Текст книги "Федор. Сказка о жизни. Записано Вальтером"

Мария медленно подняла голову и опустила ее на спинку скамьи. Жизнь решила остаться в ней.

На одной из веток над скамьей качалось что-то темное и пушистое.

* * *

Директор опаздывал. Наталья Николаевна впустила их в кабинет, пригласила за стол заседаний и обеспечила вкусным кофе и сладостями.

Сергей и Миша просматривали документацию, а Саша задумчиво смотрел на часы, висящие на потемневшей от времени, обитой деревянными панелями стене. Беспокоило необычно бледное лицо матери после вечерней прогулки. Горестное чувство чередовалось с радостью и нетерпением ожидаемой встречи с Ритой.

Дверь отворилась, и Ефим Григорьевич быстрым шагом вошел в кабинет. Зацепив пальто за стоящую на входе вешалку и продолжая держать в руках потертый портфель, он сразу поспешил к коллегам.

– Доброе утро, ребята! Извините, пожалуйста, старика! Задержался на заводе, – произнес он, пожимая руки. – Напитками все обеспечены? – Услышав единогласное подтверждение, директор бросил портфель на кресло рабочего стола, взял папку для записей и толстую чернильную ручку и присоединился к ним.

– Разрешите объявить заседание открытым! Каков план? – он с улыбкой посмотрел на каждого из присутствующих.

Саша поднялся и разложил перед ним три стопки бумаг.

– Мы, Ефим Григорьевич, решили сделать доклад следующим образом. Сергей осветит тему и обоснование процесса. Миша расскажет об экспериментальной установке и о сборе информации. А я, в завершении, доложу о результатах работ. Мы подготовили пакет копий, чтобы перед каждым из нас был полный набор того, о чем мы сегодня будем говорить.

Директор удовлетворенно кивнул.

– Спасибо! Но хочу сразу указать на то, что все, что вы считаете вашим авторским достоянием и секретными сведениями, сообщать мне вовсе не обязательно. И эти бумаги вы в конце нашего заседания можете забрать с собой. Записывать я буду только мысли по возможному будущему развитию технологии. Мне очень важно, чтобы на нашу совместную работу не падала даже легкая тень недоверия. Я внимательно слушаю. – И обратился взглядом к Сергею.

Его сотрудники удивленно переглянулись.

Сергей выпрямился на стуле.

– Ефим Григорьевич, обижаете! Какие могут быть у нас по отношению к вам секреты или сомнения! Лучше послушайте и скажите, что вы об этом думаете.

Друзья так горячо поддержали его, что шеф института, рассмеявшись, попросил приступить к докладу.

Кашлянув, докладчик прочистил горло.

– Тогда я начну. Заглавие: «Поиск и исследования условий получения реакций холодного ядерного синтеза».

Он говорил о том, что, несмотря на отрицание официальной наукой возможности столкновения двух ядер при низких температурах вследствие непреодолимости кулоновского барьера, около 600 ученых, организованных в 140 группах, в различных странах усиленно исследуют феномен холодного ядерного синтеза, сопровождаемый выделением большого количества избыточного тепла и называемый сегодня низкоэнергетическими ядерными реакциями или по-английски Low Energy Nuclear Reactions, то бишь сокращенно – LENR.

Во время рассказа Сергея о пионерах холодного синтеза Филимоненко, Флейшманне и Понсе старый ученый поглядывал поверх очков на этих молодых людей, сосредоточенно следовавших докладу, переглядывавшихся в особенно важных местах и вновь углублявшихся в бумаги. Они были полны сил и энтузиазма.

– В отличие от многих других, предпочитающих палладий Флейшманна-Понса или никель Андреа Росси, Цветков пошел по пути гидрида титана и дейтерия. Короче, мы решили повторить его эксперимент. – Сергей посмотрел в сторону шефа. – Если что непонятно, спрашивайте. Хорошо?

Ефим Григорьевич кивнул и сразу спросил:

– Откуда гидрид взяли?

Вопрос немного смутил его коллег.

С молчаливого согласия товарищей Саша признался:

– После всех чтений и обсуждений мысль об эксперименте пришла, по правде сказать, когда Борис Иванович рассказал о работе группы по биозащите 20 с лишним лет назад и упомянул 15-ю. Ну, а когда мы там нашли практически все, что нужно, удержаться было невозможно. Мы даже подозреваем, что он нам эту историю неспроста преподнес.

Покачивая седой головой, Ефим Григорьевич громко рассмеялся. Вкралась очень приятная мысль: молодежь общается со стариками. Лучшего для института придумать невозможно. И, глядя на недоумевающую молодежь, сказал:

– Продолжайте, пожалуйста!

Разговор пошел о металле, способном поглощать большое количество газа, о встречных потоках атомов дейтерия и осуществлении их лобового столкновения в кристаллической решетке металла.

– Далее по Цветкову: если добавить в это взаимодействие более тяжелые атомы кислорода с такой же скоростью, то число необходимых пар уменьшится до 500. А это значит, что можно будет зарегистрировать 10⁵ реакций и, соответственно, нейтронов, что мы и получаем в рамках наших экспериментов. Наши расчеты, подтверждающие Цветкова, в документации. Сергей тяжело выдохнул и откинулся на спинку стула.

Ефим Григорьевич просматривал расчеты.

– Ну что ж, Михаил, ваша очередь!

Огромные ручищи взволнованно перекладывали бумаги.

– С установкой вы и Борис Иванович нам здорово подсобили. Огромное спасибо от нас всех! – Он наконец разложил все рисунки по своим местам. – Начинали мы работать с трубками и порошками, но чертеж настоящего реактора мы уже давно набросали по рисунку из заявки Цветкова на европейский патент. А после вашего внутреннего распоряжения Борис Иванович нам сразу Жору из мастерской приставил. Так он эту штуку в одну смену смастерил. Золотые руки у парня. Борис Иванович нам и компьютер помощнее и еще разной техники предложил, но мы пока используем все то, что нашли в 15-й. На рисунке 2.1. изображена наша старая установка, но уже с новым реактором. Мы на нем успели уже пять экспериментов провести. Об этом Саша расскажет.

В докладе Михаил отобразил общую схему установки и описал со всеми техническими подробностями клапана, вентили, датчики, детекторы, счетчики, нагреватели и блок питания. Рассказал о системе сбора информации на старом 286-м компе в стандарте КАМАК и вскользь упомянул о том, что написал маленькую программку по вводу регистрируемых данных в память и их визуализации.

– С целью однозначного подтверждения регистрации нейтронов в процессе работы установки, наряду с газоразрядными нейтронными детекторами использовали трековые детекторы из слюды мускавит с нанесенным слоем урана 235. После травления слюды при анализе этих детекторов под электронным микроскопом увидели треки продуктов распада урана 235 под воздействием нейтронов.

По глазам директора было заметно, что некоторые моменты доклада вызывали вопросы, но он не прерывал докладчика, пока тот не закончил.

– Так, мы все понимаем, что наличие нейтронов и, соответственно, гамма-излучения – это неопровержимое доказательство ядерной реакции. Теперь скажите, как мерили гамму и как вам на ум пришло использовать уран в качестве детектора!

– Ефим Григорьевич, не беспокойтесь по поводу урана. Это из стандартного набора детекторов нейтронов. Там урана на слюде размазано одноатомным слоем. Меньше даже чем на стрелках командирских часов. Все сделано на высшем уровне безопасности. Слава богу, у нас в институте все, что для этого необходимо, есть. – Михаил выложил на стол соответствующую документацию. – Видите, свинцовая рубашка, открытая к водяному замедлителю. Выносили и ставили только на время эксперимента и всегда в спецодежде. За фоном следили всегда и за защиту не лезли. Поверьте!

– А нейтрончики летают, как птички перед перелетом на юг, – вставил с сияющей улыбкой Сергей.

Их ментор немного успокоился и, ухмыльнувшись, довольно кивнул.

– Интересно! Что скажешь, Саша?

– Более чем, Ефим Григорьевич. Сомнений нет – по ходу процесса присутствуют нейтроны и гамма-кванты.

Последовало описание процедуры подготовки и запуска установки. Саша перечислял значения температуры, давления и счета импульсов нейтронов. А директор института, углубляясь в цифры и результаты, все четче ощущал, что неизвестный ему Цветков и его коллеги нащупали плодоносную жилку в этой новой сфере энергетики, и как непросто им будет убедить мир в необходимости ее дальнейшей разработки.

– Мощность избыточного тепла ядерного процесса превышает потребляемую нагревом в 4-5 раз. Другими словами, присутствует реальный шанс, что выведенная на автоколебательный режим установка может, используя современные методы преобразования тепла в электричество, производить в четыре раза больше электроэнергии, чем она потребляет. – Саша повернулся к директору института и гордо завершил: – Настоящим мы подтверждаем результаты экспериментов Цветкова.

Отложив в сторону листки, Ефим Григорьевич обвел взглядом коллег.

– Что я могу сказать? Молодцы, черт меня побери! – Он смеялся вместе с ними. – Ну, а что вы пожелаете господину Цветкову?

Первым откликнулся Сергей:

– Чтобы он нашел, скажем на Западе, государственную структуру, которая бы серьезно, с участием кучи спецов из различных областей науки и техники, занялась этой темой. С одной стороны мощная крыша, а с другой – технологию можно было бы координированно, без больших потрясений вывести на рынки. Для начала, к примеру, в качестве локального источника энергии для установок опреснения морской воды в Африке. И у африканцев урожай, и в Европе меньше беженцев.

С восторженным удивлением директор в очередной раз обвел взглядом этих молодых ребят.

– Да я смотрю, вы не только о синтезе думали!

– У нас, Ефим Григорьевич, еще до начала работ достаточно времени подумать было. – Михаил светился от радости. – А насчет кучи спецов Сергей, конечно, прав. Там еще работы – на пару лет точно. И оптимизация рабочего тела. И поиск дизайна. И мощностное масштабирование. Материаловедение тоже не стоит забывать. Следует поискать эффективное преобразование тепла в электричество. В общем, это дело не для одного человека.

– А вы теперь чем намерены заняться? – В лицах сотрудников глава института видел желание достичь чего-то большого.

Тут Саша напомнил ему:

– Ефим Григорьевич, мы же по вашему распоряжению в группе исследования трансмутации отходов посредством быстрых нейтронов. Так вот, мы, с вашей поддержкой, и начали бы на основе установки по синтезу обдумывать установку по трансмутации. А в подходящий момент еще бы опубликовали результаты нашего эксперимента в поддержку Цветкову. Может, и с ним вместе когда-нибудь что-нибудь замутим. Как вы на это смотрите?

Эти чистосердечные слова растрогали Ефима Григорьевича до глубины души.

– Положительно! Спасибо за работу, ребята! Давайте прямо в понедельник в 8 опять сюда. Я Бориса Ивановича тоже приглашу. Покумекаем немного вместе о трансмутации. А я до тех пор поразмыслю о возможностях института. Заседание объявляю закрытым!

Он собрал бумаги и протянул их Саше.

– Бумаги возьмите и спрячьте. Советую использовать флэшку. Еще раз – спасибо!

Оставшись один в кабинете, директор слышал веселый галдеж спускавшихся по лестнице, смотрел в окно на березки и думал о смысле своей жизни и о ребятах, с которыми можно было бы много чего построить. Эх, еще бы годков пяток!

* * *

Чем ближе подходил час встречи, тем больше Рита нервничала. Все должно было получиться особенно вкусно и красиво. И хотя она умела прекрасно готовить, что не раз подтверждала мама, в голове кружился хоровод вопросов. Ничего не забыла? А вдруг он не любит лук в котлетах? А что в пюре – молоко, масло, яйцо, сметану? А если ему вино в соусе не понравится? Салат с кандированным грецким орехом он небось еще не ел?

Она призвала себя к порядку, и вскоре на крохотной кухоньке забулькало, закипело, зашипело, запарилось и вкусно запахло. Поймав себя на мысли, какую неимоверную радость ей доставляет готовить для него, она смеялась и с еще большим усердием и вниманием командовала парадом кастрюль и сковородок.

Когда настенные часы показали половину седьмого, все было почти готово. Поставив все конфорки на минимум, Рита поспешила в ванную комнату.

Когда звонок напомнил о своем хроническом недуге, стол блестел тарелками, приборами, салфетками, фужерами, бутылками и полностью раскрывшейся алой розой, а хозяйка, в очередной раз рассматривая себя в зеркале, откровенно высказывала мнение своему отражению.

Когда – «одну секунду!» – Саша, быстро пройдя к столу и положив на Ритино место белую розу и завернутую в красную бумагу небольшую коробку, вернулся к ней и после негромкого «Добрый вечер, Рита!» поприветствовал ее касанием щек – слева осторожно и нежно справа, она наполнилась каким-то мягким радостным спокойствием. Как будто рядом стоял давнишний друг, прихода которого она с нетерпением ждала.

Ей пришлось опять, как в прошлый раз, бежать на кухню, откуда сначала была слышна тишина, а затем:

– Саша, откройте и разлейте, пожалуйста, вино! Пусть подышит.

Рита несла белую розу, с улыбкой рассматривая ее.

– Спасибо! Я так люблю розы. Теперь у меня их две. Посмотрите, как пышно первая раскрылась! – Она опустила цветок в вазу рядом с алым и коснулась белого лепестка. – Вы знаете, что нужно сделать, чтобы розе было хорошо?

Он смотрел на нее ласково смеющимися глазами.

– Расскажите! Мне интересно.

– Сначала нужно убрать листья, которые могут коснуться воды. Вода может быстро протухнуть. Вообще, хорошо, если вода отстоялась. Потом подрезаете под острым углом стебелек, чтобы в него могло поступать достаточное количество воды. Добавляете в воду немного сахара и уксуса – питание. Можно забросить таблетку аспирина – вода долго не тухнет. И лучше всего, если роза стоит в прохладном месте. Но это, к сожалению, противоречит ее назначению – я хочу любоваться ею.

Рассмеявшись, она поспешила на кухню и тут же вернулась с двумя мисками.

В одной, в маняще вкусно пахнувшем соусе, парились румяные котлетки. А из другой, играя легким паром, выглядывало нежно-желтое пюре.

– Давайте чокнемся! – Рита протянула к Саше фужер надышавшегося красного вина.

– С удовольствием! – Раздался продолжительный звон старого чешского хрусталя. – За прелестную хозяйку! – Саша поднял фужер и, повернувшись к стенке с картинками, прибавил: – И, друг Давид, за тебя и твои прелестные ресницы!

Прикрыв уста тонкими пальчиками, Рита покатилась со смеху.

Ей было так хорошо на душе.

Еще смеясь, она указала глазами на лежащий рядом с тарелкой пакет: «Можно?»

Прелестные ресницы говорили, что это для нее.

Бережно развернув и медленно опуская на пол оберточную бумагу, Рита уставилась на небольшую коробку.

– Кедровый грильяж! Какая прелесть! – Он помнил о ее любимых конфетах!

Внимание доставляло радость. Горя желанием чмокнуть в щеку, она устремилась к нему и… оказалась в крепком мужском объятии. До того крепком, что руки едва сдерживали его.

Близко-близко, в темной синеве, за легким испугом собственной решительности, ярко проступало то глубокое, полное нежности чувство, o котором она уже не раз догадывалась, глядя в нее.

Словно открывая еще скрытое в ставшем таким близким, кончики пальцев пытливо и осторожно касались его груди и извилин шеи, поднялись к лицу, крепкому подбородку, к упругим полным губам, гладким щекам, холодным ушам и встретились в густых темных волосах. Откровенные полуоткрытые губы нашли пылкое отражение в захватывающем дыхание, завораживающем, пьянящем – сначала неутолимом, поглощающем, затем бесконечно нежном и ласкающем.

Она вся прильнула к нему и глубоко вдохнула аромат мужской груди. Его губы посыпали белоснежную щеку, нос, прикрытые глаза и тонкой дугой изогнутые брови пылающими угольками, разжигающими еще неизвестное ей пламя. Все крепче обнимая, она по-своему чтила силу его страсти, причиной и предметом которой была она сама.

Комната растворялась в легком тумане, насыщенном вздрагивающими звуками и цветами. Продолжительный сладкий стон. Уста коснулись таинственной точки на ее шее. Откинутая назад голова, покоящаяся на сильной, ушедшей в локоны руке, полностью открывала шею губам. Пронизывающее влечение было услышано, и внимательные руки, крепко обнимая гибкий стан, стремились туда, где они теперь должны были быть. Она вновь приникла к нему, обвила шею и судорожно вдохнула у самого уха, когда они скользнули по ждущим ягодицам, крепко охватили их снизу и прижали ее к твердому телу.

Все, что разделяло, мешало. Все, что не сразу снималось или расстегивалось, раздевалось через голову или каким-то другим неповторимым образом и улетало восвояси. Весь мир состоял из жаждущих рук, губ и глаз. Они ласкали складочки, неровности, впадинки, углубления и выпуклости.

С проснувшимся и растущим желанием она смотрела застланными туманом глазами во взволнованную синеву его очей и как-то по-девичьи робко, рука об руку с ним, отступала.

Смущенно улыбаясь и не отрывая от Саши взгляда, Рита присела на кровать, протянула к нему руки и медленно опустила спину на прохладное одеяло.

Глаза. Любящие! Он любит меня! Да, он любит меня! Любит! Меня!

А я? А я? …а я только начинаю.

Пальцы в темных волосах.

Сквозь пальцы.

Не смотреть.

Только слушать и осязать.

И чувствовать.

Упругое тепло губ. Куда вы?

Нос. Носик. Сладко.

По черточкам бровей. Мяу!

Мои волосы нравятся. Вдыхает их. Милый мой! Милый! Мой!

Сосок. Иди сюда! Сквозь волосики. Вот так! Как спина напряглась! Это все я?

Ухо. Щекооотно!

Да, шея. Дааааааа! Ммммм! Еще! Он знает. Хоорррошо зна…еет!

Твердое и горячее задело низ живота. Она смущенно засмеялась. Но смех оборвался. Груди помещались в чувственных сильных руках. Язык не спеша описал кружок по ареоле, и губы упруго сомкнулись на мгновенно отвердевшем соске. Рита вся прогнулась навстречу Саше. Из полураскрытых уст вылетел стон, переходящий в жалобную мелодию, наполненную ожиданием. Кругом все закружилось.

Целуя порозовевший, упругий живот с мягкой округлостью под сладким пупком, он находил места отрывистого восторга и ликующего испуга. Когда же губы коснулись темно-красного треугольника и перешли туда, куда он показывал, она вскрикнула, смяла руками одеяло, остановила все теплой мягкостью ляжек и замерла.

Широко открытыми глазами она смотрела на него, утихшего меж ног. Сдавленные щеки и губы в трубочку выглядели по-детски мило и немного смешно. Но пред ней был мужчина. Неистовый и нежный. Думающий сейчас только о ней и ставший таким близким. И она отдалась чувству и полностью открылась ему. А он…

…в моих заветных местах, которые я не раз трогала в беспокойные бессонные ночи.

Да!

Так!

Именно так!

Именно там!

Мой Хороший!

Ненасытные руки успевали везде. Они мяли ягодицы. Мягко скользили по бедрам. Крутились в танце на животе. И с благоговением сжимали вспухшие груди.

Она изгибалась и изворачивалась под ними. Предлагая горячим губам и языку все самое сокровенное.

А он читал ее внимательно, основательно и с большим выражением.

И прочитал ее зов. И через мгновение был над ней. Горячий и трепещущий.

Впившись в спину и плечи, она наслаждалась крепостью его мышц. Жадно целовала шею и грудь. Икры и лодыжки настойчиво гладили ягодицы и бедра. Тепло обжигало. Нетерпение полностью овладело ею.

Твердая, пылающая жаром головка медленно раздвигала налитые влажные губы. Она становилась его лоном.

Обхватив пятками ягодицы, она бросилась навстречу ему. И он разом вошел и заполнил ее до последнего уголочка. Крик нового ощущения острой боли и глубокого упоения вырвался наружу. И она еще крепче соединилась с ним, обвив его руками и ногами в прочном замке.

О, Боже! Он еще растет во мне!

Она не давала двигаться этому большому, твердому и горячему, плотно торчавшему в ней.

Каждой клеточкой принимала до упора натянутую тетиву его тела.

Хотелось вытянуть ноги до самих кончиков пальцев. Крепко обнимая, они искали на нем места, чтобы зацепиться. И нашли – в коленных ямках.

Обняв подъемами и пальчиками его голени, она вложила раздвигающую силу. Он противостоял. И сила перенеслась во влагалище, еще сильнее объединяя любящих.

Он весь изогнулся, опираясь дрожащими руками в постель и откидывая назад голову, и издал гортанное, поднявшееся из глубин темное рычание.

Стремительно растущее несовладание с чем-то большим и неудержимо накатывающимся охватило ее. Вцепившись в запястья любимого и теряя любое представление о пространстве, она вдруг дико и оголтело ощутила внизу живота собирающееся в одну точку бешеное кисло-сладкое чувство. Оно остановило дыхание.

Одновременно, неистово бросились навстречу друг другу. И его третий, самый сильный смачный толчок опрокинул что-то в ней.

Сгибающее и расправляющее, небесное тепло понеслось по телу. Оно разливалось бурлящими волнами. Во все стороны. Ликующими красками. Звучанием дикого, нежного и необъятного.

Хотелось кричать. И она кричала на каждой волне.

Сквозь цветную пелену светились его глаза.

Любящие глаза.

Он прямо-таки выскочил из нее. И она почувствовала на треугольнике горячее и извергающее мощные струи белоснежного сока на ее пылающий живот.

Эти струи, движение и стон сводили с ума.

Хотелось быть с ним. И Рита обняла левой рукой напряженную шею и, дрожа всем телом, подтянулась к Саше.

Просунув правую руку меж горячими телами, она крепко охватила пенис у самых яичек. Медленное движение плоти к головке и резкое обратно до упора. Еще одна струйка. Капельки.

В этом движении и в его судорожном громком дыхании было столько чувственности и сладострастия, что ее опять уносило к небесам. Прохладные бусинки катались по пылающим жаром ногам и животу и иногда подпрыгивали, заставляя стонать и вскрикивать.

Саша не выдержал веса двоих и опустился на кровать, бережно увлекая Риту на себя.

Голова щекой на его груди. Руки и ноги безвольно в стороны. Рита отрешенно-счастливо улыбалась и вздрагивала от прикосновений. Волны ласкающего теплого моря, поглаживая, то обнимали ее всю, то отступали к пальчикам ног.

Животы дышали друг другом.

– Я люблю тебя! Зеленоглазая моя! – тихо пронеслось сквозь локоны и окутало ее в невесомое одеяло.

Кончики пальчиков, едва касаясь, ласкали широкие покатые плечи, округлые бицепсы.

Два волнистых волнующих движения, и она была над ним. Опираясь в одеяло над плечами.

Словно заждавшись рук на полных грудях, она ахнула и, вдохнув всей грудью, смеясь и хлестая его лицо красными локонами, опустилась к устам.

Касания не было. Лишь слова.

– Милый! Родной!

Бездонная зелень искрились счастливой радостью. В ней отражались темная синева и еще что-то озорное, игривое.

– Мне очень хочется… – сказала она серьезно глубоким голосом. А когда груди были пылко сжаты, громко рассмеялась: – …котлетку-у-у.

В ванной было установлено, что в совместном купании есть что-то научно-исследовательское. Даже слегка коричневатая от ржавчины вода никак не мешала рассматривать уже немного знакомое и открывать совершенно новое, и даже неожиданное.

Рита сидела на корточках, держалась за его бедра, внимательно разглядывала неугомонное мужское достоинство и разговаривала с ним.

– Значит, это ты только что из меня женщину сделал? Ну что ж, приятно было познакомиться! По секрету скажу – очень приятно. Можно, я буду называть тебя Балу?

Сверху раздалось:

– Рита, если ты сейчас дотронешься до Балу, то котлеток не будет.

Саша опустился на колени. Держась за руки, они легко и неудержимо хохотали.

Котлетки удались на все сто. А соус был просто фантастическим.

Кормили друг друга прямо из мисок, чередуя еще теплые котлеты с уже остывшим, но очень вкусным пюре.

– Салат! Полезно для здоровья и всякого рода устойчивости! – Смеясь и говоря уголками губ, Рита подавала ему зажатые в них листок салата и кусочек кандированного орешка.

Оценив с продолжительным «м» вкус губ и полезность салата, Саша поднес к ее устам окунутый в соус кусочек котлеты.

Маленькая капля сорвалась и упала на грудь. Еще наслаждаясь аппетитным движением губ и подбородка любимой, он перевел взгляд на скатывающуюся соусинку, стремящуюся к розовому полю. Рита сопровождала происходящее веселым взглядом.

Как только светло-коричневая дорожка достигла цели, Саша нагнулся и слизнул ее одним махом, поднимая снизу грудь шершавым горячим языком.

– Нет ничего вкуснее соуса а ля Маргарит!

По животу снова прокатилась бусинка. Рита подняла зажатое в ладонях лицо к своему, коснулась кончиком носа носа и все тем же глубоким голосом настойчиво произнесла:

– Мне нужно срочно сообщить вам рецепт! – И, заливаясь от смеха, вытолкала Сашу из-за стола.

Легкий игривый толчок в спину, и он повалился на кровать. А она бросилась на него.

Играя лопатками и ягодицами, он шевелился под ней, а затем осторожно встал на четвереньки. Он чувствовал щеку на затылке, горячие груди – на лопатках. Ее живот заполнял изгиб спины, а руки и ноги свисали полностью расслабленно по бокам. Игра лопатками, изгибание и опускание спины и легкое покачивание доставляли ему неописуемое удовольствие.

Короткое карабкивание по спине, и с плеча свисла рыжеволосая голова с озорно смеющимися зелеными глазами.

– Привет! Я Маугли!

Медведь перевалился с одной лапы на другую и недовольно пробурчал:

– Маугли Балу сейчас никак не устраивает!

Маугли нагло поинтересовался:

– А кто устраивает?

Потаптывание лапами и бурчание продолжались:

– Ну там, белая медведица. Или, скажем, на крайний случай, красная Багира.

– Секундочку! – Голова исчезла и тут же появилась вновь. – Я переговорил с Багирой. В принципе, она согласна, но на сегодня дает отбой. Говорит, что киса горит и чуть побаливает.

Громким рычанием Балу выразил недовольство.

Маугли медленно сползал, а под конец рухнул со спины медведя.

И превратился в любимую Риту.

Громко смеясь, она каталась по одеялу. А медведь, все еще бурча, лапой откатил ее в сторону, поднял другой лапой одеяло и тихонечко примостился рядом со вздрагивающей от смеха спиной, укрывая вновь раскаленные тела не успевшим остыть покрывалом.

Рука прошла под шеей, нашла руку, и пальцы сплелись. Почувствовав прикосновение его груди, она потянулась свободной рукой к волосам, повернула голову и приподняла губы навстречу поцелую. Ножки запутались в его ступнях и голенях и потянули их вверх в складывающийся уголок. Шаловливо улыбаясь, она притиралась плечами, спиной и попкой к уютной корзинке по имени Саша.

Оба утихли в нежном забвении.

– Мне кажется, что по мне бегают и прыгают твои мальчики и девочки, – задумчиво промолвила Рита в наступившую тишину, прижимаясь лбом к подбородку и поглаживая его щеку.

– А среди них есть красненькие? – Он вновь окунулся в мягкие густые волосы.

– Ты знаешь, мне отсюда так уж точно не разобрать. Но наверняка есть.

– Ну, а если они добегут или допрыгаются?

– А скольким можно? – Она повернулась к нему, увлекая за собой на плечо сплетенную пальцами руку. Его глаза были совсем рядом.

– Сначала, наверное, мальчик. Пусть будет старший брат. А потом обязательно девочка. Ну а потом, если все будет хорошо, еще девочку. – Улыбка коснулась ее бровей.

– Что-то ты уж очень за девочек.

Саша приподнялся над ней.

– Если наши детки хоть чуть-чуть будут похожи на тебя, то у нас в доме будет всегда светло и счастливо.

В теплом уголке между подбородком и грудью она укрылась от его взгляда.

– Я бы хотела вылизывать их как кошка котят, пока они не встанут на ноги. Мы расскажем им о жизни, о хорошем и плохом, о добром и злом. Пусть растут любопытными и внимательными. Не будем их нагружать какими-то неопровержимыми правилами – пусть сами разберутся. Только иногда будем подталкивать в бочок, чтобы не заплутали. Да?

Они открывали друг в друге ту единственную страну, в которой хотели жить.

* * *

Если они смертны, так почему живут как бессмертные?

Почему отвлекаются от жизни?

Почему тратят так много времени на никчемное?

Почему калечат короткую жизнь невниманием и злом?

По чему определяют смысл присутствия здесь?

Город засыпал. Один за другим гасли его многотысячные глаза. Запоздавшие спешили. Все реже мелькали тени в свете фонарей. Все реже и реже шум зловонных коробок беспокоил улицу.

Холодная тишина. Только песня ветра в перьях. И беспокойные мысли в голове.

Под ним теперь закрывали глаза тысячи неспособных ответить на его вопросы. Им было суждено проводить треть жизни в другом мире.

Только один глаз города, освещенный старой настольной лампой с желтым абажуром, все горел и горел. Там знали один ответ на все его вопросы.

* * *

Шел день после того ненастного дня, когда земля дрогнула, огромное желто-коричневое поднялось и смешалось с низко висящими облаками, и город взвыл пронизывающим до мозга костей страшным голосом, почти полностью заглушавшим не такие громкие, но еще более страшные крики его жителей, бежавших с перекошенными от страха лицами, с сумками, с чемоданами, с детьми к вокзалам, размахивая в воздухе купюрами и украшениями, пытаясь по пути остановить какой-либо из проносившихся мимо, перегруженных автомобилей.

Федор все еще не понимал, что могло спугнуть этих сильных птиц. Да еще так, что они бросились, куда глаза глядят. Он помнил тяжелое постукивание в голове: только бы не дождь! Только бы не дождь!

Из головы не выходила беззубая старушка, в платочке, в потрепанных домашних тапках и в вязаной синей кофте поверх потертого цветастого халата, стоявшая молча под тополем и осенявшая пробегающих мимо крестом.

Пролетев над городом с короткими передышками, он увидел его мертвым, испустившим дух в тот несчастный день.

Нависшая над скоплением кирпича, стекла и бетона звенящая тишина издавала изредка звуки. То отдаленный лай, то редкий щебет соплеменников, то жалобное мяуканье голодного Василия, пойманное в четырехугольнике двора.

Последние, теперь желто-коричневые, куски снега, грязно-желтые стены и крыши, да сама земля – от всего исходил резкий запах неземного происхождения. Все было пропитано разлагающим.

Все пропиталось вырвавшейся на свободу смертью.

Окно Марии открыто. На подоконнике неподвижно сидел какой-то весь ободранный Василий. При посадке Федора на ветку прямо перед носом кот даже не шевельнулся. Открытые глаза смотрели, но не видели. Колеблющаяся синева заволокла их полностью и стерла щели зрачков.

Никто не приветствовал его.

Пропорхнув в комнату и приземлившись на карниз шкафа, Федор увидел Марию, неподвижно лежащую пред ним на кровати. Ее остекленевший взгляд был направлен к небу, а в окаменевшее лицо была врезана почти живая улыбка. Левая рука свисала к полу. Рядом с ней там лежала старая фотография, навсегда запечатлевшая радостные молодые лица мужчины и женщины и любопытное – маленького мальчика.

В таких случаях люди плакали. Но и это ему не было дано.

Ки, не думай о Марии! Я уже позаботилась о ней.

Невесть откуда прозвучавший знакомый голос заставил Федора вздрогнуть и оглядеться.

Ну, не делай такой вид, будто не признал меня!