять эти платьишки – вроде, они у меня есть, но они не мои. А взяты, так сказать, в аренду – по настоятельной просьбе владельцев. Чтобы в конце передачи написать в титрах: «Одежда ведущей предоставлена Торговым Домом «Тряпичников и компания»! А все потому, что за такую цену я бы их в жизни не купила – будь они хоть платиновыми и от самой Греты Гарбо! Или от звезды нашей Мэрилин.

– Тьфу на тебя! – Вера споткнулась о подкравшегося сзади и залегшего между ног Опричника и чуть не ударилась лбом о вешалку. – Вот хороша бы я была, если бы сейчас синяк промеж глаз поставила! Ну-ка брысь, меховой мешок, пока я тебя мухобойкой не оприходовала по заднице!

– А, может, это знак? – Вера села в кресло и посмотрела на искомые платья. – Типа, бесконечность говорит мне: «Не нужно мерить лишнего, просто возьми вот это легкое с фантазийным рисунком платьишко от «Шанель» и будь уверена: в нем ты – чистая королева! А что, бесконечность, кажется, здесь права!

Вера быстро скинула с себя домашнюю кофточку и брюки и влезла в платье. Повернулась к зеркалу:

– Красота! Особенно в вечерних предзакатных тонах и особенно вот с этими туфлями! И с этой сумочкой, на которую можно повязать платочек от «Гермес». А больше ничего и не надо!

* * *

«Платье ведущей» пришлось весьма к месту.

Оказалось кстати.

Попало в десятку.

Лучший выбор – чисто в кассу, и вот бы и нам так жить!

Короче, Вера решила (по велению бесконечности) не экспериментировать и остановилась именно на нем. Наряд на завтрашний день (вечер) подобран, завтра будет еще массажный и косметический салон и всё! И если кто-нибудь скажет, что Вера выглядит как-то не так или, допустим, не свежо, то этот кто-нибудь либо слепой, либо конченый завистник.

Вера позвонила Тимофею Ивановичу и удостоверилась – все исполнено в лучшем виде, персонал для создания антуража уже определен, и в 18-00 Тимофей Иванович со свитой и с машинами будет ждать Веру у подъезда.

– Вот ты, мягкая овечка, не знаешь, что такое школьные каникулы! – Вера, приняв душ, улеглась в постель, под руку сразу пролез кот и заурчал, умными глазами глядя на Веру. – Ты ведь животное, а у животных нет соответственного жизненного опыта! А каникулы между тем – особенно летние – лучшее время в жизни! Но к чему это я? А к тому, что каникулы – это не сам процесс, ЭТО ПРЕДВКУШЕНИЕ ЧЕГО-ТО ЧУДЕСНОГО с большой буквы. Предвкушение бесконечной свободы и бесконечного счастья!

Вера погрустнела. Сколько раз она такое проходила? Сколько раз ощущения счастья накатывали на нее, и она представляла, как будет хорошо? И сколько раз все в итоге оказывалось пшиком! Если считать по пальцам, то пальцев у целого женского батальона, усиленного тяжелой бронетехникой, не хватит.

– Разочарования – наше все! Особенно в личной жизни! – Вера смахнула рукой неожиданно выступившую слезинку. – Стоп! Чур, не плакать и не закапываться в ненужные переживания! Еще не хватало завтра проснуться с опухшей мордой и покрасневшими глазами! Вот будет конфуз – так усиленно готовиться – и в самом конце напортачить! И, кроме того, ответь мне, пожалуйста, Верочка, на вопрос: «Сколько миллионов женщин, проживающих на территории России, всё бы отдали, чтобы оказаться на твоем месте?»

– Много! – Вера улыбнулась, потом улыбнулась еще раз и выключила свет. Да, рядом с ней сейчас нет нормального мужчины, которому можно было бы доверять, но зато все остальное – очень даже на уровне! А мужчина – он найдется!

* * *

Степан чувствовал определенное возбуждение и поэтому в дороге слегка приложился к бутылке. Но только совсем чуть-чуть!

«В последнее время я что-то слишком злоупотребляю алкоголем, следовательно – месячник (а то и два месяца) трезвенности мне не помешает!», – после двух рюмок «Хереса» Степан решительно спрятал бутылку (в «Бентли», если кто не в курсе, есть такой специальный бар с напитками) и углубился в изучение финансовых документов. Документы ему подсунул отец, дескать: «Ты теперь юноша почти образованный – посмотри-ка, что по твоему мнению здесь не в порядке!».

Настоятельность просьбы отца говорила сама за себя – и Степан, конечно, молча и показательно кивнул головой и взял документы с собой. Гнусных бумажек был целый портфель – многочисленные cash-flow, балансы и отчеты о прибылях и убытках навевали тоску и омрачали предстоящий вечер.

– Вот почему я всегда ненавидел этих продажных крючкотворов-бухгалтеров и воспринимал их, как нечто среднее между нормальными людьми и кассовыми аппаратами! – Степан уныло перелистал несколько страниц первого отчета и почувствовал, как его неумолимо тянет в сон. Колонки цифр представились ему стройными и подтянутыми рядами средневековых инквизиторов, которые методично и безысходно вытягивают из подследственных последние жилы.

Степан протер глаза, открутил колпачок именной фляжки с горячим кофе и сахаром (во время долгих разъездов фляжка всегда была при нем) и сделал изрядный глоток. В голове немного просветлело, и одновременно кощунственная мысль принялась разъедать мозг Степана: «Это каким же образом я должен все это проверить? Отец что, специально решил надо мной поиздеваться?»

Мысль была такой навязчивой и такой въедливой, что Степан потратил целых полчаса, чтобы с ней совладать. И ему даже пришлось звонить маме – Галине Французовне – и уточнять, за что такая немилость, и разве у семьи нет приличных аудиторов, которые могли бы справиться с подобной задачей? На что мама – Галина Французовна – уверила Степана, что тот вовсе не обязан уродоваться и чахнуть над отчетами, и отец в данном случае, конечно, не совсем прав. «Поручить сыну такое! Нет, определенно, нужно с ним переговорить!»

Что должен делать любящий сын по отношению к матери? Тем более к матери единственной и неповторимой? Правильно – слушаться! И Степан (как и положено любящему сыну) послушался беспрекословно – закинул отчеты обратно в портфель, а сам портфель передал сидящему впереди охраннику со словами: «Убери с глаз долой – чтобы я это дерьмо больше не видел!»

После совершения такого сакрального акта настроение у Степана резко повысилось. И от нечего делать он решил почитать анекдоты про кризис. Ведь кризис – это такая штука, о которой все говорят, и которая (штука, о которой все говорят) – очень пренеприятнейшая вещь и несет в себе проблемы всем и каждому. И Степан (которого кризис совсем не коснулся) обязан знать матчасть – чтобы при случае было, что обсудить за чем-нибудь.

Шальная мысль о чем-нибудь (спиртном) вызвала в Степане приступ слюноотделения, и, как следствие, Степан громко сглотнул слюну. Выпить реально хотелось – но он, конечно, все понимает и приложит максимум усилий побороть вызревающую в организме страсть к пьянству.

«Буду бороться! – Степан мрачно отхлебнул из фляжки кофе – настроение снова испортилось. – Но ведь какая злая судьба! Вот то ли дело – сейчас коктейльчик с ромом и текилой в равных частях! Красота. Но нет, постоянно приходится жертвовать чем-то. И собственно ради чего? Ради здоровья, которого и так, слава богу, вдосталь! Кроме спины, конечно».

Степан закрыл глаза: «Нет, определенно, в мире – очень много реальной несправедливости, от которой у нормального человека скулы сводит в приступе ярости! И даже нам – олигархам – есть о чем мечтать. И, кстати, опасаться за свою жизнь, поскольку не перевелись еще люди, до чужого добра жадные и так и стремящиеся хапнуть то, что принадлежит не им, а нам! И принадлежит по праву, прошу заметить!»

Машина резко дернулась и не менее резко начала тормозить. От неожиданности Степан чуть не упал с дивана и, лязгнув челюстями, сильно прикусил нижнюю губу.

– Что за фигня? – он схватился за лицо и обнаружил на ладони кровавые капли. – Ты что, совсем мозги потерял…? – далее следовала длинная тирада из непечатных слов, предназначенная ушам и восприятию водителя. Тирада заканчивалась угрозой немедленно оторвать причинные места водиле, если тот не объяснит, что происходит.

Из сбивчивой речи водителя выяснилось, что эскорт зажали в клещи менты с мигалками и, чтобы не протаранить ментовские машины, приходится тормозить – и «Бентли» с сопровождением вскоре окончательно остановится…

Глава третья. Денек не задался

 
Вот так бывает,
Закрыли вора
Мусора,
И ветер с неба внезапно налетает,
И с воли на нары снова пора!
 

Степан в очередной раз недоуменно (и с отвращением) потрогал странное покрытие дивана, на котором сидел, и в очередной раз пришел к выводу, что диван – это не диван, а нары в обезьяннике. В голове помимо его воли рождались «воровские куплеты» – наподобие:

 
Вор – он парень мазовый,
Парень реальный, парень фартовый.
Вор – не шняга, не баклан,
Вор – реальный конкретный пацан!
 
 
Или вот еще:
Вот так бывает – срок по полной,
Хоть плачь, хоть волком вой!
На зону в Магадан! Вот – приговор исполнен!
Степана взяли и определили под конвой!
 

– Меня что, в натуре, определили под конвой? – Степан встал с нар, вытянул шею и попытался выглянуть сквозь зарешеченное окошечко наружу. Снаружи по небу бежали веселые летние облачка, и совсем рядом наяривал – почти без перерыва – дятел.

– Гнездо строит и самку завлекает! Или сначала завлекает самку, а потом они вместе начнут строить гнездо! – Степан отвлекся от дятла и посмотрел на свои руки (руки уже основательно перепачкались пылью и грязью местного каземата). Его передернуло. Он хотел было сплюнуть на пол, но потом вспомнил «Антикиллера», где крутой авторитет в исполнении Шакурова говорил: «А вот в хате плевать нельзя! Это неуважение ко всему укладу жизни людей!» (или что-то типа того), и громко сглотнул слюну. Степану хотелось плакать – и особенно от того, что он ни разу за все свои почти тридцать лет не оказывался в таком идиотском положении.

Его кортеж перехватили крутые ФСБ-шники (или ГРУ-шники, или ФСО-шники, или МВД-шники, или даже крутые десантники). Страшные, на множестве машин с мигалками, с автоматами наперевес (и кажется, даже с гранатометами). Перехватили, ничего не объясняя, положили охрану мордой в грязь (и его самого положили туда же), потом сунули в какой-то мрачный «ГАЗ» он и привезли сюда. И кинули в клетку с нарами – ну, в камеру с нарами. И ничего не объяснили – за что, почему, почем, и кто виноват?

– Вариантов может быть много! – Степан снова сел на нары, а потом лег. Парадный костюм, специально выбранный им для рандеву с Верой, и так уже испорчен, поэтому и жалеть его нечего. – Например, кто-то меня заказал. Типа, попрессовать и все такое. Или, допустим, заказал не меня, а отца. Но через меня. Типа, взять сына за жабры и сказать отцу, что тот попал, и теперь нужно платить лавэ!

Вариант второй. Меня схватили ни за что. Перепутали. Ведь может быть такое? В интернете пишут, что сплошь и рядом – а потом извиняются. Дескать: «Простите нас, мы Вас приняли за дядю Васю, а ведь Вы – дядя Петя!». Или кто-нибудь прислал на телефон 9-1-1 информацию о пожаре или о потопе, а мужики в камуфляже решили, что поджигатель (или организатор потопа) это я. Но ведь я ничего не поджигал и не заливал! Да и не мог!

Вариант третий. Допустим, не ошибка и не наезд на отца. Тогда, значит, виноват именно я, и кто-то имеет на меня такой длинный зуб, что даже оплатил силовиков. Это наиболее вероятно, и мне нужно понять, кому я так серьезно перешел дорогу! – Степан закусил нижнюю губу и сжал кулаки. Теоретически, врагов у него было предостаточно – поэтому здесь есть, о чем подумать. Заодно и время убьет! И, кстати, а почему ему не дали позвонить отцу и обеда?..

* * *

С самого утра Вера прибывала в заведенном состоянии. Возбуждение было довольно сильно, и не помогали даже специальные дыхательные упражнения, которыми Вера при необходимости пользовалась. Ведь, как известно, дыхание – дыханием, а картинки, которые рисует мозг (и сопутствующий картинкам эмоциональный обвес) гораздо сильнее всяких там упражнений для продвинутых йогов.

Чтобы хоть как-то совладать с чувствами, Вера целиком окунулась в работу – штудировала сценарий очередного шоу и одновременно сценарий нескольких следующих серий нового сериала, в котором Вера тайком от всех снималась (Демьян подкинул на досуге).

При этом Высоковский напомнил, что к съемкам нужно относиться ответственно (как будто Вера относится по-другому!), поскольку сериал – ее палочка-выручалочка на случай провала на выборах. Сценарий, кстати, писала Катька Обомова, и он получился таким слезливым и таким душещипательным, что слету разрывал сердца нежных дам.

У Высоковского была еще одна задумка. И опять насчет Веры. И опять насчет сериала (они плодились, как грибы!). Продюсер прямо сказал, что если Вере не повезет на выборах, и она не сможет пройти в Думу, она должна быть готова целиком и полностью сосредоточиться на работе в новом проекте. А именно – в сериале (и сколько можно повторять это навязчивое слово?!) про политику, который (по замыслу Демьяна) должен правдиво отображать жизнь не только одного конкретного высокого российского политического деятеля женского пола (Веры), но и деятелей вообще (пристегнутых к Вере).

Вера, конечно, искренне поблагодарила продюсера за заботу, но тайком скрестила пальцы – она-таки максимально постарается пробиться в высшие эшелоны власти (недаром же столько денег заплатила и столько сил потратила)! И Высоковский, кстати, тоже во всем этом участвует. Поэтому лучше бы он был настроен на оптимистический лад.

– Вот уж чья бы корова мычала, а Демьяна молчала! А то накаркает еще! – так Вера охарактеризовала предложение Высоковского – впрочем, четко осознавая, что в предвидении продюсеру не откажешь. Чуйка у него – дай бог каждому!

Страсти на выборах предполагались нешуточные, борьба будет жесткой и конкретной, и всякий исход вероятен. И продюсер (и ее друг – тут скрывать нечего) обязан предусмотреть все варианты и даже из проигрыша извлечь дивиденды!

Время с утра текло, прямо скажем, небыстро. Вернее (прямо скажем), медленно, и Вера еле дождалась, пока настал момент выдвигаться на рандеву к Степану. Она нисколько не сомневалась, Степан решит проявить норов и прибыть попозже – а вот сама она опаздывать (задерживаться, тормозить и прочие синонимы) не собиралась – лучше возьмет сценарии (с дополнениями) и поработает в ресторане.

– Хотя! – уже выбегая из кабинета (отдельного и довольно пафосного, как и положено перспективному политическому деятелю), Вера остановилась. – А как же быть с парадным подъездом, с белым BMW и джипами, полными мордоворотов? Я ведь рассчитывала, что Степан увидит весь этот антураж и типа обалдеет на всю голову! Нет, вернусь-ка я назад и подожду еще часик. Ничего страшного не случится, если девушка опоздает к ужину – всегда можно сослаться на пробки.

Вера вернулась обратно, мельком подумав, что: «Возвращаться – дурная примета, и нужно не забыть перед выходом посмотреться в зеркало и три раза сплюнуть через левое плечо (или одиннадцать раз – через правое) и ударила по кофе. А кофе – его прелесть в том, что он всегда – вовремя!

Вера нажала кнопку кофемашины, аппарат утробно рыкнул, крякнул и натужно заработал жерновами, разламывая кофейные зерна до нужной кондиции. Через несколько секунд свежесваренный кофе наполнил кружку, и аромат пошел по всему офису. Вера плюхнулась в кресло и вдруг почему-то вспомнила свой первый день пребывания в квартире Степана (а всего этих дней было два) и тот пакетик из-под кофе, который она пустым обнаружила в мусорном ведре.

Кофе от олигарха назывался «Jamaica Blue Mountain» и стоил так дорого, что куда там до него проходному «Egoiste» (хотя искомый «Egoiste» очень и очень недешев – по меркам нормального человека)!

– Странно, наверное, чувствовать себя человеком, у которого абсолютно все есть! – вслед за воспоминаниями о кофе Вера попробовала поставить себя на место Степана: ты просыпаешься, лениво смотришь на флорентийский хрусталь и китайский фарфор и думаешь, как бы провести сегодняшний день, чтобы не умереть со скуки. А потом сползаешь с шикарной, шесть на шесть метров кровати, берешь в руки листок бумаги и прикидываешь варианты:

– махнуть на Бали поплавать среди акул,

– прыгнуть с парашюта с Останкинской башни,

– сесть на байк и дать жару по МКАДу – так, чтобы служба ДПС обалдела от твоей крутизны,

– купить несколько бриллиантов (рассыпухой) и подарить первой встречной понравившейся красавице – типа, ты меценат,

– ввязаться в драку с кем-нибудь – а потому что адреналин вскипает в крови, и хочется приключений,

– проехаться по десяти ночным клубам и всем охранникам нахамить – и можно даже фигушки показать!

– С фигушками – особенно прикольно! – Вера громко засмеялась: картина огромной «фиги» в пять пальцев встала перед глазами – да не просто нарисованная, а как живая.

В картине «фига» надулась соками, покраснела и побагровела, а потом подскочила и обрушилась сверху на целый батальон охранников из ночных клубов, которые – охранники – вдруг превратились в политиканов в двубортных пиджаках, напропалую вешающих лапшу электорату в момент проведения избирательной кампании. И как результат – все политиканы раздавлены в лепешку, к ним подходит Вера с большой совковой лопатой в руках и собирает, складирует и сжигает оставшиеся ошметки в печи. Ошметки горят синим пламенем, а вокруг воцаряется радость и восторг. И «фига» пляшет рядом, и зрители «фиге» восторженно хлопают.

– Пожалуй, единственно, кого стоит помиловать – это Жириновского! – Вера так впечатлилась виртуальными проделками «фиги», что даже принялась мысленно составлять список – кого бы она спасла. Из коммунистов – никого, из «Единой России» – тоже никого, членов «Справедливой России» можно просто выводить всем скопом и отправлять в Магадан за тот вред, что они принесли родине, поэтому остается только Жириновский. Один – без всяких заместителей и молодой тупой поросли.

На столе зазвонил телефон. Это оказался Тимофей Иванович, который аккуратно уточнил – когда выдвигаться (вроде бы, уже давно время, но Вера не появляется). Вера посмотрела на часы – из назначенного ей самой часа задержки прошло уже добрых сорок минут – и, пожалуй, ждать она больше не станет. Так что в путь – и пусть этот вечер пройдет на «отлично»!

* * *

С жутким позвякивающим скрежетом железный ключ провернулся в железной двери камеры, и Степан открыл глаза. Под грузом тяжких мыслей о своей нелегкой судьбе он и не заметил, как заснул – вернее, провалился в тяжелое забытье. А теперь, значит, пришло время просыпаться и двигать на допрос – как в старые добрые времена ГУЛАГа.

В камеру ввалился громила в военной форме. Морда у громилы была на редкость противная, щербатый рот кривился в усмешке, а руки тряслись, как после жуткого перепоя. Хотя – почему «как»? Перепой явно присутствовал – от громилы за версту несло водочным перегаром.

– Вставай, пугало! – громила ткнул пальцем в инстинктивно забившегося в угол Степана. – Пойдем на допрос, следователь уже прибыл!

Привычное (и даже скучное) поведение надзирателя резануло Степана, как двуручной пилой:

«Этот хрен ведет себя так, как будто он мой хозяин, а я здесь никто!», – от гнева Степан весь побледнел, потом посерел, потом надул щеки и хотел высказать мордовороту все, что он думает, но мордоворот его остановил. Остановил пренебрежительно:

– И пасть не разевать! Чай, не граф и не князь! А вякать будешь, когда я разрешу!

После такого у Степана, уже набравшего в легкие воздуха для гневной отповеди смерду-охраннику, пропало всякое желание со смердом дискутировать, но зато он поклялся: как только всё образуется-утрясется, как только его освободят, первой жертвой его мести станет вот эта горилла! Уж Степан постарается!

Надзиратель защелкнул на руках Степана наручники, и они рядком (один за другим, и не наручники, а «горилла» и Степан) проследовали вдоль длинного коридора – в специальную комнатенку, в которой Степана уже поджидал серенький человечек в сереньком костюмчике с сереньким лицом и такими же серенькими глазками. Глазки, впрочем, были не только серенькими, но и цепкими, и умными.

Завидев человечка, Степан обреченно сел на указанный ему (привинченный к полу) железный стул и пригорюнился. Судя по всему, дела обстояли даже еще хуже, чем он предполагал – но в чем же его обвиняют, в конце концов?

– Ну-с! – человечек положил перед собой пачку «Беломора», выудил из пачки папиросу и предложил Степану. – Угощайтесь, молодой человек, в тюрьме вам за просто так никто курево предлагать не будет!

– В какой еще тюрьме? – голос Степана надломился, как сухая ветка под сапогом лесника. – Это в той, что с решетками, да? А с чего бы мне там оказаться вдруг?

– Ну, как же! – человечек сунул в рот беломорину и чиркнул зажигалкой. – А куда еще за такие грехи отправлять? Не на курорт же в Калифорнию!

– А причем здесь Калифорния? – Степан недоуменно уставился на человечка. Голова лихорадочно искала связи в схеме: «Калифорния – приезд – арест».

– А Калифорния, молодой человек, притом, что именно там Вас завербовали и дали поручение устранить одно очень высокое должностное лицо (я бы сказал, одно из самых высоких лиц в государстве)! И Вы, конечно, дали клятву, что исполните всё честь по чести – и оформите, как несчастный случай!

– Что за бред?!!!!!!!!! – от услышанного у Степана непроизвольно скрутило живот, и он еле удержался, чтобы не согнуться пополам. – Какой еще несчастный случай, что Вы несете? Вы хоть знаете, кто я? Дайте мне телефон, я хочу позвонить отцу!

– Не торопитесь, молодой человек! – серенький человек воспринял словесную тираду и праведный протест Степана спокойно. – С Вашим отцом мы тоже поговорим, и, конечно, мы знаем, кто Вы! Вот поэтому для Вашего ареста и были задействованы силы специального назначения, а не какие-нибудь чахлые менты, от которых Вы, наверняка бы, откупились! Ну, а я – позвольте представиться! Старший следователь по особо важным делам ФСБ России Портфельев Александр Валентинович. И я таких, как Вы, колол еще до Вашего рождения, имейте это в виду!..