Автор книги: Поэтическая антология
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
Шрифт:
-
100%
+
«К двери моей намело…»
Откуда берется жизнь, куда исчезает?
Одиноко сижу в тиши, предавшись раздумьям.
Все гадаю, куда и как, зачем и откуда.
Вот и в бренной жизни моей череда изменений —
Отражение Пустоты в зеркале кармы.
Дни и годы летят, летят – что делать с ними?
Я, покорен карме, во всем нахожу отраду…
«На исходе весна…»
К двери моей намело
лепестки с вишневых деревьев.
Опадают цветы
под птичий немолчный щебет.
Рассвело – за окном
восходит вешнее солнце.
Струйкой тянется дым
от палочки благовоний.
Поднявшись с ложа болезни
На исходе весна,
подросли душистые травы.
Лепестки плывут по реке —
отцветает персик.
Я в житейских делах
никогда ничего не смыслил —
Но вот этой красе
не устаю дивиться…
«Хижина моя…»
Занедужил – и вот,
не в силах подняться с ложа,
Столько дней лишь в мечтах
уносился к далям заветным,
Но сегодня с утра
все же встал и дошел до речки —
По теченью плывет
цвет персика облетевший…
«Нынче просил подаянья…»
Хижина моя
под названием «Мерка риса»[82]82
Название хижины Рёкана Гого-ан на горе Кугами переводится как Мерка риса (точнее, Пять малых мерок риса, символизирующих пропитание на день).
[Закрыть]
Колокол большой
напоминает с виду
И стоит в лесу
под сводами криптомерий.
Стены изнутри
испещрены стихами.
Котелок порой
покрывается слоем пыли.
Дым над очагом
зачастую не вьется вовсе.
Одинокий гость —
старик с восточного склона —
В полнолуние
изредка постучится…
Все не мог я заснуть
погожей ночью осенней —
Встал и вышел во мглу,
прихватив неизменный посох.
Верещали сверчки
под осколками черепицы,
И шуршала листва,
облетая с дрожащих веток.
Из далеких лощин
доносилось ручьев журчанье.
Не спешила луна
подниматься над горной кручей.
Будто все так сошлось,
чтоб повергнуть меня в раздумье.
Миновали часы —
пропиталось платье росою…
«Одиноко блуждая по горным склонам…»
Нынче просил подаянья —
как вдруг разразился ливень.
Переждать непогоду
случилось в маленьком храме.
Принимаю с улыбкой
плошку риса, чашку с водою.
Что в горах, что в деревне —
покой, простота и бедность…
«Все превратности мира…»
Одиноко блуждая по горным склонам,
Я набрел на покинутую лачугу:
Покосились стены. Зайцы да лисы —
Лишь они навещают былую пустынь.
Подле купы бамбука – сухой колодец.
Том стихов под окошком весь в паутине.
В доме пол покрыт нетронутой пылью,
И порог зарос лебедой, бурьяном.
Причитают цикады – я их встревожил.
Созерцаю закат, объят тоскою…
«С отрочества презрев…»
Все превратности мира —
что облака в небе.
Пять десятков лет жизни,
как долгий сон, промелькнули.
Редкий дождик ночной
поливает мою лачугу.
Молча в рясе сижу,
смотрю в пустоту окошка.
«День за днем, день за днем…»
С отрочества презрев
убогость мирской науки,
Посвятил я себя
ученью благого Будды.
Лишь баклага с водой
да плошка для подаянья —
Так весну за весной
бродил я нищим монахом.
А теперь мой приют
в горах, под сенью утеса.
Стала домом моим
лачуга с соломенной кровлей.
Краше музыки мне
пичуг веселые трели,
Облака в небесах —
мои друзья и соседи.
У подножья ручей
течет из светлой криницы.
Я порой прихожу
в ручье постирать одежды.
По утесам вокруг
вековые кедры да сосны —
И в поленнице дров
всегда у меня в достатке.
В простоте живу,
бесхитростно, на приволье.
И текут мои дни,
один за другим проходят…
«Впереди, позади…»
День за днем, день за днем
по-прежнему любо
С детворою играть
старому монаху.
Запасу для ребят
мячики на нитке
Да выпью вволю вина
в благости весенней!
«Затерялся мой скит…»
Впереди, позади —
зеленеют горные склоны.
Белые облака
плывут на восток, на запад.
Если встретится мне
в пути такой же скиталец,
Что поведать ему?
Ведь ничто не ново на свете…
«Жаль мне тех достойных мужей…»
Затерялся мой скит
в дремучем лесу, в чащобе.
С каждым годом все гуще плющ,
все длинней лианы.
О делах мирских
сюда не доходят вести.
Только изредка
долетит напев дровосека.
Я при солнечном свете
сижу и латаю рясу,
А как выйдет луна —
твержу буддийские вирши.
Что сказать вам, друзья?
Коль суть хотите постигнуть,
Не гонитесь за многим,
не суетитесь втуне…
«Я сижу в тишине…»
Жаль мне тех достойных мужей,
что самозабвенно
Изнуряют себя,
строча китайские вирши.
Подражают древним поэтам
ханьским и вэйским
И позднейших поэтов танских[83]83
Период правления китайской династии Хань – 206 г. до н. э. – 220 г. н. э.; династии Вэй – 220–265 гг.; династии Тан – 618–907 гг.
[Закрыть]
перепевают.
Что ни строчка,
то высокопарный образ,
Что ни стих,
то словесные выкрутасы.
Но напрасны старанья, —
сколько б ни накропали,
Не дано им излить в стихах
полноты душевной.
«Возвращаюсь домой…»
Я сижу в тишине,
внимая шороху листьев.
Одинокий приют
отринувшего соблазны.
Образы давних лет
давно уж в памяти стерлись.
Орошаю рукав
нечаянными слезами.
«Ночь холодна…»
Возвращаюсь домой —
весь день просил подаянья.
Двери хижины
заросли буйным бурьяном.
Растопил очаг,
подбросил опавших листьев.
В тишине со свечой
читаю стихи Хань Шаня[84]84
Хань Шань (в яп. чтении Кандзан; предположительно 712–793) – легендарный китайский чаньский (дзэнский) поэт эпохи Тан, один из любимых авторов Рёкана. Обычно рядом с именем Хань Шаня упоминается имя его друга, поэта Ши Дэ (в яп. чтении Сутоку). В историю литературы Хань Шань вошел не только как поэт, но и как дзэнский мастер-эксцентрик, во многом напоминающий по стилю поведения самого Рёкана.
[Закрыть].
Дождь шуршит в тростнике,
задувает ветер осенний.
На циновке прилег,
ногами к огню поближе.
Не о чем размышлять.
К чему и в чем сомневаться?..
«После ночного ливня…»
Ночь холодна.
В убогой хижине пусто.
Только и есть в ней
что палочка благовоний.
Там, за стеной,
деревья бамбука в роще.
Рядом, на ложе, —
книги древних поэтов.
Светит луна
сквозь маленькое окошко.
Тихо вокруг —
лишь сверчок ведет свою песню.
Молча гляжу —
и ощущаю такое,
Что не передать,
не описать словами.
«Многих людей грызут…»
После ночного ливня
на дороге остались лужи.
Поутру так прохладна
трава у моей лачуги.
Вдалеке за окошком
зеленеют яшмою горы,
Словно шелк, серебрятся,
искрятся волны речные.
Слух от скверны очистит
звон ручья под скалою.
На деревьях цикады
об осени распевают.
Для прогулки готовы
ряса, дорожный посох,
Но прелесть мирной округи
дом не дает покинуть.
«Бритоголовый монах…»
Многих людей грызут
алчность и своекорыстье.
Копошатся, кишат —
как шелковичные черви,
Вечно в думах о том,
на чем бы еще нажиться,
И не знают они
ни роздыха, ни покоя.
Каждый год им несет
недуги, недомоганья,
С каждым годом растут
тщеславные их заботы.
Но однажды с утра
смерть явится их проведать —
Распростятся с добром,
не потратив и половины.
Все оставят они
другим, таким же, на радость,
А хозяев былых
имена позабудут скоро.
Право, жалко мне их —
напрасно живут на свете.
«В хижине я один…»
Бритоголовый монах,
много лет я один в дороге —
Продираюсь меж трав
навстречу порывам ветра.
Но куда ни приду,
все несут бумагу да кисти:
«Напиши что-нибудь!
Оставь нам стихотворенье!»
«Этой ночью воздух свеж и прохладен…»
«Сам не помню, как долго живу…»
Этой ночью воздух свеж и прохладен.
Выхожу за калитку, сжимая посох.
Вдоль тропы вьются лозы плюща, глициний.
Кличет где-то выпь, кричат обезьяны.
С горной кручи вижу огни деревни.
Мерный звук стихов в кронах старых сосен.
Захотелось пить – к роднику склонился.
Ветерок. Луна в вышине сияет.
Дом заброшенный. Я, вперившись в небо,
Представляю себя журавлем в тех тучах…
«На растопку несу домой…»
Сам не помню, как долго живу
в хижине этой.
Сколько лет прошло с той поры,
как здесь поселился?
Коль устану – прилягу,
вольготно вытяну ноги.
Если сил достанет,
пойду прогуляться в горы.
Не тревожат меня
ни хула, ни хвала мирская.
Я покорен судьбе,
благодарен смертному телу,
Что досталось мне
от родителей в жизни бренной.
Постоялый двор на дорожной станции Тамагава
На растопку несу домой
из лесу хворост.
По неровной тропе
средь зелени гор шагаю.
Под высокой сосной отдохну,
посижу тихонько
Да послушаю птиц,
что поют весенние песни.
«Подле храма Каннон…»
Ветер и ливень унылы
порой осенней.
В тяжком пути непрестанны
странствия духа.
Грезы мои вдаль стремятся
от изголовья,
Но будит меня то ли дождь,
то ли шум потока…
«За окошком щебет пичуг – опять весна наступает…»
«Вот и в этот дом пришел просить подаянья…»
За окошком щебет пичуг – опять весна наступает.
В созерцанье сижу, но душа не знает покоя.
Что ж, возьму, коли так, посох, плошку для подаянья,
Беззаботно пойду опять бродить по дорогам.
«В хижине моей одни лишь голые стены…»
Вот и в этот дом пришел просить подаянья.
Холодок пробирает – скоро настанет осень.
В палисаднике скорлупки спелых каштанов.
Голоса цикад в прохладном воздухе стынут.
Отрешенный дух свободен от уз соблазна.
И в деяньях моих, и в помыслах безмятежность.
Сутру Лотоса[87]87
Сутра Лотоса Благого Закона – одна из магистральных буддийских сутр, содержащая основы учения.
[Закрыть] при случае повторяю:
Разверну, прочту и опять сверну восемь свитков,
Что всегда со мной, куда бы ни шел я, странник.
«Мой приют в глухой деревушке горной…»
В хижине моей одни лишь голые стены.
Доживаю век милостями людскими.
Только иногда заглянет друг ненадолго —
И сидим вдвоем, внимаем звону цикады…
«Целый день в селе просил подаянья…»
Мой приют в глухой деревушке горной.
Ничего в нем нет – лишь голые стены.
Я ведь раньше был бродячим монахом —
не задерживался нигде подолгу.
Как же радостно было мне когда-то
в дальний путь паломником
тправляться…
Пустая плошка
Целый день в селе просил подаянья,
А теперь сижу в холодке под утесом.
Я один – при мне лишь ряса да плошка.
Ну не чудно ли быть дзэнским монахом!
«Днем и ночью студеный ветер…»
Клич гусей перелетных
оглашает зимнее небо.
Оголенные горы.
Листва шуршит под ногами.
Возвращаюсь под вечер
в свой скит по тропинке горной.
Ничего нет сегодня
в плошке для подаянья.
«Зря просил подаянья вчера…»
Днем и ночью студеный ветер
продувает ветхую рясу.
Обнажились в лесу деревья —
лишь сухая листва по склонам,
И нигде уже не увидишь
запоздалых белых ромашек.
Мой приют стоит одиноко
близ большой бамбуковой рощи.
Лишь бамбук по-прежнему зелен —
ждет, когда вернусь восвояси.
«Рис, что в плошке моей…»
Зря просил подаянья вчера,
насквозь пройдя всю деревню.
Отощал вконец – сколько дней
не бывало в достатке риса…
Толстым слоем иней покрыл
худую ветхую рясу.
И куда подевались они,
знакомцы, друзья былые?
Ни души нигде не видать —
во дворах пусто, безлюдно.
Возвращаюсь опять ни с чем.
Бреду к хижине горной.
Только вихрь осенний шумит
в сосновом бору, в дубраве…
«Ночью видел я сон…»
Рис, что в плошке моей, —
подаянье со всей деревни.
Ряса тонка на мне,
зато в ней телу свободно.
Славно перекусил —
чего же еще мне надо?
Буду мирно стареть,
вкушая покой и волю.
«Об одном мои думы…»
Ночью видел я сон,
и было то наважденье.
Не могу рассказать,
что именно мне приснилось.
Помню лишь, что во сне
узрел всю Истину мира,
А проснувшись, гадал:
быть может, сон еще длится?..
«Я по узкой тропе…»
Об одном мои думы —
о юности незабвенной.
Я в пустующем храме
сижу и читаю книгу.
Иногда подливаю
немного масла в светильник
И не слишком печалюсь
о том, что ночь будет долгой.
«Минуло двадцать лет…»
Я по узкой тропе
к подножью горы добрался,
Где на кладбище старом
могильных камней без счета.
Окружают погост
вековые дубы да сосны.
День подходит к концу,
налетает вечерний ветер.
Имена на камнях
давно уж поблекли, стерлись.
Даже родичам невдомек,
кто тут похоронен.
Подступают слезы к глазам.
Слова бессильны.
Опираясь на посох,
шагаю обратно к дому…
Далекому другу
Минуло двадцать лет.
Я вернулся в края родные.
Ни родных, ни друзей —
кто умер, а кто уехал.
В храме колокол бьет.
К рассвету в смятенье думы.
Пусто, темно вокруг —
ни огонька, ни тени…
«Небосвод надо мной, а внизу…»
Вешней ночью не спится —
гуляю около дома.
Кроны сосен и кедров
белеют клочьями снега.
Ярко сияет месяц
над дальней темной вершиной.
Сколько рек, сколько гор
сейчас, мой друг, между нами!
Сколько дум! Сколько чувств!
Всего не выразить кистью.
«Долго я по тропам бродил и вышел к храму…»
Небосвод надо мной, а внизу —
вокруг только горы.
Трапеза – жидкий чай
да отвар из протертой сои.
Целый год не встречал
умудренного высшим знаньем —
Лишь крестьяне порой
за хворостом в лес приходят.
«Кто отринул желанья…»
Долго я по тропам бродил и вышел к храму.
За вершины западных гор садится солнце.
Листья ивы устлали двор и палисадник.
Стебли лотосов на пруду в воде студеной.
Надо мной каштаны, хурма с ветвей свисают.
Близ бамбукового плетня сверчка напевы.
А вокруг в закатных лучах дубы да сосны.
Так, обличье переменив, уходит лето.
«Одинокий ночлег…»
Кто отринул желанья,
тот всем на свете доволен.
Кто взыскует богатства,
повсюду встретит препоны.
Трав, кореньев достанет,
чтоб утолить наш голод.
Право, рубища хватит,
чтоб прикрыть наше тело.
Я брожу одиноко:
то оленя встречаю,
То пою во весь голос
с детворой деревенской.
Слух очистит от скверны
рокот потока в скалах.
Сердцу несет отраду
шум сосен на кручах горных.
«Право, кому я нужен…»
Одинокий ночлег.
То дождь, то снова затишье.
Догорает свеча.
Одолевает дремота.
Вот опять за стеной
стучат размеренно капли,
И чернеет в углу
сучковатый дорожный посох.
Не согреет очаг —
для гостей угля не осталось.
Что ж, за книгу возьмусь —
согрею себя стихами.
Этой ночью стихи
проникают в самое сердце,
Да смогу ли себе
объяснить наутро такое?..
«Вот и этот год окончится скоро…»
Право, кому я нужен
в этой суетной жизни?
Обитаю в лачуге
подле вершины горной,
А тропа зарастает
лебедой да бурьяном.
На плетне одиноко
маячит тыква-горлянка.
Слышатся за рекою
топоры дровосеков.
Я любуюсь рассветом
с жесткого изголовья,
Птичьим трелям внимаю,
в них находя отраду.
«Заболел и лежу в своей лачуге…»
Вот и этот год окончится скоро.
Небеса послали холодную зиму.
Склон горы весь устлан палой листвою.
Нет и тени путников на тропинке.
В очаге догорают листья и хворост.
Долгой ночью дождик стучит по крыше.
Сквозь дремоту я вспоминаю былое,
но дурные сны затмевают память…
«Посох мой пережил, видать…»
Заболел и лежу в своей лачуге —
никто не придет проведать.
На стене висит потертая плошка —
давно не просил подаянья.
В палисаднике под окном завяли,
облетели глицинии грозди.
Лишь недужные сны мои всё витают
над горами и над полями,
А душой я вновь и вновь возвращаюсь
в ту соседнюю деревушку,
Где давно меня играть поджидает
детворы веселая стайка.
«Солнце заходит, и шум в лесу затихает…»
Посох мой пережил, видать,
немало прежних владельцев.
Лакировка сошла, а под ней —
прочнейшая древесина.
Этим посохом глубину
измерял я на переправах.
Он со мной повсюду делил
опасности и невзгоды,
А теперь у восточной стены
давно уж стоит без дела —
Год за годом время течет,
уходит время…
«Дряхлая плоть моя…»
Солнце заходит, и шум в лесу затихает.
Я притворяю калитку в мой палисадник.
Где-то сверчки заводят напев вечерний.
Краски травы и листвы постепенно блекнут.
Я зажигаю палочку благовоний.
Ночью осенней сижу в дза-дзэн, в созерцанье.
Коли озябну, наброшу еще накидку.
Истина Дзэн сокрыта в вечном раденье.
Время летит, а мы и не замечаем…
«Нынче вор украл у меня…»
Дряхлая плоть моя
уже ни на что не годна.
Много весен в скиту
встречал я пору цветенья.
Вот и в этом году,
коль доживу, весною
Вновь проведать тебя
приду, приду непременно —
И услышишь тогда,
как стучит в калитку мой посох.
«В это зимнее утро…»
«В этот зимний день я один…»
В это зимнее утро
я оказался в храме.
То ли в цвету деревья,
то ли покрыты снегом.
С детворой деревенской
развлекаюсь беспечно —
И с оравой мальчишек
рьяно в снежки играю.
«Свиток с сутрой порой…»
В этот зимний день я один.
Было ясно, да помрачнело.
Собирался пойти гулять,
да, вишь, не собрался.
Старый друг заглянул —
принес вина и закуски.
Вот и славно! А я
достану тушь и бумагу.
Просьба о подаянии
«Этот год, увы…»
Одинокий приют —
всего-то на три циновки[90]90
Плотная многослойная циновка из рисовой соломы, татами, стандартного размера, несколько больше 1,65 кв. м, служит также мерой площади в Японии.
[Закрыть].
Постаревшее, ветхое,
жалкое мое тело.
Я в лачуге своей
встречаю долгую зиму,
И мученья мои
не описать словами.
Ночью холод терплю,
питаюсь кашицей жидкой.
До прихода весны
недели и дни считаю.
Побираться хожу —
без суточной мерки риса
До весны не дожить,
а добыть ее ох как трудно!
Что тут думать-гадать!
Как видно, конец приходит.
Вот сижу и пишу
об этом стихотворенье.
Как закончу писать,
отправлю старому другу…
Вечер
Этот год, увы,
не похож на годы былые.
Все как будто бы то же,
да только уже иное.
Нет уж старых друзей —
куда они подевались?!
И от новых друзей
все реже приходят вести.
В эту пору, когда
опадает листва с деревьев,
В эту пору, когда
так угрюмы горы и воды
И нигде не найти
отрады взору поэта,
Безнадежной тоской
все вокруг наполняет душу.
«Старая ряса моя – на латке латка…»
В этот вечер весь мир
вкушает прелесть покоя.
Ветви сливы в цвету
осенили кровлю веранды.
Высоко в небесах
повис полукругом месяц.
Приготовлено все
в гостиной для нашей встречи.
Кисть и тушь под рукой,
мы сидим, стихи сочиняем.
Много лет я плыву,
как во сне, отдавшись потоку,
А сегодня – вино
и песни в доме у друга.
Но коль хочешь спросить,
что день грядущий готовит,
Я отвечу: опять
пойду просить подаянья…
«Я постригся в монахи…»
Старая ряса моя – на латке латка.
Латка на латке – все так у меня и в жизни.
Тем и кормлюсь, что выпрошу в подаянье.
Дом мой зарос бурьяном и лебедою.
Ночью осенней стихи под луной читаю.
К вешним цветам ухожу, позабыв вернуться.
Был я когда-то монахом в буддийском храме.
Кто я теперь? Заезженный старый мерин…
Я постригся в монахи,
стремясь уйти из юдоли,
Удалиться в пределы
туманов и зыбкой дымки.
То часы коротаю
с дровосеками, рыбаками,
То с детьми поиграю
в их немудреные игры.
Что мне бренная слава
владык в этом бренном мире?
Что мне богов бессмертье? —
И в нем не найти отрады.
Где бы ни оказался,
повсюду буду я дома —
Так обрел в Шаолине
свой новый дом Бодхидхарма[91]91
Бодхидхарма, основатель секты Дзэн Чань в Китае, был выходцем из Индии. В Китае его обителью стал монастырь Шаолинь.
[Закрыть].
Не страшны перемены,
что день грядущий готовит,
Если идти сквозь годы,
вкушая покой и волю.
Из юмористической поэзии XVII – начала XIX века
Хайкай-но рэнга
Мацуо Басё, Мукаи Кёрай, Нодзава Бонтё(юмористическая хайкай-но рэнга)
1
Бонтё
Городской квартал.
Запахи со всех сторон.
Летняя луна.
2
Басё
«Жарко! Жарко!» – голоса
от двора к двору летят.
3
Кёрай
Поле прополоть
не успели еще раз —
уж колосится рис.
4
Бонтё
Второпях стряхнул золу,
чтоб рыбешку поглодать.
5
Басё
В здешних-то краях
и не видали серебра —
вот какой конфуз!
6
Кёрай
Так напыжился – и вдруг
меч за поясом застрял…
7
Бонтё
Из травы густой
страшная лягушка – прыг!
Вечер настает.
8
Басё
За подбелом собралась —
фонарь качнулся и погас.
9
Кёрай
Благодать Пути!
Из бутонов на ветвях
распустятся цветы.
10
Бонтё
Да, в Нанао, что в Ното,
Тяжеленько жить зимой…
11
Басё
Рыбью косточку сосать
подобает старику.
12
Кёрай
Ключ в воротах повернув,
пропустил слуга дружка…
13
Бонтё
А служанки-то
все на ширму налегли —
и опрокинули.
14
Басё
Как купальня здесь бедна!
Лишь рогожки на полу.
15
Кёрай
Фенхеля плоды
осыпаются с ветвей —
лют вечерний вихрь.
16
Бонтё
И монах уже замерз —
возвращаться в храм пора.
17
Басё
По свету бредет
с обезьянкою циркач —
осенняя луна.
18
Кёрай
Полагается ему
заплатить раз в год налог.
19
Бонтё
Пять-шесть бревнышек
прямо в лужу положить —
вот вам и мосток!
20
Басё
Перепачкались носки
в этой уличной грязи.
21
Кёрай
Меченосец-то
быстрей господского коня
впереди рысит.
22
Бонтё
А теперь и водонос
воду из ведра пролил.
23
Басё
На окошках и дверях
занавески из рогожи —
продается дом.
24
Кёрай
Перцы – «стражи потолка» —
красным цветом налились.
25
Бонтё
Только шорх да шорх —
плетут обувь из соломы
ночью под луной.
26
Басё
Встала, вытряхнула блох…
Осень только началась.
27
Кёрай
Никого в ней нет —
мышеловка на боку,
перевернута…
28
Бонтё
Уж не запихнуть в пазы
крышку старого ларя.
29
Басё
В шалаш на лугу
удалиться, там пожить —
и назад прийти.
30
Бонтё
Как же радостно узнать,
что выбрали твои стихи!
31
Бонтё
О, кому сказать,
сколько мук я перенес
от причуд любви!
32
Басё
В бренном мире всем дано,
как Комати, опочить…
33
Кёрай
Отчего это?
Кашу нравится хлебать —
и при этом слезы лить?
34
Бонтё
Без хозяина, поди,
в кухне попросторнее.
35
Басё
На ладонь возьму —
пусть поползает и вошь
под вишнями в цвету!
36
Кёрай
Замерла недвижно дымка.
Тянет спать после обеда.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?С этой книгой читают:
