Текст книги "Паспорт: культурная история от древности до наших дней"

К сожалению, Робсон так и остался в Соединенных Штатах, несмотря на все усилия его друзей и поклонников за рубежом и команды преданных адвокатов на родине. В течение почти десяти лет Госдепартамент был непреклонен, пока адвокаты подавали апелляцию за апелляцией, утверждая, что право на получение паспорта не должно зависеть от политических взглядов, которые должны быть защищены правом на свободу слова. Из-за отсутствия проездного документа Робсон продолжал отклонять приглашения выступить по всему миру: Лондон, Тель-Авив, Прага, Москва и так далее. Примерно в то время, когда Неруда писал певцу-активисту, лидер Американской коммунистической партии Джон Уильямсон (который был депортирован в 1949 году) начал в Англии кампанию политического давления под лозунгом «Пусть Робсон поет». В течение десятилетия эта кампания набирала обороты. Но пока Робсон отказывался предоставить показания под присягой, касающиеся его связей с коммунистической партией, Государственный департамент не собирался даже рассматривать его заявление на получение нового паспорта. Прокуратура США также подтвердила, что желает заглушить его голос, звучащий во время «концертных туров по зарубежным странам», в поддержку колониальной независимости за рубежом и равных прав для афроамериканцев на родине. Тем временем Гувер и ФБР продолжали преследовать певца-активиста, пресса все старательнее раздувала связанные с его именем скандалы, а комитет Палаты представителей по антиамериканской деятельности привлекал его для дачи показаний о его политических взглядах и личных связях.

Робсон никогда не отступал от своих принципов. Когда в 1956 году комитет Палаты представителей задал ему вопрос об отказе предоставить «письменное показание под присягой о том, что он не коммунист», он заявил, что «ни при каких условиях я бы не стал подписывать такое заявление, ‹…› это полностью противоречит правам американских граждан»{129}129
  Paul Robeson, Paul Robeson Speaks, ed. Philip Foner (New York: Citadel, 1978), 415.


[Закрыть]. Два года спустя, все еще не имея паспорта, Робсонопубликовал свои мемуары-манифест «На том я стою», где подробно размышляет о гражданских правах афроамериканцев в связи со свободой передвижения. Он вспоминает, что, когда Фредерик Дуглас отправился за границу, чтобы пробудить антирабовладельческие настроения в Европе, он был «печально заклеймен» влиятельными членами правительства США и газетной индустрии как «болтливый негодяй»{130}130
  Цитируется по: Paul Robeson, Here I Stand (London: Dennis Dobson, 1958), 77.


[Закрыть]. Робсон также напоминает своим читателям, что в 1951 году У. Э. Б. Дюбуа, «великий гуманист, учительи лидер», был обвинен как «иностранный агент» и у него конфисковали паспорт из-за его усилий по пропаганде Стокгольмского воззвания против ядерного оружия. Как мы можем молчать, спрашивает Робсон, пока такому образцовому американцу не вернут право на передвижение? Частные граждане, будь то черные или белые, не были слугами Госдепартамента, скорее Госдепартамент был слугой американского народа. «Следовательно, – утверждает он, – ни один чиновник в Вашингтоне не имеет ни юридического, ни морального права требовать, чтобы любой американский путешественник ради получения паспорта поддерживал точку зрения этого чиновника»{131}131
  Robeson, Here I Stand, 74.


[Закрыть]. Но, твердо придерживаясь своих убеждений, Робсон заплатил огромную финансовую и психологическую цену, поскольку его апелляции неоднократно отклонялись, а надежды снова выехать за границу постепенно рушились.

Только в июне 1958 года очередное судебное дело, «Кент против Даллеса», наконец-то восстановило справедливость: Верховный суд США, приняв решение с соотношением голосов 5:4, постановил, что Государственный департамент нарушил гражданские права художника Рокуэлла Кента, когда аннулировал его паспорт в связи с участием в Стокгольмском воззвании и Всемирном совете мира. Суд наконец подтвердил, что правительство США не имеет права отказать гражданину США в выдаче паспорта на основании его политических убеждений (или, если уж на то пошло, требовать от заявителя дать показания под присягой о его связях с какой-либо политической группой). Государственный департамент «немедленно капитулировал» в вопросе об отказе выдать Робсону паспорт, признав, что постановление распространяется и на его случай. Вскоре певец-активист уехал в Лондон и вернулся на международную сцену, но личный и профессиональный ущерб был нанесен значительный: хотя выступления длились еще несколько лет, он боролся с депрессией и болезнями и в конце концов в 1963 году прекратил публичную деятельность.

* * *

Отсчитывать дни, месяцы, годы, надеяться на получение документа, который, кажется, никогда к тебе не прибудет: это стало общей темой как в документальных свидетельствах, так и в художественной литературе о современном паспорте. Возьмем, к примеру, книгу Герты Мюллер «Паспорт» (английский перевод ее романа 1986 года Der Mensch ist ein großer Fasan auf der Welt[38]38
  Буквально «Человек – самый большой фазан в мире», игра слов на основе румынской поговорки.


[Закрыть]), которую поспешили переиздать после того, как немецко-румынская писательница получила Нобелевскую премию по литературе в 2009 году. Книга начинается с описания того, как главный герой, мельник по имени Виндиш, каждое утро по дороге на мельницу проезжает на велосипеде мимо военного мемориала, украшенного медленно увядающими розами; по пути Виндиш отмечает дни, прошедшие с момента его первого решения эмигрировать из Румынии в Западную Германию. Мельник, принадлежащий к этническому немецкому меньшинству, живущему при румынском режиме Николае Чаушеску, никогда не чувствует себя как дома среди нищеты и пессимизма маленькой деревни, превратившейся в трясину безрадостной сексуальности, разгула суеверий и стихийного насилия. И все же он остается там из-за отсутствия паспорта. Этот призрачный мир, изображенный в непосредственной прозе Мюллер, обрастает кафкианскими чертами, когда мельник с помощью мелких взяток и других подношений пытается убедить мэра и других коммунистических чиновников ускорить процесс получения выездных документов. В конце концов его семье удается спастись, только принеся в жертву невинность дочери, после того как бедная девушка соглашается оказать сексуальные услуги сельскому священнику и местному полицейскому в обмен на драгоценный паспорт.

Революции 1989 года, повлекшие за собой конец коммунистического правления во всей Центральной и Восточной Европе, привели к радикальному переосмыслению национального государства и его суверенной власти, особенно в контексте авторитарного и автократического правления. Полицейское государство Чаушеску, построенное на чистках, депортации, интернировании и даже внесудебных расправах над «врагами государства», было свергнуто в ходе румынской революции в декабре 1989 года. У западной границы Социалистической Федеративной Республики Югославии с момента смерти коммунистического лидера Иосипа Броза Тито в мае 1980 года нарастала политическая напряженность: например, в течение нескольких лет словенские лидеры приступили к программе постепенной либерализации, что вызвало трения в Союзе коммунистов Югославии. Еще одним признаком либерализации можно считать создание в 1984 году политического художественного коллектива, известного как NSK, или Neue Slowenische Kunst (немецкое словосочетание, означающее «Новое словенское искусство» и отражающее сложные отношения между Словенией и Германией). Переосмысливая символику тоталитарных и фашистских движений, а также элементы эстетики дадаизма и китча, эта неформальная организация стремилась играть заметную роль в «плюрализации» словенской культуры и общества в восьмидесятые годы, когда все громче звучали требования реформ, демократизации и независимости.

После Десятидневной войны (Войны за независимость Словении) и провозглашения независимой Словении в 1991 году NSK объявил о создании суверенного «Государства NSK во времени» (NSK Država v času), художественного проекта, «задуманного как утопическое образование, не имеющее физической территории и не отождествляемое ни с одним из существующих национальных государств». Изначально проект был откровенной пародией на идеологию новой Республики Словения, которая утверждала узкое представление национальной идентичности, основанное на предположении об исключительно «словенских» чертах. Чтобы подтвердить свое «временно́е пространство», государство NSK вскоре начало выдавать собственные паспорта, которые, по словам коллектива, дают «право на гражданство NSK ‹…› тысячам людей по всему миру, разных религий, рас, национальностей, полов и убеждений»{132}132
  «The NSK State», https://passport.nsk.si/en/about_us.


[Закрыть]. Желающим получить гражданство NSK достаточно было зайти на сайт NSK, распечатать заявление на получение паспорта, заполнить и подписать его, а затем отправить в информационный центр NSK в Любляне вместе со взносом в размере 32 евро. Пародируя дизайн «настоящих» или «официальных» проездных документов, выдуманный паспорт стремится связать идентичность не с национальной территорией или сообществом, а с художественным коллективом и его воображаемым сообществом граждан NSK. Присваивая этот привычный инструмент государственной власти, играя с признаками национальности, принадлежности и мобильности, паспорт побуждает задуматься о привязанности к территориальным государствам и, что более важно, о возможности переосмыслить или даже видоизменить эту привязанность.

Таким образом, тем, кто становится обладателем подобных предметов искусства и «членом» группы такого коллективного выбора, эти документы предлагают участие, пусть и косвенное, в новой форме арт-активизма. Несомненно, самым признанным гражданином государства NSK является Славой Жижек, плодовитый философ-марксист, критик Лакана и заядлый спорщик (а также бывший кандидат в президенты Словении), который защищал «мифологию государства» вопреки утверждениям, будто оно является «первоисточником Зла, как живой мертвец, питающийся телом общества». Другими словами, Жижек бросает вызов мыслителям вроде Агамбена, которые стремятся к упразднению государства (или его подчинению сообществу) как первому шагу в разрушении идеологической машины и «процесса надзора и поддержания дисциплины». Размышляя о государстве NSK, после распада Югославии и последовавшего за этим беззакония в Боснии и Сербии Жижек отстаивает альтернативную, возможно парадоксальную, позицию:

Сегодня концепция утопии совершила поворот в обратную сторону – утопическая энергия направлена уже не на сообщество без гражданства, а на государство без нации, государство, которое больше не будет основано на этническом сообществе и его территории, следовательно, одновременно на внетерриториальное государство, на чисто искусственную структуру принципов и на власть, которая разорвет пуповину этнического происхождения, аутентичности и укорененности{133}133
  Slavoj Žižek, «Es gibt keinen Staat in Europa», in Irwin: Retroprincep, 1983–2003, ed. Inke Arns (Frankfurt: Revolver, 2003), 51.


[Закрыть].

Государство NSK можно рассматривать именно как такой проект (или по крайней мере как художественный жест в сторону такого проекта), учитывая его определение «как абстрактного тела, границы которого находятся в состоянии постоянного движения, в зависимости от деятельности его физического и символического тела, и территория которого находится в сознании его „членов“»{134}134
  Inke Arns, «The Nigerian Connection: On NSK Passports as Escape and Entry Vehicles», in State in Time, ed. IRWIN (London: Minor Compositions, 2014), 94.


[Закрыть]. В этом отношении концепция утопии не должна мешать намкритиковать государство, а скорее исключать все прагматические или политические ограничения для преобразования его будущего. Чтобы придать своему абстрактному телу физическую форму, государство NSK открыло консульства – некоторые совсем ненадолго, другие на более значительный срок – в Москве, Генте, Берлине, Флоренции, Граце, Сараево и Нью-Йорке, зачастую они были связаны с проведением выставок в этом городе. Между тем государство NSK выпустило более 15 000 придуманных паспортов, изготовленных той же типографией, что и «официальные» паспорта Республики Словения, и ходят слухи, что владельцам паспортов NSK удалось пересечь «настоящие» границы с помощью этого документа.

К сожалению, успех проекта также вызвал замешательство среди групп потенциальных мигрантов, желающих попасть в Европу. Начиная с 2004 года и до 2007 года штаб-квартира NSK в Любляне получала тысячи заявлений на получение паспортов от нигерийцев, полагавших, что NSK – это реальное территориальное государство, готовое принять новых граждан. Утопический проект стал восприниматься как реальная возможность покончить с бедностью, избежать этнического насилия, начать новую жизнь в лучших условиях. Когда из Африки посыпались заявки, правительство Словении обратило на это внимание и потребовало от арт-коллектива разместить на своем сайте предупреждение об отказе от ответственности: «Гражданство NSK не приравнивается словенскому гражданству»; «Паспорт NSK не позволяет его владельцу въезжать в Шенгенскую зону»{135}135
  Цитируется по: Arns, «Nigerian Connection», 91.


[Закрыть]. В 2010 году, когда представители государства NSK испытывали все большее беспокойство из-за ожиданий, связанных с документом, трое из них, Борут Фогельник, Миран Мохар и Инке Арнс, даже отправились в Нигерию на мероприятие в Центре современного искусства в Лагосе, где попытались разъяснить смысл документов и развеять любые ложные надежды. Ведь фантазийный документ, призванный прежде всего побудить к размышлениям о статусе национального государства и гражданства в эпоху глобализации, в этих довольно непредвиденных обстоятельствах уже не выполнял своей иронической функции. Возможно, он вообще перестал восприниматься как арт-объект.

В последующее десятилетие, когда европейский кризис мигрантов усилился, NSK продолжала ставить вопрос о том, что должно означать гражданство национального государства, одновременно способствуя созданию новых коллективов и форм коллективной идентичности. Одним из проявлений этого проекта стал государственный павильон NSK на Венецианской биеннале 2017 года, который занял свое место в одном ряду с многочисленными «настоящими» национальными павильонами на выставке искусств. Вклад NSK включал инсталляцию Рамеша Даха и Анны Ермолаевой – «открытый архив опыта, идей и надежд», в том числе размышления об обещаниях «Европы», написанные сотней мигрантов с глобального Юга и бывшего Восточного блока, а также временный паспортный стол государства NSK. Словенский арт-коллектив был не одинок в своем стремлении показать на биеннале работы, ставящие под сомнение традиционные представления о национальном государстве и передвижении, зависящем от документов: Тунис разместил «рассредоточенную» инсталляцию с тремя киосками, в которых работали мигранты и беженцы, выдававшие «фризы» (то есть «бесплатные визы», free visas), фантазийные «универсальные проездные документы», которые игриво утверждали, что дают право на «свободу передвижения без необходимости разрешения со стороны государства».

Таким образом, обе выставки пытались привлечь внимание к жестокому обращению с «бездокументными» и «неучтенными» людьми в современном мировом порядке, где им отказывают в легитимности из-за отсутствия паспорта или надлежащих виз. К настоящему времени эта логика уже стала привычной. При содействии нескольких итальянских НПО в государственном павильоне NSK работали лица, ищущие убежища, и мигранты без гражданства, которые проводили посетителей через выставочный зал и через занавес в паспортный стол. Временный офис имитировал бюрократические препятствия, с которыми сталкиваются мигранты по прибытии в Европу: паспортный стол, расположенный на высокой платформе, заставлял посетителей выставки либо взбираться по большой стальной лестнице, либо прыгать на небольшом батуте, чтобы подняться на необходимую высоту. За инсталляцией наблюдали четыре сотрудника – недавно прибывшие беженцы из Индии, Ганы и Нигерии, нанятые NSK для оформления паспортов посетителей павильона. Участие мигрантов придавало инсталляции несомненную подлинность, даже остроту, но одновременно вызывало неприятные опасения по поводу их эксплуатации в художественных целях выставки. В то же время процедуры в фальшивом паспортном столе ставили посетителей биеннале в неудобное положение, заставляя их проходить бюрократические этапы, подобные тем, с которыми сталкивается почти каждый желающий получить новый паспорт: внесение личных данных, включая пол, группу крови, цвет глаз, цвет волос, рост и профессию, а также согласие на хранение этой информации в государственном реестре и обязательство «поддерживать целостность государства NSK в меру своих возможностей». Поставленный вопрос, таким образом, во многом схож с тем, который поднимает сцена с паспортом в «Человеческом потоке» Ай Вэйвэя, описанная в начале этой главы: является ли эта пародия на паспортный ритуал эффективной в создании полезного или политически значимого вида эмпатии, в формировании нового понимания или, по крайней мере, более устойчивого внимания к кризису мигрантов, включая требование подчинить себя инвазивным процедурам государства, или же она – просто шоу.

Некоторое представление об этом можно получить из апологии «Государства NSK», предложенной Жижеком, который открыл выставку на Венецианской биеннале (и ее повторение в Вене несколькими месяцами позже) – программной лекции, посвященной, среди прочего (в своем неподражаемом дигрессивном стиле), более масштабному проекту, предпринятому арт-коллективом. Как он сказал Бенджамину Рамму из Би-би-си незадолго до лекции, «уникальность NSK заключается в самой идее „государства без государства“. Это не просто пародия, как думают некоторые левые. Они не высмеивают государство, и в этом предположении проявляется типичный либеральный страх: что, если некоторые люди воспримут все всерьез и соблазнятся этими идеями? Но их ведь и нужно воспринимать всерьез!»{136}136
  Benjamin Ramm, «A Passport from a Country That Doesn’t Exist», BBC, May 16, 2017, www.bbc.com/culture/article/20170515-a-passport-from-acountry-that-doesnt-exist.


[Закрыть] Годом ранее Жижек вызвал споры публикацией своего трактата «Беженцы, террор и проблемы с соседями» (2016), в котором он критикует как рост антииммигрантских популистских движений в Европе, так и либеральный идеал открытых границ и мультикультурной гармонии. Философ выделяет неразрешимую, по его мнению, проблему левого гуманизма, который отказывается признавать как культурные различия, так и кажущуюся неизбежной напряженность, возникающую в результате конкуренции за рабочие места и ресурсы. Одной эмпатии недостаточно. Но Жижек отвергает подход «открой свое сердце» не по причинам, ассоциирующимся с правыми политиками – то есть из страха или ненависти к другому, – а потому, что, по его утверждению, этот подход слишком часто отвлекает от политических действий, необходимых, чтобы вырваться из тисков неоколониальных отношений и геополитических махинаций, создавших проблемы, от которых мигранты бегут с родины.

В своей вступительной лекции на венской выставке, позже опубликованной в книге «Как воришка у всех на виду» (Like a Thief in Broad Daylight, 2018), Жижек бросил вызов тому, что он называет «буржуазным представлением о правах человека», обратившись к работам Жан-Клода Мильнера и его «реактивации» различия, которое когда-то подчеркивала Ханна Арендт: между правами человека и правами гражданина. Для Мильнера «человеческое» не имеет ничего общего с некоей вечной природой или универсальной сущностью, но, напротив, может считаться естественным лишь в той степени, в какой оно выводится из конкретного полиса или сообщества. Примером тому для Жижека и Мильнера служат так называемые «джунгли Кале», лагерь беженцев на севере Франции, где, по их мнению, можно наблюдать радикальное лишение прав тех, кто точно не является гражданами: «Те, кто собирался там с 2000 года, ни в чем не виноваты, их ни в чем не обвиняют, они не нарушают ни одной части закона; они просто находятся там и живут; доказательством того, что они живут, является то, что иногда они умирают»{137}137
  Цитируется по: Slavoj Žižek, Like a Thief in Broad Daylight (New York: Seven Stories, 2018), n. p.


[Закрыть]. Обитатели лагеря без гражданства, без дома, без документов, дающих право на гражданство, были сведены к «голой жизни», физическое существование оказалось под угрозой лишения материальных потребностей: воды, пищи, гигиены, минимального пространства для уединения. Они стали напоминанием об этом статусе, низведенном до функции homo sacer, которая «делает видимыми в негативном свете реальные права мужчин и женщин»{138}138
  Žižek, Like a Thief.


[Закрыть]. В свете этого, предполагает Жижек, «государственный» паспорт NSK также служит напоминанием о неизбежном различии между правами человека и правами гражданина: это критический взгляд на привилегии, которые сегодня получают владельцы паспортов ЕС; явственный толчок к осознанию того, что права, которыми мы пользуемся, зависят от наших паспортов; сигнал о том, что утопическое мышление должно учитывать роль государства и суверенной власти, а не просто отказываться от них.