Текст книги "Степа Надомников. Жизнь на чужбине. Год пролетел незаметно. Вера Штольц. А на воле – выборный сезон. Серия 9–10 (сборник)"

По мановению хозяйского ока Арсения Петровича мальчики-губы выстроились в линию, сладко улыбнулись залу и похватали гитары и микрофоны. И тут же грянули дружно (и совсем ненатужно, а очень даже профессионально и легко) – и в бешеном ритме, больше соответствующем хард-року или светлому металлу, чем попсе.

Под такой ритм усидеть было невозможно – приглашенные дамы и солидные пьяненькие мужчины рванули на танцпол – слиться в танце и потрясти застоявшимися телесами. Популярный заводной мотив песни «от губ» был на слуху даже в Америке (правда, только среди русских американцев, но мы не станем на этом сильно заострять внимание), дамы и господа наяривали от всей души, и никто – повторяем, никто – не мог их в этом упрекнуть.

За первой песней последовала вторая – такая же заводная, потом третья, а потом долгожданный медляк, под который Арсений Петрович пригласил свою дражайшую супругу и исполнил с ней на пару белый танец – как белый лебедь с лебедушкой (внутри стаи проходных серых воробьев).

Во время танца вокруг Арсения Петровича и Галины Французовны кружили миловидные шансоньетки из группы поддержки при ресторане и забрасывали знатную пару лепестками свежесорванных орхидей. Галина Французовна специально выбрала орхидеи, а не розы – чтобы не быть похожей на папуасского короля из фильма Эдди Мерфи «Поездка в Америку».

Танец закончился оглушительными аплодисментами, Надомниковы вернулись на свои места, «губастые мальчики» сбацали еще пару хитов и покинули сцену – как оказалось позже, продюсер уже спродюссировал для них встречи с серьезными американскими джентльменами, способными положительным образом повлиять на дальнейшую карьеру группы на территории США.

Арсений Петрович, слегка отдуваясь, самолично (что в его положении означало высший уровень публичной признательности и любви) налил супруге шампанского в бокал и пальцем подозвал распорядителя вечера – Надомников-старший внезапно подумал, что должен удостоить Глебса и Анни Глорак персональной аудиенции – прежде чем гнать их петь песни. Как-никак, по российским стандартам они – мега-звезды, Глебс тем более связан с криминальными авторитетами, и лучше (для репутации самого Арсения Петровича) им не пренебрегать.

Через минуту рядом с олигархом уже сидели звезды. Анни Глорак лучезарно кривила свежеподкачанные губы (стараясь улыбаться так широко, как только возможно), а Глебс травил грузинские анекдоты. За анекдотами последовал тост – опять же в грузинском стиле – цветастый, вычурный, длинный и со всеми подробностями. И с массой пожеланий – как говорится, все в одном флаконе.

Степан, сидящий напротив Анни Глорак, поедал ее глазами. Особенно ему нравились необычные губы девушки – с ними она была похожа на рыбу из армянского мультика «В синем море, в белом небе…», которая навязчиво напевала мальчику: «Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королем!»

Время от времени Степан поднимал бокал, подмигивал Анни и зазывно улыбался ей, на что Глебс начинал громко сопеть, яростно вращать глазами и всячески выражать свое грузинское неудовольствие. И вскоре Арсений Петрович (дабы избежать ненужного казуса, вызванного ревностью либо с той, либо с другой стороны) тактично отослал дуэт подальше – а именно выполнять работу, за которую уже было заплачено.

* * *

Вечеринка затянулась далеко за полночь, а вернее – до самого утра. Когда последний гость уже валился с ног (а его спутница уткнулась лицом в салат), Арсений Петрович дал команду заканчивать и, подхватив Галину Французовну и Степана, укатил домой спать. Домой – т. е. на съемную виллу.

Спало семейство олигархов почти до самого вечера, и кто-кто, а например, Галина Французовна проснулась с больной головой, трясущимися руками и ногами (и даже время от времени – ушами) – и в совершенно прескверном настроении. А как лечится прескверное настроение, если оно имеет место быть? Тремя способами:

– либо тривиальной опохмелкой,

– либо физическими упражнениями и банькой в стиле «суровые финны»,

– либо мощным разносом прислуге – особенно если прислуга по жизни криворукая, ленивая и тупая. И именно такая прислуга (в том числе и охрана) была на вилле – по мнению Галины Французовны.

Итак, Галина Французовна для начала вызвала на разговор Андрея – как самого главного по безопасности. Андрей явился мгновенно, заранее прихватив с собой добрую канистру вазилина в целях предохранения. Все-таки он – тертый калач, и понять, о чем пойдет разговор с мамой молодого олигарха (мама – после пьянки), совсем нетрудно.

Первым делом Галина Французовна вызверилась на Андрея по типу: «Как стоишь скотина, когда с тобой офицер разговаривает!». Следом на голову начальника охраны просыпался целый воз подозрений и обвинений – и практически все они были голословными (просто по факту плохого самочувствия хозяйки). От полного морального уничижения Андрея (который, как раз свои обязанности и долг исполнял достойно – на уровне) спасло появления Арсения Петровича.

– Ты что здесь бузишь? – Надомников-старший вломился в гостиную (именно там Галина Французовна беседовала с Андреем). – Не с той ноги встала?

– Да что ты, милый! – Галина Французовна (не забываем, в прошлом она была прекрасной актрисой, блистала на сцене, и артистические навыки до сих пор не потеряла) мгновенно сменила гнев на милость, мановением руки отпустила Андрея и ласково прижалась к мужу. – Просто пытаюсь разобраться, насколько профессионально ведется охрана нашего сына (и нас в том числе).

– Ну, это мне понятно! – Арсений Петрович тоже был не в лучшем расположении духа (голова, давление скачет – и желчный пузырь от скачущего давления не отстает). – Но зачем так орать-то? Я думал, здесь режут кого-то!..

Глава девятая. А не попробовать ли дважды войти в одну реку?

Все когда-нибудь кончается, и особенно быстро кончается хорошее. Например, каникулы или, например, деньги – если живешь от получки до получки. У олигархов, конечно, последняя проблема не стоит, но зато есть проблемы с управлением активами. И вообще, ходят слухи, что если вычесть из стоимости олигархических активов стоимость кредитов, которые висят на искомых олигархах, и другие обязательства, у олигархов ничего не останется. И олигархи лишь до того времени являются олигархами, пока государство не взяло их за теплое вымя.

Ни о чем подобном Степан Надомников не думал. А думал он о Вере Штольц. Поразительно, но факт.

Чувства Степана (как это бывает сплошь и рядом) сделали кульбит на 180 градусов и в очередной раз вернулись к своей бывшей пассии. Вернулись случайно, но весьма весомо и зримо. Случайно – потому, что перед отъездом на родину (и в город Санкт-Петербург) во время прощального вечера с вином и виски Арсений Петрович вскользь задал вопрос сыну о его давешней сердечной привязанности – а заодно и сообщил: Вера поднимается и поднимается, и уже собирается вести собственное политическое шоу в прайм-тайм. А, следовательно, она – уже не девочка подзаборная для битья, а очень даже неплохая кандидатура на замужество.

Точно не скажем – то ли в тот вечер Степан много выпил, то ли выпил он мало, но слишком крепких напитков, но снова факт: он размяк. Размяк и живо вспомнил, какая Вера – красивая, целеустремленная, удачливая и вообще – шикарная дама. А заодно и осознал – спрыгнуть с ее женского крючка ой как нелегко.

* * *

В Калифорнии наступила весна. Не такая, как у нас в районе Мурманска или в районе Нарьян-Мара, а весна с цветением пальм, кактусов, с истошными озабоченными воплями диких попугаев в поисках пары и с теплым океаном, в который хотелось запрыгнуть и не вылезать пару часов.

Степан в халате сидел около бассейна с соком (привычное действо, которым он начинал и заканчивал каждый день). Настроение у наследника было не очень – и дело слегка подправлял лишь сказочной красоты закат. Теплое оранжевое солнце опускалось в океан, громко (но уютно) кричали чайки, воздух был наполнен благостью и негой, и двигаться не хотелось вообще. Ну разве что двигаться на простейшем уровне – например, на уровне поднятия стакана с соломинкой.

Степан обвел глазами внутренне пространство двора и тяжело вздохнул. Закат догорал – минут через пять навалятся тяжелые тропические сумерки, он встанет и побредет к себе наверх – уединиться и посмотреть телевизор, почитать Интернет или развлечься с Анастасией, которая, по правде говоря, уже начала ему надоедать.

– Кризис, кризис, у всех кризис! – Степан-таки поднялся (к себе – через пять минут) включил компьютер, просмотрел заголовки новостей (американские и европейские экономисты навзрыд предсказывали крах России и нисколько не сомневались – кризис добьет страну, и она непременно уже в этом году развалится на сто частей) и похлопал себя по животу. – Может быть, у кого-то и кризис, но нас, слава богу, он не коснулся! Ну, а теперь – новости гламура!

Степан сыграл на губах (и свистом) туш – без мягкого знака на конце, значит торжественная музыка – и перешел по одной из ссылок. Ссылка была на текущие биржевые курсы от New-York Post, но странным образом привела Степана на сайт, посвященный мировым знаменитостям (сайт на русском языке).

– Странно! – Степан еще раз проверил ссылку, а заодно и прочитал несколько заголовков. Заголовки были следующими:

«Дженнифер Энистон названа самой красивой женщиной планеты»,

«Прохор Шаляпин не является отцом ребенка Анны Калашниковой»,

«Солист Maroon 5 и его беременная супруга попали в ДТП»,

«Рианна и Леонардо Ди Каприо появились вместе на фестивале Coachella»,

«Певица Мэрайя Кери покажет свою свадьбу в прямом эфире»,

«Кэмерон снимет четыре новые части фильма «Аватар»»,

«Певица Кэти Перри будет жить в монастыре»,

«Пугачева показала архивное фото в свой день рождения»,

«Молодая мама Блейк Лайвли беременна вторым ребенком»,

«Селена Гомес снялась в откровенной фотосессии для GQ»

– А это точно сайт о знаменитостях? – Степан на секунду задумался, пытаясь вспомнить, слышал ли он когда-нибудь имена Блейк Лайвли и Прохора Шаляпина. Имена не вспоминались, и Степан пожал плечами, внезапно решив посмотреть, а что лично о нем и его семье пишут в сети.

Оказалось, что пишут довольно много. Много нелицеприятного. Например, про то, что папа Степана есть: барыга, вор, казнокрад, коррупционер, бандит, сволочь, Вор в законе, должен сидеть, должен платить налоги, должен отдать в госсобственность весь свой преступный бизнес, должен свалить за границу, должен закрыть оффшоры, должен умереть, в конце концов.

Про маму Степана писали следующее. Что она есть: сучка, проститутка, крашеная бл. дь, стерва, образина, любительница бриллиантов, любительница шмоток от Prada и Луи Виттон, бьет прислугу, с таким характером ее бы вывести к реке и расстрелять, или утопить, или вилы в бок, или петлю на шею, или продать в рабство, или еще что-нибудь такое паскудное сделать.

Что же касается самого Степана, основная масса тезисов, комментариев и прочих литературных изысков были таковыми: молодой козел, молодой педик, молодой ублюдок, молодой наглец, счастливчик, единственный наследник, баловень судьбы, вот бы и мне такое счастье, Вера Штольц, Америка, живет, как сыр в масле катается, мозгов нет совсем, зато денег куры не клюют, его бы вывести в овраг и зарезать, или забить насмерть битами, или сжечь.

– Да! Из положительного – только деньги и Вера Штольц. И еще Америка, хотя здесь лучше только климат, все остальное в России лучше, проще и спокойнее. И никаких проблем с юристами, случись чего! И, кстати, а о Вере-то упоминается довольно часто, и все сплошь уверены, что красивая чертовка! И что рядом с ней – исключительно олигархи!

Степан произнес фразу: «Рядом с ней – исключительно олигархи!» и почувствовал, как у него (в очередной раз за последние несколько недель) от ревности сводит скулы. И вроде бы не от чего, вроде бы – а чего ревновать? Не сам ли Степан послал Веру куда подальше? Семья Надомниковых не имеет сейчас к девушке никакого отношения, и вообще – что упало, то пропало, и мало ли таких смазливых девчонок вокруг! Он – Степан – может выбрать любую, и любая ему не откажет!

– Именно! – Степан расслабил скулы, настучал в поисковике «Эскорт VIP-услуги для состоятельных господ, Калифорния, США» и принялся поочередно рассматривать фотографии девочек. Фотографий было штук двести, цены были такие, что даже у Степана от ужаса шевелились волосы на спине, и минут через пять он бросил это занятие, пробурчав: «Пусть сами за такие бабки себя трахают!»

Отметим – за ужас Степана винить нельзя. Местные жрицы любви не просто Вере в подметки не годились, а были похожи на разноцветных крокодилов – белых, желтых, коричневых, красных, черных. И некоторые к тому же сильно смахивали на трансвеститов. И глядя на них, Степан поневоле корил себя последними словами – из разряда: «Каким же придурком я оказался, когда устроил на Верином новоселье отвратительное действо и сжег все мосты для примирения!». Да, странным было ожидать пробуждение совести от потомственного олигарха – но сейчас она именно пробудилась.

Степан взял в руки высокий стакан из-под сока, повертел его в руках и швырнул в стену – нервно разрядиться и вновь почувствовать себя хозяином положения. Не прошло и тридцати секунд, как почти неслышно в кабинете материализовалась английская служанка и бесшумно и быстро все убрала. Вопреки ожиданиям грядущего успокоения, появление служанки и ее неторопливые выверенные действия вызвали в Степане приступ настоящего бешенства: «Вот ведь,…, все время кто-то следит за мной! Скоро они мне скрытую камеру прямо в задницу вмонтируют!»

Степан заметался по кабинету, как раненый стерх, и успокоился лишь минут через двадцать. Искомая треть часа потребовались ему, чтобы принять решение. Он, безусловно, должен узнать о Вере и ее личной жизни больше. О личной жизни – в смысле, кто у нее есть, какие богатенькие буратины сейчас ее обхаживают, и кому при случае кинуть предъяву за то, что хапнул не свое.

Сверившись с часами – в России в самом разгаре цвело утро рабочего дня – Степан набрал номер отца (Арсений Петрович уже несколько часов как был на ногах – так что звонок сына его не разозлит):

– Папа, здравствуй! Мне нужна твоя помощь! – Степан сразу ухватился за гуж и потянул.

– Здравствуй, сын! – голос отца был бодрым и немного заинтригованным (и в нем сквозили подозрительные нотки). – Ты что, опять собрался говорить за деньги?

– Да нет, пап! – Степан почувствовал, как у него заалели уши. – Не сказать, что упрек отца был несправедливым. Не сказать. – Мне нужна помощь на информационном фронте!

– Что еще за фронт? – Степан слышал, как Арсений Петрович грузно плюхнулся на любимый кожаный диван. – У нас что, открытые военные действия обозначились? Отжимаем у мексиканцев вторую половину Техаса? Вместе с Мехико?

– Да нет, пап! – Степан засмеялся. – Хочу, чтобы ты навел справки об одной известной тебе особе! О Вере!

– О Вере!? – Арсений Петрович от удивления даже присвистнул в трубку. – Это о той, что в Москве? И с чего бы это вдруг?

– Ну, – Степан замялся, – а если я не хочу конкретизировать, поможешь?

– Само собой! А что тебя интересует?..

* * *

– Отлично! – Степан выгрузил файл из почты и в очередной раз поразился, насколько быстро и уверенно работает Служба собственной безопасности отца. Досье на Веру Штольц было полным – со всеми ее телодвижениями чуть ли не посуточно.

Степан затаил дыхание – пролистывая мышкой страницу за страницей, он ожидал увидеть фотографию МЧ (или не МЧ, а весьма потасканного джентльмена), который сейчас трется рядом с Верой. Но фото все не было, и текст из досье утверждал – постоянного и одобренного самой Верой воздыхателя у нее нет. И она целиком и полностью сосредоточена на карьере.

– Карьера – это очень хорошо! – Степана реально отпустило, и дышать стало легче. Степан отправил отцу «лайк» и «спасибки» – и особенно за то, что у Веры не было идентифицированного МЧ. Хотя по идее, по поводу МЧ отец Степана – Арсений Петрович – вроде бы, не причем.

– Что мы имеем? – Степан в задумчивости укусил подвернувшийся под руку толстый американский фломастер китайского производства. Здесь в Америке все фломастеры (карандаши, линейки, ластики, точилки, тетради и учебники для средней школы) были произведены или отпечатаны в Китае. Зато на всем и вся имелся малых, средних или больших размеров американский флаг – вместе с надписями: «I love USA».

– Что мы имеем? – повторил Степан. – Имеем мы неприкаянную девушку – очень перспективную и, хочется верить, сохранившую мне верность. Да, хочется верить в верность. Иначе как объяснить тот факт, что никого у нее до сих пор нет?

– Точно! – Степан улыбнулся и уверенно-утвердительно мотнул головой. – Верность сохранена лично мне, и в том числе потому, что я – богатый, и богаче меня еще поискать, поискать! С другой стороны, поскольку я – мужчина грамотный и понимаю, что свято место долго пусто не бывает, нужно торопиться и предпринять что-нибудь для возобновления отношений. Если, конечно, я хочу этих отношений!

– Хочу или не хочу? – Степан поднялся с кресла, позвонил в звонок («Принесите кофе!») и принялся расхаживать по кабинету. Что-то подсказывало ему (и очень сильно подсказывало), что он не против возвернуть вспять старые добрые времена, и чтобы снова Вера принадлежала ему. И более никому. Но, конечно, желание все возвернуть нужно тщательно обдумать.

– Сделать – не сделать? Написать – не написать? – Степан дождался кофе и снова уселся за компьютер. – Если написать, то нужно написать что-то неизбитое – такое, чтобы душа развернулась и потом уже не сворачивалась. И написать как-нибудь так, чтобы шло не от меня напрямую, т. е. от меня, но не напрямую. И чтобы вручить Вере лично в руки! И чтоб она приняла.

Степан секунду подумал, почесал лоб, потом почесал зад сквозь толстый халат и просиял:

– А для чего, спрашивается, моя семья содержит такой штат юристов? Для того, чтобы они бабки зазря прожирали? Совсем нет! А для того, чтобы они работали в поте лица и обеспечивали продвижение интересов работодателей. В частности, передачу весточки из Америки – от одного молодого и красивого олигарха, быть рядом с которым мечтают все девушки России! И, кроме того, разве нет у меня в кармане способных поэтов, что могли бы интересно написать о моих чувствах к Вере?

* * *

 
«Вера, ты свет моих очей!
Вера ты лучше любой (пусть даже самой большой) корзины овощей,
Вера – ты только моя, знай!
Ура, полундра и просто банзай!»
 

Степан поморщился, вздохнул и отложил очередной листок в сторону. Он прочитал уже пять стихотворений, и ни одно из них ему не понравилось. Поэзия была либо слишком выспренной и слезливой, либо вообще беспонтовой и убогой.

«Никому и ничего нельзя поручить, даже за деньги, – проворчал Степан про себя. – Они что, не понимают, что все это не подходит? А еще «творческие люди» – называется! Что ж – придется действовать самому».

Степан яростно почесался в районе зада (что-то в последнее время зад реально чесался, и удержаться было невозможно), поднялся и пошел к полке с русскими книгами. Ему в голову пришла здравая мысль: «Если нельзя воспользоваться эксклюзивным творчеством модных современных поэтов, нужно обратиться к классике. Такая классика (в виде литературного сборника) у Степана в распоряжении была.

Он открыл оглавление и ткнул пальцем наугад. Оглавление выглядело таким образом:

«Ахматова Анна Андреевна

Бальмонт Константин Дмитриевич

Блок Александр Александрович

Волошин Максимилиан Александрович

Грибоедов Александр Сергеевич

Гумилев Николай Степанович

Есенин Сергей Александрович

Крылов Иван Андреевич

Лермонтов Михаил Юрьевич

Мандельштам Осип Эмильевич

Маяковский Владимир Владимирович

Некрасов Николай Алексеевич

Пастернак Борис Леонидович

Пушкин Александр Сергеевич

Тютчев Фёдор Иванович

Фет Афанасий Афанасьевич

Цветаева Марина Ивановна», и Степан попал аккурат в В.В. Маяковского.

Отличный знак – Степан вспомнил, что его мама – Галина Французовна – страсть как любит Маяковского, его четкие рубленые рифмы. А с его точки зрения – с точки зрения Степана – Маяковский был нормальным мужиком, а не каким-нибудь женоподобным педиком. Высокий, мускулистый, и голос как труба. И напор как из пожарного шланга. И, кстати, у Маяковского была очень даже неплохая любовная лирика.

Впрочем, и на всякий случай – чтобы уже совсем убедиться, что без классики никак не обойтись – Степан перечитал творение последнего оплаченного им поэта – из маститых (РасСчерковича Ивана-Альберта):

 
«Красиво здесь –
И пальмы в ряд,
И океан гудит безбрежный.
Но хмурюсь я –
Да, я не рад
Ведь на душе тоска кромешная!
А что мне надобно
еще,
Когда в природе все чудесно?
Мечтаю я о той,
что
Разбила моё сердце повсеместно.
Ты – самое заветное мое желание!
Ты – воплощение самой смелой моей мечты!
Имя твое повторяю как заклинание!
Вера – для меня есть только ты!
Каюсь – расстались плохо мы!
Прошу – забудь про все никчемное!
Прошу – прости меня, прости!
Одно желание – огромное!
Хочу тобою обладать
Как прежде – всею, без остатка.
Не буду больше быковать –
Тебя люблю до смерти, цыпа сладка!»
 

Честно изучив творение, Степан задумался. В принципе, получилось ничего, и рифмы «обладать – быковать» били наотмашь – получив такое послание от Степана, Вера не останется равнодушной – факт. Но пусть! Всё-таки на данном этапе классика – вне конкуренции, и модный продвинутый модерн лучше отложить на потом (а Иван-Альберт хоть и косит под Маяковского, но все же чуть-чуть не дотягивает). Вывод: классика выиграла тендер!

– В.В. Маяковский! Или дабл-ю, дабл-ю Маякоффски! – Степан выпятил вперед нижнюю губу, представив себя сенатором от Калифорнии. – Этот поэт известен нам в основном прогрессивной патриотической советской направленностью, но если вожжа под хвост попадала, не брезговал и любовной линией.

Степан сверился с оглавлением книги и открыл нужную страницу. Можно было, конечно, наколотить запрос в интернете и получить весь список, но в искомый ответственный момент книга Степану нравилась больше. Она таила в себе страсть и особенное книжное очарование.

– Вот – вот что нужно мне, и нужно Вере! – Степан, медленно шевеля губами, за пару-тройку минут осилил «Лиличку» и остался доволен. Стих – пять баллов! Он взял со стола чистый лист бумаги, оранжевый и зеленый фломастеры и вывел (поочередно меняя фломастеры) на листе бумаги первые строки.

 
«Дым табачный воздух выел.
Комната –
глава в крученыховском аде.
Вспомни –
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
 
 
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще –
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет сломанная дрожью рука в рукав.
 
 
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась…
 

Работа заняла пару часов. Степан трудился, царапал и царапал каллиграфию и от усердия упрел. Оказалось, даже небольшой по объему стишок Маяковского на самом деле весьма большой, и даже просто записать его (без раскрасок фломастерами) и то – труд. Ну, а если раскрашивать, то два часа – еще за счастье. Тем более, ведь handmade.

За работой Степан выпил пару кружек черного-пречорного кофе с тростниковым сахаром и дерябнул граммов двести виски – чтобы, так сказать, писалось веселее. Кроме того, ему нужно было отринуть последние сомнения насчет Веры – и виски, кофе и разноцветные фломастеры ему в этом очень помогли.

Помогли настолько, что под конец Степан разнообразил палитру – он уверенно использовал и синий, и желтый, и даже розовый цвет (и даже нарисовал от себя букет тюльпанов – под конечными строками):

 
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг!»