Текст книги "Юность Лагардера"

Глава XII
Правосудие Лагардера

Пяти лет вполне хватило, чтобы спаситель Армель де Сов и графини де Монборон превратился в очень красивого молодого человека.

Этот сирота из Лурда, называвший себя теперь шевалье де Лагардер, унаследовал неотразимое обаяние и лучшие черты своих родителей. У него были светлые кудри, как у Дории Гвасталльской, умное благородное лицо, как у Рене де Лагардера и всех предков по отцовской линии, и черные брови над веселыми темными глазами. Прибавьте к этому орлиный нос, четко очерченные алые губы, решительную линию подбородка – и вы получите портрет «писаного красавца», как говорят в народе.

Он очаровывал юношеской грацией, подвижностью одухотворенного лица, на котором выражение дерзкой надменности легко сменялось кроткой задумчивостью. В каждом его движении сказывалась порода.

Из-за высокого роста он выглядел тонким и хрупким, но это впечатление было обманчивым. У него было сложение атлета: в нем безупречно сочетались сила, гибкость и изящество.

На улицах женщины заглядывались на него, хотя проявлялось это по-разному в зависимости от их положения в обществе и воспитания. Субретки, работницы и девицы легкого поведения пожирали его взглядом не таясь; знатные дамы и жены и дочери почтенных буржуа оборачивались украдкой, следили за ним из-под полуопущенных век, одаривали быстрой улыбкой.

Однако, как это ни покажется странным, он не обращал никакого внимания на красноречивые взоры прекрасных дам.

Он чувствовал, что эти женщины не для него. Ему была суждена иная любовь.

Легкие победы не привлекали его, а, напротив, отталкивали. Пожимая плечами, он проходил мимо, и сердце его оставалось безучастным к вздохам прелестниц.

Для столь красивого юноши подобное поведение было, конечно, весьма необычным. Но, может быть, причиной тому была Армель де Сов?

Если до пожара в «Театре Маленькой Королевы» Анри был всецело предан госпоже Бернар, то теперь он посвятил свою жизнь маленькой дочери Оливье де Сова.

Замечал ли он, как она растет? Видел ли, что очаровательная девочка мало-помалу превращается в девушку безупречного воспитания, восхитительно-привлекательную в целомудренной прелести своего облика? Трудно судить…

Лагардер по-прежнему называл ее своей милой сестричкой, целовал в лоб, писал длинные письма, когда уезжал из Парижа в полк… Но одна мысль преследовала его, когда он думал о судьбе этой девочки: «Я обещал найти ее отца».

…На следующий день после похорон госпожи Бернар Анри с бьющимся сердцем ступил на порог святилища – иными словами, на деревянные половицы зала, где царили два мастера фехтовального искусства.

Сняв шляпу и поклонившись, он произнес:

– Я пришел… помните? Маленький Лагардер… Госпожа Бернар умерла… теперь я свободен.

Здесь уже было несколько дворян и офицеров в коротких плащах, лейтенант драгунского полка, а также один герцог и пэр. Увидев светловолосого херувима, явно смущенного и растерянного, они не нашли ничего лучшего, как расхохотаться…

Словно молния обрушилась на всех этих щеголей… Юноша ринулся на них, набычив голову, и в мгновение ока разметал их по залу. Когда разряженные господа в довольно плачевном виде поднялись с пыльного пола, они схватились было за трости, но вовремя одумались.

В темных глазах, ставших вдруг невероятно жесткими и холодными, сверкала такая ярость, черные брови были так грозно нахмурены, что желающих проучить дерзкого новичка не нашлось.

Самые смелые, пожав плечами, произнесли только:

– Совсем еще мальчик! Ах, неугомонная молодость!

С этого времени Анри стал дважды в день приходить на улицу Круа-де-Пети-Шам. Он слушал, запоминая каждое слово, буквально впитывая в себя поучения мастеров… копировал их движения, без устали повторяя все упражнения. В этом зале давно не видели столь послушного, усердного, вдумчивого ученика…

Он оказался прирожденным фехтовальщиком.

Он твердел лицом в ту же секунду, как его тонкая и белая, как у Армель, рука сжимала рукоять рапиры с наконечником.

Через полгода он стал побеждать лучших учеников.

Через восемь месяцев выбил шпагу из рук зубоскала Кокардаса, которому вздумалось вспомнить о его подвигах в бытность гуттаперчевым горбуном на подмостках «Театра Маленькой Королевы» и ныряльщиком с Нового моста.

Через год он уже сам мог бы давать уроки своим учителям: не в силах скрыть изумления и восхищения, те отступали перед Маленьким Парижанином (как они упорно продолжали его именовать), с трудом уклоняясь от хитроумных выпадов и время от времени восклицая: «Туше!»[100]100
  Фехтовальный термин, означающий пропущенный удар.


[Закрыть]

Смеясь и плача одновременно, мастера клинка упали друг другу в объятия и предрекли своему любимцу блистательную будущность.

Благодаря связям графини де Монборон, Анри записался в полк Жансе, которым командовал господин де Мовак-Сеньеле. Жанна написала своему кузену длинное письмо, заверяя его, что юный Лагардер по своим необыкновенным качествам заслуживает всяческого внимания и что, помимо всего прочего, королю будет приятно, если этот юноша отличится в сражениях с неприятелем.

Полковник внял совету кузины и при первой же стычке с врагом приказал вызвать к себе молодого человека.

– Солдаты созданы, чтобы умирать, – сказал он ему, – итак, я посылаю вас на смерть.

– Она отступит передо мной, господин полковник.

– Это ваше дело. Видите вон тот равелин[101]101
  Вспомогательное укрепление позади крепостной ограды.


[Закрыть] справа, весь в дыму? Отправляйтесь туда и передайте эту записку офицеру, который им командует. Верю, что вы сумеете пройти, но вот вернуться, скорее всего, вам не удастся. Храни вас Бог, дитя мое!

Бог сохранил его. По приказу полковника Анри остался вместе с защитниками равелина, отразил вместе с ними атаку роты хорватов, обезоружил троих из них и в гордом безмолвии провел их под пулями к палатке командира.

В следующем сражении он бросил к ногам маршала Вилара[102]102
  Клод-Луи-Эктор (1635–1734), маркиз, с 1705 г. герцог де Вилар.


[Закрыть] знамя, которое захватил, действуя только шпагой, не считая нужным прибегать к помощи огнестрельного оружия.

Прославленный полководец тут же произвел его в сержанты и, потрепав по щеке, сказал:

– Предрекаю, что ты пойдешь далеко!

– Я знаю, господин маршал.

Через неделю сержант Анри Лагардер совершил вместе со своими солдатами безумную по смелости вылазку, и для победных торжеств Вилар получил еще три вражеские пушки.

Тогда полковник де Мовак-Сеньеле написал своей прекрасной кузине, что она прислала ему великолепного солдата, который достоин стать дворянином и офицером, и что он лично будет умолять его величество даровать храбрецу патент младшего лейтенанта.

Только с 1686 года претенденты на получение офицерского звания, из-за роковой ошибки Людовика XIV и его военного министра, вынуждены были доказывать древность своего происхождения. Прежде дворянство можно было получить без особых затруднений, и генеалогисты короля, а именно господин д’Озье[103]103
  Пьер д’Озье, сеньор де Ла Гард (1592–1660) – знаток генеалогии; составил «Генеалогию основных дворянских семей Франции» (150 рукописных томов).


[Закрыть] со своими помощниками, легко подписывали соответствующие свидетельства.

Однако Анри не нуждался в том, чтобы проскользнуть в ряды знати через потайную дверь – герою подобало входить через триумфальную арку.

Почтовые лошади резво неслись в Париж, везя среди прочих писем и послание полковника к покровительнице Армель, а тем временем капитан де Жевезе, командир роты, где служил юный Лагардер, перебрав на пирушке по случаю победы, беспричинно обругал своего сержанта и даже осмелился замахнуться на него тростью… Жевезе был храбрый рубака, незлобивый и отходчивый в отношениях с подчиненными, но бешено вспыльчивый под влиянием винных паров… Ответом ему была пощечина. Вечером за пределами лагеря состоялась дуэль.

Капитан был убит на месте.

Утром полковник вызвал к себе Лагардера, пожурил его и, не скрывая сожаления, сказал:

– Вот свидетельство об отпуске. Сидите тихо и постарайтесь, чтобы о вас на какое-то время забыли. В моем уважении к вам не сомневайтесь.

Итак, Анри вернулся к графине Жанне.

Вот почему Кокардас с Паспуалем смогли сразу же послать за ним своего слугу. Анри немедля отправился на встречу. Он изнывал от скуки. Если бы не Армель, он, пожалуй, последовал бы зову своей горячей натуры и ринулся в какую-нибудь авантюру: стал бы обманывать простодушных мужей и приводить в отчаяние почтенных отцов семейства, задираться по любому поводу и выходить на дуэль с первым встречным.

Мэтры увидели, как окаменело его лицо и сжались кулаки при имени герцога Мантуанского и Гвасталльского, но расспрашивать своего любимца не осмелились. Храбрецы впервые столкнулись с тем, кто превосходил их отвагой. Они обожали Маленького Парижанина и трепетали перед ним, признавая его главенство.

– Хорошо, – холодно произнес Анри, – я буду точен. Я покажу этому макароннику, где раки зимуют. Положитесь на меня.

Он ушел в задумчивости, не прибавив больше ни слова.

В памяти его вновь звучали слова умирающей Сюзон Бернар: «Златовласая Дория… герцог Гвасталльский… Лагардер… Анри, спасите Анри!»

А затем ужасный крик: «Гонзага, герцог Мантуанский, вы чудовище!»

Долгое время он полагал, что убийца его родителей – о которых он так и не смог ничего узнать – был Гонзага из кружка герцога Шартрского, один из троих Филиппов. Но нет! Его называли принцем де Гонзага, и он не владел герцогским титулом. Да и вряд ли ему было больше двенадцати лет в то время, когда могло совершиться преступление.

Анри дрожал от радости при мысли, что на сей раз судьба, возможно, позволит ему скрестить шпагу с «чудовищем» из предсмертного бреда госпожи Бернар.

За столом он спросил графиню о том, что представляет собой этот новый Гонзага, объявившийся в Париже.

– Я знаю его очень хорошо, – ответила та, – ныне он стоит во главе мантуанской ветви семьи. От своей жены, которая, говорят, умерла, как святая, он получил в наследство великолепное герцогство Гвасталльское, чистой воды изумруд среди прочих сокровищ Италии.

Несколько дней назад я была приглашена на ужин к герцогу Орлеанскому… Гонзага сидел рядом со мной. Это красивый мужчина, хотя, на мой взгляд, несколько женственный… Мне кажется, он более блистает внешностью, нежели умом… – Засмеявшись воркующим смехом, она добавила: – Похоже, монсеньор герцог Шартрский хочет, чтобы я вышла за него замуж.

Ничего не сказав на это, Анри заговорил о другом. Он думал про себя: «Хорошо же я отплачу за доброту графини, если убью герцога! А, может быть, наоборот, окажу ей услугу и избавлю от брака с негодяем? Но о нем ли говорила госпожа Бернар? Он ли то самое „чудовище“?»

Сомнения отнюдь не помешали ему крепко спать в эту ночь.

Подобно Великому Конде, накануне сражения при Рокруа мирно спавшему на лафете пушки, Анри перед решающей схваткой призвал на помощь бога Морфея.

Герцог Мантуанский и Гвасталльский пришел на встречу первым и без сопровождения. Обменявшись небрежным рукопожатием с мэтрами, он зевнул, пробормотал несколько слов и, стараясь ничем не выдать своей торопливости, надел стеганый колет, перчатки, а главное – маску, скрывавшую лицо.

Затем он вытащил шпагу и попросил старину Паспуаля надеть на нее наконечник, сказав, что на рапирах фехтовать не хочет.

– Я тоже не хочу, – проговорил Анри, входя в зал.

Едва взглянув на этого юношу во цвете молодости и красоты, Карл-Фердинанд смертельно побледнел под своей маской. Последние сомнения развеялись. Он словно бы вновь увидел мужественное лицо Рене и – что поразило его, будто удар кинжалом в сердце – светлые волосы и темные глаза покойной сестры Винченты, единственной женщины, которую он по-настоящему любил: златовласой Дории.

«Будь тысячу раз проклят этот Пейроль! – мысленно произнес Гонзага. – Из-за его трусости мне приходится все начинать сначала. А как легко было покончить со всеми одним ударом в тот туманный день, четырнадцать лет назад! Трупом меньше, трупом больше! От скольких хлопот я был бы избавлен!

Юнец настроен, похоже, весьма решительно, и тайна может всплыть наружу. А тогда – прощай, прекрасная жизнь! Прощайте, восхитительная графиня де Монборон и богатства, накопленные трудолюбивым семейством Сеньеле!»

Благородный герцог, как мы помним, не отделял приятное от полезного, и похоть всегда у него шла рука об руку со страстью к наживе.

Впрочем, все эти размышления не помешали ему разыгрывать комедию – недаром его с младых ногтей готовили к карьере придворного.

Он любезно протянул правую руку противнику, но Анри, отступив на шаг, склонился в поклоне и тихо произнес:

– Монсеньор… герцог Гвасталльский…

Он не назвал его герцогом Мантуанским, и Гонзага, почувствовав вызов, напрягся.

В зале находилось несколько дворян, увлеченно фехтовавших друг с другом. Анри кивком подозвал Кокардаса и, указав на герцога, сказал:

– Монсеньор пожелал помериться со мной силой. Полагаю, ему будет неприятно, если нам помешают…

Гонзага безмолвно поклонился в знак согласия.

– Это можно устроить, малыш! – улыбнулся Кокардас.

– Пристройка? – спросил Анри.

– Пристройка, дружок! – подтвердил мэтр.

Свет в пристройку проникал через очень пыльные окна, доходившие почти до потолка. Собственно, это был большой пыльный чулан, набитый ненужными вещами, но посередине оставалось вполне достаточно свободного места, чтобы там могла фехтовать одна пара.

Вежливый Лагардер пропустил Гонзага вперед.

– Что скажешь? – спросил Паспуаль, который, хоть и давал урок молодому надушенному щеголю, не желал упустить ни единой детали из того, что относилось к его «сокровищу», то есть к Маленькому Парижанину.

– Что скажу? – пропел своим тенорком гасконец. – Черт возьми! Скажу, что здесь скрывается какая-то тайна… Наш мальчик, всегда такой общительный и веселый, разговаривал сквозь зубы… он ни разу не улыбнулся! Но поскольку это тайна, я замолкаю!

При этих словах Паспуаль торжественно стянул с головы свою черную, донельзя засаленную шапочку.

– Секреты господина Анри, – возгласил он елейным тоном, – да пусть останутся секретами господина Анри!

– Аминь! – заключил Кокардас.

И оба, не сговариваясь, двинулись к одному из окон чулана, выходившему в зал, чтобы посмотреть на поединок. Тут же острый локоть гасконца вонзился между третьим и четвертым ребром уроженца «ненаглядной Нормандии», как именовал свою родину Паспуаль в сильном подпитии.

– Видишь? Герцог метил в грудь, и обманный финт был весьма недурен! А наконечник со своего вертела он снял!

Кокардас произнес эти слова с ленивым благодушием, и в тон ему ответил компаньон:

– Итальянец хочет убить нашего Маленького Парижанина!

Тут оба расхохотались и одинаковым жестом хлопнули себя по бедрам.

Пытаясь запугать своего противника, герцог делал выпады, страшно вскрикивая и тут же стремительно отпрыгивая назад. Мастера же думали: «Все уловки нашего искусства ему знакомы. Да только… Только фехтует-то он с Лагардером!»

Мэтрам и впрямь не стоило беспокоиться за своего ученика.

Холодный и непреклонный, Анри блестяще парировал все удары. Тщетно Карл-Фердинанд прибегал к самым гнусным хитростям из своего репертуара: шпага его неизменно встречала пустоту. Он был не в силах пробить защиту виртуозного мастера.

Внезапно звонкий голос Лагардера разорвал тишину чулана, так что даже стекла в окнах задрожали.

– Герцог Гвасталльский, мне жаль вас. Вы ничего не можете сделать… вы задыхаетесь и хрипите… предлагаю вам передохнуть!

Молниеносным движением он выбил шпагу из рук своего противника, и та, отлетев на двадцать шагов, нырнула в бочку с водой, стоявшую в углу.

Анри сказал самому себе: «Это он! Только чудовище, о котором говорила госпожа Бернар, может фехтовать в зале, сняв наконечник со шпаги».

Мастера, прильнувшие к окну, услышали небрежный ответ Карла-Фердинанда:

– Сегодня я не в форме… Слишком много было выпито на пирушке у его королевского высочества…

Он двинулся к Анри. Как ни напрягали слух Кокардас с Паспуалем, им не удалось услышать, какими словами обменялись два противника, но по выражению их лиц было ясно, что разговор состоялся серьезный.

Герцог вышел первым. Мастера, успев отскочить в сторону от окна, подошли к нему с невинным видом. Он сказал им притворно веселым тоном:

– Ваш птенчик фехтует вполне сносно, любезные мэтры… А вот я был не в ударе. Бессонная ночь… Ужин с герцогом Шартрским, а потом… красотки, прелестницы, плутовки!

– Но вы взяли верх? – добродушно спросил Паспуаль.

Гонзага, не удостоив его ответом, снял колет и перчатки и направился к вешалке за плащом и шляпой.

Маленький Парижанин стоял в задумчивости посреди чулана.

Мастера терпеливо ждали своего любимца, и он наконец вышел, слегка порозовевший, но невозмутимый и довольный.

– Ну как? – осведомился тенор.

– Он снял наконечник? – полюбопытствовал баритон.

Анри, протянув им руки, промолвил вполголоса:

– Ему не терпится умереть! Сегодня вечером у нас встреча.

Нос Паспуаля, казалось, вытянулся еще больше.

– Это убийца, малыш! – провозгласил он. – Наверняка он придет не один. Будь осторожен!

– Мы пойдем с тобой! – воскликнул Кокардас.

– Зачем? – пожал плечами Анри и положил руку на эфес шпаги. – Если он приведет с собой десятерых, то будет десять трупов! Пышные будут похороны, как вам кажется?

– Мы пойдем с тобой! – настойчиво повторил Паспуаль.

– В качестве секундантов? Тогда согласен!

В те времена крепостные стены французской столицы на западе располагались почти там же, где ныне находится площадь де ла Конкорд. Границами сада Тюильри служили ров, покатый склон и стена с неким подобием сторожевой башни на берегу Сены. Из Парижа можно было выйти через укрепленные ворота Сен-Оноре, отделяющие город от пригорода, и через ворота Конферанс, которые были ближе к реке.

Выйдя из ворот Конферанс, можно было довольно быстро добраться до «Аллеи королевы», красивого парка, обнесенного оградой. Он был разбит по повелению Марии Медичи, вдовы Короля-Повесы. Здесь назначали друг другу свидания влюбленные – но только при свете дня.

Ночью место это производило, скорее, зловещее впечатление…

Мало кто отваживался заходить сюда, кроме пьяниц и грабителей, а также мушкетеров или швейцарских гвардейцев – красивых и смелых воинов, которые не боялись ни Бога, ни черта и которым надо было где-то провести время с боязливыми, но пылкими девицами.

Нынешним вечером в «Аллее королевы» было безлюдно. Весь день шел сильный дождь, и месить грязь не хотелось не только влюбленным, но даже пьяницам.

Анри подошел сюда, насвистывая охотничью песенку и внимательно оглядывая приятное местечко. Луны не было. Холодный, почти зимний ветер завывал в ветвях деревьев.

Юноша ничего не сказал Армель, не доверился он и графине де Монборон. Есть вещи, которые не должны касаться дам…

Придя на место дуэли за час до встречи с герцогом Мантуанским, он изучил поле сражения, как подобает опытному тактику.

– Великолепная мышеловка! За каждым каштаном может спрятаться убийца… Идеальное место для засады и за этими густыми кустами… Можно нанести удар в спину без малейшего риска. Хорошо придумано!

Через четверть часа на аллее показались Кокардас с Пас-пуалем, одновременно настороженные и благодушные. Лагардер быстро определил их позиции.

– Сюда, судари мои… Кокардас, встань за этим кустом… Паспуаль, твое место вот тут, в зарослях бузины… И, ради вечного спасения ваших душ, не двигайтесь и не вмешивайтесь ни во что! Только если я позову на помощь!

Через десять минут началось какое-то движение у ворот Конферанс. Послышалось лошадиное ржание, звякнула уздечка, задела о камень шпага… Потом зазвучали приглушенные голоса.

Анри де Лагардер обладал одной любопытной особенностью: подобно ночным хищникам, он прекрасно видел в темноте. Слух у него также был отменным, что уже не раз сослужило ему хорошую службу.

Поэтому он удовлетворенно улыбнулся.

– Его светлость оказывает мне честь… Чтобы раз и навсегда разделаться с бывшим горбуном из «Театра Маленькой Королевы», доброму герцогу пришлось нанять… сколько же? ну-ка! пять… шесть… восемь… девять… десять! Десять головорезов, и не пеших, а верховых! Да это просто почетный эскорт! Кажется, я узнаю их… Это висельники из «Сосущего теленка»… Вот место, куда я обязательно наведаюсь в самом скором времени… пора попробовать его на зуб… или на шпагу!

Юноша не ошибся. Нынче вечером (ибо днем он туда прийти не осмелился) Антуан де Пейроль появился во владениях Злой Феи. Его отвели к королю убийц Марселю де Ремайю, коротавшему время за кувшином молодого аржантейского вина. Вскоре они ударили по рукам.

На дело пошли девять наемников, включая самого Марселя. Работа предстояла нетрудная: прикончить всего-навсего одного юнца – правда, ловко владеющего шпагой, как честно предупредил Антуан. Работа без всякого риска: услуга понадобилась очень знатному вельможе, который при необходимости сумеет пресечь нездоровое любопытство судейских из Шатле.

Пока герцог со своим подручным, спрыгнув с лошади, расставляли по местам наемных убийц, Маленький Парижанин, утвердившись в собственных предположениях, перепрыгнул через ров, проскользнул к реке, чтобы укрыться в камышах, повернул налево и направился к «Аллее королевы», как если бы пришел сюда прямиком из Тюильри.

Пейроль прикоснулся к руке своего господина:

– Взгляните, монсеньор… Этот малый с гордо поднятой головой… Черт возьми! Каков наглец!

Гонзага сердито проворчал:

– Это он и есть! Видишь, что мне приходится терпеть из-за твоей глупости? Ты мог так легко покончить с ним четырнадцать лет назад!

– Ба! Через десять минут он будет лежать мертвый и холодный… Никто ничего не узнает…

Вместо ответа Карл-Фердинанд перекрестился в темноте.

Этот развратник и вор, предатель и убийца сейчас взывал к одной из своих жертв – к святой тени Винченты… Ему было страшно. Он молил: «Ты, бывшая мне женой перед Господом, ты, допущенная, без сомнения, к Его престолу, помоги мне! Забудь огромную вину мою и защити меня! Сделай так, чтобы я остался жив!»

Душу его терзало ужасное предчувствие, а тело сотрясала невольная дрожь.

Внезапно перед ним возник Анри.

– Надеюсь, я точен, принц?

Высокомерная кровь Гонзага вскипела, и Карл-Фердинанд обрел бесстрашие своих предков.

Надменно выпрямившись, он смерил своего противника взглядом, полным ненависти.

– Люди благородного происхождения, – сказал он, – обычно приветствуют того, с кем собираются сразиться. Впрочем, откуда это знать вам, носящему ворованное имя!

Анри поднял руку, и шляпа принца, украшенная пышным султаном, покатилась по траве. Гонзага, помертвев, услышал ужасные слова:

– Я знаю, кто вы такой, сударь. Лагардеру не пристало приветствовать убийцу! Я пришел сюда не сражаться с вами, герцог Мантуанский и Гвасталльский, а покарать вас! Скоро вы будете извиваться в грязи! – И, обнажив шпагу, он крикнул: – Карл-Фердинанд, думай о вечном! Молись! Провидение избрало меня своим орудием, и сейчас ты умрешь!

Пейроль, едва увидев молодого человека, спрятался за большим розовым кустом и был уверен, что тот не подозревает о его присутствии.

Лагардер был у него в руках. Одним ударом фактотум мог поразить его в спину.

Но тут герцог, верный итальянской манере фехтования, отскочил в сторону, чтобы успеть выхватить шпагу и встать в боевую позицию, вынуждая тем самым соперника переменить положение.

Анри увидел Пейроля справа от себя.

Дальнейшее произошло очень быстро.

Юноша, сделав ложный выпад, нанес удар не герцогу, а его подручному. Негодяй издал душераздирающий крик:

– Я убит!

Рухнув на землю, он вскоре затих…

Хладнокровно отражая бешеные атаки Анри, Гонзага бесстыдно отступал в глубь парка. Он знал, что делает. С каждым шагом его противник приближался к гибели, ибо за деревьями прятались наемные убийцы Марселя де Ремайя.

Увлекшись, герцог быстрее, чем нужно, отскочил назад и вдруг понял, что никто на него не нападает.

Остановившись в удивлении, он стал оглядываться в поисках своего племянника.

А Анри, отпрыгнув влево, прислонился спиной к недостроенному фонтану: это была каменная стела, вокруг которой валялись плиты, булыжники и трубы.

Все разгадали его маневр.

Люди Злой Феи, оставив свои тайники, ринулись к нему.

– Заколите его! – крикнул Карл-Фердинанд, вновь преисполняясь надежды и бросаясь вперед. – Нападайте все разом! Убейте его!

– Если я это позволю! – насмешливо бросил Лагардер. Его голос звенел, а в словах звучала жестокая ирония: – Ребята, вы пропали! Но я займусь вами позже, а пока у меня есть дело к монсеньору Карлу-Фердинанду Четвертому де Гонзага, герцогу Мантуанскому и Гвасталльскому, и я…

Он умолк, сделал быстрый выпад, а затем воскликнул:

– Прямо в сердце!

Убийца Рене и Дории, словно пораженный молнией, выронил шпагу и схватился за левый бок, медленно оседая на землю.

– Вот правосудие Лагардера! – возгласил Анри торжественно. – Госпожа Бернар, я покарал чудовище, о котором вы говорили.

Потом он поднял шпагу и произнес:

– Господа проходимцы, я вовсе не жажду продырявить вам шкуры. Вы мне дурного не сделали, и я готов держать пари, что вам не известно мое имя… моя шпага редко дает промах… Вам очень хочется остаться здесь навсегда? Говорите! Сражаемся или нет?

Он остановился.

Все кинжалы и шпаги опустились.

– Отлично, благоразумные друзья мои… Расстанемся по-хорошему!

Он остался один, и тогда из-за кустов вышли Кокардас с Паспуалем.

– Ну что, малыш? – спросил гасконец. – Скольких нанизал?

Нормандец довольно хихикнул.

– Скольких заставил прошептать «Pater noster»?

Анри схватил их за руки:

– Мне нужен был только герцог… Вот он лежит… Возможно, я убил и его подручного… Но если тот жив, я заставлю его говорить. Он знает тайну моего рождения. Пойдемте, поищем тело этого негодяя, любезные мэтры!

Однако Антуан де Пейроль исчез. На его крик прибежали четверо слуг… Напрасно мастера фехтовального искусства и их великолепный ученик прочесывали все кусты. Пейроля, взвалив на лошадь, отвезли в Париж через ворота Сен-Оноре.

Долговязый фактотум получил рану в плечо. Он притворился мертвым из страха перед Лагардером.

Его скорбное возвращение в Пале-Рояль не прошло незамеченным.

На следующее же утро к нему явился Филипп де Гонзага, чтобы узнать о здоровье герцога Мантуанского.

К тому времени Пейроль уже успел сочинить весьма правдоподобную историю, разумно рассудив, что не следует упоминать имени молодого Лагардера, дабы не всплыли на поверхность старые грехи. Меньше всего ему хотелось бы привлечь к своей особе внимание правосудия.

Итак, он поведал, что герцог поссорился с незнакомым дворянином, которого встретил в фехтовальном зале; произошла дуэль, и его светлость герцог Мантуанский и Гвасталльский был убит на месте; сам же Пейроль, желая отомстить за своего господина, тоже вступил в схватку, но был ранен…

Это объяснение удовлетворило всех.

Герцог Шартрский послал одного из своих офицеров на улицу Круа-де-Пети-Шам, однако господа Кокардас и Паспуаль клятвенно заверили, что не знают имени дуэлянта-виртуоза.

Дело было списано в архив. Пейроль, обезумев от страха, поспешил убраться из Парижа и в скором времени поступил на службу к Филиппу де Гонзага.