Текст книги "Степа Надомников. Жизнь на чужбине. Год пролетел незаметно. Вера Штольц. А на воле – выборный сезон. Серия 9–10 (сборник)"

Глава шестая. В дороге

Арсений Петрович был зол. Зол очень сильно – так, как, наверное, бывает зол лев-красавец-самец, когда встречает посреди джунглей напористого конкурента по львиной мужской части. Злоба душила Арсения Петровича – во-первых, потому, что кто-то осмелился покуситься на его семью, во-вторых, что все попытки вытащить Степана с кичи пока не приносили результата.

Конечно, Арсений Петрович прекрасно знал, кто этот-то «кто-то», с чьей подачи на Степана завели дело. «Кто-то» – не бизнесмен, не олигарх, а второй заместитель руководителя кремлевской администрации – бывший питерский, с которым Арсений Петрович когда-то не поделил вкусный кусок санкт-петербургского финансового торта. Его зовут Никита Андреевич, и фамилия – Водопьянов.

– Падла Водопьянов! – Арсений Петрович мрачно уставился в монитор, с которого на него смотрела ненавистная харя вышеозначенного мстителя-завистника. – Нужно было тебя еще двадцать лет назад замочить, закатать в бочку с цементом и сбросить в Финский залив, чтоб никто не нашел. Эх, знал бы я, что ты войдешь в такую силу, обязательно бы взял грех на душу, мамой клянусь!

В кабинет Арсения Петровича тем временем вошел его новый (после Тимофея Ивановича Скворцова) начальник охраны и протянул олигарху мобильный телефон. Телефон был специальным – по нему осуществлялись только особые, конфиденциальные разговоры, труба (и цифровая линия) были защищены всеми возможными способами шифровки – Арсений Петрович в свое время выложил приличную сумму денег, чтобы заполучить такое чудо (и особенно – чтобы пробить разрешение на конфиденциальность и приватность в специальных органах).

– Вас спрашивает Игорь! – начальник охраны указал на трубку. – Вы просили соединять в любое время!

– Да, да! Конечно! Давай! – Арсений Петрович с жаром схватил телефон. Этого звонка он ждал уже несколько дней. Игорь – связующее звено между кланом Надомниковых и представителями высшей российской власти из числа питерских – не стал ходить вокруг да около и сразу выдал информацию:

– Арсений Петрович, все в порядке! Вам назначена встреча в среду в 19-00 по известному адресу. Настрой людей благожелательный, все понимают, откуда растут ноги, и что личные разборки вредят бизнесу, поэтому есть определенные надежды, что Ваш вопрос будет решен положительно. Но, конечно, придется немного раскошелиться!

– Сколько? – Арсений Петрович жестом указал начальнику охраны на стакан и графин с водой на столе, и тот быстро налил олигарху освежиться. – Цифра уже определена?

– Насколько я понимаю, еще нет. Но я могу всего не знать – в мою компетенцию это не входит. Но, если хотите – мое мнение: я не думаю, что цифра будет уж слишком неподъемной. В конце концов, все мы люди!

– Спасибо! – Арсений Петрович залпом выпил воду из протянутого начальником охраны стакана. – С меня причитается, и если встреча закончится успешно, причитается вдвойне! Ну, пока!

– Слава тебе, Господи! – Арсений Петрович отдал трубу начальнику охраны и, выждав, пока тот удалится, истово перекрестился, представив, что стоит в храме под образами святых с зажженной пудовой свечой в руках, в красных штанах, расписанных православными крестами, и завернутый в хоругвь (получилось очень даже наглядно). – Слава тебе, Господи, что не забываешь нас, заботишься о нашем благосостоянии, о нашей семье, слава тебе, Господи, что не даешь в обиду всяким проходимцам, помогаешь решать вопросы и быть на коне!

Арсений Петрович замолчал и прислушался – откуда-то сверху (как ему показалось) в его уши вливались громкие звуки конского ржания. Не иначе, боженька услышал Арсений Петровича и ответил ему посредством небесного табуна, пасущегося где-то там – в высоких небесных вершинах. То был хороший знак, и Надомников-старший поспешил к Галине Французовне – сообщить радостную весть.

Мама Степана все последнее время пребывала в аналогичной Арсению Петровичу меланхолии. И даже не в меланхолии, а в настоящей депрессии – и особенно потому, что, наверное, первый раз за последние двадцать лет столкнулась с ситуацией, когда ни власть, ни связи, ни деньги семьи Надомниковых не могли ничего сделать! А это значит, что авторитет мужа (и ее самой, само собой) реально под угрозой – точно так же, как и здоровье, и жизнь их единственного сына. Поэтому нужно срочно делать что-то! Срочно-срочно-срочно!

– Галя! У меня – радостная весть! – Арсений Петрович влетел в будуар к Галине Французовне и обнял супругу за плечи. – Через два дня встречаюсь в центре, есть информация, что все разрешится в нашу пользу! Ты как – готова прокатиться со мной в Первопрестольную? Отметить событие посещением «Большого», филармонии и каким-нибудь незатейливым ресторанчиком русской кухни?

* * *

«Московский Кремль – величайший памятник истории нашей Родины, гениальное творение русской национальной архитектуры и искусства. В нем слились воедино героическое прошлое русского народа и его прекрасное настоящее. Каждая башня, каждое здание Кремля – свидетели славной истории нашего государства…

…Как исконный центр русской земли, национального ремесла и культуры, Кремль привлекал к себе лучших градостроителей, плотников, кузнецов, художников и всех мастеровых людей, которые приносили с собой вековые традиции, опыт и мастерство своего народа…

…История Московского Кремля уходит далеко в глубину веков. Первое летописное упоминание о Москве относится к 1147 г., когда суздальский князь Юрий Долгорукий пригласил к себе в гости в Москву новгород-северского князя Святослава Ольговича: «Приди ко мне, брате, в Москов»…

…Умелая политика великого князя Ивана Калиты в период татаро-монгольского ига способствовала укреплению Московского княжества, росту его политического и экономического могущества. Это дало Калите возможность приступить к перестройке Московского Кремля. С 1326 по 1340 г. в Кремле были построены каменные церкви, Архангельский и Успенский соборы, новые княжеские хоромы, а в 1339-1340 гг. – крепкие дубовые стены…

…При великом московском князе Иване III Москва становится столицей объединенных русских княжеств и возвышается среди других городов древней Руси…

Древний Кремль уже не мог отвечать запросам нового государства – и тем более расположенного в нем двора великого князя всея Руси. В Московском Кремле начинается грандиозное строительство, для чего в Москву приглашаются итальянские зодчие: Аристотель Фиораванти, Петр Антонио Солярио, Марко Руффо, Алевиз Новый, Бон Фрязин и другие…

…На месте обветшавших белокаменных укреплений Кремля времен Димитрия Донского возводятся из кирпича новые могучие стены и башни. Сооружаются величественные Успенский и Благовещенский соборы, Грановитая палата, закладывается княжеская усыпальница – Архангельский собор, расширяется территория Кремля…

…XVII век вписал новую страницу в историю Московского Кремля. Укрепление Русского государства в этом столетии способствовало расцвету русского искусства и архитектуры. В Московском Кремле капитально ремонтируются и перестраиваются обветшавшие здания, на месте старых дворцов возводятся каменные дворцовые постройки – Терема. С 1635 по 1656 г. сооружаются Патриаршие палаты и небольшой собор «Двенадцать апостолов». После пожара 1682 г. заново отделывается древняя Грановитая палата.

Кремлевские башни украшаются высокими, нарядными кирпичными шатрами с черепичными покрытиями и золочеными флюгерами…

…С 1713 г. Москва уступает место новой столице – Петербургу, а Кремль становится местом временного пребывания царского двора. Сюда приезжают императоры и императрицы на коронование, на поклонение предкам и святыням Кремля…»

– Слышь, Галь, что пишут! – Арсений Петрович потянул за рукав супругу и ткнул пальцем в «Путеводитель по Кремлю от Древних Времен по день сегодняшний». – Пишут, что, несмотря на то, что столица переехала в Санкт-Петербург, короновали императоров все равно в Москве. И одобрение на престол тоже соответственно давали в Москве. Типа, назначали смотрящими. Прямо, как сейчас!

– А там сказано, сколько нужно было занести, чтобы пробиться в авторитеты? Ну, типа, в тринадцатом веке – сто телег пшеницы и двадцать волов, в пятнадцатом – десять девиц-красавиц иноземного татарского происхождения, в семнадцатом – чугуна двести тонн на изготовление пушек, в девятнадцатом – полкило самоцветов для платья императрицы, а в двадцать первом, например, десять лимонов зеленью кэшем – чтобы сыновья начальника администрации повеселились на Каймановых островах?

– Фи, Галя! – Арсений Петрович шутливо ущипнул супругу за левую ногу – аккурат пониже талии. – Какая ты у меня, однако, меркантильная женщина, и куда только девался твой романтизм?

– Романтизм, Сеня? – Галина Французовна в ответ чмокнула мужа в щеку. – А он еще имеется в наличии! И вот, например, помнишь ли ты, как мы познакомились, и сколько в тот момент между нами было романтизма? Если помнишь, моргни сразу обоими глазами!

Звезда сцены, исполнительница роли Зины – дочери помещицы Марьи Александровны Москалевой в драме «Дядюшкин сон» по одноименной повести Федора Достоевского – Галина Калашникова сидела в гримерке и скорбно снимала грим с красивого молодого лица. Снятие грима – разве от этого можно получить хоть какое-то удовольствие (к тому же, когда руки-ноги отваливаются, только что закончился очередной спектакль, и еще нужно тащиться через весь мрачный и серый Ленинград к себе на окраину – и в такую-то мерзкую погоду!)?

– И бывает же столь отвратительное настроение! – Галя в очередной раз взглянула на себя в зеркало и состроила самой себе противную рожу. – А еще говорят, что от спектакля, от внимания зрителей подзаряжаешься, типа получаешь энергию, получаешь внимание, и поклонники дарят цветы! И где эти поклонники, прости господи? Такое впечатление, что за последний год их количество радикально сошло на нет, и никто не готов обеспечить тебе праздник – праздник души!

Галя мечтательно закрыла глаза, и ее рука (с зажатым между пальцев кусочком ваты) замерла на полдороге. Галя вдруг представили, что она – мегазвезда, прима какой-нибудь «Метрополитен-опера» или «Ла Скала», от одного ее появления на сцене зал взрывается аплодисментами, фотокамеры озаряются вспышками, а полиция отгоняет навязчивых поклонников, готовых толпой броситься приме под ноги – лишь бы добыть заветный автограф.

– И полицейские такие – американские! В касках, с дубинками и «кольтами» по бокам, с шерифскими позолоченными звездами величиной с ведро! – Галя резко дернула головой, отгоняя навязчивое видение. Видение быстро пропало – вместе с фотокорреспондентами и поклонниками, и остались только обшарпанные стены гримерки, обшарпанный диван, обшарпанный стол и большая лампа под зеленым абажуром, которая почти не давала света.

– И почему в нашей стране победившего социализма вся жизнь именно обшарпанная, и мы гордимся властью рабочих и крестьян – вместо того, чтобы гордиться тем, что в магазинах можно без очереди купить сыра и колбасы, а под окном стоит личный автомобиль, который не нужно каждый день чинить, и на котором можно просто ездить, и даже даме? – Галя в очередной раз озвучила свой любимый сакраментальный вопрос (мучил ее уже довольно давно). И сама же на него ответила:

– А потому что ты не понимаешь смысла коммунистического материализма, а именно того, что вещизм – это проявление недостаточной зрелости социальной и пролетарской позиции, и спекулянтов, допустим, нужно сажать! А так хочется познакомиться хотя бы с одним толковым спекулянтом, который мог бы достать приличные сапоги недорого и меховое манто из куницы! Желательно, не слишком побитое молью!

Галя посмотрела на кусок ваты, (на тот, что использовался для снятия макияжа) и с отвращением кинула его в мусорное ведро. Подперла кулачками подбородок и подумала, что так ее лицо похоже либо на сморщенную грушу (но молодую и еще совсем не помятую), либо на личико малолетнего Родена, который, когда вырастет, даст еще всем мастер-класс, даст.

Неожиданно в дверь громко и настойчиво постучали. Галя вздрогнула, кулачки соскользнули с подбородка (вернее, подбородок соскользнул с подпирающих его кулачков), Галя громко лязгнула зубами и прикусила язык. Выругалась во весь голос, а потом раздраженно крикнула:

– Входите уже, чего стучать-то!

Дверь отворилась, и в гримерку вломился (влетел, впорхнул, проявился и кристаллизовался) высокий и статный молодой человек с большим букетом в руках. Букет состоял из белых цветов – кажется, хризантем вперемешку с белыми ромашками с желтыми серединками. Букет был красив, и Галя сразу оценила его по достоинству. Так же как и молодого человека – по достоинству.

– Здравствуйте, а это – Вам! – МЧ, не задумываясь и не тормозя ни секунды, протянул Гале букет. – Меня зовут Сеня, и я – Ваш самый преданный поклонник. И объявляю, что такая красота не должна скучать в этот вечер, поэтому я готов доставить Вас хоть на край света – и доставить на своей персональной собственной машине!

– Стоп! – Галя подняла правую руку, одновременно левой принимая букет. – Сеня, Вы всегда такой быстрый и такой напористый?

– Ну! – Арсений Петрович (а это был именно он – только молодой и почти вообще еще без денег) не стал отнекиваться: он именно быстрый и именно напористый. И разве не этого хотят женщины – чтобы их завоевывали, и завоевывали мужчины напористые, быстрые и желательно богатые? – Смею Вас заверить, мой напор и все остальное связаны единственно с надеждой познакомиться с Вами поближе! И мои намерения чисты, как чист бриллиант от «Кристи’c» чистой пробы!

– А что такое «Кристи’c»? – Галя преодолела первый приступ робости (в связи с внезапно изменившимися обстоятельствами) и принялась, словно ненароком, присматриваться к МЧ. Присматриваться, пытаясь понять (заглянуть в душу), что за тип ее навестил, может ли он в принципе говорить правду, а не только гнать пургу, и чего от него, в конце концов, ожидать. А то мало ли в последнее время развелось этих нечистых доморощенных кооператоров, которые всем рассказывают, что у них денег невпроворот, а у самих лишь трешка под матрасом и никаких перспектив на улучшение материального благосостояния!

– «Кристи’c» – это такой английский аукционс-с! – Арсений Петрович осмотрелся в гримерке и сел на продавленный диван, закинув одну ногу на другую. У него получилось очень естественно – по-хозяйски. – Я там недавно был, публика, хочу Вам доложить-с, – закачаешься! Все сплошь лорды и пэры, и кавалеры Ордена Золотого Руна и Золотой же Подвязки. А также белого Орла и Медали Конгресса США за проявленную воинскую доблесть!

– Что, так прямо все и кавалеры? – Галя разочарованно качнула головой, чувствуя, что интерес к новому МЧ тает прямо на глазах. Судя по манере говорить и сразу вешать собеседнице лапшу на уши, перед ней – типичный совковый ловелас, нашедший свободные девичьи уши. Если она не ошибается, далее последует предложение навестить ресторан с одновременным уточнением, что Сеня сегодня забыл дома кошелек (надо же, какая неудача!), так что пусть Галя за него заплатит, а он завтра обязательно долг вернет – и даже с процентами.

– Нет, конечно, не все, – Арсений Петрович проницательно (что никак не соответствовало его возрасту и манере общения) посмотрел на Галю и серьезно добавил, – у меня сейчас возникло чувство, что Вы считаете меня очередным похотливым бандерлогом, или что-то типа того, который пытается посредством букета выманить у звездной актрисы чуть-чуть деньжат! Так вот, говорю как ну духу, я не такой! Я зарабатываю сам и этим очень горжусь! И я предлагаю Вам удостовериться в этом, а также и в моих чувствах к Вам, любезнейшая Галина Французовна!..

– Да, ты был бесподобен! – сцена их первого знакомства (почти тридцатилетней давности) в одно мгновение пронеслась перед глазами Галины Франузовны, разом всколыхнув позабытые чувства. – И букет был бесподобен. И все остальное. Ну и я, согласись, тоже мордой в грязь не ударилась! А самое главное, поверила тебе, поверила на слово, а могла бы и отослать такого бойкого молодца куда подальше.

– Нет, не могла! – Арсений Петрович широко улыбнулся. – Ты уже тогда почувствовала, что перед тобой – будущий олигарх, владелец заводов-газет-пароходов, и упустить такую креатуру – значит, совершить самую большую ошибку в своей жизни! Я прав?

– Как всегда! – Галина Французовна медленно и очень акцентировано поцеловала супруга в губы. – И я всегда в тебя верила – и верю сейчас. Мой лев способен решить любую проблему, любой вопрос!

Глава седьмая. За высокими стенами

Если поднять статистические данные из архивов и прошерстить открытые печатные источники, выяснится, что от общего процента населения ранее одной шестой, а ныне одной седьмой части суши в Кремле были немногие. Вряд ли более одного процента – и даже вряд ли более половины или четверти процента. А потому что Кремль – и здесь мы, конечно, не откроем Америку (а может, даже опубликуем вопиющую банальность) – объект донельзя закрытый, донельзя секретный, и служащие Кремля (кем бы они ни были) по праву могут гордиться эксклюзивным местом своей работы.

То ли эксклюзивность Кремля, как места на карте России, то ли приобщенность к власти, то ли еще что-нибудь наподобие (такое же сакральное и даже почти мистическое) влияет на кремлевский персонал, но факт – каждый клерк в Кремле чувствует себя пограничником. И бдит за порядком, бдит за пропускным режимом и всегда готов отловить шпиона и самолично передать его в руки неотвратимого правосудия. И осматривает всяк входящего постороннего в Кремль испепеляющим подозрительным взглядом, молчаливо вопрошая: «А не замыслил ли ты, смерд, какой-нибудь теракт, задница рукастая?»

Против такого взгляда срабатывает только особенная защита. Она подразделяется на три вида: первый – узнаваемость (т. е. просителя должны время от времени показывать по ящику в прайм-тайм, чтобы все узнавали), второй – узнаваемость со стороны подозрительного клерка (т. е. проситель должен работать в Кремле, а значит, он уже не проситель, а ответственный кремлевский работник), третий – чувство собственного достоинства просителя и приличествующий антураж (либо мундир с большими звездами на погонах, либо реальные шмотки от парижских кутюрье и золотые цепи в палец толщиной – хотя можно и без цепей).

Арсений Петрович с супругой (в Кремль пропустили и ее) канал по третьему пункту – т. е. держался достойно и уважительно к собственной персоне. И ему даже было позволено самолично отвести (непосредственно в главном здании Кремля) Галину Французовну в специальное место – где VIP-персоны ожидали появления совсем уже VIP-чиновников – и оставить ее там. Ну, а далее Арсения Петровича зазвали в один из кабинетов, где его уже поджидал сам Глава Администрации. Нет, не так – САМ ГЛАВА АДМИНИСТРАЦИИ. Нет, и это не так – САМ ГЛАВА САМОЙ ГЛАВНОЙ АДМИНИСТРАЦИИ. Вот теперь – то, что нужно.

– Здравствуйте, здравствуйте, дражайший Арсений Петрович! – ГЛАВА широким жестом обвел зал с огромным столом, инкрустированным натуральным малахитом, в середине. – Присаживайтесь, чувствуйте себя, как дома! Давненько мы с Вами не пересекались, видно, пришло время!

– Спасибо! – Арсений Петрович, чувствуя себя совсем не как дома, а немного скованно, выбрал стул понезаметнее и сел на него, сложив не ногу на ногу (по своему барскому обыкновению), но руки – где-то в районе живота. – Признаюсь честно, мне очень, очень приятно лицезреть Вас снова, и да – Вы правы, мы не встречались уже очень давно. И в этом – моя ошибка, каюсь!

– Хорошо, что каетесь! Грамотно! – ГЛАВА нажал на специальную кнопку на столе, и секунд через пятнадцать из-за двери кабинета материализовалась длинноногая girl блондинистой наружности и жеманно спросила, что господа изволят: чай, кофе, «Нарзан» или сразу по водочке. Господа заказали чай, а Арсений Петрович про себя подумал, что вот только выберется на волю из Кремля, так сразу и напьется – и упоминание о водке как раз кстати.

– Да-с! Продолжим! – ГЛАВА укоризненно и прямо взглянул в глаза Арсению Петровичу (как только girl покинула пределы кабинета). – Накосячили Вы чуть-чуть, драгоценнейший олигарх, слегка накосячили. Проявили, так сказать, беспечность и вызывающую заносчивость. Заносчивость, вызывающую не только раздражение, но и выносящую на повестку дня определенные к Вам вопросы. Что скажете?

– Понимаю-с! – Арсений Петрович почтительно шаркнул ножкой и склонил голову. Власть есть власть, и даже олигархам иногда (чтобы обойтись малой кровью) приходится на время расставаться с чувством собственной значимости, брать себя в руки, зажимать гордость и слушать, и слушать, что говорят власть предержащие, и оправдываться, словно последний двоечник на уроке труда за неправильно сколоченную табуретку. – Понимаю-с и осознаю-с! И готов, так сказать, на многое, чтобы и опять, и снова оправдать высокое доверие!

– Вот и умница! – ГЛАВА пытливо окинул взглядом согбенную фигуру Арсения Петровича и расчувствовался (и даже одинокая слеза блеснула где-то между правой роговицей и хрусталиком). – Осознание – сие есть часть искупления, поэтому любая дорога к истине начинается именно с осознания. А уж потом следует расплата и отпущение грехов! Вы, я надеюсь, меня понимаете?

– Еще бы! – с жаром откликнулся Арсений Петрович. – Так, как понимаю я, даже собаки-волкодавы (которые, как известно, отличаются особой понятливостью) и то не понимают! А потому что мозги у них все же собачьи, а не как у меня – человеческие!

– Вот и славно! – ГЛАВА невзначай протянул руку, чтобы погладить проштрафившегося олигарха по холке, но остановил длань на полдороге, решив, что не стоит, пожалуй, так афишировать своё личное расположение к Арсению Петровичу.

В это время в кабинет вернулась girl с волосами цвета созревшей пшеницы (своими, а не крашенными!) и поставила поднос с чаем на стол, инкрустированный натуральным малахитом. Чай в кружечках призывно трепыхался, источал ароматы и отдавал цветом столь благородным, что Арсений Петрович еле-еле пересилил себя, чтобы не отпить сразу из двух кружек одновременно. Но мы его, конечно, за такое несвойственное олигарху желание ругать не станем, а поймем – тем более, жажда уже давала о себе знать. Плюс моральное давление ГЛАВЫ – здесь любой задергается!

– Ну-с! Значит, милейший Арсений Петрович, мы обоюдно и одновременно пришли к мысли, что Ваше покаяние – это славно! – пока Надомников-старший боролся с двойным чайным искушением, ГЛАВА с удовольствием обозрел круглые и аппетитные ягодицы girl и снова вернулся к теме основного обсуждения. – Значит, нам осталось лишь только обозначить цену, которую нужно заплатить за отпущение грехов. Понятно, что «грехов» – в фигуральном, не божественном смысле слова, мы ведь не в церкви, поэтому, как писали когда-то классики, не обманываем и за слова отвечаем. Сколько лет светит Вашему отпрыску за тот ужасающий материальный ущерб, что он нанес нашему общему социальному государству?

– От восьми до пятнадцати! – Арсений Петрович скорбно вздохнул. – Кошмар и ужас!

– Согласен, пичалька! – ГЛАВА участливо скривил губы, фигура, состроенная из губ, напомнила Арсению Петровичу недоделанный сахарный крендель, по которому – да как вмазать бы кулачищем, чтобы кровушка – по всему кабинету! – Но это дело поправимое, мы возьмем и сосчитаем среднее между восемью и пятнадцатью – получится одиннадцать с половиной лет – ну, или миллионов долларов. И их нужно будет внести в благотворительный фонд, который занимается реабилитацией сотрудников правоохранительных органов. Не знаю, как Вам, но по мне – сумма вполне приемлемая, а все потому, что лично Вы – человек хороший и опять же, из Питера! А питерские в настоящее время в стране реально наперечет! Ну, что скажете?

– Всегда! – Арсений Петрович почувствовал внутри сильное возбуждение (и облегчение одновременно), вскочил и вытянулся во фрунт, выказывая максимальное расположение ГЛАВЕ и его правильным мыслям и решениям. – Всегда можете рассчитывать на мою признательность, верность присяге и благодарность! Ожидаю от Вас конкретных координат, куда сделать перевод, и готов осуществить его уже сегодня! Или вчера!

* * *

Пока Арсений Петрович общался с ГЛАВОЙ, Галина Французовна пребывала в двух состояниях сразу – в возбуждённой и ободрённой надеждой меланхолии и в физическом неудобстве от слишком мягкого и слишком низкого (по ее мнению) дивана, на котором ей предложили подождать.

Возбуждённая меланхолия и физическое неудобство – та еще гремучая смесь, которая, если ее хорошенько не осадить, способно вызвать прилив крови к голове, к сердцу и вызвать в человеке излишнюю нервность – что плохо скажется на здоровье. И ее, конечно – нервность – при любом раскладе нужно избегать. Галина Французовна об этом прекрасно знала и поэтому старалась перенести свое внимание вовне – отвлечься и переключиться.

Спросите любого психолога, и он вам скажет, что лучший способ переключиться – начать сравнивать свои шмотки (те, что надеты на тебе) со шмотками других, или свой автомобиль с автомобилями других. Или, как вариант, свои дорогущие ювелирные украшения с ювелирными украшениями других – или, например, свою виллу на Лазурном берегу с виллами других – где-нибудь под Крыжополем или в районе Свиного Затона, что на Черкассщине Галина Французовна иногда посещала психологов и их наставления даже записывала. И поэтому помнила всё хорошо.

«Сейчас мы их проверим, сейчас мы их сравним!», – с этой мыслью она поднялась с неудобного дивана, приоткрыла дверь в коридор и через щелку попыталась наметанным взглядом оценить уровень шмотья сотрудников и приглашенных в Кремль гостей – из числа тех, что постоянно бегали по коридору – туда-сюда, туда-сюда.

Вот – пронеслась «Дама номер один». На даме были:

Добротный деловой костюм – тысяч за тридцать рублей.

Добротные туфли – примерное семь-восемь тысяч в базарный день со скидкой в двадцать процентов.

Белая блузка за три тысячи. Судя по всему, дама чувствовала, что такая дешевка не катит к ее костюму за тридцать тысяч, поэтому периодически сконфуженно пыталась втянуть грудь внутрь – чтобы не сильно выпячивалась.

Из украшений на даме были одни часы и цепочка серебристого металла – скромная и тоненькая.

– Сей экспонат – типичный клерк женского пола! Уровня третьего заместителя второго заместителя замначальника отдела! – Галина Французовна презрительно поджала губы. – И берут же такое убожество на работу! Можно подумать, в таких задрипанных шмотках можно сделать хоть что-нибудь полезное!

Тем временем «Дама номер один» скрылась из поля зрения, и за ней тут же появилась «Дама номер два». На даме были:

– брендованная яркая плиссированная юбка тысяч за сто пятьдесят отечественных деревянных,

– блузка цвета фуксии – за шестьдесят тысяч,

– босоножки – за сорок-сорок пять (купленные явно не на распродаже, а в очень приличном бутике),

– пара деревянных аутентичных браслетов (не очень дорогих, но очень, очень недурственных),

– несколько деревянных цепочек, небрежно обернутых вокруг шеи. «Дрова» – как обозвала их Галина Французовна – канали еще тысяч на двести (а потому что были не простыми, а из последней «папуасской» коллекции Луи Виттона – Галина Французовна совсем недавно рассматривала их в каталоге от дизайнерского дома).

По всему выходило, что «Дама номер два» либо дочь, либо содержанка какого-то крутого кремлевского бонзы (но явно не супруга олигарха).

– Во-первых, она слишком молода, во-вторых – слишком бедно одета! – Галина Французовна громко фыркнула (примерное, как и в случае с «Дамой номер один»), мысленно сравнивая себя с «этими лохушками». Но, конечно, сравнивать было нечего – в один только жакет от «Шанель», небрежно наброшенный на плечи жены Арсения Петровича, с легкостью поместились бы штук сорок гарнитуров от «клерка женского пола» и пять – от «дочки-тире-содержанки».

«Неужели в сих властных чертогах не найдется ни одной достойной меня конкурентки? – Галина Французовна задумчиво выпятила нижнюю губу и почесала высокий лоб. – А еще считается, что самые крутые тусуются именно в Кремле – выходит, молва не так права, как ее малюют!»

С этой мыслью супруга Арсения Петровича тихо прикрыла дверь, через которую выглядывала в коридор, и села обратно на диван. В принципе, несмотря на свое напускное раздражение отсутствием конкуренток, в душе она получила полное удовлетворение – и именно ради него она и затеяла все это «наблюдение». И по правде сказать, если бы Галина Французовна повстречала здесь кого-то равного себе, она была бы весьма расстроена. А так ничего – жить можно, и даже очень неплохо!

– Где ж ты, милый мой Бюль-Бюль-оглы? – Галина Французовна нетерпеливо посмотрела на часы, имея в виду супруга Арсения Петровича. – Сколько миллионов попросят у тебя в этих жадных до чужого добра стенах за освобождение нашего маленького мальчика?..