Текст книги "Сердце, скованное льдом"

– Ты права, внучка, я бы тоже подкрепилась перед дорогой.

– Ну, хорошо, – согласилась Лада. – Тим, едем в ближайший кафетерий.

– Так ведь за углом есть закусочная, – сказал Максим. Неужели нам придется запускать автобус ради десяти шагов?

– Тогда веди нас в закусочную, – с улыбкой проговорила женщина.

– Тебе понравилась выставка? – спросила Богдану Аня, когда они уже сидели в закусочной.

– Очень, – ответила девочка. – Спасибо вам, что взяли меня с собой. Я долго буду помнить этот день.

– Всегда, пожалуйста, Богдана, – сказала с улыбкой Лада. – А что тебе особенно запомнилось?

– Храм на крови. Он меня просто поразил! Еще было весело на мастер-классе.

– А вам, девочки, что больше всего понравилось? – спросила у внучек бабушка.

– Все без исключения! – ответила Аня. – В том числе и макет гостиной, который я сама сделала. А еще интересно было наблюдать за тем, как веселились мама и Максим.

Услышав это, Лада смутилась. Ангелина почему-то промолчала. Она думала о чем-то своем и смотрела в окно.

– Ребята, – обратилась к близнецам Аня, – а чем выставка запомнилась вам?

Оба единодушно ответили:

– Мастер-классом!

Гришин нервно барабанил пальцами по столу. Он ждал появления Виктора и Миши. С момента последних новостей, прошло достаточно много времени.

– Смогли ли мои люди накопать что-нибудь интересное про близнецов? – думал он.

Вскоре раздался стук в дверь.

– Войдите!

– Босс, мы пришли, – сказал Виктор и поплотнее закрыл за собой дверь.

– Рассказывайте, раз пришли. Начинай ты, Миша.

– Смольникова хочет взять под опеку сироту из дома-интерната. Какую-то девочку. Уже приходила независимая комиссия по опеке и попечительству. Их было трое, они осматривали дом, беседовали со Смольниковой.

– Содержанка! – резко поправил его Гришин.

– А еще известно, будто она написала письмо уполномоченному по правам ребенка. Некто Алексей Крылов. Она просила его приехать и навести порядок в домах-интернатах, – продолжил свой доклад Миша.

– И что же он ответил?

– Что приедет, как только сможет.

– Вот зараза! Она и с ним путалась.

– Это еще не всё, босс, – сказал мужчина. – Дмитрий Вершинин, ну тот фабрикант, друг Смольниковой, любому глотку прокусит. Если кто-нибудь осмелится встать у них на пути. Он регулярно дает директрисе интерната взятки, чтобы она отпускала сироту на встречу.

– Куда это?

– В магазин за одеждой, например, или на выставку.

– Ну что ж посмотрим, какой из нее получится опекун. Держу пари, что никакой.

– Босс, вы же не будете ставить ей палки в колеса, – осторожно прошелестел Михаил, поймав его недобрый взгляд. – У Смольниковой очень влиятельные друзья.

– Плевать, пусть делает, что хочет. Недолго ей спокойно жить осталось. И разве я не говорил тебе, чтобы ты называл её содержанкой?

– Я не буду называть её содержанкой, – сказал Михаил. – Она перешла дорогу вам, а не мне.

– Что ты сейчас сказал, сопляк? Она перешла дорогу твоему боссу!

Локтем Виктор ткнул своего напарника в бок, чтобы тот не лез на рожон, но Миша не на шутку раскипятился и продолжал в том же духе.

– В отличие от вас, я не желаю зла никому из этой семьи. И позволю себе заметить – вы очень дурно распорядились насчет девочек. Вы нехороший человек, а еще хотите, чтобы такая женщина как Лада вас полюбила. Вы и мизинца её не стоите.

– Да, ты. – У Гришина перехватило дыхание от неожиданной дерзости своего подчиненного. – Да, я тебя сейчас так отделаю!

Он нажал кнопку на телефоне и сказал своей секретарше:

– Валерия, пригласи Кешу в мой кабинет.

Через минуту Иннокентий был в кабинете. Этому мужчине было около 35 лет. Внушительного вида кулаки, могучая спина, высокий рост, заветренное лицо, густые каштановые волосы – примерно такими словами можно было его охарактеризовать.

В гневе он походил на разъяренного мексиканского быка. Пребывая в хорошем настроении Иннокентий громко смеялся, рассказывал похотливые анекдоты и частенько приставал к секретарше босса. Как раз сегодня у него было именно такое настроение.

– Вы звали меня, босс, – прогудел он.

– Да, Кеша. Отведи Михаила в подвал к Володину и запри на целый день. Он вывел меня из себя.

– Пойдем, – сказал здоровяк, пропуская Мишу вперед, – не будем больше злить босса.

Михаил кивнул и без колебаний вышел из кабинета.

– Уж лучше сидеть взаперти, чем находиться рядом с тобой, – еле слышно процедил он.

Они прошли по коридору и завернули за угол. В левом кармане куртки Иннокентия лежала связка ключей. Он достал её и, найдя нужный, открыл дверь.

– Проходи.

Миша зашел внутрь и тотчас дверь за ним захлопнулась. Растерянно оглядев плохо отапливаемое помещение, он присел на стул. Примерно в двух метрах от него, связанный по рукам и ногам сидел Антон Володин. Он дремал.

– Ты думаешь также как он? – спросил Гришин, когда они остались одни в кабинете.

– Нет, – сказал Виктор. – Это ваше дело и ему не следовало заходить так далеко. Простите его.

– Возможно прощу, но это произойдет не скоро. Пусть посидит, подумает. А ты не вздумай клянчить у Кеши ключи, чтобы повидаться с ним!

– Даю слово, босс. Я не стану просить ключи. Вот кстати мой блокнот, почитайте на досуге.

– Это хорошо, потому что мне некогда выслушивать твой доклад. Я спешу. Иди, занимайся своими делами.

Когда Гришин вечером вернулся с деловой встречи, он таки открыл блокнот и стал читать. И чем больше Гришин углублялся в чтение, тем сильнее темнело в глазах от ярости. Он чувствовал себя совершенно опустошённым. На душе противно скребли кошки. Оглянувшись на фотокарточку Максима, мужчина понял – медлить больше нельзя, пришла пора приводить план в исполнение.

– Скоро всё закончится, – сказал он себе и выбросил блокнот Виктора в урну.

– Ваша честь, – сказал адвокат, – я ходатайствую о вызове свидетеля защиты. Это Петр Сергеевич Серов – председатель независимой комиссии опеки и попечительства. Он и две его коллеги побывали в доме Елизаветы Смольниковой – уверен, им есть что сказать.

– У прокурора не будет возражений? – спросил судья.

– Нет, Ваша честь.

– В таком случае пригласите его к нам.

Вошел Петр Серов. Он посмотрел на Елизавету Ивановну, и она поняла – ей нечего бояться. Комиссия однозначно вынесла решение в её пользу.

– Петр Сергеевич, суд просит вас озвучить решение, которое вы вынесли после визита в дом истицы, Елизаветы Ивановны Смольниковой. Приступайте!

– К большому облегчению для нас, членов независимой комиссии, и для истицы – в доме по указанному адресу не было найдено никаких отклонений от общепринятых норм. Чисто, красиво, уютно. Доход у истицы стабильный – 150 тысяч ежемесячно. В доме достаточно продуктов, а значит сирота не будет голодать. Елизавета Ивановна, несмотря на свой образ жизни, имеет экономическое и медицинское образование. Свободно говорит на французском и английском языках, знает правила столового и гостевого этикета, занимается благотворительностью. А еще у истицы богатый словарный запас. Как человек ответственный и серьезный, она тщательно готовится к появлению в её доме сироты. У Богданы Глушко будет собственная спальная и ванная комнаты, письменный стол. Библиотека в доме истицы большая и девочка сможет ей воспользоваться в любое время. Елизавета Ивановна также полностью обновила гардероб своей будущей подопечной. При встрече истица произвела на нас приятное впечатление и заверила, что ничего аморального в её доме никогда не было и не будет. Она не состоит на учете у психиатра и нарколога. У нее нет проблем с алкоголем. На этом я завершаю свой доклад и прошу суд вынести решение в пользу истицы.

– Спасибо, Петр Сергеевич, – сказал судья, – весьма содержательно.

Елизавета Ивановна с благодарностью посмотрела на Петра Серова.

– Ваша честь, – сказал прокурор, – у меня есть опровержения. Для дачи свидетельских показаний ходатайствую вызвать в зал судебного заседания директора дома-интерната для сирот №4 Елену Даниловну Пашкову. Это тот самый интернат, где проживает Богдана Глушко.

– Что думает об этом сторона защиты?

– Нет возражений, Ваша честь, – ответил адвокат.

Вызвали директрису. Сегодня на ней был тот же самый малиновый костюм, другой была только блузка. Цокая каблучками, она вошла в зал и встала за трибуну. Подведённые косметическим карандашом карие глаза её сердито блестели, губы как обычно были поджаты.

– Расскажите нам, Елена Даниловна, когда и при каких обстоятельствах вы впервые встретились с истицей?

– Это незадолго до того, как Смольникова снова посетила интернат.

– С какой целью она посетила интернат в первый раз?

– Посмотреть, как живется сиротам, побеседовать с ними. Тем самым она ясно дала понять, что намерена взять опеку над кем-то из них.

– Она советовалась с вами? Относительно того, кого ей лучше выбрать.

– Не припомню. Пообщавшись с детьми, она заявила, что свой выбор уже сделала и хотела бы начать собирать необходимые для опекунства документы.

– А на тот момент, когда истица беседовала с детьми, Богдана Глушко присутствовала в интернате?

– Нет, она была в школе.

– Как вы можете охарактеризовать вашу подопечную?

– Девочка, скажем прямо, не подарок. Она ворует, постоянно лжет, не слушается и дерзит воспитателям.

– Вы сказали об этом истице?

– Пыталась, но она слышать ничего не хотела. Заявила, что это неправда, и что мы совсем затюкали бедную девочку. Сделали из нее козла отпущения. Она пригрозила, что напишет уполномоченному по правам ребенка и тогда, по её словам, я рискую потерять работу.

– Это правда, Елизавета Ивановна? – спросил судья.

– Да, Ваша честь, это правда, – ответила женщина. – Я действительно написала Алексею Крылову, чтобы он приехал и навел порядок в домах-интернатах нашего города. Я хотела только одного – справедливости.

Судья с пониманием кивнул.

– Так значит вы отказали истице в праве взять девочку под свою опеку – на каком основании? – поинтересовался у директрисы адвокат.

– Уверяю вас, господин адвокат, я отказала ей не потому что она мне угрожала, а потому что она в принципе не должна воспитывать ребенка. Она же проститутка!

– И что? – Парировал адвокат. – Проститутки разве не люди?

– Господин адвокат, – сказала директриса. – Богдана Глушко и без того испорченный ребенок – что же из нее выйдет, если она поселится в доме истицы?

– Она вырастет достойным человеком – вы разве не ознакомлены с вердиктом свидетеля защиты?

– Да ведь она проститутка! – Настаивала на своем директриса. – Ей ничего не стоило переспать с ним в обмен на положительный отзыв.

Услышав это, Елизавета Ивановна содрогнулась и побледнела. Ей как будто дали пощечину. Прекрасные темно-серые глаза наполнились слезами. Заметив это, Вершинин, который также присутствовал в зале судебного заседания, произнес:

– Это всего лишь ваши предположения! Ваша честь, – обратился он к судье. – Дайте мне слово.

– Разумеется. Как только господин прокурор закончит свой допрос, я дам вам слово. Присядьте.

– Откуда у вас такие предположения насчет истицы? Спросил прокурор у директрисы.

– Так ведь это очевидно! Она прокладывает свой путь к успеху и достатку через постель. Стало быть, и свидетеля Серова истица знает не так уж мало.

– Что вы несете! – воскликнул оскорбленный мужчина. – Вы что, дамочка, совсем спятили? Я вижу истицу второй раз в жизни!

– Тихо, – сказал судья и постучал молотком. – Нехорошо, Петр Сергеевич, с места выкрикивать.

– Простите, Ваша честь.

– Присаживайтесь и успокойтесь. Суд верит в вашу порядочность.

– Может вы хотите добавить еще что-нибудь? – спросил прокурор директрису.

– Нет, это всё.

– Что ж, – сказал судья, – давайте тогда пригласим к трибуне господина Вершинина. У сторон не будет возражений?

Возражений не последовало и тогда мужчина прошел к трибуне.

– Что вы хотели добавить?

– То, что Елена Даниловна – наглая лгунья. Жалобы Богданы Глушко на директора интерната и других педагогов небезосновательны. В первую нашу встречу девочка стояла на «позорном» табурете и плакала. Её в очередной раз наказали. Практически ни за что. Богдана всего на всего не успела вынести мусор из своей комнаты.

– Позорный табурет? – удивился судья. – Как вы это объясните, Елена Даниловна

– Если ребенок поступает дурно, следует его пристыдить. Для этого мы и придумали «табурет позора». Что здесь такого?

– А вам не кажется, Елена Даниловна, что вы перегибаете палку, – спросил адвокат. – Позвольте узнать, где находится «позорный» табурет?

– В коридоре на втором этаже, – спокойно ответила директриса.

– Ваша честь, – обратился Дмитрий Вершинин к судье, – Будет лучше, если вы разрешите вопрос в пользу моей подруги. Ведь если вдруг вы откажете ей в праве опекать сироту и Богдана Глушко останется в интернате – дело может кончится самоубийством.

– Хорошо, Дмитрий Александрович, я вас услышал. У сторон есть еще свидетели или какие-нибудь доказательства в пользу истицы или против нее?

– Тут подошел еще один свидетель защиты, Ваша честь, – сообщил адвокат. – Это подруга истицы, Оксана Плясунова. Она знакома с Елизаветой очень давно и может дать объективную оценку.

– Пригласите свидетеля, – сказал судья, как только прокурор дал свое согласие.

Адвокат Антипин тем временем отвинтил крышку у бутылки с минеральной водой и немного налил себе в стакан. Затем он посмотрел на свою подзащитную и спросил:

– Вам налить?

Женщина кивнула, и адвокат налил воды в её стакан. В зал вошла Оксана Плясунова. Как всегда, изящная и доброжелательная. Она представилась, и адвокат начал её спрашивать.

– Как давно вы знаете истицу?

– Более 20 лет, – с улыбкой ответила женщина.

– Ваша подруга – что она за человек?

– Уравновешенная, добрая, понимающая. Я уверена, что из Лизы, моей подруги, получится прекрасный опекун. Она может быть мягкой и строгой, серьезной и веселой.

– И что же, Оксана Владимировна, у вашей подруги нет никаких недостатков? – спросил прокурор.

– Разумеется есть, но они все пустяковые.

– И что же это за недостатки?

– Лиза, как и многие женщины, любит посплетничать. Она как сарафанное радио, все самые свежие новости я узнаю от нее. А еще моя милая подруга любит досаждать людям, которые ей неприятны. Она пойдет на всё лишь бы недруг как можно скорее покинул то место, где они оба находятся.

– И много у вас недругов, Елизавета Ивановна? – спросил прокурор.

– Достаточно, – сказала она. – Всегда найдутся завистники или те, кто не понимает и даже открыто презирает мой образу жизни.

– А что вы, Оксана Владимировна, думайте по поводу того, чем занимается ваша подруга? – спросил адвокат.

– Я отношусь к этому совершенно спокойно, – сказала свидетельница, – так как считаю: главное не то, чем занимается человек, а то, каков он изнутри. И мой муж меня в этом поддерживает.

– Спасибо, – сказал судья. – Ну, уважаемые стороны, приступим к прениям. Слово предоставляется прокурору. Михаил Афанасьевич, прошу вас начинайте.

Прокурор встал, взглядом окинул всех присутствующих в зале людей и завел свою обвинительную пластинку.

– Черного кобеля не отмоешь добела, – говорится в известной пословице. И как бы нам здесь истицу не нахваливали, я прихожу к одному выводу. Елизавета Смольникова – содержанка и ею останется. Она женщина легкого поведения, а это значит, что несмотря на многочисленные убеждения, в доме всё равно будут пьянки и оргии.

Вы только представьте! Поздний вечер. Богдана Глушко спускается в гостиную, чтобы пожелать своей благодетельнице доброй ночи. И что она видит. В креслах сидят пьяные дяденьки, а у них на коленях еще более пьяные тетеньки. Они целуются и тискают друг друга. На столе стоит алкоголь и дорогая закуска. Не замечая присутствия сироты, Смольникова подливает кому-то виски и одновременно громко смеется над чьей-то шуткой.

Ну, что, Ваша честь, нравится вам такой исход дела? Лично мне, как и Елене Даниловне, противно даже думать об этом. Ребенка нельзя отдавать на воспитание проститутке, каким бы ангелом она не была. У меня всё, Ваша честь.

– Спасибо. Степан Александрович, ваша очередь.

Адвокат поднялся со своего места, откашлялся и произнес:

– Судя по тому, что мы сейчас услышали от прокурора, у него весьма богатое воображение. Он обрисовал жизнь в доме моей подзащитной такими красками, что мне кажется, будто я попал в публичный дом. Пьяные дяди и тети. Алкоголь. Что за бред вы несете? Елизавета Смольникова – мать и бабушка. Она никогда не допустит такое в доме, где выросла её единственная дочь и куда сегодня приходят внучки, сверстницы Богданы Глушко.

Да, она содержанка, но при этом ей рады во многих домах. У этой женщины, какой бы непорядочной она не была, есть связи. Повторяю, связи – именно они открывают перед нами двери в лучшую жизнь. Понимаете, о чем я говорю? Благодаря истице, девушку будут знать, приглашать в гости и на прогулки. Она будет представлена обществу и получит достойное образование, а когда-нибудь и достойную партию. Если у суда остались сомнения относительно морального облика моей подзащитной, прошу назначить испытательный срок, в течение которого в дом Елизаветы Ивановны регулярно будет приходить комиссия и проверять, всё ли в порядке. На этом я и закончу.

– Благодарю и вас, Степан Александрович. А суд удаляется для постановления решения.

– Встать! Суд идет, – сказала секретарь судебного заседания, молодая девушка с огненными волосами. – Объявлен получасовой перерыв.

– Может быть прогуляемся, – предложил Елизавете Ивановне адвокат. – Вы что-то уж слишком бледная.

Женщина кивнула, и они вышли из зала. Их догнал Вершинин.

– Вы на улицу? Я с вами.

– Дима, как хорошо, что ты приехал и поддержал меня, – сказала она, склонившись к его плечу.

– Это было не сложно, моя милая. Ты не голодна?

– Я так волнуюсь, что, наверное, не смогу проглотить ни кусочка.

– Куда вы идете? – раздался позади них голос Оксаны Плясуновой. – Возьмите меня с собой.

– Ты моя умница, – сказала Елизавета Ивановна и подруги обнялись.

Перерыв окончился и все вновь собрались в зале.

– Встать! Суд идет!

Вошел судья. Он занял свое место и провозгласил решение:

– На основании семейного кодекса Российской Федерации и отдельными пунктами, которые непосредственно касаются материнства и детства, Суд постановил. Назначить Елизавете Ивановне Смольниковой испытательный срок в один месяц. В течение этого месяца она попробует себя в роли опекуна и наставника для Богданы Глушко. Если по истечению срока у комиссии не возникнет претензий к методам воспитания и условиям проживания сироты в доме истицы, Елизавета Ивановна Смольникова официально будет признана опекуном Богданы Глушко до её совершеннолетия. Приговор вступил в законную силу и обжалованию не подлежит. Елизавета Ивановна, вам всё ясно?

– Один вопрос, Ваша честь. Когда можно будет забрать девочку из интерната?

– Приговор вступает в силу с сегодняшнего дня, следовательно, как временный опекун девочки, вы имеете право хоть сейчас отправиться за ней в интернат. Успехов вам, – с улыбкой сказал судья.

– Спасибо, Ваша честь.

– Судебное заседание объявляется закрытым.

Удар молотком и все направились к выходу.

– Я заеду за Богданой через час, – сказала Елизавета Ивановна красной от гнева директрисе. – Скажите девочке, пусть она собирает вещи и ждет меня.

– Непременно, – проскрежетала она, – но это ненадолго. Помяни мое слово, подстилка.

– Если бы вы, Елена Даниловна были мужчиной, – раздался позади нее голос Дмитрия Вершинина, – клянусь. Я бы вас ударил. Не смейте ей угрожать.

– Пойдем отсюда, Дима, – сказала женщина. – Елене Даниловне понадобится время, чтобы смириться со своим поражением.

Они поехали в ресторан, где подкрепились и обсудили планы на завтрашний день, затем вместе со своей подругой Вершинин поехал в интернат за девочкой. Богдана понравилась ему с первого взгляда.

Карты раскрыты

Лада с улыбкой слушала, как мать по телефону рассказывала ей о прошедшем судебном заседании. Она была искренне рада за мать и гордилась её выдержке. Женщина также радовалась за сироту, теперь никто не посмеет обидеть или оскорбить Богдану. Девочка будет жить как у Христа за пазухой.

– В воскресенье приглашаю вас на ужин, – сказала она. – Можешь взять с собой своего друга-фабриканта. Я буду рада видеть его у себя в доме. Что? Не сможет приехать? Как жаль – а почему? Весь день проведет с сыном и с женой-истеричкой? Понятно. Нет, Гришина я приглашать не собираюсь. Пока, мама. Целую.

Едва она положила трубку, как раздался стук в дверь.

– Войдите!

В дверном проеме показалась голова Макса.

– Не помешаю?

– Нет, Максим, проходи.

Он вошел. Как всегда, приветливый, бодрый и подтянутый. На нем была черная рубашка с короткими рукавами и неизменные джинсы. Сердце Лады пустилось в бешенный галоп. Ладони вспотели.

– Я перечитал в библиотеке все научно-популярные журналы, хотел спросить – у вас в кабинете случайно где-нибудь не завалялись другие номера?

– Одну минуту. Мой покойный муж, царствие ему небесное, тоже увлекался в свое время такими журналами. Я сейчас посмотрю.

Лада поднялась с кресла и принялась искать. Проверила в обеих шкафах и двух тумбочках, осмотрела все выдвижные ящики стола, за которым сидела. Её взгляд упал на чемодан, лежавший на верхней полке книжного стеллажа.

– Наверное они там, – с улыбкой сказала она.

И женщина оказалась права. В чемодане действительно были журналы, около 30-ти экземпляров. Она достала из чемодана все журналы и сложила их ровненькой стопкой.

– Забирай.

– Спасибо.

Но Макс не спешил их забирать. Он пристально смотрел на неё, фиксируя в памяти каждый изгиб, каждую черточку, каждую родинку. Сегодня она была красивее чем обычно. На ней была легкая лимонного цвета юбка в пол и белая блузка с кружевным воротником. И от нее все так же вкусно пахло духами Шанель. Расстояние между ними постепенно сокращалось и когда стало минимальным Макс привлек женщину к себе и поцеловал. Горячо, требовательно.

Вместо того, чтобы залепить ему пощечину и прогнать из кабинета, она ответила на его поцелуй. Осознав, что творит, Макс отстранился от нее. Он извинился, забрал журналы и поспешил как можно скорее убраться из кабинета. На тот момент он пожалел о том, что вообще зашел к ней.

– Этот поцелуй только масла в огонь подлил, – думал мужчина. – Но Боже мой – как же она хороша!

Он спустился на первый этаж и заглянул на кухню. Кроме Тима там никого не было. Брат-близнец сидел за столом и вид у него был до того печальный и растерянный, что у Макса тревожно сжалось сердце.

– Эй, что приуныл? – спросил он, положив Тимофею руку на плечо.

– У меня не очень радостные новости, – ответил ему брат.

– Дядя звонил да?

Тим кивнул.

– Он требует, чтобы мы как можно скорее привезли Ладу и девочек в тот дом. А для того чтобы они согласились поехать, придется солгать. Макс, братишка, мне кажется, дядя задумал недоброе. Он просит привезти еще и мать Лады.

– И зачем она ему понадобилась?

– Это и настораживает меня. И всё же мы не можем ослушаться его.

– А он объяснил, зачем ему это надо?

– Сказал, что хочет серьезно поговорить с ними со всеми, но я ему не верю.

– И правильно, что не веришь. Если бы дядя действительно хотел просто поговорить, он бы тогда приехал сюда.

– Макс, что нам делать?

– Думаю, надо подстраховаться и связаться с полицией.

– Он тебя уничтожит.

– Если с Ладой, девочками и Елизаветой Ивановной хоть что-нибудь случится, если он их хоть пальцем тронет, я сам его уничтожу. Когда он сказал их надо привезти?

– Сегодня вечером. И сегодня же вечером, – добавил Тим после короткой паузы, – мы возвращаемся в Кунгур. Такова его воля.

– Вот подлец! Еще какие-нибудь новости есть?

– Ксюша беременна от меня.

Макс обалдел от такой новости. Он отпил воды из стакана, который стоял на столе.

– Позволю себе заметить, Тимка, – сказал он, глядя на брата, – вы выбрали не самое удачное время.

– Думаешь я не знаю, – огрызнулся Тимофей. – Теперь Тамара Алексеевна нас точно убьет.

– Давай оставим это на потом, – сказал Максим. – Нам надо решить проблему с дядей.

– Я знаю, кто причастен к пропаже лейтенанта Володина, – сказал вдруг Тим. – Это наш дядя.

– Почему ты так в этом уверен?

– Слишком уж подробно он интересовался розысками полицейского. Держу пари, Володин этот много знает, поэтому его и спрятали. Чтобы скрыть правду от Лады.

– Ясно. Так что мы будем делать? Я до смерти за них боюсь.

– Мы свяжемся с этим американцем, Гарри Торнтоном, он будет держать нас в курсе дела и всячески отвлекать дядю от малейших посягательств в сторону Лады, девочек и их бабушки.

– Ты с ума сошел, Тимка! Гарри Торнтон – первый секретарь нашего дяди. Мы не можем ему довериться.

– Личный еще не значит преданный, Макс, – сказал Тим. – Гарри нам поможет, он жаждет разоблачения этого монстра.

– Я даже не знаю.

– Не вешай нос! У нас есть три часа, чтобы всё обдумать.

День стремительно близился к своему завершению. На часах было 5. Братья договорились. Оба придумали отличные небылицы и направились выполнять поручение. Тим брал на себя Ладу и её мать, Макс должен был заняться девочками. Они позвонили Гарри, и он сказал, что сделает всё, что в его силах. Веселый мужчина в желтом пиджаке и вельветовых брюках ненавидел Гришина всей душой, а потому согласился стать союзником братьев.

– Идите, – сказал Макс девочкам, чувствуя себя иудой. – Там ваша подруга, она ждет вас.

Они стояли на ступеньках перед большим домом из красного кирпича.

– Пошли, Ангелина.

Аня потянула сестру за рукав.

– А ты разве не пойдешь с нами, – спросила Ангелина у Максима.

– Я буду ждать вас здесь и никуда не сбегу, – пообещал телохранитель.

Сестры вошли внутрь. Коридор был ярко освещен потолочными лампами.

– Богдана, ты здесь? – громко спросила Аня. – Выйди к нам, пожалуйста.

Навстречу к ним по коридору шел человек. Мужчина был крупного телосложения, в два раза крупнее чем Макс и Тим. Он был весь в черном.

– Юные леди, я отведу вас к подруге, – громовым голосом произнес Иннокентий. – Следуйте за мной.

– Ангелина, мне страшно, – еле слышно проговорила Аня.

– И мне, – призналась ей сестра. Что Богдана здесь делает?

Они спустились вниз по лестнице и оказались в подвале, где было совсем не так ярко и к тому же пахло плесенью. Иннокентий остановился.

– Это здесь, – сказал он и потянул на себя одну из дверных ручек.

Заметив, что девочки колеблются, большой парень слегка подтолкнул их вперед. Когда сестры оказались в комнате, дверь за ними с шумом захлопнулась. Обе вздрогнули, а затем принялись осматривать комнату. У окна стояли и тихо разговаривали двое мужчин. Один из них повернулся к вновь прибывшим и с улыбкой произнес:

– Привет, Ангелинка. Давно не виделись. Как там твой папа поживает?

Сильно побледнев, девочка обернулась и замерла. Казалось, что кошмар, который ночами не давал ей покоя, стал явью. У окна стояли те самые люди. Они крепко держали её, заставляя наблюдать, как умирает отец. Закрыв лицо руками, девочка закричала. Аня была удивлена такой реакцией сестры на обычное приветствие и это неудивительно – она не знала соучастников преступления ни в лицо, ни тем более по имени. В тот же миг они накинулись на сестер и связали, предварительно усыпив хлороформом.

Прошло полтора часа, а потом тяжелая дверь снова открылась. Снова вошли люди. Они привели еще двоих пленных. Ангелина уже пришла в себя, но не подавала виду. Глаза её были закрыты, в то время как уши улавливали каждый шорох. В комнате, куда их с сестрой привели, а потом закрыли, стояли пять столбов. К одному из них они как раз и были привязаны. Шея и руки затекли, на холодном цементном полу сидеть было неприятно и очень рискованно. Обернуться, для того чтобы взглянуть на сестру, было физически невозможно. Так сильно были стянуты руки и ноги. Раздался звук закрывшейся двери. Ангелина открыла глаза. Рядом у соседнего столба были связаны мама и бабушка. Они были без сознания.

– Где же тогда братья Гладковы и Богдана? – спросила она себя. – И кто всё это подстроил?

В горле пересохло, от голода сводило желудок.

Вот уже четыре часа Богдана Глушко сидела в кресле, в гостиной. Кроме нее в доме никого не было: Василий отлучился куда-то по делам, кухарка была на больничном. Елизавета Ивановна оставила записку, где написала, что ей срочно надо отлучиться и что она вернется не позднее семи. Часы пробили восемь. В своей записке опекунша также сказала, где лежит запасной ключ от дома и просила не стесняться заходить на кухню, в случае если девочка проголодается и захочет подкрепиться. Богдана вернулась из школы и приготовила себе хлопья с молоком. Потом она сделала уроки, приняла душ и вновь вернулась в гостиную. Пришла пора сообразить себе что-нибудь на ужин, но есть девочке не хотелось. Она переживала из-за долгого отсутствия опекуна.

Раздался звонок в дверь. Богдана пошла открывать. Перед ней на крыльце стояли двое незнакомых людей.

– Здравствуй, Богдана, – сказала с улыбкой женщина. – Где Елизавета Ивановна?

– В данный момент её нет дома, – ответила девочка.

– Где же она? – спросила всё та же дама.

– Отлучилась по делам, а куда – не сказала. Скоро вернется, а вы присядьте пока на диван.

– И ты что что совсем одна?

– Да, а что здесь такого? Я ведь уже не маленькая.

– Но и недостаточно взрослая, чтобы оставаться дома одной. Как давно она отсутствует?

– Почти четыре часа. Позвольте узнать – кто вы такие?

– Члены комиссии. По решению суда, Елизавете Ивановне назначен испытательный срок, в течение которого она попробует себя в роли твоего опекуна. А мы должны будем её проверять, следить за тем, чтобы ты была сыта, одета, чтобы тебя не обижали и не оставляли дома одну.

– И вот пожалуйста! – воскликнул стоящий рядом мужчина. – Первый визит и так проколоться.

– Но она ничего дурного не сделала! – горячо возразила Богдана. – Она задерживается не специально. Уверена, все мы скоро услышим звонок в дверь. Хотите по чашке кофе?

– Ты нам, деточка, зубы не заговаривай. Говори правду – где Елизавета Ивановна? В гостях у одного из своих друзей?

– Одно я знаю точно – она не собиралась к своим друзьям, – тихо произнесла Богдана. Пожалуйста, не забирайте меня в интернат.

– Придется, девочка, – сказал мужчина. – Оставив тебя одну дома, эта женщина допустила грубую ошибку. Собирайся.

– Нет! – закричала девочка. – Я не вернусь в этот ад! Я скорее покончу с собой, чем вернусь туда.

– Не говори ерунды, девочка, – ласково произнесла женщина. – В интернате совсем не так плохо, как тебе кажется.

– Это вы не говорите ерунды! Вы не знаете, что мне пришлось там пережить. Я туда не вернусь и это мое последнее слово.

– Вот нахалка! – возмутилась женщина. – Как она со взрослыми разговаривает. Алексей! Иди сюда, помоги мне! Сейчас же собирайся, мы отвезем тебя в интернат, – велела она девочке. – Не пойдешь – силой заставят.