Текст книги "Многобукаф. Книга для (сборник)"

– Да, папа.

– Ничего.

– В смысле?

– Ничего не делай. Забудь и успокойся.

– Но, папа!..

– Я сказал, забудь! Ты умный мальчик… по крайней мере, ты пришел сперва за советом к своему отцу… Я вот не пришел в свое время, а ты…

– Папа! Я пришел к тебе не затем, чтобы ты меня успокаивал, а затем, чтобы ты мне сказал, откуда у нас взялся этот портрет.

– Сынок, – проникновенно сказал король. – Ты меня, наверное, плохо слушал. Забыть – это был очень дельный совет.

– Он мне не нужен.

Король закрыл глаза, сосчитал до десяти и снова посмотрел на принца.

– Сынок, как ты думаешь, сколько лет этому портрету?

– А?

– Вот именно. Я же говорил. Когда мне было примерно столько же лет, сколько тебе, я тоже залез на чердак и нашел этот портрет. Только, в отличие от тебя, не пошел ни с кем советоваться, а сразу удрал из дому и шесть лет… а, чего там! – он махнул рукой. – В общем, не надо тебе никуда ехать.

– То есть, ты добрался до нее в конце концов?

– Угу, – кивнул король. Принц нахмурился.

– Это… мама?!

– Сынок! – в голосе короля прорвалось раздражение. – Ты опять плохо слушал! Я же сказал, что нашел этот портрет! Откуда он, по-твоему, оказался у нас на чердаке?

– Бабушка?..

– Прабабушка.

– Ну… значит, хоть кому-то в нашем роду повезло.

– Да как сказать… – задумчиво протянул король. – Судя по тому, что я слышал от своего дедушки…

В зеркале появилось призрачное лицо. Открыло рот – да так и замерло. Пауза затянулась.

– Ну?

– Эээ… – протянуло Зеркало.

– Хорошее начало. Ну я жду ответа!

Зеркало неловко поежилось в раме, старательно отводя взгляд.

– Кхм… Повторите, пожалуйста, вопрос.

– Я спросила, верно ли, что я самая красивая на свете. Ответ может быть «да» или «нет». Итак?

Зеркало пробубнило что-то невнятное.

– Что-что?

– Я никогда не видел дам, по красоте подобных Вам! – ответило Зеркало, отчаянно краснея.

– Слишком двусмысленно. Попробуй еще раз.

Зеркало вздохнуло.

– Я затрудняюсь ответить на этот вопрос.

– А ты постарайся.

– Ну, понимаете… Красота – это ведь понятие субъективное…

– Короче!

– Нет, я не спорю, конечно, Вы женщина видная… кхм, статная… Одеты хорошо, со вкусом… Эээ… вот этот молоток в руке – Вы не могли бы его отложить, он меня смущает…

– Нет.

– Ммм… да. Но он не гармонирует с Вашим…

– Короче, да или нет?

– Что, простите?

– Я спрашиваю, красивая или нет?! И учти, я начинаю терять терпение!

Зеркало жалобно всхлипнуло.

– Т-ты п-прекра… п-п-ре-крас… с-п-пору… Нет! Не могу!

Зеркало разрыдалось.

– Я не могу этого сказать!

– Ах. Ты. Мерзкое. Стекло! – почти ласково произнесла Королева и ударила молотком.

Тысячи сверкающих игл брызнули в разные стороны, студеный северный ветер подхватил их и понес над землей. Кому-то осколок попадет в глаз, а кому-то и в сердце…

– Так. Яблоко готово, маскировка закончена. Еще раз уточню адрес – и пойду.

Королева подошла к зеркалу и постучала по нему ногтем:

– Ну-ка, зеркальце, скажи еще раз – где живет эта самая, которая все ж меня милей?

Зеркало не отозвалось. Королева раздраженно нахмурилась.

– Ладно. Будем соблюдать ритуал. Зеркало, зеркало на стене, кто прекрасней всех в стране?

– Ты, – быстро ответило зеркало.

– С ума сошло? – опешила королева.

– Никак нет.

– Что, Белоснежка уже умерла? Без меня?

– Зачем умерла? Жива.

– Так ты же еще вчера говорило, что она прекраснее меня!

– Так то вчера. А сегодня ты прекраснее.

Королева недоверчиво уставилась на свое отражение. Спутанные седые лохмы, глубокие морщины, зубы старательно зачернены, на носу – безобразная бородавка…

– Зеркало… – пробормотала она. – Да у тебя просто-напросто извращенный вкус!

Я знаю, как сделать людей лучше. Любых людей. Да хоть и всех! Даже вас. И вот его тоже. И этих, да. Любых. Более того, я могу сделать людей лучше. Это совсем просто. Для меня, конечно.

Все мечты человеческие можно обеспечить одним махом. Бессмертие? Я дам людям бессмертие. Нет, еще лучше – я дам им вечную молодость. И здоровье, конечно, тоже. Впредь – никаких болезней, даже насморка! А на случай непредвиденных переломов, или если кто-то под трамвай попадет – пускай люди обладают способностью к быстрой регенерации. К моментальной просто. Чтобы даже из-под асфальтового катка вылезали бодрыми и здоровыми. Даже из-под танка. Кстати, об оружии… Сделаю людей неуязвимыми почти для любого оружия. Чтобы вообще никаких войн не было, вот так!

Что еще? Ну, конечно, я сделаю людей не только здоровыми, но и сильными. Самый хлипкий очкарик сможет вязать морские узлы из железной арматуры… то есть очкариков, конечно, тоже не будет – у всех станет безупречное зрение. Даже в полной темноте. И слух тоже.

О чем люди еще мечтают? О полетах? Они будут летать. Сами по себе, безо всяких приспособлений. Захотел – и полетел.

Секс? Никаких проблем! Я сделаю женщин обворожительными и ненасытными, а мужчин обходительными и неутомимыми в любви.

Конечно, выносливость людям тоже не помешает… Пускай они смогут обходиться без воды. Как угодно долго. Да и без воздуха, пожалуй. Почему бы и нет? И пусть легко переносят жару и холод. А еще получат полный иммунитет к ядам. И к радиации тоже.

И даже комары их пускай никогда не будут кусать! А что, многие об этом мечтают.

Кто-то боится темноты, тесных помещений, крови, боли? А может, пауков или летучих мышей? Все эти глупые страхи навсегда останутся в прошлом!

Красота..? Да все будут просто сверхъестественно красивы!

Ум? Конечно, никуда он не денется. Более того, в людях откроются новые экстрасенсорные способности. Телепатия, например, или левитация… впрочем, про левитацию я уже говорил.

Да, конечно, все эти изменения должны будут иметь побочные эффекты, я не спорю. Но их совсем немного, и все – сущие пустяки! Метаболизм организма станет чуть-чуть иной, некоторые биоактивные вещества смогут его нарушить. В основном – фитонциды и эфирные выделения ряда растений. Так что часть приправ (таких, как мята, чеснок, гвоздика, полынь) из рациона придется исключить. Но это же мелочь, правда?

Загорать, кстати, тоже нежелательно. Это вообще вредно для организма.

Да, диету тоже надо будет соблюдать. Для поддержания активности такого сверхразвитого организма и пища потребуется самая энергоемкая. Ну ничего, животноводство у нас развито хорошо, не пропадем.

Сколько времени займет перестройка? О, это совсем недолго. Зависит от человека, конечно, но думаю, даже в крайнем случае – не дольше трех дней. Нет, это будет не больно. Ну, почти. Не страшнее, чем прививка. Чик – и все!

Вы хотите знать, в чем тут подвох? Тут нет никакого подвоха.

Ну что, вы согласны перейти на новую качественную ступень? Стать сверхчеловеком?

Тогда подойдите ко мне.

И дайте мне укусить вас в сонную артерию.

– Осторожно! Не наступи на мои круги!

– Тьфу ты! – римский солдат споткнулся на бегу, потерял равновесие и едва не упал. Оглянувшись, он увидел невозмутимого старика, чертящего что-то палочкой на песке. Раздосадованный солдат уже замахнулся мечом, но встретил спокойный взгляд старика и неожиданно устыдился. Нападать на безоружного мирного жителя, да еще, кажется, полоумного… Невелика доблесть!

– Фиг с тобой, живи! – легионер сплюнул в пыль и побежал дальше.

…Через год Архимед нашел свою точку опоры и перевернул мир к чертовой матери.

Колдун со вздохом перерезал горло очередному черному петуху и побрызгал его кровью на все углы пентаграммы. После чего отбросил в угол кабинета, где скопилась уже внушительная кучка куриных тушек. Заклинание почему-то не срабатывало.

Колдун отхлебнул вина, чтобы смягчить пересохшее горло, и предпринял очередную попытку. На сей раз его труды были вознаграждены – в воздухе громыхнуло, огоньки свечей вяло колыхнулись, и посреди пентаграммы возник демон. Не очень внушительный – маленький и какой-то взъерошенный. Колдун, как раз намеревавшийся заклясть его Семью Страшными Именами, так и замер с открытым ртом. А демон, увидев перед собой колдуна, округлил глаза, икнул – и вдруг зашелся испуганным детским ревом, дрожа и размазывая сопли кулачком.

– Ты кто такой?! – возопил колдун.

– Я-а-а…

– Я вызывал демона!

– Я дееемон…

– Настоящие демоны не плачут!

Демон моментально прекратил реветь и, утерев нос, буркнул:

– Я настоящий.

– Ты ребенок.

– Я подросток!

Колдун нашарил за спиной табуретку и устало опустился на нее.

– Ну и что же теперь прикажешь с тобой делать..?

– Приказываю отпустить меня! – быстро ответил демон.

– Обойдешься.

У демона снова подозрительно задрожали губы.

– Я к маме хочу.

– Подождет твоя мама.

Демон тихонько захныкал, но колдун не стал обращать на это внимания. Он помолчал некоторое время, о чем-то раздумывая и барабаня пальцами по столу.

– Ладно… возможно, это не так уж и важно. Хм… Давай по порядку. Ты демон, так?

– Демон.

– А как тебя зовут?

– Не скажу! – демон показал колдуну язык. – Думаешь, я глупый, да?

– Ну ладно, не так уж это и важно. Буду звать тебя Андариэль.

– Это девчачье имя! – возмутился демон. Колдун в ответ только пожал плечами. Демон насупился.

– Дэвилд. Можно просто Дэви.

– Очень приятно. А теперь скажи мне, Дэви, можешь ли ты заключить со мной стандартный договор?

– Это как? – подозрительно прищурился демон.

– Очень просто. В обмен на мою бессмертную душу ты обязуешься обеспечить мне удачу во всех моих начинаниях. Можешь?

– Нет, – вздохнул Дэви, – не могу. Мне вообще нельзя заключать никакие договора. Они будут недействительны, потому что я не юри-ди-чес-кое лицо. Я несовершеннолетний, вот!

– Плохо, – поджал губы колдун. Демон опустил голову и всхлипнул.

– Отпустил бы ты меня, дяденька… Я же тебе ничего плохого не сделал! Ну чего тебе от меня надо?

– Отпущу, погоди. Дай подумать. Кстати, а что ты вообще умеешь?

– Читать и писать! – не без гордости заявил демон.

– Я не об этом! Я хочу знать, можешь ли ты творить хоть какие-нибудь чудеса?

– Мо… могу.

– А если просто так, без договора – ты смог бы подарить мне удачу?

– Я тебе что, добрая фея? Демоны ничего просто так не дарят! – важно заявил Дэви.

– Я бы заплатил.

Дэви посмотрел на колдуна оценивающе.

– А чем заплатил бы?

– А мою душу ты не хочешь?

– Не-а.

– А чего хочешь?

Дэви набрал побольше воздуха и отважно выпалил:

– Десять тысяч пирожных!

– Что-о?!

– Ну пять… Ладно, три тысячи.

– Тысячу! – отрезал колдун.

– Договорились! – радостно завопил демон.

Накупить тысячу пирожных было не так-то просто. Когда колдун наконец вернулся в лабораторию, Дэви сидел за столом, забравшись на табуретку с ногами, и что-то сосредоточенно писал на куске пергамента, высунув от усердия язык. На звук шагов он тут же обернулся и зачарованно уставился на мешок в руках колдуна.

– Принес?

– Дэви… Ты переступил через линии пентаграммы!

– Ой! – испуганно оглянулся Дэви. – А что, нельзя было? Я больше не буду!

– Ладно, а что вышло с моей удачей?

– А что вышло с моими пирожными?

– Вот они, – колдун потряс мешком. – Где удача?

– Вот она! – Дэви потряс исписанным листком.

– Это что?

– Инструкция. Я тут подробно написал, что и как ты должен сделать, чтобы добиться успеха.

– Ну-ка, дай глянуть.

– Не-е, хитренький какой! Сначала пирожки! – Дэви проворно спрятал пергамент за спиной. Колдун пожал плечами и протянул демону мешок пирожных, а взамен получил листок, исчерканный корявыми детскими каракулями. Пока он перечитывал написанное, с трудом продираясь сквозь дебри орфографических ошибок, Дэви не терял даром времени, поглощая пирожные с умопомрачительной скоростью. Не прошло и пяти минут, как мешок, едва ли уступавший размером маленькому демону, почти опустел – зато сам демон даже не округлился.

– Как-то это все… несерьезно звучит, – промолвил наконец колдун, дочитав до конца. – Оно сработает?

– Должно сработать, – пробормотал Дэви с набитым ртом.

– Ну ладно, залазь в пентаграмму, верну тебя домой. Доедай пирожки.

– Я маме оставлю. И сестренке, – Дэви задумался, покосился на последние два пирожка, а потом сцапал один и отправил в рот. – Нет, только маме. Сестренка обойдется.

Всего с четвертой попытки колдуну удалось отослать демона обратно в ад.

Расстелив на столе чистый лист бумаги, колдун обмакнул перо в чернильницу и аккуратным убористым почерком начал переписывать начисто дэвилдову инструкцию:

«Это писмо щастя. Перепишити ево четырнацать раз и разошлити раздным людям…»

* Дайте прочитать этот текст четырнадцати вашим знакомым – и будет вам счастье.

** Остерегайтесь пиратских копий Письма Щастя! Они могут содержать фатальные ошибки!

Что такое нехт?

Нехт – это астральное существо, паразитирующее на человеке.

Когда в сознании человека образуется пустота, туда может вселиться нехт. Потому что он, как природа, не терпит пустоты.

Учитывая, что практически любой человек склонен использовать свой мозг от силы на треть, нехт может присутствовать в каждом из нас.

Поселившись в сознании человека, нехт начинает влиять на его волю, заставлять совершать странные нелогичные поступки, искажает восприятие реальности, а в наиболее тяжелых случаях захватывает полный контроль над своим носителем.

Как определить зараженного?

Будучи существом астрального плана, нехт имеет иное мышление, не похожее на человеческое. У него иная шкала ценностей, иные критерии прекрасного и быстрый цепкий ум.

Человек, в чьем сознании поселился нехт, часто поражает знакомых неординарными решениями, острыми меткими высказываниями и умением видеть самую суть вещей. С другой стороны, такой человек подвержен душевным терзаниям, метаниям и размышлениям о смысле жизни.

Все это – первые тревожные симптомы заражения.

Как распространяется нехт?

Нехт слеп, но он может улавливать человеческие эмоции. Для размножения нехту необходим вакуум – поэтому он чутко прослушивает эфир в поисках крика отчаяния.

Когда человеку плохо, он в беде или тяжелом горе, в его душе образуется пустота, пригодная для заселения. Нехт тут же дает команду своему носителю – и тот бросается на крик, стремясь помочь ближнему. Ближний, разумеется, тут же переполняется благодарностью и дружественными чувствами – то есть, фигурально выражаясь, раскрывает душу перед посторонним. Нехт тут же проникает в образовавшуюся щель – и заражает спасенного новым нехтом.

Как избежать заражения?

Ни в коем случае не доверяйтесь никому. Не позволяйте даже близким друзьям лезть вам в душу! Не принимайте ничьей помощи!

Старайтесь заполнить место в душе любыми способами: читайте книжки, неважно какие, слушайте музыку, смотрите телевизор – какой бы мусор там ни показывали, им все равно можно заполнить пустоту, чтобы нехт не смог туда проникнуть.

Избегайте слишком умных или неординарных людей. Они почти наверняка заражены нехтом!

Если у вас возникло необъяснимое желание прийти кому-то на помощь – немедленно подавите его! Рано или поздно новорожденный нехт, захвативший вас, умрет от одиночества.

Как избавиться от нехта?

Если заражение зашло слишком далеко, лечение бессмысленно. Человек (а на самом деле – уже нехт в человеческом обличье) будет отчаянно сопротивляться всем попыткам вернуть его в здоровое общество. Иногда удается вытеснить нехта из человека, создав ему невыносимые условия существования (помогают боль, душевная и физическая, унижения, ущемления в социальном плане и т. д.) – но после таких процедур человек остается навсегда пустой оболочкой с потухшим взглядом.

Единственный надежный способ избавиться от нехта – это сжечь его на костре вместе с носителем. Наблюдающие эту экзекуцию люди также приобретают на некоторое время иммунитет против заражения.

Есть ли у нехта другие имена, чтобы не поминать его всуе?

Да, конечно. Можете называть его совестью.

На мгновение слепящий свет солнца мигнул, пересеченный чьей-то тенью. Прикованный повернул обожженное лицо и посмотрел наверх сквозь прищуренные веки. Над ним, снижаясь по спирали, кружил орел.

– Опаньки! – пробормотал приговоренный.

Орел опустился рядом и уставился на прикованную жертву круглым недобрым глазом.

– Эй, кыш! Кыш, кому говорю! Тебе не сюда!

Орел встопорщил перья на шее и хрипло закричал. Потом хлопнул крыльями и бочком – бочком подобрался поближе.

– Эй, птичка! Я тебе говорю! Ты адресом не ошиблась?

Нет, Орел был совершенно уверен, что ему сюда. Он быстро дернул головой – и выщипнул у жертвы кусочек плоти.

– Ааа! – завопил прикованный. – Глупая птица! Когда ты наконец перестанешь изводить меня?! Мало мне Змея?

Орел, не обращая внимания на давно ставшие привычными вопли, деловито терзал печень Локи.

– Neverrrmorrre! – каркнул Ворон.

– Ну, это старо, этим никого уже не напугаешь. Ты придумай что-нибудь новенькое, действительно страшное!

– Forrreverrr!

– Летит, – удовлетворенно хмыкнул наблюдатель. Солдаты, уже четыре часа изнывавшие от жары и безделья, оживились.

– Расчехлить щиты! – скомандовал Архимед. Матерчатые чехлы были тут же сдернуты с надраенных до зеркального блеска щитов.

– Готовсь! По нарушителю границы… цельсь! Огонь!

И сотня солнечных лучей, отраженных щитами, сошлась в высоте на маленькой крылатой фигурке Икара.

 
Жили-были старик со старухой
У самого синего моря.
Они жили в ветхой землянке
Ровно тридцать лет и три года… (с)
 

– Слушай, старая, чего я тебе расскажу!

– Н-ну?

– Представляешь, ловлю я сегодня рыбу..

– И много поймал? Где она?

– Да понимаешь… Забросил я невод, а он вышел с одною тиной…

– То есть нет рыбы?

– Нет, одна была. Только, представляешь, золотая!

– Золотая?

– Ну да. И говорит человеческим голосом…

– А ну дыхни!

– Да не пил я! Ты слушай. Человеческим, говорю, голосом: «Отпусти, мол, меня в море, старче…»

– И ты отпустил?

– Ну да…

– То есть нет сегодня рыбы?

– Ну… нет.

– И это все, что ты мне хотел сказать?

– Ну… да.

– Ах ты сволочь. Ты хоть помнишь, какой день сегодня?

– Нет. А какой?

– Сегодня ровно тридцать лет и три года, как мы с тобой вместе живем! А ты мне даже цветочков не принес!

И старуха, широко размахнувшись, расколола корыто о голову старика.

– Плыви себе, рыбка, ничего мне от тебя не надо, – добродушно сказал старик.

– Так-таки и ничего? – не поверила рыбка.

– Да вроде… а хотя погоди! – старик суетливо зашарил по карманам. – Где-то у меня список был…

– Ну, наловил рыбы? – спросила старуха.

– Ага! – гордо заявил старик и протянул сегодняшний улов – дюжину уклеек.

– А в магазине был?

– Был.

– Все купил?

– Все.

– И постное масло?

– И масло, и капусту, и батон по шестнадцать. И тебе вот еще, новое корыто.

– А это зачем?

– Ну, наше-то совсем раскололось.

Старуха быстро произвела в уме расчет.

– А где деньги на корыто взял?

– А я это… десятку на улице нашел, представляешь?

Старуха произвела новый расчет.

– Тогда где сдача?

– А сдачу – пропил, – нагло заявил старик, не отводя взгляда.

– У-у, глаза бы на тебя не смотрели!

Старуха погрозила кулаком и ушла на кухню.

Старик только улыбнулся в ответ. Его приятно согревала мысль о лежащей в кармане нетронутой трешке, выданной утром на покупки.

Хотел написать сегодня длинную сказку, но почти все забыл:(

Помнится только, что речь там шла об «Одиссее» – не Хитроумном, а о произведении Гомера.

Вот спорят, Гомер ее написал или кто-то другой. А я хотел сообщить, что никакой Одиссеи вообще никогда не было написано! И Гомера тоже не было. Все это выдумка.

Из провинции отправился в метрополию какой-нибудь патриций, вернулся, весь из себя довольный. А жена к нему, конечно, с расспросами: где был, что делал? И куда деньги дел?

Ну не скажет же он ей, что на ипподроме проиграл! Или на гетер потратил.

Где был, где был… в театре! Что показывали? Ну этого, как его… Гомес или Гамет… не помню. О чем пьеса? Да ничего особенного, переложение легенды об Одиссее. Нет, ну как я могу напеть, что ты! У меня и слуха нету. Если хочешь, сходи к Таисии, она театралка, великого Гомеса должна знать.

Таисия, естественно, ни о каком Гомесе в жизни не слыхала, но признаваться в этом ей совсем не хочется. Поэтому, когда на вечеринке ее попросили пересказать новую модную пьесу великого драматурга, она отделалась общими фразами и сдержанной похвалой.

Через некоторое время уже куча народа обсуждала достоинства Одиссеи, сыпля цитатами и ссылаясь на авторитеты. Никто, разумеется, лично ее не видел, но наслышаны все. И с нетерпением ждут, когда модная вещь доберется до их провинции.

Ходят слухи, что вскоре в город должен приехать с этой постановкой разъездной столичный театр. А пока в народе ходят вольные переложения канонического текста, не всегда пристойные.

Театр приезжает. До театралов доходили какие-то слухи о какой-то пьесе какого-то Гомера. В репертуаре у них такого нет, но спрос рождает предложение, а этим провинциальным остолопам можно продать любую чушь, проглотят не поморщившись. За две ночи силами коллектива составляется сырой вариант пьесы, по-быстрому обкатывается и дается одно-единственное представление. После которого театр быстро сваливает из города, пока надувательство не раскрылось.

Пьеса прошла на ура по всем провинциям. Ее цитируют повсюду. Ее ставят в столице.

Автора? Автора на сцену никак нельзя. Почему?.. Ну, понимаете, он не может прийти. Он… да, представляете, он слепой. Именно так. И вообще уже умер.

Семь городов спорят за право называться родиной Гомера. Еще в четырех находится его могила.

Откуда-то всплывает текст «Илиады». Поговаривают, что Гомер написал еще какие-то вещи, но они, увы, утеряны.

И т. д.

Красная Шапочка привычно дернула за веревочку, вошла в избушку и застыла при виде открывшейся ей картины.

Несколько секунд длилось неловкое молчание.

– Внученька, внученька, почему у тебя такие большие глаза? – наконец невинно спросила бабушка.

Красная Шапочка поспешно зажмурилась.

– И рот закрой! – проворчал волк.

Красная Шапочка захлопнула отвалившуюся челюсть.

– Бабушка… – нейтральным голосом произнесла она, – я слышала, Вы приболели. Вам уже лучше?

– Да, внученька, спасибо.

– Я Вам принесла пирожков и горшочек масла.

– Умница, поставь на стол. И подожди на крылечке, я скоро освобожусь.

Красная Шапочка вышла на крыльцо, села и уставилась на облака.

– О времена, о нравы! – вполголоса пробормотала она. – Пойти, что ли, в лес, цветочков насобирать?

В лесу раздавался топор дровосека…

– Раз-два-три, раз-два-три… Я Колобок, я Колобок, как меня слышно?

– Отлично! – облизнулась Лиса.

– Вот и хорошо. Тогда слушай. Я Колобок, по амбару метен, по сусекам скребен, я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, от Зайца ушел, от Волка ушел, от Медведя ушел…

– Погоди-погоди! – нахмурилась Лиса и ссадила Колобка со своего носа на землю. – Как это – от Медведя ушел? Врешь поди?

– Нет, не вру. Раз говорю «ушел» – значит, ушел! Хочешь узнать, как?

– Хочу.

– Ну слушай. Победить его в единоборстве мне бы явно не удалось. Убежать от него я тоже не мог; медведь на короткой дистанции обгоняет лошадь. Зато он неповоротлив, у него большая инерция. Поэтому ставка была сделана на ловкость. Пришлось, конечно, побегать зигзагами, пока Медведь не выдохся, но зато потом уйти уже не составило проблем!

– Ну хорошо, а от Волка ты как ушел?

– От Волка? Ну смотри сама.

Колобок откатился в сторону, удобно уселся (а может, встал на голову – кто его разберет!) и стал чертить прутиком на песке:

– Вот волчий лог, знаешь это место? Это ручей, тут поваленная сосна, тут колючий кустарник, а это – заросли крапивы. Вот эта шишка будет волк, а желудь пусть изображает меня. Понимаешь?

– Нет пока, – призналась Лиса.

Колобок передвинул шишку вправо, желудь влево, и произвел еще несколько манипуляций.

– Теперь понимаешь?

– То есть, ты сюда, Волк туда, а ты тогда… Ага, поняла!

– Умница! – похвалил Колобок. – Ты, может, и глухая, но не глупая.

– Ну, Заяц – это пустяки, а как ты ушел от дедушки с бабушкой?

– Заяц как раз не пустяки, – строго произнес Колобок. – Да будет тебе известно, у него есть коронный удар задней лапой. Может брюхо разодрать за милую душу! Поэтому никогда не пытайся ухватить зайца за живот, только за загривок!

– Правда? Я не знала… Спасибо.

– Не за что.

– А все-таки, как ты ушел от дедушки? У него же ружье!

– Да, это было самое сложное из моих дел, – признал Колобок. – Боюсь, я не смогу тебе ничего сейчас объяснить. Не на первом занятии. Чтобы понять, как уйти от дедушки, тебе предстоит еще учиться и учиться.

– А как бы ты… как бы Вы ушли от меня?

– Да я от тебя уже ушел! – рассмеялся Колобок. – Неужели еще не поняла?

Лиса растерянно моргнула.

– О-о… Да. Поняла. Спасибо, Учитель.

И, сложив лапы на груди, она низко поклонилась Колобку.

Ночью, когда над крышами города поднимается зловещая бледная Луна, он выходит из дома совершать свое темное дело.

Крадучись, незримой тенью, он пробирается по улицам, вдоль стен, за кустами, стараясь никому не попадаться на глаза.

Он заглядывает в каждую подворотню, в каждый сырой угол – туда, где может безбоязненно утолить вечно мучащую его жажду.

В его руке – разводной ключ.

Найдя жертву, он бросается на нее и одним привычным движением отворачивает головку – а затем припадает губами к бьющей струе и жадно, взахлеб, пьет горячую, пахнущую железом воду, пока его живот не раздуется как у насосавшегося комара.

Оставив наконец истекающую последними каплями трубу, он бредет домой, удовлетворенно побулькивая.

– Мойша! – встречает его в дверях жена. – В кране опять нет воды!

– Я знаю… – отвечает он и загадочно усмехается.

Жил да был некий Дурак. Может, Иван, может, Жан, или Христофор – имени до нас история не донесла. Потому что это именно история, а никакая не сказка. Все, что нам известно сегодня про Дурака, – что был он именно Дурак и никак иначе!

Дурак был из простых, не высокородных. Крестьянствовал понемногу – не то репу выращивал, не то овцами торговал, несущественно.

Вот сидел он однажды на пеньке у дороги, смотрит – старуха идет. И прямо к нему. «Дай мне, говорит, добрый молодец, водички попить, совсем в горле пересохло».

Был бы Дурак умным, плюнул бы через левое плечо и удрал бы, куда глаза глядят. Но поскольку умным он не был, то как ни в чем не бывало протянул старухе свою фляжку, да еще и местечко на пеньке уступил, передохнуть.

– Ну, спасибо, – сказала тогда старуха. – Вот ты и совершил доброе дело, теперь загадывай три желания, а я их исполню.

– Почему?! – испугался Дурак. – За что, бабушка?

– А за то, что водички мне дал попить. Теперь не отвертишься! Я ведь Не-Просто-Так-Старушка!

– Ой, мамочки! – запричитал Дурак. – Ой, горе-то какое! Да откуда же мне было знать, что нельзя подавать старушкам воды?

– Раньше думать надо было! – одернула его Не-Просто-Так-Старушка. – Хочешь, не хочешь, а три желания твои я теперь выполню.

Горько заплакал тогда Дурак.

– Не хочу три желания! Мне ведь тогда волей-неволей придется в герои податься. Не бывает так, чтобы чудеса, и без подвигов. А какой из меня герой? У меня же дом, хозяйство, быт налажен. А тут срывайся с места, иди блуждай по белу свету, пока сказка не получится. А сказки тоже не всегда со счастливым концом бывают!

– Зато твое имя навсегда останется в памяти народной! – ехидно заметила Не-Просто-Так-Старушка. – Так что давай, начинай.

– Не хочу, чтобы мое имя оставалось в памяти! – насупился Дурак. – Хочу жить, как все люди. И чтоб никаких чудес!

Не-Просто-Так-Старушка присвистнула и задумалась.

– Ну ты и загадал… Чтобы никаких чудес, говоришь?.. И как все люди? Не знаю даже, хватит ли моих сил… Расслоение реальности… мдя.

Но сил у Не-Просто-Так-Старушки, конечно, хватило. У них, у Не-Просто-Так-Старушек, на такие гадости всегда силы находятся.

Три желания Дурака исполнились в наилучшем виде.

Никаких чудес с ним больше не происходило. Жить Дурак стал, как все люди – а потому и у остальных людей чудеса закончились.

А имени его история не сохранила.

Король милостиво кивнул летописцу:

– А, пришел? Заходи.

– Спасибо, Ваше Величество.

– Можно опустить титулы. Значит, ты – историк?

– Да, Ваше Величество.

– Историю пишешь?

– В некотором роде…

– Вот садись и пиши. А я буду диктовать.

– Но, Ваше…

– Садись-садись, не спорь. А то ведь другого историка приглашу.

Летописец послушно рухнул на стул. Король заложил руки за спину и стал ходить по кабинету туда-сюда, задумчиво глядя в потолок и шевеля губами.

– Значит, так. Пиши с красной строки: «Славное правление короля Георга Тридесятого Железнорукого (даты рождения и смерти пока пропусти) началось в тысяча четыреста лохматом году и ознаменовалось…»

– Но, Ваше Величество! – воскликнул летописец. – В тысяча четыреста лохматом году правил Ваш старший брат! А Вам было всего четыре года. И Вас зовут не Железнорукий, а…

– А?.. – приглашающе оскалился Георг Тридесятый.

– …а Длинноносый… – тихо договорил Летописец.

Король согласно кивнул.

– Правильно. Если бы меня звали как положено, я бы в твоих услугах не нуждался. А так приходится исправлять чужие ошибки. Так что ты пиши, пиши.

– Но в тысяча четыреста лохматом году…

– Правил я! И оставим эту тему.

– Но так же нельзя! Ведь вам было всего…

– Двадцать четыре года. Напиши, что я родился на двадцать лет раньше. А мой брат к тому времени уже умер. Его… скажем, отравили.

– Но ведь на самом деле его отравили на шестнадцать лет позднее!

– А кто знает, как оно было на самом деле? – доверительно наклонился к летописцу король. – А кто будет об этом знать через двести лет? Никто. Кроме таких же собак-историков, как ты. А они будут знать только то, что ты сейчас напишешь.

– Но ведь есть же и другие источники…

– Неважно. Есть другие, а будет и этот. Пусть там, в будущем, историки спорят, когда я родился. Мнения могут и разделиться, я не возражаю. Я за свободу мысли.

– Хорошо… – летописец вжал голову в плечи и быстро заскрипел пером по пергаменту.

– На чем мы остановились? А, «ознаменовалось»! Хм… как лучше написать: «завоеванием Тридевятых земель» или «покорением Тридевятых земель»?

– Тридевятых..? Но они ведь принадлежат Некоторому царству-государству!

– Ну и что с того? Надо думать о будущем. Через двести лет мой прапраправнук сможет на основании этого документа претендовать на Некоторую корону Ты пиши, не отвлекайся.

– Что писать? «Завоевание» или «покорение»?

– Пиши «присоединение». Так лучше всего.

Летописец кивнул и вписал новую строку в историю.

– Напиши теперь, что в мое правление снизилась смертность, были самые низкие налоги, преступности не стало вовсе, зато было заложено три новых города и проложено триста миль новых дорог.

Летописец прикусил язык и молча написал требуемое, никак не комментируя.

– Я всегда прислушивался к мнению народа. Да, именно так. Ведь прислушивался?

– Да, Ваше Величество…

– Пиши. И про народную любовь ко мне пиши тоже. Всю правду, понял? Историческую правду, а не эту…

– Я понял, – кивнул летописец.

Король снова прошелся по кабинету.

– Мало… неинтересно это все. Таких королей были уже сотни, достаточно почитать хроники. А я хочу, чтобы меня и через века помнили. Подробности нужны – такие, чтобы в память врезались.