Текст книги "Злая зима"

– Что им от вас было нужно? – спросил Брун. – Вот уж не думал, что встречу в опере волков из клана Ауруна. Не может быть, чтобы они пришли послушать эти нудные завывания, хотя… они же волки, а волки воют…

– Я расскажу вам, – пообещала старушка. – Если проводите меня домой. Я боюсь, что эти волчата могут быть не одни.

Брун глянул на Эльзу, и та кивнула.

Отъезжая от театра, Брун заметил машину с изображением бегущего волка на обшарпанном боку, припаркованную у заднего входа.

– Итак? – спросил он, поворачивая к Звериному кольцу.

– Я в полной растерянности, – призналась старушка. – Я пришла в театр в дань памяти моему давнему знакомому. Мы были… дружны с композитором, на музыку которого поставили эту оперу, Алексом Дробовицким. Он написал ее, когда мы… дружили. Я была его музой.

Брун с Эльзой переглянулись и синхронно закатили глаза.

– Он перенес нашу личную трагедию в музыку. Мы не могли быть вместе: я – оборотень, он – человек. Это в ваше время границы стираются и браки меж видами заключаются все чаще, а в дни, когда наша любовь… дружба… да к черту оговорки, мы были любовниками… В общем, в наше время это считалось немыслимым мезальянсом.

Старушка печально посмотрела в окно, будто вспоминая былое. На губах, исчерканных вертикальными морщинками, дрогнула улыбка.

– Я надеялась, что Алекс стоит выше социальных условностей. Ошибалась…

– Как вас зовут? – спросила Эльза.

– Маргери Слоушицка, – ответила дама, протягивая ей маленькую ручку в белой перчатке.

– Дайте угадаю, – сказала Эльза, пожав тонкие пальцы. – Алекс Дробовицкий звал вас Маржетой.

* * *

В квартире старушки было опрятно и неожиданно куртуазно. У одной из стен в алькове, за золотыми шторами, собранными складками, стояла большая кровать. Хрустальная люстра висела так низко, что Бруну пришлось пригнуться, чтобы не задеть ее головой. От камина, украшенного затейливой решеткой, веяло свежими еловыми дровами, однако едкий кошачий запах все равно пробивался в ноздри.

– Так, значит, эта дрянь, Айседора, все никак не уймется. – Маргери вышагивала туда-сюда по комнате, грациозно огибая угловатый комод, украшенный резьбой, и журнальный столик с облупившейся позолотой.

Эльза подумала, что если бы старушка сейчас приняла свое кошачье обличье, то наверняка била бы хвостом и дергала усами.

– Она разрушила мою жизнь, отняла Алекса и теперь решила поглумиться напоследок, опорочив мое имя.

Она глянула на Эльзу, устроившуюся в кресле в уголке, зрачки в выцветших желтых глазах вытянулись в щелки, белые волосы, уложенные в гладкое каре, встали дыбом, широкая звериная переносица сморщилась – казалось, старушка вот-вот зашипит, как рассерженная кошка.

– Она не может пережить, что Алекс любил только меня! – выпалила она. – Он посвящал мне свою музыку даже после разлуки! О, горечь расставания и пыл неутоленной страсти…

Брун подпер щеку рукой, понуро следя за старушкой.

– Давайте разберемся, – сказал он. – Вы встречались с Дробовицким, когда он уже был женат?

– Их брак был лишь фикцией, – отмахнулась Маргери. – Мы даже обручились с Алексом, обменявшись кольцами.

Брун оживился, выпрямившись в кресле.

– Когда обстоятельства сложились так, что мы не могли больше быть вместе, Алекс отказался возвращать кольцо, – вздохнула старушка. – Не мог расстаться с напоминанием обо мне.

– Он хранил его до самой смерти, – подтвердила Эльза. – Но вы пытались вернуть кольцо? Почему?

– Я не хотела, чтобы кольцо ушло из семьи и уж тем более чтобы оно досталось Айседоре, – поджала губы Маргери. – Я надеялась, что передам его нашим с Алексом детям, которые так и не родились… А он оказался таким слабым. Тонкая натура, чувственный, страстный мужчина, но без стержня…

– Чего хотели волки? – спросил Брун.

Старушка остановилась посреди комнаты прямо под люстрой, блики от хрусталя заскользили по ее лицу. На миг ее кожа засияла молодостью, глаза вспыхнули янтарем, седые волосы окрасились золотом.

– Давайте заключим сделку, – предложила она. – Я отдам вам то, что им было нужно, а вы вернете мне письмо, которое я написала Алексу. – Румянец вдруг залил ее щеки.

– Да, – выпалила Эльза. – Мы согласны.

Брун кивнул. Было б что терять.

Маргери глубоко вздохнула, будто набираясь решимости, вытащила из-под кровати картонную коробку, достала из нее розовую шляпку с пером, вязаный шарф, смотанный в сиреневый клубок.

– Вот, – сказала она, вынимая продолговатый черный предмет. – Это то, что они искали.

– Она из агата? – спросила Эльза, таращась на черную руку с загнутыми когтями. – Или это обсидиан? Смотрится жутко.

Брун взял руку, покрутил ее, понюхал.

– По легенде, это правая рука Бальтазара, – сказала Маргери, – первого вампира.

* * *

– Отличный обмен, – сказала Эльза, садясь в машину. – Оторванная конечность за записку с угрозами.

– Она не угрожала, а только назвала его сукой, что, учитывая моральный облик Дробовицкого, можно считать ласковым обращением, – возразил Брун. Он почесал вампирской рукой между лопаток и зажмурился от удовольствия. – О да!

– Ты понимаешь, что, возможно, чешешь себе спину оторванной рукой первого вампира? – выпалила Эльза.

– И она будто создана для этого! – ответил Брун. – Когти просто шикарные!

Эльза закрыла руками лицо, помотала головой.

– Ты невозможен, – сказала она, опустив руки на колени. – Знаешь, что мне непонятно?

– М-м-м? – Брун убрал руку в карман куртки и завел машину.

– Ладно, нам повезло наткнуться на бывшую поклонницу Алекса, посетившую оперу, с которой у нее связаны личные воспоминания.

– Уверен, что еще пять-шесть любовниц Дробовицкого считают, что именно они вдохновили его на образ сильфиды.

– Но волки! Откуда они знали, где ее искать?

Брун нахмурился, включил дворники, смахивающие мокрый снег, фары высветили дорогу, занесенную порошей.

– Может, у волков свои источники информации. А может… – Он задумался. – Помнишь, Клиф рассказывал, что за последние два месяца исчезли четыре медиума, специализирующиеся на поиске пропавших людей?

– Но для поиска людей все равно нужна какая-то информация: фото, имя, документы…

– Или вещь, которая принадлежала человеку. Например, кольцо.

– А почему Аурун отправил за старушкой молодых волков, а не явился сам?

– А кто его пустит в театр с сигнальным огнем в ухе? Меня больше волнует вопрос – на кой Ауруну сдалась эта рука. Может, конечно, у него тоже скоро линька. Но это слишком сложная комбинация, чтобы добыть чесалку, пусть даже такую классную.

– Ты ведь не собираешься оставить эту руку себе?

– А что мне с ней делать? Сдать в музей?

– Выкинь ее! Она жуткая!

– Я не боюсь вампиров. – Брун подмигнул Эльзе. – Уж ты-то знаешь.

* * *

Занавес опустился, и зал разразился аплодисментами.

– Чарующая музыка! – сказал Джонни, несколько раз хлопнув в ладоши. – Микаэль, я заметил, что весь первый акт ты смотрел не на сцену… Это ведь была та самая девушка, в ложе напротив? Та, которую ты инициировал без ее согласия?

– Верно, – подтвердил Микаэль. – Правда она восхитительна?

– Милая, – согласился Джонни. – Она все еще не прошла трансформацию до конца. Я могу привести ее к тебе.

– Не стоит, – отказался альфа. – Так даже интереснее. Подарок тем ценнее, чем дольше его ждешь. Ты продержался четыре месяца.

Он взял его за руку, легонько поцеловал кончики пальцев полными бледными губами.

– Красивое кольцо, – заметил Микаэль, повернув ладонь Джонни. – Я раньше его у тебя не видел.

Джонни покрутил витой серебристый ободок с красным всплеском камня посредине.

– Хочешь его?

– Нет, – отказался Микаэль. – Оставь себе.

Глава 5

– Да проснись же!

Эльза потрясла Бруна за плечо, похлопала по щеке.

– Подъем! – рявкнула она в ухо так, что Брун подскочил от неожиданности.

– Эльза, – простонал он. – Кто так будит мужчину? Ты можешь быть более нежной?

– Нежной я была десять минут назад – никакой реакции.

– Правда? А что ты делала? – заинтересовался Брун.

– Нежно звала тебя по имени.

– А еще?

– Хм, дай подумать… – Она прикусила ноготок, хитро глянула на Бруна. – Я разделась, легла с тобой рядом, – прошептала она с придыханием, склонившись к нему, – и терлась своим нежным телом о твою волосатую грудь, шепча в ухо всякие непристойности.

Она заправила прядь волос ему за ухо и медленно провела кончиками пальцев по шее.

– Врешь, – не поверил он.

– Выдумываю, – бодро ответила она, вставая с кровати. – Я нашла письмо Маржеты.

– Какое такое письмо? – удивился Брун. – Я думал, у нас только ее записка.

– О нет, – ответила Эльза. – Я жду тебя на кухне, расскажу все за завтраком.

Она скрылась за дверью, а Брун приподнял одеяло, глянул под него и вздохнул.

Когда он вошел на кухню, Эльза приветственно помахала ему желтым от времени конвертом.

– Знаешь, Брун, если бы это письмо попало к Айседоре, – сказала она, – ей даже не обязательно было бы сочинять целую книгу. Одно письмо стало бы хитом. Даже не верится, что Алекс Дробовицкий, старичок со щечками мопса, мог так завести женщину.

– Что там? – спросил Брун, подвигая к себе омлет.

– Я даже стесняюсь рассказывать, – ответила Эльза, наливая себе сок в стакан. – Бабуля была горячей штучкой.

– Это ты от нее набралась с утра?

– Ты считаешь меня горячей? – улыбнулась Эльза.

Брун проглотил пересоленный омлет и запил его кофе.

– Не в прямом смысле. Так ты довольно прохладная на ощупь.

Эльза укоризненно на него посмотрела.

– Вот ты медведь!

– Дай письмо почитать.

– Не дам, оно слишком личное.

– Сама ведь читала! Вдруг там важная информация про кольцо?

– И что?

– Как что? – удивился Брун. – Мы вообще-то на Айседору работаем. Мало того что мы обманули ее с фейским камнем, так теперь еще и собираемся утаить от нее информацию!

– Она вредная, – сказала Эльза.

– Она платит нам деньги.

– Я составила целый перечень любовниц ее мужа, о которых она наверняка знала, и рассортировала письма. Знаешь, почему Дробовицкий оставался с Айседорой? Потому что другая просто не стала бы терпеть его похождений. А она умудрялась считать себя единственной, притом что вокруг ее мужа был сонм женщин. В общем, пикантных подробностей в коробке и так на десять томов.

– Но ее отчего-то интересовала именно Маржета, – заметил Брун и выхватил конверт из рук Эльзы. – Ага, ага, – пробормотал он, читая выцветшие от времени строки. – Ого! Уф-ф-ф…

– Я предупреждала, – сказал Эльза, облизывая сок с губ. – У тебя так мило уши покраснели.

– Ладно, давай и вправду поскорее отвезем это письмо. А то как бы оно не самовоспламенилось.

* * *

У дома Маргери стояла машина с включенной мигалкой, желтые ленты перетягивали вход. Брун помрачнел, припарковался. Эльза глянула на него расширившимися глазами, прижала руку к губам.

– Брун! – В окно стукнул Кшистоф, его рыжие усы намокли под снегом и повисли унылыми сосульками. – А ну-ка выйди, есть разговор.

– Сиди здесь, – сказал Брун Эльзе и вышел из машины.

Девушка смотрела, как здоровенный медведь угрюмо рассказывает что-то коротышке шефу. Тот поначалу кивал, потом, задрав подбородок вверх, стал комично подпрыгивать, потрясая в воздухе руками.

– Куда… болван… на остров… – донеслась до Эльзы обрывочная ругань. Брун еще покивал и, пожав Кшистофу руку, вернулся в машину.

– Маржета?..

– Умерла этой ночью, – подтвердил Брун. – Следов насильственной смерти нет. Вроде бы плохо с сердцем стало. Однако дверь выбита, и вся квартира перерыта.

– Боже мой… – Глаза Эльзы повлажнели. – Это из-за руки? Ее пытали?

– Нет, говорю же! – рявкнул Брун, сжимая руль. – Скорее всего, старушка умерла от испуга еще до того, как воры, или кто там, успели ее расспросить. Я рассказал Кшистофу о вчерашнем происшествии, о волках.

– И руку ему отдал?

Брун молча на нее покосился и снова уставился на дорогу.

– Объясни, чего ты в нее так вцепился? – взъярилась Эльза. – Теперь волки, или кто там, придут за ней к тебе! Они же наверняка тебя вчера узнали!

– Пусть приходят. – Брун улыбнулся, повернувшись к ней, и Эльза вздрогнула от его улыбки.

Они проехали кошачий квартал, но Эльза смотрела в окно машины, не замечая пролетающих домов, укрытых снежными шапками. В кармане ее пальто лежало письмо, которое обжигало каждого, кто читал его строки. Старушка Маргери любила и была любима и прожила на полную катушку каждую из своих девяти кошачьих жизней. И, может, где-то там, на небе, похожем на серую стиральную доску, она встретила своего Дробовицкого. Там ему точно от нее не уйти. Смерть стирает все условности.

– Куда мы едем? – спросила Эльза.

– Хочу найти общину барсуков, она не очень далеко от города. Посмотрю, как там подготовились к зимней спячке. Обычно охотники выбирают одиночек, узнаю, кто решил отбиться от стаи.

– Это надолго?

– Как пойдет. А что, ты опять взяла билеты в театр?

В голосе Бруна прозвучал такой явный ужас, что Эльза улыбнулась.

– Нет, никаких театров на сегодня… Как думаешь, Маргери и Алекс Дробовицкий сейчас вместе? Сидят на облаке, держась за руки, слушают ангельскую музыку…

Брун хмуро глянул на Эльзу.

– Нет.

– Что нет?

– Я не верю во все эти сказки.

Эльза вздохнула.

– А я верила раньше, до укуса. Говорят, у вампиров нет души. И я все думаю, что произойдет со мной? Это что-то вроде смерти?

– Меньше думай об этом, – пробурчал Брун, сворачивая на проселочную дорогу. Солнечные лучи пробились сквозь серую хмарь, заснеженные еловые верхушки вспыхнули золотом.

– У меня сейчас куча времени на размышления, – сказала Эльза. – А во что веришь ты, Брун?

Он пожал плечами.

– Мы живем, а потом умираем, вот и все.

– Серьезно? Ты не веришь в жизнь после смерти?

– Сидеть на облаке и слушать ангельскую музыку? Увольте, – хмыкнул Брун. – Мне и оперы хватило.

– Все-таки ты очень черствый, – вспыхнула Эльза. – И смерть Маргери тебя совершенно не задела.

– Мы ее практически не знали.

– И что с того?

– Она прожила долгую жизнь. Все умирают. И если я не размазываю сопли по рулю, это не значит, что я черствый.

– А я, значит, размазываю.

– Чего ты хочешь от меня? Уверений, что Маргери и Алекс сидят на облачке, свесив ножки вниз? И все у них зашибенно? Начнем с того, что вряд ли Дробовицкого пропустили бы на фейсконтроле.

– Да как ты не поймешь, медвежья ты башка, что я говорю о себе! – выкрикнула Эльза. – Я боюсь, понимаешь? Боюсь, что это для меня не будет никакого облака! Останови машину!

Она дернула дверную ручку.

– Ты сейчас вывалишься!

Брун резко затормозил, брызнув снегом из-под колес, Эльза выпрыгнула наружу.

– А ну вернись! – крикнул он и вышел из машины, хлопнув дверкой. – Я не собираюсь терпеть твои подростковые выходки!

– Я не подросток! – выкрикнула Эльза, не оборачиваясь. Она шла в глубь леса по тропинке, петляющей меж деревьев, проваливаясь по щиколотку в снег.

– Тогда остановись и давай поговорим как взрослые!

Она замерла, повернулась к нему. Дорожки слез заблестели на щеках.

– Я боюсь, что это моя душа не пройдет фейсконтроль. Я не знаю, во что теперь верить. Я боюсь, что со мной случится что-то еще хуже смерти, понимаешь? Что меня не станет совсем. Нигде. Раньше я даже не могла предположить, что со мной может произойти что-то плохое. Я думала, у меня есть ангел-хранитель, кто-то, кто незримо меня оберегает. Но если бы он был, этого бы всего не случилось!

– Значит, теперь ты хочешь ангела, – вздохнул Брун и вдруг, раскинув руки, опрокинулся спиной на снег.

– Ты чего?! – вскрикнула Эльза и подбежала к нему.

Брун развел руками, лежа в сугробе, следы, будто от широких крыльев, отпечатались по сторонам. Он поднялся, попрыгал, отряхивая налипший снег.

– Ангел, – сказал он, кивнув на отпечаток.

– Это просто яма в снегу, – буркнула Эльза.

– Зато специально для тебя.

– Моя личная яма, спасибо, – хмыкнула она.

– Все, переставай плакать. – Брун стер большим пальцем влажную дорожку на ее щеке.

– Да я не плачу, – пожала плечами Эльза. – Просто глаза на солнце слезятся. Наверное, какая-то вампирская фигня.

– А раньше ты этого сказать не могла? – возмутился Брун. – До того, как я упал в сугроб. Там, между прочим, холодно! Давай-ка сама попробуй.

Он дернулся, чтобы ее поймать, и Эльза, взвизгнув, бросилась прочь. Она неслась по едва заметной тропинке, изредка оборачиваясь, чтобы затем припустить еще быстрее. Волосы вспыхивали рыжим, снежные комья вылетали из-под сапожек.

Брун нагнал ее у опушки, обхватив, повалил в снег. Эльза рассмеялась, ее щеки непривычно разрумянились.

– Тебе надо чаще бегать, – заметил Брун, вжимая ее рукой в сугроб.

– Пусти, – она, смеясь, пыталась оттолкнуть его, – что ты творишь!

– Ты разбудила во мне охотничьи инстинкты, – улыбнулся он.

Эльза посмотрела за его плечо, и ее улыбка растаяла.

– Отпусти девушку, – произнес мужской голос, и Брун, обернувшись, увидел дуло ружья, направленное на него.

* * *

В сторожке, куда привел их мужчина, сидели еще двое.

– Отбой, – сказал один из них, с тонкими белыми усиками, в рацию. – Они у нас.

– Итак. – Первый, подтолкнув Бруна в спину ружьем, сел на стул. – Зачем пожаловали?

Крохотное квадратное помещение, обитое вагонкой, было натопленным и душным. Маленькое окошко запотело, влажные потеки располосовали его сверху донизу. Пахло жареной картошкой, луком и звериным мускусом. На одном из мониторов, показывающих зимний лес, виднелась машина Бруна.

Три оборотня, которые сейчас хмуро их рассматривали, были одинаково черноглазые, мелкие, с насупленными физиономиями, в вытянутых вверх ушах болтались зеленые бирки.

– Он говорил про охотничьи инстинкты, – повернулся первый к товарищам.

– Охотник-оборотень? – изумился усатый. Белые усики растянулись над его губой, как след от молока.

– Я не охотник! – возмутился Брун. – Наоборот.

– Дичь? – с сомнением оглядел его фигуру первый.

– Он охотник на охотников, – встряла Эльза. – У него убили отца прошлой зимой, вот и…

Брун так на нее глянул, что она язык проглотила.

Первый опустил ружье.

– Медведь, так? – спросил он. – Слышал. Соболезную.

Брун кивнул:

– Я хочу поймать его.

– У нас тихо, – вмешался третий, самый молодой. Он кинул три кубика сахара в чай и принялся размешивать его ложкой, колотя по стенкам чашки. – Все барсуки в спячке.

– Точно все? – уточнил Брун.

– Вся наша подконтрольная община, – подтвердил молодой, шумно отхлебнув чай. – И охрана укомплектована. Мы вас еще на подъезде засекли, когда ты в снегу валялся. Романтик.

Он улыбнулся, сверкнув крупными белыми резцами, и подмигнул Бруну.

– А если бы даже кто и остался зимовать в другом месте, мы бы абы кому не сказали, – нахмурился усатый. – Так что проваливайте.

– Если вдруг увидите кого-нибудь подозрительного, или что-то услышите, или вдруг вспомните, что кто-то остался дома, без охраны… – Брун протянул карточку первому, и тот, не глядя, бросил ее на стол.

– Обязательно свяжемся с вами, – равнодушно пообещал он. – Дорогу сами найдете? Или проводить?

– Найдем. – Брун развернулся в тесной сторожке, подтолкнул Эльзу к выходу.

– Ты бы, вместо того чтоб в сыщика играть, отправлялся на Медвежий остров, – посоветовал усатый.

– Это я уже слышал, – буркнул Брун и вышел на искрящийся под солнцем снег.

– И что теперь? – спросила Эльза, прикрывая глаза ладонью. – От барсуков мы ничего не узнали.

– Это зайцы, ты разве не поняла? Барсуки нанимают их охранниками на время спячки. Дружественный клан. Видишь холм?

– Ага.

Снежная гора, исчерченная дорожками следов, возвышалась в окружении елок, как круглая лысая голова.

– Барсуки проводят спячку в общей норе. Там устроены спальные места, поддерживается нужная температура, проведена вентиляция, зайцы следят, чтобы она не забивалась.

Эльза заметила струйки пара, поднимающиеся из заснеженного холма, словно из дуршлага.

– Круто. Так что, едем домой?

– Раз уж выбрались, завернем еще в пару общин.

* * *

Домой они добрались, когда совсем стемнело. Фонари мерцали, словно золотые монеты, рассыпанные по узкой улочке Звериного кольца.

– Как я голоден, – вздохнул Брун, и Эльза мрачно на него посмотрела. – Кстати!

Он потянулся и открыл бардачок, из которого прямо на колени девушке выпала пачка томатного сока.

– Какой ты предусмотрительный, – заметила она, откручивая крышку.

– Когда живешь с вампиром, приходится быть на шаг впереди, – улыбнулся Брун.

– Жаль, что мы так ничего и не узнали, – сказала она, отпив глоток.

– Почему же? – пожал плечами Брун. – Мы узнали, что информацию об оборотнях, которые остались в спячке у себя по домам, не так-то просто добыть. И это прекрасно! Значит, и охотникам придется поломать голову. Знаешь, что я вспомнил?! – воскликнул он.

– Что? – заинтересовалась Эльза.

– У меня в холодильнике оставалась копченая грудинка. Сейчас приду домой и сожру ее в один присест. Я брал ее у лис, они так коптят мясо – можно пальцы себе объесть.

– А можно воспользоваться ножом и вилкой, – заметила Эльза. – Ты что, оставил окна открытыми?

Распахнутые настежь окна зияли в стене дома, как голодные рты. Брун заехал на парковку, поглядывая наверх, повернул ключ зажигания.

– Я не открывал окон, – ответил он. – Посиди тут.

Он пошел в подъезд и тут же услышал скрип снега за спиной. Брун обернулся на Эльзу, которая шла следом, покачал головой. Они тихо поднялись по лестнице на второй этаж, прижимаясь к стенке, подошли к открытой двери. Замок был выбит, щепки от раскуроченного косяка усыпали прихожую. Брун втянул воздух, раздувая ноздри, и уверенно вошел в квартиру.

– Ох, – только и смогла сказать Эльза, разглядывая погром.

Все ковры были сорваны со стен, шкафы выпотрошены, изрезанная обивка дивана топорщилась пружинами и кусками поролона, а письма Дробовицкого устилали весь пол.

Из кухни раздался радостный вопль Бруна, и вскоре оборотень вернулся в гостиную, жуя кусок грудинки.

– Может, сначала позвонишь в полицию? – предложила Эльза.

– Ай, – отмахнулся Брун, проглотив кусок. – Кшистоф сегодня уже орал на меня, сил нет второй раз его вопли слушать. К тому же он поймет, что я что-то скрываю, а мне неохота все ему выкладывать.

– Интересно, они нашли, что искали?

– Это вряд ли, – ответил Брун. Он вынул черную руку из кармана куртки, с наслаждением почесал ею спину и сунул назад.

– Ты что, весь день ее с собой таскал? – удивилась она.

– И, как видишь, правильно сделал.

Эльза разулась, прошла в гостиную, переступая разбросанные вещи, на ходу подняла деревянную статуэтку птички и поставила ее к телевизору. Брун вдруг замер, прислушиваясь.

– Слишком тихо, да? – спросил он и бросился в гостевую. – Мои часы!

– Ура, – прошептала Эльза. Она так и не смогла разобраться в их механизме, чтобы остановить оглушительное тиканье.

Часы были разбиты вдребезги, словно их рубили топором. Металлические колесики рассыпались по всей комнате, осколки циферблата усеяли ковер, сдвинутый в угол.

– Моя одежда! – воскликнула Эльза.

Вещи валялись по всей комнате, сбитые в ком свитера грелись под батареей, как толстый кот. Брун подцепил пальцем черный кружевной бюстгальтер, поднял его.

– Вот этот вроде не пострадал. Примерь, проверим.

Эльза выхватила белье.

– А окна они зачем открыли?

– Чтобы запах выветрился, – ответил Брун, пиная гирьку от часов. – Но я-то чую. Волки.

Эльза глубоко вдохнула. Едва заметный след мокрой шерсти стелился в воздухе, ускользая в открытые окна.

– Псиной воняет, – кивнула она.

Они прибирали маленькую квартирку до полуночи, Брун, недолго думая, собрал испорченные вещи в мешки для мусора и вынес на помойку. Диван он застелил одним из ковров, придавив пружины, детали часов сгреб в коробку, которую задвинул на шкаф. Изодранный матрас на своей кровати просто перевернул другой стороной. Эльза собрала все письма, потом тщательно рассмотрела свою одежду. Несколько кофт оказались порваны, на черном платье, в котором она приходила на собеседование к Бруну, появились затяжки.

– Мне совершенно нечего надеть! – воскликнула она, рассматривая поредевшее содержимое шкафа.

– Какой тонкий намек, – вздохнул Брун. – Слушай, а почему бы нам не заехать к тебе домой? У тебя наверняка там гардероб больше, чем моя квартира.

– Меньше. Немного, – ответила Эльза. – Ага, заедем, чайку попьем.

– Магазин, в котором мы пальто купили, тебе понравился?

– Нет там ничего интересного, – вздохнула Эльза. – Если не считать вида из окна, – добавила тише.

– Посмотрим, останется ли у нас время на шопинг, – задумался Брун. – Завтра начинается сезон охоты, я хочу заехать в общину енотов, а еще хорошо бы навестить Айседору. В принципе, мы можем уже вернуть ей письма.

– Там еще несколько блокнотов с записями, я оставила их на потом, просмотрю сегодня ночью. Иди отсыпайся, медведь.

Брун благодарно ей улыбнулся и побрел в свою комнату, по пути разгладив сбившуюся ковровую дорожку.

* * *

Эльза устроилась с блокнотом Дробовицкого на подоконнике – там оказалось куда удобнее, чем на убитом диване, пусть и застеленном ковром. Она погладила растрескавшуюся кожаную обложку рыже-коричневого цвета, открыла первую страницу и вздохнула. Даже с ее приобретенным вампирским зрением разобраться в каракулях Дробовицкого казалось непосильной задачей. Имена, даты, время и место встреч. Купить Доре шарф. Уволить шофера. Послать Миле цветы. Дора – это, наверное, Айседора. А чем провинился шофер – уже не узнать.

Эльза пролистнула еще пару страниц. Планы поездок – посетить музей витражей. Цели – узнать телефон стоматолога Люси. И имена, даты, встречи… Она отбросила блокнот, взяла следующий: черный, с обитыми металлом уголками. Открыла наугад.

Кольцо, нарисованное с тщательностью, которой нельзя было ожидать от покойного Дробовицкого, занимало полстраницы. Внизу шел обрывочный текст. То ли Алекс что-то переводил, то ли просто записывал свои мысли.

«Воздето на руку… Смерть поправ… Одарит лаской… Укрывшись побежденным… И реки крови хлынули с небес…»

Эльза захлопнула блокнот. Стоило ей лишь прочесть слово «кровь», как клыки заныли, а в животе сдавило от голода. Она пошла в ванную и чистила зубы мятной пастой, пока привкус железа во рту не исчез.

Заглянув в комнату Бруна, Эльза тихонько подошла к уцелевшему стулу, на который он накинул куртку, и вытащила из кармана руку, морщась от брезгливости. Вернулась на облюбованный подоконник, села, поджав ногу, осторожно принюхалась. Рука пахла горячими камнями и едва уловимым запахом дыма. Эльза потрогала острый коготь, нажала и едва не вскрикнула, когда палец чуть согнулся. Осмелев, она попробовала скрутить фигу, постучала рукой о подоконник – твердая, но при этом гибкая.

Стук копыт заставил ее прилипнуть к стеклу. Час оборотня в Зверином кольце каждый раз ее завораживал. Первым проскакал табун лошадей вперемешку с оленями и легкими антилопами. Когда появились хищники, Эльза опомнилась и опустила руку так, чтобы ее не было видно с улицы.

Завидев волков, она напряглась. Серая стая, сомкнувшая ряды, пробежала мимо их дома, и Эльза выдохнула от облегчения, как вдруг один волк развернулся, остановился напротив ее окна. Круглая бирка под фонарями казалась бордовой, таким же цветом полыхнули глаза. Волк оскалился, показав длинные клыки, Эльза спрыгнула с подоконника, попятилась в глубь комнаты, и волк, будто усмехнувшись, потрусил за стаей.

Эльза проводила его взглядом и, когда серая спина скрылась из виду, побежала в прихожую. Брун поставил поперек выбитой двери кресло, Эльза, подумав, взгромоздила на него же тумбочку из своей комнаты, притащила из кухни стол, подперев им всю конструкцию. Полюбовавшись баррикадой, она взяла брошенную на диване руку и отнесла ее назад, в куртку Бруна.

Медведь безмятежно спал, раскинув руки. Эльза подошла ближе, присела у кровати, рассматривая смягченные сном черты, осторожно прикоснулась к обнаженному плечу. Глянула на Бруна – спит. Провела по внутренней поверхности бицепса, погладила кончиками пальцев грудь. Прикусив губу, потянула одеяло ниже. Брун вдруг всхрапнул, и Эльза отскочила от неожиданности. Усмехнувшись, она постояла еще немного и вышла из комнаты.