Текст книги "Впервые в Москве. От долетописных времён до конца XVI столетия"

– Кто любит Христа, должен сносить клевету и благодарить Бога за оную, – остановила она сыновей, порывавшихся наказать клеветников.

Устная традиция связывает с именем Евдокии избавление от угрозы завоевания Руси Тамерланом. В 1395 году «бич вселенной» вторгся в русские земли. Многие дрогнули в те давние дни, но великая княгиня сумела вдохнуть мужество в наследника Дмитрия Донского. Василий I, молодой и неискушённый в ратном деле, вышел навстречу врагу. А Евдокия, мать его, в это время молилась о заступничестве небесных сил за русское воинство. И свершилось невероятное: без видимых причин, ещё не встретив ни малейшего сопротивления, грозный завоеватель ушёл из пределов Руси.

…Своё желание уйти от суетной мирской жизни Евдокия осуществила только в 1407 году. 17 мая она приняла постриг под именем Евфросинии в заложенном ею у Фроловских ворот Кремля Вознесенском монастыре[9]9
  Вознесенский монастырь был основан в память о Куликовской битве.


[Закрыть].

Через три дня после пострига сестра Евфросинья вложила все свои средства в строительство новой каменной церкви Вознесения Господня – на месте старой деревянной.

Вскоре бывшая княгиня скончалась. Погребли её 20 июля в строившемся храме. По преданию, у её могилы не раз случалось чудо – свечи зажигались сами собой.

Смиренно и просто несла великая княгиня удел вдовы и государыни. Довольно скоро после кончины Евфросинии Русская православная церковь возвела её в ранг преподобной чудотворицы и покровительницы Москвы. В 2007 году Священный синод учредил Патриарший знак великой княгини Евдокии Московской. В следующем году на Нахимовском проспекте столицы была построена церковь преподобной Евфросинии Московской как памятник русским женщинам, их женскому и гражданскому долгу.

Реликты конца XIV века. Весной 1995 года в недрах Ивановской площади Кремля археологи обнаружили останки поселения, которому более 600 лет. На месте раскопок оказались фрагменты частоколов, мостовых и дубовых срубов, фрагменты белокаменных построек, масса всякой утвари: деревянные тарелки и скребки (для чистки коней), лопаты.

Годом ранее здесь же были найдены кости. По определению специалистов, они принадлежали тринадцати видам рыб. Кремлёвские обитатели отдавали предпочтение двухметровым осетрам и белугам, уважали стерлядь, щуку и лососей. Кстати, осетров и лососей ловили в Москве-реке в районе современного Большого Каменного моста. Вода в реке была тогда чистейшей.

В культурных слоях этого времени найдены шахматные фигурки.

Родиной шахмат считается Индия. В Древнюю Русь шахматы проникли в IX–X веках. На территории Москвы шахматные фигуры находили в культурных слоях XIV–XV веков.

Но вот в журнале «Чудеса и приключения» появилась заметка «Ничто человеческое москвичам не чуждо». В ней говорилось о том, что археологами открыты в Москве следы феодальных поселений рубежа ХI – ХII столетий. Затем сразу делается переход к конкретным находкам. На улице Большая Ордынка обнаружили уникальную вещь – резную шахматную фигуру белого офицера. Изделие явно московское и украсит любой музей. Москвичи прошлых эпох любили играть в шахматы, найдено много свидетельств этому, например, доски с квадратиками, сделанные из камней».

Этот текст не очень ясен. Но если шахматные фигуры и шахматные доски соотносятся с остатками поселений XIXII веков, о которых говорится вначале, то зарождение шахматной игры в Москве совпадает с её распространением по многим городам Руси, что нашло отражение в былинах о богатырях. То есть этой игрой здесь увлекались с первых лет основания города.

Москва при наследниках Дмитрия Донского

Сын Дмитрия Ивановича талантами отца не обладал, звёзд с неба не хватал, но за великокняжеский престол держался крепко: дважды побывал по этому поводу в Орде. В управлении доставшимся наследием был осторожен, но при необходимости решителен до жестокости.

На великокняжеский престол Василий I Дмитриевич был возведён во Владимире 15 августа 1389 года послом хана Золотой Орды и правил 36 лет. На семнадцатом году жизни он женился на Софье Витовтовне, дочери литовского князя Витовта Кейстутовича, правителя беспринципного и жестокого. Это был брак по расчёту: Витовт многого ожидал от союза с Москвой, что не помешало ему в дальнейшем отторгнуть у зятя ряд коренных русских земель.

Перед молодым правителем (в год вокняжения ему было шестнадцать лет) стояли три основные задачи: ослабление татаро-монгольского ига, удержание Литвы от захватов русских земель, увеличение территории собственного княжества. Решение первого вопроса шло с переменным успехом: был период, когда Василий I не платил дань Орде.

Не смог Василий «переиграть» и Витовта, талантливого полководца: границей с Литвой были Можайск, Боровск, Калуга и Алексин. В 1404 году «родственничек» отхватил у зятька Смоленск с примыкающими к нему землями.

Трудно было с самостоятельными уделами, особенно с Новгородом. Но здесь Василий особенно не церемонился.

Великий князь Василий Дмитриевич

В 1392 году за несогласие платить ему дань великий князь приказал четвертовать семнадцать упрямцев.

Пользуясь размолвками русских князей, татары систематически разоряли их земли. При возможности Василий Дмитриевич отвечал взаимностью. Так, в 1396 году он послал своего брата Юрия в Волжско-Камскую Булгарию отомстить татарам за разор и разграбления Нижнего Новгорода. Три месяца Юрий Дмитриевич «гулял» по Булгарии, наводя ужас на нехристей, что нашло отражение в татарском эпосе:

 
…С бородою обросшим ртом.
Разорил он, разграбил наш дом,
Наш священный город Булгар,
И ему подчинённый Сувар,
И высоковратный Казан,
Джуке-Тау над гладью речной
И Сабы в глубине лесной,
И земель Ашлы закрома, —
Он спалил, сломал все дома.
Отбирал он кожу, сафьян,
Загребал лопатами хан
Множество монет золотых.
Разгромил во владеньях моих
Он четырнадцать городов,
Превратил их в пепел и дым.
 

Устами главного героя Едигея эпос обещал отомстить за разорение:

 
С бородою обросшим ртом
Князя, что ворвался в наш дом
И четырнадцать городов
Истребил огнём и мечом,
И лопатами загребал
Множество золотых монет,
Я заставлю держать ответ:
Злато вернуть заставлю я,
И врага обезглавлю я.
 

Так Василий I, не покидая Москвы, стал завоевателем Булгарии. Чудеса!

Другим чудом стала история с вторжением в русское пограничье передовых отрядов непобедимого среднеазиатского полководца Тамерлана (Тимура). В августе 1395 года иноземцы заняли Елец и, казалось, готовы были идти вглубь Руси. Над страной нависла угроза завоевания новым агрессором.

Василий I, не имея военного опыта, дерзнул выступить навстречу Бичу Вселенной. Из Владимира в это время несли икону Владимирской Божьей Матери. 26 августа торжественная процессия вступила в столицу. В этот же день Тимур повернул свои полки в Поволжье.

Это было расценено как бескровная победа, одержанная не земным оружием, а Божественным заступничеством, которое расценивалось как признак общего благоволения, как покровительство Господа Руси и её избранности небом для великих дел. Простые люди объясняли действие иконы тем, что она явилась Тамерлану во сне и до смерти напугала его: «вниде страх в сердце его, вниде трепет в кости его», и непобедимый полководец бежал «аки некими гоним быша».

На Руси Тамерлана называли Темир-Аксаком и в средневековой книжности воспринимали как супостата, побеждённого высшими силами. В «Повести о Темир-Аксаке», созданной в начале XV века, Тимур изображался в крайне неприглядном виде: низкое происхождение, по нраву и повадкам – жестокий разбойник, грабитель и насильник. В повести подчёркивался разбойничий характер государства Тамерлана, основанного путём объединения бандитских шаек. Особенно выделялась роль Темир-Аксака как губителя христианства.

В русском национальном самосознании, переживавшем подъём после Куликовской битвы, победа над Бичом Вселенной подтверждала избранность Руси в христианском мире: «Мы поднялись и стали открыто, он же[10]10
  Темир-Аксак.


[Закрыть], принизясь, исчез; мы ожили и исцелели, ибо помощь нам дал Господь, сотворивший небо и землю».

…Избавление от угрозы порабощения Руси новым завоевателем стало самым значимым в княжение Василия I. Остальное: борьба с Литвой и посильное противостояние Золотой Орде, собирание русских земель в одно целое – было для того времени делом обыденным, и сын Дмитрия Донского вполне справился с ним.

Василий I присоединил к Московскому княжеству Нижний Новгород, Суздаль, Муром, часть черниговских уделов – Тарусу, Козельск, Переяславль, а также некоторые новгородские земли – Бежецк и Вологду. Был утверждён в подданстве Москве Ростов. Дань, которую платил Василий татарам, была наименьшей. Он уберёг Русь от нападений Литвы.

По отзывам современников, Василий был добросердечен, мягок по нраву, чтим подданными и даже врагами. Он прожил 52 года, завещав великокняжеский престол сыну Василию.

Кстати. Крайний путь, до которого дошли воины Тимура, был Елец. В «Списке русских городов, дальних и ближних», составленном между 1387 и 1405 годами, он не упоминается, то есть в состав Руси ещё не входил. Но придворные летописцы Бича Вселенной раздули итоги его похода до неимоверных масштабов, включив в них захват Москвы (Машкава), о которой не имели никакого представления.

Особой оценки удостоились русские женщины: «Как будто розы, набитые в русский холст».

Сретение на Кучковом поле. Великокняжеский престол Василий I занял в восемнадцать лет, а в двадцать четыре на его долю выпало тяжелейшее испытание, которое он с честью выдержал – защитил русские земли от нашествия Тимура (Тамерлана).

К моменту похода на Русь Железный Хромец (так переводится с персидского прозвание Тимура) уже покорил государства Передней и Малой Азии, Закавказья и Индостана, разгромил Золотую Орду. Его нашествия отличались необычайной жестокостью – разрушением городов и уничтожением большей части населения по всему пути следования. К моменту похода на Русь Тимуру исполнилось пятьдесят девять лет. За его плечами были огромнейший опыт многочисленных походов и войн, признанная слава удачливого полководца. Льстивые царедворцы называли Тамерлана тенью Аллаха на земле. Поистине, Железный Хромец был непобедим, как Бог.

Страх и ужас приходили в покоряемые земли раньше воинов Тамерлана. Летом 1395 года они разорили верховья Дона и захватили город Елец, Василий I имел весьма скромный воинский опыт, но обладал мужеством отца. Не медля ни минуты, с наспех собранным войском он выступил навстречу врагу. В это же время митрополит Киприан отправил посольство за Владимирской иконой Богоматери, обладавшей, по мнению верующих, чудодейственной силой.

В праздник Успения, 15 августа, икону вынесли из Успенского собора Владимира, а 26-го её с молитвами встречали в Москве. Напуганные слухами о жестокостях Тамерлана, москвичи мало надеялись на удачу молодого князя и всю свою энергию обратили к молитве о заступничестве Матери Божией. Чудотворную икону встретили на Кучковом поле. А через день по городу разнеслась радостная весть: Железный Хромец ушёл из Ельца, оставил русские земли! Новость была настолько поразительна, что в неё не сразу поверили, а когда убедились в истинности свершившегося, стали искать причину ухода грозного завоевателя. Не найдя таковой, спасение русских земель от нового Батыева нашествия приписали «заступничеству» иконы Владимирской Богоматери. Русские летописи (все они создавались в монастырях под патронатом их игуменов) донесли до нас следующий рассказ о нечаянном избавлении страны от нашествия Тамерлана.

В ночь того дня, когда москвичи с затаённой надеждой и слезами умиления встречали чудотворную икону, Железный Хромец увидел тревожный сон. Ему снилась гора, с которой навстречу татарским всадникам шли в звенящих золотых ризах православные епископы, а над ними парила лучезарная женщина, грозно взирая на завоевателя. Сновидение обеспокоило Тимура, и утром он призвал к себе учёных мужей, которых возил за собой. Те растолковали сон властителю.

– По-видимому, это была Богородица, покровительница христиан. Появление её в таком грозном виде означает одно – она возбраняет идти на Русь.

Суеверный завоеватель не стал искушать судьбу. В тот же день его войска начали отступление из русских пределов. Через год после этого необъяснимого для москвичей события на Кучковом поле был основан Сретенский монастырь, к которому ежегодно 26 августа совершался торжественный крестный ход.

Кстати, восточные хроники запечатлели «факт» взятия Тимуром Москвы (Машкав): «Прибыв туда, победоносное войско также опустошило всю ту область вне города, разбило и уничтожило всех эмиров тамошних».

Шереф-ад-дин Йезди так рассказывал о «добыче», захваченной в Москве и её окрестностях: «Оказалось столько драгоценностей, что им не видно было счета: и рудное золото, и чистое серебро, затмевавшее лунный свет, и холст, и антиохийские домотканые ткани… целыми вьюками блестящие бобры, чёрных соболей также несметное число, горностаев столько связок, что не перечтёшь… меха рыси, освещающие опочивальни, как родимое пятно ночи, упавшее на лицо дня, блестящие белки и красные, как рубины, лисицы, равно как и жеребцы, не ведавшие ещё подков. Кроме всего этого, ещё много других сокровищ, от счёта которых утомляется ум».

Действительно, добыча, захваченная войсками Тамерлана, превосходила всякое воображение. Даже младшие воины среднеазиатского завоевателя получили до сотни голов скота на человека. Но взято всё это было не в русских княжествах, а в Золотой Орде, материальные богатства которой скапливались полтора столетия за счёт покорённых народов. Льстивым летописцам того, кто олицетворял для них тень Аллаха на земле, было, конечно, не с руки копаться в происхождении его богатств – главное, что они были. Другое дело – современные историки. Вот их взгляд на заблуждения средневековых коллег.

Пройдясь огнём и мечом вдоль Волги, Тимур дал отдых своим войскам в районе Ельца, который был в то время столицей буферного княжества, располагавшегося между Золотой Ордой и землями Рязани. В описании путешествия митрополита Пимена, проходившего в 1389 году, читаем об этом княжестве: «Бысть же оне путное шествие печално и унылчиво, бяше бо пустыня зело всюду, не бе бо видети тамо ничтоже: ни града, ни села, пусто же все и не населено, нигде бо видети человека, точию пустыни велиа, и зверей множество».

Тамерлан стоял лагерем около Ельца две недели. За это время его разведчики, посланные в разные стороны, убедились в убогости лежавших перед ними земель. А советники завоевателя пришли к мысли, что Железный Хромец достиг «крайних пределов северных стран» и дальше идти нет смысла. Данные разведки и доводы «учёных мужей» побудили Тимура к отходу от русских границ.

Это, конечно, стало спасением для русских княжеств, так как в мощи войск завоевателя сомневаться не приходится.

Худой мир. Довольно широко известно, что в августе 1395 года Москва спаслась от нашествия Тамерлана. Но мало кто знает, что в следующем месяце Русь лишилась Смоленска, вероломно захваченного литовским князем Витовтом, отцом супруги московского князя. Н.М. Карамзин замечает по этому поводу: «Нет сомнения, что Василий Дмитриевич с прискорбием видел сие новое похищение российского достояния и не мог быть ослеплён ласками тестя, но ему казалось благоразумнее соблюсти до времени приязнь его».

С целью урегулирования отношений с вероломным родственником сын Дмитрия Донского, к сожалению, не обладавший военными талантами своего родителя, вступил в дипломатические переговоры с Витовтом. Проходили они в Смоленске с конца 1396 года до весны 1397-го. Велись переговоры трудно, так как целью встречи было утверждение границ между Московским княжеством и Литовским. «Захватив Ржев и Великие Луки, – писал Карамзин, – властвуя от границ псковских с одной стороны до Галиции и Молдавии, а с другой – до берегов Оки, до Курска, Сулы и Днепра, сын Кестудиев был монархом всей южной России, оставляя Василию бедный Север, так что Можайск, Боровск, Калуга, Алексин уже граничили с Литовским владением».

Василий Дмитриевич вынужден был признать завоевание Смоленска Литвой. В ответ на это Витовт согласился на поставление московским князем «своего» епископа, что означало церковную независимость всех русских земель, входивших на тот момент в состав Литовского княжества. Обстоятельство весьма значительное, способствовавшее единению православных.

Смоленская встреча князей имела и ещё один скрытый подтекст – путь великого князя впервые лежал не на Восток, в Орду, а на Запад. Именно с этого времени началась переориентация Руси на Европу, к сожалению, проходившая очень неровно и замедленно.

О чём рассказали монеты? В 1399 году Тохтамыш потерпел поражение от хана Заволжской Орды Темир-Кутлуя. Власть в Сарае изменилась. Но наследник Дмитрия Донского, московский князь Василий I, не спешил приветствовать нового владыку Золотой Орды. Время шло, а Василий Дмитриевич и не помышлял просить у верховного сюзерена подтверждения своих прав на великое княжение.

Ордынцы, обеспокоенные сей «дерзостью», писали ему: «А Темир-Кутлуй сел на царство, и ты улусу государь ученился, и от тех мест у царя еси во Орде не бывал, царя еси в очи не видал, ни князей, ни старейших бояр, ни меньших, ни иного еси никого не пресылывал, ни сына, ни брата, с которым словом не посылывал».

Действительно, ситуация необычная: в Золотой Орде произошли кардинальные изменения, а Москва вроде бы и не обратила на это никакого внимания, даже поздравить нового владыку не удосужилась. Но и это ещё не всё. В знак покорности и подчинения Орде на оборотной стороне монет Московского княжества выбивалось имя правителя Золотой Орды. С воцарением Темир-Кутлуя на них появился титул «великий князь всея Руси».

Выражение «всея Руси» было заимствовано из титулатуры русских митрополитов, духовная власть которых простиралась не только на великорусские земли, но и на западные русские территории, оказавшиеся под властью Литвы и Польши. Великие князья Владимирские такой властью не обладали. Поэтому слова «всея Руси» в их титуле означали пока лишь политическую прокламацию, которая указывала на то, что страна осознала свою силу и полна решимости доказать это на деле. К сожалению, княжеские междоусобицы, «неустройство» Русской земли, опять отодвинули час освобождения её.

«Самозвонно и самодвижно». В 1404 году в Кремле «для общей пользы горожан» установили первые часы. Для размещения часового механизма неподалёку от Успенского собора и палат великого князя была построена специальная башня. Летописцы отметили это событие как весьма примечательное:

«В лето 6912 князь великий Василий Дмитриевич замыслил часы и поставил их на своём дворе, за церковью святого Благовещания. Часы же эти называются часомерье: каждый час ударяют молотком в колокол, размеряя часы ночные и дневные. И не человек ударяет, но по подобию человека – самозвонно и самодвижно. Мастер же тем часам некий чернец, сербин, по имени Лазарь. Цена же тем часам больше полутороста рублей».

По-видимому, следует отметить, что в практической жизни москвичей ХV столетия счёт времени вёлся только в светлую часть суток, то есть днём. Количество часов в нём колебалось от семи до семнадцати, что зависело от сезона. Первый час поэтому мог соответствовать по современному счёту времени трём, четырём, пяти, шести, семи и восьми часам (в зависимости от восхода солнца). Соответственно передвигались часы с утра, обеда и вечера.

Жили россияне с принятием христианства (988) по юлианскому календарю, счёт годов по которому вёлся от «сотворения мира» Богом, что произошло, по учению церкви, за 5508 лет до новой эры (Рождества Христова). Новый год начинался тогда 1 марта, с весны, с пробуждения природы.

Устройство городских часов в начале ХV столетия было явлением крайне редким и удовольствием очень дорогим. Достаточно вспомнить, что отцу Василия Дмитриевича за захоронение 24 тысяч москвичей пришлось выложить 300 рублей. Затраты труда и нервов в том и другом случае, конечно, несопоставимы. Но часы! Это было ново и престижно. После Майнца, Севильи и Любека Москва стала четвёртым городом в Европе, позволившим себе такую роскошь. А это лишний раз подчёркивало, что Московское княжество с каждым годом становилось экономически всё более сильным, хотя продолжало испытывать тяжесть набегов татар и беды междоусобиц.

Кстати. Первые часы именовались боевыми или колокольными. Название «куранты» для башенных часов появилось только в середине XVIII столетия и происходит от французского dance courante – быстрый танец. Он был очень популярен и использовался часовщиками в рекламных целях – незамысловатая мелодия звучала во многих домах парижан.

Вознесенский монастырь. Похоронив супруга, великая княгиня Евдокия в память о нём построила небольшую церковь Вознесения Господня. Этот храм был возведён у Фроловских (Спасских) ворот, где княгиня встречала мужа после его возвращения с Куликова поля. Думая о своём последнем часе земной жизни, Евдокия создала при церкви первую в Москве женскую обитель. В «Степенной книге» по этому поводу говорится: «В царствующем граде постави церковь ка-менну Вознесения и монастырь честен возгради, иже и ныне есть девичий общежительный монастырь».

В последующие столетия в обители было построено ещё два храма: церковь Михаила Малеина и церковь святой великомученицы Екатерины. В конце XVIII века к монастырю отошла часть Кирилло-Белозерского подворья с церквями Афанасия и Кирилла.

В кельях Вознесенского монастыря находили приют в основном инокини из княжеских и боярских семей. Благодаря их щедрым вкладам и попечению великих княгинь и цариц в ризницах его храмов находилось много дорогой утвари и уникальных икон, украшенных жемчугом, драгоценными камнями и серебряными ризами. В церкви Михаила Малеина хранилась реликвия города – герб Москвы (каменная скульптура Георгия Победоносца), снятый при ремонте Спасской башни Кремля.

Вознесенский монастырь был одним из богатейших в России. К 1764 году за ним числилось 16 тысяч крестьян. Обитель владела обширными земельными угодьями, в том числе в районе современных Благовещенского переулка и Новой Басманной улицы.

С тех пор как у южного входа в соборный храм Вознесения Господня установили саркофаг с прахом великой княгини Евдокии (1407), он стал усыпальницей дочерей и жён великокняжеских и царских семейств (до этого их хоронили в монастыре Спаса на Бору). Последней в храме Вознесения была погребена Наталья Кирилловна Нарышкина, мать Петра I. К концу XIX столетия под его сводами находилось 35 гробниц.

За свою многовековую историю Вознесенский монастырь многое видел и пережил. В 1605 году в нём содержалась инокиня Марфа – в миру великая княгиня Мария Нагая, последняя жена Ивана Грозного, мать убиенного царевича Дмитрия. Под давлением изменников-бояр она «по-матерински» благословила на царство Лжедмитрия, а затем с «умилением во взоре» наблюдала за возведением его на престол.

В стенах Вознесенского монастыря побывала и дочь польского воеводы Юрия Мнишека – Мария. Некоторое время в этой обители находилась царевна Ксения Годунова, взятая Лжедмитрием в наложницы. Здесь содержалась отвергнутая жена Петра I Евдокия Лопухина, после смерти сына Алексея переведённая в Шлиссельбургскую крепость.

…Монастырские храмы неоднократно горели и перестраивались, тем не менее обитель просуществовала до 1929 года, когда была снесена новыми хозяевами страны для нужд, которые они считали более насущными, чем служение Богу.

«Имеем одну веру». Грек из Морей Фотий был рукоположен митрополитом Киевским и всея Руси в апреле 1410 года. Но Украина в то время (и позднее) входила в состав Великого княжества Литовского. Витовт, правивший Литвой, стремился подчинить православное население и в религиозном плане. Поэтому он направил в Константинополь посольство с просьбой избрать митрополитом Киевским своего ставленника Григория Цымвлака. Патриарх отказал ему в этом.

Тогда удачливый завоеватель собрал в Вильно иерархов Юго-Западной Руси. На соборе присутствовали епископы: Полоцкий и Литовский Феодосий, Исаакий Черниговский, Дионисий Луцкий, Герасим Владимирский, Севастиан Смоленский, Харитоний Хельмский и Евфимий Туровский. Решением этих лиц митрополит Фотий был лишен власти над Киевской церковью (1415).

В обращении к верующим, выпущенном по этому поводу, мятежные епископы так обосновывали свои действия: «Видя запустение церкви Киевской, главной в Руси, имея пастыря только именем, а не делом, мы скорбели душою, ибо митрополит Фотий презирал наше духовное стадо, не хотел ни править оным, ни видеть его, корыстовался единственно нашими церковными доходами и переносил в Москву древнюю утварь киевских храмов».

Оболгав митрополита Фотия, а заодно и патриарха Царьградского, епископы Юго-Западной Руси воздали хвалу инициатору раскола: «Бог милосердный подвигнул сердце великого князя Александра Витовта Литовского и многих русских земель господаря: он изгнал Фотия и просил иного митрополита от царя и Патриарха. Но, ослеплённые неправедною мздою, они не вняли молению праведному. Тогда великий князь собрал нас, епископов, всех князей литовских, русских и других подвластных ему бояр, вельмож, архимандритов, игуменов, священников. И мы в Новом Граде Литовском, в храме Богоматери, по благодати Святого Духа и преданию Апостольскому посвятили Киевской церкви митрополита, именем Григория, и свергнули Фотия».

Понимая, что решение собора не имеет силы без утверждения его патриархом, раскольники обосновывали свои действия ссылками на примеры других стран и учение апостолов: «Епископы издревле имели власть ставить митрополитов и при великом князе Изяславе посвятили Климента. Так и болгары, древнейшие нас в христианстве, имеют собственного первосвятителя. Так и сербы, их земля не может равняться ни величеством, ни множеством народа с областями Александра Витовта.

Но что говорить о болгарах и сербах! Мы последовали уставу Апостолов, которые предали нам, ученикам своим, благодать Святого Духа, равно действующую на всех епископов. Собираясь во имя Господне, святители везде могут избирать достойного учителя и пастыря, самим Богом избираемого».

В своём стремлении угодить организатору раскола мятежные епископы всячески чернили не только Фотия, но и главу всех православных: «Да не рекут люди посторонние: государь Витовт иной веры, он не печётся о Киевской Церкви, которая есть мать русским, ибо Киев есть мать всем городам нашим. Да не скажут легкомысленные: отлучимся от них, когда они удалились от церкви Греческой!

Нет, мы храним предания Святых отцов, клянем ереси, чтим Патриарха Константинопольского и других. Имеем одну веру с ними, но отвергаем только беззаконную в церковных делах власть, присвоенную царями греческими. Ибо не Патриарх, но царь даёт ныне митрополитов, торгуя важным первосвятительским саном».

Поставление митрополитом Григория Цымвлака было открытым мятежом иерархов Юго-Западной Руси и вело к расколу. К тому же проходило это деяние под эгидой католического правителя, что ещё более усугубляло ситуацию. Понимая всю шаткость своей позиции, собор прикрыл неблаговидность и неправомерность свершившегося своей «святостью»: «Всякое деяние благо, и всяк дар совершенен, свыше исходящий от Отца светом. И мы приняли сей дар Небесный; и мы утешились оным, епископы стран российских, друзья и братья по Духу Святому».

Москва, конечно, не приняла решение собора Юго-Западной Руси. Не встретило понимания постановление мятежных иерархов и в их епархиях – люди боялись усиления католиков. Но поддержать население земель, оторванных от русских княжеств, Москва не могла – не имела сил. К счастью, вопрос решился довольно скоро сам собой – Григорий Цымвлак умер, а выдвинуть ещё одну марионетку на Киевский стол Витовт не решился. Победил Фотий, победила старая русская доктрина: не только одна вера, но и одна Церковь.

Тёмные дела Василия I. Домовой церковью московских государей служил Благовещенский собор Кремля. Его настоятель являлся духовником великокняжеской семьи. История собора полна тайн. Здание, которое существует сегодня, третье по счёту. О постройке первого историки предпочитают говорить предположительно. Строительство второго в «Путеводителе к древностям и достопримечательностям Московским» Льва Максимовича даётся за 1397 год.

Согласно Троицкой летописи, весной 1405 года «почаша подписывати церковь каменую святое Благовещение на князя великого дворе, не ту иже ныне стоит. А мастеры бяху Феофан иконник гречин, да Прохор старец с Городца, да чернец Андрей Рублев. Да того же лета и кончаша ю». То есть над росписью собора работали лучшие художники того времени.

Феофан Грек исполнил в соборе фрески «Апокалипсис» и «Корень Иессеев». Об этом сообщал Епифаний Премудрый своему тверскому знакомому Кириллу в 1415 году, ни словом не упомянув об их гибели. То есть первый Благовещенский храм ещё существовал. И вдруг!

И вдруг, по сообщению Ростовского свода, в 1416 году «кончали церковь на Москве Благовещение на великого князя дворе». О том же читаем в Софийской II и Львовской летописях: «Создана бысть церковь камена на Москве, на великого князя дворе, Благовещение, месяца июля 18».

Поразительно, но великокняжеские летописцы умолчали как о постройке и использовании первого храма, так и о возведении второго. В чём дело? Если первый храм пострадал от пожара 1415 года, то это как раз самое подходящее объяснение для постройки второго. Но московские летописи молчат. И потом, что помешало им увековечить постройку храма? Умолчать о великих живописцах, которые работали в нём?

Исследователи нашего времени связали молчание московских сводов с рождением у Василия I сына. Великому князю было сорок четыре года – возраст для средневековой Руси весьма почтенный. Наследника уже не ждали, и появление его кардинально изменило планы князя, глядевшего далеко вперёд.

Великокняжеский престол по старой русской традиции передавался старейшим членам рода. В данном случае его должен был получить брат Василия I. Появление наследника натолкнуло великого князя на мысль закрепить престол за своей семьёй. «После рождения сына Василия, – пишет современный историк, – скромные размеры церкви и отсутствие в ней патронального придела Василия Кесарийского перестали соответствовать замыслам Василия Дмитриевича, собравшегося нарушить отцовское завещание и древний обычай наследования великокняжеского трона». С точки зрения россиянина XV столетия, такие деяния, как самочинное разрушение почти нового и дорогого храма, уничтожение освящённых фресок великих мастеров, нарушение воли отца, были глубоко безнравственными. И, конечно, московские князья всячески пресекали малейшие попытки предать гласности неблаговидные поступки великого князя. Замыслы Василия I воплотились в жизнь через гражданскую войну, продолжавшуюся более двух десятилетий, и стоили его сыну самого ценного, что даёт природа человеку.