Текст книги "Несокрушимый Арчи"

Глава 17
Пылкая любовь брата Билла

– Глаза у нее, – сказал Билл Брустер, – как… как… какое слово я ищу?

Он посмотрел на Люсиль и Арчи. Люсиль наклонялась вперед, полная живейшего интереса, Арчи, откинувшись на спинку кресла, сложил кончики пальцев и закрыл глаза. Уже не впервые со времени их встречи на аукционе в Галерее Бийла его шурин коснулся темы девушки, с которой обручился во время своего посещения Англии. Собственно говоря, других тем брат Билл практически не касался, и Арчи, хотя всегда готовый посочувствовать, не говоря уж о том, что его молодой родственник через брак очень ему нравился, тем не менее все больше приходил к выводу, что наслышался о Мейбл Винчестер вполне достаточно. Люсиль же слушала как зачарованная, вся уйдя в признание брата.

– Как… – сказал Билл. – Как…

– Звезды? – предположила Люсиль.

– Звезды, – сказал Билл с благодарным облегчением. – То самое слово. Две звезды, сияющие в ясном небе летней ночи. Ее зубы подобны… как бы это выразить?

– Жемчугам?

– Жемчугам. А волосы у нее несравненно каштановые, подобные осенней листве. Короче говоря, – докончил Билл, внезапно сверзившись с поэтических высот, – она девчонка что надо. Верно, Арчи?

Арчи открыл глаза.

– Совершенно верно, старый волчок! – сказал он. – Единственный выход.

– О чем ты, черт дери? – холодно осведомился Билл, с самого начала усомнившийся в заверениях зятя, что с закрытыми глазами он слушает внимательнее.

– Э? Извини! Задумался.

– Ты задрых.

– Нет-нет, положительно и абсолютно нет. Жутко увлечен, просто в восторге и все прочее, но только я не совсем уловил, что именно ты сказал.

– Я сказал, что Мейбл – девчонка что надо.

– Безусловно, в любом отношении.

– Ну вот! – Билл с торжеством обернулся к Люсиль. – Слышала? А ведь Арчи видел только ее фотографию. Погоди, пока он не увидит ее в натуре.

– Мой милый старый типчик! – сказал Арчи шокированно. – В присутствии женщин! То есть я хочу сказать, а!

– Боюсь, папу тебе, в отличие от нас, будет убедить труднее.

– Да, – уныло согласился брат присутствующих женщин.

– Судя по всему, твоя Мейбл – само очарование, однако… Ну, ты знаешь папу. Очень жаль, что она хористка.

– У нее с голосом не очень, – возразил Билл в оправдание любимой.

– Тем не менее…

Арчи, поскольку разговор коснулся предмета, в котором он почитал себя одним из ведущих знатоков в мире – а именно предвзятости его тестя, – обратился к собранию как человек, имеющий полное право голоса:

– Люсиль абсолютно права, старик. Абсолютненько! Твой высокочтимый прародитель – очень даже крепкий орешек, и от этого ты никуда не уйдешь, как бы ни старался. И как мне ни жаль на это указывать, старый друг, но, если ты прискачешь под руку с одной из представительниц ensemble[5]5
  Здесь: хор (фр.).


[Закрыть] и попытаешься вырвать у него отцовское благословение, он вполне способен погрузить нож в твое нутро.

– Я бы предпочел, – сказал Билл оскорбленно, – чтобы ты не говорил так, будто Мейбл обычная хористка. Она на сцене только потому, что ее мать очень нуждается, а она хочет дать хорошее образование своему братику.

– Послушай, – сказал Арчи с тревогой. – Послушай меня, старый волчок. Болтая с папашей о своем деле, особо на этом аспекте не задерживайся. Я внимательно изучил его, и ему по горло хватает того, что он должен подпитывать меня. Если ты нагрузишь его еще нуждающейся матерью с братиком, он не выдержит.

– Но мне надо что-то предпринять. Мейбл приезжает через неделю.

– Кошки полосатые! Ты нам ничего не говорил!

– Ну да. Будет выступать в новом Биллингтонском ревю. И естественно, ожидает, что я познакомлю ее с моей семьей. Я ей все про вас рассказывал.

– И объяснил ей про папу? – спросила Люсиль.

– Ну, я сказал только, чтобы она особенно не принимала его к сердцу, что лаять он лает, но не кусает.

– Что же, – сказал Арчи в задумчивости, – меня он пока еще не покусал, и, возможно, ты прав. Но согласись, вполне хватает и его лая.

Люсиль задумалась.

– Я считаю, Билл, тебе лучше всего прямо пойти к папе и поставить его в известность обо всем. Ты же не хочешь, чтобы он узнал об этом от посторонних.

– Беда в том, что мне, когда я с отцом, просто не удается выдавить из себя ни слова.

Арчи обнаружил, что завидует тестю за такую милость провидения, поскольку его присутствие не лишало Билла дара речи. За краткий срок их знакомства Билл говорил, не умолкая, и только на одну тему. Даже такой, казалось бы, неподходящий зачин, как тарифные законы, он мгновенно сводил к дифирамбам отсутствующей Мейбл.

– Когда я с отцом, – сказал Билл, – то как бы теряю присутствие духа и заикаюсь.

– Чертовски неловко, – сказал Арчи вежливо и внезапно подскочил в кресле. – Послушайте! Черт! Я знаю, что тебе требуется, старый друг! Только сейчас в голову взбрело!

– Этот упорный мозг работает круглые сутки, – пояснила Люсиль.

– В сегодняшней газете. Реклама книжки, знаешь ли.

– У меня нет времени на чтение.

– На эту у тебя время найдется, малышок. Ты абсолютно не должен ее пропустить. Она из этих, как их там называют, книжек. То есть я хочу сказать, если ты прочтешь и примешь ее рекомендации к сведению, она гарантирует твое превращение в неотразимого собеседника. Так сказано в объявлении. Оно все про типчика, чье имя я позабыл, но которого все любили, потому что он так обаятельно говорил. И заметь, до того как он раздобыл эту книгу – она называется «Неотразимая Личность», если не вру, – ребята у него в конторе прозвали его Молчаливым Майклом или еще как-то. А может быть, Безъязыким Бобом. И вот однажды счастливый случай толкнул его не пожалеть кровных на добрую старушку «Н.Л.», и теперь, когда им надо послать кого-нибудь уговорить Рокфеллера или другого такого же типуса дать им взаймы миллион или около, они используют Майкла. Только теперь они его называют Майклом Магом и Чародеем и скачут вокруг него на задних лапах и вообще. Что скажешь, старый волчок? Испробуем?

– Какая дикая чушь, – сказала Люсиль.

– Не знаю, – сказал Билл, явно заинтригованный, – может, в этом что-то есть.

– Абсолютно! – сказал Арчи. – Там, помню, сказано: «Говорите убедительно, и ни один человек никогда не отнесется к вам с холодным равнодушным безразличием». А ты ведь как раз и не хочешь, чтобы папаша отнесся к тебе с холодным равнодушным безразличием, так ведь, или не так, или как, а?

– Звучит в самый раз, – сказал Билл.

– В самый раз и есть, – сказал Арчи. – Тот еще планчик. Я больше скажу: та еще конфетка!

– Я, собственно, – сказал Билл, – думал подыскать Мейбл роль в приличной комедии. Это ослабило бы проклятие. Тогда мне вообще не пришлось бы упоминать про хор и хористок, понимаете?

– Гораздо практичнее, – сказала Люсиль.

– Но сколько чертовых хлопот! – возразил Арчи. – Я имею в виду: рыскать туда-сюда, разнюхивать там и сям и все такое прочее.

– А ты не хочешь хоть чуть-чуть постараться для твоего несчастного шурина, червяк? – сурово осведомилась Люсиль.

– О, абсолютно! Я как раз думаю о том, чтобы раздобыть книжицу и натренировать милого старого типуса. Отрепетировать с ним, знаешь ли. Он мог бы выдолбить первую парочку глав, а потом забрести к нам и испробовать свою чарующую речь на мне.

– Вроде бы неплохая идейка, – сказал Билл задумчиво.

– Ну, я скажу вам, что намерена сделать я, – сообщила Люсиль. – Пусть Билл познакомит меня со своей Мейбл, и, если она такая милая, как он говорит, я сама пойду к папе и поговорю с ним убедительно.

– Ты козырной туз! – сказал Билл.

– Абсолютно, – горячо согласился Арчи. – Моя подруга жизни как-никак! Тем не менее нам следует запастись книжицей для второго захода. Я хочу сказать, ты совсем юная и нежно воспитанная девушка, битком набитая чувствительностью, застенчивостью и как ее там. И ты знаешь, что собой представляет милый старый родитель. Он может гавкнуть на тебя и вывести из строя в первом же раунде. Ну и если случится что-то такое, мы тогда сможем спустить со сворки старину Билла, натренированного среброустого эксперта, и науськать его. Лично я всецело за «Н.Л.».

– Я тоже, – сказал Билл.

Люсиль взглянула на свои часики:

– Боже мой! Уже почти час!

– Не может быть! – Арчи восстал из кресла. – Ну, крайне жаль прерывать это пиршество разума и истечение души, но если мы не возьмем ноги в руки, то опоздаем.

– Мы завтракаем у Николсонов! – объяснила Люсиль своему брату. – Я буду рада, если ты присоединишься к нам.

– Завтрак! – Билл покачал головой с пренебрежительной снисходительностью. – Завтраки теперь для меня ничто. У меня есть о чем думать, кроме еды. – Он принял настолько одухотворенный вид, насколько было доступно его закаленному лицу. – Я еще не написал ЕЙ сегодня.

– Но черт возьми, старый чудила, если она через неделю будет здесь, какой смысл ей писать? Письмо же разминется с ней в океане.

– Я не отправляю мои письма в Англию, – сказал Билл. – Я храню их, чтобы она прочла, когда приедет.

– Ну уж! – сказал Арчи.

Подобную преданность он постигнуть не мог.

Глава 18
Кус Колбаски

«Неотразимая Личность» обошлась Арчи в два доллара наличными и ощущение сверлящей неловкости, когда он спросил книжку у продавщицы. Купить трактат с таким названием значило автоматически признаться, что ваша личность пока еще вполне отразима, а потому Арчи старательно объяснил девушке за прилавком, что «Н.Л.» нужна ему для друга. Девушку, впрочем, гораздо больше интересовал английский прононс Арчи, чем его объяснения, и Арчи, когда удалялся, неприятно поеживался, успев услышать, как она вполголоса принялась воспроизводить особенности его произношения для просвещения своих коллег и сослуживцев. Но что такое неприятное поеживание, если терпеть его во имя дружбы?

Покинув магазин, он пошел по Бродвею, где затем столкнулся с Реджи ван Тайлом, который сомнамбулически дрейфовал в направлении Тридцать девятой улицы.

– Приветик, Реджи, старик! – сказал Арчи.

– Приветик, – сказал Реджи, лаконичная натура.

– Я как раз купил книжку для Билла Брустера, – продолжал Арчи. – Оказывается, старина Билл… В чем дело?

Он оборвал свой рассказ. Черты его собеседника исказились, словно от судороги. Рука на локте Арчи конвульсивно сжалась. Напрашивался вывод, что Реджи испытал внезапный шок.

– Пустяки, – сказал Реджи. – Все в порядке. Просто я слишком внезапно увидел, как одет этот тип. И это меня несколько потрясло. Но теперь все прошло, – мужественно добавил он.

Арчи проследил взгляд своего друга и понял все. По утрам Реджи ван Тайл никогда не бывал в наилучшей форме, к тому же он обладал крайне чувствительным восприятием особенностей одежды. Не раз и не два он отказывался от членства в тех или иных клубах потому лишь, что другие их члены преступали все границы, сочетая со смокингами ненакрахмаленные рубашки. А коренастый коротышка, который стоял прямо перед ними в позе ублаготворенной неподвижности, бесспорно, денди не был. Даже самый близкий друг не назвал бы его элегантным. Взятый в целом и влет, он вполне мог послужить натурщиком для картинки в модном журнале под подписью «Чего Не Должны Носить Мужчины, Следящие За Модой».

В манере одеваться, как и во всем другом, лучше выбрать определенный стиль и строго его придерживаться. Этот же человек совершенно очевидно предпочитал зигзаг прямой линии. Его шею укутывал зеленый шарф, на нем был фрак, а нижние его конечности были задрапированы брюками из твида, скроенными для мужчины заметно выше ростом. С севера его ограничивала соломенная шляпа, а с юга – пара коричневых ботинок.

Арчи добросовестно изучил спину субъекта.

– Немножко множко! – согласился он сочувственно. – Но ведь Бродвей – это не Пятая авеню. То есть, я хочу сказать, привкус богемы и все такое прочее. Бродвей кишит чертовски мозговитыми личностями, которые чхать хотят на то, как они одеты. Наверное, эта птичка – ведущая особь того или иного вида.

– Тем не менее ни у кого нет права носить фрак с твидовыми брюками.

– Абсолютно никакого. Я усек, о чем ты.

И тут ниспровергатель всех понятий об элегантности обернулся. Анфас он выглядел еще более сокрушающе. Видимо, он не носил рубашек, хотя это упущение несколько маскировали твидовые брюки, уютно достигавшие подмышек. Он не был красавцем мужчиной. Даже в пору расцвета. А к этому времени он умудрился приобрести шрам, протянувшийся от уголка рта поперек щеки. Даже в состоянии полного спокойствия его лицо выглядело странновато. Но когда – как в данную секунду – он улыбался, «странновато» как определение утрачивало всякую выразительность и совершенно не подходило на роль эпитета. Тем не менее лицо это не было неприятным. Наоборот, вполне даже симпатичным. Что-то в нем весело взывало к вашим лучшим чувствам.

Арчи вздрогнул. Он уставился на это лицо. И вспомнил.

– Кошки полосатые! – вскричал он. – Это же Кус Колбаски!

Реджинальд ван Тайл испустил тихий стон. Он не привык к подобному. Как молодого человека, не терпящего сцен, поведение Арчи его ужаснуло. Ибо Арчи высвободил локоть, прыгнул вперед и начал горячо трясти руку незнакомца:

– Ну-ну-ну-ну! Мой милый старый друг! Вы же меня помните, а? Нет? Да?

Человек со шрамом, видимо, недоумевал. Он пошаркал коричневыми ботинками, прихлопнул тулью соломенной шляпы и вопросительно посмотрел на Арчи.

– Я что-то вас не узнаю, – сказал он.

Арчи похлопал спинку фрака. И ласково взял реформатора моды под руку:

– Мы встретились под Сен-Мийелем во время войны. Вы угостили меня куском колбаски. Одно из самых великодушных деяний в истории. Никто, кроме великого духом, не уделил бы в тот момент даже ломтик колбаски постороннему человеку. Я этого не забыл, черт подери! Он спас мне жизнь. Абсолютно! Восемь часов во рту маковой росинки не было. Вам что-нибудь предстоит? Я хочу сказать, вы не ангажированы с кем-нибудь перекусить или еще какая-нибудь чушь того же пошиба. Да? Отлично! В таком случае предлагаю, чтобы мы двинулись и где-нибудь подзакусили. – Он ласково пожал локоть человека со шрамом. – Только подумать, что мы вот так встретились! Я часто прикидывал, что с вами сталось. Но черт подери! Совсем забыл. Такой непростительный недосмотр с моей стороны. Знакомьтесь! Мой друг, мистер Реджи ван Тайл.

Реджи судорожно сглотнул. Чем дольше он созерцал одежду этого человека, тем нестерпимее становился процесс созерцания. Его глаза, содрогаясь, переходили с коричневых ботинок на твидовые брюки, на зеленый шарф, а с шарфа на соломенную шляпу.

– Сожалею, – промямлил он. – Совсем забыл. Важная встреча. Уже опаздываю. Э… как-нибудь в другой раз.

Он испарился – человек, сокрушенный судьбой. Арчи посмотрел ему вслед без всякого сожаления. Реджи был милый типчик, но решительно de trop[6]6
  Лишний (фр.).


[Закрыть] в подобной встрече старинных друзей.

– Голосую пойти в «Космополис», – сказал Арчи, направляя своего вновь обретенного друга сквозь толпу пешеходов. – Жратва и пойло там недурны, а мне достаточно расписаться на счете, отличное подспорье в наши дни.

Кус Колбаски весело усмехнулся:

– Я не могу пойти в «Космополис» в таком виде.

Арчи смутился.

– Ну, не знаю, знаете ли, – сказал он. – Однако раз уж вы затронули эту тему, то, бесспорно, вы утречком поднапутали с вашим гардеробом, а? То есть я хочу сказать, что вы в рассеянии взяли по образчику из порядочного числа своих костюмов.

– Костюмов? То есть как костюмов? Никаких костюмов у меня нет. Кто я, по-вашему? Винсент Астор? Все, что у меня есть, на мне.

Арчи был потрясен. Эта трагедия глубоко его растрогала. У него самого никогда в жизни своих денег не было, но каким-то образом он умудрялся всегда иметь изобилие всякой одежды. Каким именно образом, он сказать не мог бы. Ему смутно чудилось, что портные – добрые ребята, у которых всегда под рукой есть запас брюк или еще чего-то, дабы одарять достойных. Имелся, конечно, и минус: одарив вас, они принимались отправлять вам письмо за письмом по этому поводу. Однако вы быстро навострялись узнавать их почерки, и вскоре было совсем не трудно извлекать их послания из утренней почты и сразу же бросать в корзину для бумаг. И он впервые столкнулся с человеком, который не купался в изобилии одежды.

– Мой милый старый малыш, – сказал он энергично, – это надо исправить! Безусловно! Исправить без промедления! Думается, мои вещи вам не подойдут… Да-да. Знаете что! Мы что-нибудь выцыганим у моего тестя. У старика Брустера, знаете ли, того, кто заправляет «Космополисом». Его вещи облекут вас, как перчатка руку, потому что он тоже пузатенький коротышка. То есть, хочу я сказать, он ведь один из, как говорится, крепких, коренастых, симпатичных типчиков среднего роста. Кстати, а где вы остановились?

– Да нигде в настоящий момент. Приспособлю какую-нибудь самодостаточную скамью в Центральном парке.

– Вы на мели?

– И еще какой!

Арчи принял его признание близко к сердцу.

– Вам следует найти работу.

– Следует, конечно. Но почему-то ничего не получается.

– А что вы делали до войны?

– Позабыл.

– Позабыли?

– Позабыл.

– То есть как так – позабыл? Вы же не хотите сказать, что позабыли?

– Именно. И начисто.

– Но хочу я сказать, вы же не могли забыть такое!

– Еще как мог! Я много чего забыл. Где родился. Сколько мне лет. Женат я или холост. Как моя фамилия…

– Провалиться мне! – сказал Арчи в полном ошеломлении. – Но вы же помните, как уделили мне кус колбаски под Сен-Мийелем?

– Нет, не помню. Просто верю вам на слово. Я ведь даже не знаю, не заманиваете ли вы меня в какой-то притон, чтобы присвоить мою соломенную шляпу. Я понятия не имею, кто вы такой. Но мне нравится то, что вы говорите, особенно насчет того, чтобы подзакусить, вот я и рискую.

Арчи был само сочувствие.

– Послушайте, старый стручок. Сделайте усилие. Вы не можете не помнить эпизод с колбаской. Это же было под Сен-Мийелем часов в пять вечера. Ваш взводик стоял рядом с моим взводиком, и мы встретились, и я сказал: «Эгей!», а вы сказали: «Привет», а я сказал: «Эгей! эгей!», а вы сказали: «Колбаски не хотите?», а я сказал: «Эгей! эгей! эгей!»

– Диалог вроде был блистательный, но я его не помню. Наверно, как раз перед тем, как я словил пулю. И словно бы никак не могу себя нагнать после ранения.

– О! Так вот откуда у вас этот шрам?

– Нет. Его я получил, когда в Лондоне прыгнул в окно с зеркальным стеклом вечером в день объявления о перемирии.

– Зачем, собственно, вы в него прыгнули?

– Да не знаю. В тот момент это выглядело отличной идеей.

– Но если вы помните, как прыгали, то почему не можете вспомнить свое имя?

– Я помню все, что происходило после того, как меня выписали из госпиталя. Из головы вылетело то, что случалось прежде.

Арчи погладил его по плечу:

– Я знаю, что именно вам требуется. Вам требуется капелюшка тишины и покоя, чтобы все обдумать и так далее. Вам не следует и дальше спать на скамейке Центрального парка. Абсолютно не годится. Ни в коей мере. Вам следует перебраться в «Космополис». Вполне приличное местечко, старый «Космоп». В первую ночь, которую я там провел, он мне не слишком понравился, потому что чертов кран кап-кап-капал всю эту ночь и не давал мне уснуть, но у этого местечка есть свои положительные стороны.

– А «Космополис» теперь предоставляет стол и кров бесплатно?

– И очень. Все будет тип-топ. Ну, вот же он. Начнем с того, что просочимся в апартаменты старикана и пороемся в его шмотках. Я знаю коридорного на его этаже. Очень надежный типус. Он нас впустит своим ключом.

Вот почему мистер Дэниел Брустер, поднявшись из ресторана к себе за документом, касавшимся темы, которую он обсуждал за ресторанным столиком со своим гостем, архитектором его нового отеля, услышал журчание голосов за закрытой дверью спальни. Узнав манеру произношения своего зятя, он испустил проклятие и ворвался туда. Он был против того, чтобы Арчи беспрепятственно бродил по его комнатам.

Зрелище, открывшееся его глазам, когда он распахнул дверь, не пролило бальзам успокоения в душу Дэниела Брустера. Пол превратился в море одежды. С кресел свисали пиджаки и смокинги, на кровати возлежали брюки, книжную полку погребли рубашки.

А посреди этого неподвижного вихря стоял Арчи с человеком, который разгоряченному взору мистера Брустера представился бродячим комедиантом, специализирующимся на идиотических фарсах.

– Великий Боже! – вскричал мистер Брустер.

Арчи обернулся с дружеской улыбкой.

– Приветик-ветик-ветик! – сказал он сердечно. – Мы как раз просматриваем ваши запасные декорации, не найдется ли что-нибудь подходящее для моего друга. Старик, это мистер Брустер, мой тесть.

Арчи всмотрелся в искаженные черты родственника: что-то как будто было не так. Он решил, что переговоры лучше вести с глазу на глаз.

– Один момент, старый малышок, – сказал он своему вновь обретенному другу. – Мне надо поболтать с моим тестем в соседней комнате. Кратенькая дружеская деловая беседа. А вы оставайтесь тут.

В соседней комнате мистер Брустер вздыбился перед Арчи, как раненый лев песчаных равнин:

– Какого!..

Арчи завладел одной из пуговиц его сюртука и начал ласково ее массировать.

– Должен был бы предупредить, – сказал Арчи, – но не хотел отвлекать вас от принятия пищи. Типчик на горизонте – мой старый милый друг…

Мистер Брустер высвободился могучим движением.

– Что ты себе позволяешь, ты, червяк, притаскивая бродяг в мою спальню и роясь в моих костюмах?

– Но я же как раз и пытаюсь это объяснить, только вы не слушаете. Этот типчик – тот типчик, которого я повстречал во Франции во время войны. Он дал мне под Мийелем кус колбаски…

– Черт бы побрал тебя вместе с ним и с колбаской!

– Абсолютно! Но послушайте. Он не может вспомнить, кто он, где родился, как его зовут, и он абсолютно на мели. Так что, черт возьми, я обязан позаботиться о нем. Видите ли, он дал мне кус колбаски…

Бешенство мистера Брустера сменилось зловещим спокойствием.

– Я дам ему две секунды убраться отсюда. Если он не уйдет сам, я прикажу вышвырнуть его.

Арчи был шокирован:

– Вы же не серьезно?

– Совершенно серьезно.

– Но куда ему уйти?

– На улицу.

– Вы не понимаете! Этот малышок потерял память, потому что его ранило на войне. Закрепите этот факт под старой черепушкой. Он сражался за вас. Сражался и проливал кровь за вас. Обильно проливал, черт подери. И к тому же спас жизнь мне.

– Если бы я ничего другого против него не имел, одного этого оказалось бы более чем достаточно.

– Но вы не можете вышвырнуть в холодный бездушный мир типчика, который пролил галлоны крови, чтобы сделать этот мир безопасным для отеля «Космополис».

Мистер Брустер демонстративно посмотрел на свои часы.

– Две секунды! – сказал он.

Наступило молчание. Арчи как будто размышлял.

– Ладненько! – сказал он наконец. – Не надо заводиться. Я знаю, куда ему пойти. Только что сообразил. Поселю его в моей лавочке.

Багрянец сполз с лица мистера Брустера. Буря чувств заставила его забыть про дьявольскую лавчонку. Он опустился на стул. Снова наступило молчание.

– О-ох, – сказал мистер Брустер.

– Я знал, что вы дадите волю здравому смыслу, – одобрил Арчи. – А теперь по-честному, как мужчина мужчине, что дальше?

– Чего вы от меня хотите? – пробурчал мистер Брустер.

– Я думал, не приютите ли вы малышка на время, чтобы дать ему шанс оглядеться и поразнюхать.

– Я категорически отказываюсь предоставлять дополнительным бездельникам бесплатные стол и кров.

– Дополнительным?!

– Ну, он же будет вторым, верно?

Арчи огорченно вздохнул.

– Действительно, – сказал он, – когда я только-только водворился здесь, я некоторое время, так сказать, предавался отдыху, но разве я не встрепенулся и не ухватил управление вашим новым отелем? Абсолютно!

– Я не возьму на иждивение этого бродягу.

– Ну, так найдите ему работу.

– Какого сорта работу?

– Да любого.

– Если хочет, может наняться официантом.

– Ладно. Поставлю его в известность.

Он вернулся в спальню. Кус Колбаски нежно взирал в трюмо на пятнистый галстук, обвивающий его шею.

– Послушай, старый волчок, – виновато сказал Арчи, – император всех субчиков там за дверью говорит, что ты можешь получить здесь место официанта, и ничего сверх для тебя делать не желает. Как ты?

– А официанты едят?

– Наверное. Хотя, черт возьми, если подумать, я ни разу не видел, чтобы официант ел.

– Мне подходит, – сказал Кyc Колбаски. – Когда приступать?