Текст книги "Возможная Россия. Русские эволюционеры"

Николай Иванович Путилов – бизнесмен, работавший «не из барыша»

То, что один человек может подменить целую отрасль, да еще такую, как ВПК, конечно, преувеличение, но нечто похожее в отечественной истории бывало. Примером тому – Николай Иванович Путилов, как его в свое время называли, предприниматель «не из барыша, а из патриотизма». Металлург, строитель, изобретатель и большой знаток военного производства.

После неудачной для России Крымской войны, которую мы проиграли среди прочего и потому, что пытались воевать устаревшим парусным флотом против винтового, именно Путилов, чтобы сорвать западные планы по блокаде Кронштадта, совершил по просьбе великого князя Константина Николаевича подвиг, достойный Геркулеса.

Рассказывают, будто бы князь вызвал Путилова и сказал ему: «Можешь ли ты сделать невозможное? Построить до конца навигации флотилию винтовых канонерок для обороны Кронштадта? Денег в казне нет – вот тебе мои личные двести тысяч». – «Могу», – ответил Путилов.

Не исключено, что легенда. Только вот сам факт, что Путилов сделал «невозможное» возможным, – реальность.

В течение года он собрал в единый кулак двадцать разрозненных частных заводов, заводиков и мастерских Петербурга. Разрешения ни у кого не спрашивал – на бюрократию не было времени. Тайно проник даже в мастерскую, которая ремонтировала придворные экипажи, поскольку официальный ответ на просьбу о помощи мог прийти лишь к окончанию войны. Составил детальный план всего процесса по производству паровых машин, котлов и материалов для винтовых кораблей. Другого варианта не существовало: паровые двигатели в Россию ввозили тогда из-за границы, а война эту возможность закрыла. Полагаться приходилось лишь на собственные силы.

Наконец, вчерашних текстильщиков, оставшихся без работы в результате войны (хлопок тоже был импортный), переучил в токарей, слесарей и механиков. И построил к намеченному сроку, как и обещал, шестьдесят семь винтовых канонерских лодок и четырнадцать корветов. Не говоря уже о трех плавучих доках и ремонтной мастерской на Кронштадтском пороховом заводе.

Все суда были хорошо вооружены и приспособлены к действиям на мелководье Финского залива. После появления у русских берегов этих шустрых путиловских «детей» о блокаде уже не могло быть и речи. Французский адмирал Пэно писал по окончании войны: «Паровые канонерки, столь быстро построенные русскими, совершенно изменили наше положение».

Вот это действительно эффективный менеджер! По окончании этой эпопеи заводчики подарили Николаю Ивановичу серебряный венок, на восьмидесяти одном листе которого были выгравированы названия построенных им кораблей.

Впрочем, сам Путилов предпочитал рассуждать не о собственных талантах, а о гении русского рабочего человека. В своей речи на открытии Всероссийской выставки Путилов вспоминал: «За три месяца вчерашние безработные прядильщики построили три десятка паровиков, и они же, бывшие прядильщики, работали на них машинистами». Действительно, мотористами на новых канонерках и корветах стали его же бывшие рабочие.

К Путилову брат императора Александра II – Константин Николаевич, а именно ему было поручено воссоздать практически с нуля российский флот, обратился, разумеется, не случайно. К этому времени Путилов уже себя отлично зарекомендовал.

Возможно, он бы и сам стал моряком, но часто подводило здоровье, поэтому, хотя Путилов и вышел из Морского кадетского корпуса мичманом (и даже, будучи кадетом, совершил несколько морских походов), однако попал не на флот, а остался там же, в Корпусе, преподавателем. Очень любил математику, а потому обратил на себя внимание академика Михаила Остроградского – фигуры номер один в тогдашнем российском математическом мире.

Обычно причиной столь пристального внимания академика называют статью молодого мичмана в прессе, где тот доказал ошибочность знаменитого французского математика Коши в его курсе интегрального исчисления. И правда, не каждый мичман на это способен. Но почему-то забывают, что Остроградский еще и преподавал в Морском корпусе, а потому на самом деле приметил Путилова уже давно. Так молодой мичман и стал помощником академика в исследовании вопросов баллистики.

Несмотря на болезнь, которая заставила Путилова перебраться в Крым, он и здесь с военно-инженерным делом не расставался. Наконец, вернувшись в родной Петербург, стал работать в Кораблестроительном департаменте, где уже в деталях познакомился с морским инженерным искусством. Так что к заданию, полученному от великого князя, оказался готов.

Думаю, если бы Путилов не сделал для России ничего, кроме этого, его имя все равно бы осталось в отечественной истории. Однако Николай Иванович оказался не только корабелом.

В 1857 году, уйдя в отставку, Путилов, опираясь на поддержку все того же великого князя Константина Николаевича, занялся горнозаводской промышленностью. Впервые организовал в Финляндии производство железа из чугуна, выплавляемого из озерных (или, как иногда говорят, «болотных» руд), для чего построил там три завода. Причем, как скоро выяснилось, изготовленные из этой стали котельные листы имеют более высокое качество, чем импортные английские. С тех пор Путилов уже никогда и ни от кого не скрывал своего заветного желания «заткнуть иностранца за пояс».

Кстати, вспоминают о Путилове в Финляндии до сих пор. И дело не только в том, что, наладив производство, он заложил основы финской металлургии и дал работу тогда многим безработным в округе. Больше всего удивляли местных жителей построенные русским предпринимателем для рабочих больница и школа. Не удивительно: понятия «социальной ответственности бизнеса» в то время не существовало.

В 1864 году вместе с компаньонами Путилов начал строить близ Петербурга сталелитейный завод, названный Обуховским. (Павел Обухов – талантливый русский инженер и ученый-металлург.) На этом заводе впервые в России стали выпускать бронебойные снаряды и делать, как для сухопутного, так и для морского военных ведомств, орудия самых больших калибров. Там же изготавливались стальные нарезные орудия, которые, благодаря применению разработанного Павлом Обуховым способа производства высококачественной литой стали, выдерживали свыше четырех тысяч выстрелов. Эта продукция, как писали в то время, «освободила русское правительство от зависимости». Речь о Круппе.

Изобретение Обухова, но в дело оно пошло лишь благодаря Путилову. Об упругости обуховской стали рассуждали тогда много. Действительно, было чему удивляться: клинок для шпаги из такой стали можно было свернуть в кольцо, а потом он распрямлялся, не изменив формы. Однако шесть лет Обухов пытался внедрить свое изобретение, обивая пороги различных ведомств, награжден был даже орденом, но толку так и не добился, пока не встретился с Николаем Путиловым. Именно он выбил кредит из казны, привлек частных инвесторов, получил бесплатно участок земли под Петербургом и основал завод. Позже Путилов, уже по собственному способу, начал там же, на Обуховском заводе, выпускать снаряды из быстроохлажденного чугуна.

В 1868 году Путилов покупает железоделательный и сталелитейный завод (сначала назывался «Путиловский», потом «Красный Путиловец», теперь «Кировский»). И здесь он организовал оружейное производство и выплавку стали, в том числе на экспорт, покончив с зависимостью от Англии: заказы стальных орудий за рубежом снизились с 88,5 % до 17,7 %. Иначе говоря, Николая Путилова можно считать одним из первопроходцев современного ВПК России.

Наконец, еще одно ЧП, из которого России помог выпутаться все тот же Николай Иванович Путилов. Жестокая зима 1867/68 года привела к тому, что железнодорожное сообщение в России было практически парализовано, так как импортные рельсы полопались от мороза. Николаевская железная дорога между Петербургом и Москвой оказалась на грани полной остановки. Рельсы, привезенные некогда из-за границы, свое отслужили, навигация закончилась; уральские заводы изготавливали продукцию дорогую и низкого качества. Проблему надо было решать не просто быстро, а немедленно, как и в Крымскую войну.

Говорят, Путилов явился к министру путей сообщения и пообещал: «Дайте мне мало-мальски железоделательный завод в долг, и я завалю Россию русскими рельсами. Причем из русских материалов и, конечно, русская рабочая сила. Дешево, быстро и надежно». И опять выполнил обещание. Причем решил проблему отечественного рельса не только молниеносно, а выполнив при этом все требования по прочностным и эксплуатационным характеристикам. При этом цена «путиловского рельса» оказалась на 30 % меньше цены английского или немецкого.

Впрочем, доказать властям, что он способен не только корабли и орудия делать, Путилову оказалось непросто. До этого рельсы отечественного производства сильно уступали по качеству иностранным. Поэтому даже его старый покровитель великий князь на слово не поверил, а приехал все проверить лично. Чугунная баба весом в тридцать два пуда обрушилась на путиловский рельс с многометровой высоты. Рельс выдержал. «Давай английский», – скомандовал Путилов. Тот лопнул с первого удара. Константин Николаевич был в восторге.

А дальше началась гонка. Впрочем, как и в прошлый раз, гонка не на авось. Так Путилов не работал, все было продумано до мельчайших деталей. Судите сами. Путилов принял заказ на производство рельсов в начале января, а двадцатого января завод уже начал прокатку рельсов в три смены. Кстати, позже именно эту путиловскую схему использовали в годы Великой Отечественной войны при переброске заводов за Урал, когда начинали выпускать военную продукцию, едва разгрузив эшелоны.

Рабочих, по воспоминаниям Путилова, набирали так: «Кинули клич по губерниям – ехать свободному народу по железным дорогам и на почтовых. Через несколько дней приехало до тысячи пятисот человек; сделали расписание, кому быть вальцовщиком, кому пудлинговщиком, кому идти к молоту, кому к прессу». Из Тулы привезли литейщиков. Новобранцев обучали на ходу опытные мастеровые с других путиловских заводов. Цеха строили максимально просто: на цементном фундаменте ставили каркас из старых рельсов, покрывали его толем и досками.

Зимой на таком заводе стоял, конечно, лютый холод, но уже через восемнадцать дней он начал катать по пять тысяч пудов рельсов в сутки. А через год этот завод, собранный в пожарном порядке, стал крупнейшим металлургическим предприятием России. Что же касается холодных и продуваемых всеми ветрами цехов, то их Путилов уже спокойно и грамотно, позже разумеется, перестроил.

Те же путиловские заводы начали выпуск отечественных вагонов и паровозов. По мнению специалистов, Николай Иванович создал в железнодорожном секторе некое подобие вертикально интегрированной компании, контролирующей всю производственную цепочку – добычу сырья, первичную переработку, транспортировку и выпуск конечной продукции.

Уже в конце жизни Путилов приступил к реализации своей давнишней мечты: сооружению в Петербурге коммерческого порта, где должны были соединяться три торговых пути: морской, речной и железнодорожный. Как он говорил: «Я хочу, чтобы куль муки, погруженный в Саратове, прямо выгружался на борт океанского парохода».

Не успел, смерть (в 1880 году) мечту опередила. Да и денежные дела Николая Ивановича, который меньше всего думал о собственном кармане, а всю прибыль вкладывал в расширение производства, пошли из рук вон плохо. Правительство, хотя в принципе и одобрило идею, подписав все соответствующие бумаги, не спешило поддерживать финансово столь затратный проект. А богатые владельцы невских пристаней, не заинтересованные в осуществлении проекта, и вовсе ополчились на бизнесмена. Интересы не совпали. Путилов, как всегда, думал не о барышах, а о России, а они пеклись лишь о личной прибыли.

Путилов боролся до конца. Не имея достаточных средств, он обратился за помощью к иностранным банкирам. Поначалу учрежденное им общество финансировал Немецко-русский торговый и промышленный банк в Берлине, но затем, в связи с промышленным кризисом в Европе, и этот банк отказал в кредитах. Тогда Путилов пошел на рискованный шаг, бросив в дело полученный им аванс на производство паровозов. Однако опять не повезло – кризис настиг и здесь. В связи с сокращением строительства железных дорог уменьшилась потребность в рельсах и паровозах. По мнению некоторых, только смерть спасла Путилова от долговой тюрьмы.

Ну а сам проект, начатый Николаем Ивановичем, постепенно все же реализовали. Через пять лет после его смерти, в 1885 году, тридцатидвухкилометровый канал между Кронштадтом и Петербургом открыли для судоходства, а новый Морской торговый порт заработал.

Похоронили этого незаурядного человека, который столь много сделал для России, согласно его завещанию, в церкви, построенной на дамбе того самого Морского порта. Рядом с Путиловским заводом.

Как написал Александр II: «Если бы Путилов завещал похоронить себя в Петропавловском соборе, я и то согласился бы».

Михаил Лорис-Меликов и его «Диктатура сердца»

Граф Михаил Тариелович Лорис-Меликов, армянин из Тифлиса, вошел в отечественную историю по разным причинам и в разные времена. И как смелый воин (среди множества разнообразных орденов дважды награждался оружием за храбрость и орденами Святого Георгия), и как блестящий организатор, и как крупный государственный деятель, живший в эпоху сразу трех императоров: Николая I, Александра II и Александра III. О нем в знаменитом «Хаджи-Мурате» писал Лев Толстой, а его политику подробно разбирал Ленин.

Недолгое правление Лорис-Меликова на вершине власти в обществе, кто всерьез, а кто и с иронией, называли «диктатурой сердца». Скажем, Федор Достоевский о том времени писал: «Сохрани Бог, если повернут на старую дорогу. Да вы скажите мне… хорошими ли людьми окружит себя Лорис, хороших ли людей пошлет он в провинции? Я ему желаю всякого добра, всякого успеха».

Но самую большую известность ему принесла, безусловно, так называемая «Конституция Лорис-Меликова» – ряд предложений по реформе политической и общественной жизни в России. Это был документ, который одобрил Александр II и который вызвал ярость у Александра III. Резолюция первого гласила «Исполнить», однако в тот же день он был убит террористами-народовольцами. Если бы этого не случилось, еще неизвестно, каким бы путем пошла дальше Россия.

Резолюция нового императора говорит сама за себя: «Слава Богу, этот преступный и спешный шаг к Конституции не был сделан, и весь этот фантастический проект был отвергнут в Совете министров весьма незначительным меньшинством».

Обращаю внимание на слова: «весьма незначительным меньшинством». И это уже при том, что Сенат прекрасно знал о негативной реакции на документ нового царя и той ненависти, которую испытывал к Лорис-Меликову главный советник и учитель нового монарха Константин Победоносцев.

Вот характерная записка Победоносцева государю сразу же после его воцарения: «Если будут Вам петь прежние песни сирены о том, что надо продолжать в либеральном направлении, о, ради Бога, не верьте, Ваше Величество, не слушайте… не оставляйте графа Лорис-Меликова. Я не верю ему. Он фокусник и может еще играть в двойную игру… Если Вы отдадите Себя в руки ему, он приведет Вас и Россию к погибели. Он умел только проводить либеральные проекты. И он не патриот русский. Берегитесь, ради Бога, Ваше Величество, чтоб он не завладел Вашей волей».

Что же это был за «злодей» такой, Михаил Тариелович? Впрочем, по порядку.

Участвовал в трех войнах: Кавказской, Крымской и Русско-турецкой 1877–1878 годов, где проявил себя в молодости блестящим солдатом, а затем, повзрослев, – замечательным полководцем. Во время Кавказской войны не только умело сражался, но и показал себя хорошим дипломатом, сумев найти общий язык даже с Хаджи-Муратом. Это Лорис-Меликов записал воспоминания горца, на основе которых Лев Толстой и создал знаменитую повесть.

Во время Крымской войны был активнейшим участником взятия турецкой крепости Карс, а затем в награду за это назначен начальником всей Карской области. Умиротворить область, где прошла война, было далеко не просто, но уже здесь Лорис-Меликов проявил и здравый смысл, и организаторские способности.

А решать в срочном порядке приходилось не только политические или хозяйственные, но и религиозные проблемы. Русских обвиняли в осквернении мусульманских святынь. Выяснилось, что ряд мечетей во время военных действий войска заняли под складские помещения. Начальник области тут же собрал мулл, успокоил их, а мечети, разумеется, тут же привел в порядок и возвратил с извинениями.

Кстати, захват Карса, как позже выяснилось, дорогого стоил: во время подписания тяжелого для России Парижского мира 1856 года именно эта крепость была обменена на захваченный противниками Севастополь.

Позже долгое время служил на Кавказе, умиротворяя все еще беспокойных горцев. И добился успеха. Уже в ту пору он чувствовал себя не только военным человеком, но и политиком. Вот фрагмент из его письма: «Правительство сделало все, что могло, оно силой оружия закрепило Кавказ за империей, но чтобы присоединение это обратилось в прочную, неразрывную связь, необходимо культурное влияние, нужно, чтобы русские люди и капиталы устремились в этот благодатный край и устраивались в нем земледельцами, промышленниками, фабрикантами».

Этим он по мере сил и занимался: освободил от крепостной зависимости жителей Терской области, успешно решал крайне болезненные для тех краев земельные вопросы, создал примерно триста учебных заведений. Порядок был установлен прочный, поэтому уже в 1869 году в Терской области введено управление на тех же условиях, что и в остальных регионах империи.

С появлением в 1879 году страшной чумы в Поволжье Лорис-Меликов назначается временным Астраханским, Саратовским и Самарским генерал-губернатором, с почти неограниченными полномочиями. Задача сложнейшая, причем ее срочного решения требовала не только внутриполитическая обстановка, но и международный авторитет государства: Германия пригрозила мобилизовать свою армию и объявить Россию под карантином, если эпидемия не будет быстро прекращена. Лорис-Меликов и с этим заданием справился успешно, причем оказалось, что из отпущенных в его распоряжение четырех миллионов рублей израсходовал не более трехсот тысяч.

Деньги к нему не липли. Видимо, недаром один из авторов письма к наследнику престола, будущему Александру III, так характеризовал этого человека: «В Тифлисе мне рассказывали, что будто бы Вы терпеть не можете Лориса, и в последний приезд Ваш на Кавказ выказали, и высказали это довольно резко. Не знаю, как теперь Ваше мнение о Лорисе, но одно могу сказать: это одна из самых умных личностей государственного человека, и вдобавок честная, как спартанец относительно денег!»

Увы, как мы уже знаем, не помогло. К сожалению, вор, во всем поддерживающий первое лицо государства, всегда ценился у нас выше честного человека с самостоятельным взглядом.

При этом подчеркну: несмотря на свои кавказские корни, Лорис-Меликов не был человеком чрезмерно горячим или конфликтным, наоборот, даже в самой трудной ситуации хладнокровно делал то, что считал нужным. Да и ценили его тогда не только у нас. Здравый смысл, честность и характер располагали к нему многих. Вот характеристика, которую дал ему корреспондент французской газеты «Temps»: «Лорис-Меликов вполне светский и ученый человек. Он далеко еще не стар и располагает к себе всех кротостью своего общения».

Слово «кротость» здесь, вероятно, перебор. Речь, скорее, должна идти о мудром спокойствии, которым отличался этот человек и на поле боя, и во время чумы, и позже, во время самых острых политических дискуссий. А вот с определением «светский и ученый» не поспоришь. Лорис-Меликов был, что называется, из военных интеллигентов. Да и опыт с годами накопил уже немалый. А в жизни с кем и с чем только не приходилось ему встречаться. В молодые годы в Петербурге даже сошелся с еще никому не известным в ту пору Некрасовым и жил с ним на одной квартире.

Во времена Александра II на волне реформ постепенно поднимался вверх и Лорис-Меликов. Хотя сама эпоха была сложнейшей. Образованная Россия, вообще лишенная при Николае I возможности свободно высказываться, при Царе-Освободителе заговорила вся разом, громко, страстно, взахлеб. Временами толково и умно, но нередко и заговариваясь до безумия. Реформы, о которых еще вчера только мечтали, теперь многим казались уже недостаточными и неглубокими.

Россия как-то сразу наполнилась немыслимым количеством разнообразных пророков, преимущественно из числа студентов-недоучек. Каждый из них проповедовал от лица всей России, либо, как минимум, от лица «всей прогрессивной общественности». Хуже того, очень скоро пророки ушли в подполье, обзавелись оружием и начали охоту на царя-реформатора.

После взрыва в Зимнем дворце, осуществленного народником Степаном Халтуриным, в феврале 1880 года Лорис-Меликов был назначен главой Верховной распорядительной комиссии. Тотчас же по вступлении в должность он обращается к жителям Петербурга: «На поддержку общества смотрю как на главную силу, могущую содействовать власти к возобновлению правильного течения государственной жизни».

Двадцатого февраля того же года неудачно покушались уже на самого Лорис-Меликова. В августе Верховная распорядительная комиссия по инициативе самого главы упразднена, а он назначен министром внутренних дел и шефом жандармов. В положении Лорис-Меликова это мало что изменило. Полномочия большие, государь ему доверяет. Де-факто он исполняет обязанности премьера.

Все это и стало началом периода, который назвали «диктатурой сердца». Эволюционер пытался в это сложное время пройти по лезвию бритвы: с одной стороны, успокоить общество, проведя ряд возможных в тех условиях реформ, а с другой, сдержать натиск нарастающего в стране терроризма. Своего рода кулак в бархатной перчатке.

Лорис-Меликов увольняет особенно ненавистного обществу министра народного просвещения Дмитрия Толстого и назначает вместо него известного либерала Александра Сабурова. Удален из кабинета министров и генерал Грейг, который не только обнаружил полную бездарность как министр финансов, но и являлся в ту пору одним из столпов реакции. Вместо него назначен либерал Александр Абаза. Заметно в этот период смягчилась цензура, многие из ранее репрессированных освобождены. И в это же время идут аресты: кулак, хоть и в бархатной перчатке, работает неустанно. И даже на время, как казалось, побеждает. В серии террористических актов наступает некоторое затишье.

Оглядываясь в прошлое, понимаешь правоту Лорис-Меликова и одновременно невозможность проведения избранного им курса, учитывая яростную оппозицию внутри самой власти, которую возглавляли наследник престола и Победоносцев. Трудно в данном случае не согласиться с ленинским анализом: «Осуществление лорис-меликовского проекта могло бы при известных условиях быть шагом к конституции, но могло бы и не быть таковым: все зависело от того, что пересилит – давление ли революционной партии и либерального общества или противодействие очень могущественной, сплоченной и неразборчивой в средствах партии непреклонных сторонников самодержавия».

Проект, представленный Александру II, конечно же, был назван в обществе «Конституцией» неверно. На самом деле, согласно проекту, участие общественных деятелей в управлении государством допускалось лишь для решения отдельных задач и только с совещательным голосом. Вместе с тем это совсем не пустая бумага. Проект представлял собой перечень очень важных мер в самых разных сферах: от экономики до политики, которые, по мнению автора, могли улучшить ситуацию в стране.

Главной причиной общественного недовольства Лорис-Меликов считал незавершенность реформ. Это касалось и крестьянского малоземелья, и разорительных для их хозяйств выкупных платежей, и недопущения представителей общества к решению государственных вопросов. К тому же царь-реформатор в более поздний период кое в чем даже отступил от своих первоначальных начинаний. Отсюда и основные пункты проекта, которые среди прочего предусматривали восстановление ранее принятого, а затем урезанного земского положения и действие в полном объеме судебных уставов. Именно на этих направлениях реформы и отступили вспять.

Для выяснения народных нужд предполагалось проведение «сенаторских ревизий», а материал, собранный ими, по плану передавался на рассмотрение особой комиссии, в состав которой должны были войти, кроме чиновников, выборные от губернских земств и городских дум. Возможно, сам Лорис-Меликов мысленно и замахивался на полноценную Конституцию, однако прекрасно понимал, какое противодействие вызовут даже его умеренные предложения.

Впрочем, даже эти шаги были возможны лишь при восстановлении в стране порядка. Отсюда и полицейские меры.

Учитывая, что русские террористы превратили в ту пору Запад в свою тыловую базу, Лорис-Меликов среди прочего приказал организовать и постоянную заграничную агентуру. Этот шаг революционеры поминали Лорис-Меликову потом очень долго: террористы привыкли к полной безнаказанности за рубежом, поэтому полицейский присмотр им очень не понравился.

Что же касается его основных предложений, то о них словарь Брокгауза и Ефрона вспоминал так: «I марта 1881 года император Александр II одобрил предложения Лорис-Меликова и повелел до напечатания оных в „Правительственном вестнике“ подвергнуть их обсуждению в заседании Совета министров. Через несколько часов после император был убит революционером Желябовым». (Если быть точным, Андрей Желябов готовил покушение на царя, но был арестован накануне, а убийство Александра II осуществили его соратники.)

Как позже писали многие, вполне вероятно, что, если бы проект начал реализовываться чуть раньше или хотя бы получил широкую огласку, а не обсуждался практически тайно в высших сферах, покушения бы и не было. Причем такую точку зрения высказывали даже сами народники, например такая известная в ту пору фигура, как Степан Степняк-Кравчинский.

Не убеждает. Уж очень торжествовал после убийства Царя-Освободителя весь революционный мир, как в России так и за рубежом. Французская газета «Ni dieu, ni maitre» («Ни бога, ни хозяина») писала, например, что «казнен человек, который как император олицетворял собой рабство». Об отмене крепостного права в России газета, естественно, знала, но идеологическая ненависть удивительно легко помогает обходить факты.

Кое-кто после смерти Александра II обвинял в случившемся Лорис-Меликова – все-таки он был шефом жандармов. Есть, однако, свидетельства, что тот убедительно просил царя в тот день не выезжать, ввиду возможности покушения. Тем не менее Александр II поехал.

Бытует версия, что очень уж хотел государь повидать великую княжну Екатерину Михайловну, дочь его тетки Елены Павловны, которая в шестидесятых годах была одним из вождей партии реформ, и лично сообщить ей приятную весть о начале нового этапа преобразований. Возможно, чувствовал вину за то, что сразу же не довел дело до конца.

Возможно, но и это не факт. Согласно воспоминаниям, государь ей сказал: «Je me suis decide a convoquer une Assemblee des Notables» («Я решился созвать собрание именитых людей»). Обычно этой фразе исследователи придают, на мой взгляд, преувеличенное значение. На самом деле бог его знает, что в реальности подразумевал под этим обещанием Александр Николаевич. В любом случае, на обратном пути из манежа царь был убит…

А Лорис-Меликов после воцарения Александра III сразу же подал в отставку. С этим государем ему было не по пути. Как он образно выразился по поводу новой власти, «взрощенный на иных началах, я не мог зачумиться их болезнью».

Ну а что такое чума, этот человек хорошо знал по личному опыту.