Текст книги "Легализация и признание документов иностранных государств"

Следовательно, в классический двухэтапный правоприменительный процесс коллизионной нормы внедряется процессуальная норма, с помощью которой осуществляется защита интересов лица частного права, т. е. процессуальная форма действительности иностранного (судебного, административного) доказательства (судебного, административного, корпоративного) определяется правом страны, где оно предъявляется.

Функциональное назначение коллизионной нормы состоит в своеобразном обеспечении выбора компетентного права, которое будет регулировать гражданское правоотношение, осложненное иностранным элементом. Однако налицо выбор права страны, которое будет регулировать и гражданско-процессуальное правоотношение, осложненное иностранным элементом.

На коллизионном аспекте судебных доказательств и сложности проблем международного гражданского процесса останавливались авторы «Курса международного частного права» еще в 70-х гг.[43]43
  Луни, Л. А., Марышева Н. И. Курс международного частного права. Международный гражданский процесс. М., 1976.


[Закрыть] По их мнению, проблемы международного гражданского процесса относятся к гражданскому процессу как отрасли права, регулирующей деятельность органов юстиции по гражданским делам, и к международному частному праву как к отрасли правоведения, поскольку эти проблемы тесно связаны с вопросами регулирования гражданских, семейных и трудовых отношений, содержащих иностранный элемент и возникающих в условиях международной жизни.

В главе, посвященной этому вопросу, исследуется проблема пределов действия одного из основных принципов международного частного права: разрешение процессуальных вопросов по закону суда при определении порядка доказывания по делу, содержащему иностранный элемент. Англо-американские суды применяют только свое право, невзирая на наличие в деле иностранного элемента. По вопросам допустимости доказательств иностранное право не применяется. В континентальных странах Европы право, относящееся к доказыванию фактов при наличии в деле иностранного элемента, не единообразно, что в определенной мере обусловлено неодинаковостью материально-правовых и процессуальных категорий.

Французская доктрина, основанная на плюрализме методов регулирования в международном частном праве, нашедшая свое отражение в работах А. Батиффоля, подчиняет доказательственную силу документа месту его совершения, основываясь на гипотезе принципиальной связи между формой сделки и процессуальным эффектом соответствующего документа[44]44
  Battiffol H. Droit international prive. P., 1970. T. 1.


[Закрыть].

В российском арбитражном судопроизводстве этот вопрос подчинен российскому праву: иностранные нормы о преимущественной силе письменного документа в отношении других средств доказывания в принципе применяться не могут.

Указанные правила носят процессуальный характер и подлежат применению при наличии в деле иностранного элемента, исключая постановку коллизионного вопроса. Однако существуют исключения в тех случаях, когда данное правило по связи с определенным материальным правом приобретает материально-правовой характер. Так, письменный документ, выступающий в качестве доказательства, может выполнять функцию необходимой формы сделки, предписанной российским или иностранным законодательством. В таком случае в отношении последствий несоблюдения письменной формы сделки, даже если они носят процессуальный характер, может быть поставлен коллизионный вопрос.

В российском гражданском процессе по вопросу допустимости доказательств иностранное право не применяется. Например, существуют конвенционные нормы, которые не требуют, чтобы договор заключался или подтверждался в письменной форме или подчинялся этому требованию в отношении формы. Наличие договора может доказываться любыми средствами, включая свидетельские показания[45]45
  См.: Ct. 11. Конвенции о международных договорах купли-продажи товаров. 1980 г. // Международное частное право: Сборник документов / Сост. К. А. Бекяшев, А. Г. Ходаков. М., 1997. С. 203.


[Закрыть].

Но право на защиту может возникнуть у иностранного лица в силу действия именно этих предписаний. Во Франции вопрос о допустимости относят к вопросам формы сделки, т. е. доказывание существования сделки подчиняется месту ее совершения. Это означает, что для сферы торгового бизнеса (ст. 109 ФГК) установлено правило, по которому коммерческий суд вправе по своему усмотрению допустить свидетельские показания по любому спору из договора купли-продажи.

«Многие годы коллизионные нормы рассматривались преимущественно в рамках международного частного права, гражданского и торгового права в целях регулирования противоречий между нормами права иностранных государств. Коллизионные нормы встречались в конституционном и административном праве, им посвящены главы и статьи законов о судах и судопроизводстве»[46]46
  Тихомиров Ю. А. О коллизионном праве // Журнал российского права. 1997. № 2. С. 45–53.


[Закрыть].

Общеизвестно, что правосудие – это деятельность, осуществляемая в строго определенной процессуальной форме, и одним из непременных ее требований является то, что суд может основывать свое решение только на фактах, которые были доказаны в процессе, т. е. были установлены в судебном заседании с помощью судебных доказательств.

Принцип непосредственности гражданского процессуального права (ст. 146, 151, 152, 162 ГПК РСФСР) выражает требование, определяющее обязанность уполномоченных органов государства и должностных лиц получать доказательства из первоисточника, лично исследовать и использовать их при обосновании выводов по делу.

Но действие национальных гражданских процессуальных норм при рассмотрении гражданского дела ограничено в пространстве, т. е. действует процессуальный закон по месту совершения соответствующего процессуального действия[47]47
  Гражданский процесс / Под ред. М. С. Шакарян. М., 1993. С. 22.


[Закрыть].

При применении к гражданским отношениям иностранного права суд, арбитражный суд, третейский суд или административный орган действует на основании норм, включенных в национальную правовую систему (ст. 1186 ГК РФ)[48]48
  См.: Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик// ВВС СССР. 1991. № 26. Ст. 733.


[Закрыть].

Н. И. Марышева, анализируя ст. 10 ГПК, приходит к выводу, что под иностранным правом следует понимать только его материальное право, но в процессуальном аспекте[49]49
  Гражданский процесс/Под ред. М. С. Шакарян. М., 1993. С. 471.


[Закрыть].

Л. А. Лунц и Н. И. Марышева рассматривают вопросы доказательственной силы судебных и административных (служебных) документов с точки зрения процессуальных правоотношений, но в коллизионном аспекте[50]50
  См.: Минаков А. И. Рецензия на курс МЧП // Советский ежегодник международного права 1978. М., 1980. С. 374.


[Закрыть].

Этот аспект, на наш взгляд, характеризуется общей тенденцией к интенсификации международного взаимодействия судебных, несудебных форм защиты гражданских прав и охраняемых законом интересов права различных стран, а также тем, что материальными являются и юридико-оценочные нормы, устанавливающие правила применения коллизионных норм и признаки юридических коллизий, юридические приоритеты (например, и. 2 ст. 3 ГК РФ), обязательное юридическое соответствие, способы принятия решения в коллизионных ситуациях. При этом нарушение или неправильное применение материальной либо процессуальной нормы иностранного закона (как и отсылающей к нему коллизионной нормы) служит основанием для отмены или изменения решения в кассационном порядке или в порядке надзора (ст. 270, 288, 304 АПК РФ).

Отсылка к иностранному праву предполагает отсылку только к нормам материального права или к праву иностранных государств в целом (т. е. и коллизионному, и процессуальному). Если же отсылку понимать как непосредственно отсылающую к коллизионному праву иностранного государства, тогда могут возникнуть проблемы обратной отсылки, трансмиссии, ordre public и др.

Оценивая значение отсылки к процессуальному праву иностранного государства, например, к праву и практике ЕСПЧ, регламенту ЕСПЧ, следует учитывать специфику правовых последствий, которые возникают как результат правоприменения.

Таким образом, можно констатировать, что национальные судебные учреждения должны сообразовывать свою практику с положениями Конвенции о защите прав человека и основных свобод и следовать ее требованиям. При этом субъектами этого права являются не только государства-члены, но и частные лица, находящиеся под юрисдикцией государств – участников Конвенции, которые могут обращаться в ЕСПЧ при соблюдении конвенционных условий, но независимо от согласия государства[51]51
  См.: Топорнин Б. Н. Европейское право. М., 1998. С. 404; Энтин Л. М. Европейское право. М., 2000. С. 52, 53.


[Закрыть].

В настоящий момент случаи применения такого права рассматриваются как изъятия из общего принципа применения в вопросах судопроизводства закона суда (lex fori) с необходимой фиксацией их в законодательстве (или международном договоре)[52]52
  Марышева Н. И. Принципы применения иностранного права российскими судами: процессуальный аспект // Журнал Российского права. 1997. № 4. С. 103–108.


[Закрыть]. Однако такие случаи следует рассматривать и через призму юридического оформления связи правовых систем, так как механизм интеграции конвенционных норм и, тем более, судебной практики ЕСПЧ в систему национального права не предусмотрен.

На наш взгляд, трудно переоценить роль, которую играют в современном мире многосторонние соглашения по вопросам международного гражданского процесса. Их значение объясняется прежде всего тем, что компетенция судебной власти в области гражданских дел ограничена правилами отдельной страны.

Следует отметить, что признание действия иностранных законов происходит лишь в силу «международной вежливости» и только путем заключения международных соглашений может осуществляться правовое сотрудничество, исполнение судебных поручений, признание и исполнение судебных решений. В основе этого лежит Гаагская конвенция 1954 г. о международном гражданском процессе.

К группе Гаагских конвенций в области гражданского процесса относятся также конвенции, регулирующие вопросы подсудности и признания иностранных решений. Важнейшие из них Гаагская конвенция о признании и исполнении решений в области содержания детей 1958 г., Гаагская конвенция о признании и исполнении решений об алиментных обязательствах 1973 г. и Гаагская конвенция об освобождении иностранных официальных документов от легализации 1961 г.

Значительную группу Гаагских конвенций составляют часто именуемые «смешанными» конвенции, в которых содержатся как коллизионные нормы, так и правила о подсудности и признании иностранных судебных решений.

Не случайно в современной российской юридической литературе, европейских учебниках по международному частному праву рекомендуется перед применением коллизионных норм внутреннего законодательства проверить, не существует ли какого-либо международного договора, содержащего соответствующее правило по возникшему вопросу применения права[53]53
  Розенберг М. Г. Контракт международной купли-продажи. Современная практика заключения. Разрешение споров. М., 1998. С. 10.


[Закрыть].

Что же касается унификации коллизионных норм, то на Гаагских конференциях по международному частному праву было предпринято несколько удачных попыток сократить число вопросов, по которым наблюдается расхождение действующих в различных странах правил, регулирующих выбор применимого права и оформление документов, как судебных, так и несудебных. Этой же цели служат и многочисленные двусторонние соглашения (например, договоры о правовой помощи и правовых отношениях).

T. Н. Нешатаева, говоря о все большем единении мира людей, утверждает, что «человек становится “гражданином мира”, ибо количество препятствий и ограничений его правового положения, закрепленных в национальном праве, постоянно уменьшается»[54]54
  Нешатаева T. Н. Международные организации и право. Новые тенденции в международно-правовом регулировании. М., 1998. С. 6.


[Закрыть].

По мнению В. В. Гаврилова, происходит «расширение сферы международных отношений имущественного и неимущественного характера, в которые все активнее вступают различные государственные органы, общественные организации, юридические лица и граждане России»[55]55
  Гаврилов В. В. Международное частное право. М., 2000. С. 1.


[Закрыть].

На современных глобальных тенденциях развития международного частного права останавливается Л. П. Ануфриева, обращая внимание на проблемы в сфере компьютерных и телекоммуникационных технологий, «которые с точки зрения совершенствования законодательства и систематизации права требуют внутренней переработки актов и в которых, несомненно, заложены далеко идущие перспективы развития международного частного права»[56]56
  Ануфриева Л. П. Международное частное право: В 3-х т. М., 2000. Т. 1. С. 42–45.


[Закрыть].

М. М. Богуславский выделяет научно-техническую революцию как важнейший фактор развития сферы действия международного частного права, при этом к числу общих тенденций относит «общее стремление к унификации правовых норм как посредством заключения международных договоров универсального и регионального характера в пределах интеграционных группировок, так и путем принятия типовых законов»[57]57
  См.: Международное частное право: современные проблемы. М., 1994. С. 77, 78


[Закрыть].

В настоящее время ввиду отсутствия универсальных, унифицированных правил поведения, т. е. единообразного правового регулирования общественных отношений всего населения Земли независимо от его места обитания, проживания, нахождения на той или иной части (территории) планеты, происходит становление базовых организационных (организационно-правовых) форм планетарного построения международного порядка. Создание международного правопорядка – это основная целевая установка прогрессивной научной мысли мирового сообщества.

Граждане, должностные лица, а также различного рода организации обязаны соблюдать требования международного порядка, порядка управления, общественные правила безопасности личности и мирового сообщества. Исходя из приоритетов учения о целостности Вселенной, члены сообщества государств должны стремиться к преодолению коллизий, раздробленности в различных сферах жизнедеятельности «граждан мира». Эта космополитическая концепция, начатая Диогеном Синопским, продолженная Сократом, Гете, И. Кантом, Н. Ивановым – представителями гуманистического пацифизма, реализуется в различных международных соглашениях. Так, стремление к унификации правил поведения в сфере образования, например, подтверждено подписанием 5 декабря 1980 г. в Нью-Йорке международного Соглашения о создании Университета мира[58]58
  См.: Кенсовский П. А., Малиновский О. Н., Николайчук И. А. Правовой режим деятельности специалиста-переводчика (регионоведа). Краснодар, 2000. С. 24, 25.


[Закрыть].

Гармонизация, унификация и сближение коллизионных, материальных, процессуальных норм, регулирующих как публично-правовые, так и частноправовые отношения, способствуют становлению международного правопорядка. Причем количество таких норм неуклонно растет. К их числу относятся: Кодекс международного частного права 1928 г.; Всемирная конвенция об авторском праве 1952 г.; Конвенция об урегулировании инвестиционных споров между государствами и гражданами других государств 1965 г.; Конвенция, отменяющая требование легализации иностранных официальных документов 1961 г.; Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. и ряд других.

Глава 2
Правовые основы легализации документов

§ 2.1. Понятие легализации документов

Термин «легальность» возник как одно из основных понятий философской этики И. Канта, вытекающей из его концепции автономии морали. Первоначально он означал соответствие поведения внешнему закону в противоположность моральности – поведению, соответствующему внутреннему закону нравственности[59]59
  См.: Кант И. Идеи всеобщей истории в космополитическом плане. 1784; Основы метафизики морали. 1784 // Краткая философская энциклопедия. М., 1994. С. 197, 198, 238; Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 242, 243, 303.


[Закрыть].

Исторически институт легализации развивался как элемент науки дипломатики, истоки возникновения которой лежат в сочинениях Конринга 1672 г., впервые систематизировавшего правила определения подлинности документов.

С развитием международных отношений возникла необходимость в создании специального ведомства, которое бы занималось внешнеполитическими делами, включая установление дипломатических отношений как основной формы поддержания официальных отношений между государствами в соответствии с нормами международного права и практикой международного общения, признание де-факто или де-юре того или иного государства и его правительства со стороны других государства, признание субъективных прав, основанных на иностранных законах, и т. д.

В процессе формирования и развития этих отношений складывались дипломатические приемы функционирования межгосударственных контактов, которые опосредовались заключением различных договоров и обменом соответствующей документированной информацией. При этом одним из наиболее важных и распространенных видов связи между государствами по доставке официальной корреспонденции, документов и предметов, предназначенных для служебного пользования, стала дипломатическая почта, в отношении которой установлен специальный режим.

В целях определения подлинности таких документов, исходящих от надлежащих ведомств государства, использовались приемы (некоторые из них актуальны и по сей день), на основе которых возник транснациональный правовой институт – институт легализации иностранных официальных документов. Характерной тенденцией развития этого института в настоящее время является расширение и диверсификация взаимоотношений как между самими государствами, так и между индивидами и организациями различных стран и, как следствие, появление неофициальных (частных) письменных документов, опосредующих такие взаимоотношения.

Анализируя историю возникновения международных договоров по межгосударственному обмену документированной информацией, можно найти некоторые элементы, характеризующие исследуемый институт.

Так, еще в 1930 г. состоялся обмен нотами между Народным комиссариатом по иностранным делам Союза Советских Социалистических и Посольством Великобритании об исполнении судебных поручений по гражданским делам на условиях взаимности.

В 1936 г. между Союзом Советских Социалистических Республик и Францией было заключено Соглашение о передаче судебных и нотариальных документов и выполнении судебных поручений по гражданским и торговым делам[60]60
  Собрание законов и распоряжений Рабоче-Крестьянского Правительства СССР. 1937. № 3. Ст. 11.


[Закрыть]. При этом было оговорено, что такие документы, предназначенные лицам, проживающим на территории договаривающихся государств, а также судебные поручения по гражданским и торговым делам, подлежащие выполнению на этой территории и исходящие от властей договаривающихся государств, будут передаваться через дипломатические миссии, находящиеся на территории договаривающихся государств, которые обеспечат их передачу компетентным властям.

Судебные и нотариальные документы должны были иметь препроводительные письма, адресованные властям, от которых исходит просьба, составленные на официальном языке власти, к которой обращена просьба, и содержать указание власти, от которой исходит передаваемый документ, наименование и качество сторон, адрес получателя и род документа, о котором идет речь.

Доказательством вручения служили либо датированная и подписанная получателем расписка, либо удостоверение властей договаривающейся стороны, к которой обращена просьба, устанавливающая факт и форму вручения.

По особой просьбе дипломатических миссий власть, к которой обращена просьба, должна была принять меры к вручению документа надлежащим местным должностным лицом либо в форме, предписанной законом страны, к которой обращена просьба, либо в особой форме, если просьба не противоречила законодательству страны, к которой обращена просьба. В последнем случае документ должен был сопровождаться переводом на официальный язык государства, к которому обращена просьба. Этот перевод заверялся дипломатическим или консульским агентом стороны договора, обратившейся с просьбой, либо присяжным или официальным переводчиком стороны, к которой обращена просьба.

Причем предусматривалась особая форма судебного поручения, которая не должна была противоречить законодательству государства, к которому обращена просьба. Это означает, что применялась согласованная процессуальная форма иностранного государства.

Каждая из обеих договаривающихся сторон имела право осуществлять непосредственно через своих дипломатических и консульских агентов и без применения мер принуждения вручение судебных документов и нотариальных актов собственным гражданам, находящимся на территории договаривающихся государств.

Таким образом, в Соглашении нашло отражение разграничение официального документооборота на судебный (судебные поручения по гражданским и торговым делам) и нотариальный (документы, акты), а также разграничение по субъектному составу сторон, испрашивающих информацию, т. е. на компетентные органы публичной власти и частных лиц, проживающих на территории договаривающихся государств.

В дальнейшем аналогичные признаки легли в основу принятия конвенционных норм по оказанию правовой помощи, включая процедуру предоставления информации в связи с судебным разбирательством, обмен информацией из судебных материалов и обмен внесудебных документов. К числу таких норм относятся и нормы Конвенции, отменяющей требование легализации иностранных официальных документов 1961 г. До принятия этого международного договора универсального определения понятия легализации в межгосударственном информационном обмене и документообороте не было.

Нормативный массив трансграничного института увеличился, когда были приняты следующие договорные нормы: Конвенция относительно подписания и уведомления за рубежом судебных и внесудебных актов по гражданским и коммерческим делам 1965 г.; Конвенция о получении за границей доказательств по гражданским или торговым делам 1970 г.; Европейское соглашение о передаче заявлений о правовой помощи 1977 г.; Европейская конвенция о вручении за рубежом документов по административным вопросам 1977 г. и другие.

В каждом из государств, участвующих в цивилизованном международном общении, т. е. в соответствии с нормами международного права и практикой такого общения, определение легализации осуществлялось на уровне взглядов и концепций о сущности и назначении понятия в праве. Значительную роль в этом играли научные труды юристов-международников, дипломатов.

Национальные нормы, регламентирующие общие положения правового легализационного режима содержатся в кодифицированных актах, законах и ведомственных должностных инструкциях.

Легальное определение понятия «консульская легализация» в советском праве дается в Консульском уставе СССР, а также в ведомственной Инструкции о консульской легализации, утвержденной Министерством иностранных дел СССР в 1984 г. Однако последний документ не был доведен до сведения заинтересованных лиц, что способствовало возникновению проблем доступа ученых, специалистов, преподавателей и граждан к правовой информации международного характера, включая механизм реализации процедуры легализации[61]61
  Консульский устав СССР // ВВС СССР. 1976. № 27. Ст. 404; Инструкция о консульской легализации // Нотариус. 1996. № 2.


[Закрыть].

Сущность консульской легализации заключалась в установлении засвидетельствования подлинности подписей на документах и актах и соответствия их законам страны пребывания. Консул легализует документы и акты, составленные при участии властей консульского округа или исходящие от этих властей.

Появление универсального юридически значимого термина в национальных правовых системах различных государств различно во времени, что, как правило, связано либо с преобразованием политической системы государства, либо с государственной формой правления, либо с развитием правовой системы соответствующей страны.

Конвенция, отменяющая требование легализации иностранных официальных документов, вступила в силу в Российской Федерации 31 мая 1992 г. в соответствии с постановлением Верховного Совета СССР от 17 апреля 1991 г. «О присоединении СССР к Гаагской конвенции 1961 г.»[62]62
  Ведомости Съезда н/д. и ВС СССР. 1991. № 17. Ст. 496.


[Закрыть]. Затем, в 1992 г., Министерство иностранных дел Российской Федерации специальной нотой уведомило через глав дипломатических представительств правительства соответствующих государств о том, что Российская Федерация как сторона в международном договоре будет продолжать осуществлять права и выполнять обязательства, вытекающие из договоров, заключенных СССР.

На наш взгляд, именно таким образом представляется эволюция понятия «легализация», которая, проделав сложный путь от «божьего суда», рыцарских поединков, клятвенных заверений и свидетельствований, пришла к принятию согласительной конвенционной нормы.

Под легализацией, в смысле упомянутой Конвенции, подразумевается только формальная процедура, используемая дипломатическими или консульскими агентами страны, на территории которой документ должен быть представлен, для удостоверения подлинности подписи, качества, в котором выступало лицо, подписавшее документ, и в надлежащем случае подлинности печати или штампа, которыми скреплен этот документ.

С появлением в российской правовой системе универсального понятия «легализация» возникли и его различные интерпретации, как доктринальные, так и судебные, которые будут рассмотрены в дальнейшем.

В энциклопедии международных контрактных отношений под легализацией понимается подтверждение подлинности имеющихся на документах подписей компетентных должностных лиц[63]63
  Энциклопедия предпринимателя / Сост. С. М. Синельников и др. СПб., 1994. С. 147.


[Закрыть].

М. Ю. Тихомиров в узком смысле различает легализацию как подтверждение подлинности имеющихся на документах подписей, в широком смысле – как разрешение деятельности какой-либо организации, ее узаконение, придание юридической силы какому-либо акту, действию[64]64
  Тихомиров М. Ю. Юридическая энциклопедия. М., 1995. С. 140.


[Закрыть].

Комментируя нормы главы, XXI Основ законодательства Российской Федерации о нотариате, Ю. Н. Власов рассматривает общий принцип обязательности консульской легализации, под которой понимается действие по свидетельствованию органом Министерства иностранных дел Российской Федерации подлинности подписей иностранных должностных лиц на документах в подтверждение их соответствия законодательству иностранных государств[65]65
  Постатейный комментарий к Основам законодательства Российской Федерации о нотариате / Под ред. В. Н. Аргунова М., 1996.


[Закрыть].

В. П. Звеков полагает, что последовательный ряд удостоверений в Российской Федерации подлинности подписи должностного лица, качества, в котором выступает должностное лицо, а в случае необходимости подлинности печати, штампа, которыми скреплен документ, именуется его легализацией[66]66
  Звеков В. П. Международное частное право. М., 1999. С. 463.


[Закрыть].

По мнению T. Н. Нешатаевой, легализация – это установление и засвидетельствование подлинности подписей на документах и соответствия их законам государства пребывания дипломата (консула)[67]67
  Нешатаева T. Н. Указ. соч. С. 129.


[Закрыть].

В российском законодательстве содержится норма, определяющая легализацию как процесс установления и засвидетельствования подлинности личных документов, предназначенных для вывоза или пересылки (в почтовых отправлениях) за границу, где такая легализация требуется. Порядок истребования и легализации личных документов устанавливается Министерством иностранных дел РФ и Министерством юстиции РФ по согласованию с заинтересованными министерствами и ведомствами[68]68
  О порядке вывоза, пересылки и истребования личных документов советских и иностранных граждан и лиц без гражданства из СССР за границу: Закон СССР от 24 июня 1991 г. // ВС СССР. 1991. № 27. Ст. 784.


[Закрыть].

В данном исследовании парадигма термина «легализация» (от лат. legalis – законный) означает правомерную деятельность управомоченных органов публичной власти государства, направленную на установление, свидетельствование, подтверждение подлинности имеющихся на документах печатей и подписей компетентных должностных лиц и их соответствия требованиям закона страны их происхождения.

В межгосударственном информационном обмене наибольшее распространение имеют документы простой письменной формы на бумаге, которая на протяжении многих столетий является наиболее распространенным материальным носителем, используемым для передачи и хранения информации.

Начнем анализ признаков парадигмы, для чего рассмотрим исторически традиционную формулировку понятия «документ» на бумажном носителе.

М. И. Брун, под документом в гражданском праве понимал в широком смысле всякий материальный знак, служащий доказательством юридических отношений и событий (межевой столб, жетон гардеробщика и пр.), в узком смысле – бумагу, способную служить письменным доказательством юридических отношений и событий. Оценивая значение документов, он различал их по причинам возникновения: одни составляются без расчета на то, что им придется иметь юридическое значение (интимные письма, дневники и пр.), другие составляются с целью служить доказательством юридических событий и отношений, например, векселя, метрические свидетельства и т. п. По порядку составления он выделял документы публичные (исходят от органов государственной власти) и частные.

Общеупотребительная лексика и фразеология в правоведении играет значительную роль. Обратимся к академическому толковому словарю русского языка, в соответствии с которым под документом в широком смысле понимаются:

1) деловые бумаги, служащие доказательством чего-либо, подтверждающие право на что-либо;

2) письменное удостоверение, подтверждающее личность предъявителя;

3) письменный акт, грамоту, рисунок, какое-либо произведение и т. п., имеющие значение исторического свидетельства, показания.

Под актом понимаются:

1) единичное проявление какой-либо деятельности, действий;

2) указ, постановление государственного, общественного значения;

3) документ, протокол, запись о каком-либо юридическом факте (акт о передаче имущества)[69]69
  Словарь русского языка: В 4 т М., 1983. Т. 1. С. 421.


[Закрыть].

В юридическом словаре под редакцией М. Ю. Тихомирова понятие «документ» комментируется в правовом смысле как овеществленное изложение мыслей, которое пригодно и предназначено для доказывания юридически значимых обстоятельств, а также позволяет установить его составителя. При этом документы являются вещественными знаками, которые могут служить доказательствами, если они согласно закону, обычному праву или соглашению участников выражают мысли исполнителя, пригодны сами по себе или с помощью других средств выражения служить доказательством в правовом обороте и неразрывно связаны с определенным предметом. Напротив, одни лишь знаки и различительные знаки не являются документом (пивная этикетка, гардеробный номер). Из документа должно быть видно, кто его составил и в чем заключается его содержание.

В. Я. Дорохов определял понятие «документ» как «письменный акт установленной или общепринятой формы, составленный определенными и компетентными учреждениями, предприятиями, организациями, должностными лицами, а также гражданами для изложения сведений о фактах или удостоверения фактов, имеющих юридическое значение, или для подтверждения прав и обязанностей»[70]70
  Дорохов В. Я. Понятие документа в советском праве // Правоведение. 1982. № 2. С. 55.


[Закрыть].

Таким образом, с точки зрения традиционного документооборота можно выделить основные юридические функции бумажного документа: информационную и доказательственную (т. е. возможность использовать его в качестве допустимого доказательства).

В правовом аспекте понятие «установленная форма» предполагает обращение к нормативному, правовому предписанию, единообразному национальному или международному стандарту.

Международный информационный обмен – передача и получение информационных продуктов, а также оказание информационных услуг через Государственную границу Российской Федерации.

Российское право при осуществлении международного документооборота использует понятие «документированная информация», под которой понимается зафиксированная на материальном носителе информация с реквизитами, позволяющими ее идентифицировать[71]71
  Об участии в международном информационном обмене: Федеральный закон от 4 июля 1996 г. // Российская газета. 1996. № 129.


[Закрыть].

В соответствии с Государственным стандартом Российской Федерации (ГОСТ 6.30–97) принята Унифицированная система организационно-распорядительной документации (далее – УСОРД), содержащая требования к оформлению текста документа, который составляется на русском или национальном языке в соответствии с законодательством Российской Федерации и ее субъектов о государственных языках[72]72
  О различии понятий «русский» и «национальный» см.: Кенсовский П. А., Малиновский О. Н., Николайчук И. А. Правовой режим деятельности специалиста-переводчика (регионоведа). Краснодар. 2000.


[Закрыть].

Наименование вида документа, составленного или изданного организацией, регламентируется уставом (положением об организации) и должно соответствовать видам документов, предусмотренным УСОРД. Под внешними признаками понимаются признаки, характеризующие способ фиксирования информации, носитель, физическое состояние и размер документа, элементы его правового, делопроизводственного, художественного оформления.

К документу предъявляются следующие требования.