Текст книги "Фтор"

– Атон! – заорала она.

А Арло подумал, насколько ей удобнее просто оставить его и уйти с Атоном. Ничего не надо было делать; она пыталась спасти его и не смогла. Что еще можно требовать? Если бы он умер, он не смог бы помогать Хтону в войне с миньонетками, и в этом смысле она бы выполнила свое задание. Вскоре она родила бы сына от своего отца, продолжив обычай…

Язык уже засунул в рот третий сегмент и теперь нацелился на Арло. Тот двигаться по-прежнему не мог. Досада достигла крутого конца хвостовой части, и Атон помог ей забраться на выступ. Арло видел это скорее сердцем, чем глазами вероятно, он улавливал зрительные образы, воспринимаемые другими. Досада подняла топор, который отбросил Арло. К счастью, тот не проскользнул между китомедузой и берегом на дно озера. Они вдвоем пошли прочь.

«Пошли прочь…»

Арло боролся, но яд гусеницы сделал его неподвижным. Миллионы лет эволюции ушли на совершенствование этой сыворотки, и она прекрасно выполняла свою задачу – даже в случае таких чуждых форм жизни, как Арло. Двигаться он ног лишь по приказу мозга гусеницы, причем только его ноги, синхронизированные с метрономом гусеницы. А сигналов не поступало, поскольку не было связи.

Как Бедокур переборол этот наркотик и снова стал человеком – пусть даже сумасшедшим?

Язык шлепнул его по ноге, обвился вокруг, дернул. Арло заскользил по китомедузе ко рту.

"Другой способ…"

Десятисегментный обрубок… он шагал и действовал, хотя у него не было мозга гусеницы! Мозг Бедокура тоже управлял небольшим сегментом. То есть могли действовать и части гусеницы! Если ведущий сегмент все делает верно…

"Я – гусеница, – подумал Арло. – Я иду домой!" И его ноги задвигались. Он был гусеницей, состоящей из одного сегмента.

"Я бегу домой!"

Ноги подхватили быстрый ритм, задаваемый разумом. Они больше не повиновались непосредственному мозгу, подобно половому органу, но, как и тот, находились под влиянием видений, вызываемых разумом. Мозг умен, ноги глупы, их можно одурачить.

Язык китомедузы крепче сжал его ногу и подтянул к выпуклости, окружающей рот, не обращая внимания на движение. Арло почувствовал прогорклые кишечные газы, парившие над ртом, услышал глубоко внутри урчание.

"Моим ногам мешают двигаться. Они должны бороться, чтобы поддерживать мерныйшаг".

Ноги дико забрыкались. Свободная нога уперлась в язык, прижав его к ноге пойманной. Еще раз, сильнее.

И уязвленный язык ослаб. Нога выскользнула из петли. Арло покатился вниз под уклон, прочь ото рта, а ноги его по-прежнему работали. Он перевернулся, уткнувшись лицом в черную поверхность, потом перевернулся снова и увидел переднюю часть гусеницы.

Атон и Досада сидели на ней верхом; один у головы, другая – у отрубленного конца.

– Раз… два… взяли! – крикнул Атон, и оба с силой оттолкнулись от стены как раз в тот момент, когда внешний ряд ног двинулся вниз. Потеряв равновесие, гусеница качнулась.

– Взяли!

И длинное тело гусеницы медленно свалилось с выступа в озеро. Многочисленные ноги вспенили воду.

Всплеск был очень громаден. Китомедуза так и просела под дополнительной тяжестью. Какой бы огромной она ни была, сообразил Арло, она должна быть тонкой и плоской, как лист, а не круглой, как булыжник. Не такой объемистой, как казалась. Изо рта китомедузы вырвался хрип удивления. После чего язык втянулся внутрь и отверстие закрылось.

Вода хлынула через край. Чудовище погружалось!

Арло, неспособный плыть из-за действия яда, понял, что сменил один вид смерти на другой. Его не съедят, он просто утонет. Сейчас его не спасет и сам Хтон, да Хтону это и ни к чему.

Арло подхватили вдруг чьи-то сильные руки. Атон и Досада плыли к берегу, буксируя его за собой.

Это они спасли его.

Яд гусеницы оказался сильнодействующим. Арло пробивал себе дорогу к сознанию, изнуренный удушающим жаром, – но по-прежнему не двигался по собственной воле. Теперь отказали даже ноги. И глаза.

Но он мог ощущать, мог слышать. Кто-то гладил его во лбу. Нежное, прохладное прикосновение его матери Кокены: прохладное из-за ее болезни – озноба. Она находилась в своей жаркой пещере и ухаживала за ним, как в те давние времена, когда он был ребенком. Его выручили, здесь он чувствовал себя в безопасности, ему приятно было оказаться в центре ее внимания и давать ей понять, что он в ней нуждается. Она все отдала ради Атона, а теперь Атона теряла.

Приблизились чьи-то шаги и остановились у входа, где, как знал Арло, занавески из плетеного лыка сохраняли тепло, необходимое для выживания Кокены.

– Входи, Досада, – сказала Кокена.

Разум Арло среагировал, хотя тело не смогло. Что делает здесь миньонетка? Ведь, в сущности, эти женщины должны быть врагами!

Послышалось шуршание раздвигаемых занавесок, легкое дуновение, и в пещеру вошла Досада.

– Надень что-нибудь, – с некоторым вызовом сказала Кокена.

Последовал шелест. Это Досада влезала в одно из платьев Кокены – наверняка оно ей узко! – после чего заговорила:

– Я принесла плоды из сада Арло. Ему лучше?

– Пока нет. Но за плоды большое спасибо, – Кокена говорила вежливо, почти официально. – Я знаю, что поход в сад в одиночку для тебя опасен.

– Со мной ходил Атон, – ладонь матери застыла у Арло на лбу – почти в буквальном смысле слова: казалось, она стала мертвенно-холодной. И неудивительно!

Кокена встала.

– Нет нужды сообщать мне об этом.

– Прошу вас… Я должна вам рассказать. Я… вот. – Вероятно, Досада что-то протянула Кокене. Арло силился воспринять окружающую среду, увидеть женщин глазами. Что это?

Последовало короткое молчание. Затем:

– Он… дал тебе хвею?

Арло в точности знал, что чувствует мать: он чувствовал то же самое. Если Атон дал Досаде хвею, для Кокены все кончено – и для Арло.

– Он… послал ее, – тихо оказала Досада. – Это… подарок вам. Пожалуйста, примите ее.

"Что? Хвею нельзя так передавать!" Кокена ее взяла.

– Она не вянет. Как это возможно?

– Атон вас любит, – сказала Досада. – Мы в саду ничего не делали. Он сорвал этот цветок, сориентировал на себя. Видите, он не сочетается с моим голубым от Арло. Вы ведь его любите…

– Но как ты ее донесла?

– А как можно нести хвею? Я тоже его люблю.

"Неверно, – подумал Арло. – Хвея любит своего хозяина и любит того, кого любит хозяин, но не может просто так переходить от одного любящего человека к другому. Она, строго говоря, последовательна, а не параллельна. Ибо когда мужчину любит несколько женщин, рождается соперничество, разрушающее любовь – и хвею. Здесь что-то не так. Хвея должна была завянуть – но не завяла".

Кокена отошла от Арло и приблизилась к Досаде.

"О нет! – подумал Арло. – Они не могут стать врагами… моя мать и моя сестра, двесамых любимых моих женщины!" – Атон показал мне кое-что, чего я не знала, – нежно проговорила Кокена. – Иди сюда, дитя мое… сядь рядом со мной. Я тебя не задержу. – Ее голос был на удивление мягок.

– Мне неловко, – сказала Досада. – Какое-то странное и страшное чувство, только не знаю, от кого оно исходит: от вас, от Арло или от вас обоих.

– Мой сын в сознании? – спросила Кокена.

"Конечно, Досада знает – ведь она телепатка", – у Арло не было от нее никаких тайн!

Вероятно, Досада кивнула утвердительно, поскольку Кокена продолжила:

– Хорошо, что он тоже это знает.

– Вам известно, кто я такая! – воскликнула Досада с неожиданным жаром. – И известно, чем все должно закончиться! Как вы можете после этого со мной говорить!

Теперь Арло воспринял ее чувства: в основном, переживание блаженства, отчасти – мрачная пропасть. Подействовала, наконец, телепатия, которая стала сильнее из-за отказа обычных его органов чувств. На три четверти человек, он воспринял отрицательные чувства Досады как положительные: на четверть миньон, он принял их такими, каковы они есть. Он и впрямь был смесью двух видов. Однако двойственность наделяла его широтой восприятия, которой иначе у него не было бы, хотя чтобы вникнуть в любое свое чувство, ему требовалось две точки зрения. Хтон мог видеть физические предметы с нескольких сторон, но о такой душевной голографии и не подозревал.

– Я помню твою мать, – сказала Кокена. – Прекрасная женщина – первая любовь Атона. Я никогда к ней не ревновала.

– Я не знала, что мой отец жив! – с болью вымолвила Досада. – Официально он считался мертвым, поскольку был сослан в тюрьму Хтона. Я встретила Атона, но моя убежденность помешала мне узнать его. Когда Арло рассказал мне, что его бабушка – Злоба…

– Успокойся, дитя мое! Мне известно, что ты этого не знала. Когда ты убежала от меня при нашей первой встрече, я догадалась, что ты миньонетка, и уловила во внешнем облике твое возможное происхождение. Я вспомнила, насколько умен дядя Вениамин Пятый, и поняла некоторые из его побуждений. От Атона в тебе было то, что…

– Я не собиралась предавать Арло! Смотрите… я по-прежнему ношу его хвею, и она жива. Я поклялась…

– Знаю, Досада. Понимаю. Позволь мне объяснить о хвее.

Почему Кокена внезапно успокоилась? Сейчас Арло улавливал ее чувства, отделяя их от Досадиных. Они в основном были положительными, лишь отчасти отрицательными – а это означало, что все они возникли как положительные, но были частично перевернуты ее особым восприятием. Она не притворялась, она была уверена и умиротворена.

– Теперь я знаю, что испытывает обычный человек, который любит миньонетку, – сказала Досада. – Я никому не хотела сделать больно, но я не могу обманывать свою природу. Будь Атон мертв, как я думала…

Возникла рябь ужаса, вызванная упоминанием о смерти Атона. Любовь Кокены была сверхъестественна, Арло никогда прежде не обозревал ее глубины.

– Когда Атону было семь лет, – сказала Кокена, – миньонетка Злоба – твоя и его мать – встретилась с ним и подарила ему хвею. Тогда-то он и полюбил ее. Много лет спустя он дал эту хвею мне, забыв о ее происхождении. Я не знала, что она принадлежит Злобе, но хвея этого не забыла, и поскольку я любила Атона, цветок остался живым. Даже когда Злоба умерла, хвея жила, ибо не могла понять, что произошло, ведь хвея неразумна. Но когда я вернула хвею Атону, она обнаружила, что его любовь к Злобе иссякла – миньонетка умерла, а он знал о том, что хвея принадлежит ей – и тогда хвея умерла.

Досаде предстояло во всем разобраться.

– Вы знали о смерти Злобы, но не знали, что носили ее хвею, – и цветок жил?

– Да. Хвея любила меня, поскольку я любила Атона, который любил ее истинную хозяйку. В цепочке привязанностей хвея видит не дальше одного звена. Умственное знание человека обо всей цепочке не воздействует на хвею, она должна приблизиться к каждому звену, чтобы понять его своим собственным, чисто эмоциональным способом. Любой разрыв цепочки способен ее убить, если разорвано ближайшее звено.

– Но у хвеи, которую я принесла, нет никакой цепочки…

– Есть! Это и показал нам Атон. Хвея не различает виды любви. Обычно ее соотносят с любовью мужчины и женщины, но и отец вполне может подарить хвею сыну или дед – внуку, если он действительно его любит. Порой хвеями обмениваются близкие друзья и подруги, не подразумевая при этом ничего неблаговидного.

Арло об этом тоже не знал. Хвея жила там, где была любовь – какая угодно, не обязательно обусловленная полом.

– Но я могла лишь передать хвею Атона… нерешительно проговорила Досада. – Я-то знала, что она предназначена не для меня… – Она смущенно умолкла. – Ведь я ношу хвею Арло!

– Да. Это почти так. Ты любишь Атона – и ты любишь Арло. Они оба – твои близкие родственники. Ты – миньонетка, ты должна любить их, того или другого – в зависимости от обстоятельств. А можно любить сразу обоих, и хвея подтвердит это:

– Но сейчас хвея у вас…

– Я отдам ее моему сыну, – сказала Кокена. Она воткнула цветок Арло в волосы, и ее любовь стала буквально осязаемой для него. – Видишь – она не вянет.

– Потому что он любит вас, – сказала Досада. – Я знаю, что и меня он любит. Но чтобы передать хвею от меня к вам… – Она в изумлении прервалась. – Вы должны любить меня!

– Ты очень похожа на свою мать, – сказала Кокена. – И на Атона. Многое из того, что я люблю в нем, есть отражение его матери – которую я тоже любила. У меня не было дочери…

– Но я же миньонетка!

– Миньонетки тоже люди.

– Но Арло… Атон…

– Мы вступаем в Рагнарек. Если Хтон проиграет, то умру я, ибо нахожусь в зависимости от него. Если Хтон выиграет, то, вероятно, умрем мы все, ибо пещерному существу мы больше не понадобимся. Чувствую, что в этой жуткой битве погибнет мой сын. Если Атон выживет, ему лучше всего вернуться на Миньон. Я знаю, что ты позаботишься о нем, когда придет время и меня уже не будет. Он рожден, чтобы любить миньонетку.

Последовало долгое молчание; Арло улавливал постепенно изменяющиеся и усиливающиеся чувства миньонетки. Наконец она спросила:

– Если вы меня любите, почему я не чувствую боли?

– Ты почти нормальна, дитя мое. Далеко не все твои чувства перевернуты.

– У меня никогда не было матери…

– Грустно быть миньонеткой. Ты ориентирована исключительно на противоположный пол, причем сексуально, и никогда не узнаешь подлинных радостей семейной жизни. Таким образом модель твоего поведения постоянно усиливается.

– Кажется, теперь у меня есть мать.

– Да…

Силы покинули Арло. Он снова погрузился в бессознательное состояние, но теперь ему было лучше, чем прежде.

– Надо что-то сделать с твоими руками, – проговорил Атон. – Смотри, с них сходит кожа. На заживание потребуются недели.

Арло взглянул на отца. Они находились в доме-пещере. Дальше по туннелю располагалась пещера Кокены, слишком душная и жаркая для нормального уюта. А здесь было славно. Вероятно, его перенесли сюда, когда в болезни наступил перелом.

– Почему вы меня спасли?

Атон и Досада переглянулись. Арло видел и чувствовал их взаимную тягу. Ни один из них не собирался ей поддаваться, но оба испытывали ее силу. Арло надеялся, что они не понимают, насколько хорошо он читает теперь их чувства.

– Ты нам нужен, – сказала Досада. – Мы спасли тебя от Хтона не для того, чтобы уступить китомедузе.

Честный ответ. Все трое понимали положение: нет нужды его пересказывать. Арло осмотрел руки.

– Может быть, перчатки? Они не болят… в сущности, я их почти не чувствую…

– Воздействие яда гусеницы, – сказал Атон. – Проходить оно будет медленно. Мы должны защитить кожу, но у нас нет перевязочных средств…

– Поэтому мы и достали перчатки, – закончила Досада. – У миньонеток. – Она говорила так, словно сама не была миньонеткой, и ее слова звучали вполне естественно. – Вот.

Перчатки? Огромные латные рукавицы! Каждый палец был устроен из скользящих, налегающих друг на друга чешуек и мог свободно двигаться и сгибаться. Мягкая подкладка крепко связывала все воедино. Снаружи перчатки были противоударны: они могли, не погнувшись, выдержать удар молота, а изнутри изумительно удобны: легкие как пух, несмотря на изрядный вес.

– Их носят механики, – объяснил Атон. – У меня были такие на космокорабле, где приходилось заниматься точной работой в условиях очень узкого диапазона, вплоть до смертельных. Можно вдеть нитку в иголку, можно ковать железо… – Он прервался.

– Я знаю, что такое иголка, – с улыбкой ответил Арло. – Металлическая щепка, используемая при шитье одежды. У Кокены они есть. – Он посмотрел на свои руки. Казалось, перчатки сидели на них, как живая плоть. Кожа по-прежнему была онемевшей, но каким-то образом перчатки передавали ощущения от прикосновения внутренним рецепторам, как будто металл мог чувствовать.

Арло похлопал по каменному полу. Никакой боли. Он стукнул посильнее, по-прежнему не чувствуя особых неудобств. Потом, преодолевая слабость и головокружение, и со всего размаха ударил кулаком по стене. Отвалилась плесень свечения, откололся кусок камня, но отдача в руку была самая незначительная.

– Перчатки Тора… – пробормотал он.

– Мы сохранили лучшие сегменты гусеницы и впрягли их в сани, – сказал Атон. – Кажется, то, что нужно.

Наверняка Атону и Досаде нравилось работать вместе! Но что мог сказать Арло? Они сделали для него сани и сделали их хорошо.

– А чем занимается сейчас Хтон? – спросил Арло.

– Выигрывает войну, – кратко ответила Досада. – Если мы не наведем в ближайшее время порядок, будет слишком поздно.

– Я прослежу за этим, – сказал Арло.

– Только будь осторожен, – предостерег Атон. – Хтон действует без лишних предупреждений.

– Твой глаз! – воскликнул Арло, внезапно догадавшись. – Это предупреждение?

– Как ты его потерял? – спросила Досада.

Атон с неохотой ответил:

– Я искал благородные металлы – давно, когда я начал ковать кольца. Мне нужно было податливое золото почти в чистом виде, чтобы обрабатывать его молотком и резцом, а золото трудно было найти. Я исследовал туннели, покрытые льдом и снегом, и обнаружил закрытую область, искусственный тупик, намного ниже обычного уровня. Каким-то образом я понял, что за этой преградой скрывается главная тайна Хтона, и мне захотелось ею овладеть. Я начал пробивать перегородку, как вдруг появилась химера. Я пытался с ней бороться, но тварь двигалась слишком быстро… она выклевала мне глаз и исчезла. Химера легко могла убить меня, но Хтон отогнал ее. Так я получил предупреждение: сторонись запретных тайн Хтона. Так узнал о назначенных мне пределах и впредь не нарушал их. А через несколько дней камнетеска вскрыла рядом с моим домом-пещерой богатую золотую жилу, и я понял, что вместо знания, к которому я стремился, Хтон дал мне золото.

– Один спустился к основанию великого Мирового Древа Иггдрасиль, – проговорил Арло, будто вспоминая сон. – Там он обнаружил источник Мимира, воды которого дарили вдохновение и знание грядущего. За глоток из этого источника Один отдал свой глаз.

– Очень мило, – сказала Досада. Для нее, естественно, так оно и было.

Они показали Арло запряженную козлами повозку. Две огромные камнетески отлично сохранились, их передние конечности были не тронуты, так что они могли бежать на всех четырех. Сани были собраны из гибких деревянных жердей, доставленных с поверхности, и оплетены лыком. Передняя их часть, которую поддерживали камнетески, земли не касалась. Сани располагались наклонно и легко преодолевали любое препятствие. К задней части было прикручено лыком сиденье из сталактита с мощными поручнями. Оно напоминало трон.

Арло забрался на него и взял поводья.

– Козлы еще не объезжены, – предупредил Атон. – Стоит им разбежаться, и их не остановишь, так что особо не усердствуй. Тебе придется с ними поработать, чтобы они ориентировались на тебя.

– Конечно, – сказал Арло. Теперь ему было гораздо лучше. Он хорошенько потянул поводья.

Две камнетески рванулись по туннелю. Атон и Досада отскочили в сторону, а то их бы растоптали. С угрожающей скоростью проносились мимо стены пещер.

– Тпру! Тпру! – закричал Арло, но камнетески мчались еще быстрее. Они еще не усвоили смысл и порядок команд, и к тому же были очень сильны.

Сани подскакивали на неровностях. Вот камнетески перескочили через узкий ручей, сани за нами. Казалось, что они летят. Поначалу езда вызывала у Арло страх, во вскоре он понял, что ноги камнетесок устойчивые: они не врежутся в стену и не упадут со скалы.

Отлично. Пусть напрягут все свои силы. Арло обнаружил, что может править, дергая поводья в ту или иную сторону, поскольку удила были вдеты камнетескам в пасти. Он сам почувствовал боль, переданную ограниченным сознанием животных. Арло повернул к пещерам-воздуходувкам, где разбили свой лагерь миньонетки.

Путешествие, которое пешком заняло бы несколько часов, на санях пролетело гораздо быстрее. Более того, он прибыл в лагерь более свежим, чем выезжал – ограниченные движения восстановили его силы. Арло сосредоточился на сознании камнетесок и, усиливая телепатическую связь, знакомил их с собой, как будто был ведущим сегментом гусеницы. В каком-то смысле так оно и стало. Его миньонский, хтонический и гусеничный опыт внесли свой вклад в его власть. Уставшие наконец камнетески охотно подчинялись его командам. Так как приказывать в уме оказалось проще и действеннее, Арло снял удила, а поводья оставил разве что, для формы. Теперь никто, кроме него, не сможет управлять этими изумительными животными?

В лагере его встретила Боль. Она знала, что должна наладить с Арло связь взаимодействия.

– Мы слышали, у тебя неприятности.

– Чуточку позабавился с гусеницей. Теперь уже лучше. Насколько я понимаю, у вас и самих неприятности.

– Мы потеряли треть войска, – сказала она. – Можно, конечно, восполнить его, но неограниченно растрачивать силы, да еще с такой скоростью, мы не можем. Население Миньона не беспредельно, а миньонеток заменить трудно.

– Поедешь со мной, – сказал Арло. – Я хочу осмотреть пещеры.

Боль изящно уселась к нему в сани. В ее облике и поведении было то, что отличало ее от Досады, демонстрируя, что она – уже зрелая полнокровная миньонетка, а не девчонка. Она была привлекательна и изысканна.

– Твои животные устали, – заметила она.

Арло наклонился со своего кресла и поцеловал ее, впитывая ее красоту, так напоминавшую Досадину, и все же столь соблазнительно иную. Боль в изумлении открыла рот и откинулась назад, едва удержавшись в санях.

– Ты хочешь меня убить? – Вопрос не был риторическим или шуточным: Арло нанес ей жестокий удар.

– Мне нужно, чтобы они устали, – сказал он. – Я их объезжаю.

– Если я показалась тебе снисходительной, то впредь такой не буду, – сказала Боль.

Она верно поняла его желание – Арло хотел объезжать и миньонеток. Он не мог гневно их наказывать, но мог по забывчивости целовать.

– Твари Хтона организованы и находятся теперь под общим командованием, – объяснил он. – Мы сможем одолеть их, если будем организованы еще лучше. Вы можете установить друг с другом телепатическую связь?

– До некоторой степени. Смерть одной из нас причиняет боль всем, среди нас самих переворачивания эмоций нет. Поэтому мы и стараемся подавлять телепатию.

– А мне кажется, что переворачивание есть, – сказал Арло, – только двойное, сводящее себя на нет. Вы передаете, переворачивая, и, переворачивая, принимаете.

Боль кивнула:

– Кажется, ты становишься умнее.

– За последние несколько дней я многому научился и кое-что узнал о телепатии. Вам надо ее усилить, а не подавлять. Миньонетки должны быть объединены. – Он оглядел пустые туннели-воздуходувки. – Прежде всего я хочу организовать безопасную базу для военных действий.

– Часовые стоят у нас на каждом…

Арло бросил на нее любящий взгляд, подкрепленный импульсом положительных чувств. Она вздрогнула.

– Что у тебя на уме?

– Любое живое существо в пещерах, кроме людей, – исполнитель воли Хтона, – сказал он. – Не только гусеницы и камнетески, но и саламандры и псевдомухи. Надо полностью очистить один участок от всех живых тварей. Тогда мы сможем втайне готовить наши военные планы.

Боль кивнула, и это движение послало по ее волосам цветную волну. Ему пришло в голову, что здесь, в зеленом свечении пещер, волосы миньонеток не должны казаться огненно-красными, но они были именно такими. Вероятно, образ этот создавали не только его глаза, но и мозг: еще одно маленькое чудо телепатии.

– Можно сделать это в районе старой тюрьмы, – предложила она. – Там есть несколько подходящих мест. Мы используем несколько узников в качестве слуг. Их тоже убрать?

Арло послал ей взрыв гнева, чтобы засвидетельствовать свое удовлетворение, и Боль улыбнулась.

– Ты умеешь с нами обращаться, – пробормотала она.

На протяжении нескольких часов они опечатывали верхние пещеры и отлавливали там всех существ – и людей, и животных.

– Теперь мы в безопасности, – сказал Арло. – Пора привести ванов.

– Ванов? – в смущении спросила Воль.

– Галактических союзников, – объяснил он. – В скандинавской мифологии ваны – низшие божества, воевавшие с надменными асами. Борьба была равной, и асам пришлось наконец заключить с ними мир и на равных ввести ванов в Асгард. Богиня Фрейя, первая жена Одина, происходила из ванов. Она была валькирией. Новые боги, вроде Тора, рождались от брачных союзов асов и ванов, и всякое различие в конце концов исчезло.

– Валькирия… миньонетка, – пробормотала Боль. – Девы-воительницы, сопровождавшие мертвых в Валгаллу. Очень мило.

– Ванами могли бы стать нечеловеческие цивилизации галактики: лфэ, ЕеоО, ксесты. – Он перечислил главные особенности трех галактических союзников. – Я узнал о них от Хтона. Мои сведения верны?

– Да. Хтону, похоже, известно очень многое.

– Подвержены ли они миксе?

– Кажется, да. Трудно…

– …работать с иномирянами, – закончил Арло ее фразу. – У них свои пути, потребности и вожди. – Он замолчал. Они остановились возле главного лагеря, и миньонетки столпились вокруг, слушая его. – Что ж, теперь они знают, какова ставка в этой игре. Если мы проиграем битву в пещерах, вся галактика разделит нашу участь. Мне открылось это в видении будущего. На уничтожение жизни в галактике потребуются тысячелетия, но оно неизбежно, и нет никаких надежд на восстановление.

Скажи ванам, что я беру на себя командование силами Жизни, поскольку только я знаю, как успешно противостоять Хтону. Ваны будут получать приказы от меня. Пусть их отряды прибудут сюда, в безопасные пещеры, в течение двенадцати часов. Все это время – никаких вылазок за пределы лагеря. – Он с улыбкой оглядел миньонеток. – Я займусь нежнейшей любовью с каждой женщиной, нарушившей мой приказ.

Арло сосредоточился на их роскошных фигурах, вообразил Досаду и своим восставшим половым органом дал всем понять, что он их не обманывает, хотя делал именно это. Угроза оказалась действенной: услышав его любовные обещания, миньонетки отпрянули в стороны с выражением испытываемой боли. Каждая из них с радостью была бы им изнасилована, но боялась его нежной любви.

– Мы подготовим несколько тайных выходов в главные пещеры, – продолжал Арло. – Погасим огонь в одном из факельных туннелей – надеюсь, вам удастся достать огнетушители и пожарные костюмы, – и спустим отряд через тыловые туннели. Нам потребуется несколько глубоких и узких скважин в полу. Нужны бурильные установки. Доставьте их сюда через три часа.

Никто не задавал ему вопросов. Миньонетки разошлись. Арло отпустил камнетесок пастись, а сам прилег вздремнуть. Он понимал, что глупо растрачивать себя до начала настоящей битвы, ведь он еще не совсем поправился.

Ему снилась Валгалла – чертог в Асгарде, где пировали боги. Тор веселился там вместе со своим отцом Одином, верховным богом, а с ними были Фригга, златовласая Сифь и низшие боги.

Вдруг появился Локи.

– Пируй вместе с нами! – пригласил его Один.

Но Локи колебался.

– Почему я должен пить с тем, кто наставил рога своему бестолковому сыну? Думаете, я не знаю всех ваших тайн, лицемеры?

Арло проснулся в холодном поту. Чем в это время занимались Атон и Досада? Сейчас они находились за пределами его телепатических возможностей.

Его взгляд уловил какой-то сигнал. Он присмотрелся и обнаружил стоявшего рядом с Болью ксеста. Он был точно такой, как в видении: на восьми длинных ногах, шарообразное тело чуть больше человеческого кулака. Он был ярко-оранжевым. Вероятно, об этом сообщило Арло видение, но в реальности цвет его удивил. Он тут же осознал, что это был цвет напряжения: тяготение здесь было для ксеста больше обычного, и иномирянину приходилось предпринимать постоянные усилия, чтобы к нему приспособиться. Этикет же требовал, чтобы Арло не обращал на это внимания.

– Извини, что разбудили тебя, – сказала миньонетка. – Я говорю от имени ксеста. Он такой же телепат, как и мы, только намного сильнее. Я перевожу его сигналы.

Оказалось, что большую часть мыслей этого создания Арло понимал непосредственно, но решил этого не показывать. Он плохо знал галактический язык знаков, не имея возможности поупражняться с галактическими существами, поэтому перевод был ему весьма полезен. Он сообразил, что затевается нечто важное.

– Продолжай.

– Тебе на ум давит нечто, внушающее отвращение.

– Конечно? – согласился Арло. – Рагнарек, битва всех времен.

Ксест засигналил, и Боль вновь заговорила.

– Бедокур… Локи… Хтон… Они вошли тебе в разум, когда твоя бдительность ослабла. Чтобы усилить раскол…

Арло прищурился:

– Ты хочешь сказать, что мой сон не мой, собственный?

– Именно. Он послан тебе врагом.

Арло кивнул. Он знал, что его отец и сестра не предавали его. Оба были цельными личностями, хотя не всегда легкими, а уж он-то вник в их души. Антагонистом, его противником был доктор Бедокур, ныне организатор армии Хтона. Очевидно, Бедокур хотел, чтобы Арло покинул лагерь Жизни и побыстрее вернулся в дом-пещеру. Почему?

– Прибыли представители других ванов, – сказала Мука.

– Введи их. – «Вопрос о Хтоне придется отложить».

Вошли одно лфэ и одно ЕеоО. Первое походило на кучу растресканных булыжников с воткнутыми в них наобум палками. Второе напоминало полупрозрачную лужу воды, которая странным образом не нуждалась во вместилище. На просвет оно казалось нежно-голубым.

Лфэ сразу же перешло к сути. Боль переводила его не допускающие возражения сигналы:

– Мы правим половиной галактики. Люди правят десятой частью. Мы не принимаем предложенного вами командования.

Арло улыбнулся так, что миньонетки были вынуждены улыбнуться вместе с ним.

– Вы обрели способность ослабить невзрывную волну?

Лфэ неловко задвигало своими булыжниками.

– Пока нет, – перевела Боль.

– Сможете ли вы ослабить ее в течение четырнадцати земных дней, начиная с сегодняшнего?

– Такого рода вещи требуют времени.

– Время уходит, – сказал Арло. – Нас ждет Рагнарек. Если мы не покорим Хтона до этого срока, над планетой пройдет волна озноба и даст Хтону возможность создать волну, соединяющую фтор с кислородом. Эта волна, известная как сверхозноб, уничтожит всю жизнь в галактике за пределами этой планеты – и, вероятно, здесь тоже, поскольку неорганический разум вряд ли нуждается в местной жизни. Он воспринимает нас как зловонную слизь, как чуму на священном теле галактики. Ни один микроб не переживет озноб. Жизнь навсегда вымрет.

Вы не сможете противодействовать этой волне, поскольку прекратите свое существование. Я – единственный, кто укажет путь к тайным глубинам пещер Хтона, чтобы разрушить передающее устройство, а чтобы сделать это, необходимо разрушить самого Хтона, ибо Хтон и есть это устройство. Готовы ли вы рискнуть и проникнуть в эти глубины или научиться сводить на нет невзрывное поле с тем, чтобы в нужный момент взорвать планету?

Теперь просигналило ЕеоО. Как оно сигналило, Арло сказать не мог, но Боль перевела:

– Ваша кампания бесполезна.

Арло повернулся к нему лицом. Его взгляд прошел сквозь прозрачную сердцевину. Удивительно, как это существо может существовать без каких-либо видимых органов, нервов и костей?