Текст книги "Несокрушимый Арчи"

Глава 20
Кус Колбаски ставит точки над i

Билл Брустер, не находя себе места от облегчения, не засиделся за столиком. Вскоре после отбытия Реджи ван Тайла он встал и сообщил о намерении немножко прогуляться, чтобы успокоить свой взволнованный ум. Арчи отпустил его милостивым мановением руки и знаком попросил Кус Колбаски, который в своей роли официанта ошивался поблизости, принести ему самую лучшую сигару, какую только может предложить отель. Мягкое кресло, в котором он сидел, было очень уютно, у Арчи не было никаких дел, так почему бы не провести приятные полчасика, мечтательно покуривая и наблюдая, как его ближние вкушают пищу.

Теперь гриль-бар наполнился. Кус Колбаски, снабдив Арчи сигарой, занялся обслуживанием соседнего столика, за который села дама с маленьким мальчиком в матросском костюмчике. Дама погрузилась в содержание меню, но внимание мальчика приковал Кус Колбаски. Он его впивал широко открытыми глазами. Мысли дитяти, казалось, были заняты им одним.

Кус Колбаски занимал и мысли Арчи. Он оказался прекрасным официантом: ловким, внимательным, и свои обязанности исполнял так, словно они ему нравились. Однако Арчи этого было мало. Что-то будто нашептывало ему, что этот человек предназначен для более великих деяний. Арчи не забывал добра. Кусок колбаски после восьмичасового поста оставил глубокий след в его благодарной душе. Рассудок твердил ему, что только человек исключительных нравственных качеств был способен расстаться с половиной колбаски в подобный момент, и он не мог не сознавать, что работа официанта в нью-йоркском отеле не вполне достойна человека столь исключительных нравственных качеств. Разумеется, собака была зарыта в том, что типус не помнил, какова была избранная им стезя до войны. И когда тот удалился с заказом на кухню, Арчи даже зубами скрипнул от досады: почем знать, возможно, на кухню пошел адвокат, или врач, или архитектор, или кто-то там еще.

Из этих размышлений его вывел детский голос.

– Мамочка, – спросило любознательное дитя, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Куса Колбаски, – почему у этого дяди такое смешное лицо?

– Тсс, милый!

– Да, но почему?

– Не знаю, милый.

Вера дитяти в материнскую всеосведомленность, видимо, получила сильный удар. У малыша вытянулось лицо, как у искателя истины, зашедшего в тупик. Его взгляд разочарованно шарил по комнате.

– У него лицо смешнее, чем вот у этого тут, – сказал он, тыча пальцем в Арчи.

– Тсс, милый!

– Но это же правда! Гораздо смешнее.

По-своему это был комплимент, но Арчи почувствовал неловкость и поглубже погрузился в мягкие объятия кресла. Вскоре Кус Колбаски вернулся, обслужил даму и дитятю, а затем подошел к Арчи. Его не слишком пленительное лицо сияло.

– Послушайте, вчера у меня был особый вечер, – сказал он, упершись руками в столик.

– Да? – сказал Арчи. – Вечерушка или еще что-то?

– Нет, я о том, что вдруг мне начало вспоминаться всякое. В механизме вроде что-то заработало.

Арчи взволнованно сел прямее. Вот это была новость!

– Нет, правда? Мой милый старый малыш, это абсолютное тип-топ. Замечательнее не бывает.

– Да, сэр! Для начала я вспомнил, что родился в Спрингфилде, штат Огайо. Будто туман начал рассеиваться. Спрингфилд, штат Огайо. Вот так. Меня будто осенило.

– Великолепно! Что-нибудь еще?

– Да, сэр! Перед тем как уснуть, я вспомнил и свою фамилию.

Арчи был потрясен до глубины души.

– Ну, дальше все пойдет легче легкого! – воскликнул он. – Стоило начать, и теперь уже вас ничто не остановит. Так какая у вас фамилия?

– Да… Странно! Опять куда-то провалилась. Вроде бы начинается она на «С». Скеффингтон? Скиллингтон?

– Сэндерсон?

– Нет. Сейчас вспомню. Каннингем? Саррингтон? Уилберфорс? Дебенхем?

– Деннисон? – с надеждой подсказал Арчи.

– Нет-нет-нет. Просто на языке вертится. Баррингтон? Монтгомери? Хепплуэйт? Вспомнил! Смит!

– Черт! В самом деле?

– Уверен.

– Ну а имя?

В глазах его собеседника вспыхнула тревога. Он помялся и понизил голос:

– У меня жуткое ощущение, что это… Ланселот!

– Боже великий! – сказал Арчи.

– Но ведь на самом же деле такого быть не может, верно?

Арчи помрачнел. Он терпеть не мог причинять боль ближним, но чувствовал, что обязан нe кривить душой.

– Не исключено, – сказал он. – Люди дают своим детям исключительно ослиные имена. Мое второе имя – Трейси. А в Англии у меня есть друг, который был наречен Катбертом де ла Хей Орасом. К счастью, все называют его просто Вонючкой.

Метрдотель начал надвигаться на них, как стена тумана, и Кус Колбаски вернулся к исполнению своих профессиональных обязанностей. Когда он вновь подошел к Арчи, то опять сиял.

– Я еще кое-что припомнил, – сказал он, снимая скатерть. – Я женат!

– Господи!

– Во всяком случае, был до войны. У нее были голубые глаза, каштановые волосы и пекинес.

– А как ее звали?

– Не знаю.

– Ну, вы далеко продвинулись, – сказал Арчи. – Не стану отрицать. Конечно, вам еще понадобится время, чтобы сравняться с субчиками, которые записываются на курсы тренировки памяти по журнальным объявлениям. Я про тех ребят, которые познакомятся с типусом на пять минут, а затем встречают его через десять лет, трясут ему руку и говорят: «Ба! Да это же мистер Уоткинс из Сиэтла!» Тем не менее у вас все идет отлично. Вам требуется только терпение. Кто ждет, тот всегда дождется. – Арчи подскочил, как от удара током. – Послушайте, черт подери, а это недурно получается… а! Кто ждет, тот всегда дождется. Вот вы, официант, ждете заказа и, когда столик занят, обязательно дождетесь, а?

– Мамочка, – сказало дитя за соседним столиком, все еще взыскуя просвещения, – как ты думаешь, ему что-то на лицо наступило?

– Тсс, милый!

– А может, его что-то укусило?

– Ешь свою вкусную рыбку, милый, – сказала мать, видимо, одна из тех туповатых личностей, которых невозможно втянуть в обсуждение первопричин.

Арчи преисполнился воодушевления. Даже появление тестя, который вошел несколько минут спустя и сел за столик в противоположном углу зала, не угасило его энтузиазма.

Кус Колбаски снова подошел к его столику.

– Такое странное чувство, – сказал он. – Словно просыпаешься от крепкого сна. Все будто проясняется. Псину звали Мари. Собаченцию моей жены. И у нее была родинка на подбородке.

– У псины?

– Нет, у моей жены. Подлюга! Однажды укусила меня за ногу.

– Ваша жена?

– Нет. Псина. Господи! – сказал Кус Колбаски.

Арчи повернул голову и проследил его взгляд.

Через несколько столиков у серванта, на котором по указанию администрации были выставлены на обозрение холодные закуски, пудинги и торты, упомянутые во втором томе меню (Buffet Froid[7]7
  Здесь: холодные закуски и десерт (фр.).


[Закрыть]), только что сели мужчина и молодая женщина. Мужчина был толстым и пожилым. Он бугрился во все стороны, в какие только может бугриться мужчина, а его голова уже почти освободилась от волос. Его спутница была молодой и миловидной. Глаза у нее были голубые, волосы каштановые. А на подбородке слева у нее была прелестная родинка.

– Господи! – сказал Кус Колбаски.

– Что еще?

– Кто это? Вон за тем столиком?

Арчи благодаря регулярным посещениям гриль-бара «Космополиса» знал в лицо большинство завсегдатаев.

– Его имя Госсет. Джеймс Д. Госсет. Киношник. Вам его имя должно быть знакомо.

– Я не о нем. Кто это с ним?

– Никогда ее прежде не видел.

– Это моя жена! – сказал Кус Колбаски.

– Ваша жена!

– Да!

– Вы уверены?

– Конечно, уверен!

– Ну-ну-ну! – сказал Арчи. – С чем вас и поздравляю!

За столиком у серванта молодая женщина, не подозревая, какая драма вот-вот вторгнется в ее жизнь, была поглощена беседой с толстяком. И в этот момент толстяк наклонился к ней и погладил ее руку.

Это было отеческое поглаживание – так добродушный дядюшка может погладить руку любимой племянницы, – но Кус Колбаски воспринял это поглаживание по-другому. Он уже довольно стремительно приближался к их столику и теперь вне себя прыгнул вперед с хриплым криком.

Позднее Арчи с большим трудом втолковал тестю, что раз уж администрация нашпиговывает зал тортами и прочими холодными закусками, такому рано или поздно суждено произойти. Он убедительно указывал, что, подвергнув людей подобному соблазну, мистер Брустер сам во всем виноват. Так или не так, но, безусловно, в этот критический момент своей жизни Кус Колбаски обрел в Buffet Froid все, что ему требовалось. Он уже поравнялся с сервантом, когда толстяк погладил свою собеседницу по щеке, и ухватить кусок голубичного торта было для него делом секунды. В следующий миг торт просвистел возле уха толстяка и взорвался о стену, как шрапнель.

Несомненно, существуют рестораны, где подобное событие не вызвало бы никакого обсуждения. Но гриль-бар «Космополиса» к ним не принадлежал. У всех посетителей нашлось, что сказать, однако единственно разумный отклик принадлежал мальчику в матросском костюмчике.

– Еще! – потребовал он с энтузиазмом.

Кус Колбаски не разочаровал его. Он взял вазу с фруктовым салатом и вывернул содержимое на лысину мистера Госсета. Счастливый детский смех огласил зал. Что бы там другие ни думали о происходящем, этот мальчик безоговорочно его одобрил и был готов дать соответствующие показания.

В эпических подвигах есть что-то завораживающее. Они парализуют все пять чувств. На мгновение наступила пауза. Мир замер в неподвижности. Мистер Брустер невнятно булькал. Мистер Госсет кое-как обтирался салфеткой. Кус Колбаски свирепо фыркнул.

Молодая женщина вскочила, потрясенно глядя на него.

– Джон! – вскричала она.

Даже в этот критический момент Кус Колбаски посмотрел вокруг с великим облегчением:

– Вот, значит, как меня зовут! И вовсе не Ланселот.

– Я думала, тебя убили.

– Да нет, – сказал Кус Колбаски.

Мистер Госсет, насколько можно было понять сквозь фруктовый салат, сказал, что очень об этом сожалеет. И тут вновь воцарился хаос. Все заговорили разом.

– Послушайте! – сказал Арчи. – Послушайте! Одну минутку!

В начале этого интересного эпизода Арчи оставался парализованным зрителем. Он был оглушен, но тут

 
Внезапно мысль снизошла, как пышно расцветшая роза,
Его зарумянив чело.
 

Когда он добрался до бурно жестикулирующей группы, то был уже хладнокровен и деловит. У него уже созрело конструктивное предложение.

– Послушайте! – сказал он. – У меня есть идея!

– Убирайся! – сказал мистер Брустер. – Только не хватает, чтобы еще ты вмешался. Арчи жестом принудил его замолчать.

– Оставьте нас, – сказал он, – мы желаем быть одни. У меня к мистеру Госсету небольшой деловой разговор. – Он обернулся к киномагнату, который мало-помалу возникал из фруктового салата наподобие дородной Венеры, встающей из морской пены. – Вы не могли бы уделить мне минутку вашего драгоценного времени?

– Я требую его ареста!

– Воздержитесь, малышок. Послушайте.

– Он сумасшедший! Швыряется тортами!

Арчи прицепился к его пуговице:

– Успокойтесь, малышок. Успокойтесь и поразмыслите.

Только теперь мистер Госсет, казалось, осознал, что досадная, как ему смутно казалось, помеха, на самом деле конкретный индивид.

– Кто вы такой, черт подери?

Арчи величаво выпрямился.

– Я представитель этого джентльмена, – ответил он, мановением руки указывая на Кус Колбаски. – Его милый старый личный представитель. Я действую в его интересах и от его имени предлагаю вам крайне выгодное дельце. Подумайте, дорогой старый стручок, – продолжал он проникновенно, – намерены ли вы упустить такую возможность? Шанс, выпадающий вам на долю раз в жизни. Черт побери, вам следует встать и обнять этого типчика. Прижать эту птичку к груди. Он швырял в вас кусками торта, так? Отлично. Вы киномагнат. Все ваше состояние опирается на типчиков, которые швыряются тортами. Вполне вероятно, что вы по всему миру разыскиваете типчиков, которые швыряются тортами. Однако когда такой типчик является к вам без всяких хлопот и забот с вашей стороны и демонстрирует прямо у вас на глазах, что ему как тортометателю нет равных, вы взбрыкиваете и говорите об аресте. Взвесьте! (У вас за левым ухом застряла половинка вишни.) Будьте разумны. Стоит ли допустить, чтобы ваши личные чувства помешали вам пополнить свою кассу? Заключите с этим типчиком контракт, да побыстрее, не то мы обратимся к кому-нибудь другому. Вы когда-либо видели, чтобы толстяк Фатти Арбакль швырял кондитерские изделия с такой небрежной уверенностью? Сравнится ли Чарли Чаплин с ним в быстроте и меткости? Абсолютно нет. Предупреждаю вас, старый друг, вы можете упустить крайне выгодное дельце.

Он умолк. Кус Колбаски просиял.

– Я всегда хотел сниматься в кино, – сказал он. – До войны я был актером. Только сейчас вспомнил.

Мистер Брустер открыл было рот, но Арчи жестом принудил его замолкнуть.

– Сколько раз мне надо повторять, чтобы вы не вмешивались? – спросил он сурово.

В процессе филиппики Арчи воинственность мистера Госсета несколько поугасла. Прежде всего человек дела, мистер Госсет не остался глух к выдвигавшимся доводам. Он смахнул с шеи ломтик апельсина и задумался.

– Откуда мне знать, фотогеничен ли этот тип? – сказал он наконец.

– Фотогеничен ли он! – вскричал Арчи. – Еще как фотогеничен! Да вы только поглядите на его лицо! Что скажете? Редкостный шрамчик! Обратите на него внимание. – Он виновато поглядел на Кус Колбаски. – Жутко извиняюсь, старый малыш, что задерживаюсь на этом, но дело есть дело, знаете ли. – Он обернулся к мистеру Госсету: – Вы когда-нибудь видели такое лицо? Нет и нет. И я как личный представитель этого джентльмена не могу допустить, чтобы оно пропадало втуне. Это же несметное богатство. Черт побери, даю вам на размышление две минуты, а если вы не перейдете сразу к делу, я тут же отправлюсь с моим клиентом к Мэку Сеннету и еще к кому-то там. Нам незачем просить роли. Мы рассматриваем предложения.

Наступило молчание. А затем вновь раздался звонкий голос мальчика в матросском костюмчике:

– Мамочка!

– Что, милый?

– Дядя со смешным лицом будет еще бросаться тортами?

– Нет, милый!

Дитя испустило вопль ярости и разочарования.

– Я хочу, чтобы смешной дядя бросал торты! Я хочу, чтобы смешной дядя бросал торты!

На лице мистера Госсета появилось почти благоговейное выражение. Он услышал глас Зрителя. Он уловил биение пульса Зрителя.

– Из уст младенцев и сосунков, – сказал он, снимая ломтик банана с правой брови. – Из уст младенцев и сосунков! Поехали ко мне в студию.

Глава 21
Подрастающий мальчик

Вестибюль отеля «Космополис» был любимым местом прогулок мистера Дэниела Брустера, его владельца. Ему нравилось бродить там, отеческим оком наблюдая за всем и вся в манере веселого содержателя постоялого двора (в дальнейшем именуемого «Мой гостеприимный хозяин») из старомодного романа о днях былых. Споткнувшись о мистера Брустера, клиенты, торопящиеся в ресторан, обычно принимали его за детектива при отеле – так пронзителен был его взгляд, а лицо несколько дышало суровостью. Тем не менее он в меру своих способностей был-таки веселым содержателем постоялого двора. Его присутствие в вестибюле обеспечивало «Космополису» тот оттенок душевности, которого лишены остальные отели Нью-Йорка. И уж во всяком случае, оно понуждало продавщицу в газетном киоске быть изысканно вежливой с покупателями, что можно только одобрить.

Большую часть времени мистер Брустер стоял на одном месте и просто выглядел внимательным и заботливым. Но время от времени он направлялся к мраморной плите, позади которой поместил портье, и проглядывал книгу регистрации, чтобы узнать, кому сданы номера, – ну, как ребенок исследует чулок в рождественское утро, выясняя, что именно принес ему Санта-Клаус.

Как правило, в завершение этой процедуры мистер Брустер метал книгу назад по мраморной плите и возвращался к своим раздумьям. Но как-то вечером недели две спустя после того, как Кус Колбаски все вспомнил, он в нарушение обычного распорядка почти подпрыгнул, побагровел и испустил восклицание, которое, безусловно, было порождением великой горести. Он стремительно повернулся и врезался в Арчи, который в обществе Люсиль пересекал вестибюль, так как они решили пообедать у себя.

Мистер Брустер отрывисто извинился, а затем, узнав свою жертву, словно бы пожалел о своих извинениях.

– А, это вы! Почему вы не смотрите, куда идете? – спросил он грозно, уже столько натерпевшись от своего зятя.

– Жутко сожалею, – дружески сказал Арчи. – Никак не думал, что вы отобьете чечетку спиной вперед мимо пятерки лунок.

– Не смей жучить Арчи, – строго сказала Люсиль, ухватив отца за прядь волос на затылке и дергая ее в наказание. – Ведь он ангел, и я его люблю, и ты должен тоже научиться его любить.

– Предлагаю уроки за умеренную плату, – прожурчал Арчи.

Мистер Брустер смерил своего юного свойственника хмурым взглядом.

— Что случилось, милый папочка? – спросила Люсиль. – Ты как будто расстроен.

– Я расстроен! – свирепо фыркнул мистер Брустер. – У некоторых людей хватает наглости… – Он грозно нахмурился на безобидного молодого человека в легком пальто, который едва успел войти в дверь, и молодой человек, хотя его совесть была чище стеклышка, а мистер Брустер был ему абсолютно не знаком, остановился как вкопанный, покраснел и вышел вон – пообедать где-нибудь еще. – У некоторых людей наглости побольше, чем у армейского мула!

– Но что, что случилось?

– Эти чертовы Макколлы сняли номер!

— Не может быть!

– Что-то не усекаю, – сказал Арчи, втираясь в разговор. – Выше моего понимания и все прочее! Что еще за Макколлы?

– Люди, очень неприятные папе, – сказала Люсиль. – И они остановились именно в его отеле. Но, милый папочка, не надо принимать так близко к сердцу. Это ведь, по сути, комплимент. Они явились сюда, потому что знают – в Нью-Йорке нет отеля лучше.

– Абсолютно, – сказал Арчи. – Все удобства для человека и скота его. Все причиндалы домашнего уюта! Взгляните на светлую сторону, старый стручок. Ни малейших причин огорчаться. Выше нос, старый товарищ!

– Не называйте меня старым товарищем!

– Э, а? О! Ладненько!

Люсиль вывела мужа из опасной зоны, и они вошли в лифт.

– Бедный папочка! – сказала она. – Такая жалость! Они ведь остановились тут, конечно же, назло ему. У этого Макколла участок граничит с тем, который папочка купил в Уэстчестере, и он судится с папочкой из-за какой-то части земли, якобы принадлежащей ему. У него бы могло достать такта поселиться в каком-нибудь другом отеле. Но я уверена, что сам он, бедненький, тут ни при чем. Он полностью подчиняется своей жене.

– Как мы все, – сказал Арчи, женатый мужчина.

Люсиль одарила его нежным взглядом.

– Беда в том, золото мое, что не у всех мужей жены такие удачные, как я, ты согласен?

– Когда я думаю о тебе, – сказал Арчи пылко, – я начинаю захлебываться, ну, просто захлебываться!

– Ах да! Я же рассказывала тебе про Макколлов. Мистер Макколл принадлежит к плюгавеньким кротким мужчинам, а его жена – к крупным тиранствующим женщинам. Это она затеяла ссору с отцом. Папа и мистер Макколл очень хорошо ладили, пока она не заставила мужа вчинить папе иск. И я уверена, она принудила его снять номер здесь, только чтобы досадить папе. Однако они, уж конечно, выбрали самый дорогой люкс, а это все-таки кое-что.

Арчи отошел к телефону. Он испытывал ощущение блаженного мира и покоя. Из всех составляющих нью-йоркской жизни больше всего ему нравились уютные обеды тет-а-тет с Люсиль у них в номере – радость, выпадавшая на его долю не так уж часто, потому что Люсиль пользовалась в их кругах большой популярностью, имела множество подруг и от приглашений не было отбоя.

– Касательно вопроса о жратве и пойле, – сказал он. – Я вызвоню официанта.

– Ах Господи!

– Что случилось?

– Я только сейчас вспомнила, что дала слово навестить сегодня Джейн Мерченсон и начисто забыла. Мне надо бежать.

– Но, свет души моей, мы же как раз собирались перекусить. Навести ее после обеда.

– Не могу. Она сегодня идет в театр.

– Так разок натяни ей нос в милом старом духе и заскочи туда завтра.

– Завтра с утра она уплывает в Англию. Нет, я должна побывать у нее сегодня. Такая жалость! Она, конечно, уговорит меня остаться пообедать. Знаешь что – закажи что-нибудь и для меня, а если я не вернусь через полчаса, начинай сам.

– Джейн Мерченсон, – сказал Арчи, – чертов гвоздь в ботинке.

– Да, но я с ней знакома с восьми лет.

– Если бы ее родители были приличными людьми, – сказал Арчи, – они бы утопили ее задолго до того.

Он снял трубку и уныло попросил соединить его с бюро обслуживания, а затем предался зловещим мыслям о настырной Джейн, которую смутно помнил как особу женского пола с избытком зубов. Он было подумал, не спуститься ли в гриль-бар в чаянии наткнуться на какого-нибудь доброго знакомого, но официант был уже вызван, и Арчи решил остаться на месте.

Официант явился, принял заказ и удалился. Арчи как раз завершил свой туалет после принятия душа, когда музыкальный перезвон снаружи возвестил о прибытии трапезы. Он открыл дверь. За ней оказался официант со столиком, тесно уставленным блюдами под крышками, распространявшими такое аппетитное благоухание, что отчаявшаяся душа Арчи заметно взбодрилась.

Вдруг он заметил, что наслаждается ароматами отнюдь не в грустном одиночестве. Рядом с официантом, тоскливо взирая на интригующие крышки, стоял долговязый исхудалый отрок лет шестнадцати. Один из тех подростков, которые словно бы состоят только из ног и костяшек пальцев. В дополнение имелись светло-рыжие волосы и пшеничные ресницы, а глаза, когда он оторвал их от созерцания крышек и поднял на Арчи, светились неутолимым голодом. Точь-в-точь борзой щенок, полуподросший, полузаморенный постоянным недоеданием.

– Пахнет что надо! – сказал долговязый отрок и сделал глубокий вдох. – Да, сэр, – продолжал он, как человек, пришедший к окончательному выводу, – пахнет что надо!

Арчи не успел ответить, потому что зазвонил телефон, и Люсиль подтвердила исполнение своего пророчества: чума Джейн настояла, чтобы они пообедали вместе.

– Джейн, – сказал Арчи в трубку, – жбан яда. Официант как раз сервирует обильный банкет, и я буду вынужден съесть его за двоих.

Он повесил трубку, обернулся и встретил взор белесых глаз долговязого отрока, который прислонялся к косяку.

– Вы кого-то ждали к обеду? – спросил отрок.

– Ну да, старый друг, ждал.

– Хотелось бы…

– Что?

– Да ничего.

Официант удалился. Долговязый отрок уперся в косяк еще крепче и вернулся к своей исходной теме:

– Да уж, пахнет что надо! – Несколько секунд он упивался ароматами. – Да, сэр, хоть под присягой покажу, ну, просто что надо!

Арчи не отличался быстротой мысли, но к этому моменту у него уже складывалось четкое впечатление, что этот малыш, если его пригласить, презрит этикет и снизойдет разделить с ним трапезу. Затем Арчи пришел к категорическому выводу, что, не получив приглашения в ближайшем же будущем, отрок обойдется и без приглашения.

– Да, – согласился он, – пахнет вполне прилично.

– Пахнет что надо! – сказал отрок. – И еще как! Хоть разбудите меня посреди ночи и спросите, ничего другого не услышите!

– Poulet en casserole[8]8
  Тушеная курица (фр.).


[Закрыть], – сказал Арчи.

– Ух ты! – сказал отрок благоговейно.

Наступила пауза. Ситуация складывалась не из легких. Арчи хотелось приступить к еде, но, казалось ему, либо он должен будет утолять голод под пронзительным взглядом своего нового друга, либо изгнать его силой. Отрок, видимо, не собирался сдать свою позицию у косяка.

– Вы, полагаю, уже обедали, а? – сказал Арчи.

– Я никогда не обедаю!

– Что-о?

– То есть по-настоящему. Ничего, кроме овощей, орехов и другой дряни.

– Соблюдаете диету?

– Мамаша соблюдает.

– Я что-то не вполне улавливаю, старый стручок, – сказал Арчи.

Отрок закрыл глаза и потянул носом, потому что вновь его обволокла волна благоухания, источаемого poulet en casserole. Казалось, он старался перехватить его побольше, прежде чем оно рассеется за дверью.

– Мамаша реформирует питание, – пояснил он. – Читает об этом лекции. Заставляет папашу и меня жить на овощах, орехах и другой дряни.

Арчи был потрясен, словно выслушал повесть, доносящуюся из адской бездны.

– Мой милый старый малышок, вы же должны испытывать невыносимые муки, чудовищные спазмы! – Он долее не колебался. Этого требовала простая гуманность. – Не согласитесь ли перекусить со мной сейчас?

– Соглашусь? – Отрок улыбнулся изнуренной улыбкой. – Соглашусь? Остановите меня посреди улицы и спросите!

– Ну, так приступим, – сказал Арчи, справедливо заключив, что эта витиеватая фраза выражала вежливое согласие. – И закройте дверь. Упитанный телец, того и гляди, остынет.

Круг близких знакомых Арчи включал не так уж много отцов семейств, а потому он давным-давно не видел подрастающих мальчиков за обеденным столом и успел забыть, на что способны шестнадцать лет, вооруженные ножом и вилкой, когда они кладут локти на упомянутый стол, переводят дух и приступают к делу.

И зрелище, свидетелем которого он стал, поначалу внушило ему некоторый страх. Вкушение пищи долговязый отрок сводил к заглатыванию ее единым духом и накладыванию добавки. Он ел, как изголодавшийся эскимос. У Арчи в те дни, когда он в окопах обеспечивал пролетариям всех стран мир, в котором они могли бы бастовать, иногда немножко подводило живот, но он был ошеломлен и заворожен такой величественной голодухой. Вот это был истинный процесс поглощения продуктов питания.

Застольная беседа не завязывалась. Подрастающий мальчик, видимо, предпочитал приберегать свой рот для более практических нужд. И только когда последняя булочка была поглощена до последней крошки, гость счел возможным усладить беседой своего хлебосольного хозяина. Он откинулся на спинку со вздохом глубокого удовлетворения.

– Мамаша, – сказал этот удав в человеческом облике, – говорит, что каждый кусочек надо прожевывать тридцать три раза, прежде чем глотать… Да, сэр! Тридцать три раза! – Он снова испустил вздох насыщения. – В жизни так не ел!

– Все, значит, было в норме, а?

– В норме! В норме! Звякните мне по телефону и спросите! Да, сэр! Мамаша подкупила проклятых официашек не подавать мне ничего, кроме овощей, орехов и другой дряни, черт бы их побрал!

– Ваша матушка вроде бы имеет твердые принципы по части того, чем набивать милую старую торбу, а!

– Да уж! Папаше это поперек горла не меньше, чем мне, но он боится взбрыкнуть. Мамаша говорит, что овощи содержат все протеины, которые требуются. Мамаша говорит, что от мяса кровяное давление идет вразнос. А как по-вашему?

– Мое как будто тип-топ и более.

– Язык у нее хорошо подвешен, – признал отрок. – Она сегодня читает где-то лекцию о Рациональном Питании каким-то идиотам. Мне надо пробраться к нам в номер, пока она не вернулась. – Отрок с трудом вылез из-за стола. – А под салфеткой там не кусок булочки? – спохватился он.

Арчи приподнял салфетку.

– Нет. Ничего даже отдаленно похожего.

– Ну что же! – сказал отрок, покоряясь судьбе. – Так я пошел. Большое спасибо за обед.

– Не стоит благодарности, старый волчок. Заглядывайте, если вас занесет в здешние места.

Долговязый отрок удалялся медленно и с величайшей неохотой. В дверях он остановился и обратил на стол вожделеющий взгляд.

– Вот это обед, – сказал он. – Очень даже неплохой обедик!

Арчи закурил сигарету. Он ощущал себя бойскаутом, совершившим свой положенный ежедневный Хороший Поступок.

На следующее утро случилось так, что Арчи понадобилось пополнить запас табака. В подобных случаях он имел обыкновение направлять свои стопы в лавочку на Шестой авеню, обнаруженную им во время любознательных странствований по великому городу. Его отношения с Джонатаном Блейком, владельцем, были более чем приятельскими. Открытие, что мистер Блейк прибыл из Англии, где всего несколько лет назад содержал такое же заведение по соседству с клубом Арчи, связало их прочными узами.

На этот раз Арчи застал мистера Блейка в глубоком унынии. Был он дороден, краснолиц и смахивал на английского трактирщика, любителя пари, из тех, что облачаются в легкие светло-коричневые пальто и едут на скачки в своих двуколках. Обычно мистера Блейка, казалось, ничего не тревожило, кроме капризов погоды, о которых он рассуждал красноречиво и со вкусом. Но на этот раз им владела безысходная мрачность. После отрывистого меланхоличного «С добрым утром» он молча вернулся к взвешиванию порций табака.

Доброжелательное сердце Арчи взволновалось.

– В чем дело, малышок? – осведомился он. – Такое ясное утро, а вы как будто не очень в своей тарелке, а? Да? Нет? Видно невооруженным глазом.

Мистер Блейк страдальчески пробурчал:

– Меня здорово подставили, мистер Моффам.

– Поведайте мне все, друг моей юности.

Мистер Блейк большим пальцем указал через плечо на афишу, украшавшую стену позади прилавка. Арчи заметил ее, едва вошел, так как она по своему замыслу приковывала взгляды. Большие черные буквы на желтом фоне гласили:

«КЛЕВЕРНЫЙ ЛИСТ»,

КЛУБ ОБЩЕНИЯ И ПРОГУЛОК,

ОБЪЯВЛЯЕТ

ЧЕМПИОНАТ ВЕСТ-САЙДА

ПО СЪЕДАНИЮ ПИРОЖКОВ.

СПАЙК О’ДЭД

(чемпион)

против

ИКСА,

ВЫСТАВЛЕННОГО БЛЕЙКОМ.

ПРИЗ 50 ДОЛЛАРОВ

И ПРОЦЕНТ ОТ ТОТАЛИЗАТОРА

Арчи внимательно изучил этот документ, но ничего не извлек из него, кроме того, что его друг не просто выглядел, но и был любителем пари. И выразил сочувственную надежду, что его Икс вернется в гнездо с червячком в клюве.

Мистер Блейк засмеялся пресловутым глухим невеселым смехом.

– Никакого проклятущего Икса нет, – сказал он с горечью. Страдания его, несомненно, были тяжкими. – Вчера был, а сегодня тю-тю.

Арчи вздохнул.

– В расцвете лет… дал дуба? – осведомился он тактично.

– Все равно что, – ответил сокрушенный владелец лавочки. Он отбросил искусственную сдержанность и дал волю красноречию. Арчи принадлежал к тем участливым слушателям, с которыми даже совершенно незнакомые люди охотно делятся самыми личными бедами. Для пребывающих в борении духа он был как валерианка для кошек. – Такая незадача, сэр! Такая чертова незадача! С чемпионатом у меня все было налажено, комар носа не подточит, и вдруг молокосос неумытый взял да и подставил меня. Этот парень – он мне вроде родственник, из Лондона приехал, как вы и я, – с первого дня тут показывал небывалую сноровку, когда уминал жратву. На старой родине в последние годы он порядком изголодался – рационирование продуктов и прочее – и тут прикипел к еде просто на удивление. Я бы поставил на него против самого проклятущего страуса! Страуса! Да я поставил бы на него против полдесятка страусов – по очереди на арене в один вечер – и предложил бы им фору! Он был жемчужиной, этот парень. Я видел, как он умял четыре фунта ростбифа с картошкой, а потом посмотрел вокруг, эдак по-волчьи, будто спрашивал: а когда же обед? Вот какой он был боец до самого до нынешнего утра. Он бы этого О’Дэда переглотал, и глазом не моргнув, будто разминка перед настоящей едой! Я поставил на него пару сотен и радовался. И вот теперь…