Текст книги "Египетские приключения"

Дерево

Он никогда не знал своего отца и совершенно не помнил своей матери. У него не было своего угла, он жил где придется, чаще всего в мастерской, где ремонтировали садовые инструменты. Время от времени ему выдавали опоясание, и тогда остатки от старого он повязывал вокруг головы, защищая ее от солнца. Он был самым маленьким из всех рабов в саду фараона и не имел даже имени. Женщины и дети смеялись над его странной фигурой и назвали его обезьяной. Стражники говорили: «Эй, ты!» – или били палкой. Другие садовники просто игнорировали его или отпихивали ногой в сторону, как собаку, если он попадался им на пути.

Большую часть года он работал водоносом: доставал воду из колодца, пока его мозолистые ладони не начинали оставлять кровавые следы на веревке. Вся его спина была в шрамах от частых побоев; и многие удивились бы, задавшись вопросом, как он мог вынести столько побоев и до сих пор оставаться живым. Если бы он работал в более красивых частях сада, с ним бы обращались еще хуже, и, скорее всего, он бы умер, как другие рабы, через год или два. К счастью, даже стражники стыдились его и старались отправить туда, где были вонючие кучи мусора, которые выбрасывали за стены сада или в другие скрытые места, куда стражники крайне редко заглядывали. Вот это и спасло его. Но именно благодаря этому в нем выросли чувство собственного достоинства и гордость, потому что только он один из всех рабов фараона имел дерево.

Египет – такая страна, где росло мало деревьев. Частые наводнения, испепеляющая жара, продолжительные засухи – все это, увы, не способствовало их росту. Поэтому деревья были настолько драгоценными, что никто не имел право срубить хотя бы одно, даже на собственной земле, без разрешения фараона. Лучшие деревья привозили из других стран, и они росли в садах богатых людей. Деревья для фараона доставлялись ладьями из Ливана, или с берегов Красного моря, или из далекого Пунта, а также их везли через пустыню. Деревья сопровождала целая вереница водовозов, которые увлажняли их корни. Даже за оплечье, сделанное из чистого золота, нельзя было купить дерево, а этот самый жалкий из всех рабов в саду лелеял одно и имел право назвать его собственным.

Это случилось в то время, когда раб был молодым и не выполнял еще самую тяжелую работу, а мудрый фараон задумал подарить озеро на радость своей жене. Для его жены предназначалась лодка, которую он задумал сделать из прекрасных кедров и украсить золотом, а в ней гребцами должны быть двадцать девушек, певших бы хором и услаждавших царицу. Ярко окрашенная фиолетовая беседка на берегу, окруженная зеленью у подножия утесов западной пустыни, должна была загадочно отражаться в воде в тенях заходящего солнца. О своих прекрасных мечтах фараон объявил всем со своего золотого трона в зале приемов, при этом на нем была надета голубая корона, а в руках он держал символы божественной власти. Главный вельможа, по традиции, слушал повеления фараона распластавшись на полу у ног его царя и бога. Затем он объявил приказы тому, кто управлял строительством лодок фараона, кто отвечал за беседки фараона, распорядителю удовольствиями фараона и всем людям, которые, по его мнению, были достойными услышать хорошие новости из его возвеличенных уст. Затем те сообщили новость менее важным людям, а те, в свою очередь, другим. Вскоре привезли новых рабов, чтобы делать мотыги и корзины для переноса земли, и в это же время собрали чернорабочих, которых большими партиями доставляли лодками из дельты, и присоединяли их к уже находившимся в Фивах. Все готовилось к осуществлению великого плана фараона.

Наступили тяжелые времена, о которых раб всегда вспоминал с дрожью. Ведь именно из-за того, что ему приходилось носить тяжелые грузы, его фигура деформировалась. Помимо тяжелой работы, многие умирали из-за болезни, распространившейся как пожар из-за того, что в грязных временно построенных лачугах располагалось столько людей, что они едва могли вытянуться в полный рост на полу. Скоро появились могильщики, поскольку таких людей не бальзамировали. Толпы новых рабов прибывали каждый месяц и умирали как мухи, хотя некоторые из них выживали, но ненадолго и умирали от тяжелого непосильного труда. Сначала выкопали углубление больших размеров для озера, а землю выносили в корзинах и рассыпали по берегам или уносили в пустыню. В этой местности были огромные валуны, некоторые из них такой величины, что пятьдесят человек едва могли вытащить камень на берег. В дополнение к озеру выкопали канал, по которому вода должна была поступать в озеро и вытекать из него. Посередине сделали остров, а на западном берегу насыпали холмики так, чтобы деревья могли подниматься к утесам, как вообразил себе фараон в своих прекрасных мыслях. Задолго до того, как берега были готовы, привезли деревья и временно посадили их в канавы, а главные садовники, проклиная задержку строительства, следили, чтобы их поливали.

Наконец все было закончено, временные бараки, построенные из ила, разрушили, а лагерь рабов очистили от мусора и грязи. Посаженные тысячами, быстро растущие кустарники озеленяли склоны, поскольку деревья были еще молодые. Незабудки, чистотел и другие дикие цветы в большом количестве посадили около воды. К следующему году все следы пребывания человека были уничтожены сказочным цветением.

Толпы ненужных рабов отправили в карьеры, где их ждала ужасная судьба, которую могли избежать только слишком больные и слабые. Если же они не умирали, то их посылали на озеро, где люди, разделенные в группы по пять человек, занимались посадками: двое копали ямы, двое носили воду, а один занимался работой, требовавшей особых умений. К настоящему времени деревья были в плохом состоянии, и решили отказаться от тех, которые вряд ли бы прижились. И поэтому деревьев привезли вдвое больше необходимого. Засохшие деревья выбрасывались целыми охапками, и стражники строго следили за тем, куда они исчезали, при этом они понимали, что хотя бы изредка люди должны готовить себе еду. Именно для этой цели однажды ночью раб тащил охапку сухих деревьев, как вдруг ему показалось, что то дерево, которое он держал в руках, может выжить.

Сначала его осенила одна мысль – бросить его и найти другое, вторая – зарыться глубоко среди ветвей и наслаждаться запахом. Это был кипарис, которого он никогда близко прежде не видел, так как рабы высаживали на холмах по берегу персиковые деревья. И вдруг он подумал, что если он посадит и выходит дерево, то сможет наслаждаться им время от времени. За высокой стеной сада дворца было маленькое место, наполовину скрытое цветущими кустами, которые скрывали ямы с мусором. Кроме того, он решил, что сможет найти причины, чтобы ходить туда. Он бесшумно спустился к берегу озера и набрал ведро воды, чтобы посадить дерево точно так, как садовники.

Позже, когда его назначили поливать сад, он лишь изредка вспоминал о своем дереве, а спустя несколько месяцев совсем забыл о нем. Когда же наступил следующий сельскохозяйственный сезон, он вдруг вспомнил о своем дереве. Оно все еще росло там, и яркие небольшие цветы на его ветвях были еще более красивы, чем когда-либо прежде. Впервые в своей жизни он осознал, что значит владеть чем-то, и это чувство ему пришлось по душе. «Никто не будет бить меня, – думал он, – если я вырву его и выброшу прочь». Размышляя таким образом о том, что это нежное растение зависит от его желания, он чувствовал волнующую гордость, которую обычно ощущают дети. Он взял за правило ежедневно приходить к дереву, поливать его, и ему нравилось представлять, насколько вырастет дерево за год, или задавался вопросом, каким высоким оно будет через несколько лет.

Только по прошествии семи сельскохозяйственных сезонов случай помог понять ему, что его дерево больше не ребенок, оно стало богом. В тот год среди рабов дворца распространилась болезнь, это часто случалось в тех постройках за пределами дворца, где люди жили по семь или восемь человек на одном месте. Однажды, когда раб пришел за своей ежедневной порцией еды, он не застал ни одной из тех женщин, кто обычно готовил для рабов, там он нашел молодую грязную девушку.

При дворе фараона было принято выдавать запасы еды рабам незадолго до полнолуния. Каждый из них получал меру растительного масла, некоторое количество лука или соленой рыбы и небольшой мешочек зерна. Рабы относили эти запасы женщинам, которые мололи зерно, пекли лепешки и рассчитывали так, чтобы запасов хватило до следующего полнолуния. Если у раба не было женщины, то он отдавал готовить свое продовольствие женщине другого раба, забиравшей часть его запаса. Подлая ведьма не только морила его голодом, но и ежедневно унижала и оскорбляла его. Тогда для раба это становилось проклятием – приходить к ней за своим хлебом, который она делила на крошечные порции, и его немое согласие лишь делало женщину более бесстыдной.

Раб ссутулился около двери и протянул руку, в то время как девушка с угрюмым выражением лица положила в его ладонь скудную долю. Она была готова дать ему отпор, закричать в ответ, если бы он выразил свое недовольство, но, к ее удивлению, он взял еду с тяжелым вздохом и отвернулся, чтобы уйти. Он предпочитал голод насмешкам.

Он достиг середины двора, когда девушка догнала его.

– На! – сказала она резко и сунула в его руку еще один кусочек хлеба.

Он медленно покрутил его в своих пальцах, размышляя над тем, что произошло.

– Тебя побьют, – пробормотал он спустя некоторое время, пристально глядя на нее так, как будто это было что-то необычно вкусное из кухни фараона.

Девушка нахмурясь передернула плечами.

– Не сегодня, – сказал она, в какой-то мере стыдясь своего поступка, и в то же время она рассердилась из-за того, что ее увидели с этим искривленным подобием человека. – Женщина, которая тебя кормит, заболела.

С этими словами она повернулась и убежала.

Она проявила к нему доброту и даже ответила, когда он заговорил с ней, а в довершение всего у него был хлеб. Он ломал голову над своими чувствами, пока медленно разжевывал его, тщательно нащупывая во рту крупинки, слишком жесткие для его зубов. К полудню решение созрело в его голове: он тоже должен подарить ей что-нибудь, хотя это было легче сказать, чем сделать, так как у него не имелось даже маленького глиняного амулета. После долгих размышлений он неохотно пошел к своему дереву и отломал красивую душистую ветвь.

Рабы не имели ничего своего там, где жили. Начиная с утра, девушка уже выслушала много замечаний относительно ее нового «красавца возлюбленного». Если бы он принес ей букет с болот, она могла бы отвергнуть его с негодованием и отправить заниматься своими делами без малейшего промедления. К сожалению, ветка была слишком необычным подарком, от которого она не могла отказаться, и она взяла его, звонко смеясь. К ночи уже всем стало известно о том, что раб отломал ветку от одного из драгоценных деревьев фараона.

Стражник узнал об этом только утром, и, взяв палку, пошел искать раба. Время от времени рабы срывали уже завядшие цветы. Иногда можно было, когда стражник отворачивался, даже сорвать плод. Деревья, однако, были гордостью фараона, и никто не смел портить их. А рабы даже не имели права стоять вблизи них.

Допрос начался с избиения, так что очень скоро раб признал все свои грехи.

– Это то дерево, которое растет за кучами мусора! – кричал он.

– Нет никакого дерева за кучами мусора, – возразил стражник и ударил раба еще сильнее.

– А пусть он покажет нам, – добродушно предложил один из людей, который держал раба. – Ведь он глупый и даже не может объяснять толком, где был.

Они позволили ему подняться, и он медленно побрел впереди к небольшому месту ниже кустарников за стеной.

– Ну надо же, и вправду здесь растет дерево! – воскликнул стражник. – Это весьма удивительно. Я должен спросить главного садовника, куда его пересадить, потому что дерево нельзя оставлять в таком месте, как это. – И стражник ушел, когда распределил работу на день среди рабов.

Целый день раб молча носил воду в ковшах. Каждая частичка его тела была наполнена болью, и он чувствовал себя глубоко несчастным. К настоящему времени дерево стало для него больше, чем собственность; это было то, что делало его человеком, а не животным. Когда наступил вечер, он собрал горстку ядовитых, по словам рабов, ягод. Некоторые стражники, слишком жестоко обращавшиеся с рабами, загадочно умирали, но у раба были другие намерения. Его мыслью было лечь под деревом этой ночью и покончить с собой.

Дерево росло близко к стене, со всех сторон защищенное кустами, и он лежал, слушая, как душистые ветви дерева шелестели над его головой. Постепенно под шепот ветвей он успокоился и не стал есть ягоды. «Меня не тронут, – казалось, говорило дерево, – подожди».

На следующее утро случилось чудо – пришел другой стражник, более жестокий, с большой палкой.

– Ваш старый надзиратель заболел, – кричал он, – но это не значит, что вы должны хуже работать!

На той неделе удары сыпались на спины рабов чаще, чем обычно, но раб их не замечал. А когда он услышал, что старый надзиратель умер, то почувствовал дикую радость, смешанную со страхом.

– В моем дереве живет могущественный бог, – пробормотал он. – Как странно, что я не знал, пока он не убил этого человека!

Дальше все шло своим чередом до тех пор, пока дерево не выросло настолько высоким, что раб стал опасаться, как бы садовники не заметили его. К счастью, жена фараона первой заметила дерево из своей лодки, сделанной из кедра, в которой девушки-гребцы пели нежные песни.

– Когда я осматриваю весь этот рай, – сказала она фараону, – именно тот единственный кипарис у отдаленной белой стены нравится мне больше всего. Как удачно вы посадили его в конце стены, как раз в том месте, где канал проходит между деревьев!

Человек, даже если он бог, не рассчитывает на то, что за свою короткую жизнь он сможет додумать все свои замечательные мысли самостоятельно, поэтому он поручает своим слугам додумывать многие из своих драгоценных мыслей. И фараон был рад принять это как часть собственного плана. Он с готовностью ответил:

– Я особенно счастлив, что это доставляет вам удовольствие, потому что такие подробности лучше всего выражают совершенство моего тонкого вкуса. Я пошлю золотое кольцо начальнику моих садовников за то, что он так заботливо выполняет мои желания.

После этого дерево росло свободно, и никто не препятствовал этому. Если иногда замечали, как раб поливает дерево, то считали, что это одна из его обязанностей. Небольшое место между деревом и стеной было теперь его укрытием, туда он даже принес некоторые вещи, которые ему принадлежали. Он нашел рваный старый плащ, чтобы укрываться в холодные ночи, принес тростник, служивший ему постелью, и красивые камешки и цветы, чтобы доставить удовольствие своему дереву.

Подобно всем богам дерево было весьма капризно. Определенное заклинание могло действовать в течение многих дней, если раб точно повторял его много раз; но наступало время, когда заклинание переставало действовать, и тогда у него случались неприятности. Он расспрашивал людей, какие заклинания были известны им, и уже столько знал их, что время от времени его приглашали лечить ими больных людей. За это он получал подарки, которые, как всегда, закапывал под деревом, ничего не утаивая. Особенно его радовало то, что он получал благодарности от людей. Рабы, занимавшиеся тяжелым трудом, редко доживали до старости, и его товарищи стали необычайно гордиться им, что он столько прожил. Даже стражники стали относиться к нему дружелюбно, и часто их палки лишь свистели по воздуху, не опускаясь на его спину.

– Эта работа слишком тяжела для тебя, – сказал как-то стражник весьма любезно, когда увидел раба, еле шедшего с ковшами. – Нам следовало бы дать тебе работу полегче. Возможно, в кухне есть отходы, которые хорошо подойдут для твоего беззубого рта.

– Мне нравится эта работа, – возразил задыхающийся старик, но стражник только усмехнулся, глядя ему вслед.

В тот вечер он позаботился о дереве как обычно, но впервые за много лет это не успокоило.

– Ты слишком молодо, – бормотал он его веткам, – и ты еще не знаешь, что чувствуешь, когда силы начинают покидать тебя.

Дерево ничего не ответило, так как не было ни малейшего дуновения ветерка и никакие слова заклинаний не могли вызвать его. Наконец, когда наступил рассвет, раб увидел, что его бог презирает его, упиваясь своей юной силой, и не замечает его. Он выбросил тростник, на котором спал, в яму, свернул свой плащ, закопал яркие камни в тонкий слой земли и ушел.

Он ничем не мог помочь на кухне, где от непрерывной болтовни и от удушающей жары в печах у него целыми днями болела и кружилась голова. Люди постоянно отталкивали его, чтобы взять необходимые им вещи. Главный повар открыто жалел себя, что ему навязали почти сумасшедшего человека. Ему поручили подметать пол, но затем сказали, что он слишком стар, чтобы выносить мусор, и послали мальчика отнести отходы к ямам. Ночью они любезно дали ему самый теплый угол около тлеющих угольков ненавистной ему печи, где он страдал от удушья, вызванного отвратительным запахом жиров.

Через некоторое время их терпение лопнуло, и они стали считать его причиной всех их неприятностей.

– Прекрати ползать здесь! – однажды раздраженно завопил главный повар, когда старик пытался подмести пол.

Он засеменил в угол и со стоном сел, растирая руками разрывающиеся от боли виски.

– Уф! – сказал главный пекарь, взяв одно из маленьких опахал, которыми он разжигал тлеющие угольки, и помахал у своего лица, чтобы охладить его. – Я уже не помню, когда была такая жара, как сегодня.

– Во дворе не менее жарко, – сказал мальчик, входя и покачиваясь с ковшами с водой. – Небо – серо-синего цвета, а вокруг солнца подозрительное кольцо.

– Это – конец мира! – резко крикнул молодой раб.

– Ерунда! – сказал главный повар, чувствуя своей обязанностью задать тон разговора на кухне. – Однажды, когда мой отец был еще молод, в небесах случилось наводнение, и вода лилась в течение нескольких часов, превратив в грязь и смыв его дом. Он рассказывал, что лягушки падали с небес вместе с водой, но через несколько дней они подохли и стали разлагаться. Это было чудо, которое началось с подозрительного кольца вокруг солнца.

Раб оторвал взгляд от утки, которую поворачивал на вертеле над пламенем.

– Это был только дождь, – сказал он с презрением. – У нас в Трое часто идут дожди.

Он всегда напоминал работникам кухни, что его отец был царем там, где было несколько несчастных хижин где-то на берегу океана на севере.

– Я предполагаю, что вместе с дождем в Трое падают крокодилы! – сказал кто-то презрительно. На кухне существовала традиция, что любая история о Трое должна восприниматься как выдумка.

Один из мальчиков-помощников пекаря, который нес новую партию булочек для жарки, потерял сознание в самый неподходящий момент и с грохотом упал прямо на посыпавшиеся с подноса булочки. Главный пекарь пришел в ярость.

– До обеда фараона осталось полчаса! – орал он в гневе. – Немедленно несите мне следующую партию! Эй, ты, старый дурень, там в углу, иди сюда и наведи здесь порядок!

Он продолжал шуметь, и пот струился с его лба, а его помощники в спешке носились по кухне.

Из-за заминки в приготовлении обеда для фараона на кухне образовалась суматоха. Резчики требовали мяса, те, кто украшал блюда, набрасывались на выпеченные изделия, красиво одетые подавальщики носились туда-сюда, натыкаясь на кухонных слуг и браня их. Все бегали, покрытые потом, в ужасной жаре. Когда обед закончился, все рабы выползли во внутренний двор, даже не притронувшись к остаткам еды. Даже мальчик-водонос, у которого всегда был хороший аппетит, объявил, что его тошнит от одной только мысли о еде. Они долго обмахивали себя опахалами, опускали голову и руки в воду и смотрели, уставившись изможденными глазами в свинцовое небо.

Старик, сжимая руками пульсирующую голову, поспешил за угол. Впервые с тех пор, как он начал работать на кухне, никто не потрудился спросить, куда он идет. А он пошел по знакомой дорожке через квартал, где жили садовники, и несколько несчастных женщин и детей без всякого интереса смотрели ему вслед, наконец вышел в маленькие ворота к мусорным ямам.

Дерево было более высоким, чем когда-либо, и выглядело так, будто его молодая гордость не чувствовала никакого беспокойства по отношению к немощному несчастному старику. Он даже не рискнул прочесть заклинание, а просто тихо сел, счастливый, по крайней мере, что здесь нет никакой глупой болтовни. Дерево стояло молча, и разговор между ними не получался, как бывало когда-то.

– Это я посадил тебя, – говорил он укоризненно после долгого молчания, но если дерево и ответило, то только ветвями, которые были так высоко, что старик вряд ли мог их заметить.

Начинало темнеть, и он должен был возвращаться на душную кухню, где его ждали бесконечные вопросы. Но, прежде чем уйти, он решил произнести одно заклинание, самое первое и самое простое, произнесенное им в то далекое время, когда дух дерева показал себя, убив стражника, угрожавшего ему. Он заполз назад в свое укрытие и расположился прямо на земле, откопав несколько красивых камней. Затем он повернулся на спину и проговорил магические слова, смотря прямо в темноту ветвей. Спустя несколько мгновений, издавая еле уловимые вздохи, дерево стало отвечать ему. Сначала оно ответило шепотом, потом покачало ветвями, наклонилось, загрохотало, вспыхнуло и заревело. Оно хлестало ветвями и согнулось под напором урагана, когда небеса разверзлись, а потоки воды хлынули вниз, как будто из переполненного небесного Нила. Ураган сдул крыши с жилищ рабов, а стены из грязи превратились в бесформенные глыбы. Потоки воды погасили огонь во всех печах. Во дворце фараона собственную кровать бога торопливо переместили из-под протекающей крыши в сухое место. Люди сбились в кучи, дрожа и вопя от страха, дети вскрикивали при вспышках молнии, все говорили о конце мира.

Это были ужасные минуты, но вскоре все кончилось. На следующий день, когда земля парила от влаги, стены из грязи снова сооружались, дети собирали листья пальм для кровли, живописцы и рабочие были заняты восстановлением сильно поврежденных помещений дворца. На второй день все почти восстановили, и садовники убирали сорванные ветви и сломанные цветы.

Дерево у мусорных ям было вырвано с корнем.

– Как жаль, – сказал главный садовник, – ведь его приказал посадить в этом месте сам фараон. Надо бы здесь посадить другое, а вы тем временем позаботьтесь об остальных деревьях.

– Здесь лежит какой-то старик! – воскликнул один из рабов, который ближе всех стоял к дереву. – Дерево упало прямо на него, я думаю, он мертв.

– Кто он? – спросил главный садовник. – Кто-нибудь знает, кто он? – Никто не ответил. – Ну, тогда пусть двое из вас похоронят его где-нибудь.

– Ну и ну, – говорил главный повар четыре или пять дней спустя, – и куда это запропастился наш старый дурень, вечно здесь путавшийся под ногами? Кто-нибудь знает, где он?

Но никто не знал.