Текст книги "Причуды южан. Ироничный фарс"

– Посмотрите на него! Шекспир, – ехидно ронял Дима, отвернувшись от отца с брезгливой гримасой. – Из пустяка – трагедию разыгрывает.

Матвея это очень обидело. Он поменялся в лице. Не находил себе места, настолько был оскорблен и унижен. Заговорил со стоном:

– Я – Шекспир? А ты – кто? На себе посмотри, Шекспир! Галстук висит. Пиджак, как будто корова жевала. Лучше посмотри на лицо свое, Шекспир!

– Напрасно ты так, детка, – в этот раз шурин стал на защиту зятя. – Некрасиво отца обзывать, сынок.

Матвей смолк и отстал, обиженный, подавленный. Подбородок его подрагивал, как будто подхватил он малярию.

– Надоело! – фыркнул Дима, как жеребец. – Сколько можно?!

Кира взял племянника под руку. Ступеньки кончились, улица выровнялась, прохожая часть была вымощена ровными плитами.

– Теперь отца не переделать, – заговорил он назидательно.

– Что я этим хочу сказать? Был всегда тихим, осторожным, с испугом в глазах. Жил с оглядкой на прошлое, как наши старики, которых сажали, раскулачивали, преследовали постоянные страхи и опасности. И это уже не искоренить. Но он твой родитель, не забывай. Обижать нельзя, не по-нашему. Старших надо любить и почитать…

Матвей слышал все, разговаривал сам с собой, беззвучно шевеля губами: «Заступник. А я, выходит, зла желаю, а не оградить сына от такого дядюшки? Отец – с испугом в глазах, а дядька – с широкой натурой! На все готовое явился и нос еще задирает. Теперь Кира бог и царь! Балуй дальше, позор на седую голову отца!..»

– Делом хочу заняться, – вызывающе заявил Дима.

– Будешь с нами, сынок, – подпевал ему главный наставитель.

…Увидев вмятину на носу новой машины, стоящую у дома, Матвей почувствовал новый прилив гнева:

– Будешь проситься на стройку к Спартаку! Шекспир! – вложил в голос всю боль и обиду Матвей. – Если еще примет…

Мария проводила процессию осуждающим взглядом, занимаясь цветами у себя во дворе, и обратилась к свекру, помогавшему ей:

– Вот он, отец, полюбуйся! В почетным сопровождении нянек…

Григорий молча покачал головой.

– У семи нянек, отец, дитя завсегда без присмотра. – продолжала она метафорично. – «Мерседесов» им не хватало, господи боже мой! Забыл Кира, когда дед его возил на осле капусту из огородов на базар? Толком ездить дылда не научился – в первый же день расквасил машине нос. Соревнуются по безобразиям дядя с племянником. Вот что получается, когда извозчик берется шить обувь, а лоботряс – водить машину. Нас, южан, погубит чванство, форс…

– Дима, слава богу, цел, – Григорий поливал цветы. – А желестка – есть желестка…

– С такими ничего не случается, – хмыкнула Мария. – Как сорняки: ты их вырываешь с корнем, а они – тут как тут! С другими-то, что будет? Искренне мне жаль Матвея. Заморочили человека. Затуркали.

– Если понадобится, дочка, никому зятя в обиду не даст Кира. Горой за него станет, – миролюбиво заметил Григорий.

– Ударить себя в грудь южане могут… – Мария вырвала очередной сорняк с корнем. – Жизнь наша, отец, складывается из повседневности, а не по крупным событиям. Не надо ждать, когда на горе рак свиснет.

– Когда надо – сплотимся в единый кулак. В этом главное, золотце мое! – уступчивый во многом Григорий, в таких вопросах проявлял болезненное упрямство. – Цветы напоил, пойду-ка я на рынок.

– Не набирай много! Тебе ли таскать тяжести! – бросила ему вслед Мария.

А тем временем Анна выбежала со двора и повисла на шее сына.

– Остановил ты мне кровь, сынок! Боже, что они с тобой сделали?! Осунулся-то как! Под глазами, это самое, черные круги… – она увела сына в дом, подальше от соседских глаз.

Матвей покорно последовал за ними. Кира приблизился к калитке Марии.

– Здравствуй, Мария!

– Здравствуй, здравствуй…

– Как поживаешь? Жива-здорова? Красивая, как всегда…

– Твоими молитвами, – она невольно застегнула верхнюю пуговицу цветастого халата. – А ты, как всегда, вызволяешь своих неугомонных родственников? Палочка-выручалочка…

– И ты, как всегда, со сладкой речью на губах…

– Что посеешь, то и пожнешь, – продолжала Мария с насмешливым упреком, не обращая внимания на его иронию. – Твое воспитание. Дорогую машину племянничек твой превратил в консервную банку.

– Важно цел и невредим. А железку поправить можно, – он заглянул во двор. – Все у тебя в цвету, благоухает. И сама ты, как эти милые цветы, хорошеешь. И нисколько не берут тебя годы. И сына воспитала и дала ему образование. Отдохнет, пусть зайдет ко мне на фирму.

– Клетушки строить?

– Фабрику. Снесу «хрущёвки»…

– И его норовишь заманить в сети?

– Не язычок у тебя, а жало. Ничего, моя красавица, сколько веревочке не виться – конец будет. Овладею я твоей крепостью. Еще не такие неприступные осаждались башни. И твоя падет!

– Не то выбрал оружие, грозный завоеватель!

– Знаю, чего ты хочешь…

– Знал бы, иначе повел бы себя…

– Чем же я тебя не устраиваю?

– Не в моем вкусе дамские угодники.

– Да, бывали у меня женщины. Но никого я не желал так, как тебя, Мария, – погрустнел он вдруг. – Лишь тебя я желал по-настоящему, к тебе тянулось мое сердце и с тобой хочу связать свою дальнейшую судьбу. И верю. Однажды покрою твои коралловые губки!

– Даже во сне этому не бывать! – бросила она ему с вызовом. – Господи! Ну, кто ты? Царь или бог? Кир Первый или Второй?! Что ты себе позволяешь? Собрал вокруг себя безвольных людей и командуешь ими! Одно у тебя на уме – делать деньги да набить живот шашлыками. А пора тебе переходить на манку, на овощи. Вот и бьет тебе в голову холестерин!

Тяжелый подбородок Киры отвис, приоткрылся рот от удивления, и Мария могла безостановочно продолжать суровую отповедь:

– Единственного во всем нашем районе путного полицейского и того сделал мальчиком на побегушках. Никак бедолага не может побывать в семейном кругу. Командир! Бизнесмен! Бросаешься чужими словами, не вникая даже в их смысл.

– Ты – невыносима! Ты – совсем невыносима! Но будешь моей! Будешь! – истерично вскрикивал Кира, унося от Марии свои ноги.

16

Рита прохаживалась у перекрестка двух улиц, неподалеку от светофора, выбрав это место намеренно: здесь разворачивались такси. Время бежало быстро, наступали сумерки, и она заметно нервничала и сердито хмурила брови, недовольная тем, что прохожие мужчины не отводили от нее липнущих взглядов. Была она одета несколько вызывающе: черная уж очень короткая юбка плотно обтягивала ее округлые бедра, белая ажурная блузка, облегающая высокую грудь, подчеркивали ее красивую стать.

Она склонялась и заглядывала в лица удивленных водителей, мимо проезжающих такси. Нет, никак не появлялся тот, кого она высматривала. Поиски начали ее утомлять, раздражать слишком нетерпеливую по натуре Риту, но неожиданно в ней обнаружилось скрытое упорство, которого она ранее за собой не замечала.

– Карета к твоим услугам, кукла, – некоторые приостанавливались.

Поиски стали надоедать, раздражать. Близился вечер, раскаленный шар солнца проваливался за далекими вершинами.

Внезапно, тесно прижимаясь к бордюру, мимо прошло знакомое такси. От неожиданности Рита вздрогнула, качнулась, и чуть было не соскочила с камня, на котором расхаживала, переступая с одного на другой. Наконец бросилась вслед за машиной, в надежде догнать ее и разглядеть водителя. Но машина удалялась, а она продолжала бежать…

Таксист развернулся и остановился на противоположной стороне широкой улицы. Пассажиры вышли, но машина стояла на месте. Не раздумывая, Рита пересекла улицу, несмотря на насыщенное движение и крики водителей. Она боялась упустить машину.

– Такси! Такси! – кричала и махала рукой Рита.

Водитель никуда не спешил, подсчитывал деньги.

– Всё! – сказал подбежавшей Рите таксист, пряча выручку в карман пиджака. – Отработал сегодня.

Он отъехал. Но тут же стал подавать машину назад.

– Уж так и быть, красотка. Садись. Такую и не взять! Куда тебе?

Рита села рядом с таксистом и стала строго рассматривать его, терпеливо дожидаясь, когда и он ее узнает. Таксист плавно катил по улице машину, терпеливо дожидаясь заказа.

– Может быть, скажешь, куда мы держим путь? Или мне выбрать?

– Значит, ни совести, ни памяти? – вымолвила она дерзко. – Тогда скорее вперед. Дуй в полицейское отделение.

– Туда добровольно не едут, – недобро покосился на нее таксист.

– Заставлю!

– Ах, вот оно что, – вспомнил он. – Да дурачок твой парень. Пижон. Что ты нашла в молокососе? Ты – посмотри какая! Сказка!

Прекрасна, как цветок. А он – дурак! По таким тюрьма плачет. Чтоб набрался ума.

– Все сказал? – скосила на него строгие глаза Рита. – Посмотрим, кто схлопочет тюремные нары! Вези, вези! – размахалась она рукой перед самым носом таксиста. – Ну чего сбавил скорость? Газуй! Чего таращишься?!

– С тобой все в порядке? Что ты болтаешь? – Он попытался отвести от себя ее руку.

– Я – в порядке. Посмотрим, что будет с тобой в полиции!

– И что такое ты можешь сказать?

– Скажу, что хотел меня изнасиловать. И увидишь, что будет! На, смотри! – Рита схватилась за рукав новой ажурной блузки и стала на себе ее рвать.

Таксист вздрогнул от испуга, вмиг побледнел, роняя на миг руль, и машина завиляла по улице, теряя на время управление.

– Перестань! Что ты делаешь? Ты что – такая, да?! С приветом, да?

Он смотрел то на нее, то на дорогу, руки его задрожали, и руль перестал ему повиноваться. Машина шарахалась то вправо, то влево, отпугивая прохожих.

– Вези, вези! Получишь на всю катушку! Поймешь! Вот тебе еще!

Рита с лихим азартом рвала блузку.

– Что такого я сделал, скажи? За что наказываешь?

– Память отшибло?!

Таксист то отпускал баранку, чтобы придержать руки взбесившейся клиентки, то хватал ее вновь, чтобы не налететь на пешеходов. Сзади идущий транспорт, сбавил скорость, тревожно взирая на странные виражи водителя.

– Вот когда ты вспомнил о своем мерзком поступке! – Она торопливо себя осмотрела с тем, чтобы нанести себе еще какое-нибудь примечательное увечье. – Покажу тебе, как сдавать в полицию моего парня! Не раз пожалеешь!

Разделавшись с блузкой, она стала бить свои ноги: то о дверь, то о выступ в машине. И угрожала, срываясь на крик:

– В тюрьме у тебя будет много времени подумать!

Рите показалось мало того, что сделала – прикусила нижнюю губу. Тонкой струйкой потекла кровь.

– Вот, вот, что ты со мной сделал! – она жертвенно откинулась на сидении машины, закатив глаза, словно в обмороке.

Трудно сказать, что больше всего подействовало на таксиста: новая разорванная блузка, либо удары, которые она стала наносить по ногам. Но при виде крови он чуть было не выпрыгнул из машины на ходу. Рита была начеку: тут же схватила его за руку, чтобы он не вздумал тикать. И он невольно оказался в ее объятиях.

– Что ты со мной делаешь? Успокойся! Я женатый, у меня двое деток… – он беспомощно сторонился ее, боясь прикоснуться к ней.

– Какой удар для бедной семьи!

– Возьми с меня все, что хочешь! Только прекрати этот карнавал! Возьми деньги, всю выручку! Только не делай этого…

– Плевать я хотела на твои копейки! Отправлю в тюрьму. Там твое место!

– Подумай, что будет с моими малышками…

– А ты подумал, когда вызывал полицию?

– Прости, сестричка. Так вышло…

– Для вас железка дороже людей! Теперь мой черед позвонить в отделение!

Рита полезла в свою сумку, чтобы достать мобильник, но водитель схватил ее за руку, мешая набрать номер, и возня внутри машины продолжилась. Такси резко потянуло в сторону, и он рухнул на нее, а рука его соскользнула ей на ногу.

– Мы разобьемся! – она усадила его на место. – Крепче держи руль.

– Не губи меня, красавица! – завопил он. – Пожалей моих девочек. Старшая пошла в пятый, младшая в третий. Что будет с ними без отца?

Неожиданно донеслась пронзительная милицейская сирена. Губы таксиста задрожали, зацокал он зубами, как от малярии, и молочная белизна разлилась на его смуглом лице.

– Погиб! – черные глаза его выкатились.

– Сворачивай в проулок! – приказала она, забросив мобильник в сумку. – Ну, что медлишь? Уноси ноги! Быстро!

Таксист свернул резко, и мало-помалу машина стала теряться в глухом месте, в узких закоулках, а звуки сирены поглотил шумный в эту пору город.

– Дети, дети. Сама росла без отца… Останови тачку.

– Как ты пойдешь в таком виде? – он жалостливо посмотрел на нее. – Поехали, куплю тебе новую блузку. Или возьми деньги…

– Купи лучше девочкам конфеты.

– Ты самая прекрасная женщина, которую я встретил в своей жизни! Самая душевная! Клянусь детьми…

Рита вышла. Таксист надавил на газ и пулей умчался.

– Вот дура! – грустно заключила она, глядя вслед исчезающей в конце проулка машины. И слезы невольно покатились из ее глаз.

17

Рита робко переступила порог ателье, стыдливо уводя виноватый взгляд от Кати.

– Боже! Что с тобой? – Катю испугал вид подруги.

– Кто это тебя так?

– Не думала, что у меня такие острые зубы, – Рита приблизилась к зеркалу, висевшему на стене, и печально покосилась на себя.

– Надо же! Так раздулась губа!

– Ты что – мазоха?! Не можешь сдерживать себя? – Катя не знала – то ли жалеть, то ли ругать подругу!

– Сцепилась с таксистом…

– Что-о?! Чокнулась!

– Если бы ты видела его физиономию… – Рита попыталась было улыбнуться, но боль сковала ей рот. – От страха он в штаны наклал… На всю жизнь будет помнить. Вот только себя покалечила…

– И свел же бог до пары! – осудила Катя. – Ты и Дима находите себе глупые приключения. Доиграетесь!

– Больше всего мне жаль блузку. Такая пикантная. Дима балдел от нее! Нужно было одеть другую…

– Потерявший голову, по волосам не плачет!

– Никак не спадает опухоль, – не брала в расчет упреки подруги Рита. – Как я буду целоваться с Димой? А для меня это хуже смерти! Ну и видок у меня! – Она продолжала рассматривать себя в зеркало. – И помадой не скрыть. Дима не должен меня видеть с такой мордой. Что я натворила!

– Ядовитый, видать, у тебя укус, как у змеи.

– Ничего. Припрет тебя – не такое еще вытворишь.

Раздался телефонный звонок. Рита попросила:

– Если это Дима, меня здесь нет.

Катя подняла трубку и, сделав предупреждающий жест подруге, мягко откликнулась:

– Я слушаю тебя, дядя. Да у себя. Свободна. Что-то важное? Хорошо… – прервала она связь, побледнев. – Дядя Кира. Едет ко мне…

– Тогда мне нужно смываться! – Рита поспешила к двери и, перед тем, как выйти, жалобно попросила:

– Умоляю, ни слова обо мне…

– Прячетесь в кустах, а мне за вас отдуваться!

– Ты такая лапочка, всегда меня выручаешь, – Рита бросилась к ней, обняла, прижимаясь к ее щеке своей. – Расцеловала бы, но вот, сама видишь, травмирована. Даже улыбнуться не могу. Буду вечной твоей должницей! – Она ушла, плотно закрыв за собой дверь.

Катя осмотрела помещение рассеянным взглядом. Вроде бы все на местах, убрано со вкусом, однако не покидало ее странное ощущение, будто что-то не так, и она носилась из одной комнаты в другую, что-то непроизвольно поправляя на ходу.

После внезапного звонка, резко отварилась дверь, и она оказалась в крепком объятии дядьки. Кира поцеловал в румяную щеку племянницу, благоухая французским одеколоном. Такое теплое начало ее немного успокоило, но дядя имел особенность не сразу открываться.

– Чем тебя угостить, дядя? – угодливо предложила Катя, пытаясь скрыть волнение.

– А чем ты обычно угощаешь своих гостей, моя девочка? – интригующе поинтересовался он.

– В зависимости, кто они? Кофе, вино, есть у меня коньяк. Мм… на худой конец могу предложить минералку, – улыбнулась она.

– Пусть будет минералка! Я, как тот путник, который хочет утолить жажду… – философски подчеркнул он. – Именно жажду!

Катя достала из холодильника бутылку, откупорила, налила воду в тонкий стакан и, протягивая его дядьке, вдруг замерла, поменявшись в лице: он тем временем рассматривал ее полуобнаженный портрет.

– Вот разиня! – пристыдила она себя, вспомнив с досадным опозданием о навязчивом предчувствии, что все-таки что-то упустила. – Какой уже день прошу фотографа сменить…

– Разве можно прятать такую красоту, моя девочка?! – с каким-то скрытым для нее смыслом вопрошал Кира, возразив. – Пусть смотрят и падают к твоим ногам наши пылкие южные кавалеры, теряя рассудок от твоей, я бы сказал, ослепительной внешности! – Он сделал несколько жадных глотков, не убирая с нее пытливых глаз.

– Ну, что ты, дядя! – покраснела она до самых мочек, на которых сверкали бриллиантовые серьги. – Это в ваших глазах…

– Не скромничай, моя малышка, – Кира еще и еще раз бросал на портрет пытливый взгляд, но и оригинал при этом с подчеркнутым восторгом рассматривая. – Нынче время другое. Имеют на копейку, а выдают – на рубль, – доверительно поделился он.

– По-правде сказать, – осмелела она, – мне никто уже не нужен…

– Ах, мое сокровище, – он опустил ей на плечо руку. – В жизни не так все просто. Сколько скороспелых браков рушатся из-за поспешных решений. Детские увлечения и дружба не всегда, детка, перерастают в настоящую любовь. Что я этим хочу сказать? Женился молодым и, как ты, наверно, знаешь, не так, как этого хотелась бы.

Тетушка твоя, Анна, дружила с моей бывшей женой. Прогулки в парке. Мороженое в кафе. Влюбилась, грозилась покончить собой, если я откажусь на ней жениться. Анна настояла. И я не смог отказаться. Ушла несчастная рано и детей не оставила после себя. Ты и Дима мои дети. Дороже вас никого у меня нет… – Он сделал еще пару глотков шипящей воды.

– И мы тебя любим! – поспешила заверить его Катя. – И я, и Дима…

– Дети чувствуют любовь к ним, – заговорил Кира тверже, будто от холодного напитка огрубел, осел его голос. – И это дает мне надежду на то, что могу говорить с тобой со всей откровенностью…

– Я слушаю тебя, дядя, – замерла Катя, слыша, как бьется ее сердце, и подспудной тревогой отдается в висках.

– Ну что, Спартак остается? – вопрос его ее насторожил. – Что решил? Перейдет ко мне? Пусть не беспокоится. Буду платить ему хорошо…

– Не знаю, дядя, – смутилась она.

– Что значит, не знаю? – строже заметил Кира. – Уже встретились…

– Ему решать… – покраснела Катя, словно дяде Кире стало известно о ее соблазняющих попытках в ателье минувшим вечером.

– Не поспешила ли ты, моя славная? Как-то сразу открыла ты свои карты… – он не спускал с нее испытующий взгляд.

– Какие карты, дядя? – щеки ее разгорелись.

– Задачки, рисунки. Все это быстро потянуло за собой…

– Ах, вы об этом! – облегченно вздохнула Катя, не полагая, что ждет ее дальше.

– И об этом, и о другом… Знаю, что говорю…

– Само собой вышло, дядя, – Катя растерялась, даже запаниковала от такого неожиданного поворота в разговоре. – И не думала… не задумалась… Что мне было тогда? – оправдывалась она, будто провинилась.

– Вот видишь, моя малышка! Детское увлечение, – хмыкнул он. – Мы жили по соседству, и любовь ворвалась в сердце…

Теперь другие поют песни. Бизнес положил конец мягкой лирической музыке…

Кира стал отмерять тяжелыми шагами комнату, держа в руке стакан с недопитой водой; приостановился, задерживая взгляд на портрете, и ей показалось, что сейчас он откроется, осудит ее за дерзкую выходку, непристойную для южанки, – выставлять на всеобщее обозрение свое полуобнаженное тело…

– Возомнила Мария и приняла, как должное… – Он развернулся к племяннице лицом и сурово добавил. – Ишь, сыночка ее норовим в сети заманить, как рыбешку. Да, да! Пригрозила с утра по раньше. А ты – вот она я! Готовая. Как мама твоя – открытая душа…

– Ты хочешь сказать, дядя, что тетя Мария?.. Она против?!

– Катя почувствовала, как стал уходить из-под ног ее пол. – Она всегда так ласково меня принимает…

– Притворная маска! – Кира допил воду и поставил стакан на журнальный столик. – Вбила себе в голову всякую ерунду. Что я этим хочу сказать? Есть такая категория женщин… Знает, что красива и полагает, что ей дозволено все. Может сколько угодно набивать себе цену. Но всему есть предел. Пусть не думает, что другие лыком шиты!

Катя не могла вникнуть в смысл признаний Киры и, изредка косясь недобрыми глазами на свой портрет, словно он явился результатом ее беды, непроизвольно кивала головой, не придавая значения угрозам дядьки.

– Если бы не ты, моя девочка, если бы не мое отношение к тебе, – ронял он слова, смысл которых до нее не доходил, – не стал бы я вовлекать тебя. В жизни, полагал я, все могу и все мне под силу. А тут спасовал. Оказался бессильным перед слабой женщиной…

– Ты-то тут причем, дядя? – Катя едва сдерживала слезы: она была подавлена известием. – Сама разберусь… Не надо унижаться…

– Дело не в унижении, детка! – заметно закипал он, не давая ей договорить. – А о притворстве Марии! Говорю тебе – нет повода вести себя так!.. Нет основания! Ты меня, надеюсь, понимаешь?

– Всегда такая приветливая, ласковая… И так резко измениться… – терялась в догадке Катя. – «Здравствуй, мое солнышко!..» И после всего этого… И дедушка Григорий – «невестушка…» Но почему? Почему?

– Надо проучить притворщицу! – решительно настаивал он.

– Спартак хороший парень – ничего против не имею. Воспитан, образован. И если по-настоящему, как я понимаю, тебя любит…

– Очень хороший, дядя Кира! – не удержалась Катя, воздерживаясь, однако, говорить о его любви к ней. – Обещаю, смогу постепенно его уговорить. Может быть, не сразу, конечно, – заколебалась она лишь ненадолго. – Вот увидишь, Спартак возглавит на фирме строительство…

– Вот и проверим! – оживился Кира. – Послушай меня, моя девочка. Действовать надо окольным путем. Пусть не думают мать и сын, что все разрешилось само собой. Главное не торопи события. Ты у меня смышленая. Поведешь себя сообразительно. Ради сына Мария наступит себе на пятки. Сама пожалует…

– Но что я должна сделать? – разморгалась Катя, как бы убирая пелену от выступивших на глазах ее слезинок.

– Говорю же тебе! Повести себя иначе…

– С тетушкой Марией? – опешила Катя.

– Со Спартаком!

– Разве не о ней идет речь? – затушевалась она.

– О ней, конечно! И о нем. И о ней… О ком еще?! – дядька чего-то не договаривал и это ее настораживало. – Только надо воздействовать на Спартака. Говорю же тебе, не форсировать события. Ради сына Мария пойдет на уступки. Можешь ты это понять?!

– Хорошо, дядя, я поговорю со Спартаком…

– О чем?

– Спрошу… Должна же быть причина, почему мама его против?..

– Говорю же тебе – спесь! Такой она тип! Возомнила, что она неземной красоты. Притворщица…

Зазвонил Катин мобильник, и она включила связь.

– Да. Нет! Нет еще! – повысила она голос.

Кира показал на телефонный аппарат: «Он?». Катя непроизвольно кивнула головой и раздраженно вскрикнула:

– Перезвоню! – она отключила связь и уставилась в одну точку.

– Правильно, моя умница, – одобрил Кира. – Пусть не думают, что готовенькое подается им на блюдце…

– Удивили… – Катя не могла прийти от тревожных дум. – Чтобы мама Спартака… – она смолкла, чтобы не расплакаться.

– Не спеши, говорю тебе! Испытай…

– Как? Что ты имеешь в виду? – недоумевала она.

– Вспомни, как мчался к тебе на своей машине Иосиф! – сощурился он. – Вот что делает с человеком настоящая любовь! Занялся гимнастикой. И штангой займется, такие у него планы. И, вот увидишь, станет стройным, как настоящий атлет.

– Сколько можно об этом?.. – затушевалась Катя. – Шутка слишком затянулась, дядя…

– В каждой шутке есть доля правды… хочу сказать, есть зерно! – поправился Кира. – И своя, конечно, хитрость. А то ведь как в жизни бывает, доверишься, а в ответ получаешь надменную улыбку. И не подъехать даже на козе…

– Выясню. Обязательно поговорю со Спартаком!

– Наивная! Надо действовать хитрее… хочу сказать, умнее!

– Не лучше ли, дядя, просто и открыто поговорить? – упрямо стояла на своем Катя. – Окольно, обманом начинать нам с ним жизнь? Не могу я так. Пойми меня…

– Все мы против! – обрушил на нее новую порцию угрозы Кира.

– Так и скажешь! – Он подмигнул ей с какой-то выразительной угрозой, что на миг в ее жилах застыла кровь. – Понимаешь меня? Против и все?!

– Почему? – теперь она вовсе ничего не поняла.

– Так и скажи, а я разберусь с ней, – он налил себе еще минеральной воды и жадно выпил.

Катя смотрела на него каким-то затравленным взглядом, так ничего не поняв, но и что-либо сказать не смогла – оборвал звонок мобильника Киры. Он включил связь, отойдя от племянницы в сторону.

– Слушаю! Хорошо. Сейчас подъеду, – Кира закончил разговор по телефону. – Надо бежать. Приглашает меня мэр. А ты подумай! – Он резко открыл дверь и, перед тем, как выйти, решил подбодрить ее, таинственно моргнул.

– Дядя!.. – из глаз Кати потекли слезы.

Вскоре ей снова позвонили.

– Да! – ответила она сердито.

– Ушел? – осторожно спросила Рита.

– Позвали в мэрию…

– Вот и хорошо…

– Что хорошего! – вспыхнула Катя.

– Хорошо, что пожаловалась Диме…

– Что ты этим хочешь сказать? – оборвала подругу Катя.

– Пусть Дима отвечает за свои глупые поступки! – вылетали из трубки обиженные вскрики Риты. – Ты думала, что я позволю измываться этому тирану!

– Какому тирану? Что ты плетешь?

– Ой, хватит думать, что я развинтила их принца! И ты, подружка, не попадайся на удочку. Береги себя…

– Вы окончательно хотите меня свести с ума?!.

18

Дима проснулся в недоумении, осторожно осмотрелся: не оказался ли снова в отделении полиции? Узнавая обстановку своей небольшой спальни в родительском доме, а не у дядьки, он тем не менее все еще не мог успокоиться, и тревожно озирался. Вторично оказаться на нарах, пропитых затхлым воздухом мрачной берлоги, ни под каким предлогом он не пожелал бы впредь. Он и самому себе не смог бы объяснить, какая муха его укусила, какая нашла на него причуда и так легкомысленно он обрек себя на добровольное заточение!

В спальню заглянула мать.

– Хватит перекатываться с боку на бок, вставай, иди завтракать. Собираешься ли, это самое, приниматься за работу?

– Прямо сейчас? Дай глаза протереть!

– Эта вертихвостка лишила тебя мозгов!

– Уф! Не заводись, мама, как драндулет!

– Ты не был таким, сынок. Ну, не настолько! Э-э! Только время трачу с тобой, это самое, напрасно… – она удалилась.

Дима встал, прошел босиком в салон и посмотрел из окна вниз. Машины не было. Он бросился на кухню.

– Мама! Где моя тачка?

– Ты меня спрашиваешь? – Анна стояла у плиты, готовя обед. – Ступай мыться, и садись есть.

– О какой еде ты говоришь! Нет машины!

– Кому она нужно с побитым носом? – Анна по-прежнему не отвлекалась от плиты.

– Во дает! – кружился он возле матери в одних трусах. – Ты хоть знаешь, сколько стоит «мерс»? А-а! Что ты понимаешь? – взял со стола телефон, набрал номер дядьки.

– Его нет на фирме, – ответила секретарша.

– Позови отца! – потребовал Дима.

Матвея долго не было, и сын готов был при матери разразиться матом: вот черепаха!

– Что еще случилось? – недовольно пробурчал отец.

– Где машина? – крикнул в трубку Дима.

– Ты меня спрашиваешь?

– Вы что – сговорились? Как попугаи…

– Какие попугаи? У меня задница горит – дел по горла! А ты тут…

– Стояла внизу, а сейчас машина – тю-тю!

– Не иголка. Куда могла деться?

– Дядя Кира не брал?

– Зачем ему такая? – хмыкнул носом Матвей. – Он на своей…

– Где же моя? Угнали?

– Звони Андрею.

– Этому недоделанному?

– Ты сам недоделанный! – разозлился отец.

– Звони сам! – выпалил Дима. – Нужен мне этот недоумок. Сбежал, как только увидел меня…

Анна на миг выглянула из кухни.

– Как ты разговариваешь с отцом? С ума сошел?! Совесть потерял?

– Андрея мне подсовывает…

– И с Андреем нельзя так говорить. Все для нас делает, чуть что…

– Что у тебя там горит? – выпроводил он мать.

После продолжительной полицейской сирены под окнами – в дом позвонил Андрей и возмущенно прокричал:

– Кто-нибудь спустится вниз? Или мне больше всего нужно?

Дима сбежал вниз, осмотрел машину с оторопью, глазам своим не веря: поломки будто не было.

– Где была тачка? – напустил он на себя строгости.

– На ремонте, – устало ответил Андрей. – На, держи, – передал он ключи от машины.

– Быстро поставили вас на место! – куражился Дима.

– Не будь Киры и Матвея, сказал бы я тебе… – Андрей не хотел с ним связываться.

– Не скажи, что только из уважения стараешься? – продолжал с издевкой Дима. – За услуги и оплата в соответствии высокая!

– Сказал бы тебе… Палец о палец еще не ударил, языком только метешь…

– За меня есть, кому платить!

Андрей не стал более трепаться с парнем, пересел в полицейскую машину и она резко отъехала, обдавая Диму выхлопными газами.

Вырастая перед матерью, Дима самодовольно похвастался:

– Ну, что я тебе говорил, Анютка моя! Вот она, моя тачка! – указал Дима лукавым взглядом в сторону окна. – Стоит – ни вмятины, ни царапины! А этот недоделанный страж порядка еще выпендривался, – подбросил он над ладонью ключи хвастливо. – Теперь я смогу отправиться на фирму.

Первым, кого Дима встретил во дворе фирмы, оказался Александр. Он отмерял шаги у входа приемной шефа с горделивой осанкой. Лицо его, продолговатое и с орлиным носом было серьезным, как будто готовился к ответственному экзамену.

– Какой шальной ветер занес тебя сюда? – неожиданный визит парня удивил его. – И тебя на операцию пригласил шеф?

– Какая операция? – спросил Дима и Александр пожалел о том, что невзначай проговорился.

– Ожидается срочный выезд… Жду Киру…

– Тогда я вовремя подоспел. И куда держим путь? – выяснял Дима.

– Начальство скажет, – ушел от ответа Александр.

– С сегодняшнего дня я с вами! – напомнил Дима.

– И что ты будешь делать?

– Шеф скажет! – тоже уклонился Дима от прямого ответа.

– О-о! А вот и чемпион по прыжкам в ширину! – обратил он внимание на Иосифа, выходящего из склада готовой продукции.

Но разговор с ним не состоялся. Во дворе появился Кира, увидев племянника, сухо приказал:

– Ступай к отцу. Он скажет, что делать. Вернусь скоро, поговорим, – направляясь к своей машине, скомандовал:

– Быстро всем по местам!

Дима придержал за руку Александра.

– Скажешь, наконец, куда держите путь? – потребовал он.

– Шеф знает! – Александр направился к машине.

Матвей, как всегда, был озабочен делами и не обратил внимания на появление сына.

– Куда направилась боевая дружина? – спросил его Дима.

Отец, склоненный над столом, занимался накладными, водрузив на кончик крупного носа очки.

– Пришел? – не очень-то обрадовался Матвей.

– Меня почему не взяли? – приставал Дима, чувствуя, что и отец не скажет правду.

– Хватит и того, что сделал.

– Тогда зачем я приезжал сюда?

– И толку оттого, что явился?

– Могу быть полезным!

– Видели твою пользу, – Матвей продолжал перебирать бумаги в папке. – За твои проделки будет платить невинный человек.

Дима фыркнул и направился в апартаменты дядьки. Марина, юная секретарша, со светло-синими глазами во все миловидное лицо, почтительно привстала и кокетливо приветствовала:

– Какими судьбами? Рада тебя видеть! – на румяных щеках ее засверкали живые блики смущения.

– С сегодняшнего дня буду замещать директора фирмы!