Текст книги "Вся правда о Муллинерах (сборник)"

– Неужели? Я страшно сожалею. Я… конечно, я…

Генерал-майор сэр Мастерман Петерик-Сомс отмахнулся от его извинений:

– Мою племянницу удручила не потеря этой суммы, но содержание письма. У моей племянницы сложилось впечатление, что вчера вечером состоялась ее помолвка с вами, мистер Муллинер.

Осберт закашлялся:

– Ну… э… не совсем. Не вполне. Не то чтобы… То есть… Видите ли…

– Я вижу очень ясно. Вы играли сердцем моей племянницы, мистер Муллинер. А я давно и торжественно поклялся, что в том случае, если какой-либо мужчина посмеет играть сердцем какой-либо из моих племянниц, я… – Он прервал свою речь и, взяв из сахарницы кусок сахара, рассеянно уравновесил его на ломтике поджаренного хлеба. – Вы что-нибудь слышали о капитане Уолкиншо?

– Нет.

– Капитан Дж. Г. Уолкиншо? Брюнет с моноклем. Играл на саксофоне.

– Нет.

– О? Я думал, вы могли числить его среди своих знакомых. Он поиграл сердцем моей племянницы Хестер. Я отодрал его хлыстом на ступенях клуба «Трутни». А имя Бленкинсоп-Грифф вам что-нибудь говорит?

– Нет.

– Руперт Бленкинсоп-Грифф поиграл сердцем моей племянницы Гертруды. Он был из сомерсетширских Бленкинсоп-Гриффов. Белобрысые усики, разводил голубей. Я отодрал его хлыстом на ступенях клуба «Молодые любители птиц». Кстати, мистер Муллинер, в каком клубе вы состоите?

– «Объединенные коллекционеры нефрита», – пролепетал Осберт.

– Там есть ступени?

– К-к-кажется, есть.

– Отлично. Отлично. – Глаза генерала приняли мечтательное выражение. – Так вот: объявление о вашей помолвке с моей племянницей Мейбл появится в завтрашнем номере «Морнинг пост». Если будет помещено опровержение… Будьте здоровы, мистер Муллинер, будьте здоровы.

И, вернув на блюдо ломтик бекона, который он уравновесил на краешке чайной ложки, генерал-майор сэр Мастерман Петерик-Сомс покинул комнату.

Размышления, которым мой племянник Осберт предался накануне ночью, не годились и в подметки размышлениям, которым он предался теперь. Не менее часа просидел он, поддерживая голову ладонями, с хмурым отчаянием уставившись на остатки мармелада, украшавшие тарелку перед ним. Хотя, подобно всем Муллинерам, он отличался быстротой и ясностью мышления, Осберту пришлось признать, что он оказался в полном тупике. Ситуация настолько усложнилась, что в конце концов он отправился в библиотеку и попытался разобраться во всем на листе бумаги, обозначив себя иксом. Однако даже этот метод не подсказал решения, и он все еще мыслил, мыслил, мыслил, когда вошел Паркер и доложил, что второй завтрак подан.

– Второй завтрак? – повторил Осберт в изумлении. – Разве уже настало время второго завтрака?

– Да, сэр. И не будет ли мне дозволено принести мои почтительные поздравления и пожелания счастья, сэр?

– А?

– По поводу вашей помолвки, сэр. Генерал, когда я провожал его, упомянул, что вскоре состоится ваше бракосочетание с мисс Мейбл Петерик-Сомс. Весьма удачно, что он упомянул это, так как в результате я смог предоставить нужные сведения джентльмену, которого они интересовали.

– Джентльмену?

– Некоему мистеру Башфорту Брэддоку. Он позвонил примерно через час после того, как генерал отбыл, сказал, что поставлен в известность о вашей помолвке и хотел бы знать, насколько это верно. Я заверил мистера Башфорта Брэддока, что его не ввели в заблуждение, и он сказал, что заглянет к вам попозже. Он горячо поинтересовался, когда вы будете дома. Такой любезный доброжелательный джентльмен, сэр.

Осберт взвился из кресла так, словно оно мгновенно раскалилось:

– Паркер!

– Сэр?

– Мне неожиданно приходится покинуть Лондон, Паркер. Точно не знаю, куда я направляюсь – вероятно, на Замбези или в Гренландию, – но буду отсутствовать очень долго. Я запру дом и дам слугам бессрочный отпуск. Они получат жалованье за три месяца вперед, а по истечении этого срока пусть свяжутся с моими поверенными в «Линкольнз инн». Господами Пибоди, Трапп, Трапп, Трап, Трапп и Пибоди. Сообщите им об этом.

– Слушаю, сэр.

– И, Паркер…

– Сэр?

– Я намерен вскоре сыграть в любительском спектакле. Будьте так любезны, сходите за угол и купите для меня накладные волосы, накладной нос, набор накладных усов и бакенбард, а также большие темные очки.

Планы Осберта, когда, осторожно оглядев улицу во всех направлениях, он час спустя покинул свой дом и велел таксисту отвезти его в какой-нибудь убогий отель в наиболее дикой и наименее известной части Кромвель-роуд, были крайне и крайне неопределенными. Только достигнув этого спасительного приюта и старательно оснастив себя париком, носом, усами, бакенбардами и темными очками, он приступил к разработке плана кампании. Остаток дня он провел у себя в номере, а на следующее утро перед полуднем направился в магазин подержанной одежды братьев Коган вблизи Ковент-Гардена для приобретения полного гардероба путешественника. Он намеревался сесть на пароход, отплывающий на другой день в Индию, а затем немножко пошляться по белому свету, навестив en route[12]12
  По пути (фр.).


[Закрыть] Японию, Южную Африку, Перу, Мексику, Китай, Венесуэлу, острова Фиджи и другие не менее живописные места.

Казалось, все Коганы крайне ему обрадовались, едва он переступил порог заведения. Они всем скопом сгрудились вокруг него, инстинктивно почувствовав очень крупный заказ. В этом превосходнейшем торговом заведении помимо поношенной одежды можно приобрести практически все, что есть на свете, и главная трудность заключается в том (братья – чрезвычайно убедительные продавцы), как этого избежать. На исходе пяти минут Осберт с легким удивлением обнаружил, что ему теперь принадлежат три коробки покерных фишек, ермолка, клюшки для поло, удочка, концертино, гавайская гитара и аквариум с золотыми рыбками.

Он раздраженно прищелкнул языком. Эти люди словно бы совершенно не поняли положения вещей. Они как будто считают, что он намерен превратить путешествие в вихрь удовольствий. Насколько мог ясно, он постарался втолковать им, что в те немногие погубленные годы, которые ему осталось влачить до момента, когда акула или тропическая лихорадка положит конец его страданиям, у него не будет настроения играть в поло, в покер или на концертино, любуясь резвящимися золотыми рыбками. С тем же успехом, сказал он гневно, они могли бы предложить ему треуголку или просто швейную машинку.

Братья тотчас развили бурную деятельность.

– Принеси джентльмену швейную машинку, Изадор.

– А когда найдешь для него треуголку, Лу, – сказал Ирвинг, – спроси у клиента в обувном отделе, не будет ли он так добр зайти сюда. Вы счастливчик, – заверил он Осберта. – Если хотите путешествовать по дальним краям, так лучшего советчика вам не найти. Вы слышали о мистере Брэддоке?

Между усами и бакенбардами виднелась лишь незначительная часть физиономии Осберта, но эта незначительная часть побелела под загаром.

– Мистер Б-б-б…

– Именно так. Мистер Брэддок, исследователь диких земель.

– Воздуха! – вскричал Осберт. – Воздуха мне!

Он кинулся к выходу и уже собрался выскочить на улицу, когда дверь отворилась, впуская высокого человека достойнейшего вида с военной выправкой.

– Приказчик! – воскликнул вошедший внятным патрицианским голосом, и Осберт на подгибающихся ногах отшатнулся и уперся спиной в огромную кипу брюк. Вошедший был генерал-майор сэр Мастерман Петерик-Сомс.

К нему ринулся взвод Коганов: Изадор поспешно схватил пожарный шлем, а Ирвинг – микроскоп и пару головоломок. Генерал сделал знак унести все это обратно.

– Есть у вас, – спросил он, – хлысты?

– Да, сэр. Очень много хлыстов.

– Мне требуется крепкий, с рукояткой среднего размера и очень гибкий, – сказал генерал-майор сэр Мастерман Петерик-Сомс.

И в эту секунду вернулся Лу в сопровождении Башфорда Брэддока.

– Вот этот джентльмен? – дружески спросил Башфорд Брэддок. – Вы отправляетесь путешествовать, сэр, насколько я понял? Буду рад помочь вам.

– Да не может быть! – сказал генерал-майор сэр Мастерман Петерик-Сомс. – Башфорд? Тут чертовски темно. Я тебя не узнал.

– Зажги свет, Ирвинг, – сказал Изадор.

– Нет, не надо, – сказал Осберт. – У меня слабое зрение.

– Если у вас слабое зрение, вам не следовало бы ехать в тропики, – сказал Башфорд Брэддок.

– Джентльмен твой друг? – осведомился генерал.

– Да нет. Я просто готов помочь ему с покупкой снаряжения.

– Джентльмен уже приобрел фишки для покера, ермолку, клюшки для поло, удочку, концертино, гавайскую гитару, аквариум с золотыми рыбками, треуголку и швейную машинку, – вставил Изадор.

– А? – сказал Башфорд Брэддок. – В таком случае ему осталось приобрести только пробковый шлем, парочку краг и банку мази, обезболивающей укусы аллигаторов.

Со стремительностью исследователя диких земель, приобретающего вещи, за которые платит кто-то другой, он завершил экипировку Осберта.

– Но что привело тебя сюда, Башфорд? – спросил генерал.

– Меня? Ищу сапоги с шипами. Хочу раздавить змею.

– Какое странное совпадение. Я зашел сюда купить хлыст, чтобы отодрать змею.

– Скверный день для змей, – сказал Башфорд Брэддок.

Генерал кивнул с некоторой задумчивостью.

– Разумеется, моя змея, – сказал он, – еще может оказаться вовсе не змеей. Классифицировав этого субъекта как змею, я, возможно, судил о нем неверно. В этом случае хлыст мне не понадобится. Тем не менее лишний хлыст в доме не помешает.

– Без сомнения. Не перекусите со мной, генерал?

– С большим удовольствием, мой милый.

– Всего хорошего, сэр, – сказал Башфорд Брэддок, дружески кивая Осберту. – Рад был оказаться вам полезным. Когда отплываете?

– Джентльмен отплывает завтра утром на «Раджпутане», – сказал Изадор.

– Как! – воскликнул генерал-майор сэр Мастерман Петерик-Сомс. – Да не может быть! Подумать только, вы едете в Индию! Я провел там много лет и могу дать вам массу полезных советов. Старушка «Раджпутана»? Так я же знаю корабельного эконома. Приеду проводить вас и поговорю с ним. Без сомнения, я смогу обеспечить вам особое внимание. Нет-нет, мой милый, не благодарите. В настоящее время меня многое тревожит, и будет большим облегчением оказать кому-нибудь маленькую услугу.

* * *

Осберт прокрался в свой приют на Кромвель-роуд в твердом убеждении, что Судьба слишком уж жестока с ним. Если сэр Мастерман Петерик-Сомс намерен явиться на пароход, то попытаться отплыть на этом пароходе было бы безумием. На палубе лайнера в лучах полуденного солнца генерал не может не узнать его всем бакенбардам вопреки. Этот план спасения придется аннулировать и заменить другим. Осберт заказал два кофейника черного кофе, обмотал лоб мокрым носовым платком и вновь начал мыслить.

Про Муллинеров часто говорят, что их можно озадачить, но не загнать в угол. Приближалось время обеда, когда Осберт наконец выбрал план действий. Причем этот план, как он убедился, перепроверив его, неизмеримо превосходил предыдущий.

Теперь он понял, что ошибался, задумывая бегство под чуждые небеса. Тот, кто, подобно ему, столь пылко желал никогда больше не встречаться в этом мире с генерал-майором сэром Мастерманом Петерик-Сомсом, должен искать надежное убежище только в лондонском пригороде. Мимолетный каприз мог толкнуть сэра Мастермана упаковать чемодан и на следующем пароходе отправиться на Дальний Восток, но ничто никогда не принудит его сесть в трамвай и отправиться в Далвич, Киклвуд, Уинчмор-Хилл, Брикстон, Болхен или Сербитон. Среди этих неисследованных пространств Осберт будет в полной безопасности.

Он решил выждать наступления ночи, а тогда вернуться в свой дом на Саут-Одли-стрит, упаковать коллекцию нефритовых изделий, другие предметы первой необходимости и исчезнуть с ними в неведомом.

Близилась полночь, когда, осторожно взобравшись по знакомым ступеням, Осберт вставил ключ в такую знакомую скважину. Он опасался, что Башфорд Брэддок держит дом под наблюдением, но никаких признаков этого не обнаружилось. Молниеносно проскользнув в темную прихожую, он бесшумно затворил за собой дверь.

И только тогда заметил, что из-под двери столовой в другом конце прихожей пробивается узкая полоска света.

В первое мгновение столь веское доказательство того, что, вопреки его предположениям, дом обитаем, совершенно ошеломило Осберта. Затем, взяв себя в руки, он нашел объяснение. Паркер, его камердинер, вместо того чтобы покинуть дом, как ему было велено, воспользовался предполагаемым отъездом своего хозяина из Лондона, чтобы остаться и устроить небольшой интимный вечерок. Исполненный негодования, Осберт поспешил в столовую, где убедился в справедливости своих подозрений. Стол, если исключить еду и питье, был полностью сервирован для уютного ужина вдвоем. Отсутствие еды и напитков, несомненно, объяснялось тем, что именно в этот момент Паркер и – как имел все основания опасаться Осберт – его подружка отправились за ними в кладовую.

Осберт закипел бешеной яростью от макушки парика до подошв ступней. Так вот, стало быть, что происходит у него в доме, стоит ему отвернуться? Окна закрывали тяжелые шторы, и он спрятался за одной из них. Он подождет начала оргии, а затем появится из-за шторы, как некая карающая Немезида, дабы обличить своего лукавого камердинера и всыпать ему по первое число. Пусть Башфорд Брэддок с генерал-майором сэром Мастерманом Петерик-Сомсом своим могучим ростом и развитой мускулатурой и лишали его инициативы, но уж с замухрышкой Паркером он сумеет себя проявить во всем блеске. Осберту пришлось много пережить за последние двое суток, и стычка с человеком, который в носках был ростом всего каких-то пять футов, мнилась ему отличным тонизирующим средством.

Ждать долго не пришлось. Услышав звук шагов в прихожей, Осберт бесшумно снял парик, нос, усы, бакенбарды и синие очки. Ничто не должно было смягчить силу удара, когда Паркер увидит перед собой столь знакомое лицо. Затем, глядя в щелку между шторами, он приготовился выпрыгнуть из своего укрытия.

Осберт не выпрыгнул, но, напротив, подобно черепахе особенно робкой породы, попытался поглубже втянуться в свой панцирь, а для достижения максимальной тишины – дышать через уши. Ибо в столовую вошли не Паркер, не легкомысленная его подружка, но пара верзил такого впечатляющего телосложения, что Башфорд Брэддок годился каждому из них в маленькие братики.

Осберт окаменел. Ему никогда прежде не доводилось видеть грабителей, но теперь, увидев этих, он искренне пожалел, что ему не дано рассматривать их в телескоп. На столь близком расстоянии они вызвали в нем примерно такое же чувство, которое, вероятно, испытал пророк Даниил в львином рву до того, как его отношения с обитателями этого рва обрели товарищескую непринужденность. Осберт возблагодарил судьбу, когда дыхание, которое он удерживал секунд восемьдесят, наконец вырвалось наружу с громким «ох!», наложившимся на хлопок пробки, вылетевшей из бутылки.

Рассталась же эта пробка с бутылкой его лучшего «Боллинджера». Ему стало ясно, что эти мародеры принадлежат к кругу людей, любящих побаловать себя. В наши дни, когда практически все сидят на той или иной диете, очень редко можно встретить гурмана старомодного типа, который не беспокоится о сбалансированности питательных веществ, о калориях, а просто расправляет плечи пошире и берется за дело, пока глаза у него не вылезают из орбит. Осбертовские два гостя явно принадлежали к этому почти вымершему виду. Пили они из кружек и ели три мясных блюда одновременно, будто высокое артериальное давление еще не изобрели. Новый хлопок оповестил об откупоривании второй бутылки шампанского.

Сначала застольная беседа никак не завязывалась. Но затем, заморив червячка примерно тремя фунтами ветчины, ростбифа и жареной говядины, грабитель, сидевший ближе к Осберту, слегка расслабился и одобрительно посмотрел по сторонам.

– А неплохая хата, Эрнст, – сказал он.

– Р! – ответил его собеседник – человек, предпочитавший обходиться двумя-тремя словами, но и им приходилось преодолевать препятствие из холодного картофеля и хлеба.

– Не иначе тут кукуют всякие графья.

– Р!

– Баронеты и прочие в этом роде, это как пить дать.

– Р! – сказал второй грабитель, наливая себе еще шампанского и подмешивая к нему для букета немножко портвейна, хереса, итальянского вермута, выдержанного бренди и зеленого шартреза.

Первый грабитель впал в задумчивость.

– Кстати, о баронетах, – сказал он. – Я вот часто прикидывал… ну, предположим, ты обедаешь, ясно?

– Р!

– Может, в этой самой комнате.

– Р!

– Так вот: может сестра баронета войти в комнату перед дочерью младшего сына какого-нибудь пэра или нет? Я часто про это думаю.

Второй грабитель допил свою кружку шампанского, портвейна, хереса, итальянского вермута, старого бренди и зеленого шартреза, после чего принялся смешивать новую.

– Войти в комнату?

– Чтобы сесть за стол.

– Если быстра на ногу, так войдет раньше, – сказал второй грабитель. – Она же первой к двери подскочит, надо полагать.

Первый грабитель поднял брови.

– Эрнст, – сказал он холодно, – ты говоришь как необразованный сын чего-то там. Неужто тебя никогда ничему не учили касательно правил и манер высшего света?

Второй грабитель покраснел. Было ясно, что упрек задел больное место. Наступило напряженное молчание. Первый грабитель опять принялся за еду. Второй грабитель следил за ним враждебным взглядом. С видом человека, который выжидает удобного случая. И ждать ему оставалось недолго.

– Гарольд! – сказал он.

– Ну? – отозвался первый грабитель.

– Не давись жратвой, Гарольд, – сказал второй грабитель.

– Это кто давится жратвой?

– Ты.

– Я?

– Да, ты.

– Кто? Я?

– Р!

– Давлюсь жратвой?

– Р! Как свинья или кто там еще.

Осберту, опасливо поглядывавшему между шторами, было ясно, что благородные напитки, которые эти двое наливали себе щедрой рукой, начинали понемногу действовать. Голоса грабителей осипли, глаза опухли и налились кровью.

– Может, я чего и не знаю о младших сестрах баронетов, – сказал грабитель Эрнст, – но я своей жратвой не давлюсь, как свиньи или кто там еще.

И, словно чтобы уязвить противника побольнее, он схватил баранью ногу и принялся грызть ее с подчеркнутым изяществом.

И бой закипел. Чопорная попытка товарища дать ему наглядный урок изысканных манер переполнила чашу терпения грабителя Гарольда. Он явно не мог допустить, чтобы его наставлял в правилах хорошего тона пентюх, на которого он всегда смотрел сверху вниз, как на заведомого плебея. Молниеносным движением ухватив стоящую перед ним бутылку, Гарольд ловко опустил ее на голову коллеги.

Осберт Муллинер съежился за шторой. Любитель спортивных поединков в нем нашептывал, что он слабодушно упускает нечто редкостное – при том что занимает наилучшее место для созерцания зрелища, за возможность увидеть которое многие и многие не пожалели бы никаких денег. И все же ему не удавалось заставить себя поглядеть в щелку. Впрочем, просто слушать – и то было захватывающе интересно. Гулкие удары и треск как будто свидетельствовали, что противники молотят друг друга всем, что подвертывается под руку, кроме обоев и большого серванта. То они словно катались по полу, а затем переходили на дальний бой, швыряя бутылки. В уши Осберта лились слова и выражения, о существовании которых он прежде и не подозревал, и все чаще и чаще, пока длился поединок, он спрашивал себя, каким будет урожай.

Но тут с громовым грохотом битва закончилась так же неожиданно, как и началась.

Прошли минуты, прежде чем Осберт Муллинер принудил себя выглянуть из-за шторы. А когда выглянул, ему почудилось, что он видит сцену оргии – одну из тех, которые так популяризировало кино. Композиционно она была шедевром. Для полного сходства не хватало миловидных девушек, щеголяющих почти полным отсутствием одежды.

Он вышел и уставился на искомый урожай, разинув рот. Грабитель Гарольд лежал головой в камине, грабитель Эрнст валялся под столом, перегнувшись пополам, и Осберту просто не верилось, что это были те же самые бравые молодцы, которые так недавно вошли в столовую перекусить, чем Бог послал. Гарольд обрел сходство с человеком, которого пропустили через вальцы для выжимания белья. При взгляде на Эрнста возникала иллюзия, будто он только что побывал между шестеренками какой-то мощной машины. Если – что было более чем вероятно – их разыскивала полиция, то теперь, чтобы опознать их, потребовался бы полицейский с исключительно острым зрением.

Мысль о полицейских напомнила Осберту о его гражданском долге. Он отправился к телефону, позвонил в ближайший участок, и его заверили, что блюстители закона немедленно прибудут забрать останки. Он вернулся в столовую, намереваясь подождать там, но атмосфера действовала ему на нервы. Он ощутил потребность в свежем воздухе, направился к входной двери, открыл ее и вышел на крыльцо, делая глубокие вдохи.

И пока он стоял там, во мраке замаячила высокая фигура, и на его плечо опустилась тяжелая ладонь.

– Мистер Муллинер, мне кажется? Мистер Муллинер, если не ошибаюсь? Добрый вечер, мистер Муллинер, – произнес голос Башфорда Брэддока.

Осберт посмотрел на него, и взгляд его не дрогнул. Он ощущал странное, почти мистическое, спокойствие. Дело в том, что все в мире относительно. В эту минуту Башфорд Брэддок казался Осберту жалким недомерком, и он не мог понять, почему этот человек прежде внушал ему тревогу. В глазах того, кто сравнительно недавно покинул общество Гарольда и Эрнста, Башфорд Брэддок был членом труппы лилипутов.

– А, Брэддок? – сказал Осберт.

Тут под визг тормозов перед домом остановился фургон и начал извергать полицейских.

– Мистер Муллинер? – спросил сержант.

Осберт радушно его приветствовал.

– Входите, – сказал он. – Входите. Прямо туда. Вы найдете их в столовой. Боюсь, я был несколько неосторожен с ними. Лучше позвоните врачу.

– Сильно отделали?

– Не без этого.

– Ну, они сами напросились, – сказал сержант.

– Совершенно верно, сержант, – согласился Осберт. – Rem acu tetigisti[13]13
  Не в бровь, а в глаз (лат.).


[Закрыть].

Башфорд Брэддок с недоумением слушал этот обмен репликами.

– Что все это значит? – спросил он.

Осберт, вздрогнув, очнулся от задумчивости.

– Вы еще здесь, мой милый?

– Да.

– Вы хотели меня видеть, милый мальчик? Что-то вас гнетет?

– Мне просто требуются пять минут наедине с вами для спокойного общения, мистер Муллинер.

– Разумеется, разумеется, старина, – сказал Осберт. – Разумеется, разумеется, разумеется. Подождите, пока полицейские не отбудут, и я полностью к вашим услугам. У нас тут случилась небольшая кража со взломом.

– Кра… – начал Башфорд Брэддок, но тут из двери вышли двое полицейских. Они поддерживали грабителя Гарольда. За ними появились еще двое, помогая идти грабителю Эрнсту. Заключающий процессию сержант покачал головой, глядя на Осберта с некоторой укоризной.

– Вы бы поосторожней, сэр, – сказал он. – Не то чтобы эти парни не заслужили всего, что вы им выдали, но все же последите за собой. Не то неровен час…

– Пожалуй, я немного переложил, – согласился Осберт. – Беда в том, что в таких случаях мне глаза застилает ярость. Боевая кровь взыгрывает, знаете ли. Ну, доброй ночи, сержант, доброй ночи. А теперь, – сказал он, беря локоть Башфорда Брэддока в ласковые тиски, – о чем вы хотели поговорить со мной? Пойдемте в дом. Мы там будем совсем одни. Я дал слугам отпуск. Там не будет ни единой души, кроме нас.

Башфорд Брэддок высвободил локоть. Он, казалось, был в смущении. Его лицо, озаренное светом уличного фонаря, выглядело необычно бледным.

– А вы… – Он сглотнул. – Вы и правда?..

– Я и правда? О, вы про этих двух типчиков. Да-да. Я застал их у себя в столовой, где они поглощали мою еду и пили мое вино, будто так и надо, и, естественно, я взял их в оборот. Однако сержант совершенно прав. Я действительно перегибаю палку, когда выхожу из себя. Не забыть бы, – сказал он, вытаскивая носовой платок и завязывая узелок, – покончить с этим. Беда в том, что порой я теряю контроль над своей силой. Но вы еще не сказали мне, что привело вас сюда?

Башфорд Брэддок дважды судорожно сглотнул почти без паузы и пробрался мимо Осберта к ступенькам. Он был как-то странно встревожен. Лицо у него стало слегка зеленоватым.

– Да так, ничего особенного.

– Но, мой дорогой, – возразил Осберт, – в такой час привести вас сюда могло лишь что-то очень важное.

Башфорд Брэддок поперхнулся:

– Ну, собственно говоря, я… э… увидел утром в газете объявление о вашей помолвке и подумал… э… я просто подумал, неплохо бы заглянуть и спросить, что вы хотели бы получить в качестве свадебного подарка.

– Мой дорогой! Вы так любезны!

– Ведь… э… так глупо подарить рыбный нож и узнать, что все остальные тоже подарили рыбные ножи.

– Да, справедливо. Но почему бы нам не зайти в дом и не обсудить все там?

– Нет, спасибо, лучше я не буду заходить. Может быть, вы сообщите мне в письме. До востребования, Бонго на Конго. Я возвращаюсь туда немедленно.

– Да, разумеется, – сказал Осберт и посмотрел на ноги своего собеседника. – Мой милый мальчик, какие необычные сапоги вы носите! Зачем они вам?

– Мозоли, – сказал Башфорд Брэддок.

– Но для чего шипы?

– Облегчают давление на свод стопы.

– А, так. Ну что ж, спокойной ночи, мистер Брэддок.

– Спокойной ночи, мистер Муллинер.

– Спокойной ночи, – сказал Осберт.

– Спокойной ночи, – сказал Башфорд Брэддок.