Текст книги "Сердце, скованное льдом"

Девочка из приюта

Аня покрутилась перед зеркалом, проверяя всё ли в порядке. Платье сидело на ней как влитое, из прически не выбивался ни один волосок, туфли были безукоризненно чистыми.

– Как я выгляжу? – Спросила она сестру.

– Отлично, – сказала Ангелина. – А что ты скажешь обо мне?

– Как будто собралась в Кремль – торжественно!

Так и было. Ангелина надела белые брюки, в тон им пиджак, синие замшевые туфли на невысоком каблуке и блузку. Того же цвета, что и туфли. Ангелина их очень любила.

– По-твоему, мне надо было надеть платье?

Девочка с ног до головы осмотрела себя в зеркале.

– Лучше оставить всё как есть – это твой стиль.

– Ангелина, ты готова? – К ним подошел Сева. – Скоро начинаем.

– Вполне. Отлично выглядишь.

– Взаимно. Наряд полностью соответствует твоему стилю.

Аня рассмеялась.

– Что я тебе и говорила!

Концерт начался, на сцену вышли Ангелина и Всеволод.

– Здравствуйте, дорогие наши друзья, родители и педагоги! Громко произнесла Ангелина. – Наш концерт, посвященный Дню Матери, будем считать открытым!

– Давайте встретим аплодисментами нашего первого артиста, – сказал Сева. – он порадует вас песней о наших любимых мамах! На сцене ученик 5 Б класса Александр Дроздов!

До того, как Ангелина наконец смогла объявить о выходе на сцену своей сестры, выступили еще четыре вокалиста, было представлено две миниатюры, три смешных монолога, продекламированы пять стихотворений и показан один зажигательный танец. Пришел черед Ани, и она исполнила свою песню.

Слова лились из нее мягким потоком. Они то взмывали вверх, то находились посередине, то падали. Ноты, которые она брала, были правильными, последовательными. Девочка не разу не сфальшивила. Когда она закончила, зал разразился бурными аплодисментами. Мать, бабушка и братья Гладковы хлопали стоя.

– Ты была неподражаема, – похвалила сестру Ангелина, когда та ушла за кулисы. Девочки обнялись.

– Это было здорово, – сказал Ане Сева. – Не знал, что ты так хорошо поешь.

Аня поблагодарила обоих и, краснея от похвалы, сказала:

– Идите, вас ждут зрители.

Они вернулись на сцену, а Аня убежала в зал.

– А сейчас Богдана Глушко проведет увлекательный конкурс, – объявил Сева. – Нам нужны шесть человек, мама и ребенок. Смелее! Богдана, тебе слово!

На сцену вышла светловолосая девочка. Платье на ней было самое простое, его даже нельзя было назвать нарядным. Эта была та самая Богдана. Девочка недоедала, и недосыпала – это было видно. Тем не менее детское личико, усыпанное веснушками, лучилось добротой и весельем. На сцену вышли желающие принять участие в конкурсе. В их числе Аня и Лада.

– Замечательно! Конкурс называется «Верно-неверно». За каждый правильный ответ команда получает балл. Кто наберет больше, тот выигрывает. Например, – Богдана обратилась к Ладе, – верно ли, что любимый цвет вашей дочери Ани синий.

– Неверно, – с улыбкой произнесла Лада. – Аня больше любит желтый.

– Это правда, – сказала девочка.

– Эта команда получает бал! Играем дальше!

Конкурс всем понравился. Лада, зная свою дочь как собственные пять пальцев, ни разу не ошиблась и выиграла. Мать и дочь получили коробку конфет. И это был не единственный конкурс, с каждым разом все новые родители получали за свои старания сладкий приз, журнал или набор шариковых ручек.

Но вот концерт закончился и все разошлись, пребывая в самом хорошем настроении. Елизавета Ивановна весь концерт наблюдала за светловолосой девчушкой. Женщине было очень жаль Богдану, и она захотела узнать о ней больше. Елизавета Ивановна разыскала внучку, поздравила и спросила:

– А почему Богдана такая худенькая? Она что недоедает?

– Возможно, она ведь сирота, – сказала Ангелина, положив туфли в обувной мешок. – В интернате плоховато кормят.

– В интернате? А где родители?

– Их давно лишили родительских прав. Богдане тогда еще года не было. Богдана говорит, что в интернате на них сильно экономят. Директриса гребет деньги лопатой, всего за год себе особняк построила. Часто за границу летает. По мне так этот интернат давно пора закрыть, а детей перевести туда, где о них будут заботиться.

– Какой кошмар!

Елизавета Ивановна едва не прослезилась. Мысль о сиротах, не давала ей покоя.

– Ты все правильно говоришь, внучка. Но сказать и сделать не одно и тоже. Между прочим, как вы с Аней отнесетесь к тому, если я возьму Богдану под свою опеку? Девочка будет жить в моем доме, вдоволь есть и пить, хорошо одеваться. Я дам ей образование и выведу в люди.

– Бабушка, ты это серьезно? – Ангелина не могла поверить своим ушам. – Ты готова стать опекуном Богданы?

– Абсолютно серьезно. Мне будет приятно, ведь это благородный поступок. Богдана такая приятная девочка, не думаю, что с ней у меня будут какие-то проблемы.

– Ты такая добрая! – Ангелина крепко обняла бабушку. – Аня должна об этом знать. Аня, иди скорее сюда!

– Не сейчас, котенок. Давай вечером, в спокойной обстановке. Ты дашь мне адрес этого интерната, и завтра же я туда наведаюсь.

– Да, но прежде тебе надо поговорить с Богданой. Она робкая девочка, с заниженной самооценкой. Может испугаться такого напора.

– Это я беру на себя. Завтра в школу приду, мы встретимся и поговорим.

– Ладно, – согласилась Ангелина, – приходи к двум часам. Второй этаж, 16-тый кабинет. У нас не будет истории, вместо нее ребята пойдут в библиотеку смотреть какой-то документальный фильм. А поскольку мы трое этот фильм уже видели, Галина Алексеевна, наш классный руководитель, легко нас отпустит.

– Все в машину! – Окликнула Аня бабушку и сестру. – Пора домой!

Гришин в недоумении смотрел на своих подчиненных. Перед ним на столе были разложены фотографии, которые почти не о чем ему не говорили. Кроме одного. Лада все-таки неравнодушна к Максу, а Тим волочится за прислугой. Он почесал подбородок, затем, подняв глаза на Мишу и Виктора, спросил

– И это всё?

– Пока да, – сказал Миша. – Смольникова ведет себя как светская дама, она совсем не похожа на женщину легкого поведения. Наносит визиты, принимает у себя подруг, иногда дочь к ней приезжает. Ни один мужчина не навестил её за то время, пока я следил за ней.

– Чем же она таким важным занимается, что не принимает своих покровителей и не раздвигает перед ними ноги? – Спросил Гришин.

– Насколько я понял, Смольникова и её подруга готовятся к какому-то благотворительному приему. Они только об этом и говорят.

– Неужели? И что? У нее совсем не было времени для иных встреч?

– Ни минутки.

– Они не обсуждали пропажу лейтенанта?

– Нет.

Гришин посмотрел на Виктора.

– Ну а ты что мне скажешь?

– Братья Гладковы сильно привязались к Медунцовым, – сказал Виктор. – Вчера я видел, как они все вместе ужинали в столовой. Шутили, смеялись, обсуждали планы на выходные. Не дать, не взять – образцовая семья. Тим играет там роль доброго дядюшки.

– А Макс?

Виктор покраснел и опустил глаза на свои кроссовки. Он смутился, не зная, как сообщить Гришину, что всё гораздо серьезнее, чем он думал. При этом Макс не позволял себе вольностей, постоянно косвенно напоминая своей хозяйке, что он всего лишь их телохранитель. За это Виктор Макса уважал и даже слегка завидовал его выдержке.

– А Макс? – Повторил Гришин.

– Ему надо отдать должное – он играет свою роль, роль преданного телохранителя, – сказал Виктор.

– То есть ты хочешь сказать, что Макс ни капельки не флиртует с моей женщиной? А они осторожнее, чем кажутся. Ты видел, как он смотрит на нее?

– С нежностью. Но при этом он даже ни разу её не обнял. И между прочим, если бы я их не знал, то подумал бы, что они муж и жена. Никаких «вы» между ними нет. Такое, почти панибратское отношение. Но Макс так или иначе не позволяет себе лишнего. Что касается Тима, то он, судя по всему, оставил эту затею. Теперь на досуге заигрывает со служанкой.

– Вот дьявол! Да он вконец обнаглел! Ладно. – Гришин ослабил галстук. – С Тимофеем все понятно, он меня мало беспокоит. Что девчонки?

– Младшую продолжают мучать кошмары, старшая спит крепко. Пушкой не разбудишь. Очень любопытная девочка.

– Она не столько любопытная, сколько нахалка. Ей впору журналистом работать, – прокомментировал Гришин. – Кто прибегает к Ангелине в спальню, когда она кричит? Кто её успокаивает?

– Иногда мать, но в основном кто-то из близнецов. Чаще всего Тим. Макс, как вы знаете, тоже крепко спит.

– Как только мы с Ладой поженимся, я тут же избавлюсь от своих падчериц, – проговорил Гришин. – Анну сдам в школу-интернат, а Ангелину в психиатрическую лечебницу. Там ей самое место.

– Есть одно, но, – сказал Виктор. – Ваша невеста никогда этого не допустит.

– А кто её будет спрашивать? Я женюсь на ней, хочет она того или нет. На правах отчима я смогу распорядиться дальнейшей судьбой девчонок. Я всё так устрою, что окружающие будут считать меня добрым и справедливым человеком. Сергей две тысячи раз перевернется в своей могиле – ненавижу его. Усилить наблюдение за Смольниковой и близнецами, – приказал он им.

– Как вы с ними поступите? – Поинтересовался Миша.

– Близнецов отправлю в Кунгур, но сначала изрядно помучаю. Как, я пока еще не придумал. А из Смольниковой сделаю подстилку. Пользуйтесь моей добротой!

От его улыбки Мише сделалось дурно, и он отпросился выйти. Мужчина закрыл за собой дверь и побежал к ближайшей раковине, где его вырвало.

В дверь кабинета постучали.

– Войдите!

– Босс, что я видел! – Воскликнул мужчина в желтом пиджаке и черных вельветовых брюках. – Это нечто!

– Успокойся, Гарри. Присядь, – сказал Гришин и подвинул мужчине стул. – Отдышись. Выпей воды.

Гари сделал глоток из стоящего на столе стакана и затараторил:

– В тот вечер, когда Гладковы приехали с соревнований, произошло кое-что интересное. Я полагаю, Тим и Макс вам об этом не рассказывали. Макс согласился подвезти Смольникову до дома. Когда они подъехали, она его поцеловала. Вы слышите, босс? Поцеловала!

Гришин улыбнулся.

– И как он отреагировал?

– Бедняга, он побледнел, сказал, что ему пора возвращаться и побежал к машине. Миг и след его простыл. Я оглянулся на женщину, она ничуть не раскаивалась в своем поступке. Рассмеялась и вошла в дом.

– Спасибо, Гарри, это весьма интересная новость. Держу пари Лада об этом не знает. Ну да и ладно. Крепче спать будет. Что-нибудь еще.

– Золотников пообещал своим людям, что расправится с тем, кто пытался его подставить. Он вне себя от гнева.

– Пусть сначала найдет, – сказал Гришин. – Оставьте меня вы оба, мне надо подумать.

Гришин достал из комода конверт и передал Виктору со словами:

– Держи, это гонорар за проделанную работу. Там на двоих. Теперь иди.

Выйдя из кабинета, Виктор открыл конверт. Разочарованию его не было предела после того, как он достал и пересчитал деньги.

– Жмот, – произнес он и отправился искать напарника.

Борьба за справедливость

Богдана смотрела на Елизавету Ивановну широко раскрытыми глазами и не могла поверить в услышанное. Только что эта дама предложила ей, девочке из интерната, жить с ней в одном доме. Она сказала, что хочет взять её под свою опеку и воспитывать до 18-летия. А если понадобится, до тех пор, пока она, Богдана Глушко, не получит профессию и не встанет на ноги.

Ну, конечно, она хотела бы иметь такую покровительницу как Елизавета Смольникова. Её внучки хорошо к ней относятся, да и Богдане они нравятся. Не задаются, не важничают.

– Богдана, почему ты молчишь? – Аня помахала ладонью перед лицом девочки. – Скажи что-нибудь.

– Я потрясена услышанным, дайте же прийти в себя, – пробормотала девочка. – Но почему я?

– Потому что твой болезненный вид, дитя мое, не дает мне покоя, – принялась объяснять сидящая перед ней женщина. – Девочки, признаюсь вам – я не выдержала и посетила интернат. Я видела других детей, которые там живут. Они выглядят вполне довольными. Мне даже удалось поговорить с некоторыми из них.

– И с кем это? – Спросила Богдана.

– С Юлей, Никитой и Данной. Все как один говорят, что там им хорошо живется и едят они вдоволь. Я просто в замешательстве!

– Вы Елизавета Ивановна, натолкнулись на главных задир интерната. Эти дети – любимчики директрисы. Воспитатели там очень строгие, часто наказывают даже за самые незначительные провинности. Не вытер дежурный со стола после еды – наказание.

– Как вас наказывают? – спросила женщина.

Из глубин её благородной души уже поднимался гнев. Она готова была призвать на помощь всех своих самых влиятельных друзей и тотчас отправиться в интернат наводить порядки.

– Могут без ужина оставить, могут поставить на «позорный» табурет и заставить там стоять 2—3 часа. Иногда отправляют спать намного раньше, чем положено, и их не будет волновать, если ребенок не успел приготовить уроки. А еще могут выпороть как сидорову козу.

– А ребят, с которыми я беседовала, не наказывают.

– Нет, конечно.

– А сколько раз наказывали тебя? – спросила Аня.

У нее на глазах вот-вот готовы были выступить слезы. Ей было жаль подругу. Богдана такая хорошая, простая, честная. Слова дурного никому не скажет. Девочке хотелось немедленно подойти к бедняжке и крепко обнять.

– Наказывали и довольно часто. Я в основном стояла на «позорном» табурете. Мимо меня проходили дети, плевали под ноги, дразнили. Кто-то даже запустил в меня книжкой. Мне нельзя было спускаться с табурета, я должна была ждать, когда придет воспитатель.

– Ну и беспредел, – произнесла женщина, – тебе нельзя там оставаться. Завтра же начну собирать необходимые документы. Если ты не против.

Девочка кивнула и заплакала, Елизавета Ивановна погладила Богдану по голове и сказала:

– Всё будет хорошо. Успокойся, детка. Будь уверена, я заберу тебя оттуда.

– А за что тебя поставили на «позорный» табурет? – спросила Аня у подруги.

– Это случилось прошлой зимой. У девочки, которая жила со мной в одной комнате, пропала книга. Она ей от матери досталась. Все, конечно, сразу подумали на меня. Вечером, накануне исчезновения книги, Лена очень переживала. Мы обшарили всю комнату, я помогала ей. Книги нигде не было. Лена расстроилась и рано легла спать. На другой день пропажу нашли под моим матрасом. До сих пор не могу понять – как она там оказалась? Ведь я лично сама проверяла и Лене показала, чтобы она убедилась в моей непричастности к краже. Случилось страшное, эта дурочка начала кричать и обвинять меня. Назвала воровкой. А потом воспитатель влепила мне пощечину. Вот так я и оказалась на табурете. И никто. Никто за меня не заступился.

– Богдана, я так тебе сочувствую, – сказала Аня и, подойдя к подруге, обняла её. – Наверняка эта маленькая зараза тебя подставила.

– Анна! – Бабушка с укором посмотрела на внучку. Выбирай выражения.

– Прости, бабушка.

– Ну, мне пора.

С этими словами Елизавета Ивановна поднялась со стула и прошла к двери. Она была настроена решительно.

– Я сейчас же пойду к директрисе, и мы с ней всё обсудим. Думаю, через пару недель я приеду за тобой, и мы славно заживем.

Она улыбнулась девочкам и вышла из класса.

– Я думаю, Аня, твоей бабушке получится забрать меня из интерната не раньше, чем через месяц.

– Почему ты так говоришь?

– Наша директриса не из тех людей, кто безропотно подчиняется. Будь уверена, Аня, она еще себя проявит.

Было около восьми вечера, когда один из людей Кирилла Золотникова пришел к нему в столовую со своим докладом. Шеф спокойно сидел за столом и ужинал. Настроение у него было приподнятое, а это означало, что парню нечего было бояться. Он еще раз обвел глазами столовую. В ней недавно был сделан дорогой косметический ремонт, она была со вкусом обставлена. Как и весь дом в целом.

Кирилл Александрович Золотников, которому недавно исполнилось 48 лет, считался человеком серьезным и очень влиятельным. А еще прямолинейным, жестким и непреклонным. Это был симпатичный мужчина с серыми глазами, всегда бодрым лицом и спортивным телом. Да, он промышлял наркотиками, но сам никогда к ним не притрагивался. Золотников редко выпивал и не курил. Своим людям он также запрещал прикасаться к алкоголю, наркотикам и табаку.

Этим вечером он никуда не спешил и ничего особенного не планировал. На нем были серые спортивные штаны и белая футболка. Ноги одеты в любимые домашние тапочки. Мужчина только что сходил в душ. Зачесанные назад, черные, слегка тронутые сединой волосы блестели при свете люстры.

Золотников давно развелся, у него были двое взрослых дочерей, которые давно переехали со своими мужьями в Америку. Дарья и Инна не забывали отца и всегда ждали его в гости. Потому что скучали и любили. Папа вырастил их один. Мать ушла из семьи, когда они были еще совсем малышками. Он так больше и не женился, боялся, как бы новая жена не начала обижать его ненаглядных дочурок. Ближе и роднее Даши и Инночки у него не было никого.

– А! Алексей! – произнес Золотников, почувствовав приближение своего помощника. – Ну проходи, выкладывай свои новости.

– Добрый вечер, Кирилл Александрович, – робко поздоровался Алексей. – Приятного аппетита!

– Угу, – пробурчал шеф, пережевывая спагетти. – Что новенького?

– Володин до сих пор не вернулся. Ну, лейтенант, который. Полиция считает, что его давно убрали. Ну в смысле, что он мертв уже. Якобы он очень много знал, и кто-то просто не хотел, чтобы его разоблачили.

– Не повезло парню, – проговорил Золотников. – А мне вот моя интуиция говорит, что он до сих пор жив. Вот только она не может сказать, кто за всем этим стоит. Вы что-нибудь накопали, у вас есть варианты?

– Есть, шеф, – ответил Алексей. – Фамилия Гришин вам о чем-нибудь говорит? Наш общий знакомый, Гарри Торнтон, он мягко намекнул мне на днях, на то что книжку по обложке не судят. И стоит присмотреться к скромному преподавателю правоведения.

– Как преподаватель? – Золотников едва не подскочил на своем стуле – Так значит ты считаешь, что он….

– Именно, Кирилл Александрович – он может быть причастен и к убийству прокурора, и к похищению Володина. Они ведь были знакомы. И Гришин этот часто бывал в доме прокурора. И бабочку эту несчастную могли подкинуть его люди.

– Да за кого он себя принимает?! – вспылил Золотников. – Вот ничтожество! Но какие у него мотивы, что лично ему сделал этот прокурор?

– Может из-за его жены, – предположил Алексей. – Она ведь красотка, эта Лада.

– Неужели? – поинтересовался Золотников. – Это каким же надо быть моральным уродом, чтобы из-за женщины лишить детей отца? Я тоже далеко не святой, но я по крайней мере не убиваю людей, без веской причины. Да, Медунцов многим переходил дорогу, в том числе и мне, но это же не значит, что надо пойти и убить его.

– Совершенно с вами согласен, – сказал Алексей. – Так что скажете, шеф, будут распоряжения насчет этого Гришина?

– Пусть за ним проследят. Пока я не буду уверен, что это и есть он, вмешиваться не стоит. Иди пока.

– А если догадки подтвердятся?

– Он заплатит, я найду его и стеру в порошок.

Алексей ушел, а Золотников продолжил есть свой ужин. Его оправдали, а значит все еще можно поправить. Разрешить, по справедливости. Если человеком, подставившим его, окажется Гришин – ему несдобровать.

Подойдя к кабинету директрисы, Елизавета Ивановна постучала в дверь и прислушалась. Эта женщина кого-то отчитывала. Минута. Вторая. Третья. Затем она услышала:

– Войдите!

Переступив порог кабинета, Елизавета Ивановна уловила тошнотворный запах. Это была ваниль и что-то еще. Что именно, разобрать было трудно. Возле стола директрисы стоял мальчик. Руки его были заложены назад, голова поникла. Мальчик был смуглый, кучерявый, и такой же худой как Богдана. На нем были потертые джинсы, шлепанцы и растянутый до безобразия засаленный свитер.

Затем она взглянула на директрису. Дамочка была примерно одного с ней возраста. Мышиного цвета волосы на затылке были связаны в аккуратный пучок. Они были такими же, что и свитер мальчика. Засаленными. Тонкие губы сурово поджаты, маленькие карие глазки метали молнии.

Шерстяной костюм малинового цвета сидел на директрисе как влитой. Он был безукоризненно чистым и выглаженным. На воротничке белой кружевной блузки была приколота бриллиантовая брошь. Лак на ногтях слегка облез и это выглядело совсем не привлекательно.

Директриса носила серьги-гвоздики. Кстати они тоже были бриллиантовыми, как и кольцо на среднем пальце левой руки. Если говорить в целом, образ хозяйки интерната сочетал в себе легкое неряшество и в то же время стремление жить не хуже людей.

С первой минуты Елизавета Ивановна почувствовала неприязнь к женщине, сидевшей за столом из красного дерева.

– Ты можешь идти, Витя, – сказала директриса.

– Ладно, – пробубнил мальчик.

На миг Витя повернулся к Елизавете Ивановне, и она увидела в его глазах ту самую боль, что и в глазах Богданы. Директриса предложила ей присесть.

– Благодарю.

– Что будете пить?

– Ничего, спасибо. Сразу перейдем к делу. Я пришла, чтобы обсудить с вами опекунство над одной из ваших воспитанниц.

– Кого вы имеете в виду?

– Богдана Глушко.

– Как странно. Я думала, вы будете более осмотрительнее. Почему именно она?

– Она мне понравилась, вот и всё. А вдаваться в подробности я никогда не любила.

– Но она воровка. Этот факт разве не пугает вас?

– Нисколько, – сказала женщина, изящно перекинув ногу на ногу. – И потом. Я не верю в то, что она могла пойти на такое. Полагаю, девочку просто подставили. И это не удивительно, ведь здесь она вроде козла отпущения. Чуть что случись, виновата она.

– Да как вы смеете так говорить?

Лицо директрисы начало предательски покрываться пятнами, губы задрожали.

– Я должно быть нанесла оскорбление и мне стоило бы извиниться, но я воздержусь. Так как просто констатирую факт, – отрезала женщина, не желая сдаваться.

– Убирайтесь к черту, – прошипела директриса. – Никакое опекунство вы не получите.

– В таком случае я напишу уполномоченному по правам ребенка и приглашу его сюда, в дом-интернат для сирот №4? Уверена, что Алексей Крылов, мой давний друг, откликнется на это приглашение. Увидев ваши методы воспитания и условия проживания детей, он не станет долго церемониться. Вы, Елена Даниловна, рискуете лишиться работы и теплого местечка.

– Вы запугиваете меня?

– Нет. Я вас предупреждаю. А теперь давайте по-хорошему. Какие документы нужны для опекунства?

– Да пошла ты, – вырвалось у директрисы. – То есть я хочу сказать, комиссия опеки и попечительства не даст вам, Елизавета Ивановна, право воспитывать кого-либо из детей.

– Это почему же?

– Потому что вы женщина легкого поведения. И все об этом знают!

На лице Елизаветы Смольниковой не дрогнул ни один мускул. Она спокойно ответила:

– Недостаточно веское основание, Елена Даниловна. Подумайте еще.

– Вы не сможете дать девочке соответствующего воспитания и образования. Я не хочу, чтобы она росла в окружении разврата, лжи, сплетен и лицемерия. Вы плохой наставник, а еще называете себя порядочной женщиной. Уходите. Уходите сейчас же! Прочь с глаз моих долой!

– Не кричите. Я ухожу.

Елизавета Ивановна поднялась с кожаного кресла и направилась к двери, бросив напоследок:

– По прибытию домой я немедленно напишу, куда следует. Пусть они с вами разбираются.

– Давай иди! Подстилка! – Прокричала ей вдогонку директриса, а затем взяла пепельницу со стола и ею запустила в дверь. Нежно розовая фарфоровая пепельница разлетелась на куски. – Рита! – Позвала она, нажав кнопку на телефоне. – Бегом ко мне! Прихвати мешок для мусора.

Завернутая в простыню, Ксюша лежала поперек кровати и смотрела, как Тим застегивает пуговицы на рубашке.

– А ты умеешь доставить удовольствие женщине, – сказала она. – Наверняка до меня у тебя их была прорва.

– Да, нет. Всего шесть или семь.

– Это правда?

– Абсолютно, моя прелесть.

– Тим, когда мы снова встретимся?

– Всё зависит от обстоятельств. Нам повезло, что Лада Андреевна осталась дома и целый день проведет в кабинете.

– А Макс повез девочек в гости к бабушке, – добавила она.

– А твоя мать уехала навестить подругу, – радостно завершил Тим и поцеловал девушку в плечо.

– Тим, давай еще разок.

– Я бы удовольствием, но скоро вернутся Макс и девочки. Не хотел бы я напороться на скандал.

– А что такого преступного мы с тобой делаем. Всего на всего занимаемся любовью.

– Давай прибережем силы на другой раз – хорошо? Мне пора идти.

– Тим.

– Что, моя прелесть?

– Я рада, что именно ты стал моим первым мужчиной.

– А я рад, что ты не оттолкнула меня.

Они поцеловались, и он вышел из комнаты. Ксюша поискала глазами свою одежду. Чулки, юбка, блузка и бюстгальтер валялись возле стула. Туфли она нашла под кроватью. Девушка оделась, стянула волосы в хвост, влезла в туфли и спустилась вниз. Тамара Алексеевна уже вернулась от подруги. Она стояла у плиты и, что-то напевая, готовила ужин.

– Дочка, это ты? – спросила мать, услышав за спиной чьи-то шаги.

– Да, мама.

Девушка взяла со стола стакан и налила себе воды из графина.

– И чем ты сегодня занималась в мое отсутствие, негодница?

– Мне было чем себя занять, – ответила Ксюша и почувствовала, что краснеет. К счастью Тамара Алексеевна стояла к ней спиной и не видела этого.

– Лада Андреевна поручила мне постирать и погладить шторы. Потом я делала влажную уборку в доме, меняла постельное белье и хлопала коврики.

– Золушка моя, – с нежностью произнесла женщина. – Иди приляг. Тебе понадобятся силы для завтрашнего дня.

– А что будет завтра, мама?

– Хозяйка устраивает ужин на десять персон. Мне нужна будет твоя помощь.

– Мы справимся, не переживай! – С улыбкой заявила Ксюша. – Ты меню уже видела?

– Пока нет. С минуту на минуту нам его принесут.

На кухню прибежала Аня.

– Вот, Тома, – сказала она, – меню для завтрашнего ужина. Привет, Ксюша!

– Здравствуй, Анюта. Как погостили у бабушки?

– Отлично, мы пили чай с пирожным, рассматривали семейный альбом, а еще Василий показывал нам фокусы. Было очень весело!

– И ты конечно научилась одному из них.

– Разумеется.

– Аня! – Услышала девочка. – Куда ты пропала?

На кухню вошла Ангелина. Как всегда, спокойная и собранная.

– Привет, Тома. Привет, Ксюша. Аня, – обратилась она к сестре, – ты часом не забыла про домашнее задание?

– Боже, ну какая же ты всё-таки зануда, сестрица, – закатив глаза, произнесла девочка. – Тебя хоть что-нибудь кроме учебы интересует?

– Интересует, – ответила Ангелина, – успеваемость моей сестры. Марш за уроки или я позову маму. Бездельница.

– Только не это, – произнесла Тамара Алексеевна, разочаровано открывая духовку.

– Что такое, Тома? – спросила Ангелина.

– Она не нагревается.

– Может быть позвать кого-нибудь из ребят, – предложила Аня. – Они говорили, что разбираются в технике.

– Если тебе не трудно, детка. Сходи, пожалуйста, за кем-нибудь из них, – попросила Аню Тамара Алексеевна.

– Я мигом!

Через пару минут на кухню вошел Тим.

– Вот вредная девчонка, – подумала Ксюша, испытав прилив нежности к девочке. – Знаю, она специально его привела.

Ксюша нисколько не сердилась на Аню, наоборот, она была ей благодарна. Поломка духовки и она снова видит Тима. Это ли не радость?

– Мне сказали, Тамара Алексеевна, у вас духовка не нагревается.

– Верно. Тим, посмотри, пожалуйста.

Женщина отошла от плиты и присела за стол. Тим подошел к плите, присел на корточки и открыл духову. Пару минут и он вынес свой вердикт:

– У вас перегорела нагревающая спираль. Её необходимо заменить и всё будет в порядке.

– Тогда надо идти к Ладе Андреевне, – сказала она.

– Я возьму это на себя, – предложил Тим. – Схожу к хозяйке, возьму у нее денег на новую спираль и поеду в магазин. Не беспокойтесь, через полчаса духовка будет исправна.

– Тим, это так мило с твоей стороны, – сказала Ксюша.

– Пустяки. Почему бы мне, раз я разбираюсь в технике, вам не помочь.

Он вышел из кухни и направился в кабинет Лады. Тим постучался и стал ждать приглашения войти. Прислушавшись, мужчина понял, что она разговаривает с кем-то по телефону.

– Извини, мама, – услышал он, – там в дверь кто-то стучит. Мне пора. Люблю тебя. Войдите!

– Лада Андреевна, там на кухне духовка не нагревается. Я проверил и пришел к выводу – надо менять спираль. Я пришел за деньгами.

– Да, конечно, Тим, – с улыбкой произнесла Лада. – Мы ведь не хотим остаться без ужина.

Лада порылась в сумочке и достала кошелек. Она дала Тимофею карточку со словами:

– Не забудь попросить товарный чек.

– Разумеется.

– Где твой брат?

– Макс с девочками. Помогает им делать уроки.

Она улыбнулась ему и вернулась к своим делам. Тим откланялся и вышел из кабинета, а спустя 15 минут уже бродил по отделу электротоваров. Он выбрал нужную спираль, заплатил за нее, взял товарный чек и поехал обратно. Как Тим и обещал, спустя полчаса духовка нагрелась и Тамара Алексеевна, поблагодарив его, наконец поставила туда пирог из малины и фисташек.

А в это время спрятавшийся за кустом акации Виктор строчил в своем блокноте докладную. Погода не располагала к долгим прогулкам. Он замерз, руки не слушались, в результате чего почерк походил на докторский. Такой же корявый и неразборчивый.

Они сидели в гостиной и пили только что приготовленный кофе. На столе стояла ваза с овсяным печеньем, которое друг Елизаветы Ивановны, Дмитрий Вершинин очень любил. Эта женщина знала подход к каждому из своих влиятельных друзей. Кто что любит есть, пить, что предпочитает видеть на ней. К примеру платье или красивый пеньюар.

Сегодня на ней была белая юбка в пол и темно-зеленая шифоновая блузка. Длинные волосы были заплетены во французскую косу. Женщина пристально всматривалась в лицо своего покровителя, оно выражало спокойствие, уверенность, силу. Вершинин – фабрикант и ему 45 лет. Был дважды женат, третья жена подарила ему сына Володю.

С Елизаветой он познакомился давно, на Дне рождении друга, и с тех пор не мог представить своей жизни без этой очаровательной женщины. Для него она была не просто любовницей, а настоящим другом, прекрасным собеседником, психологом. Она всегда утешала его и подбадривала. Елизавета была совсем не похожа на жену Дмитрия, Ольгу. Та могла бы многому у нее поучиться, например, не транжирить деньги и не закатывать так часто истерики.

Утром Елизавета позвонила ему и попросила приехать. Голос у нее был печальным, местами даже тревожным. Мужчина не мог оставить это без внимания. Сегодня на нем были синие вельветовые брюки, белая накрахмаленная рубашка и новый галстук – подарок Лизы. Пиджак и пальто аккуратно висели в прихожей на плечиках. Дмитрий носил усы и бороду, которые регулярно подстригал, его каштановые волосы были зачесаны назад.

Он смотрел на нее и улыбался. Его теплая почти горячая ладонь заботливо накрыла её руку.

– Уж не заболела ли ты, моя милая? – спросил он.

– Я хорошо себя чувствую, – ответила она и улыбнулась. Но улыбка у нее получилась какая-то вымученная. – Просто у меня проблемы с одной девочкой.