Текст книги "Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945"

– Это русские танки под Барутом.

Им осталось пройти всего лишь десять или двенадцать километров, думаю я. Кто-то с тревогой в голосе сказал:

– Через полчаса они вполне могут быть здесь.

Из дверей своего кабинета вышел генерал Кребс:

– Господа офицеры, прошу входить!

В Генеральном штабе главного командования сухопутных войск (ОКХ) началось последнее обсуждение положения на фронте. Меня вызывают с совещания. В приемной стоит Кренкель, измученный, весь в грязи. Несколько бронетранспортеров и 20 бойцов – это все, что осталось от его эскадрона. Барут взят русскими, там у нас занимали позиции всего лишь две зенитки и каких-нибудь два десятка бойцов и фольксштурмовцев. Русские пока остановились. В заключение он спросил, есть ли у меня для него еще какие-нибудь приказы.

– Да, – говорю я, – оставайтесь здесь вместе с вашими людьми и бронетранспортерами в полной боевой готовности.

Потом я снова возвратился в комнату для совещаний и доложил генералу [Кребсу]. Он приказал немедленно связать его с Гитлером, чтобы еще раз настоятельно просить его разрешить перенести штаб ОКХ в другое место. Гитлер ответил отказом. На лицах прощающихся офицеров можно легко прочесть одну мысль: итак, русский плен!

Вскоре после этого звонок от Бургдорфа. Гитлер только что приказал, как только стемнеет, отвести к Берлину все войска, которые еще сражаются на обоих берегах Эльбы между Дрезденом и Дессау – Рослау. Тем самым путь для встречи американцев и русских открыт. Несколько часов спустя последние немецкие машины связи успевают проскочить по коридору шириной всего лишь пятнадцать километров в южную часть рейха. С завтрашнего дня Германия будет расчленена на две половины: южную и северную.

Но, как уже не раз случалось на этой войне, русские остановились в тот самый момент, когда мы меньше всего этого ожидали. Так случилось и на этот раз. Нам повезло, так как, не встречая существенного сопротивления, русский танковый кулак остановился в Баруте, в десяти километрах от нашего штаба, и не двигался с места. Наконец, в 13 часов пришел приказ Гитлера о переносе штаба в Потсдам– Айхе в казармы люфтваффе. <…> В Генеральном штабе в большой спешке началась подготовка к выступлению. Демонтировались линии связи. В 14.00 я выехал со своей колонной через главный выход в направлении Берлина. Шеф [генерал Кребс] вместе со своим адъютантом выехал на новое место дислокации еще четверть часа тому назад.

По широкой проселочной дороге нескончаемым потоком двигалась толпа людей, сотни, тысячи, многие на повозках, запряженных лошадьми, другие с велосипедами или с маленькими тележками, с тачками и детскими колясками. Большинство шли пешком, все двигались на запад, куда-нибудь, только подальше от русских. <…> Мы пробирались сквозь толпу беженцев, стараясь двигаться в направлении Потсдама».

Цоссен попал в руки русских только в ночь на 22 апреля. Маршал Конев пишет:

«Я сам прибыл в Цоссен только 23 апреля. К этому времени город был уже полностью в наших руках. Когда германский Генеральный штаб работал над претворением в жизнь операции «Барбаросса» [нападение на Советский Союз с 22 июня 1941 года], наверняка он не думал, что менее чем через четыре года ему придется сломя голову покидать Цоссен. Да, генералы и офицеры Генерального штаба Гитлера были вынуждены так быстро оставить Цоссен, что не успели даже уничтожить подземные сооружения!

Эти сооружения оказались такими огромными и просторными, что ни у меня, ни у Рыбалко не было возможности осмотреть все. Впрочем, мысленно мы уже были в Берлине. <…>

20 апреля танковая армия Рыбалко сражалась в районе Цоссена, а ее передовые танковые отряды продолжали двигаться вперед, на север, в направлении Берлина. За 24 часа они преодолели более шестидесяти километров».

20 апреля Гитлер отмечал свое 56-летие. Накануне по радио выступил с речью рейхсминистр Геббельс:

«Самая выдающаяся культура, которую когда-либо знала земля, превращается в груду развалин и оставляет после себя лишь память о величии времени, которое разрушают фанатичные державы. Народы будут потрясены тяжелейшими экономическими и социальными кризисами, которые являются предвестниками грядущих страшных событий. Наши враги утверждают, что солдаты фюрера прошли по странам Европы как завоеватели, но, куда бы они ни приходили, они насаждали благополучие и счастье, спокойствие и порядок, стабильные отношения и вдоволь работы и, как следствие этого, жизнь, достойную человека[1]1
  Действительно, вдоволь работы для порабощенного населения захваченных стран и «жизнь достойную человека» – для оккупантов и их пособников. Тех, кто не был согласен с такими «благополучием и счастьем, спокойствием и порядком», вешали, расстреливали, отправляли в концлагеря, где был полный порядок, а на воротах надпись: «Каждому свое». (Ред.)


[Закрыть].

Наши враги утверждают, что их солдаты пришли в те же самые страны как освободители, но, где бы они ни появлялись, за ними следует бедность и страдание, хаос, опустошение и уничтожение, безработица, голод и массовое вымирание. И что остается от так называемой свободы, так это прозябание, которое даже в самых темных уголках Африки никто не отважится назвать жизнью достойной человека.

Здесь ясно начертанная программа восстановления, которая хорошо зарекомендовала себя как в нашей собственной стране, так и во всех остальных странах Европы, где для этого имелись соответствующие условия, полезная, несущая счастье каждому человеку и всем народам, позитивная и указывающая путь в будущее всем людям, противостоит фразеологическому туману еврейско-плутократическо-большевистского разрушения мира. Здесь человек, уверенный в своих силах, с твердой и несгибаемой волей противостоит противоестественной коалиции враждебных политических деятелей, которые являются всего лишь лакеями и исполнителями воли тайного мирового заговора.

То, что мы переживаем сегодня, является последним актом великой трагической драмы, которая началась 1 августа 1914 года и которую мы, немцы, прервали 9 ноября 1918 года, как раз в тот самый момент, когда приближалась развязка. Это явилось причиной того, что 1 сентября 1939 года пришлось снова начинать все сначала. То, чего мы хотели избежать в ноябре 1918 года, мы имеем сегодня в двойном и тройном объеме.

Война приближается к своему концу. Безумие, в которое вражеские державы ввергли человечество, уже достигло своего апогея. Оно оставляет после себя во всем мире лишь чувство стыда и отвращения. Противоестественная коалиция между [западной] плутократией и большевизмом близка к развалу. <…> Армии вражеских держав вновь атакуют наши оборонительные рубежи. За их спинами в качестве зачинщика маячит международное еврейство, которое не хочет мира, пока не достигнет своей сатанинской цели разрушения мира.

Но это ему не удастся. Господь снова отбросит Люцифера, как это уже часто случалось, когда он стоял перед вратами власти над всеми народами, назад в преисподнюю, откуда он явился. Этим континентом будет править не преисподняя, а порядок, мир и благосостояние. И если мир еще жив, не только наш, но и весь остальной, кому еще он обязан этим, как не фюреру? […] Он суть сопротивления развалу мира. Он храброе сердце Германии и страстная воля нашего народа. Я могу позволить себе высказать свое мнение на этот счет, и об этом следует сказать именно сегодня: если нация еще живет, если у нее есть еще шанс победить, если еще есть выход из смертельной опасности, то мы должны быть обязаны этим только ему.

Мы смотрим на него с надеждой и с глубокой, непоколебимой верой. Твердо и несгибаемо мы стоим за его спиной, солдат и штатский, мужчина и женщина, единый народ, готовый биться до последней капли крови, так как речь идет о жизни и чести. Мы храним ему германскую верность, так же как и он – нам, как мы поклялись однажды, и мы сдержим нашу клятву. Мы не кричим ему: фюрер, прикажи, и мы сделаем это! Он сам это прекрасно знает. Мы ощущаем его в наших сердцах и вокруг нас. Господь, дай ему сил и здоровья и защити его от любой опасности. Все остальное мы сделаем сами.

Германия – все еще страна верности. В час опасности она отметит свой величайший триумф. Никогда история не скажет об этом времени, что народ покинул своего фюрера или что фюрер покинул свой народ. Но ведь это и есть победа! То, о чем мы так часто просили фюрера в подобный вечер в счастливое время, сегодня, во времена страданий и опасности, превратилось для нас в значительно более глубокую и искреннюю просьбу: он должен остаться для нас тем, кем он является и кем всегда был: нашим Гитлером!»[2]2
  Надо отдать должное Геббельсу как блестящему пропагандисту. (Ред.)


[Закрыть]

В то время, когда эта торжественная речь звучит в эфире, на фронте под Берлином складывалось критическое положение. Немецкая 9-я армия, которая защищает подходы к столице рейха с востока, после тяжелых многодневных боев была вынуждена медленно отступать. Русские имели полное господство в воздухе; несколько сотен немецких самолетов (способных подниматься в воздух. – Ред.) группы армий «Висла» не могли устоять в борьбе с двумя мощными воздушными армиями русских. Тем не менее Жукову приходилось дорого платить за каждый километр завоеванной немецкой земли. «Начиная с 17 апреля и три следующие дня войска 1-го Белорусского фронта были вынуждены преодолевать чрезвычайно упорное сопротивление противника и отражать непрерывные контрудары немцев. Вермахт упорно защищал каждую позицию, каждую оборонительную линию и каждый населенный пункт».

В течение четырех дней непрерывных боев сила сопротивления германского фронта западнее Кюстрина постепенно иссякает. Все резервы группы армий «Висла» были уже израсходованы. В полосе фронта 9-й и 4-й армий возникли километровые бреши. Генерал Буссе вспоминает:

«Бои 19 апреля привели к возникновению новых брешей в полосе фронта армии. При неизменном положении до Франкфурта-на-Одере левый фланг XI корпуса СС был отброшен на высоты юго-западнее Хайнерсдорфа. Прибывающие по отдельности на фронт танковые бригады «Нордланд» и «Нидерланд» не могли наступать в полосе действия 1-й и 2-й русских гвардейских танковых армий, значительно превосходящих их по количеству танков, а были вынуждены сразу перейти к обороне.

18-я моторизованная дивизия потеряла значительную территорию в направлении севернее Штраусберга и имела лишь слабую связь с CI [101-м] армейским корпусом, который был вынужден снова отойти в направлении Эберсвальде. Тем самым армия раскололась на три группы (5-й горнострелковый корпус СС, крепость Франкфурт-на-Одере и XI танковый корпус СС в качестве южной группы; LVI танковый корпус в качестве центральной группы и CI армейский корпус в качестве северной группы). У нас не было никакой возможности закрыть бреши. Обращения группы армий и штаба армии в Генеральный штаб с просьбой разрешить отвести войска оказались безуспешными. Не удалось получить у Гитлера и разрешение на сдачу крепости Франкфурт-на-Одере, чтобы избежать окружения храброго гарнизона. Поэтому армия приняла решение отвести к Шпре, западнее Фюрстенвальде и восточнее Эркнера, LVI танковый корпус (бригады «Нордланд» и «Нидерланд», остатки 20-й моторизованной дивизии, танковой дивизии «Мюнхеберг» и 9-й парашютной дивизии), и уже были отданы соответствующие приказы. Командование 9-й армии намеревалось левым флангом XI корпуса СС и LVI танковым корпусом так укрепить участок реки Шпре от района восточнее Фюрстенвальде до Эркнера, чтобы войска с фронта на Одере, используя этот участок в качестве прикрытия фланга, могли организованно отойти в направлении южнее Берлина. Этот план потерпел неудачу из-за того, что Гитлер без уведомления штаба армии приказал LVI танковому корпусу отходить в направлении Берлина и подчинил его напрямую главному командованию сухопутных войск. И только в течение 22 апреля армия сумела внести ясность в вопрос местонахождения этого корпуса, который уже подозревался в игнорировании недвусмысленного приказа.

При таком отчаянном положении неожиданно поступает совершенно необоснованный приказ Гитлера, согласно которому 9-я армия должна при удержании своих позиций на Нейсе от Губена и на Одере, включая Франкфурт, наступать на юг и во взаимодействии с 4-й танковой армией, которой приказано наступать на север, закрыть брешь между обеими армиями. При этом армия должна перерезать тыловые коммуникации 1-го Украинского фронта и остановить его наступление на Берлин. Для исполнения этого приказа 20 или 21 апреля 9-й армии подчиняются Y армейский корпус с 21-й танковой дивизией и 35-й полицейской дивизией, а также остатки некоторых других дивизий. Руководство армии проигнорировало этот невыполнимый приказ и приняло решение предпринять все необходимые меры, чтобы без приказа прорваться южной группой на запад. Все части, без которых можно было обойтись (обозы, тыловые службы, вторые эшелоны штабов, подразделения снабжения и т. п.), по распоряжению командования группы армий «Висла» с 20 апреля отводились на северо-запад. CI [101-й] армейский корпус, которым уже не мог командовать штаб 9-й армии, перешел в подчинение 3-й танковой армии.

В тылу 9-й армии передовые танковые подразделения 1-го Украинского фронта, повернув западнее Люббена на север, перешли в наступление на Берлин. Было очевидно, что подразделения этого фронта ударят по 9-й армии с тыла. Перед командованием 9-й армии стояла тяжелая задача вместе с южной группой и оперативным отделом штаба армии с боем прорваться на запад».

Миссия 9-й армии, защитить Берлин от войск Жукова, оказалась невыполнимой. Генерал Буссе вместе с остатками своей армии попытался спастись от грозящего им окружения. В следующие дни он предпринял попытку прорвать русское кольцо окружения южнее Берлина, чтобы двинуться на запад к Эльбе и выйти к американским позициям.

Глава 8
Сорок восемь часов в апреле

20 апреля 1945 года фон Овен записал в свой дневник:

«День рождения фюрера в 1945 году. Не последний ли это день рождения, который мы отмечаем? Сегодняшний день даст ответ на этот вопрос. Правда, сегодня уже ни один человек не думает о праздновании дня рождения. Положение и без того слишком серьезное. Тысячи берлинцев вместе со своими подразделениями фольксштурма отправились на фронт, на Одер.

В течение ночи положение еще больше обострилось. Министр неоднократно звонил генералу Бургдорфу и настойчиво обращал его внимание на то, что четыре батальона фольксштурма не смогут коренным образом изменить ситуацию на фронте на Одере и что теперь фюрер должен принять решение об отправке на этот участок фронта всех сил, сосредоточенных в Берлине. Разумеется, при этом министр со всей ясностью указал на то, что в этом случае при прорыве фронта 9-й армии уже больше нельзя будет рассчитывать на оборону Берлина.

Рано утром фюрер принял решение. Оно звучало так: оборона Берлина будет организована до границ города. После этого все воинские подразделения и части, которые были в нашем распоряжении в Берлине, немедленно отправляются на фронт на предоставленных для этого городских автобусах. Мы от всего сердца желаем им успеха».

Это решение Гитлер принял слишком поздно. 20 апреля судьба сражения на подступах к Берлину уже была решена: 9-я армия расколота на три группы. Городские автобусы, до отказа забитые подразделениями фольксштурма и прочими вооруженными формированиями, становились слишком легкой добычей русских самолетов, которые в это время непрерывно атаковали вылетные магистрали Берлина (городские улицы, переходящие в междугородные шоссе). Утром в день своего рождения Гитлер разделил ту часть Германии, которая все еще находилась в руках немцев, на Северный район под командованием гроссадмирала Дёница и Южный район под командованием генерал-фельдмаршала Кессельринга. После обеда он принял в саду рейхсканцелярии делегацию фронтовиков. Лидер молодежного гитлеровского движения (гитлер – югенда) Артур Аксман свидетельствует:

«20 апреля 1945 года… я вместе с членами гитлерюгенда, которые отличились особой храбростью на фронте, стоял в саду рейхсканцелярии в Берлине. В мирное время в этот день войска обычно маршировали во время грандиозного парада по берлинскому проспекту Ось Восток – Запад. Сегодня же поздравить фюрера вместе с нами пришли бойцы дивизии СС «Фрундсберг» и Курляндской армии – измотанные в боях солдаты долгой войны.

Уже наступила вторая половина дня, когда Гитлер появился из железных ворот своего бункера. Вслед за ним вышли доктор Геббельс, рейхсфюрер СС Гиммлер, шеф партийной канцелярии Борман и имперский министр вооружений и военной промышленности Шпеер. Геринг отсутствовал.

Гитлер прошел вдоль строя фронтовиков и каждому из них пожал руку. Он шел ссутулившись. Его руки дрожали. Мы были потрясены его внешним видом. Он обратился к нам с кратким пламенным призывом: «Битва за Берлин должна быть выиграна». Было просто удивительно, какая сила воли и какая решительность все еще исходили от этого человека.

Свою речь он закончил приветствием: «Хайль ойхь!» – «Привет вам!» Однако никто ему не ответил. В саду было тихо. Только издали глухо доносился грозный грохот фронта, находившегося менее чем в тридцати километрах от имперской столицы.

Потом Гитлера поздравили его соратники. Я стоял рядом с Генрихом Гиммлером и слышал, как он сказал:

– Мой фюрер! Сердечно поздравляю с днем рождения. Желаю всего хорошего и от имени СС!

По сравнению с прежними заявлениями Гиммлера это прозвучало для меня слишком холодно. Или он обиделся на Гитлера за то, что тот отстранил его от командования группой армий «Висла»?

После поздравления Гитлер обратился ко мне:

– Вы хотели со мной поговорить, Аксман? Пойдемте со мной вниз.

Вместе с Борманом и ближайшими сотрудниками я отправился из сада рейхсканцелярии в самую верхнюю часть бункера, спустился по лестнице вниз, прошел мимо часового в серой полевой форме и со стальной каской на голове. Так я в первый раз оказался в бункере под рейхсканцелярией. <…>

– Что у вас, Аксман? – спросил Гитлер.

– Мой фюрер! – ответил я. – Молодежь выражает свой протест по поводу того, что многие представители партийной верхушки призывают ее на последний бой в фольксштурм, а сами не собираются становиться во главе этой борьбы.

– Назовите примеры, – перебил меня Гитлер.

Это не смутило меня. Среди прочих я назвал ему гауляйтера Вахтлера, который сбежал из Байройта. На что Гитлер заявил:

– В данном случае на его примере я уже дал наглядный урок другим.

Позже я узнал, что Вахтлер был расстрелян.

Гитлер громко обратился к Борману:

– Я уже столько раз говорил вам, чтобы вы вводили в руководство партии лидеров молодежи, хорошо зарекомендовавших себя на фронте. На таких молодежных лидеров всегда можно положиться.

Затем Гитлер предложил мне:

– В будущем ежедневно докладывайте мне о положении дел.

Так на самом последнем этапе войны, когда уже начался вывод из Берлина правительственного и административного аппарата, я вошел в ближайшее окружение Адольфа Гитлера».

Уйти или остаться? Такой вопрос возник перед Гитлером в этот день. И если еще неделю тому назад он категорически отверг предложение генерал-фельдмаршала Шёрнера поменять Берлин на Прагу, подверженную опасности столицу рейха на относительно спокойную резиденцию протектората, то теперь, ввиду предстоящей изоляции Северной Германии, Гитлер обдумывал, не улететь ли ему в Южную Германию, чтобы оттуда руководить дальнейшим сопротивлением. Правда, он так и не решился на этот шаг, поскольку его вера в победоносное завершение войны все еще не была сломлена. Один из офицеров из ближайшего окружения Гитлера записал в свой дневник: «Сначала вера

Гитлера в окончательную победу казалась добрым, воодушевляющим предзнаменованием. Он сравнивал положение Берлина с положением Москвы в 1941 году. Он говорил: «Большевистские генералы будут действовать точно так же, как мои генералы действовали тогда. Каждый хочет быть первым, чтобы со своей армией захватить столицу. Большевистские генералы точно так же одержимы этой целью, как тогда были одержимы ею мои генералы. Тогда я предостерегал их от этого. Они должны были оставить Москву в покое и продолжать наступление в обход нее. Позже Москва сама сдалась бы им. Но они все-таки атаковали Москву, это стоило нам тяжелых потерь в живой силе и технике, рокового ослабления нашей боеспособности без достижения оперативного решающего успеха. Точно также будет и на этот раз с русскими в случае штурма Берлина. Я приказал 12-й армии, которая без дела стоит на Эльбе, развернуться и ускоренным маршем двигаться к Берлину. У нас здесь только одна задача: наносить русским как можно более сильный урон и при любых обстоятельствах до тех пор удерживать Берлин, пока Венк не будет здесь».

Генерал танковых войск Вальтер Венк должен был в последнюю неделю апреля спасти Берлин от русского штурма ударом с запада. Его армия была сформирована только в конце марта – начале апреля 1945 года. Венк свидетельствует:

«12-я армия только что была сформирована в эти дни в районе города Дессау, но те соединения и части, которые были выделены ей в качестве войск первого эшелона, были последними и самыми лучшими резервами Германии. Первоначально было предусмотрено сформировать десять дивизий, основу которых составляли боеспособные солдаты и офицеры. Личный состав и выпускники офицерских училищ, отличные унтер-офицеры, испытанные в боях фронтовые офицеры, кроме того, большое количество молодых людей, пришедших в армию из организаций Трудовой повинности. Задача, поставленная перед 12-й армией, сначала звучала так: сосредоточение севернее Гарца, то есть восточнее Эльбы, затем наступление на запад, чтобы освободить из Рурского котла окруженную там группу армий «Б» и закрыть разорванный Западный фронт.

Но очень скоро я убедился в том, что для выполнения этого задания сил моей армии совершенно недостаточно.

К тому же пришлось бросить в тяжелые бои с американцами на Эльбе все соединения еще до того, как было закончено их формирование, так как события слишком быстро сменяли друг друга. Ни в одном подразделении солдаты не имели возможности в ходе совместных учений привыкнуть друг к другу. Кроме того, две дивизии, предназначенные для 12-й армии, так никогда у нас и не появились. Или они вообще не были сформированы, или же оказались в других армиях. К тому же в армии не было ни одного танка, только штурмовые орудия. У нее почти не было зениток, а самолеты германских люфтваффе так никогда и не появились над ее районом боевых действий. <…>

Противник уже так далеко продвинулся с запада и занимал такие прочные позиции, что нельзя было и думать о том, чтобы задействовать мою армию в направлении Рурского котла. Поэтому сначала нам оставалось только мешать американцам и англичанам наступать на Берлин. Наши дивизии сосредоточились восточнее Эльбы в районе Цербст – Дессау – Биттерфельд – Виттенберг – Бельциг.

Вскоре американцы перестали наступать. Какое-то время нам доставляла много хлопот только их штурмовая авиация. Я понял, что они рассматривают Эльбу как демаркационную линию: очевидно, территорию восточнее реки они оставляли русским. А когда 16 апреля Красная армия перешла широким фронтом в наступление на Одере и явно наметился их двусторонний охват Берлина, я решил отвести от Эльбы основные силы 12-й армии и развернуть их фронтом на восток».

Гитлер послал генерал-фельдмаршала Вильгельма Кейтеля, начальника штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил Германии, в штаб 12-й армии в Бельциг. Венк пишет:

«Он прибыл после полуночи. «Освободите Берлин, – потребовал он. – Разверните все имеющиеся у вас силы. Соединитесь с 9-й армией. Пробейтесь к Берлину и спасите фюрера. Его судьба – это судьба Германии. Вы, Венк, должны спасти Германию! Все в ваших руках!»

Кейтель приказал: «Удар должен осуществляться из района Тройенбритцен – Бельциг».

Я знал, что 9-я армия окружена. Она отступала от Одера и с 19 апреля пыталась пробиться на запад. У нее уже почти не осталось боеприпасов. Я вынужден был сказать Кейтелю, что, кроме того, его план был составлен с учетом дивизий, которые давно прекратили свое существование или еще не были даже сформированы. Я смог лишь заверить его в том, что в кратчайшие сроки передислоцирую свои дивизии на восток и затем перейду в наступление.

Прежде чем покинуть меня, а уже было около трех часов ночи, Кейтель заверил меня в том, что сейчас главное – продержаться и не раскисать, так как рано или поздно русские и американцы поссорятся.

В эти часы мне стало ясно, что этот человек, а вместе с ним и глава государства, которого он консультировал, давно уже не имели истинного представления о положении, сложившемся на данном этапе войны. После совещания со своим штабом я решил с этого момента идти своим путем».

«Идти своим путем», другими словами, – проигнорировать невыполнимый, бессмысленный приказ – решил еще один военачальник. Обергруппенфюрер СС Феликс Штайнер (Штейнер), который в апреле снова был переведен на Восточный фронт севернее Берлина, в ночь с 20 на 21 апреля получил из рейхсканцелярии следующий приказ:

«Единственная задача армейской группы Штайнера заключается в том, чтобы атакой с севера силами 4-й полицейской дивизии СС и как можно более сильными частями 5-й егерской дивизии и 25-й танковой дивизии, позиции которых должна занять 3-я дивизия морской пехоты, установить связь с находящимися под городом Вернойхен и юго-восточнее от него силами LVT танкового корпуса (дивизией СС «Нордланд», 18-й моторизованной дивизией, 20-й танковой дивизией, танковой дивизией «Мюнхеберг» и частями 9-й парашютной дивизии) и при любых обстоятельствах удерживать эту связь.

Отступление на запад всем частям категорически запрещено.

Те офицеры, которые безоговорочно не подчинятся этому приказу, подлежат аресту и расстрелу на месте.

Вы сами отвечаете головой за выполнение этого приказа.

От успешного выполнения этого задания зависит судьба столицы германского рейха.

Адольф Гитлер»

В своих мемуарах Штайнер дает такую оценку приказа Гитлера:

«Немногочисленных войсковых соединений и частей, имевшихся для выполнения этого приказа в моем распоряжении, едва хватало, чтобы прикрыть южный фланг германских войск, сражавшихся в Мекленбурге [то есть 3-й танковой армии]. Для наступления в сторону Берлина их было совершенно недостаточно.

Тем не менее теперешний начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал пехоты Кребс требовал наступать, и его в этом поддерживали все нижестоящие командные инстанции.

В насколько драматичном, настолько и тяжелом разговоре по пока еще действующей линии радиорелейной связи на дециметровых волнах Кребс проинформировал командующего «армейской группой Штайнера» о том, что теперь начнется решающая битва за Берлин под личным руководством Гитлера. Он сказал, что 12-я армия под командованием генерала Венка развернется на Эльбе и снимет осаду с Берлина с юго-запада. По его словам, 9-я армия под командованием генерала Буссе получила задание отходить к Берлину с востока и оттуда разорвать кольцо окружения. «А вы, – продолжал генерал Кребс, – будете наступать с севера на Шпандау и тем самым вскроете кольцо окружения вокруг Берлина с севера».

Мой ответ был следующим: «Мне же положение представляется совершенно другим. У Венка слишком мало дивизий, и ни одна из них не является полностью боеспособной. Буссе, насколько мне известно, сам попал в окружение, и ему придется очень постараться, чтобы прорвать кольцо окружения вокруг собственной армии. Если ему это удастся, то спастись смогут лишь жалкие остатки его армии. В настоящее время в моем распоряжении находятся всего лишь три дивизии. Этими силами организовать наступление невозможно, и оно не имеет смысла».

В этот момент разговор прервался».

В эти самые дни войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов добились решающего успеха в битве за Берлин. Армии и ударные группы на левом фланге 1-го Белорусского фронта уже подходили к восточным пригородам Берлина. Танковые соединения 1-го Украинского фронта продолжали наступление на северо-запад. Их целью являлись южные подъездные пути к Берлину. Поскольку оба фронта действовали в основном согласованно, то они добились успеха и на своих флангах, в частности, удалось осуществить окружение 9-й армии генерала Буссе в районе Губен – Мюлльрозе – Фюрстенвальде – Кёниге – Вустерхаузен – Люббен. В этой ситуации активизировался и третий советский маршал, Константин Рокоссовский. Его 2-й Белорусский фронт – три общевойсковые армии и несколько танковых и механизированных корпусов – готовился в ночь на 20 апреля форсировать Одер между городами Штеттин и Шведт.

«За пять часов до начала наступления во всех подразделениях и частях состоялись собрания, на которых было зачитано обращение военного совета фронта к солдатам, сержантам, офицерам и генералам. В нем, в частности, говорилось: «Родина ожидает от солдат Красной армии окончательной победы над фашистской Германией! Силы врага иссякают. Он уже не сможет долго оказывать сопротивления! Советские воины! Вас ожидает победа! Вперед для окончательного разгрома врага!»

Советские солдаты поклялись с честью выполнить приказ родины.

В ночь на 20 апреля бомбардировочная авиация подвергла массированной бомбардировке главную полосу обороны противника, а утром после артиллерийской подготовки, которая на отдельных участках фронта продолжалась от 45 до 60 минут, войска перешли в наступление.

65-я армия под командованием генерал-полковника П.И. Батова под прикрытием артиллерийского огня начала форсировать западный рукав Одера в 6.30 утра». (Восточный рукав Одера был преодолен 65, 70 и 49-й армиями 18 апреля, 19 апреля войска этих армий уничтожали войска противника в междуречье восточного и западного рукавов реки. – Ред.)

Батов свидетельствует:

«Через 36 минут после начала форсирования западного рукава Одера командир батальона 238-го полка донес по радио: «Ворвался в первую траншею, захватил пленных – четырех солдат и одного офицера». Обычно я лишь слушал радиопереговоры, не вмешиваясь в распоряжения командиров полков и дивизий. Контроль нужен, но опека мешает. Однако на этот раз я приказал в микрофон: «Пленных доставить ко мне».

Их привели часа через два. Допросили. Подтверждены данные о вражеских частях. Немецкий офицер заявил, что удар был внезапным: «Туман, много огня – и сразу бросок в наши траншеи».

С восходом солнца видимость улучшилась. Отчетливо слышался все более и более нарастающей силы ближний бой на западном берегу Одера. <…>

Войска 65-й армии к 8.30 захватили опорные пункты на плацдарме в три километра по фронту. К полудню были взяты высота 65,4 и предмостное береговое укрепление автострады. <…>

18-й корпус Н.Е. Чувакова к 8.30 форсировал западный рукав Одера силами четырех полков. Первая траншея захвачена, гвардейцы 37-й гвардейской дивизии движутся на Колбитцов после тяжелого рукопашного боя с 8-м полком СС в районе высоты 65,4. 15-й Сивашской дивизии сопутствует наибольший успех: два ее полка очистили от противника населенный пункт Шиллерсдорф на левом крыле армии и уже взяли с боем Ной-Розов. Но вскоре дивизия почувствовала возросшее сопротивление противника. Герой Советского Союза полковник А.П. Варюхин докладывал: