Текст книги "Псмит в Сити"

25. У телефона

Если внимательно рассмотреть поступок, который кажется следствием внезапного порыва, то обычно выясняется, что он лишь заключение длинной череды событий. Само по себе заключительное событие не могло бы воздействовать подобным образом. Но после того, как путь ему был вымощен, оно обретает судьбоносность. Хулиган, наносящий удар по шлему полицейского, выглядит жертвой внезапного порыва. На самом же деле шлемобитие – плод недель ежедневных встреч с констеблем, во время каждой из которых неприязнь к его шлему и идея сокрушения этого шлема понемногу увеличивались, пока в финале не превратились в поступок.

Вот что происходило с Майком. День за днем на протяжении лета, пока Сити становилось все более раскаленным и душным, ненависть к банку все более заполняла его сознание. И требовалось лишь относительно умеренное искушение, чтобы он восстал и принял последствия.

Псмит замечал его накаленность и пытался ее охлаждать.

– Не все в порядке, – сказал он, – с товарищем Джексоном, Солнечным Светом Домашнего Очага. Я замечаю некоторую проваленность щек. Персиковый оттенок в цвете вашего лица более не достигает идеала. Ваш взгляд дик, ваш веселый смех более не оглашает банк, не понуждает нервных клиентов подскакивать с испуганными восклицаниями. Вы держитесь как человек, чей единственный друг на земле – рыжий пес, и кто лишился своего пса. В чем причина, товарищ Джексон?

Они беседовали в квартире в Клементс-Инн. Вечер был жарким. В открытые окна слабо проникал рев Стрэнда. Майк подошел к окну и выглянул наружу.

– Меня тошнит от всей этой лабуды, – сказал он коротко.

Псмит бросил на него вопросительный взгляд, но ничего не сказал. Раздражение Майка причиняло ему много неудобств, которые он сносил в терпеливом молчании, уповая на лучшие времена. Из-за очевидной взбудораженности Майка, его отвращения ко всему и вся искать развлечений по вечерам теперь оказывалось затруднительным. Майк пытался бодриться, как мог, но был не в состоянии избавиться от ощущения, что он заперт в клетке, ощущения, питавшего его раздраженность.

– Какая лабуда все это, – сказал Майк, вновь садясь. – Ну, какой в этом толк? Потеешь весь день за конторкой, день изо дня за примерно два пенса в год. А когда дотянешь до восьмидесяти пяти, тебя отправляют на свалку. Это не жизнь, а чертово прозябание.

– Ты, случаем, не жаждешь стать пиратом и брать на абордаж испанские галеоны или чего-нибудь еще такого, а? – осведомился Псмит.

– И вся эта лабуда об отправлении на Восток, – продолжал Майк. – Чего хорошего в том, чтобы отправиться на Восток?

– Из беззаботных разговоров в конторе я установил, что, отправляясь на Восток, становишься важной персоной, – сказал Псмит. – Десяток туземных клерков под твоим началом взирают на тебя снизу вверх, как на Последнее Слово в великолепии, а под конец женишься на дочке губернатора.

– А под конец схватываешь какую-нибудь гнусную лихорадку и пинком вышвыриваешься из банка.

– Вы смотрите на мрачную сторону, товарищ Джексон. Я же будто вижу, как вы восседаете в кресле, преданные кули машут над вами опахалами, и вы говорите какому-нибудь восточному владыке, что можете уделить ему пять минут. Насколько я понимаю, служба в банке на Дальнем Востоке одна из самых блаженных синекур в мире. Миллионы туземцев ловят малейшее ваше слово. Полные энтузиазма раджи отводят вас в сторону и втискивают вам в руку драгоценные камни в знак уважения и почтения. Когда вы проезжаете мимо на спине слона кто-то ударяет в гремящий медный гонг! Банкир Бхонг! Неужто такая перспектива не находит хоть какого-то отклика в вашем щедром юном сердце? Мне дали понять…

– Я готов бросить все это и стать профессионалом. По рождению у меня есть право играть за Суррей. И это все, на что я более или менее гожусь.

Тон Псмита стал отеческим.

– С тобой все в порядке, – сказал он. – Усталость у тебя от жары. Тебе требуется перемена обстановки. В субботу мы рука об руку сиганем на какой-нибудь приморский курорт. Ты будешь строить замки из песка на пляже, пока я буду лежать на том же песке и читать газету. Вечером послушаем оркестр или прогуляемся по эспланаде, не столько ради самих себя, сколько ради приятного сюрприза туземцам. Возможно, если погода сохранится теплой, мы даже сможем погрести. Весьма бодрящее времяпрепровождение, как меня уверяли, и крайне укрепляющее лодыжки. А утром в понедельник мы вновь вернемся к нашим трудам, вернемся побронзовевшие и пышущие здоровьем.

– Я пошел спать, – сказал Майк, вставая.

Псмит последил, как он уныло вышел из комнаты, и печально покачал головой. С его доверенным секретарем и советником далеко не все было в порядке.

Следующий день, четверг, отнюдь не нашел Майка смирившимся с перспективой с десяти до пяти часов пребывания в обществе мистера Грегори и гроссбухов. За завтраком он молчал, и Псмит, заметив, что положение вещей по-прежнему остается скверным, воздержался от беседы. Майк прислонил «Спортсмена» к кувшину с горячей водой и читал крикетные новости. Команда его графства с капитаном, братом Джо, как он уже знал из вечерней газеты, побила Сассекс в пяти периодах в Брайтоне. Сегодня им предстояло играть с Миддлсексом на поле «Лорда». Майк решил, что он попробует освободиться пораньше и отправится посмотреть заключительную часть матча первого дня.

Волей судеб освободился он много раньше и увидел куда более значительную часть матча первого дня, чем предполагал.

Он как раз завершил предварительные этапы утренней работы, сводившиеся в основном к мытью рук, переодеванию и сгрызанию деревянной части ручки, когда к нему приблизился Уильям, рассыльный.

– Вас к телефону, мистер Джексон.

В отличие от большинства лондонских банков Новый Азиатский банк имел телефон. Факт, который Псмит всемерно одобрял, заказывая места в театрах. Майк направился в будку и взял трубку.

– Алло! – сказал он.

– Кто это? – произнес взволнованный голос. – Это ты, Майк? Я Джо.

– Привет, Джо, – сказал Майк. – Что случилось? Я приду посмотреть вас нынче вечером. Попробую освободиться пораньше.

– Послушай, Майк, ты сейчас очень занят в банке?

– В эту минуту – нет. До одиннадцати вообще редко что бывает.

– Я про то, занят ли ты сегодня? Ты не мог бы освободиться и сыграть с нами против Миддлсекса?

Майк чуть не выронил трубку.

– Что-о? – вскрикнул он.

– Произошла чертовская накладка. Нам не хватает одного игрока. И ты наша единственная надежда. За оставшееся время найти другую замену мы никак не можем. Начинаем через полчаса. Ты сможешь сыграть?

На протяжении, пожалуй, одной минуты Майк раздумывал.

– Ну? – раздался голос Джо.

Внезапное видение поля «Лорда», такого зеленого и прохладного возобладало над решимостью Майка терпеть, и без того подточенной чредой дней нарастающего бунтарства. Его захлестнула уверенность, что, чем бы это ни обернулось потом, наслаждение от матча в идеальную погоду на идеальном поле стоит любых последствий. Какое значение имеет то, что произойдет потом!

– Ладно, Джо, – сказал он. – Прыгаю в такси сейчас же и заеду за своими вещами.

– Молодец! – сказал Джо с превеликим облегчением.

26. Сообщение новости

Выскочив из телефонной будки, Майк чуть не врезался в Псмита, который задумчиво направлялся к телефону с намерением позвонить в кассу Хеймаркетского театра.

– Извините, – сказал Майк. – Привет, Смит.

– Огромный, – сказал Псмит учтиво. – Я в восторге, товарищ Джексон, узрев, что к своим коммерческим обязанностям вы относитесь с рвением юной бомбы. Каким образом, постоянно осведомляются у меня люди, товарищу Джексону удается привлекать взор своего нанимателя и завоевывать дружескую улыбку главы своего отдела? В своем ответе я указываю, что товарищ Джексон бежит, когда другие ходят. Ноги товарища Джексона не уступят высоко тренированным ногам мустанга прерий, он не прохлаждается, он возвращается в свой отдел, омытый испариной, в рекордное время он…

– Послушай, Смит, – сказал Майк, – окажи мне услугу.

– Хоть тысячу. Валяй!

– Просто загляни в Долгосрочные Депозиты и скажи старику Грегори, что меня сегодня там не будет, хорошо? У меня самого нет времени. Мне надо мчаться.

Псмит вставил монокль в глаз и тщательно оглядел Майка.

– Что, собственно… – начал он.

– Скажи старому ослу, что я ускакал.

– Так-так, так-так, – прожурчал Псмит, как человек соглашающийся на совершенно разумное предложение. – Сказать ему, что ты смылся. Будет исполнено. Но в пределах вероятности, что товарищ Грегори пожелает узнать подробности. Не можешь ли ты дать мне какое-либо представление о том, почему ты смылся?

– Мне только что позвонил мой брат Джо с «Лорда». Команда графства играет с Миддлсексом, а у них не хватает игрока. Он хочет, чтобы я туда приехал.

Псмит скорбно покачал головой.

– Я ни в коем случае не хочу вмешиваться, – сказал он, – но, полагаю, ты отдаешь себе отчет, что, поступая так, ты до какой-то степени подрываешь свои шансы стать управляющим банка? Если ты умчишься сейчас, я на твоем месте не стал бы особенно носиться с планом женитьбы на дочери губернатора, который я набросал тебе вчера вечером. Сомневаюсь, что умчание поможет тебе взять великолепный Восток за глотку и все такое прочее.

– К черту великолепный Восток!

– Да ради Бога, – любезно согласился Псмит. – Я просто упомянул его между прочим. Под вечер я приду взглянуть на поле. Я пошлю тебе мою визитную карточку, уповая на твое благожелательное сотрудничество, чтобы я мог войти в павильон на своих ногах. Мой отец сегодня приезжает в Лондон. Я захвачу его с собой.

– Ладненько. Черт дери, уже без двадцати. Покедова. Увидимся на стадионе.

Псмит смотрел вслед его удаляющейся фигуре, пока она не исчезла во вращающейся двери, и пожал плечами, словно смиряясь с неизбежным и снимая с себя всякую ответственность.

– Ушел без шляпы, – пробормотал он. – Сдается мне, что это практический случай крикетного амока. А теперь надо сообщить товарищу Грегори новость о его невосполнимой утрате.

Он оставил свое намерение позвонить в Хейнмаркетский театр и, отойдя от телефонной будки, задумчиво направил свои стопы по проходу к Отделу Долгосрочных Депозитов, где за стеклянным барьером виднелась макушка мистера Грегори, склоненного над своей работой.

Псмит положил локти на верх барьера и, зажав голову в ладонях, несколько минут обозревал усердного труженика, а затем испустил глухой стон.

Мистер Грегори, который подчеркивал строку в гроссбухе, – работа в Долгосрочных Депозитах сводится главным образом к подчеркиванию строк в гроссбухах, иногда черными чернилами, иногда красными, – вздрогнул, будто его ужалили, превратив подчеркиваемую строку неизвестно во что. Он поднял яростное бородатое лицо и встретил глаз Псмита, сиявший состраданием.

Мистер Грегори тут же нашел нужные слова:

– Какого дьявола вы торчите тут, мыча, как такая-сякая корова? – осведомился он.

– Я стонал, – объяснил Псмит с тихим достоинством. – А почему я стонал? – продолжил он. – Потому что черная тень пала на Отдел Долгосрочных Депозитов. Товарищ Джексон, гордость конторы, испарился.

Мистер Грегори вскочил.

– Не знаю, прах побери, кто вы… – начал он.

– Я Псмит, – сказал Старый Итонец.

– А, так вы Смит, так?

– С предваряющим «П», которое, однако, не произносится.

– И что это за чертова чушь про Джексона?

– Он испарился. Испарился, как росинка с лепестка розы.

– Испарился! И куда же он испарился?

– В направлении «Лорда».

– Какого еще лорда?

Псмит учтиво взмахнул рукой.

– Вы меня не поняли. Товарищ Джексон не отправился общаться с кем-либо из членов нашей веселой и легкомысленной аристократии. Он отправился на крикетное поле «Лорда».

Борода мистера Грегори вздыбилась даже больше обычного.

– Что-о! – взревел он. – Отправился смотреть крикетный матч! Отправился…

– Не смотреть. Играть. Неотложный вызов, как незачем упоминать. Ничто, кроме срочного вызова, не могло бы оторвать его от, конечно же, чарующего общения с вами.

Мистер Грегори прожег его свирепым взглядом.

– С меня довольно вашей наглости, – сказал он.

Псмит кивнул.

– У нас у всех есть эти необъяснимые симпатии и антипатии, – сказал он терпеливо. – Вам не нравится моя наглость. Ну-ну, некоторым она и правда не по нраву. А теперь, доставив скорбную весть, я возвращусь в мой собственный отдел.

– Минуточку! Вы пойдете со мной и расскажете вашу сказочку мистеру Бикерсдайку.

– Вы полагаете, она его заинтересует, позабавит? Быть может, вы правы. Ну, так пойдем схватить товарища Бикерсдайка за лацканы.

Мистер Бикерсдайк оказался свободен. Глава Отдела Долгосрочных Депозитов протопал в его кабинет. Псмит последовал за ним более неторопливой походкой.

– Позвольте мне, – сказал он с обаятельной улыбкой, едва мистер Грегори открыл рот, чтобы заговорить, – воспользоваться этим случаем, чтобы поздравить вас с вашим успехом на выборах. Победа-минимум, но вполне заслуженная.

В манере управляющего не было и тени сердечности.

– Что вам нужно? – сказал он.

– Лично мне – ничего, – ответил Псмит. – Но, насколько я понял, мистер Грегори имеет что-то сообщить вам.

– Расскажите мистеру Бикерсдейку эту свою историю, – потребовал мистер Грегори.

– Право же, – сказал Псмит с упреком, – сейчас не время для анекдотов. Мистер Бикерсдайк занят. Он…

– Скажите ему, что вы сказали мне про Джексона.

Мистер Бикерсдайк вопросительно посмотрел на их.

– Джексон, – сказал Псмит, – был вынужден отлучиться сегодня со службы по неотложному вызову своего брата, который, насколько я понял, понес тяжкую потерю.

– Это ложь! – взревел мистер Грегори. – Вы сами мне сказали, что он отправился участвовать в крикетном матче.

– Справедливо. Как я сказал, он получил неотложный вызов от своего брата.

– Так причем тут тяжелая потеря?

– Команде не хватало одного игрока. И его брат был поэтому крайне удручен. Что оставалось товарищу Джексону? Мог ли он отказаться помочь брату, когда это было в его власти? Великодушие его натуры вошло в присловье. У него был только один выбор. Он согласился сыграть.

Мистер Бикерсдайк заговорил:

– Должен ли я понять, – спросил он со зловещим спокойствием, – что мистер Джексон бросил свою работу и отправился участвовать в крикетном матче?

– По-видимому, произошло нечто в этом роде, – сказал Псмит. – Он, разумеется, знал, – добавил он с изящным поклоном в сторону мистера Грегори, – что оставляет свою работу в компетентнейших руках.

– Благодарю вас, – сказал мистер Бикерсдайк, – этого достаточно. Вы пока будете помогать мистеру Грегори в его отделе, мистер Смит. Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь подменил вас в вашем собственном отделе.

– Это будет редким удовольствием, – прожурчал Псмит.

– Объясните мистеру Смиту, что он должен делать, мистер Грегори, – сказал управляющий.

Они покинули кабинет.

– Как неисповедимы, товарищ Грегори, пути Судьбы! – задумчиво произнес Псмит, когда они вышли. – Минуту назад ваша жизнь зияла пустотой. Товарищ Джексон, этот принц Долгосрочных Депозитов испарился. Кем, спрашивали вы себя в отчаянии, может он быть замещен? Затем тучи разошлись, и вновь засияло солнце. Помочь вам явился я. То, что теряете на качелях, возмещаете на карусели. Теперь покажите мне, что я должен делать, и зададим жару этому отделу. Вы вытянули выигрышный билет, товарищ Грегори.

27. На поле «Лорда»

Майк добрался до «Лорда», когда судьи вышли на поле. Он помчался в обход к павильону. Джо встретил его на ступеньках.

– Все в порядке, – сказал он. – Можно не торопиться. Мы выиграли розыгрыш. Ты будешь играть в четвертом периоде.

– Ладненько, – сказал Майк. – Рад, что пока еще нам не придется принимать.

– Нам сегодня вообще принимать не придется, разве что проморгаем калитку.

– Ну, а поле?

– Как биллиардный стол. Хорошо, что ты смог приехать. Трудно было выбраться?

Джо Джексон не имел ни малейшего представления о работе банков. Сам он с того момента, когда расстался с Оксфордом, ни разу не сталкивался с помехами, которые помешали бы ему играть в первоклассных крикетных командах. Он был агентом баронета, любителя спорта с упором на крикет графства, а потому никаких препятствий, чтобы играть в команде графства у него не только не было, но, наоборот, его наниматель дал понять, что это – главная его обязанность. Ему и в голову не пришло, что банк Майка может оказаться не столь уж снисходительным к его отлучке. Когда он звонил Майку утром, то опасался лишь того, что именно этот день выдался в Новом Азиатском банке особенно напряженным. Если же там царило относительное затишье, он полагал само собой разумеющимся, что Майк просто попросит у управляющего разрешения сыграть в матче и получит его в сиянии доброжелательной улыбки.

Майк на его вопрос не ответил, а задал собственный:

– Как это вы оказались без игрока?

– Чертовское невезение. Дело в том, что после сассекского матча мы изменили состав команды, чтобы включить в нее Балларда, Кийну и Уиллиса. Выбраться в Брайтон они не смогли из-за университетского матча, но во второй половине недели у них ничего не было, и они обещали подъехать.

Баллард, Кийна и Уиллис были членами кембриджской команды, очень талантливые игроки, в большом спросе у команды графства, только бы им удалось выбраться, чтобы сыграть за нее.

– Ну и? – сказал Майк.

– Ну, мы все приехали на поезде из Брайтона вчера поздно вечером. Но эти трое ослов решили приехать на моторе из Кембриджа нынче рано утром, чтобы поспеть вовремя к началу. И что произошло? Да Уиллис, воображающий себя шофером, садится за руль и, естественно, чертов растяпа, разбивает всмятку драндулет перед самым Сент-Олбенсом. А я узнаю про это в половине одиннадцатого на поле, где меня поджидает телеграмма, что они все трое пострадали и играть никак не смогут. Сам понимаешь, каково узнать такое за полчаса до матча. Уиллис, вроде, вывихнул лодыжку, Кийна повредил кисть, а Баллард сломал ключицу. Не думаю, что они смогут играть в университетском матче. Кембриджу здорово не повезло. Ну, к счастью, у нас в Брайтоне имелись двое запасных, и они приехали с командой в Лондон на случай, если вдруг понадобятся. Так что с ними нам не хватало только одного игрока. И тут я вспомнил про тебя. Вот как это вышло.

– Понятно, – сказал Майк. – А кто эти двое?

– Дэвис и Брокли. Оба боулеры. Это здорово ослабляет наши подачи. Баллард или Уиллис в этом периоде могли бы набрать кучу перебежек. Тем не менее, у нас есть некоторый запас на подачах. Думается, мы справимся, если будем осторожны. Ты ведь в этом сезоне смог потренироваться?

– В некотором роде. За сеткой и так далее. Хотя ни единого стоящего матча.

– Черт дери, хотя бы одну-две игры стоящего крикета! Ну да тренировки за сеткой все-таки лучше, чем ничего. Надеюсь, ты будешь в форме. Но, если все пойдет не так, от тебя может потребоваться очень долгая подача. Эти ребята, слава Богу, кажется, держатся хорошо, – добавил он, глядя в окно на первую пару графства, Уоррингтона и Миллса, двух профессионалов, которые за десять минут игры набрали двадцать очков.

– Я лучше пойду переоденусь, – сказал Майк, беря свою сумку. – Ты ведь, наверное, в первом периоде?

– Да. А Реджи во втором.

Реджи был еще одним из братьев Майка, далеко не такой прекрасный крикетист, как Джо, однако надежный бэтсмен, и обычно, если его не выбивали, отличался в перебежках.

Майк переоделся и вышел на балкончик вверху павильона. И оказался в полном одиночестве. На раннем этапе игры в павильоне бывало мало зрителей. Трудно отыскать более уютное место для раздумий, чем верхние балкончики павильона «Лорда». Майк, следя за неторопливым развитием игры на поле, взялся за оценку ситуации во всех ее аспектах. Опьянение свободы убывало, и он мог уже трезво взглянуть на свой побег из банка и взвесить последствия. Без сомнения, он обрубил канаты раз и навсегда. Даже дружески расположенное начальство вряд ли посмотрело бы на его поведение сквозь пальцы. Начальство же Нового Азиатского банка меньше всего подходило под определение дружески расположенного. Мистер Бикерсдайк, конечно, не упустит возможности избавиться от него. Он понимал, что его карьере в банке пришел конец. Она осталась в прошлом, и ему теперь надо думать о будущем.

Момент был не для полумер. Домой он вернуться не может. Раз начав, он должен продолжать и отыскать что-то конкретное, чтобы самому себя содержать.

Выход у него был как будто один. На что он способен, спросил Майк себя. Он способен играть в крикет. И жить ему придется игрой в крикет. Стать профессионалом. Возьмет ли его какая-нибудь команда? Вот в чем вопрос. Место его проживания исключало шанс попасть в команду собственного графства. Он не может играть как профессионал в той же команде, в какой его братья играют как любители. Он должен пойти с рискованной карты, поставить на то, что родился он в Суррее.

С другой стороны, есть ли у него рекомендации, требующиеся для Суррея? Да, его школьная репутация. Но достаточно ли ее? Он почувствовал, что ее может оказаться мало.

Никогда еще за всю свою жизнь он ни над чем не размышлял так напряженно и сейчас ясно увидел, что все зависит от того, как он покажет себя в матче вот сейчас на этом поле. Это его решающий шанс. Если он блеснет, все будет хорошо. Ему не хотелось думать о положении, в котором он окажется, если не блеснет. Дальний сигнал и аплодисменты прервали его мысли. Миллс выбыл, пойманный у калитки. На табло появился общий счет, равный сорока восьми. Не сенсация. Успех команды во многом зависел от зачина профессионалов.

Снова раздались аплодисменты. Со ступенек павильона спустился Джо, играющий в команде страны, любимец публики.

Майк следил, как он начал в своем сильном, но изящном стиле, и тут внезапно поймал себя на желании узнать, что произошло в банке за время его отсутствия.

Он спустился к телефону, позвонил в банк и спросил Псмита.

Вскоре в трубке раздался знакомый голос.

– Привет, Смит.

– Привет. Товарищ Джексон? Как дела?

– Неплохо. Мы ведем. Проиграли один период, а сейчас как раз набрали пятьдесят. Послушай, а что в банке?

– Я передал весть товарищу Грегори. Обаятельнейшая личность. Чувствую, мы станем друзьями.

– Он озлился?

– В какой-то мере, да. Пожалуй, можно даже сказать, что у него изо рта заклубилась пена. Я объяснил ситуацию, но не умиротворил его. Он притащил меня к товарищу Бикерсдайку, и у нас с ним произошла краткая, но увлекательная беседа. Он говорил мало, но внимательно слушал мою повесть, и в конце концов отправил меня занять твое место в Долгосрочных Депозитах. Эти меланхолические обязанности я теперь и исполняю в меру своих способностей. Работу эту я нахожу несколько докучной. Для моих простых вкусов слишком велик избыток гроссбухивания. Все утро я вытаскивал гроссбухи из сейфа. Начинает раздаваться крик: «Псмит готов, но по силам ли это его организму?». В треволнениях нынешнего утра я уронил довольно массивный том на стопу товарища Грегори. К несчастью, насколько я понял, на стопу, в которой он последнее время ощущал уколы подагры. Я коснулся случившегося с тонкой тактичностью, но не могу отрицать возникновения некой временной холодности, которая еще не миновала. Подобное, товарищ Джексон, суть водовороты в тихом струении коммерческой жизни.

– Я уволен?

– Никакого официального заявления мне на эту тему еще не сделано, однако, полагаю, мне следует рекомендовать вам, если в течение дня вы получите предложение другой работы, согласиться на него. Не могу сказать, что в настоящее время вы любимец правления банка. Однако у меня есть идеи касательно вашего будущего, каковые я сообщу при личной встрече. Я предполагаю незаметно ускользнуть из конторы около четырех. В этот час я встречаюсь с моим отцом. И мы незамедлительно посетим «Лорд».

– Ладненько, – сказал Майк. – Буду вас высматривать.

– Не хотите ли вы через меня передать весточку товарищу Грегори?

– Если хочешь, можешь передать ему мой нежный привет.

– Будет сделано. До свидания.

– До свидания.

Майк положил трубку и вернулся на свой балкончик.

Едва его взгляд обратился на табло, он даже вздрогнул. Так быстро все переменилось за его краткое отсутствие. Номера бэтсменов на табло были третий и пятый.

– Черт дери! – вскричал он. – Так я же следующий! Что произошло?

Он торопливо надел щитки, опасаясь, что калитка вот-вот будет сбита, а он окажется не готовым. Но бэтсмены все еще были на месте, когда он встал, готовясь ринуться в бой, и спустился вниз узнать, что и как.

В раздевалке он увидел своего брата Реджи.

– Что случилось? – спросил он. – Как ты вылетел?

– Блокировка мяча ногой, – сказал Реджи. – Черт знает, как это вышло. Наверное, у меня что-то со зрением. Чтобы такой просчет!

– А Уоррингтон как вылетел?

– Промахнулся на срезке.

– О черт! – сказал Майк. – Скверно! Три против шестидесяти одного. Нам конец.

– Если только вы с Джо не выкарабкаетесь. Причин сдаваться нет. Поле – лучше не бывает, подачи не трудные… Молодцом, Джо!

Великолепный скользящий удар величайшего из Джексонов подкатил мяч к ограде павильона. Полевые игроки перебежали для следующей серии бросков.

– Если Питерс только… – начал Майк и замолчал. Левый столбик калитки Питерса упал на траву под углом в сорок пять градусов.

– Вот так! – сказал Реджи мрачно. – Идиот, зачем он прицелился в этого? Оставался бы с Джо, и дело с концом. Теперь все зависит от тебя. Попытайся сделать что-то, не то мы вылетим, не дотянув до сотни.

Майк выждал, пока выбитый бэтсмен не свернул в ворота для профессионалов. Тогда он спустился по ступенькам на поле, нервничая так, как не нервничал с того далекого дня, когда вышел играть за Рикин. Невольно его мысли обратились к тому матчу. Сейчас, как и тогда, все казалось далеким и нереальным. Зрители отодвинулись на многие мили. Он часто посещал «Лорд» как зритель. Но теперь все тут выглядело абсолютно незнакомым. У него возникло ощущение, будто он попал в неведомую страну.

Он осознал, что от линии броска к нему навстречу идет Джо, и слабо улыбнулся.

– Выше нос! – сказал Джо своим обычным бодрящим тоном, всегда воодушевляющим. – Подачи – ерунда, а поле глаже манишки. Играй так, будто ты на тренировке. И Бога ради, не старайся набрать все свои очки в первой же серии. Держись, и мы их разделаем под орех.

Майк снова улыбнулся еще более слабой улыбкой, и в горле у него жутко забулькало.

Встретиться ему предстояло с быстрым миддлсонским боулером, который выбил Питерса. Майка это не расстроило. Против быстрых подач он ничего не имел. Он встал в позу и огляделся, внимательно замечая позиции полевых игроков.

Как обычно, стоило ему оказаться на поле, и парализующий страх исчез. Он вновь ощутил свою силу. Черт дери, чего ему бояться? Он же на редкость хороший бэтсмен, и он, черт дери, это им докажет.

Быстрый боулер с предварительным прыжком начал перебежку. Майк приготовился, всем существом сосредоточившись на мяче. Остальной мир перестал для него существовать.