Текст книги "Миссия на Африканский Запад. 1883–1885. Документы и материалы"

Другой очевидной причиной неудачи, по моему мнению, является тот факт, что де Бразза не оставил никаких распоряжений своим подчиненным, поскольку не желал делегировать кому-либо из них свою власть, что позволяло каждому считать себя его представителем и командовать по собственному усмотрению. Он уехал, не уточнив, куда он отправляется, не посвятив никого в свои дальнейшие планы, не дав ясного приказа и не определив общей линии поведения, одним словом, ничего, на что можно было бы опереться. И, наконец, неудачу обусловил двойственный военно-гражданский характер Миссии. Де Бразза пришлось закрыть навигацию по реке, запретив торговцам подниматься выше острова Нджоле[566]566
  3 мая 1883 г. Запрет вызвал резкое недовольство как европейских торговцев, так и фанов.


[Закрыть]. Действуя так, он преследовал цель помешать факториям нанимать гребцов, которые тем самым были вынуждены работать на него и перевозить вверх по течению только грузы экспедиции. Кроме того, он хотел таким способом заставить адума, оканда и другие прибрежные племена самих спускаться вниз по реке со своими товарами, чтобы продавать их факториям напрямую, а не посредникам по смехотворным ценам. Конечно, в его намерения не входит запереть Огове навечно; он обязательно откроет ее в тот день, когда, усмирив павинов, мы сможем не опасаться, что они разграбят караваны пирог[567]567
  Запрет был отменен только после завершения Миссии. 19 апреля 1885 г. Дюфурк своим циркуляром восстановил свободную навигацию до Бове, а 28 сентября 1885 г. Прадье, незадолго до того назначенный комендантом Габона (2 июля), издал приказ о полной ликвидации ограничений на транспортировку товаров по Огове. См.: Coquery-Vidrovitch C. Brazza et la prise de possession du Congo: la Mission de l’Ouest Africain 1883–1885. Paris, 1969. P. 89.


[Закрыть].

В настоящее время, когда бо́льшая часть грузов экспедиции разбазарена, а новые кредиты едва ли возможны, когда закрытие реки, хотя и необходимое, грозит серьезными осложнениями с оканда и особенно с павинами, есть, по моему мнению, единственный способ, который решил бы все проблемы и позволил бы Миссии существовать на собственные средства, открыв для нее возможность вершить в будущем великие дела и на равных соперничать со Стэнли. Он заключается в том, чтобы придать нашей экспедиции сугубо гражданской характер и пригласить в Нджоле честного и опытного бухгалтера, который возглавил бы крупную факторию; из этой фактории все товары с Огове – каучук, слоновая кость, пальмовое масло, красное дерево и проч., доставленные племенами, которые их и добывают, – станут экспортироваться во Францию, а полученные от продажи средства будут переводиться на счет экспедиции. Что же касается того, чтобы заставить европейцев заниматься торговлей – ремеслом, которое здесь состоит в том, чтобы ходить от племени к племени и выменивать свои товары на местные, а затем самим же отвозить их в низовья реки, то об этом не стоит и мечтать. Огове – совсем не то, что нам о ней говорили: это не судоходная река, а, скорее, стремительный поток, чрезвычайно опасный, полный водоворотов почти на всем своем протяжении, по которому отваживаются плавать только туземцы, да и то с риском для жизни. Когда мы с де Ластуром спускались вниз по течению с тридцатью пирогами, шесть из них полностью разбились, пять адума утонули, а я сам при прохождении порога чуть было не потерял и лодку, и моих гребцов и спасся только благодаря счастливой звезде. Остальные двадцать шесть пирог почти все также опрокинулись в воду и едва не испытали участь тех шести. Чтобы избавиться от необходимости перевозить товары по реке, даже предлагали проложить удобную дорогу вдоль ее берегов, но это нереально, ибо вокруг одни болота, покрытые илом, и абсолютно непроходимый буш. Вот почему в данный момент Франция, устанавливая контроль над всей территорией между Конго и побережьем, включающей долину Огове и долину Алимы, не должна надеяться на то, что товары с Алимы будут когда-нибудь доставляться по Огове: товары всегда идут вниз по рекам и никогда вверх, так что они неизбежно изберут путь по Конго и попадут к англо-бельгийцам[568]568
  Т. е. в руки агентов МАА, преимущественно граждан Бельгии и Великобритании.


[Закрыть]; это, конечно, вызывает большое сожаление, особенно потому, что, как говорят, именно из долины Алимы, относительно богатой, они получают почти все, что им нужно. Поэтому крайне необходимо создать или исключительно гражданскую, или чисто военную миссию – их нельзя совмещать, поскольку такой гибрид может породить осложнения, о которых придется пожалеть. Но как бы там ни было, выполнит или нет экспедиция ту задачу, которую она перед собой поставила, огромной заслугой де Бразза останется то, что ему удалось привлечь внимание правительства и французских деловых кругов к стране, изобилующей самыми различными богатствами, которые до сих пор эксплуатировались только английскими и немецкими фирмами[569]569
  См. сн. 9 к Док.-1.


[Закрыть].

Таковы, господин уполномоченный, некоторые сведения, которые я могу Вам сообщить, о том, что увидел и на что обратил внимание. Они могли бы быть намного обширнее, но из-за недостатка времени мне пришлось их сократить. Однако будьте уверены, что я остаюсь полностью в Вашем распоряжении и всегда готов предоставить Вам более подробную информацию по интересующим вас вопросам.

Примите заверения в совершенном моем почтении.

Швебиш, врач 2-го класса нестроевой службы. Либревиль, 8 января 1884 г.

Шарль де Шаванн. Миссия Бразза в Конго: краткое сообщение о путешествии на африканский запад

Шарль де Шаванн (1853–1940 гг.) – французский юрист (адвокат) из Лиона; с марта 1883 г. – личный секретарь де Бразза, участник Третьей экспедиции. Стал ближайшим сотрудником и верным другом де Бразза, разделял его идею мирной колонизации. Выбрал место для Браззавиля и руководил его строительством. Прекрасный охотник, де Шаванн получил от туземцев прозвище Тара Ньяма (Отец, Приносящий Мясо). После отставки Балле стал вице-губернатором Французского Конго (управляющий Габоном) и занимал этот пост с 12 марта 1889 г. по 1 июня 1894 г. В связи с ухудшением здоровья летом 1894 г. оставил службу и вернулся во Францию. В 1897 г. удостоился звания почетного губернатора. На похоронах де Бразза 3 октября 1905 г. произнес прощальную речь; по просьбе вдовы составил текст надгробной эпитафии. Удалившись в частную жизнь, написал два тома воспоминаний, ставших ценнейшим источником информации о Третьем путешествии де Бразза и последующем периоде деятельности Миссии на Африканский Запад: «Avec Brazza. Souvenirs de la mission de l’Ouest Africain (Mars 1883 – Janvier 1886)» (Paris, 1935); «Le Congo français. Ma collaboration avec Brazza (1886–1894). Nos relations jusqu’à sa mort (1905)» (Paris, 1937).

Для меня настал день, чтобы отдать долг признательности, который я уже давно принял на себя, и расплатиться, по крайней мере, словами, за ваши чувства симпатии, дружбы и любви, которые сопровождали меня повсюду вдали от Франции и которые я так счастлив снова ощутить в родном городе[570]570
  Лионе. См.: Chavannes Ch. de. Avec Brazza: Souvenirs de la mission de l’Ouest-africain (mars 1883 – janvier 1886). Paris, 1935. P. 12.


[Закрыть].

Очень часто в моем далеком одиночестве и в часы душевной усталости и скуки ко мне возвращались эти дорогие воспоминания; в их утешительной компании я жил там; им, без сомнения, я обязан тем, что никогда не поддавался отчаянию, и тем, что смог внести скромный вклад в дело гуманитарной миссии Франции на Африканском Западе.

Надеюсь, вы простили меня, господа, за то, что я откладывал до настоящего времени уплату этого долга признательности моим соотечественникам; вы поняли, что естественное чувство деликатности заставляло меня предоставить сначала слово тому, кто там – в Африке – был моим руководителем и кто сегодня, когда задача выполнена, готов удостоить меня своей дружбой[571]571
  Выступление де Шаванна состоялось ровно месяц спустя после выступления де Бразза с отчетом об итогах Третьего путешествия (21 января 1886 г.).


[Закрыть].

Я сожалею, что постоянные заботы и проблемы, неизбежные при осуществлении такой миссии, как наша, задержали де Бразза и помешали ему сегодня приехать сюда и почтить это высокое собрание своим присутствием.

О де Бразза говорили часто и много, но знают его мало.

Пьер Саворньян де Бразза – единственный француз[572]572
  Гражданин Франции.


[Закрыть] из благородной римской семьи, которая насчитывает одиннадцать детей и которую я имею честь знать. Он провел свое детство в Италии, свое отрочество в школе[573]573
  Иезуитском коллеже Св. Женевьевы («Жинет»), открытом в апреле 1854 г. в помещении Отеля Жюинье в доме № 18 по Почтовой улице по инициативе Пьера-Жана Бека, генерала ордена иезуитов в 1853–1887 гг. Был закрыт в 1880 г., но вновь открыт в 1887 г.; в 1901 г. иезуиты лишились права преподавания, и коллеж перешел под контроль государства; 21 августа 1913 г. он был упразднен, а здание национализировано. В 1914 г. в Версале был основан Новый коллеж Св. Женевьевы, который в 1931 г. вернулся под управление иезуитов. Выпускниками коллежа являлись маршалы Юбер Лиотэ и Луи Франше д’Эспре, а также исследователь Марокко Шарль де Фуко, причисленный в 2005 г. к лику блаженных. См.: Madelin H. L’école Sainte-Geneviève // Etudes. 2004. T. 400. No. 4. P. 477–487.


[Закрыть] на Почтовой улице в Париже[574]574
  Так с начала XVII в. и до 27 февраля 1867 г. называлась нынешняя улица Ломона в 5-м округе Парижа. Известна с XV в. и первоначально имела название Горшечная улица (rue des Poteries; rue des Pots). См.: Hillairet J. Dictionnaire historique des rues de Paris. 2ème ed. Paris, 1964. P. 42; Lazare F., Lazare L. Dictionnaire administratif et historique des rues de Paris et de ses monuments. Paris, 1844. P. 570–571.


[Закрыть], свою юность в Военно-морском училище[575]575
  Школа подготовки офицеров французского ВМФ, основанная в 1827 г. в Ангулеме в честь Луи-Антуана д’Артуа, герцога Ангулемского, старшего сына короля Карла Х. В 1831 г. была переведена в Брест; первоначально располагалась на учебном судне «Орион». С 1914 г. базируется на суше – к югу от брестского рейда в Ланвеоке (Ланвеок-Пульмик). Обучение длится четыре года; его финалом является практика на военном корабле.


[Закрыть] и на «Борда»[576]576
  Название четырех кораблей Военно-морского училища, на которых курсанты проходили практику в 1840–1912 гг.; происходит от имени Жана-Шарля де Борда (1733–1799 гг.), выдающегося французского военно-морского инженера и математика. Это название часто используется и для обозначения самого училища.


[Закрыть]. Аспирант[577]577
  Второго класса. См.: Путеш. Гл. I.


[Закрыть] на правах иностранного подданного[578]578
  Де Бразза был гражданином Италии до 1874 г.


[Закрыть], он в 1870 году воевал в составе эскадры на Северном море[579]579
  На крейсере-фрегате «Реванш». См.: Chavannes Ch. de. Avec Brazza… P. 26.


[Закрыть], а затем сражался в Алжире[580]580
  Служил на корвете «Жанна д’Арк» и принимал участие в подавлении восстания кабилов. См.: Путеш. Гл. I. В своем сочинении «Вместе с де Бразза» де Шаванн уверяет, что молодой Пьер участвовал в карательной кампании в Северо-Восточном Алжире «без энтузиазма» (Chavannes Ch. de. Avec Brazza… P. 27).


[Закрыть].

По окончании войны де Бразза, прислушиваясь к внутреннему голосу, который сильнее всех других, попросил и добился получения <французского> гражданства[581]581
  12 августа 1874 г.


[Закрыть]. За это гражданство ему пришлось заплатить своим воинским званием и потерей двух лет[582]582
  Шести. См.: Путеш. Гл. I.


[Закрыть] служебного стажа; но это его не остановило[583]583
  Де Бразза сдал экзамены на капитана дальнего плавания, что позволило ему получить звание нестроевого лейтенанта ВМФ. См.: Путеш. Гл. I; Chavannes Ch. de. Avec Brazza… P. 27.


[Закрыть]; он подчинился инстинктивному чувству, которое более всего остального питало его стремление принадлежать Франции: той Франции, которая (недавно де Бразза сам об этом сказал), усыновив его, оделила всеми почестями и по праву сделала своим любимцем.

Основные качества этого человека известны, и в общем хоре уже прозвучавших похвал мне нет нужды возвышать свой скромный голос.

Позвольте, однако, сказать вам, господа, что этот человек заслуживает гораздо большего, чем то восхищение, которое ему выказывают, и что, если он, бесспорно, заслуживает этого восхищения, еще больше он заслуживает любви.

Я всегда замечал, что он, столь же добрый к другим, сколь строгий к самому себе, и в минуты усталости, и в минуты опасности рисковал собой больше, чем кто-либо из нас. Я неоднократно видел, что, когда не хватало провизии, он ссылался на отсутствие аппетита или усталость, чтобы самый последний матрос, сидевший за столом, наелся досыта.

С таким человеком и с таким примером перед глазами действительно ли велика заслуга в том, что ты – участник похода? И когда с несравненной скромностью де Бразза приписывает весь успех своим товарищам, разве я не вправе восстать против такой похвалы? Что мы сделали, кроме того, что шли за своим предводителем, шли туда, куда он приказывал нам идти, и мерили свои поступки по его принципам и по его поведению?

Разве вся эта честь не должна принадлежать новатору, который открыл путь и указал дорогу? Наша инициатива в целом определялась только его инициативой, наш труд измерялся только его трудом; это он взрыхлил и посеял; ему, бесспорно, должна принадлежать честь того, что он мирным путем прорастил для Франции семена, которые могут в будущем принести ей богатый урожай.

Единственный из сотрудников де Бразза, кто достоин разделить с ним эту честь, – доктор Балле, которого обстоятельства и особенно его собственная скромность оставили в тени.

Имена де Бразза и Балле должны быть записаны рядом в «Золотой книге»[584]584
  Книга, куда заносят имена тех, кто прославился на том или ином поприще.


[Закрыть]: их личности и труды дополняют друг друга.

Но пора приступить, господа, к моей теме, и я возвращаюсь к тому дню, когда покидал Лион[585]585
  Лион (римский Лугдун – «город <бога> Луга») – в эпоху де Бразза второй по величине город Франции (ныне третий) и один из крупнейших промышленных центров Европы; административный центр департамента Рона; согласно переписи 1886 г., его население составляло 402 тыс. чел. (Cohen W. B. Urban Government and the Rise of the French City: Five Municipalities in the Nineteenth Century. New York, 1998. P. 8). Расположен на юго-востоке Франции в месте впадения Соны в Рону. Основан римлянами в 43 г. до н. э.


[Закрыть].

Прошу вас заранее извинить меня за то, что придется погружать вас в нередко утомительные подробности рассказа о путешествии, которому иногда будет не хватать желаемой ясности.

14 марта 1883 года с тяжелым сердцем я вырвался из последних объятий моей семьи, пожал напоследок множество дружеских рук[586]586
  О прощании де Шаванна с близкими см.: Chavannes Ch. de. Avec Brazza… P. 22–23.


[Закрыть] и уехал[587]587
  В Бордо.


[Закрыть]. Я избавлю вас от рассказа о плавании[588]588
  Подробное описание плавания см.: Chavannes Ch. de. Avec Brazza… P. 49–56.


[Закрыть].

Прибыв в Дакар[589]589
  4 апреля (Ibid. P. 51).


[Закрыть], я имел удовольствие пожать руку одному лионцу, господину Шамбейрону[590]590
  Жан Мари Эжен Шамбейрон (1834 г. – ?) – тогдашний вице-председатель Лионского географического общества; прежде председатель сберегательной кассы, он в описываемое время был уже рантье и жил в местечке Сен-Симфорьен-д’Озон в департаменте Изер.


[Закрыть], который тоже отправлялся в исследовательскую экспедицию. В конце апреля[591]591
  21 апреля (Chavannes Ch. de. Avec Brazza… P. 56).


[Закрыть] «Прекюрсер» встал на рейде Габона, и мы высадились в Либревиле.

Так как нельзя было терять времени, мы поспешно распределили обязанности, и, как только разгрузка закончилась, я последовал за де Бразза в Ламбарене; оттуда во внутренние области была отправлена часть экспедиции.

Вернувшись с ним в Либревиль, я заплатил первую дань лихорадке[592]592
  13 мая. См.: Ibid. P. 65–66.


[Закрыть], которая помешала мне сопровождать моего предводителя в Лоанго.

Поправившись, я снова поднялся вверх по Огове[593]593
  Де Шаванн уехал из Либревиля 24 мая и 29 мая прибыл в Ламбарене, где стал дожидаться де Бразза в местной католической миссии (Ibid. P. 67).


[Закрыть] и стал ждать де Бразза в Ламбарене.

Чтобы убить время, я свел знакомство с дизентерией – воистину малоприятное, которое считаю самым опасным из всех. Я также свел знакомство, столь же малоприятное, с целой серией напастей, которые можно назвать «африканскими казнями», и они таковы: комары, проникающие блохи, клещи и бесчисленный рой насекомых-паразитов и мух, одни кусачее других, и т. п… Но ко всем этим неудобствам, которые сначала очень отравляют жизнь, в конце концов мало-помалу привыкаешь.

Однако не будем рисовать картину в слишком мрачных тонах. Я не знаю, какая иностранная газета приписала мне слова, что климат в Центральной Африке, как правило, гибельный. Хочу сказать тому, кто приписал мне мнение, которое я никогда не высказывал, что относительно высокая смертность, фиксируемая здесь, происходит, скорее – и в большей степени, – от усталости, лишений и несчастных случаев, чем от воздействия климата.

Впрочем, было бы странно, если бы я выражал подобные пессимистические мнения, поскольку сам являюсь живым доказательством того, что человек с определенным темпераментом может отправиться в такие страны, работать там, плохо питаться (увы, очень часто), поглощать quantum sufficit[594]594
  Достаточное количество, сколько необходимо (лат.).


[Закрыть] хинина и после всего вернуться в достаточно хорошем состоянии.

Де Бразза присоединился к нам в Ламбарене 6 июня[595]595
  См. также: Chavannes Ch. de. Avec Brazza… P. 67, 70.


[Закрыть]; три дня спустя мы уже покидали этот последний аванпост цивилизации и наконец отправлялись в глубь страны.

Господа, путешествие по Огове ныне является обычным делом; работы маркиза де Компьеня и Марша, сообщения де Бразза, Балле и Дютрей де Рена познакомили общественность с приятными и неприятными сторонами пятидесятидневного плавания на пироге; они рассказали о проблемах, которые сопряжены с управлением флотилией и продовольственным обеспечением семи-восьми сотен гребцов; они также рассказали, как на порогах можно потерять иногда пироги с грузом, часто людей, почти всегда личные вещи и даже собственную жизнь. Я не вхожу в детали. Однако мне вспоминается один случай, который произвел на меня сильное впечатление, без сомнения, потому, что он был одним из первых.

Однажды мы с де Бразза отстали от других; наша краткая остановка в одной деревне позволила остальному отряду обогнать нас, и то ли из-за неопытности наших гребцов, то ли по недоразумению, но две наши пироги пошли не по тому пути. В какой-то момент мы оказались у правого берега, хотя нам нужно было быть у левого, и вследствие некоторых естественных препятствий, которые долго описывать, утратили возможность как продвигаться дальше, так и вернуться назад.

Пересекать реку в таком месте опасно, но это был единственный выход, и мы быстро решаемся. Мы разуваемся, снимаем одежду, «выходим в открытое море» и движемся вперед. Пирога де Бразза проходит первой и устремляется в поток со скоростью всех ее двадцати весел. Менее чем через двадцать саженей[596]596
  Французская морская сажень – мера длины, равная 1,624 м.


[Закрыть] на нее обрушивается водяной вихрь, овладевает лодкой, заставляет ее сделать два или три оборота и увлекает с молниеносной быстротой прямо в середину порога: бороться невозможно, гребцы ложатся на дно, чтобы придать лодке больше устойчивости, и только два человека остаются стоять на ногах, чтобы управлять ею. Через несколько секунд, за которые пирога успевает дважды исчезнуть и появиться на поверхности, ее уже не видно. Я и мои люди думаем, что она разбилась о какую-нибудь скалу или, по крайней мере, опрокинулась и ее унесло течение. Но теперь наступает моя очередь, и вот уже наша пирога в самой гуще потока, перед ней формируется огромный водоворот, весла трещат и ломаются от отчаянных усилий. Мы проходим, прежде чем водоворот успевает захватить нас, первое препятствие преодолено, и мои люди могут перевести дух, найдя укрытие под одной скалой среди этого буйства воды. Шесть раз приходится предпринимать один и тот же маневр, и после более чем двухчасовой борьбы благодаря невероятной удаче я достигаю другого берега в нескольких метрах перед водопадом. Действительно, в тот день мне очень повезло.

Судя по быстроте, с которой на моих глазах спускался де Бразза, он, должно быть, прошел за несколько минут вниз по течению расстояние, которое при подъеме занимает целый день. Я обнаружил его только на следующий день. Благодаря относительному везению ему удалось причалить, не потеряв большей части своих грузов, но все промокло, его измерительные приборы погибли, и я был очень огорчен, констатировав, что весь наш запас бумаги превратился в ужасную кашу.

Позвольте мне не описывать все другие инциденты первой части путешествия, так же как и природу этой прекрасной страны. Мы все спешили прибыть во Франсвиль, для нас это был первый большой этап, который предстояло пройти, мы считали недели, а затем и дни, которые отделяли нас от него. Наконец мы достигаем места слияния Огове и реки Пасса; примерно двадцать километров отделяют нас от нашей цели, последний участок мы проходим пешком, получая огромное удовольствие от возможнос ти немного размять наши ноги. Вскоре мы замечаем неясный силуэт флагштока, и час спустя мы на месте.

Франсвиль был первой французской станцией на Африканском Западе. Он был основан де Бразза в 1880 году. Я заимствую общее его описание у самого де Бразза: «Франсвиль находится поистине в замечательном месте. Он расположен на самой высокой точке возвышенности, которая сначала круто поднимается от места слияния Огове с Пассой, а затем так же круто спускается с высоты более ста метров к реке, текущей у ее подножия. Почти кругообразная панорама, очерченная линией дальних нагорий, ровные ряды деревень, покрывающих низкие склоны, яркие тона банановых плантаций, отчетливо выделяющиеся на красном фоне глинистых почв, превращают этот уголок в один из самых живописных и самых привлекательных на Африканском Западе. Он как бы приглашает безмятежно предаваться его созерцанию и одновременно с необъяснимой силой влечет куда-то вдаль за уходящие линии горизонта»[597]597
  Отч.-3. Гл. III.


[Закрыть]. Но у нас совсем не было времени для восторгов и мечтаний, мне нужно было спешить к Балле на Алиму.

В момент отъезда, когда я сортировал все то немногое, что мог предложить мне мой чемодан, я обратил особое внимание на новую обувь, о которой особо заботился и по праву рассматривал как sine qua non[598]598
  То, без чего не может быть (лат.).


[Закрыть] исследователя. Вынимая ее из коробки, в которой она проделала все путешествие, я с ужасом заметил, что сделал большую ошибку, когда позволил своему парижскому сапожнику снять мерку только с правой ноги – этот милый человек одарил меня четырьмя башмаками на правую ногу. Я с самого начала был обречен изготавливать обувь для самого себя.

За пять дней[599]599
  С 21 по 26 августа 1883 г. Ср.: Пис. IX.


[Закрыть] я пересек плато, отделяющее бассейн Огове от бассейна Конго. Не зная ни страны, ни языка, имея провод ником человека Балле, который все время молчал и которого заботила только дорога, я оказался в несколько затруднительном положении. Самое неприятное, что случилось со мной, – это пропажа трех моих людей, не особенно спешивших; они заблудились и пришли на наш пост лишь неделю спустя после меня, падая от усталости и умирая от голода. Я сжалился над ними и наложил на них лишь легкое взыскание за беспокойство, которое мне причинила их лень.

Дорога примерно в сто семьдесят километров сначала прорезает большой и великолепный лес ондумбо, а затем превращается в тропинку, которая, извиваясь, идет через слегка неровное Плато батеке. Приходится пересекать песчаные долины, зачастую с жалкой растительностью, и разбросанные то там то сям около источников или в глубине болот зеленые и обширные оазисы, где высокие стволы пальмовых деревьев и листва банановых рощ выдают присутствие деревень; повсюду растут ананасы, густо и плотно, как у нас колючий кустарник и крапива.

Наконец я в Дьеле и знакомлюсь с Балле, который принимает меня с открытыми объятьями: на следующий день мы уже добрые товарищи, а на третий – настоящие друзья.

В Африке, господа, дружба рождается очень быстро; то, что она рождается быстро и остается прочной, так это потому, что все объединены одним общим делом, воспоминанием о покинутой родине и ее флагом.

В то время как мы устраивали станцию и вместе организовывали службу туземцев-носильщиков, которые должны были переносить наши товары и наши материалы, еще остававшиеся во Франсвиле, Балле занимался также переговорами с апфуру по поводу его плавания вниз по Алиме. Вспомним, что в 1877[600]600
  Ошибка. В 1878 г.


[Закрыть] году де Бразза и он напрасно пытались спуститься по этой реке[601]601
  См.: Отч.-1. Гл. V–VI.


[Закрыть]. Им пришлось отступить перед враждебностью апфуру, о причинах которой они узнали только по возвращении в Европу, когда им стало известно о походе Стэнли, все сокрушавшем на своем пути, вниз по Конго[602]602
  В феврале 1877 г. См.: Stanley H. M. Through the dark continent, or The sources of the Nile around the great lakes of Equatorial Africa and down the Livingston River to the Atlantic ocean. New York, 1878. Vol. 1. P. 291–292, 294–301, 304–305.


[Закрыть].

Можно понять, какой интерес представляли эти переговоры, которые должны были позволить нам мирным путем открыть новую дорогу к Конго. Они завершились успешно благодаря <проявленному нами> терпению, и в октябре Балле, увозя с собой наши поручения и наши пожелания, уже спускался по Алиме, сопровож даемый самими апфуру, теперь нашими лучшими друзьями.

К этому времени в Дьеле собралось слишком большое количество людей, несоразмерное запасам, имевшимся на этой станции; провизии было немного из-за отдаленности деревень, а также из-за хитроумной тактики туземцев, которые рассчитывали, беря нас измором, добиться того, чтобы мы платили за их услуги и за их продукты непомерные цены. Слава богу, мы тоже были не лыком шиты и достаточно умны, чтобы расстроить эту стратегию. Мы приняли решение разделиться и, совершая рейды в разных направлениях, создать конкуренцию, чтобы сбить цены. Результат оказался превосходным, и с этого момента Дьеле был в достатке и даже в изобилии снабжен продовольствием[603]603
  Уже 7 сентября на станцию прибыл первый караван из девятнадцати носильщиков-батеке под началом лапто Метуфы, 13 сентября туда явился караван уже из шестидесяти двух носильщиков. См.: Chavannes Ch. de. Avec Brazza… P. 95. В ноябре снабжение приобрело уже регулярный характер.


[Закрыть].

Я смог передать бригадиру Рошу довольно хорошо организованную станцию и спустился вниз по Алиме до места ее слияния с Лекети[604]604
  Места слияния Дьеле с Лекети.


[Закрыть], чтобы основать там еще один пост[605]605
  Де Шаванн покинул пост Алима-Дьеле 23 ноября в маленькой пироге. См.: Chavannes Ch. de. Avec Brazza… P. 114.


[Закрыть].

Господа, о каннибалах говорят очень плохо и значительно преувеличивают их свирепость; я находился тогда в самой гуще каннибалов и, кроме того, каннибалов, которые считали белых людей сказочными существами. Но, поверьте мне, я утверждаю, что эти племена, несмотря на их пристрастие к человеческой плоти, возможно, самые спокойные, самые мирные, самые управляемые и даже единственные, обладающие добродетелью (если только можно использовать применительно к ним это слово), среди всех тех, с которыми я познакомился во внутренних областях. Доказательством того, что каннибалы совсем не пугали нас, является то, что я прибыл на Лекети в сопровождении только одного боя (слуги двенадцати лет), одного переводчика и двух негров из Габона[606]606
  Де Шаванна сопровождал также Фликотто. См.: Ibid.


[Закрыть].

Господа, есть нечто более могущественное, чем численность и даже сила: это доброта и терпение. Я использовал, чтобы устроиться на Лекети, один естественный прием, который мне неоднократно удавался.

Этот прием очень прост. При моем прибытии в деревню обычно все убегали: женщины, испуская крики ужаса, мужчины, произнося угрозы. Не выказывая никакого беспокойства, я безмятежно улыбался и устраивался где-нибудь возле деревни, рассчитывая на то, что любопытство заставит беглецов вернуться. Не проходило и часа, как я видел высовывавшиеся со всех сторон мордашки любопытных детей, которые сначала отваживались поглядеть на меня одним глазком, потом показывали всю голову в ответ на мое приветливое слово (или слово моих людей) и в конце концов, поняв, что я не злой дух, набирались смелости до того, что украдкой подбирали две или три бусины, которые я им бросал.

Обычно на следующий день благодаря использованию того же самого приема у меня на коленях уже сидело два или три малыша пяти-шести лет; в свою очередь женщины смелели до того, что рассматривали меня издалека, а затем улыбались мне; и, наконец, мужчины, которые, может быть, на тайном совете решили меня уничтожить, приходили ко мне во главе с вождем и приносили что-нибудь поесть.

Вот, господа, как можно приручить каннибалов.

Мне совсем не стыдно сказать это, но я полюбил их, этих малышей, черных и грязных, которые приходили ко мне первыми в своей наивности и доверчивости; я часто сажал их на свои колени и гладил курчавые головки; когда ты один и оторван от всех, есть потребность кого-то любить, и я любил этих малышей, немного за их невинное простодушие, которое побуждало их идти ко мне, и очень сильно за то добро, которое они помогали мне делать.

Неделю спустя после моего прибытия на Лекети я уже полностью покорил эту страну. Мои каннибалы превратились в рабочих; более двадцати из них трудились под моим руководством на строительстве хижин; месяц спустя станция уже стояла, к огромному моему удовольствию и к удовольствию самого де Бразза, который поспешил любезно меня поздравить.

Мое одиночество вскоре прекратилось благодаря прибытию Жака де Бразза и его веселого компаньона Печиле[607]607
  Печиле прибыл на пост Алима-Дьеле 20 декабря 1883 г. (Ibid. P. 123), Жак де Бразза – несколько дней спустя (Пис. XI).


[Закрыть]; оба явились сюда, чтобы найти новые экспонаты для своих коллекций по естественной истории.

Насчет Жака де Бразза и его товарища распространяли абсурдные слухи, эхо которых нашло меня даже в Африке; моя дружба с ними и самолюбие француза заставляют меня восстановить справедливость.

Почему же не подписались под своими статьями те, кто обвинял Жака де Бразза в том, что он работал ради своих личных интересов и отправил свои коллекции в Италию? Определенно, они не знают этого человека. Жак де Бразза – не французский гражданин, в отличие от своего брата, и я сожалею об этом: душа у него такая же возвышенная, а сердце такое же благородное, как у самого благороднейшего из французов.

Естественная привязанность к брату побудила Жака последовать за ним в Африку; благодаря его званию доктора наук министерство поручило ему научную миссию, причем без всякого вознаграждения, кроме удовольствия работать во имя чести.

Жак жил там общей жизнью с нами, все любили его, как он того и заслуживал; поскольку не хватало людей, он часто выполнял чужие функции и обязанности, не успевая заниматься своей собственной работой. Разве сейчас он и его товарищ Печиле не тратят свои силы и не рискуют своими жизнями в экспедиции, которую они возглавили после смерти де Ластура и которая совершается ради пользы и славы Франции?

Я добавлю, что великолепные коллекции, собранные усилиями Жака де Бразза, перечень которых был уже давно передан министерству, неделю тому назад поступили в Музей; это, я думаю, быстрее всех моих слов заставит умолкнуть голоса клеветников.

В феврале[608]608
  27 февраля (Chavannes Ch. de. Avec Brazza… P. 140).


[Закрыть] я покинул Лекети, чтобы спуститься по Алиме и присоединиться к Балле на Конго.

Местность, которую орошает Алима, пересеченная, плодородная и живописная; к сожалению, роскошная растительность берегов полностью скрывает обзор, и путь на пироге мог бы показаться скучным, если бы я не был занят с утра до вечера тем, что отмечал направление движения реки и составлял общую карту. По пути я обогнал де Бразза, который по своей старой и доброй привычке исследовал этот район на крошечной пироге, чей экипаж состоял из десятилетнего боя и одного туземца[609]609
  Де Шаванн догнал де Бразза 4 марта в низовьях Алимы, а 5 марта отправился дальше на Конго, тогда как руководитель экспедиции остался исследовать дельту Алимы (Ibid. Р. 141).


[Закрыть]. Впрочем, опасаться было нечего, так как наша репутация миролюбивых людей повсюду опережала нас; прибрежные жители очень хорошо принимали нас, в каждой деревне, где я останавливался на ночлег, меня окружала толпа детей и женщин, которые начинали с того, что смотрели на <чужака> с боязливым любопытством, а кончали тем, что становились до того фамильярными, что иногда мешали моему отдыху.

Одна вещь поразила меня, как она поразила затем де Бразза и многих других, – это река, которую бороздило немыслимое количество пирог, поднимавшихся и спускавшихся в беспрерывном движении туда и обратно, пустых при подъеме, а при спуске нагруженных корзинами с маниокой (или кассавой). Торговля, которую ведут апфуру, оправляющиеся за маниокой почти в самые верховья Алимы, ежедневно обеспечивает обитателей долины Конго примерно двадцатью тысячами килограммов хлеба. Алима, таким образом, является для них настоящей житницей, и ключ от нее находится у нас; батеке производят, апфуру экспортируют.

Что касается апфуру, то надо отметить, что эти племена, обозначенные разными именами – «апфуру», «абанго», «баянджи», «убанги», – не только принадлежат к одной и той же расе, но и являются одним народом. Как я мог убедиться во время путешествия, которое позже совершил по Нкундже, все они следуют одним и тем же обычаям, украшают себя одними и теми же татуировками и говорят на одном и том же языке.

По сведениям, взятым из достоверного источника, которые я часто проверял, по-видимому, восемьдесят лет тому назад, то есть вот уже почти два поколения, баянджи, или убанги, вышли к Конго по Нкундже, изгнанные из внутренних областей более могущественными народами и, может быть, привлеченные выгодами от торговли слоновой костью, мигрируя туда, откуда шли европейские товары; в один прекрасный день они всей массой вышли к реке, двигаясь, словно клином, изгнали и оттеснили во внутренние области прибрежные племена, захватили даже долины некоторых притоков и остановились только у первых порогов – непреодолимого препятствия для их лодок, а также из-за беспощадной войны, которую начал против них один из предков Макоко.

Невозможно определить даже приблизительно численность убанги, ныне обосновавшихся на берегах Конго или на ее притоках; нередко встречаются центры с населением от трех до четырех тысяч душ; возможно, их более одного миллиона человек, которых в один прекрасный момент выплеснули еще не изведанные глубины Африки, исторгающие свои излишки во всех направлениях; они вытолкнули убанги к Конго так же, как вытолк нули павинов и оссьеба[610]610
  Ветвь фанов (павинов), в эпоху де Бразза осуществлявшая экспансию в долине Огове. См.: Путеш. Гл. IX–X.


[Закрыть] к Огове и Габону.

Но вернемся к моему путешествию. Под жгучим солнцем и ливнями сезона дождей я начинал уставать от того, что целую неделю провел на пироге в очень неудобной позе картографа, не отрывая глаз от моих часов и компаса с карандашом и алидадой[611]611
  Алидада – линейка с диоптрами, используемая в качестве визирного устройства при топографической съемке.


[Закрыть] в руке. Деревень становилось все меньше, продуктов тоже. Однажды я даже чуть было не начал проклинать свою судьбу, но тут передо мной вдруг открылись берега, лишенные леса; высокие травы болот сменили привычные густые заросли, а пальмы борассусы – масличные пальмы и рафию[612]612
  Бамбуковая пальма (Raphia vinifera) – дерево из семейства пальмовых высотой до 16 м, растущее в экваториальном лесу; отличается необыкновенно длинными листьями. Широко использовалась туземцами в строительстве, для изготовления оружия и одежды. Кроме того, из ее сладкого сока делали винный напиток.


[Закрыть]; горизонт расширялся на низких равнинах; то были признаки дельты.

Час спустя стадо гиппопотамов, испугавшись, бросилось в воду, рискуя опрокинуть нас; еще несколько минут, и по фарватеру пятидесяти метров шириной я неожиданно вышел к великой реке. Какая смена декораций! Зрелище это полностью вознаградило нас за скучное путешествие.

Передо мной, касаясь неба с трех сторон горизонта, простиралось огромное водное полотно; очертания бесчисленных островков растворялись и терялись в золотой полуденной дымке, а ветер, покрывая миллионами маленьких волн поверхность реки, делал ее удивительно похожей на узкий морской залив, осыпанный островами.

Мои люди внезапно вывели меня из этого восторженного оцепенения, дав (впрочем, довольно беспорядочно) настоящий оружейный залп по группе из двадцати или тридцати гиппопотамов, которые преграждали нам путь. Я предпринял все усилия, чтобы избежать нападения этих монстров и освободить проход, а вечером вознаградил своих молодцов, позволив им вытащить из воды одного из убитых мной гиппопотамов. Невозможно представить себе то количество мяса, которое может вместить желудок голодного негра; мои люди, которые уже давно отвыкли от мясной пищи, провели за едой всю ночь; на следующий день я пришел в ужас, увидев, что от вчерашнего гиппопотама остался только скелет и несколько жалких кусочков: на это дело хватило четырнадцати человек; то, что они не съели, они закоптили и спрятали.