Текст книги "Все, что остается"

Так продолжалось несколько минут. Скользили ящики, скрипели вешалки, медицинская аптечка в ванной открылась и закрылась с характерным щелчком. Наконец она задвинула свой чемодан в шкаф и осмотрелась, словно стараясь представить, что сделать еще. Открыв портфель, извлекла оттуда роман и записную книжку, которые положила в тумбочку около кровати. С беспокойством я наблюдала, как она засовывала в ящик тумбочки пистолет 38-го калибра и пачки патронов.

Была уже полночь, когда я поднялась наверх, в спальню. Прежде чем лечь в постель, еще раз набрала номер бара «Семь-одиннадцать».

– Элен Джордан?

– Да? Я. Кто говорит?

Я назвала себя и объяснила причину своего звонка.

– Вы упомянули прошлой осенью, что в ваш бар заезжали Фред Чини и Дебора Харви. Дебора хотела купить пива, и вы попросили показать вам ее удостоверение личности.

– Да, правильно.

– Могли бы вы сказать, что именно вы проделали, когда попросили ее показать удостоверение личности?

– Я просто сказала, что хотела бы посмотреть на ее водительское удостоверение, – сказала Элен, она казалась озадаченной. – Да. Я попросила показать его.

– Она достала его из сумочки?

– Конечно. Ей пришлось достать его оттуда, чтобы показать мне.

– Затем она передала его вам, – сказала я.

– Угу.

– Оно было обернуто? Пластиковый пакет?

– Нет. Ничего не было, – сказала она. – Она просто протянула мне удостоверение, я посмотрела и вернула обратно.

Последовала небольшая пауза.

– В чем дело?

– Я пытаюсь установить, касались ли вы руками водительского удостоверения Деборы.

– Конечно. Мне пришлось взять его в руки, чтобы взглянуть.

Элен казалась напуганной.

– Надеюсь, мне не грозят неприятности?

– Нет, что вы, Элен, – успокоила ее я. – Ни малейшего беспокойства.

Глава 15

Задание Эбби состояло в том, чтобы собрать информацию в отношении Барри Араноффа. С утра она отправилась в Роаноки.

На следующий день, вечером, Эбби вернулась буквально за несколько минут до появления Марино, которого я пригласила на обед.

Когда на кухне он обнаружил Эбби, его глаза сузились в щелки, а лицо сделалось красным.

– «Джек Блэк»? – поинтересовалась я.

Я вернулась из комнаты на кухню и увидела Эбби, которая курила, сидя за столом, а Марино стоял у окна. Он постукивал по жалюзи и тупо смотрел на висевшую за стеклом кормушку.

– В это время ты не увидишь никаких птиц, если, конечно, тебя не интересуют летучие мыши, – сказала я.

Он не ответил и не повернулся в мою сторону. Я стала раскладывать салат. Марино сел за стол, лишь когда я начала разливать по бокалам «Кьянти».

– Ты не предупредила, что у тебя гости, – сказал он.

– Если бы я сказала, ты бы не пришел, – ответила я так же прямо.

– Мне Кей тоже ничего не сказала, – проговорила Эбби. – Раз теперь установлено, что все мы рады видеть друг друга, давайте обедать.

Если я и научилась чему-то за время своего неудачного брака с Тони, то лишь тому, что никогда не следует вступать в споры поздно вечером и во время еды. Я прилагала все усилия, чтобы заполнить висевшую тишину светским разговором, дождалась, когда пришла пора подавать кофе, и лишь тогда высказала свои соображения.

– Эбби поживет некоторое время у меня, – сказала я Марино.

– Твое личное дело, – ответил он, протягивая руку за сахаром.

– Это также касается и тебя. Все мы вовлечены в общее дело.

– Может быть, ты объяснишь, во что именно мы вовлечены, доктор. Но сначала, – он посмотрел на Эбби, – мне хотелось бы знать, в каком месте твоей книги будет отражена эта небольшая сцена. Тогда мне не придется читать от начала до конца твою чертову писанину. Я взгляну лишь на нужные страницы.

– Знаешь, Марино, ты действительно бываешь ничтожеством, – проговорила Эбби.

– Хоть задницей, но ты не получишь этого удовольствия.

– Спасибо, теперь мне есть на что надеяться.

Выхватив карандаш из нагрудного хармана, он швырнул его через стол.

– Лучше начинай записывать прямо сейчас. Не хочу, чтобы меня неверно цитировали.

Эбби с яростью взглянула на него.

– Прекратите, – рассерженно сказала я. Они посмотрели на меня.

– Вы ведете себя не лучше всех их, – добавила я.

– Кого? – спросил Марино, лицо его выражало полное непонимание.

– Всех, – сказала я. – Я по горло сыта этой ложью, подозрениями, игрой во власть. Честно говоря, я рассчитывала на большее от своих друзей, считая вас таковыми.

Я отодвинулась от стола.

– Если вы намерены продолжать обливать друг друга грязью, продолжайте. Но с меня довольно.

Не глядя на них, я взяла свой кофе и прошла в гостиную, включила стерео и закрыла глаза. Моим лекарством была музыка. Я слушала Баха. Его Вторая симфония, кантата № 29, началась с середины. Постепенно я стала расслабляться.

После ухода Марка я часто спускалась вниз, когда не могла уснуть, надевала наушники и наслаждалась музыкой Бетховена, Моцарта, Равеля.

Когда минут через пятнадцать Эбби и Марино присоединились ко мне, на их лицах было глуповатое выражение людей, достигших перемирия после ссоры из-за пустяков.

– Ух, мы поговорили, – сказала Эбби, когда я выключила стерео. – Я постаралась объяснить ему, как могла, и – мы начали достигать уровня взаимопонимания.

Я была в восторге, услышав это.

– Можешь рассчитывать на нас двоих, – сказал Марино. – Вот чертовщина, оказывается, Эбби в настоящий момент не репортер!

Это замечание, я бы сказала, слегка покоробило ее, но они были готовы сотрудничать – чудо из чудес!

– К тому времени, когда книга выйдет в свет, с этим делом, видимо, будет покончено. Вот что главное – с ним будет покончено. Оно тянется почти три года, убиты десять подростков. Если прибавить Джилл и Элизабет, получится двенадцать.

Он покачал головой, взгляд сделался сосредоточенным.

– Кем бы ни был тот, кто нанес удар по ребятам, он не уйдет на пенсию, док. Он будет продолжать до тех пор, пока его не поймают. А в расследованиях, подобных этому, кому-то обязательно повезет.

– Возможно, нам уже повезло, – сказала ему Эбби. – Не Аранофф сидел за рулем того «линкольна».

– Ты уверена? – спросил Марино.

– Абсолютно. У Араноффа седые волосы, те немногие, что остались. Рост около пяти футов восьми дюймов, весит, должно быть, около двухсот фунтов.

– Хочешь сказать, ты его видела?

– Нет, – ответила Эбби. – Его все еще нет в городе. Я постучалась в дверь, и его жена впустила меня в дом. На мне был рабочий комбинезон, ботинки. Я представилась служащей электрокомпании и попросила разрешения проверить счетчик энергии. Мы разговорились. Она предложила мне стаканчик кока-колы. Находясь внутри, я оглядела комнату, заметила семейную фотографию, расспросила ее о ней, чтобы окончательно убедиться. Так я узнала, как выглядит Аранофф. Это не тот, кого я видела, и не тот, кто преследовал меня в Вашингтоне.

– Не думаю, чтобы ты неправильно записала номер машины, – задумчиво проговорил Марино.

– Нет. Но даже если бы я и ошиблась, – сказала я, – совпадение было бы невероятным. Обе машины 1990 года выпуска, обе – «линкольны» седьмой модели? Аранофф одновременно курсирует и в Вильямсбурге, и в окрестностях Тайдвотера, примерно в то же самое время я ошибочно записываю номер, который, оказывается, его?

– Похоже, что Аранофф и я будем иметь небольшой разговор, – произнес Марино.

В конце недели Марино позвонил мне на работу и без предисловий спросил:

– Ты сидишь?

– Беседовал с Араноффом?

– Точно. Он выехал в Роаноки в понедельник десятого февраля, затем Данвилл, Питсбург и Ричмонд. В среду двенадцатого он был в Тайдвотере, и здесь становится по-настоящему интересно. Он должен был быть в Бостоне в четверг, тринадцатого, как раз в ночь, когда вы с Эбби были в Вильямсбурге. За день до этого Аранофф оставил свою машину на долговременной стоянке в аэропорту Ньюпорт-Ньюса. Оттуда он вылетел в Бостон, там пользовался взятой напрокат машиной большую часть недели. Вернулся в Ньюпорт-Ньюс вчера утром, забрал свою машину и направился домой.

– Полагаешь, что кто-то мог украсть номерные знаки, пока его машина стояла на долговременной стоянке, затем вернуть их? – спросила я.

– Если Аранофф не лжет, а я не вижу для этого оснований, другого объяснения нет, док.

– Когда он забирал машину со стоянки, обратил ли он внимание на что-нибудь необычное?

– Нет. Мы ходили в его гараж и осмотрели машину. Оба номерных знака были на месте, прикручены, как положено, надежно. Знаки были такими же грязными, как и вся машина, что может кое-что означать, а может не означать ничего. Я не снял ни одного отпечатка пальца, однако тот, кто заимствовал номерные знаки, скорее всего, пользовался перчатками. Никаких следов инструмента, насколько я мог заметить.

– Машина стояла в каком-нибудь укромном месте стоянки?

– Аранофф сказал, что поставил ее примерно посередине, поскольку стоянка была почти полностью заполнена.

– Подумай, если его машина несколько дней простояла без номеров, представители службы безопасности аэропорта или кто-нибудь другой, наверное, обратили бы внимание, – сказала я.

– Совсем не обязательно. Люди не настолько наблюдательны. Когда они покидают свои машины, прибыв в аэропорт или возвратившись из полета, у них голова забита мыслями о чемоданах, о том, чтобы не опоздать на самолет или побыстрее добраться до дома.

Даже если кто-то и заметил пропажу номеров, он вполне может и не сообщить об этом в службу безопасности. Все равно служба безопасности не может ничего предпринять до возвращения владельца машины: тогда он должен будет заявить о пропаже номерных знаков. Что же касается факта кражи номеров, то нет ничего проще. Приезжаешь в аэропорт после полуночи, в это время там очень мало народу. Если бы мне нужно было их украсть, я бы просто зашел на стоянку, будто бы разыскивая свою машину, затем через пять минут вышел бы обратно, неся в кейсе пару нужных мне номеров.

– Ты думаешь, так и было?

– Моя версия такова, – сказал он. – Парень, что на прошлой неделе спрашивал у вас дорогу, никакой не детектив, не агент ФБР или частный сыщик. Он замышлял что-то недоброе. Возможно, торговец наркотиками, кто угодно. Думаю, что темно-серый «линкольн» его личная машина, но чтобы обезопасить себя, когда он занимается темными делами, он прикручивает другие номера на случай, если кто-нибудь, например, полицейский патруль, засечет его в окрестностях.

– Довольно рискованно: если он проедет на красный свет, – заметила я, – то всплывет номер его водительского удостоверения.

– Верно. Но не думаю, что он настроен нарушать правила движения. Он более обеспокоен возможностью, что на его машину обратят внимание, если что-то не сработает, и он не хочет, чтобы в этот момент на его машине стояли подлинные номера.

– Почему бы ему тогда не взять машину напрокат?

– Это так же плохо, как собственные номерные знаки. Любой полицейский моментально, как только взглянет, узнает машину, взятую напрокат; Все номерные знаки таких машин в Вирджинии начинаются с R. И если его записать, не составит большого труда выяснить, кто ею пользовался. Смена номеров – лучшая идея, если у тебя хватит ума придумать безопасную линию поведения. Я бы выбрал этот способ и, вероятно, воспользовался бы долговременной стоянкой. Попользовавшись чужими номерами, я бы повесил свои. Затем поехал бы в аэропорт, проник на стоянку после наступления темноты и прикрутил их к той же машине.

– А если хозяин уже вернулся и обнаружил пропажу номерных знаков?

– Если машины больше нет на стоянке, я бы просто выбросил номера на ближайшей помойке. В любом случае я ничего не теряю.

– Боже мой, Марино. Человек, которого мы с Эбби видели той ночью, мог быть убийцей!

– Тип, которого вы встретили ночью, не был заблудившимся бизнесменом, – сказал Марино. – Если он и замыслил что-то противозаконное, вовсе не означает, что он убийца.

– Но парковочный знак…

– Я постараюсь выяснить. Посмотрю, если отделение колониального Вильямсбурга сможет дать мне список лиц, кому выдавались такие парковочные знаки.

– Машина с погашенными фарами, которую видел мистер Джойс на своей дороге, могла быть «линкольном» седьмой модели, – заметила я.

– Запросто. Седьмая модель появилась в продаже в 1990 году. Джим и Бонни были убиты летом 1990 года. А в темноте седьмая модель не сильно отличается от «альбатроса», на который, по мнению мистера Джойса, была похожа эта машина.

– Для Уэсли этот день будет поистине замечательным, – не веря себе, пробормотала я.

– Да, – сказал Марино. – Я должен ему позвонить.

Наступил март, оповещая, что зима не продлится вечно. Солнце тепло грело спину, пока я протирала стекло «мерседеса», а Эбби заливала в бак бензин. Ветер был мокрый и свежий после дневного дождя. Люди вышли на улицы, мыли машины, катались на велосипедах, земля начинала пробуждаться, но еще не очнулась ото сна.

Подобно большинству станций технического обслуживания в эти дни, та, которую я обычно посещала, имела небольшой магазинчик. Я взяла две чашечки кофе на дорогу и прошла внутрь расплатиться. После этого мы с Эбби направились в Вильямсбург. Стекла нашей машины были опущены, из динамика лился голос Брюса Хорнсби, исполнявшего песню «Огни бухты».

– Перед выездом я позвонила домой и поговорила со своим автоответчиком, – сказала Эбби.

– И?..

– Пять раз кто-то звонил и, не говоря ни слова, вешал трубку.

– Клифф?

– Готова спорить, – сказала она. – Не то чтобы он хотел поговорить со мной. Подозреваю, он старается выяснить, дома ли я, вероятно, он также много раз проезжал мимо стоянки, желая увидеть мою машину.

– Для чего ему это надо, если он не заинтересован разговаривать с тобой?

– Может быть, он не знает, что я поменяла замки?

– Тогда он дурак. Подумав, он бы догадался, что ты сообразишь, что к чему, после появления серии его статей.

– Он не дурак, – ответила Эбби, глядя в окно. Я открыла верхний солнцезащитный лючок.

– Он знает, что мне все известно, но он не дурак, – снова проговорила она. – Клифф обведет вокруг пальца кого угодно. Никто и не подозревает, что он сумасшедший.

– Трудно поверить, что он смог продвинуться так далеко, если бы был сумасшедшим, – сказала я.

– В этом-то вся прелесть Вашингтона, – цинично ответила Эбби. – Самые преуспевающие, могущественные люди в мире собрались здесь, и половина из них – сумасшедшие, а другая – неврастеники. Большинство – аморальны. Вот что с людьми делает власть. Не понимаю, почему Уотергейт вызвал удивление.

– А что власть сделала с тобой? – спросила я.

– Я узнала, какова она на вкус, но я не была там достаточно долго, чтобы успеть пристраститься к ней.

– Может быть, тебе повезло. Она молчала.

Я подумала о Пэт Харви. Чем она занималась в эти дни? О чем думала?

– Ты беседовала с Пэт Харви? – спросила я Эбби.

– Да.

– После выхода статей в «Пост»? Она кивнула.

– Как она?

– Однажды я читала, не помню, что, написанное одним миссионером, находившимся какое-то время в Конго. Он вспоминал о встрече в джунглях с дикарем, который внешне выглядел вполне нормально, пока не улыбнулся. Его зубы оказались заточены, потому что он был каннибал.

Ее голос стал категоричным, в нем послышалась злость. Настроение Эбби внезапно омрачилось. Я не понимала, о чем она говорит.

– Так и Пэт Харви, – продолжала она. – Я заехала к ней позавчера до отъезда в Роаноки. Мы немного поговорили о публикациях в «Пост», и мне показалось, что она воспринимает все как бы мимоходом, пока она не улыбнулась. От ее улыбки у меня похолодела кровь.

Я не знала, что сказать.

– В тот момент я поняла, что публикации Клиффа толкнули ее к самому краю. Я полагала, что смерть Деборы довела Пэт до отчаяния. Но эти статьи вывели ее из равновесия еще сильнее. Помню, когда я с ней говорила, у меня возникло ощущение, что что-то отсутствует. Спустя некоторое время я поняла – отсутствует сама Пэт Харви.

– Она знала, что у мужа роман?

– Теперь знает.

– Если это правда, – добавила я.

– Клифф не напишет ни строчки, если не сможет подтвердить написанное, он прибегает к услугам лишь пользующихся доверием источников.

Интересно, что должно произойти, чтобы довести до крайности меня? Люси, Марк? Или несчастный случай, в результате которого я не смогу пошевелить руками, слепота? Не знаю, что может сломать меня. Наверное, это как смерть – уйдя однажды, ты уже не ощущаешь разницы.

К полудню мы добрались до Старого города. Жилой комплекс, где обитали Джилл и Элизабет, ничем не выделялся: кучка одинаковых кирпичных зданий, напоминающих соты, над главными входами которых висели таблички с номерами блоков. Всюду виднелись остатки почерневшей после зимы травы и цветочные клумбы, укрытые ветками. Здесь были площадки для передвижных кухонь с креслами-качалками, столики для пикника, грили.

Остановившись на стоянке, мы взглянули на балкон, где когда-то находилась квартира Джилл. Сквозь широко расставленные прутья перил виднелись два сине-белых плетеных кресла-качалки, неторопливо покачивавшихся от дуновения бриза. С потолка одиноко свисала цепь для крепления горшка с цветами. Элизабет жила по другую сторону автостоянки. Из окон своих квартир подруги могли наблюдать друг за другом. Видеть, как зажигается и гаснет свет, узнавая таким образом, когда другая проснулась или легла спать, дома она или нет.

Какое-то мгновение мы с Эбби смотрели на окна в подавленном молчании.

Затем она сказала:

– Они были больше чем подруги, не так ли, Кей?

– Ответить «да» – все равно что раскрыть тайну. Эбби слегка улыбнулась:

– Сказать по правде, я размышляла над этим, работая над статьями. Во всяком случае, такая мысль приходила мне в голову. Но никто ни разу даже не предположил, даже не намекнул.

Она помолчала, глядя в сторону.

– Мне кажется, я знаю, что они чувствовали. Я вопросительно посмотрела на нее.

– Должно быть, нечто подобное я испытываю в отношении Клиффа. Выискивая возможности для встреч, скрывая чувства, расходуя половину жизненных сил на беспокойство по поводу того, что подумают люди, опасаясь, что о связи станет известно и они каким-то образом начнут подозревать…

– Но ирония состоит в том, – сказала я, трогая машину с места, – что на самом деле окружающим все это совершенно безразлично. Они слишком заняты собой и своими делами.

– Хотелось бы знать, задумывались ли когда-нибудь об этом Джилл и Элизабет.

– Если их любовь была сильнее страха, они, очевидно, пришли бы к такому выводу.

– Кстати, куда мы едем? – Эбби посмотрела из окна на убегающий назад пейзаж.

– Просто покатаемся, – ответила я, держа направление к центру города.

Я не говорила ей о цели нашей поездки. Упомянула лишь, что хотела бы «посмотреть».

– Ты ищешь ту чертову машину, не так ли?

– Посмотреть не повредит.

– И что ты будешь делать, если найдешь, Кей?

– Спишу номерной знак, посмотрим, за кем он значится на этот раз.

– Хорошо, – рассмеялась она, – если ты найдешь «линкольн» седьмой модели 1990 года со знаком, разрешающим парковку в колониальной части Вильямсбурга, установленным на заднем бампере, я даю тебе сто долларов.

– Тогда готовь чековую книжку. Если эта машина здесь, я найду ее.

И я ее нашла! Не прошло и получаса. Следуя проверенному старому правилу поиска потерянных вещей, проехала по тем же местам, где была прежде. Вырулив на Торговую площадь, я увидела ее. Огромная машина стояла на стоянке недалеко от места, где мы заметили ее в первый раз, когда водитель спрашивал, как проехать в нужном направлении.

– Господи Иисусе! – прошептала Эбби. – Не верю глазам своим.

Машина была пуста, солнце отражалось в ее стеклах так, словно она только что была вымыта и отполирована. На левой стороне заднего бампера красовался парковочный знак. Эбби записала в блокнот номер IT-144.

– Слишком просто, Кей. Такого не может быть.

– Мы еще не знаем, та ли это машина. – Теперь я демонстрировала научный подход к делу. – Она выглядит так же, но мы не можем быть уверены.

Я припарковалась поодаль, загнав свой «мерседес» между большим автомобилем с багажником и откидным сиденьем и «понтиаком». Не выпуская из рук руля, я стала внимательно рассматривать фасады домов. Магазин подарков, художественный салон, ресторан. Между табачным магазином и кондитерской находился книжный магазинчик – небольшой, неброский, в витрине выставлены книги. Деревянная вывеска, выполненная в стиле колониальной каллиграфии, висевшая над дверью, гласила: «Торговая палата».

– Кроссворды, – прошептала я не дыша, и по спине пробежали мурашки.

– Что?

Эбби все еще рассматривала «линкольн».

– Джилл и Элизабет любили разглядывать кроссворды. По воскресеньям они часто завтракали в городе и покупали номер «Нью-Йорк таймс».

Я открыла дверь машины.

Эбби положила руку на мою, останавливая меня.

– Нет, Кей. Подожди минуту. Нужно все обдумать. Я опустилась обратно на сиденье.

– Ты не можешь просто войти туда, – сказала она, и эти слова прозвучали подобно приказу.

– Я хочу купить газету.

– А если он там? Что ты будешь делать тогда?

– Я хочу посмотреть, тот ли это человек, что спрашивал у нас дорогу. Думаю, я узнаю его.

– Но и он может узнать тебя.

– Торговец может иметь отношение к картам, – подумала я вслух.

Между тем молодая женщина с коротко остриженными волосами подошла к книжному магазину, открыла дверь и исчезла внутри.

– Человек, имеющий дело с картами, имеет дело с червонным валетом, – добавила я падающим голосом.

– Ты говорила с ним, когда он спрашивал дорогу. Твоя фотография была в газетах. – Эбби перехватывала инициативу. – Ты не пойдешь туда. Пойду я.

– Мы пойдем вместе.

– Это сумасшествие!

– Ты права, – я решилась. – Ты остаешься. Я иду.

Я вышла из машины, прежде чем она успела возмутиться. Когда я решительно направилась в сторону магазинчика, Эбби тоже вышла и встала около машины, вид ее был потерянным. У нее хватило здравого смысла не устраивать сцену.

Когда я бралась за холодную медь ручки входной двери, сердце бешено колотилось. Войдя внутрь, я внезапно почувствовала слабость в коленях.

Он стоял за прилавком и, улыбаясь, выписывал чек, стоявшая перед ним женщина средних лет продолжала болтать: «…для этого-то и нужны дни рождения. Вы дарите мужу книгу, которую хотите прочитать сами…»

– Если вам обоим нравятся одинаковые книги, тогда все в порядке.

Голос его звучал мягко, вкрадчиво. Голос, которому можно доверять.

Теперь, когда я находилась внутри, мне отчаянно захотелось выбраться отсюда. На одной стороне прилавка лежали кипы газет, включая «Нью-Йорк таймс». Я могла взять номер, быстро заплатить и уйти. Мне не хотелось встречаться с ним взглядом.

Вне всякого сомнения – это был он.

Я повернула к выходу и, не оборачиваясь, вышла.

Эбби сидела в машине и курила.

– Если он работает здесь, то не может не знать, как проехать до Шестьдесят четвертой улицы, – сказала я, включая двигатель.

Эбби отлично поняла, что я хотела этим сказать.

– Хочешь позвонить Марино прямо сейчас или подождешь, пока вернемся в Ричмонд?

– Позвоним ему сейчас.

Я нашла телефон-автомат. Мне ответили, что Марино в городе. Я оставила ему послание:

– IT-144. Позвони мне.

Эбби задала мне множество вопросов, и я изо всех сил старалась удовлетворить ее любопытство. Обратно мы ехали молча. В желудке мутило. Хотелось остановиться. Думала, меня стошнит.

Эбби смотрела на меня. Во взгляде чувствовалась озабоченность.

– Боже мой, Кей. Ты бледная как полотно.

– Ничего, все в порядке.

– Хочешь, я поведу машину.

– Ничего, все хорошо. – Добравшись до дома, я прямиком направилась в спальню. Руки тряслись, когда я набирала номер телефона. Марка не было, включился автоответчик. Я было повесила трубку, но почувствовала, как меня зачаровывает его голос.

– Извините, сейчас никто не может ответить на ваш звонок…

Когда прозвучал сигнал готовности автоответчика к приему сообщения, я заколебалась, затем медленно положила трубку на рычаг. Подняв глаза, я увидела стоявшую в дверях Эбби. По ее лицу я поняла, что она обо всем догадалась.

Я глядела на нее, и мои глаза наполнялись слезами. Она присела рядом на край кровати.

– Почему ты не оставила ему послание? – прошептала Эбби.

– Откуда ты знаешь, кому я звонила? – спросила я, стараясь унять дрожь в голосе.

– Потому что такое же желание переполняет меня, когда я сильно расстроена. Порой мне хочется подойти к телефону и позвонить. Даже сейчас, после всего случившегося, мне все еще хочется позвонить Клиффу.

– Неужели?

Она медленно кивнула головой.

– Никогда. Никогда не делай, этого, Эбби. Она внимательно посмотрела на меня.

– Это из-за того, что ты заходила в книжный магазин и видела его?

– Не знаю.

– Думаю, знаешь.

Я посмотрела мимо нее.

– Когда я приближаюсь близко к чему-то, я испытываю нечто, подобное узнаванию. Я и прежде подходила слишком близко… Порой спрашиваю себя: почему так происходит?

– Такие, как мы, не могут иначе. Мы находимся как бы под принуждением, что-то внутреннее движет нами. Вот что происходит, – сказала она.

Я не смогла признаться ей в своих страхах. Если бы Марк снял трубку, не знаю, смогла бы я рассказать о них и ему.

Эбби смотрела в пространство, голос прозвучал отдаленно, когда она спросила:

– Зная о смерти столько, сколько знаешь о ней ты, думала ли ты когда-нибудь о своей кончине?

Я поднялась с кровати.

– Где же, черт побери, этот Марино? Подняв трубку, я еще раз набрала его номер.