Текст книги "Юность Лагардера"

Глава XIII
Нежданный друг

Карл-Фердинанд IV, после пышного отпевания в церкви Сен-Рош, которое почтили своим присутствием все три Филиппа, облаченные по сему поводу в траур, отправился в свое последнее путешествие в родовое владение Мантую – в тройном гробу и с подобающим сопровождением.

Графиня де Монборон, любопытная, как все женщины, не отказала себе в удовольствии побывать на церемонии. Кто знает? Повернись все иначе, этот благородный герцог мог бы стать ее супругом.

– Я должна была почтить его память, – сказала она вечером, ужиная вместе с Армель и Анри де Лагардером, – теперь я снова свободна. Господи, прими его душу!

Юноша промолчал, но глаза его так сверкнули, что смотревшая на него сестричка невольно вздрогнула. Графиня же, находясь под впечатлением бурных событий минувшего дня, ничего не заметила и продолжала весело щебетать.

Выходя из церкви, она услышала разные разговоры: как всегда, нашлись люди, которым все достоверно известно!

Они утверждали, что для них нет тайн в этом загадочном деле.

По их словам, покойный герцог Мантуанский и Гвасталльский был убит в честном поединке с неким очень знатным вельможей, которому сам же нанес оскорбление… Доказательства? Но ведь герцог не стал бы биться с кем попало!

Армель, едва скрывая тревогу, спросила:

– Соперника принца будут искать и накажут? Я слышала, что его величество терпеть не может дуэлянтов и повелел примерно их карать?

И она бросила быстрый взгляд на Анри, который сделал вид, что его это не касается.

Жанна де Монборон ответила:

– Где нет виновника, там король теряет свои права! Убийца неизвестен… или же считается таковым…

Час спустя, оставшись с Анри наедине, Армель де Сов схватила его за плечо.

– Это сделал ты? – воскликнула она, вздрогнув.

– Я! – сказал Анри, гордо выпрямившись.

Светловолосая девочка топнула ногой о паркет.

– Ты же обещал мне…

– Что обещал?

– Не рисковать больше жизнью на дуэли! Эти сражения отжили свой век! Со времен Великого кардинала[104]104
  Кардинала Ришелье.


[Закрыть] они запрещены законом. Ты и без меня знаешь, что его величеством учрежден специальный маршальский суд, дабы бороться с этим злом. У тебя уже были неприятности из-за истории с твоим капитаном… Не из-за нее ли тебе пришлось покинуть полк?

– Я не жалею об этом, – коротко возразил Анри. – Человек, который осмелился поднять на меня трость, должен был умереть… или послать меня самого ad patres!

– Хорошо, пусть так, ты не мог не драться с капитаном де Жевезе, – стояла на своем Армель, – но зачем ты убил герцога Мантуанского?

– Я не убивал его, – безмятежно сказал Анри.

– Да как ты смеешь?… – вознегодовала Армель.

– Я был орудием Провидения, милая сестренка, вот и все. Тот, кого везут теперь в Италию в карете, обтянутой черным крепом, с почестями, подобающими принцу и герцогу, был чудовищем, которого разоблачила на смертном одре госпожа Бернар! Я был призван покарать его.

Девочка широко раскрыла глаза от удивления, а Анри спокойно продолжал:

– Этот человек лишил меня отца, матери и, вполне возможно, наследства герцогов Гвасталльских… Доказательства? У меня их нет! Но он был вполне способен на самое гнусное преступление. В зале Кокардаса и Паспуаля он предательски пытался убить меня, сняв наконечник со шпаги, тогда как я фехтовал учебной рапирой… Вечером в «Аллее королевы» он устроил подлую засаду… десять человек поджидали меня, обнажив шпаги и выхватив кинжалы… я пощадил бандитов, наказал только трусливого и преступного герцога… Может быть, я не совладал бы с гневом, но мысль о тебе остановила мою руку… Ты спасла жизнь девятерым, любимая моя сестричка!

Тут разгорелся нежный спор двух любящих существ. Как истая дочь Евы, девушка трепетала за жизнь своего друга, хотя и выражала восхищение его искусством, хладнокровием и доблестью. Она доказывала также, что излишняя пылкость Анри может повредить его военной карьере, и умоляла дать слово никогда больше не драться на дуэли.

– Дорогая моя Армель, – ответил юноша, – я ничего не могу тебе обещать. Даже если бы я сумел обуздать свою натуру, обстоятельства могут сложиться так, что моя шпага сама выскочит из ножен, дабы свершить справедливый суд!

Армель при этих словах залилась слезами, а он бережно привлек ее к себе.

– У меня было два нерушимых завета: я поклялся отомстить тому, кто украл мое имя и состояние, а главное, убил моих родителей, и поклялся также вернуть тебе отца. Я свершил первое при помощи шпаги, и у меня есть предчувствие, что она же поможет мне исполнить второе обещание.

После того как Анри де Лагардер в схватке с девятью наемными убийцами у недостроенного фонтана в «Аллее королевы» покарал Карла-Фердинанда IV, он преисполнился уверенности в собственных силах. Теперь он мог не бояться никого и ничего.

К тому же ему все еще не приходил вызов из Наваррского полка, куда он записался после злосчастной дуэли с капитаном де Жевезе.

Бездействие томило его. Только благодаря Армель, своему доброму ангелу-покровителю, он не бросился в какую-нибудь авантюру – единственно ради того, чтобы испытать ни с чем не сравнимое ощущение опасности.

Тогда он сказал себе: «Я достаточно силен, чтобы рискнуть. Надо раскрыть, наконец, тайну кабачка „Сосущий теленок“, хотя Кокардас и Паспуаль и уверяют меня, что в это подозрительное место лучше не соваться».

Вот почему через два дня после разговора с Армель он предупредил графиню Жанну, что сегодня не будет ужинать во дворце Монборон.

Покинув ближе к вечеру улицу Гренель-Сен-Жермен, он направился к Сене и пошел по набережным к Новому мосту, где, как и в былые времена, шумела и суетилась ярмарка.

Было еще светло. Вскоре на всех колокольнях города пробьет семь часов. Он бродил без цели, с любопытством и интересом посматривая на комедиантов. Впервые после многих лет он увидел балаганное представление и теперь говорил себе: «У нас выходило лучше!»

При мысли о тех временах, когда он изображал горбуна на театральных подмостках, им овладело вполне естественное чувство гордости.

«Славная мамаша Туту! – думал он растроганно. – Милый, трусливый Изидор! Вы живете счастливо на солнечном юге. Вы, конечно, поженились, и все ваши мечты сбылись: одна вышивает ради собственного удовольствия, а другой блаженствует, сидя с удочкой у реки. Госпожа Бернар радуется на небесах, получив воздаяние, которое заслужила своей добротой. Будущее Армель не внушает тревог. Она восхитительно играет на клавесине, она говорит по-английски; настанет день, когда ее имя и покровительство графини откроют перед ней двери Версальского дворца. Я покарал герцога Мантуанского! Теперь я должен найти Оливье де Сова».

Неисправимый альтруист, Анри не умел думать о себе. Он был рожден для того, чтобы оберегать и хранить. Ведомый своими мыслями, юный поборник справедливости перешел через Новый мост на правый берег и, двинувшись по набережной Ферай, достиг пределов Долины Нищеты.

Погруженный в раздумья, он по-прежнему ничего не замечал, хотя во владения Злой Феи уже начали стекаться сирые и убогие: вырученное за день несли сюда безногие, безрукие, слепые и горбатые – одни и в самом деле были калеками, другие же искусно изображали увечья.

Улица Балю, куда решительно направился Анри, уже кишела публикой такого рода, и нищие с некоторым удивлением смотрели на молодого дворянина в треуголке, черном плаще, полу которого приподнимала шпага, и в блестящих сапогах.

Впрочем, видывали они здесь и не таких!

Мало ли приходило сюда гордых щеголей, чтобы, подобно королю убийц Марселю де Ремайю, искать защиты у содержательницы притона? Всякий, кто совершил преступление или какую-нибудь гнусность, знал, что за верную службу могущественная Злая Фея спасет виновного от правосудия.

В этот вечер госпожа Миртиль, следуя заведенному обычаю, вошла в гардеробную при спальне, где пять лет тому назад – она не могла об этом забыть – побывал Оливье де Сов, и через потайное окошечко в стене заглянула в задымленный зал «Сосущего теленка», дабы убедиться, что все идет, как всегда.

Поначалу она, пожав плечами, пробормотала:

– Те же рожи, если не считать капитана-флибустьера, который приехал утром. Муж мой отзывается о нем в высшей степени лестно… Красивый малый! Именно ему отдали на обучение этого простофилю Оливье…

Пламя страсти еще не совсем погасло? Или же то был голос ненасытного женского любопытства? Во всяком случае, Злая Фея испустила глубокий вздох, а затем прошептала:

– Надо расспросить этого капитана, что сталось с моим старым знакомцем…

Внезапно она отпрянула от окошка и сильно побледнела.

В зале сидел Анри де Лагардер.

Миртиль никогда ничего не забывала, тем более, если речь шла о деле, где на карту были поставлены ее собственная безопасность и доходы заведения.

Ей было хорошо известно, чем завершился пожар в «Театре Маленькой Королевы». Те, кого она боялась больше всего, ускользнули от нее и, видимо, надолго. Как расправиться с этим Лагардером и с этой Армель, пока они находятся под защитой графини Жанны?

Содрогаясь от ненависти и страха, она думала: «Король весьма благосклонен к госпоже де Монборон, внучке и дочери его министров. Она может получить аудиенцию, когда ей вздумается. Кто знает, не рассказал ли ей уже обо всем бывший горбун? Ведь ему наверняка известно, кто стал причиной несчастий Армель!»

Однако, увидев Лагардера в своем кабачке, где было полно ее головорезов, она воспрянула духом.

– Его покровительница не просила защиты у Людовика Четырнадцатого, и она не подозревает о существовании «Сосущего теленка», иначе этот проклятый Лагардер едва ли стал бы действовать в одиночку… Посмотрим! Нет, я не вижу ни одного полицейского «топтуна»… все лица мне знакомы… Может быть, это и есть тот единственный шанс, что дает мне судьба? И надо попытаться избавиться от спасителя Армель раз и навсегда.

Ее красивое, как у падшего ангела, лицо приобрело жестокое выражение.

Сомневаться было нельзя. Много раз она видела Анри де Лагардера рядом с дочерью Оливье де Сова, когда он сопровождал белокурую девушку либо в церковь, либо на ярмарку в Сен-Жермен, либо в театр, либо на прогулку.

Госпожа Миртиль знала, как опасен Лагардер. Один из ее верных слуг, Марсель де Ремай, частенько захаживал в фехтовальный зал Кокардаса и Паспуаля. Кроме того, и он, и люди, нанятые Антуаном де Пейролем в этом самом кабачке, рассказали своей хозяйке о том, что произошло на «Аллее королевы». В их ушах еще звучали гордые слова Анри над телом герцога Мантуанского: «Вот правосудие Лагардера!», а перед глазами вспыхивали блики от мелькания изумительной шпаги, способной отразить нападение девятерых дерзких и опытных рубак.

– Лагардер! – прошипела повелительница Двора Гробье. – Опять Лагардер! Я не хочу больше слышать этого имени!

Тем не менее она продолжала размышлять.

Если мальчишка застынет, холодный и окровавленный, на полу кабачка, если он к тому же сумеет проткнуть кого-нибудь из нападавших, не повлечет ли это за собой излишнее внимание полиции? Начнется следствие, и дело может кончиться закрытием притона.

«Мне не удастся выйти сухой из воды, – призналась она себе, – но и оставить в живых этого молодца нельзя. Он, того и гляди, докопается до истины».

Она прикидывала и так и эдак и наконец приняла решение.

– Пусть он умрет. А мне придется бежать… Да, я немедленно отправлюсь в Гавр, и Годфруа выручит меня. Мы богаты, очень богаты… Поедем на Антильские острова. Говорят, это просто рай земной… Быть по сему! Я все ставлю на карту!

Злая Фея тут же призвала к себе Бабетту, и та вскоре привела к ней Жоэля де Жюгана и Эстафе, впавших в немилость после неудачи – правда, не для всех! – с пожаром в «Театре Маленькой Королевы». Они явились пред очи грозной хозяйки с трепетом…

Но встретили их ласково, очень ласково…

Уже десять минут Анри де Лагардер сидел в полном одиночестве за столиком, предназначенным для четверых. Три скамьи пустовали, однако– неслыханная вещь в заведении, где посетителям обычно приходилось тесниться самым вульгарным образом – никто и не думал подсаживаться к нему.

Или же никто не смел?

Возможно, все эти бретеры, наемные убийцы с продажной шпагой, все эти воры, мошенники и проходимцы, промышлявшие милостыней, уже почувствовали, что молодой человек – чужак, которого заранее нужно отделить от прочих невидимой чертой, оставив его наедине с честью и доблестью? Или в подданных Злой Феи проникло неведомое им прежде чувство некоей странной стыдливости, и они покорно отступили в тень перед героем?

Кто знает?

Анри, ужиная, присматривался к этому сборищу подонков, но во взгляде его не было презрения. Ему вовсе не хотелось затевать ссору. Он пришел сюда только для того, чтобы самому взглянуть на то место, где в последний раз видели живым Оливье де Сова. Никакого определенного плана у него еще не было.

Различные предположения возникали в его мозгу.

Может быть, ему попытаться завязать разговор с Марион? Или соблазнить одну из тех девиц, что, упившись до полубесчувственного состояния, сидели за одним столом с головорезами? Некоторые из них, чуть более трезвые, чем другие, уже успели взглянуть на него с многообещающей улыбкой. А может, надо сыграть в карты с их кавалерами и проиграть ровно столько, чтобы у тех развязались языки?

Он еще не решил, что предпринять, однако понимал, что в любом случае должен как-то познакомиться с завсегдатаями этого подозрительного кабачка.

Внезапно он заметил какие-то странные передвижения.

Два высоченных малых, два гиганта со шпагами на боку, обходили столики, где присаживаясь, где просто наклонившись, и что-то тихонько говорили своим приятелям… И тут же взгляды всех этих выпивох и игроков загорались недобрым огнем, и они начинали чуть не в упор смотреть на одинокого посетителя за столом на четверых…

Но он увидел не только это.

Те, кого двум гигантам удалось склонить к затеянному ими предприятию, в свою очередь вставали и отправлялись на кухню, выходя оттуда… уже с рапирой на поясе!

На губах Анри, как всегда в минуту опасности, появилась гордая улыбка.

«Видимо, меня узнали, – сказал он себе, – иначе зачем бы стали раздавать шпаги тем, у кого их не было? Холодное оружие, конечно, гораздо удобнее огнестрельного… и заколоть проще, чем застрелить. Звук выстрела не скроешь, а у полиции хороший слух…»

Он залпом осушил стакан вина и принялся за цыпленка, ворча:

– Этот петух успел справить столетний юбилей!

Мимо как раз проходила рыжая Марион, и Анри окликнул ее:

– Эй, милая! Уж не этот ли петух кричал, когда святой Петр отрекался от Христа?

Туповатая служанка разинула рот, не зная, что ответить, но тут за ее спиной возникли Жоэль де Жюган и Эстафе, выражение лиц которых не обещало ничего хорошего.

– Мальчику не по душе наша птичка? – саркастически осведомился бретонец. – Вот и убирался бы в «Сосновую шишку», к своим друзьям, кавалерам Фонаря![105]105
  Сутенеры. (Примеч. авт.)


[Закрыть]

– У нас здесь тихо, уютно, тепло, – поддержал товарища верзила со шрамом, – а кому не нравится, для тех есть вот это! Уразумел?

И он выхватил шпагу. Второй немедленно повторил этот жест, после чего началось настоящее столпотворение: около тридцати головорезов во главе с великаном Марселем де Ремайем, вскочив с мест, устремились к столику Лагардера под грохот опрокидываемых стульев и взвизгивания встревоженных женщин.

Известно, какая быстрая реакция была у названого брата Армель. Увидев сверкающие клинки, он мгновенно отпрыгнул за скамью, прислонился спиной к стене и, обнажая свое оружие, подумал: «Где я мог встречать раньше этих двух молодчиков? Их рожи мне знакомы!» Внезапно ему на помощь пришла его изумительная память, и он словно бы вновь пережил давнюю сцену спасения Армель: с одним из этих преступников он боролся в черных водах Сены, тогда как другой бросал с берега камни, стараясь угодить ему в голову!

Он с торжеством заключил: «Теперь уж они не уйдут от меня!»

И голос его загремел, заполняя собой все пространство зала:

– Пять лет назад, бандиты, в такую же ночь Лагардер вырвал из ваших лап белокурую девочку, которую вы швырнули в реку. Это была Армель де Сов! Но тогда Лагардер был мальчиком, и сил у него хватило только на то, чтобы спасти невинную жертву! Ныне перед вами мужчина, и вам придется…

Слова его были заглушены пронзительными воплями. По распоряжению госпожи Миртиль, молодого Лагардера следовало прикончить как можно быстрее и не поднимая шума. Бретеры не забыли напомнить об этом своим сообщникам: «По-тихому, понятно?» Отчего же они раскричались? Почему разразились проклятиями?

Да потому, что произошло совершенно невероятное событие.

Один из оборванцев, сидевших за столиком, вскочил и, протолкавшись к Жоэлю де Жюгану и Эстафе, сбросил с плеч потертый вонючий плащ. Перед юным смельчаком предстал молодой стройный кавалер в высоких сапогах и со шпагой в руке.

Он звучно провозгласил:

– Кто бы ты ни был, Лагардер, я на твоей стороне! Смелее! Мы перебьем этих мерзавцев!

Великолепным прыжком он перемахнул через стол и встал рядом с Анри, который был этим несколько удивлен.

Маленький Парижанин ответил так, что его слова повергли всех в изумление:

– Благодарю вас, сударь, но мне совестно принимать вашу помощь… Теперь мы слишком сильны!

Говоря это, он схватил сначала одну скамью, затем другую и обрушил их на головы нападавших. Два негодяя со стоном повалились на пол.

– Все на них! – заорал Жоэль де Жюган.

Вместо ответа Анри проворно вскочил на стол, и его сразу же окружило около двадцати клинков, тогда как нежданно обретенный друг парировал удары дюжины разъяренных рубак.

– Милостивый государь! – воскликнул Лагардер. – Нам не подобает марать шпаги об эту сволочь! Эти рожи внушают мне омерзение! Пофехтуйте слегка с этими мясниками, я проучу еще двоих-троих, и мы сможем двинуться к выходу, поспешая не торопясь.

Узнав Эстафе, Анри приложил все усилия, чтобы добраться до негодяя, не обращая внимания на остальных. Выбив рапиры у троих, он прыгнул, сложился вдвое, затем распрямился, будто живая пружина, и с торжествующим криком сделал выпад.

Шпага пробила сонную артерию на шее Эстафе; кровь брызнула фонтаном на Жоэля, который в ужасе отступил назад. Лицо его стало белым как полотно.

А ведь он был превосходным фехтовальщиком, одним из лучших учеников Кокардаса и Паспуаля!

Марсель де Ремай заслонил его, бросившись вперед.

Но с первых же мгновений он понял, что уступает Лагардеру в мастерстве и что поединок с ним может оказаться роковым. Попятившись, он оказался чуть позади сообщников, продолжавших бешено нападать на Анри.

А тот, быстрый как молния, повернулся и, схватив тяжелый оловянный кувшин, стоявший на столе, швырнул его в искаженные от ненависти лица врагов. Раздался хруст костей одновременно с предсмертным криком: один из негодяев, обливаясь кровью, повалился набок. У него был проломлен череп.

– И это еще не самая худшая смерть для подобного висельника, – произнес сквозь зубы юноша, в котором начинала вскипать древняя кровь предков, – получай, мерзавец! Вот вам еще! И еще! И еще! Будете знать, с кем имеете дело!

Он обрушил град ударов на наемных убийц, оттесняя их к кухне.

Незнакомец, пришедший ему на помощь, сражался не менее доблестно. Опрокинув стол, он молотил куда ни попадя, действуя и шпагой, и кулаками, и ногами. Его охватила ярость, почти такая же страшная, как гнев Анри.

– Канальи! – вопил он во весь голос. – Подонки! Попомните вы Турмантена, флибустьера с Тортуги! Увидите, как дерутся члены братства…

Внезапно он умолк, ибо раздался пронзительный свист, разом изменивший поведение нападавших.

Одни опустили шпаги, другие даже вложили их в ножны. Отступив к кухне, они полностью освободили проход, так что два друга могли вполне беспрепятственно покинуть кабачок.

Анри расхохотался:

– Словно в сказке! – И, повернувшись к своему товарищу, добавил: – Сударь, какой нежданный подарок судьбы! Мы собирались покончить с этими молодчиками, и вдруг все они как один раздумали умирать!

Флибустьер взял его под руку.

– Пойдемте отсюда. Я объясню вам, что это за чудо.

Лагардер кивнул, думая: «Я убил одного из мучителей Армель и хорошо запомнил второго… Эту зверскую рожу я не забуду. Рано или поздно, но настанет и его черед. Клянусь!»

Не говоря больше ни слова, молодые люди направились к выходу. На улице, вложив шпаги в ножны, они с волнением пожали друг другу руки.

– Сударь, – произнес Анри торжественно, – сегодня вечером расцвел один из прекраснейших цветов, украшающих душу человеческую, – цветок дружбы. Меня зовут Анри де Лагардер, и я обещаю вам, что отныне вы всегда можете рассчитывать на меня!

– Сударь, мое имя Гастон, виконт де Варкур, а под карибскими небесами я получил прозвище Турмантен. Горжусь, что пожал вашу доблестную искусную руку!

Обнявшись, они пошли вниз по улице Балю.

Анри вспоминал о страхах господина Изидора, о недвусмысленных намеках учителей фехтования. Еще пять лет назад Кокардас и Паспуаль дали ему понять, что в «Сосущем теленке» вершатся темные дела и что там частенько пропадают люди, объявляясь потом на островах.

Поэтому он спросил нового друга:

– Вы в самом деле «береговой брат»?

– Доподлинный и настоящий. Впрочем, вы сами слышали свист. Он прозвучал сразу после того, как я крикнул, что принадлежу к флибустьерам Тортуги. Скажу вам всю правду: хозяйка этого зловещего притона снабжает братство товаром. Именно она остановила схватку, дабы не нанести ущерба одному из членов. Это обошлось бы ей слишком дорого.

Но оставим это. Я встал на вашу сторону не только потому, что меня глубоко возмутила эта подлая засада. Вы произнесли дорогое мне имя – Армель де Сов. Я разыскиваю эту девушку…

– И вы нашли ее! – вскричал Анри вне себя от радости. – Вы, стало быть, знакомы с ее отцом?

– Это мой лучший друг! Но что с вами? Отчего вы так побледнели?

– Простите меня, – промолвил Анри, – это от потрясения… Я не был взволнован, когда мне в грудь нацелились все эти шпаги, зато теперь… Ах, виконт, дорогой друг! Вы стали вестником счастья! Я обещал Армель, что найду ее отца. Хвала Господу, это произошло, не так ли?

– Еще нет, – ответил капитан, – но дочь может не тревожиться более о судьбе того, кого считала погибшим…

– Равно как и отец может быть спокоен за судьбу дочери.