Текст книги "Все, что остается"

Глава 14

– Знаете, интересно, что вы упомянули об этом, – ответил Монтана. – Мне так и не удалось найти приемлемое объяснение, почему девушки сняли обувь. Если они были в номере мотеля, оделись, когда собрались уезжать, то почему не стали надевать туфли? Мы нашли их обувь и носки в «фольксвагене».

– Той ночью было тепло? – спросил Марино.

– Да. Все равно. Я полагал, что, одевшись, они надели бы туфли.

– Мы не знаем наверняка, что они посещали номер мотеля, – напомнила я Монтане.

– Да, в этом вы правы, – согласился он. Интересно, читал ли Монтана статьи в «Пост», где обращалось внимание, что и в других случаях убийств у жертв отсутствовали туфли и носки. Если он и читал, то видимо, пока не заметил этой связи.

– Вы часто общались с репортером Эбби Торнбулл, освещавшей расследование убийства Джилл и Элизабет? – спросила я его.

– Эта женщина преследовала меня, как консервная банка, привязанная к хвосту собаки. Куда бы я ни шел, повсюду была она.

– Припомните, не говорили ли вы ей, что Джилл и Элизабет были босиком? Показывали ли когда-нибудь Эбби фотографии места преступления? – спросила я, потому что Эбби была слишком умна, чтобы забыть такую деталь, особенно теперь, когда эта деталь приобрела столь важное значение.

Без всякой паузы Монтана ответил:

– Я беседовал с ней, но нет, мэм, никогда не показывал фотографий, однако был предельно внимателен, когда разговаривал. Вы читали тогдашние публикации в газетах, не так ли?

– Я читала некоторые статьи.

– В них нет ничего относительно того, как были одеты девушки, относительно разорванной рубахи Джилл, отсутствия на них туфель и носков.

«Значит, Эбби не знает», – с облегчением подумала я.

– Из отчета по вскрытию следует, что на запястьях обеих девушек имелись следы от веревок, – сказала я. – Удалось обнаружить, чем их связывали?

– Нет, мэм.

– Очевидно, убийца снял веревки после убийства, – сказала я.

– Он чертовски внимателен. Мы не нашли ни одной гильзы, никакого оружия, ничего, что могло бы быть использовано в качестве улики. Никакой семенной жидкости. Не похоже, чтобы он насиловал их, а если он это и сделал, то непонятно, как. Обе девушки были полностью одеты. Что касается разорванной блузки, – он взял фотографию Джилл, – возможно, она порвалась, когда он боролся с ней.

– Удалось найти пуговицы?

– Несколько. В траве, рядом с телом. Монтана начал спокойно перебирать свои бумаги.

– Никаких сигаретных окурков.

Он остановился, вытаскивая справку.

– Хотя вот что мы нашли. Отличную серебряную зажигалку.

– Где? – спросил Марино.

– Примерно в пятнадцати футах от того места, где находились тела. Как видно на фотографиях, кладбище окружает железная изгородь. На территорию можно попасть через эти ворота.

Он показал нам другую фотографию.

– Зажигалка лежала в траве, на расстоянии пяти-шести футов от ворот. Дорогая изящная зажигалка в форме авторучки, такими обычно раскуривают трубки.

– Она работала? – спросил Марино.

– Прекрасно работала, полированная, отличная вещь, – припомнил Монтана. – Уверен, она не принадлежала ни одной из девушек. Они не курили, никто из тех, с кем я беседовал, не видели ни одну из них с подобной зажигалкой. Может быть, она выпала из кармана убийцы, как знать. А может быть, кто-то другой обронил ее, кто-нибудь из посетителей, которые приезжали посмотреть на церковь за день или два до убийства. Вы же знаете, людям нравится бродить по старым кладбищам и смотреть на могильные плиты.

– Зажигалку проверяли на наличие отпечатков пальцев? – спросил Марино.

– Ее поверхность плохо подходила для этого. Серебро инкрустировано и украшено резьбой, как на дорогих авторучках. – Он задумчиво помолчал. – Эта вещица, наверное, стоит не меньше ста баксов.

– Зажигалка и пуговицы все еще у вас? – спросила я.

– Да. У меня хранятся все вещественные доказательства по этому делу. Все надеялся, что в один прекрасный день мы сможем его раскрыть.

Монтана наверняка меньше меня надеялся на такую возможность. И пока он не ушел, мы с Марино не стали обсуждать того, что действительно было у нас на уме.

– Это тот же самый негодяй, – проговорил Марино с выражением недоверия на лице. – Он заставил их снять обувь, так же как в случаях с другими парами, чтобы они не могли быстро двигаться, когда он вел их к предполагаемому месту убийства.

– Которое не было кладбищем, – сказала я. – Не думаю, что он избрал для убийства именно это место.

– Да. Думаю, с этими двумя он взялся за большее, чем было ему по силам. Они отказались подчиниться, или что-то вышло не так, что-то вмешалось в нормальный ход событий – может быть, это имеет отношение к крови на заднем сиденье «фольксвагена». Поэтому убийца заставил их выйти при первой же возможности. Оказалось, что это темное место, пустая церковь с кладбищем. У тебя есть под рукой карта Вирджинии?

Я пошла в кабинет и принесла карту. Марино расстелил ее на кухонном столе и принялся внимательно изучать.

– Посмотри, – сказал он, лицо его было сосредоточенным. – Поворот к церкви находится как раз на дороге № 60, за две мили до поворота в лесной массив, где шесть лет спустя были убиты Джим Фримэн и Бонни Смит. Мы с тобой проехали мимо этой чертовой дороги к церкви, где были убиты эти две женщины, когда ездили в гости к мистеру Джойсу.

– О, Боже! – пробормотала я. – Неужели…

– Да, я тоже подумал, – перебил меня Марино, – может быть, этот тип выезжал туда, бродил по лесу, подбирая подходящее место, когда Проклятый заметил его. Он пристрелил пса. Примерно месяц спустя он захватывает свои первые жертвы – Джилл и Элизабет. Он заставляет их ехать в лес, но теряет контроль за развитием событий и вынужден закончить путешествие раньше.

Может быть, он был так взволнован, перепуган, что заставил Джилл и Элизабет свернуть не на ту дорогу. Затем он видит эту церковь и пугается еще больше, поняв, что они свернули не там, где нужно. Может быть, он не знал, где они оказались.

Я постаралась представить себе эту ситуацию. Одна из девушек вела машину, а другая сидела рядом на переднем сиденье, убийца расположился сзади, направив на них пистолет. Что с ним произошло? Почему он потерял так много крови? Неужели он случайно ранил себя? Маловероятно. Может, порезал себя ножом? Может быть, но все равно мне крайне трудно представить нечто подобное. Кровь внутри машины, как я заметила на фотографиях Монтаны, судя по всему, начала капать на заднюю сторону подголовника, установленного на переднем сиденье рядом с водителем. Капли крови виднелись и на заднем сиденье. Много ее было на резиновом коврике, лежавшем на полу салона. Подобное расположение пятен крови указывало, что убийца сидел за передним сиденьем пассажира, наклонившись вперед. Неужели кровоточила голова или лицо?

А если кровь шла из носа?

Я поделилась этим соображением с Марино.

– Очень может быть. Было полно крови. – Он на мгновение задумался. – Может быть, одна из девушек локтем двинула ему по носу?

– Что бы ты сделал, если бы одна из девушек поступила так с тобой? – спросила я. – При условии, что ты убийца.

– Она не сделала бы этого вторично. Вероятно, я не стал бы стрелять в нее в машине, но я мог бы врезать ей, например, по голове рукояткой пистолета.

– На переднем сиденье крови не было, – напомнила, ему я. – Нет никаких свидетельств, что девушки были ранены внутри машины.

– Хмм. Запутанно, да?

– Да.

Он насупился.

– Он сидит на заднем сиденье, наклоняется вперед, и неожиданно начинается кровотечение из носа. Непонятно, черт подери!

Я поставила новый кофейник, и мы начали обсуждать другие варианты. Продолжало оставаться неясным, как один человек принуждал двоих выполнять его волю.

– Машина принадлежала Элизабет, – сказала я. – Давай предположим, что за рулем сидела она. Очевидно, ее руки в это время не были связаны.

– Но Джилл могла быть уже связанной. Он мог связать ее во время движения, мог заставить ее поднять руки над головой, чтобы связать, сидя на заднем сиденье.

– Или он мог заставить ее повернуться и положить руки на подголовник, – предположила я. – В этот момент, возможно, она ударила его в лицо, если такое вообще имело место.

– Может быть.

– В любом случае, – продолжала я, – мы исходим из того, что, когда машина остановилась, Джилл была уже связана и босиком. Затем он приказывает Элизабет снять туфли и связывает ее. Потом, угрожая пистолетом, он вынуждает их идти на кладбище.

– У Джилл множество порезов на кистях и предплечьях, – сказал Марино. – Могли ли они появиться при попытке защититься от ножа с завязанными руками?

– Да, при условии, что ее руки были связаны спереди, а не за спиной.

– Было бы умнее связать руки за спиной.

– Вероятно, он убедился в этом на собственном опыте и в других случаях внес коррективы в свои действия, – сказала я.

– У Элизабет нет ран, свидетельствующих о защите?

– Никаких.

– Этот тип сначала убил Элизабет, – решил Марино.

– Как бы ты поступил на его месте? Помни, у тебя два заложника, требующих присмотра.

– Я бы заставил их обеих лечь на траву лицом вниз. Приставил бы пистолет к затылку Элизабет, пока доставал нож. Если бы она попыталась оказать сопротивление, вероятно, нажал на курок и выстрелил, хотя в действительности не собирался делать этого.

– Возможно, этим объясняется ее ранение в шею, – проговорила я. – Если он приставил пистолет к затылку, а она начала сопротивляться, мушка могла отойти в сторону. Сценарий напоминает происшедшее с Деборой Харви, за исключением того, что та не лежала, когда в нее выстрелили.

– Этот парень любит пускать в ход нож, – ответил Марино. – Он прибегает к пистолету, когда дела обстоят не так, как он планировал. Подобное произошло дважды, то есть мы знаем об этих случаях. С Элизабет и Деборой.

– Он выстрелил в Элизабет, что потом, Марино?

– Он приканчивает ее и приступает к Джилл.

– Он борется с Джилл, – напомнила я ему.

– Наверняка она сопротивлялась. Ее подруга только что убита. Джилл знала, что у нее нет шансов, поэтому, наверное, сопротивлялась отчаянно.

– Или она уже до этого оказывала ему сопротивление, – предположила я.

Глаза Марино сузились, как обычно, когда он был настроен скептически.

– Джилл была юристом. Сомневаюсь, чтобы она ничего не знала о жестокости, совершаемой людьми в отношении других. Когда она и ее подруга были силой привезены на кладбище поздней ночью, подозреваю, Джилл поняла, что их обеих ждет смерть. Одна из них, а возможно, и обе девушки начали сопротивляться, когда убийца открывал железные ворота. Если серебряная зажигалка принадлежит убийце, она могла выпасть из его кармана в этот момент. Затем, – и, возможно, Марино был прав, – убийца заставил обе жертвы лечь лицом вниз. Когда он приблизился к Элизабет, Джилл, вероятно, попыталась защитить ее. Пистолет выстрелил, и пуля ранила Элизабет в шею.

– Раны, полученные Джилл, указывают на то, что она была смертельно напугана и потеряла контроль над собой, – сказала я. – Он, возможно, ударил ее пистолетом по голове, свалил, разорвал рубаху и стал наносить удары ножом. В качестве прощального жеста убийца перерезал девушкам горло. После этого он уезжает на «фольксвагене», бросает его у мотеля и пешком добирается до своей машины.

– На нем должны остаться следы крови, – заметил Марино.

– Интересно, что на сиденье водителя не обнаружено никаких следов крови, только на заднем.

– Никаких следов крови на водительском месте не было обнаружено ни в одной из машин других убитых пар, – сказала я. – Этот убийца очень осторожен. Планируя убийства, он мог захватить с собой сменную одежду, полотенца, кто знает, что еще.

Марино засунул руку в карман и вынул оттуда шведский армейский нож, которым принялся стричь ногти на столовую салфетку. «Одному Богу известно, что пришлось вынести Дорис за все эти годы», – подумала я. Марино, наверное, никогда не подумал бы выкинуть полную пепельницу, поставить тарелки в шкаф для посуды или подобрать с пола свою грязную одежду. Мне трудно представить, как могла выглядеть ванная комната после того, как он побывал там.

– Эбби Торн все еще пытается докучать тебе? – спросил он, не поднимая глаз.

– Мне не нравится, что ты так называешь ее. – Он не ответил. – В последние несколько дней, по крайней мере, не пыталась.

– Возможно, тебе интересно узнать, что ее и Клиффорда Ринга связывает нечто большее, чем профессиональные отношения.

– Что ты имеешь в виду? – с беспокойством спросила я.

– То, что книга о расследовании убийств нескольких пар не имеет ничего общего с причиной, по которой она ушла из отдела криминальной информации.

Марино усердно трудился над большим пальцем левой руки, стряхивая остриженные кусочки ногтя на салфетку.

– Очевидно, она вела себя так, что никто не хотел иметь с ней дела. Слухи достигли руководства осенью, как раз перед ее приездом в Ричмонд и встречей с тобой.

– Что же там произошло? – спросила я, пристально вглядываясь в него.

– Как я слышал, она устроила небольшую сцену прямо в информационном зале. Вылила чашку кофе на колени Рингу, затем вихрем умчалась, не сказав своим редакторам, куда отправляется и когда вернется назад. Тогда же она решила заняться книгой.

– Кто тебе все это рассказал?

– Бентон.

– Откуда Бентону известно, что творится в информационном зале редакции «Пост»?

– Я не спрашивал. – Марино закрыл свой нож и убрал обратно в карман. Поднявшись, он свернул салфетку и бросил ее в корзину для мусора.

– Последнее, – проговорил он, стоя посередине моей кухни. – В отношении интересовавшего тебя «линкольна».

– Да?

– 1990 года выпуска, модель седьмая. Зарегистрирован на имя Барри Аранофф, тридцати девяти лет, родом из Роаноки, работает в компании по сбыту медицинского оборудования торговым агентом. Много разъезжает.

– Ты говорил с ним? – спросила я.

– Нет, только с его женой. Последние две недели он отсутствует.

– Где же он тогда, если я видела его машину в Вильямсбурге?

– Жена сказала, что не знает расписания поездок мужа. Иногда за день он объезжает несколько городов, постоянно двигаясь с места на место, иногда выезжает за пределы штата. Его территория простирается на север вплоть до Бостона. Единственное, что она смогла вспомнить, что в то время, о котором идет речь, он мог находиться в Тайдвотере, затем по пути в Массачусетс заезжал в Ньюпорт-Ньюс.

Я молчала, Марино принял мое молчание за беспокойство, но это было не так. Я просто думала.

– Послушай, ты проделала отличную работу детектива, записав номер машины, и мы ее проверили. Так что можешь радоваться, что тебя не преследовало какое-то привидение.

Я не отвечала.

Он добавил:

– Единственное, в чем ты ошиблась, – это цвет. Ты сказала, «линкольн» был темно-серым. Аранофф ездит на коричневом.

Поздно вечером того же дня высоко над деревьями засверкали молнии, и разразилась настоящая летняя гроза. Я сидела на кровати, просматривая журналы, ожидая, пока освободится телефон капитана Монтаны.

Или у него не работал телефон, или кто-то говорил уже около двух часов. После того как они с Марино уехали, я вспомнила об одной детали, замеченной на одной из фотографий, и в памяти всплыло воспоминание о словах Анны, сказанных напоследок. В апартаментах Джилл, на ковре около стула в комнате, лежала пачка юридических проспектов, несколько не местных газет и номер журнала «Нью-Йорк таймс». Меня никогда не интересовали кроссворды. Для размышления мне с лихвой хватало других загадок. Но я знала, что кроссворды в «Тайме» были необычайно популярны.

Дотянувшись до телефона, я вновь набрала домашний номер Монтаны. На этот раз мне повезло.

– Вы когда-нибудь думали установить себе индикатор «ожидания ответа»? – добродушно спросила я.

– Я уже подумывал установить для своей дочери-подростка персональный коммутатор, – ответил он.

– У меня есть один вопрос.

– Давайте.

– Когда вы осматривали апартаменты Джилл и Элизабет, полагаю, вы изучили их корреспонденцию.

– Да, мэм. Проверили всю почту, приходившую за определенный период, смотрели, что они получали, кто писал письма, пересмотрели все поступавшие к ним счета и тому подобное.

– Что вы можете сказать насчет подписки Джилл на газеты, или они доставлялись ей по почте?

Он задумался.

Тут мне пришло в голову.

– Извините, эти дела, должно быть, у вас в офисе?..

– Нет, мэм. Я поехал прямо домой, они у меня тут. Я просто старался припомнить, был трудный день. Можете подождать?

Я услышала шелест переворачиваемых страниц.

– Так, есть пара счетов, заказная почта. Но никаких газет.

Удивленная, я объяснила, что у Джилл в комнате было несколько газет, не выходивших в городе.

– Она где-то их купила.

– Может быть, в автоматах, – предположил он. – Их много вокруг колледжа.

«Не исключено, что там можно купить „Вашингтон пост“ или „Уолл-стрит джорнэл“, – подумала я. Но ни в коем случае не „Санди Нью-Йорк таймс“. Скорее всего, она купила газету в аптечном или газетном киоске, расположенном где-нибудь по дороге, когда они по воскресеньям отправлялись завтракать». Поблагодарив, я повесила трубку.

Выключив лампу, я забралась в кровать, прислушиваясь к барабанной дроби дождя, стучавшего по крыше, и натянула на себя одеяло. Перед глазами замелькали различные картины. Представилась красная сумочка Деборы Харви, смятая и покрытая грязью.

Вандер в криминалистической лаборатории закончил ее исследование на предмет выявления отпечатков пальцев, и вчера я прочитала его отчет.

– Что вы собираетесь делать? – спросила меня Роза.

Странно, сумочка в целлофановом пакете лежала у Розы на столе.

– В таком виде ее нельзя отсылать матери.

– Конечно, нет.

– Может быть, взять кредитные карточки, отдельные вещи, отмыть их и отослать?

Лицо Розы исказилось от гнева. Она показала на пакет и воскликнула:

– Заберите его отсюда! Не могу его видеть!

Внезапно я увидела себя на кухне. Через окно разглядела, как подъехал Марк, машина была незнакомой, но каким-то образом я его узнала. Судорожно я начала перелистывать записную книжку в поисках расчески, торопливо поправила волосы. Затем бросилась в ванную комнату чистить зубы, но не было времени. Прозвенел звонок, только один раз.

Марк обнял меня, прошептал мое имя, словно вскрикивая от боли. Мне хотелось узнать, почему он здесь, почему не в Денвере. Он поцеловал меня и толкнул ногой дверь. Она закрылась с грохотом.

Гремел гром. Молнии время от времени ярко освещали комнату, сердце бешено колотилось.

На следующее утро после двух вскрытий я поднялась наверх к Нейлзу Вандеру, заведующему секцией дактилоскопической лаборатории. Я нашла его за компьютером автоматической системы дактилоскопической идентификации, расположенным в центре комнаты. В руках у меня был отчет о проверке содержимого сумочки Деборы Харви, который я положила ему на клавиатуру.

– Мне нужно кое-что уточнить, – громко проговорила я, чтобы перекрыть шум работающего компьютера.

Он озабоченно взглянул на отчет, непричесанные волосы свисали у него над ушами.

– Как тебе удалось обнаружить отпечатки после того, как сумочка столько времени пролежала в лесу? Я поражена.

Он вновь уставился на экран монитора.

– Сумочка из нейлона, водонепроницаемая, кредитные карточки находились в пластиковом отделении сумочки, застегнутом на «молнию». Когда я поместил карточки в специальный раствор, то проступило множество идентифицирующих элементов и пятен грязи. Не пришлось даже прибегать к лазеру.

– Весьма впечатляюще. Он усмехнулся.

– Но ничего, что позволило бы произвести полную идентификацию, – отметил он.

– Извини.

– Меня интересует водительское удостоверение. На нем ничего не обнаружено.

– Ничего, даже пятен грязи.

– Чистое?

– Как стеклышко.

– Спасибо, Нейлз.

Он опять отключился, погрузившись в исследование петель и завитков.

Я спустилась вниз и нашла номер телефона бара «Семь-одиннадцать», куда мы с Эбби ездили прошлой осенью. Мне сказали, что Элен Джордан, служащая, с которой мы там беседовали, не появится раньше девяти вечера. Весь день я прокрутилась, пропустив ленч, не замечая как прошло время. Но, придя домой, не чувствовала ни малейшей усталости.

Я загружала посуду в моечную машину, когда в восемь вечера раздался звонок в дверь. Вытерев руки о полотенце, немного встревоженная, я направилась к двери.

На пороге стояла Эбби Торнбулл, воротник плаща был поднят, лицо измучено, а глаза несчастные. Холодный ветер раскачивал деревья во дворе дома, вздымал пряди ее волос.

– Ты не отвечала на мои звонки. Надеюсь, разрешишь войти в дом, – сказала она.

– Конечно, Эбби. Пожалуйста.

Я широко распахнула дверь и отступила назад.

Она не снимала плаща до тех пор, пока я не предложила повесить его на вешалку. Покачав головой, Эбби повесила его на спинку стула, словно убеждая меня, что не намерена задерживаться надолго. На ней были полинявшие джинсы и коричневый свитер плотной вязки с блестящей нитью. Пройдя мимо нее, чтобы очистить от бумаг и газет кухонный стол, я уловила спертый запах сигарет и едкого пота.

– Выпьешь чего-нибудь? – спросила я. По какой-то причине я не могла сердиться на нее.

– Меня устроит все, что у тебя есть.

Пока я готовила нам напитки, она достала сигареты.

– Мне трудно начать, – сказала она, когда я присела рядом, – статьи, мягко говоря, были несправедливы к тебе. Знаю, что ты подумала.

– Какая разница, что думаю я. Я бы послушала, что у тебя на уме.

– Я сказала, что допустила ошибки. – Ее голос слегка дрожал. – Одна из них – Клифф Ринг.

Я не шевелилась.

– Он репортер-исследователь, один из первых, с кем я познакомилась после переезда в Вашингтон. Преуспевающий, вызывающий восхищение, умный и уверенный в себе. Я же была ранима, только приехала из другого города, прошла сквозь… ну, через то, что случилось с Хенной.

Она отвела от меня взгляд.

– Мы начали как друзья, но затем события развивались быстро. Я не замечала, что он собой представлял, потому что не хотела этого видеть.

У нее сорвался голос, я молча ждала, пока она успокоится.

– Я доверила ему свою жизнь, Кей.

– Из этого я делаю вывод, что подробности, которыми изобилует его статья, исходят от тебя, – проговорила я.

– Нет. Они из моих репортажей.

– Что это значит?

– Я никому не говорила, о чем пишу книгу, – сказала Эбби. – Клифф знал, что я причастна к делам об убийствах, но я никогда не рассказывала ему о них. А он, казалось, никогда и не проявлял интереса.

В ее голосе начало звучать раздражение.

– Но он был более чем заинтересован. Именно так он всегда и действует.

– Если ты не рассказывала ему, – сказала я, – тогда как же он получил твою информацию?

– Я дала ему ключи от своего дома, от квартиры, чтобы, когда я уезжала из города, он мог поливать мои цветы и забирать почту. Тогда же он мог снять копии.

Я вспомнила наш разговор на Майфлауэре, когда Эбби рассказывала, что кто-то проник в ее компьютер, и обвиняла в этом ФБР или ЦРУ, а я выразила сомнение. Неужели опытный агент, распаковав заархивированный файл, не знает, что время и дата могут измениться? Не похоже.

– Клифф Ринг проник в твой компьютер?

– Не могу доказать, но я в этом более чем уверена, – сказала Эбби. – Не могу доказать, но знаю, что он читал мою почту. Не так уж трудно отпарить конверт, запечатать его и вновь сунуть в почтовый ящик. Совсем несложно, особенно если у тебя есть дубликат ключа.

– Ты знала, что он пишет серию статей об убийствах?

– Конечно, нет! Я понятия не имела, пока не раскрыла воскресный номер газеты! Он пробрался в мою квартиру, зная, что меня там не будет. Скопировал с компьютера все, что мог найти. Затем стал звонить людям, собирая высказывания и дополнительную, информацию. Что тут трудного, когда известно, где и что искать.

– Легко, тем более что тебя освободили от криминальной тематики. Когда ты полагала, что «Пост» решил отказаться от твоей статьи, на самом деле редакторы «Пост» отказались от тебя.

Эбби сердито кивнула.

– Тему передали, как они считали, в более надежные руки. В руки Клиффорда Ринга, – сказала она.

Я поняла, почему Клиффорд Ринг не пытался связаться со мной. Он знал, что Эбби и я были подругами. Если бы он стал расспрашивать меня о подробностях этих дел, я могла бы рассказать об этом Эбби, а в его интересах было, чтобы Эбби оставалась в неведении о происходящем как можно дольше. Поэтому Ринг уклонился от встречи со мной, а ходил вокруг.

– Уверена, он… – Эбби кашлянула и взяла свой бокал. Ее рука дрожала. – Он может быть очень убедительным. Вероятно, он выиграет приз. За серию статей.

– Извини, Эбби.

– Никто не виноват, только я. Я вела себя, как дура.

– Мы рискуем, когда разрешаем себе влюбляться.

– Больше такое не повторится, – перебила она. – С ним всегда проблемы, одна за другой. Я всегда шла на уступки, предоставляя ему второй, третий и четвертый шанс.

– Те, кто работал с тобой, знали о вас с Клиффом?

– Мы были очень осторожными, – уклончиво ответила она.

– Почему?

– Зал информации – место, полное слухов и кровосмесительных связей.

– Определенно ваши коллеги видели вас вдвоем.

– Мы вели себя очень осторожно, – повторила она.

– Тем не менее они наверняка что-то чувствовали. Напряженность, если не было чего-то другого.

– Конкуренцию. Я охраняла свою территорию. Так бы ответил он, если бы его спросили.

«И ревность», – подумала я. Эбби никогда не умела скрывать свои эмоции. Можно себе представить приступы ее ревнивой ярости. Я могла представить себе реакцию тех, кто наблюдал за ней в информационном зале, полагая, что она была амбициозной и завидовала успехам Клиффорда Ринга, когда в действительности дело обстояло совершенно иначе. Она ревновала его к другим.

– Он женат, не так ли, Эбби?

На этот раз она не смогла сдержать слез.

Я встала, чтобы вновь наполнить бокалы. Сейчас она непременно расскажет мне, что он несчастлив со своей женой и намерен скоро развестись, что она верила, будто он все бросит ради нее. Эта песенка стара как мир, очевидна и предсказуема. Подобные рассказы я слышала сотни раз. Эбби просто использовали.

Поставив бокал перед ней на стол, я дружески сжала ей плечо и села на свое место.

Она рассказала мне то, что я и ожидала от нее услышать, мне оставалось лишь печально смотреть на нее.

– Я не заслуживаю твоего сострадания, – плакала она.

– Тебе причинили боль более сильную, чем мне.

– Всем причинили боль. Тебе. Пэт Харви. Родителям, друзьям этих подростков. Если бы не эти дела, я бы все еще работала по криминальной тематике. По крайней мере, по своей специализации. Никто не должен обладать такой силой, чтобы причинять подобные разрушения.

Я поняла, что она больше не думала о Клиффорде Ринге. Она думала об убийце.

– Ты права, ни у кого не должно быть такой власти. И никто не получит ее, если мы не позволим:

– Дебора и Фред не позволят. Джилл, Элизабет, Джим, Бонни – все они. – Она выглядела потерянной. – Они не хотели быть убитыми.

– Какой следующий шаг предпримет Клифф? – спросила я.

– Каким бы он ни был, я в нем не буду участвовать. Я сменила все замки.

– Ты опасаешься, что твои телефоны прослушиваются, а за тобой следят?

– Клифф не единственный, кого интересует, чем я занимаюсь. Я больше никому не верю!

Ее глаза наполнились горькими слезами.

– Тебе, Кей, я вообще не хотела причинить вреда.

– Прекрати, Эбби. Можешь прореветь хоть целый год, мне от этого легче не станет.

– Извини…

– Хватит извинений, – сказала я мягко, но решительно. Она прикусила нижнюю губу и впилась глазами в бокал.

– Ты готова помочь мне сейчас? Она посмотрела на меня.

– Во-первых, какого цвета был тот «линкольн», что мы видели на прошлой неделе?

– Темно-серый, внутри отделан темной кожей, может быть, черной, – проговорила она. В ее глазах пробуждался огонек жизни.

– Спасибо. Так я и думала.

– В чем дело?

– Я не уверена. Но кое-что есть.

– Что именно?

– У меня есть для тебя поручение, – улыбаясь, сказала я. – Но прежде скажи мне, когда ты возвращаешься в округ Колумбия? Сегодня?

– Не знаю, Кей. – Она невидящим взглядом смотрела перед собой. – Сейчас я не смогу там находиться.

Эбби чувствовала себя беженкой. В каком-то смысле она и была ею. Клиффорд Ринг изгнал ее из Вашингтона. Пожалуй, ей не помешает исчезнуть на какое-то время.

Она объяснила:

– В «Нозен Нэк» предоставляют кровать, завтрак и…

– А у меня есть комната для гостей, – прервала ее я, – можешь побыть некоторое время у меня.

Она выглядела растерянной, потом засмущалась.

– Кей, ты представляешь себе, как это может выглядеть со стороны?

– Честно говоря, сейчас меня это мало волнует.

– А почему бы и нет?

Она пристально посмотрела на меня.

– Твоя газета уже втравила меня в историю. Дела могут пойти хуже или лучше, но они уже не будут обстоять по-прежнему.

– По крайней мере, тебя не уволили.

– Тебя тоже, Эбби. У тебя был роман, ты повела себя не лучшим образом перед лицом коллег, плеснув кофе ему на колени.

– Он этого вполне заслужил.

– Я совершенно уверена в этом. Но я не советую тебе начинать войну с «Пост». Книга – твой шанс поправить свое положение.

– А как же ты?

– У меня свой интерес в этих делах. И ты можешь помочь мне, потому что можешь делать то, на что я не имею права.

– Например?

– Я не могу лгать, обводить вокруг пальца, подкупать, торговаться, стрелять из укрытия, красть, выдавать себя за другого, потому что я должностное лицо в государственной структуре, а у тебя широкое поле деятельности. Ты – репортер.

– Весьма признательна, – сказала она, выходя из кухни. – Пойду возьму вещи из машины.

У меня редко останавливались гости, и нижняя спальня в основном предназначалась для Люси. На полу лежал огромный иранский ковер, испещренный красочными цветами, придававший комнате вид сада, посреди которого моя племянница была то розовым бутоном, то репейником, в зависимости от ее настроения.

– Вижу, тебе нравятся цветы, – рассеянно проговорила Эбби, опуская на кровать свой дорожный чемодан.

– Пожалуй, ковер такой расцветки здесь несколько великоват, – извинилась я. – Но, когда я его увидела, мне пришлось его купить, и не было другого места, где бы его можно было поместить. Не говоря о том, что он почти вечен, а поскольку в этой комнате останавливается Люси, то этот фактор является самым важным.

– Или, по крайней мере, был таковым. – Эбби подошла к платьевому шкафу и открыла дверцу. – Люси уже не десятилетняя девочка.

– Там должно быть достаточно плечиков. – Я придвинулась, чтобы посмотреть. – Если тебе нужно еще…

– Достаточно.

– В ванной комнате есть полотенца, зубная паста, мыло, – начала было показывать я.

Эбби распаковывала вещи и не обращала на меня внимания.

Я присела на край кровати.

Эбби повесила костюмы и блузки в шкаф. Вешалки царапали по металлической перекладине. Я молча наблюдала за ней, испытывая приступы нетерпения.