Текст книги "Причуды южан. Ироничный фарс"

– Ох! – нежно застонала девушка.

Дима вошел в кабинет дядьки, сопровождаемый удивленным взглядом Марины, последовавшей за ним. Усаживаясь за письменный стол, он осмотрелся.

– Куда направился шеф? – спросил он девушку.

– Какое-то срочное дело, – она, похоже, не знала.

– Принеси свежую почту, – распорядился он, приняв деловой вид.

– На столе она, – Марина склонилась над ним, коснувшись крепкими грудями его плеча. – Вот она, слева от шефа.

В глаза ему бросился настольный календарь. Он обратил внимание на свежую запись и усмехнулся, догадываясь, куда отправилась боевая дружина. И выпроводил девушку:

– Если понадобишься, позову. Так что – за работу, красавица!

– Буду у себя, – она закрыла за собой дверь.

Дима не успел набрать номер, записанный в календаре, зазвонил телефон:

– Слушаю вас, – он подобрал голос дядьки и даже нахмурился точно так, как это делал Кира, напуская на себя солидной строгости.

– Кира, голубчик, здравствуй! – нежный женский голос незнакомки его озадачил, но отступать было некуда, и он продолжил игру:

– Здоровья и радости! – пожелал Дима, как обычно делал дядька, но забеспокоился, когда женщина мягко упрекнула:

– Ты не узнал меня?

– Какой-то шум стоит в трубке, – нашелся он.

– Амалия я… жена мэра…

– Очень рад! – Дима задумался, соображая, как поступить дальше, не зная о взаимоотношениях их. – Как поживает наш дорогой мэр? – Он полагал, что уважительное обращение к даме никогда не повредит.

– Ты не один? – подсказала женщина, и он воспользовался, чтобы оправдать официальный тон, каким вынужден общаться с ней:

– Да, провожу планерку. Но это не помешает… Слушаю, чем могу быть полезен?

– Дело касается моей дочери, – вздохнула она. – Очень понравились ей туфли, которые шила ваша фирма моделям на конкурс…

– Пошьем и ей! – пообещал он. – Всё – наилучшим образом!

– Есть проблема… – замешкалась женщина. – Ноги у дочери не совсем стандартные, подъем большой. Нужна, очевидно, особая колодка…

– Все в наших руках! – заверил он. – У нас наилучшие обувщики!

– Когда ей прийти?

– Когда пожелает! Двери для друзей всегда открыты!

– Благодарю, голубчик!

– С почтением, моя милая! – осмелел Дима.

Закончив, однако, разговор, вытер со лба крупные капли пота. И, прежде чем набрать номер телефона, указанный в настольном календаре дядьки, он неумело и поспешно перекрестился.

– Ну-ка, красавица, соедини-ка с директором таксомоторного парка? С вами говорят из приемной мэра… Да, с мэром!

– Я вас слушаю, уважаемый мэр! – отозвался директор, явно напуганный.

Дима еще раз хотел было занести руку, чтобы перекреститься, но нужно было продолжать, и он, чуть выждав, строго спросил:

– Что у вас творится?! Водители или хулиганы работают?! И какие же вы меры приняли? О таксисте, о нем речь! Или таких водителей у вас много?!

– Ну что вы, уважаемый мэр! У нас образцовое хозяйство. Да вот… не знаю, как поступить?.. – ответил директор с дрожью в хриплом голосе. – Водитель он опытный… И вина его по документам вроде бы не доказана…

– Вроде бы?! Чуть было не погиб мой племянник, а ты не знаешь, какие принять меры?! – оборвал его сердито Дима.

– Он ваш племянник?..

– Имеет это значение?! Любой наш гражданин достоин внимания и заботы!

– Нет, конечно… Вы правы, уважаемый мэр…

– В конце концов наведем мы порядок в своем доме?!

– Слушаюсь! Это вы правильно отметили, насчет дома… Примем строжайшие меры! Как скажите. Если надо… Вон! Взашей! Вышвырну! – сорвался на крик директор. – Ни минуты не потерплю… Отправлю в ремонтники…

Кира возвратился на фирму мрачный, сурово заглянул в коморку Матвея, и тот без слов установил, что поездка не завершилась так, как того хотел шурин.

– Что-то не так? – осторожно поинтересовался Матвей.

– С чего ты взял? – глянул на него коса Кира.

– Так показалось…

– Устал! – Кира перехватил странный взгляд зятя и добавил. – От глупостей других.

– Зачем же это делаешь? – уколол шурина Матвей.

– Не начинай заново! – рявкнул Кира. – Как только увидел меня хозяин таксопарка – от страха наклал в штаны, – открылся он нехотя и отвел от зятя суровый взгляд, словно остерегался выдать себя. – Переведу, говорит, в ремонтники… Не знал, говорит, что племянник…

– А как он узнал, что Дима твой племянник? – удивился Матвей и устремил на шурина испуганно-настороженные глаза.

– Какой ты дотошный!

– Это я-то дотошный? Говоришь урывками, а я – дотошный…

– Меня в городе каждая собака знает! – взвился Кира.

– И все-таки странно…

– Что странно?! Хочешь сказать, что это не так?

– Тогда о деле. Тут скопилась куча бумаг, нужна твоя подпись, – перевел Матвей разговор, указывая на папку.

– Потом! – Кира тяжелой походкой шагнул к себе в кабинет.

– Ему странно, а я должен латать чьи-то глупые выходки… – бурчал он себе под нос.

Марина при виде шефа бросилась к нему навстречу, намереваясь уведомить его о чем-то очень важном.

– Вас дожидалась дочь мэра… долго и нетерпеливо… – добавила она осторожно, как бы за что-то оправдываясь.

– По какому поводу?

– По вашему приглашению.

– Не помню, чтобы я ее приглашал.

– Договаривались с ее матерью, – пояснила секретарша.

– Странно. Где же она?

– Кто? Мать? Она вам звонила.

– Дочь, говорю, где?

– Ушла…

Кира резко развернулся и снова заглянул в коморку.

– Где она?

– Вот, все тут, – Матвей протянул шурину папку.

– К чертям мне твоя папка! – отмахнулся Кира.

– Что с тобой?

– Где Дима?

– Вышел с дочерью мэра.

– Ты ее приглашал?

– С какой стати? Что случилось? – насторожился Матвей.

– Заходят – выходят, а я ничего не знаю. Стал гостем у себя на фирме, понимаешь!

– Говорил я тебе, непригоден сын для серьезной работы, – осторожно обронил Матвей. – Мозги его совсем на другое направлены.

– Никуда не денется. Поставлю его на место.

– С детства не совладали…

– В моем роду не было бездельников! – вынес суровый приговор Кира. – И не будет! В его годы все делают глупости. И даже… Потом все это идет на пользу. Что я этим хочу сказать? Проявляются деловые качества. Бывало и я всякое вытворял. Немного шустрым был…

– Только немного?

– Что бурчишь себе под нос? Говори открыто! – приструнил зятя Кира. – Как испорченный проигрыватель – одну и туже мелодию…

– Лучше поменяем разговор, – уступил Матвей.

Кира махнул рукой и отправился к себе в кабинет.

Перед Матвеем вырос сын. Он напевал популярный мотив и этим вызвал гнев отца:

– Где тебя черт носит?!

– Навожу общественные связи, отец! – похвастался Дима. – Посидел в кафетерии с дочерью мэра. Обменялись приятными словами. Произвел на нее отличное впечатление. И, если что, запросто выйдем на мэра. Так что с вас причитается!

– Зачем морочишь голову другой? – осудил отец.

– Одно другому не мешает, отец! Слышал песню – шире круг?!

– Надо быть честным к своей девушке…

– А знаешь… ты начинаешь мне нравиться, отец!

19

Мария вышла во двор, как всегда в ранний час, и взглянула на балкон соседнего балкона с интересом. Но, не обнаружив на привычном месте Иосифа с его огромными гирями, разочарованно скривила лицо: «надолго не хватило горе атлету», – брезгливо заключила она. Как и с учебой, видать. Только впустую ухлопает время сын на бесцельные старания.

У двери времянки она прокричала:

– Сынок, вставай! Не задерживайся, пожалуйста, мой мальчик…

Спартак встал, осмотрелся в освещенной солнечными лучами комнате, и, удивленный тем, что мать не зашла к нему, как повелось, отправился на ее поиски. Застал он мать в ее спальне с перевязанной косынкой головой: она постанывала, сидя на кровати, и, когда он вошел к ней, страдальчески закатила глаза.

– Ох, птенчик мой, худо мне, – она потуже затянула на голове косынку, сделав короткую паузу. – Захворала, детка. Никогда такого со мной не бывало. Свалилась, голова мутная, кружится все перед моими глазами…

– Давление? – определил Спартак.

– Бог знает, сынок.

– Выпей лекарство, – он был готов отыскать аптечку.

– Никогда эту дрянь в рот не брала! – кокетливо отрезала Мария.

– Вызову врача? – он намеревался отправиться в салон.

– Уже вызвала, – остановила она сына. – Сейчас придет и все станет на место.

– А где дедушка? – поведение матери стало его тревожить.

– Пошел на рынок. Но, ты же знаешь, он так тщательно все выбирает, может задержаться. Тебе надо уходить? – Мария взялась за голову, устремив на сына короткий взгляд.

– Не оставлю же я тебя одну? – Спартак, однако, не смог скрыть недовольства. – В кои веки попросила Катя прийти на важный для нее показ мод… Подвожу ее…

– Понимаю тебя, мой мальчик, – посочувствовала Мария ему жалобно. – Позвони, предупреди девочку, сынок! – снисходительно предложила она.

Спартак собрался было идти в салон звонить, но мать вскрикнула и он вернулся.

– Тебе плохо? – забеспокоился он, склонившись над ней.

– Никак не отпускает проклятая боль, – мать держалась за голову, морщась и уводя от сына слегка прикрытые глаза. – Будто кольнуло.

Пожаловала врач – это была молодая, обаятельная женщина с милым приветливым личиком. Ровные светло-русые волосы обрамляли ее голову. Спартак засмотрелся на гостью, и, вознагражденный очаровательной улыбкой докторши, сопроводил ее в спальню матери. Уловил он и ее стройную фигуру, идя за ней следом.

Увидев врача, Мария заговорила с пафосом:

– Это вы, моя спасительница? Проходите, золотце мое! Садитесь, славная моя. Какая вы отзывчивая! Сразу пришли. Чем вас угостить? Спартак поухаживай за дорогой гостьей…

– Спасибо, – отказалась врач. – Выясним, что с вами…

– Это вам спасибо, милая моя! Вы не представляете, как вы милы. С первой минуты вы глубоко запали мне в душу, – нетерпеливо норовила встать с кровати Мария, сидела точно на колючках.

– Что вас беспокоит?

Женщина села на стул, который поднес Спартак, и снова одарила его нежной улыбкой вместо благодарности.

– Голова, доктор, голова, доченька ненаглядная. Вот тут и там… давит, будто кто-то сжимает…

Спартак, чтобы не мешать, собрался было выйти в салон, но мать запротестовала:

– Не уходи, сынок! Отвернись от меня, смотри на доктора, на это чудесное создание, которое сотворила природа, – убедившись в том, что сын остался, Мария горделиво похвасталась:

– Спартак инженер-строитель, архитектор, специалист по большим и очень важным строительным сооружениям. Получил образование в столице…

– Мама, доктору это совсем не нужно.

– Как же, сынок. Надо будет показать твои эскизы, – настаивала Мария. – И проекты, и рисунки… Произведения искусств! Иностранные фирмы приглашали отовсюду. А он – вернулся в родные пенаты! Такие все у нас в семье. Уж если любим, то по-настоящему, навсегда!

– Мама, к делу это никак не относится.

– Разве не так? – ласково доискивалась мать.

– Температуру мерили? – оборвала выяснения врач.

– Нет, золотце мое. Температуры у меня нет, – Мария посмотрела на пальцы гостьи и облегченно вздохнула. – Теперь вы знакомы, будете лучше знать друг друга. Спартак у меня очень душевный человек, с детских лет все его любили. Знаете, какова сегодня иная молодежь? Боже мой! Колются, машины бьют. Не приведи господь за такого выйти замуж! Смотрите, девочка моя, заклинаю вас, подумайте перед главным вашим выбором! – она погладила красивые пальцы гостьи.

Врач достала из сумки тонометр. Мария стала закатывать рукава халата. Ни на минуту не оставляя без внимания молодую докторшу.

– А если захотите заказать изящные туфли, – возобновила она хвалебную тираду, – обращайтесь сразу к моему свекру. Такого мастера днем с огнем не найти. Не то, что делают иные – бульдожьи морды!

– Мама! Помолчи, пожалуйста. Доктор ничего не слышит, – Спартак был смущен.

– Хорошо, сынок. Молчу. Говори ты. Разве дедушка твой откажет? Нет! Добрейший человек. Да кто не знает нашу семью? Отец твой, мой покойный муж, обустроил всю округу. И брал не столько, как нынче. Лучший прораб. Возглавил потом строительное управление…

– Мама! Где ты выключаешься?

– Молчу. Такая приятная собеседница, а ты ни слова не можешь вымолвить! – капризно осудила она Спартака. – Личико ангельское… Возьмись нарисовать ее портрет, сынок!

– Мама… Что с тобой?

Спартак забеспокоился о состоянии матери. Она любила похвастаться сыном и всей своей семьей, но не до такой степени! Тут, очевидно, что-то серьезнее. У нее горели глаза и щеки от чрезмерного усердия.

Врач закрепила манжетку на руке Марии выше локтя, и она сосредоточенно уставилась в одну точку, смиренно опустила голову, бантиком сложив некрашеные губы. Но не надолго пребывала в неподвижности. Покосилась на сына украдкой. То, что он стоял в дальнем углу спальни, ее не устраивало, и она указала глазами на гостью, как бы спрашивая: ну как, мол? Поскольку сын ничего не мог понять, принялась делать ему всякие знаки. Это еще больше его встревожило.

– Странно… – врача озадачило вполне нормальное давление Марии и она еще раз перепроверила, накачивая манжетку. – Разденьтесь, я вас прослушаю…

Спартак вышел из спальни под сожалеющий взгляд матери.

Самые близкие родственники смотрели на него с поблекших от времени фотографий, которые составляли своеобразный стенд на стене салона. Возле одной, что была сделана в день венчания родителей, он остановился: отец, красивый мужчина, с черными усами и совсем юная мать. Она и теперь производит приятное впечатление. Почему же не выходит замуж? Очень любила отца? Или из-за сына? И вдруг вспомнил, как мальчишкой ревновал ее к мужчинам. Тянул мать за руку: пойдем, пойдем! – уводил ее, если она задерживалась ненадолго. Кольнуло в сердце: только бы с матерью ничего не случилось!

– Спартак! Спартак, детка! – певуче позвала из спальни мать.

Он вздрогнул и бросился к ней, как на выручку.

– Послушай, сынок, что я скажу тебе, и ты со мной согласишься, – Мария приняла деловой вид. – Наш доктор – золото! Полюбила я ее, как родную дочь. Честь и хвала ее родителям. Низкий поклон им за такую умницу, красавицу. Могу трижды перекреститься.

Марию бросило в жар: нелегко ей давались такие слова. Она стянула с головы косынку – что-то и в самом деле разболелась голова. Но, как вожжи возница, она не намеревалась упускать инициативу:

– Ничто не ценится так дорого и не обходится так дешево, как внимание, ласковое слово, – она взглянула на сына с корящим умилением: ты-то, мол, чего молчишь? Обо всем таком уж лучше тебе бы рассказать.

Спартак, словно аршин проглотил; смущали наивные рассуждения матери. Гостья мило улыбалась.

– Что же ты стоишь, сынок? – делала сыну знаки Мария. – Проводи доктора в ванную. Пусть помоет руки. По такому случаю накрою стол. Отметим событие!

И решительной походкой она направилась на кухню.

– Что вы! Не надо, – запротестовала женщина и остановила Марию на полпути. – Спасибо!

– Тебе спасибо, дочка! Радость большая, а выказать не могу…

Мария нервничала, чувствуя, что говорит не те слова и, вполне возможно, не совсем правильно поступает и спешит, торопя события. Сердилась и на сына, что стоял, как посторонний, рта открыть не мог, чтобы выразить более весомые слова, а еще образованный.

– А руки помою, – гостья улыбнулась и объяснила, как бы оправдываясь за отказ. – Дел так много, а с отпусков еще не все вернулись.

Мария понимала, что не к месту предложила застолье, но велико было желание подольше удержать гостью. Эх, сынок, кровинушка моя, и чему тебя учили в институте? Женское сердце не проекты и конструкции, а посложней, очень нежный механизм…

Проводив врача и поблагодарив, Спартак возвратился.

Мать сидела на кровати. И занята была вполне обыденным делом: собрав на затылке узлом волосы, вонзила в комок гребень.

– Ну, что ты теперь скажешь? – спросила она так, будто его, а не ее, только что обследовала врач.

– Говорит… Думаю, ничего страшного. Пустяки…

– Какие пустяки! Такая красавица! Какое воспитание! Клад!

– Ты про доктора? Правда, очень мила…

– Чудо! – воскликнула мать и подскочила с кровати. – Была уверена, что понравится тебе. У меня вкус! Стоял как истукан и рта не мог открыть, – она прошлась по комнате, гордая и довольная. – А еще столько прочел книг, такая у тебя библиотека. К чему тогда знания?!

Спартак пожал плечами: что-то снова с матерью происходит!..

– Ты ей тоже понравился, не думай, – утвердительно заявила мать и задержала на нем взгляд горящих глаз. – Я все вижу! От матери ничто не скроется. Еще бы! Ты у меня красавец. Образованный.

Спартак попятился от матери.

– Так это та самая?..

– Если Магомет не идет к горе, гора идет к Магомету.

– Ну, мама, ты не исправима! – вспыхнул он. – Я себе места не находил. Думал, что-то серьезное…

– А что может быть серьезнее этого?!

– Подвел девочку. Обещал… А ты – устроила смотрины…

И он выбежал из дому.

Деда Спартак встретил в палисаднике, чуть было не налетев на него. Он резко остановился и покосился на него так, словно дед был в сговоре с матерью.

Григорий опустил у ног своих увесистые сумки, переполненные овощами, фруктами, зеленью.

– Что сказал доктор? – бисеринки пота блестели на лбу старика.

– Взрослые люди, а ведете себя… – сердито махнул рукой Спартак.

– Что-то серьезное? – по-своему оценил жест внука Григорий.

– Да! Неизлечимое! – Спартак быстро зашагал дальше.

– Куда же ты? – пытался было задержать внука старик, но он скрылся за калиткой. Должно быть, поспешил в аптеку за лекарством.

Григорий сел на порожки: ноги подкосились в один миг. Что же это такое? Никогда ничем серьезным сноха не болела. О других все пеклась: если кому нужна помощь – Мария тут как тут. Сына ждала. Тосковала. Вернулся их пострел, солнце в окне, с дипломом инженера-строителя, как она того хотела, пошел по стопам отца. Радовалась, мечта исполнилась. В самый раз справлять свадьбу, а судьба, выходит, все перечеркивает, готовит другой разворот.

Он все еще не решался войти в дом, потерянно смотрел на сумки: для чего все это он тащит в дом? Набрал всего сполна, руки от тяжести пока донес до дома, оттянулись. А много ли им нужно? Для сына заказывала, бедняжка? Что же теперь? Нет, не справедлив господь бог! Уж если надумал, кого брать, то – вот он! Бери старика!

Он переступил порог своего дома с тяжелым сердцем. Побросал сумки на кухне. И отправился на поиски снохи. То, что он увидел в салоне, испугало его окончательно.

Мария сидела у огромного открытого сундука, перебирала вещи. Его она не видела, сидела к нему боком.

«Готовит белье…» – страшная догадка обожгла сердце старика. Он хотел было броситься, удержать сноху: чего, мол, раньше времени суд над собой вершить, но не смог двинуться с места и горло перехватил спазм. Так и остался под аркой.

Мария вдруг тихо и проникновенно запела старинную прощальную песню. И головой плавно водила в такт, будто причитала. В песне пелось о том, как горько расставаться матери с дочерью в счастливый свадебный день – уходит из отчего дома родная кровинушка; страшно расставаться матери с сыном, которого отправляют на смертный бой с иноземцами; но вовсе тяжко матери, если возвратится капризная, неуживчивая дочь, если сын очернит себя позором на поле брани.

– Что ты, что это ты?.. – осевшим голосом попросил Григорий.

– Всему, отец, один конец. Как бы веревочке не виться, – заметила Мария с бесстрашным хладнокровием, бросив на свекра беглый взор. – Малые растут, а мы стареем…

– Это ты старая? – по телу старика пробежал мороз. – Да покажи мне вторую такую, как ты, женщину! Разменял я девятый десяток лет, но не встречал такую, как ты, красивую, душевную…

– Спасибо, отец. Ты всегда меня понимал. Прости, если когда серчала, споря с тобой из-за сына… не со зла… – неподдельно грустно призналась Мария, извлекая из сундука женский гарнитур в целлофановой упаковке, и стала рассматривать, выставив пред собой, как фотографию, ажурные кружева шелковой комбинации. – Прожита, можно сказать, жизнь. Больше хороших было дней. Жаль, рано лишилась мужа…

– Сына вырастила, образование дала. Многие ли могут похвастаться этим? – увещевал Григорий, не решаясь приблизиться к снохе. – И вообще… Что это ты взялась раньше времени ворошить сундук?

– Обидно, конечно. Растишь, воспитываешь, отдавая всю себя, а достанется другой. Готовила, как любимой дочери, отбирала самое лучшее. Неужто час пробил?

– Нет! Нет! Выкинь из головы! – запротестовал Григорий, замысловато кружась на небольшом пяточке у кухонной двери под аркой. – Мы еще того… погуляем на свадьбе нашего пострела. И невеста готова…

20

На Риту нашел столбняк, когда она вошла в кафетерий и увидела Диму, мило беседующего с молодой симпатичной особой. От ревности кровь ударила ей в голову, и она на секунду замерла у входа, точно на старте перед забегом. Потом рванулась к официантке, вырвала из ее рук поднос, заставленный напитками, которые она намеревалась отнести к столу Димы и его собеседнице. Через мгновение – Рита была подле парня, она сбросила ему на ноги все, что находилось на подносе.

– Приятного аппетита! – зло пожелала она.

– С ума сошла?! – Дима выпрыгнул из-за стола, испуганный.

– Извини, милый. Не угодила… – ехидно вымолвила Рита, невинно хлопая накрашенными ресницами.

Подбежала изумленная официантка.

– Извините, пожалуйста…

– На кой шут мне ваши извинения! – Дима таращился на мокрые брюки.

Спутница его никак не могла скрыть смеха, держась за живот. А Рите было не до веселья, из глаз ее вдруг брызнули слезы.

– Ревность твоя не знает границ! – он глянул на Риту с укором.

– Знаешь ли ты, кто эта девушка? Дочь мэра!

– Даже не могла себе представить! – ломала комедию Рита. И ей стало смешно, убирала пальцами скатывающиеся по щекам слезинки.

Дима махнул рукой, выругавшись, и исчез в туалете.

– А я вас узнала, – доброжелательно заговорила дочь мэра. – Вы – модель. Очень мне понравились туфли, которые вы демонстрировали. И решила заказать себе точно такие же. Меня зовут София.

– Извините… – Рите стало неловко – повела себя нелепо, и она вслед за Димой бросилась в туалет.

Теперь ей было точно не до смеха, слезы катились по ее побелевшим щекам, оставляя две бороздки мазилок. Глаза настолько запеленались, что Рита наугад набирала на мобильнике номер подруги.

– Да! – сердито отозвалась Катя, которая явно была не в духе.

– Это я…

– Поняла!

– Мне плохо…

– А кому сейчас хорошо?

– Мне не до шуток…

– На меня бы посмотрела…

– Катя, лапочка, спасай! – взвыла Рита жалобно. – Приезжай ко мне скорее! Я погибла, моя девочка! Дима меня убьет, разлюбит.

Осрамилась перед дочерью мэра. Такое натворила из-за глупой ревности…

– На мне все пылает!.. – Кати было не до капризов подруги.

– Что так? – Рита высморкалась в носовой платок.

– Просмотр закончился, а Спартака все нет. Обещал. Боюсь, дядя мой был прав… – Катя не смогла договорить, но волнение ее передалось Рите по мобильнику.

– Все эти маменькины сыночки ведут себя одинаково. Отвратительно! Вот что значит, когда в семье один ребенок! – заключила Рита с отчаянной поспешностью.

– Мы тоже единственные…

– Мы – другие! – защищалась Рита в сердцах. – У женщин больше мудрости и чувства сострадания. Мы можем с собой пожертвовать…

– Тогда ступай, извинись перед дочерью мэра…

Рита вдруг осознала, сколь эгоистично ведет себя по отношению к подруге, каждый раз прибегая к ее помощи: и своя неприятность показалась незначительной, схожая с капризом взбалмошной ревнивицы.

– Беда с вами, моя милая! – вымолвила Рита угрожающе. – Скорей бы определить тебя, свести вас до пары. Изведешься…

– Хватит! Наслушалась…

– Не я буду, если не устрою…

Рита отключила связь, поскольку Дима грозился выломать дверь в туалетную комнату, если она немедленно не выйдет.

– Ну что ты с с ума сходишь? – напал он на нее.

И все-таки истинное облегчение Рита почувствовала после того, как оказалась в объятии Димы, выходя из туалетной комнаты. Он с таким чувством прижимал ее к себе, думала, раздавит ее.

– Готова провалиться сквозь землю, – пожаловалась Рита, едва высвободившись из крепкого кольца его рук и беспомощно уткнувшись ему в грудь.

– Красота требует жертв, – перевел он в шутку.

И обняв за тонкую талию Риту, подвел ее к столу, за которым продолжала сидеть дочь мэра. Представляя свою излишне ревнивую подружку, Дима принес свои извинения. Девушка им мило улыбнулась.

…Тем временем Катя сидела на знакомой скамейке в центральном парке, занятая своими грустными думами. Время от времени она смотрела на мобильник, который не выпускала из рук: ждала звонка, но отнюдь не от Риты, которая наверняка уладила пустяшный поступок, – не звонил Спартак. И это было необъяснимо до боли в сердце. Она порывалась набрать его номер, но в последний миг что-то ее сдерживало, и отнюдь не гордость. Она его так любила, что готова была на все! На любые уступки. Просто, считала, глупо себя навязывать. «Что же могло случиться?» – терялась она в догадках. Полагала, после показа мод посидят в кафе у озера, где днем плавают лебеди. До чего заманчивое зрелище: наблюдать за грациозным скольжением по водной глади влюбленных пар. Одной туда идти ей никак не хотелось. Катя нисколько не жалела, что рядом не было Риты, компания подруги сейчас ее не устраивала, не навязчивых утех она желала: ей нужна была мать. Только она могла дать необходимый совет. Но она в отъезде. Смотрит бабушку, которую уложил в постель внезапный недуг.

Несмотря на то, что мать постоянно названивает, но именно сейчас Кате захотелось пообщаться с ней. Однако перед тем как набрать ее номер, она извлекла из сумочки маленькое зеркальце и осмотрела себя критически, будто мать могла увидеть ее слезы. Катя улыбнулась, снимая с лица кислый налет, и только потом стала набирать телефон матери.

– Мне казалось, после того, как приехал Спартак, тебе будет не до меня, – шутливо заметила мать.

– Ну что ты, мамуля! – поспешила заверить ее Катя. – Тебя никто никогда не заменит!..

– Что-то не так, моя малышка? – не приняла всерьез жалобу дочери.

– Все хорошо, мамуля! – спохватилась Катя, беря себя в руки.

– Скучаю по тебе. Как там бабуля? Что говорят врачи? – отвлекала она от своих проблем мать.

– Все то же самое, детка, – сколько по этому поводу было сказано. – Никаких улучшений. Лежит. Прикована к постели… Расскажи лучше о себе, как у тебя складываются отношения со Спартаком? – мать сообразила, что неожиданный звонок дочери связан именно с этим.

– Даже не знаю, как тебе ответить?.. – колебалась Катя.

– Говори уж как есть.

– Пока нечем хвастаться…

– Что же мешает? Парень он порядочный, из хорошей семьи. Образованный, воспитанный… – мать смолкла, понимая, что не о том речь.

– Одна я такая… не современная… – обе обходили главное.

– Нерешительная – факт, – кажется, мать подтрунивала над дочерью. – Не пошла ты в род Киры. В своего папу. Точнее – в бабушку Екатерину. Мягкая, улыбчивая, застенчивая. Постоянно норовит поцеловать мне руку, когда кормлю ее…

– И ты, мамуля… тоже не пошла в род Киры, – по-доброму огрызнулась Катя. – Мне ли выпадет слово? Точь-в-точь такая же…

– Не всем же быть бульдозером, – попыталась мать рассмеяться.

– Вот-вот… сама признаешь…

– Может, подъехали бы к нам? – предложение матери показалось Кати неожиданным и слишком дерзким. – У нас там, в горной местности, должно быть, спала уже жара. А здесь благодать. Скоро начнется бархатный сезон. И тебе необходимо море, и Спартак после защиты мог бы недельку-другую позагорать…

– Ну что такое ты говоришь, мама? – насторожилась Катя.

– Эх, молодость! – осуждающе отметила мать. – Не цените вы время, каждую минуту. А время бежит и ни минуты потом не вернуть назад…

– Ты права… – беспомощно пожала плечами Катя, растерявшись, не зная, что ответить матери. – Ничего еще не ясно… – раскраснелась она внезапно. – Спартака сразу же позвали в управление…

– Мог бы недельку провести на море, чего уж там. Не последний же доедают хлеб…

– Но в качестве кого? – запаниковала Катя: она не ожидала от матери столь откровенного предложения. – В качестве кого, скажи?!

– По-дружески, моя девочка! – усмехнулась мать. – К чему усложнять? Море, солнце. Сюда съезжаются отовсюду. Все комнатушки забиты – от Анапы до Тамани…

– Ну, ты… уж слишком у меня современная…

– Очерствела, должно быть, тут… – откровенно призналась мать. – Переживаю за тебя, малышка. Уж больно в меня пошла…

– А что плохого?! – Катины глаза наполнились слезами.

– На дворе уже двадцать первый век…

– Ну и что, по твоему?.. Надо сразу?..

Мать, по-видимому, не знала, как подбодрить дочь, и в качестве утешения сообщила:

– Бабушка завещала тебе дом, детка…

– Зачем он мне?! – выпалила Катя и часто-часто разморгалась, убирая с ресниц набухшие слезы. – Ты бабулю смотришь, а мне…

– Ты единственная наследница, девочка моя. Был бы жив папа, тебе бы все равно отписал…

– Не нужен мне дом… – Катя прикрыла рот ладонью, чтобы не услышала мать ее стона.

– Понимаю тебя, мое сокровище, – мать, похоже, не принимала в серьез переживания дочери, и с насмешливой угрозой посоветовала:

– Не захочешь – продашь. Тут столько охотников за недвижимостью у самого моря…

– Мне ты нужна! Ты, мамуля…

– Знаю, моя куколка. Поговорим еще. Пойду кормить бабулю…

Катя отключила связь и, вытирая слезы, тоскливо смотрела на мобильник. Она вздрогнула, когда из него вырвалась бравурная музыка.

– Где ты? – прокричал Спартак. – На показе тебя не застал. В ателье – тебя нет. Где же ты?

Катя поправила волосы и выровняла спину: подобралась, как перед фотографом для снимка. И только потом в меру спокойно ответила:

– Тебя не дождалась, занялась кое-какими делами вне ателье, – выговаривающим тоном ответила Катя и, хоть с опозданием, утешилась. – Буду ждать тебя у входа в парк, если есть у тебя время. Да, на том же месте, – добавила она, направляясь ему навстречу.

21

Мария вскрикнула, когда у дома раздались громкие голоса женщин. Она побросала в сундук белье, тяжелой крышкой хлопнула так громко, что старик подскочил на стуле. Перевязав торопливо голову косынкой, она выбежала во двор встречать гостей.

Первой шла Марфа. Как огромная гусыня, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, точно одна нога была короче другой. И охала, вздыхала под тяжестью собственного веса. Она направилась к столу, что стоял под навесом и, рухнув на лавку, утробно возгласила:

– Как же так, милая моя соседушка? За какие такие прегрешения карает всевышний! Вернулся сын, в самый раз праздничные столы накрывать да людей угощать, а она вынуждена врачей созывать…

Анна и другие женщины жалостливо лепетали ей в унисон. И лица у всех показались сумрачно осунувшимися и потемневшими, как на головах плотно повязанные косынки. «Господи, что же это они – никак явились ее хоронить?!» – едва сдерживала возмущение Мария.

Григорий ошалело подавал каждой руку, не зная, как себя вести.

– Проходите, садитесь… – он вынес стулья и рассаживал гостей; был рад гостям, хотя и пришли по такому печальному поводу.