Текст книги "Многобукаф. Книга для (сборник)"

– Прибываем, – он кивнул на показавшиеся вдалеке огни станции. – Буколесье, вам здесь выходить. А мне обратно, за следующей партией.

– Спасибо, – еще раз от души поблагодарил Скаллош.

– Не за что, – хмыкнул эльф. – Иди, поднимай своих. Остановка через две минуты.

– Вещи сложите сюда, а сами пройдите в эту дверь, – монотонно наставлял новоприбывших усталый пожилой чиновник-эльф. – Ваши вещи вы получите в целости и сохранности. Не волнуйтесь. Проходите в эту дверь, не задерживайтесь. Вещи оставляйте здесь, вы их получите на выходе. Проходите в эту дверь, вещи оставьте здесь…

Скалллош вошел в длинное узкое помещение с изогнутыми трубками и вентилями вдоль стен. Возле каждого вентиля на подставке лежал аккуратный брусок бурого хозяйственного мыла.

«А проводник говорил, что у них с мылом проблемы…» – невпопад подумал Скаллош.

А из-за двери все так же доносился ровный голос эльфа:

– Проходите в душевую, вам надо помыться после дороги… вещи оставляйте здесь… не задерживайтесь, проходите, проходите…

На выходе из рая человек обернулся.

– Можно один вопрос? Последний?

– Ну, спрашивай.

– Я, конечно, виноват, что съел запретный плод. Но я же думал, что рискую не зря!

Я думал, отведаю от Древа Познания Добра и Зла – и познаю, что есть Добро, а что есть Зло. Но я по-прежнему этого не знаю! Почему так? И зачем тогда этому дереву дано такое странное имя – Древо Познания?

– Мое дерево, как хочу, так и называю.

– Ну, свинопас, что у тебя есть для меня сегодня? – с деланным равнодушием спросила принцесса.

– Сапоги-скороходы, – угодливо поклонился свинопас.

Принцесса состроила гримаску.

– У меня уже четыре пары таких!

– Улучшенная модель! – быстро произнес свинопас. – Девятимильные. И всего за десять поцелуев.

Принцесса задумалась.

– Три поцелуя! – деловито предложила она.

– Семь.

– Три, и ни на один больше!

– Шесть.

– Ну ладно, четыре.

– Пять.

– Я сказала, четыре!

– Пять, принцесса, и это последняя… – споткнувшись о ледяной взгляд принцессы, свинопас поперхнулся языком и замолк.

– Ладно, четыре, – наконец вздохнул он.

– Давай сапоги.

Свинопас вручил принцессе сверток, она надорвала бумагу и придирчиво рассмотрела красный сафьян и золотые пуговки.

– Угу. Пойдет. Ладно, я готова.

– Один момент!

Свинопас подбежал к своей хижине и вывел оттуда вереницу из трех чудовищ, горбатого карлика и маленького лягушонка.

– Становитесь в очередь, – распорядился он, подталкивая чудищ и карлика к принцессе. – А ты, приятель, извини. В другой раз.

Лягушонок разочарованно квакнул и ускакал обратно в хижину.

– Карлики – по двойному тарифу! – капризно выпятила губу принцесса.

– Хорошо, – вздохнул свинопас. – Запишите на мой счет, в кредит. Один поцелуй я буду должен.

Человек открыл затуманенные наркозом глаза и потряс головой. Над ним нависала величественная фигура в белом и радостно улыбалась.

– Ну как? – спросил человек.

– Поздравляю! У Вас мальчик!

– Как – мальчик?! – возопил человек, голос его сорвался. – Опять?!

– Да, вот как-то так…

– Но я же нормальной ориентации, зачем мне мальчики?

– Так уж вышло, – пожала плечами фигура. – Наследственность.

– Но я же хотел девочку! Женщину!

– Ну посуди сам, – ласково произнесла фигура, – в кого ему быть женщиной? Ты женщина?

– Нет.

– А среди твоих предков женщины были?

– Эээ… н-нет.

– Ну вот видишь.

Человек понурился.

– Что же мне теперь делать?

– Ничего, – обнадежила его фигура, – будем экспериментировать дальше.

– Ага, пока у меня ни одного ребра не останется, – проворчал человек и потер ноющий бок.

– Не сметь паниковать! – нахмурилась фигура и наставительно подняла палец. – Кончатся ребра – возьмемся за позвоночник!

По вечерам, когда на берегу зажигается костер, приходит ветер. Его все ждут и боятся спугнуть.

– Шшшш, – предупреждают волны.

– Шшшш, – шепчут тростники.

– Шшшш, – тихо соглашается песчаная дюна – хотя ей-то уж точно никто замечаний не делал. Тише песчаной дюны и так никого на свете нет.

А потом ветер приходит и начинает рассказывать обо всем, что видел за день. Он ведь самый лучший в мире рассказчик – все видит, все слышит, везде бывает. А самому лучшему рассказчику и слушатели нужны самые лучшие: море, дюны, тростники. Никто не умеет слушать так, как они!

– Шшшш, – рассказывает ветер, а волны ахают удивленно:

– Шшшш?

– Шшшш, – качают головами тростники.

– Шшшш, – едва слышно повторяет про себя песчаная дюна. Она все запоминает. Легкомысленный ветер завтра все забудет, мечтательное море перепутает, тростники пойдут на прокорм вечно голодному костру, и только песок сохранит рассказ навечно.

А ветер входит во вкус, мечется по берегу, жестикулирует, подбрасывает в воздух всякий мусор:

– Шшшш!

– Шшшш! – впечатлительное море начинает волноваться, по волнам пробегает дрожь ряби.

– Шшшш! – присвистывают удивленные тростники.

– Шшшш, – эхом отзывается дальний лес.

– Шшшш… – сопит носом спящий у костра человек и чему-то улыбается. Спящие люди – тоже замечательные слушатели, вот если бы только не их привычка каждый раз просыпаться!

– Шшшш, – дюна задумчиво передвигает песчинки. Она-то прекрасно знает, что когда-нибудь человек угомонится, перестанет куда-то вскакивать по утрам, зароется наконец в землю – и вот тогда-то она ему перескажет заново все забытые сказки.

К полуночи ветер утихает. Он рассказал все самое интересное, и теперь ему надо бежать дальше, за новыми впечатлениями.

– Шшшш, – прощается он.

– Шшшш, – шепчут ему волны.

– Шшшш, – машут вслед тростники.

– Шшшш, – вздыхает песчаная дюна.

И только костер весело потрескивает и швыряется искрами. Ему, шалопуту, все бы смеяться…

Как это водится в сказках, жили-были принц и принцесса (не родственники). Принц был великолепен, принцесса – прекрасна, они полюбили друг друга высокой чистой любовью и скоропостижно поженились. Наступил хэппи-энд и сказка закончилась. Стали они жить-поживать.

Принцесса скоро узнала, что ее молодой муж храпит по ночам, что утром он колется щетиной, а его усы пахнут табаком.

Принц обнаружил, что принцесса, как все смертные женщины, иногда ест и, страшно сказать, даже посещает туалет!

Принцесса открыла в принце непонятную для нее страсть к верховой охоте, когда он пропадал на целую неделю и возвращался грязный, пропотевший, осунувшийся, но с горящими глазами.

Принц узнал, что примерно раз в месяц у принцессы болит голова и бывает дурное настроение.

Принцесса узнала, что принц любит выпить и пьяный становится дурак дураком.

Принц узнал, что принцесса склонна к меланхолии и может часами запоем читать женские романы.

Принцесса узнала, что принц бывает груб и несдержан на язык.

Принц узнал, что по утрам у принцессы опухшее лицо и растрепанная прическа.

Одним словом, они узнали, что их любимые мало чем отличаются от любых других людей.

Они узнали это – и полюбили друг друга еще больше.

– Вот, а это – прекрасный лебедь! – с гордостью заявила утка и представила птичьему двору последнего утенка.

Курица поперхнулась пшеном, гуси попятились, у индюка побледнела сопля под носом.

– Это… хм… а ты уверена?

– Абсолютно! – отрезала утка. – Это мой сын, мне ли не знать, кто он такой?

– Но он не похож на лебедя, – с сомнением протянула старая гусыня.

– А на утку он похож? – парировала утка-мать.

– Нет. То есть, не очень.

– У лебедей шея длинная, – заметил индюк.

– Вырастет.

– И крылья у лебедей не такие. А у этого твоего… если не ошибаюсь, у него вообще руки?

– Он еще не оперился. Это пройдет.

– Голова у него великовата. И клюв странный какой-то… ой, смотрите, у него зубы!

– Выпадут!

Птицы настороженно рассматривали прекрасного лебедя. Тот смотрел на них в ответ – воинственно нахохлившись и бормоча что-то неодобрительное себе под нос.

– А по-моему, он просто урод! – заключил петух, начисто лишенный чувства такта. Лебедь показал петуху неприличный жест.

– Сам ты урод! – обиделась мама-утка. – Он вырастет и станет самым прекрасным и знаменитым! Может, даже голливудской звездой.

– Ха! – открыто усомнился петух.

– А как ты его назвать-то думаешь? – спросила курица.

– Дональд, – ответила утка и ласково погладила сына по взъерошенной голове.

Опухшее, красное со сна утреннее солнце неторопливо ползло по небу и беседовало с ветром.

– Так ты говоришь, они меня любят? – спросило солнце.

– Ага.

– А за что? Я же некрасивое…

– А они считают, что красивое.

– Да ну… – солнце смутилось и искоса глянуло в океан. – Смотри, у меня и протуберанцы в разные стороны торчат, и пятна на лице выскочили.

– А они этого не видят.

– Почему не видят?

– Потому что они тебя любят.

– Ну вот, опять ты о том же! Да за что меня любить?

– Они говорят, за то, что ты несешь свет и тепло.

– Ерунда какая, – удивилось солнце. – Конечно, я несу свет и тепло. Что же за термоядерная реакция, да без выброса энергии? Но это ведь просто нормальный процесс жизнедеятельности! Вроде бурчания в животе.

– А они считают, что ты доброе.

– Доброе? А что такое доброта?

– Не знаю, – честно признался ветер. – Но они, видимо, знают, раз говорят.

Я большой, зеленый, пупырчатый, очень красивый. Меня все боятся. Кроме Сандры. Сандра – это принцесса, только она обычная, не заколдованная.

Сначала-то она, конечно, испугалась, когда увидела меня в первый раз. А потом привыкла. Мы теперь с ней часто играем, тайком от ее родителей. И она по-прежнему часто роняет мячик в озеро, а мне приходится доставать. По-моему, она это делает специально, чтобы потом меня поцеловать. Но я, конечно, отказываюсь.

Нам и так весело, без всяких там поцелуев. Я сильный, я ее катаю на плечах. А бегаю даже быстрее лошади! Сандре нравится. Я вообще много чего могу – и нырять в самые глубокие омуты, и по деревьям лазить, и норы рыть. Еще могу сказать скале, чтобы она раздвинулась, и скала меня слушается. Сандру вот не слушается, хотя она и принцесса. А меня – да, потому что я не простой принц, а заколдованный!

Сандра сама догадалась, что я принц. Она вообще умная. Я-то сначала не хотел признаваться, но она мне сказала, что узнавала у своей мамы, и таких чудищ в природе не бывает. Они только из людей получаются, если заколдовать. Тогда я ей сказал, что я правда человек, но бедный и больной, а мой папа был не король, а сапожник. Тогда она опять спросила свою маму, бывают ли заколдованные дети сапожников, и ее мама сказала, что нет. Только принцы. Тогда Сандра мне сказала, что хочет снять заклятие, но я ей не дал. Мне нравится быть чудовищем. Я большой и сильный, и много чего могу. А принц бы из меня получился не очень – ну что это за принц без королевства? А чтобы вернуть себе королевство, мне пришлось бы убить родителей Сандры. А ее бы это наверняка огорчило.

И еще неизвестно, справлюсь ли я с Сандриной мамой, если даже мой папа не справился. Правда, он не был волшебником, а она была. Поэтому я и стал таким, какой я есть.

Не хочу ничего менять. Когда я был принцем, я часто болел, и у меня были сопли. А сейчас никогда. И мне приходилось каждый день учить латынь и греческий, а я их терпеть не могу! А кроме того… Не хочу пугать Сандру. Она ко мне уже привыкла, и понимает, что я на самом деле очень красивое чудовище.

А человек, которому снесли пол-лица ударом алебарды – это же, наверное, не очень красиво?..

– Вот вы тут сидите, едите хлеб мой, пьете вино мое… А ведь один из вас меня предаст! Воцарилось неловкое молчание.

– И кто же этот иуда? – спросил Иоанн.

– Да вот хотя бы он! – обвиняющий перст указал в конец стола. – Павел!

Все лица обратились в сторону побледневшего Павла.

– Ну, батя… – пробормотал Павлик Морозов и сглотнул, – ну у тебя и шуточки!

– Капитан! Беда!

– Что случилось?

– Крысы бегут с корабля!

И точно: изо всех щелей лезли поджарые корабельные крысы, бежали к фальшборту и прыгали в море. Казалось, ничто не может удержать их.

А вдалеке, на крошечной лодочке с гордым названием «Летучий Голландец», сидел странно одетый субъект и вплетал мелодию флейты в приближающуюся симфонию бури.

В Город-с-тысячью-имен пришел герой. Еще на околице его встретил старый Хранитель Всякого-разного и усталым голосом приветствовал: «Здравствуй, чужестранец. Ты явился в тяжелый час, предсказанный пророками. Возможно, ты – наша последняя надежда. Найди волшебный артефакт и убей Темного Властелина, чтобы спасти этот несчастный мир».

– Я постараюсь, – серьезно ответил герой. – А вам самим ничего не нужно?

– Поговори с местными, – пожал плечами Хранитель. – Может, у кого-то и найдется работа для тебя. Но не мешкай!

Герой обошел весь Город-с-тысячью-имен, благо он невелик. Здоровался с жителями и интересовался их проблемами. Старый лодочник горестно поведал, что его внучку задрал бешеный медведь. Женщина у колодца передала страшные слухи о злой колдунье, поселившейся на кладбище. Разорившийся фермер рассказал о стае волков, наводящей ужас на округу. Остальные горожане либо отмалчивались, либо не сообщали ничего важного, щадя молодую жизнь героя. Уж очень несерьезным он выглядел: без доспехов, с одним смешным ножиком в руках, и за поясом лишь тощий кошелек да записная книжечка.

Однако герой был настроен вполне серьезно. Он ушел в лес и пропадал там два дня, а на третий вернулся – еле живой, весь окровавленный, но с парой медвежьих ушей в кармане. Эти уши он отдал старому лодочнику и сказал, что отомстил за его внучку.

Едва подлечившись, герой пошел ночью на кладбище. И вернулся оттуда утром – обожженный, полуослепший от ведьминского огня, но его пояс обвивал волшебный кушак кладбищенской ведьмы.

Отдохнув и вылечив глаза, герой долго готовился к следующему походу, купил кожаную кирасу, лук и стрелы, наточил свой ножик, еще раз уточнил у фермера направление и ушел. Больше его не видели. Волчью стаю – тоже. Только следующей осенью грибники случайно набрели на обглоданный скелет, и опознали его по волшебному поясу. Рядом лежали скелеты четырех волков, в том числе – двухголового вожака стаи. Куда делись остальные волки, в какую чащу убежали – этого никто не знал, да и не хотел знать.

Прошел еще год, а может, два. В Город-с-тысячью-имен пришел другой герой – вернее, героиня. Высокая лучница. Выслушала Хранителя, хмыкнула, быстро обежала все брошенные дома в округе, разорила тайники местных жителей, будто заранее зная, где что лежит, обзавелась кое-каким снаряжением и отбыла на север, походя убив пару болотных упырей.

По слухам, доходящим до горожан, дела у нее шли замечательно. Лучница действительно оказалась героем, о котором твердили пророчества. Армии Темного Владыки были бессильны против нее, из любой схватки она выходила победителем, оставляя за собой горы трупов и счастливо орущие толпы освобожденных людей. По тем же слухам, уже и сам Темный Владыка почти обречен. Город-с-тысячью-имен гордится тем, что именно отсюда пришла в мир великая героиня. Еще одна. Все великие герои приходят в мир через Город-с-тысячью-имен. Это законный повод для гордости.

А на центральной площади Города стоит скромный памятник Неизвестному герою. На постаменте выбита надпись: «Он не был настоящим героем из пророчества. Но он, все-таки, убил бешеного медведя».

В дверь постучали.

– Как же я ненавижу эту работу! – вздохнул Добрый Волшебник и крикнул: «Заходите!»

Посетитель оказался молодым человеком неприятной наружности. Волшебник присвистнул.

– Это кто ж тебя так?

Молодой человек неловко потрогал пальцем свою неприятную наружность и оскалил клыки.

– Да ведьма одна… Здесь недалеко живет.

– Дилетантка, – проворчал Добрый Волшебник. – Заклинание держится еле-еле, снять пара пустяков. Ну-ка, посмотрим, что тут у нас есть? Так, клыки, свиное рыло, зеленая шерсть. Это понятно. Неприятно, конечно, но не смертельно. Я же говорю, дилетантка. Хм, зато сила у тебя теперь как у трех человек… а здоровье? Ага, ты ничем не болеешь. И понимаешь язык животных. Да что эта ведьма, с ума сошла? Она тебя проклинать собиралась или благословлять?!

– Проклинать.

– Халтурщица! Но это, по крайней мере, больно было?

– Нет.

– Тьфу! Гнать в шею таких ведьм. Если бы я накладывал заклятие, все не так бы организовал. Тебе каждая минута жизни в этом теле грозила бы нечеловеческими мучениями! И деталей бы добавил. Гнойных язв, свищей, или вросших в плоть крючьев.

Посетитель сглотнул.

– А… это можно как-то снять? Вы говорили, легко?

– Да никаких проблем. Искупайся в ванне с человеческой кровью – и станешь как новенький.

– А иначе нельзя? Поцелуй принцессы не поможет?

– Слушай, кто здесь Добрый Волшебник – ты или я? Зачем спрашиваешь, если сам все знаешь?

– Ну просто… Так что с поцелуем?

– Поцелуй тоже поможет. Но ты подумай, ванна с кровью – это же круто!

– Нет, спасибо. Я уж как-нибудь… уговорю какую-нибудь принцессу.

Посетитель попятился и выскочил из избушки Доброго Волшебника.

– Чертова работа, – вздохнул Волшебник. – Как она мне надоела! А все проклятый пятый пункт. Ну почему нас, светлых эльфов, не принимают на факультет некромантии?!

– Бабушка, продайте мне приворотное зелье!

– Чаво? – переспросила Колдунья.

– Зелье мне. Приворотное. Я заплачу.

– С ума сошел? Смерти своей захотел?

– Нет… А почему?..

– А по кочану. Зелье – оно же зелье и есть. Через шесть часов выводится из организма естественным путем. И что, по-твоему, с тобой сделает обманутая девушка, когда обнаружит, что ее околдовали?

– Ой.

– Вот то-то и оно, – ухмыльнулась старуха. – Зельями сейчас никто не пользуется. Наговор – это куда как вернее. И действует дольше. Правда, и накладывать его не в пример сложнее…

– Бабушка, а Вы бы заколдовали ее для меня? Я бы заплатил.

– Ты что, хочешь, чтобы девушка меня полюбила? Или все-таки тебя?

– Меня, конечно!

– Тогда сам и накладывай заговор.

– Так я же и не умею. Может, научите? Я зап…

– Заплатишь, знаю. Ну что же, отчего бы и не научить. Но учти, любовные заклятия – самые сложные, их за минуту не наложишь. И за день тоже. Придется постараться. Изо дня в день, постепенно, ритуал за ритуалом…

– Я готов!

– Ну хорошо. Сейчас все расскажу подробно. А ты записывай, если запомнить сложно.

– Вербальный элемент, – хорошо поставленным лекторским голосом диктовала Колдунья, – имеет особое значения на начальной стадии зачаровывания. Элементы заклинания вплетаются в бытовые фразы и должны произноситься с особым придыханием, голос слегка приглушен, взгляд направлен в глаза объекта. Глаза – окна души, через них ведется основное воздействие.

– Минуточку, я записываю…

– Маткомпоненты для заклятия. Совершенно необходимы растительные компоненты, и обязательно собранные в пору цветения. Розы, тюльпаны, пионы… я тебе потом дам полный список. Ароматические вещества… духи сойдут. Также для закрепления заклинания могут быть применены различные предметы, несущие на себе слабый магический заряд. Пища, украшения, платья – словом, то, чем девушка захочет воспользоваться. Тут-то заряд и сработает. Я потом тебя научу словам, которые надо произносить над этими предметами.

– А когда отдавать их девушке – тоже что-то говорить надо?

Колдунья посмотрела на клиента долгим задумчивым взглядом.

– Да. Этому я тебя тоже научу. Что еще нужно?.. Ах да, золотое колечко – но это уже в самом конце. Завершающий этап заклинания, после него девушка никуда не денется. А до тех пор тебе вот еще что надо будет сделать…

– В последней стадии заговора, когда его влияние становится очевидно и не подлежит сомнению, вступают в действие новые, более грубые и действенные методы. Слова, произносимые в момент максимальной близости к объекту, сопровождаются магическими жестами. Каждый жест заканчивается прикосновением к определенной точке на теле жерт… объекта. Воздействием на эти точки (об акупунктуре слышал?) ты открываешь определенные энергетические каналы и максимально располагаешь девушку к усваиванию произносимых волшебных фраз…

– Каких фраз?

– Уф. Ладно, этому я тебя тоже научу.

– Все понял?

– Да! Сколько я Вам должен?

– По результату, внучек, по результату.

– Спасибо! Ну, я пойду?

– Иди, иди… Казанова ты наш.

– Кто там?

– Я злой и страшный Серый Волк, я в поросятах знаю толк! Гррр!

– Одну минуточку.

Ниф-Ниф удалился в хижину, оставив Волка на пороге. Вернулся он уже с кульком конфет, сунул Волку в лапы и, пожелав ему весело провести время, закрыл дверь.

Остолбеневший Волк автоматически развернул и съел конфету, потом еще одну. Пожал плечами, повернулся и пошел к другому свинарнику.

– Труби! – сказал командир, и Маленький Трубач с улыбкой вышел вперед.

Он поднес к губам длинную серебряную трубу, и от первых же нот стены города задрожали и осыпались грудой камней.

– Продолжай, – кивнул командир. И Маленький Трубач, отложив Иерихонскую, взял вторую трубу. Под ее звуки, торжественные и чарующие, из города вышли вереницей дети – невинные создания, которых было решено пощадить.

– Вот теперь можно и повоевать! – потер руки командир и дал сигнал двигаться в атаку.

Маленький Трубач радостно улыбнулся, откинул со лба светлую челку и поднес к губам третью, витую трубу Армагеддона.

– Ну что «мее», что «мее»? Козел ты, Иванушка!

– Мее.

– Говорила я тебе, не пей из козлиного копытца. А ты? Потерпеть не мог?

– Мее.

– Вот именно.

Аленушка шагала по тропинке, сердито размахивая корзинкой, Иванушка понуро плелся следом.

– Сам ведь знаешь, что бывает, когда выпьешь из чужого копыта. И все равно пьешь. Кто ты после этого, не козел?

– Мее.

– А я говорю, козел. Учишь тебе, учишь, воспитываешь…

Иванушка не выдержал и, подавшись вперед, боднул Аленушку ниже талии острыми рожками.

– Ай! А вот кого я сейчас хворостиной огрею!

Иванушка проворно отскочил в сторону и показал длинный козлиный язык.

– Не корчи рожи, – строго нахмурилась Аленушка, – а то таким и останешься. Хотя…

Она махнула рукой.

– Ну ты хоть понял, в чем была твоя ошибка? Будешь впредь меня слушаться?

– Понял, – кивнул козленок. – Надо было с самого начала тебя не слушать, напиться из первой лужи. Был бы сейчас конем.

– Тьфу на тебя. И вообще, замолчи, козлы не разговаривают.

Иванушка пожал плечами и взмемекнул.

– Вот, так уже лучше.

Аленушка развернулась и пошла дальше по тропинке; до дома оставалось уже недалеко.

– Ничего, – с угрозой в голосе бормотала она. – Я еще сделаю из тебя человека.

Иванушка вздрагивал, но покорно шел за сестрой. В лесу все-таки волки…

Аленушка завела братца во двор, велела никуда не отходить, и ушла в избу. Через минуту она вернулась с ковшом воды. Сняла лапоть, с силой вдавила пятку в глинистую землю и налила в ямку воды.

– Давай, пей.

Козленок подозрительно присмотрелся к следу. След был маленький и узкий, явно женский. Иванушка вздохнул, скривился, но послушно выпил.

– Ну вот, теперь ты снова человек.

– Сама ты человек!

– Безусловно.

Иванушка шмыгнула носом.

– И долго мне теперь так девчонкой ходить?

– Не нравится? Могу исправить! – сестрица Аленушка многозначительно указала на козьи следы, оставленные братцем. – Да ладно тебе, все не так страшно. Потерпи немножко, авось приедет добрый молодец ко мне свататься, обязательно во дворе наследит.

– Тебе хорошо рассуждать, – насупилась сестрица Иванушка. – А если он приедет свататься ко мне?

Математик сидел за рабочим столом, обреченно сжимая голову ладонями. В голове гудело.

– Ну почему ничего не получается? Такое простое уравнение… Нутром чую, что все правильно! А доказать не могу.

Математик застонал. Не справиться с такой ерундой! Если кто-нибудь только узнает!.. Ему представились лица товарищей, снисходительные усмешки, укоризненные взгляды разочарованных учеников. Позор, позор!

Математик смахнул слезу, воровато огляделся и, взяв в руки перо, вывел на полях тетради: «Я нашел воистину удивительное доказательство…»

Ученик отложил заступ, вытер пот со лба и водрузил над свежей могилой Учителя угловатый камень.

– Покойтесь с миром, – произнес он с поклоном, повернулся и пошел домой. Домой… как странно звучит: «дом». Место, где он жил последние годы с Учителем. И где теперь ему предстоит жить одному. Этого Ученик представить не мог.

«Не верь в эти сказки про реинкарнацию, – говорил Учитель перед смертью. – Природа не настолько расточительна, чтобы из раза в раз возрождать одного и того же скучного старого хрыча. Зачем, когда в ней царит такое многообразие? Это же гораздо интереснее!»

Ученик потряс головой. Зачем Учитель это сказал? И как такое может быть – мир без Учителя?

Он распахнул дверь хижины. Вот постель, на которой спал Учитель. Вот его старые сандалии. Рукописи, исписанные тонким рваным почерком. На всем лежит отпечаток его неповторимой личности. В каждый предмет, сам того не желая, Учитель вложил по кусочку себя. А как же иначе?

Ученик провел пальцами по столу. Вот на эту царапину он смотрел, когда Учитель толковал ему о добре и зле. А это чернильное пятно осталось с тех пор, как он пытался записать за Учителем особо сложное рассуждение о природе трусости. А вон тот сучок в стене…

Ученик поднял руку и с удивлением посмотрел на свою ладонь. «Учитель умер? А я – жив? Как такое может быть? Если даже камешек на полу помнит Учителя, если даже в гнутой оловянной ложке он продолжает жить… да сколько он вложил себя в эту ложку? А сколько вложил в меня? Сколько своей мудрости, своих мыслей, своего характера…»

Ученик подошел к тусклому зеркалу на стене и улыбнулся отражению.

– Здравствуйте, Учитель.

– Натуральная кожа, – с гордостью представил Портной.

Я только усмехнулся и потрогал материал.

– Верю, что натуральная. Грубоватая она какая-то…

– Ну так Вы же мужчина, какая Вам разница?

– Большая. А впрочем, Вы правы. Никакой.

– Ну вот видите. А тонкий материал у нас весь пошел на женские модели.

– Можно на них посмотреть?

– Ха! – фыркнул Портной. – Посмотреть ему… Нет, нельзя.

Он покачал головой, выволок модель из стеллажа и поставил прямо передо мной.

– Вот. Ваш заказ.

Я уставился на готовое изделие, силясь представить, что вот его мне придется носить.

– Сейчас индивидуальные заказы снова вошли в моду, – доверительно сообщил Портной. – Но все равно мало, мало! А и те, кто заказывают, никакого понимания не имеют. Так редко встретишь теперь человека, который бы носил свое тело с достоинством!

Я кивнул, продолжая придирчиво изучать свое будущее приобретение.

– Тела, они же бережного отношения требуют, – вещал меж тем Портной. – А вы посмотрите, во что их превращают. Складки, потертости, штопки! Рвут, мнут, царапают. И мы же потом оказываемся виноваты! А тело – за ним ухаживать надо. На ночь сложить аккуратно, утром почистить, плечики расправить… Разве ж кто сейчас это понимает?

– Угу, – кивнул я невпопад и обратил внимание Портного на меховую опушку модели. – Здесь вот проплешина, на подбородке. И мех какой-то невзрачный. Редкий, жесткий, да еще и с проседью.

– Мех черно-бурый, – быстро отозвался Портной. – С искрой. Сейчас так модно.

– А почему один глаз выше левого? И правое плечо короче?

– А Вы себя видели? – едко спросил Портной. – Форма точно подогнана под содержание, мы свое дело знаем.

– Точно подогнана, говорите?

– Да! А если не нравится, идите и покупайте себе стандартную модель. Вон, в лавке напротив, штабелями уложены.

Я внутренне содрогнулся. В лавке напротив я уже был, и зрелище тысяч безликих среднестатистических тел произвело на меня угнетающее впечатление.

– Ну, все-таки, знаете, какое-то оно неприглядное. Неудобное с виду.

– Зато основа прочная! – с вызовом заявил Портной. – Удар хорошо держит.

Он взял железный метр и с размаху приложил тело по голове. Что-то хрустнуло.

– Швы разошлись, – заметил я.

– Заштопаю, – с готовностью предложил Портной. – Ничего и видно не будет.

Я молча кивнул. Особо привередничать не приходилось; раз уж выбрал изделие подешевле – терпи. Чуть в стороне рядами стояли надежные, добротные тела из высококачественных материалов – каждое уникальное, индивидуальной подгонки, штучный выпуск. Но мне это было не по карману. Тем более и кармана-то еще не было.

– Набивка-то хоть хорошая?

– Нормальная набивка, – пожал плечами Портной. – Немножко того, немножко другого. Как обычно.

– А?..

– Да Вы померьте, – предложил Портной.

Я натянул тело на себя и повертелся перед зеркалом.

– Ну как, удобно?

– В плечах узковато, – пожаловался я, – и грудь жмет.

– А живот? – обеспокоенно спросил Портной.

– Живот – нормально. Просторный.

– Это главное, – Портной сразу успокоился. – Ну как, брать будете?

– Буду.

– Очень хорошо, – просиял Портной. – Снимайте, я упакую.

Я снял тело, и Портной ловко сложил его в несколько раз, уложил в конвертик и перевязал голубой ленточкой.

– Старайтесь не мочить его в холодной воде, – предупредил Портной, – оно этого не любит. И на солнце долго не держите.

– Я постараюсь.

– Берегите голову, на всякий случай.

– Хорошо.

– На синие глаза гарантия пять лет.

– В смысле?

– Ну, это уцененная модель. Через пять лет эксплуатации они выцветают, становятся из синих серыми. Да Вы не беспокойтесь, хуже видеть не станете. Только не переутомляйте их и купите противосолнечные очки.

– Ладно.

– Что еще?.. А, неважно. Вот Ваш заказ. Как платить будете?

Я вывалил на прилавок всю наличность. Портной брезгливо скривился.

– Мда… Ну ладно. В конце концов, эти монеты еще в ходу.

Он собрал с прилавка любовь и дружбу, ссыпал в карман позвякивающее здоровье, сгреб, не считая, мелкое и среднее житейское счастье, а несколько жалких ломаных грошей оттолкнул обратно ко мне.

– Сдача.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Извините… а можно один вопрос?

– Хм?

– Ведь есть же на Земле люди, которые и красивы, и богаты, и счастливы. У них куча друзей, их все любят, им рады в любой компании. Многие из них талантливы и успешны. Чем же они расплачиваются?

– Ах, эти! – засмеялся Портной. – Они заказывают одежду у другого производителя.

Однажды воины Хрумба шли через узкое темное ущелье. И услышали впереди за поворотом странный пугающий шорох.

Вождь послал вперед самого смелого воина, посмотреть, что там. Прошло некоторое время, и воин вернулся из-за поворота, весь окровавленный; он смог только сказать: «там был пещерный медведь, я убил его!» – затем упал и умер. Но шорох не смолк, и встревоженный вождь послал другого воина – посмотреть, что же теперь шуршит.

Второй разведчик тоже вскоре вернулся весь в крови, прошептал: «там прятался тигр, я его убил!» – и тоже умер. Но шорох не смолк, и воины Хрумба встревожились еще больше, никто не хотел идти дальше. Тогда вождь решил послать самого никчемного из своих воинов. Этот отсутствовал всего несколько минут, а затем шорох смолк. Воин появился из-за поворота, держа за хвост убитую крысу: «Путь свободен, можно идти».

Этот воин стал считаться величайшим героем племени. Ибо всякий мужчина Хрумба может отыскать и убить прячущегося тигра. Но не всякий сможет опознать и убить страх.