Текст книги "Кровь нерожденных"

Глава двадцать первая

Они сидели в маленькой грязной пивной неподалеку от Цветного бульвара. Собеседник Кротова, худой узкоплечий человечек, был страшно голоден. Он с жадностью поглощал двойную порцию люля-кебабов, пережаренных снаружи и сырых внутри. От одного запаха у Кротова тошнота подступала к горлу. Пиво было теплое и сильно разбавленное. Пьяная уборщица водила вонючей тряпкой между тарелками и громко распевала матерные частушки.

Кротов не мог здесь ни есть, ни пить. Только курил, ожидая, пока его собеседник насытится. Человек этот был давним осведомителем Кротова, уголовником с двумя «ходками»: первый раз – за кражу, второй – за ограбление.

Один глаз у него был стеклянный, и потому он носил прозвище Глаз. На самом деле звали его Селивестров Вениамин Андреевич, и глазом своим он заплатил за то, что при первой же «ходке» его не «опетушили» в колонии, то есть не изнасиловали.

Когда Глаз ел, на его тощей шее двигался огромный, поросший светлым пухом кадык, будто живший своей отдельной жизнью. Почему-то, глядя на этот кадык, Кротов чувствовал острую жалость.

Сейчас Глаз доест, и Кротов выложит ему задание, которое, возможно, будет стоить Вене Селивестрову жизни.

Наконец, отодвинув вытертую хлебной корочкой до блеска тарелку, Веня промокнул рот рукавом и вытянул сигарету из кротовской пачки.

– Все, начальник. Можно теперь поговорить.

– Мне надо знать, на кого работал вот этот человек, – Кротов быстро показал фотографию убитого, – зовут его Бубенцов Юрий Изяславович. Клички не знаю.

– Ну ты даешь, начальник! – покачал головой Веня. – У нас ведь, сам знаешь, человек без кликухи – фук, и только. Куда я с имем-очиством сунусь? Только подтереться разве хвамилией этой?

– Ладно, Веня, не паясничай, – поморщился Кротов, – дальше слушай. Человек этот был нанят как убийца. Мне надо знать– кем. Это главное. Чтобы тебе легче было, скажу: убийца он, вероятно, не профессиональный. По найму работал впервые. Как видишь, неудачно.

В отличие от большинства своих коллег Кротов предпочитал разговаривать с блатными не на их языке, который, конечно, прекрасно знал, но на обычном, человеческом. Это, с одной стороны, помогало сохранить дистанцию, с другой – блатным, которые большую часть своей жизни общались «по фене», в том числе и с представителями власти, было иногда приятно, что с ними говорят как с людьми.

Кротову вообще не нравилось, когда его коллеги «облатнялись» – отращивали длинный ноготь на мизинце, носили перстни с печаткой, через слово матерились. Иногда сыскаря, особенно районного, по повадкам и внешности невозможно было отличить от «братка», и, становясь с ними на одну доску, представители закона постепенно превращались в таких же «братков»…

Глаз был уже третьим осведомителем, двое других, к которым Кротов обращался с той же просьбой, погибли. Первый, молоденький Маруська, вышедший недавно из колонии, куда попал за групповое изнасилование и был тут же изнасилован сам, с радостью принялся исполнять кротовские поручения. Он был «обиженным», «петухом», терпел бесконечные унижения от своих «братков». Год назад, согласившись стучать, парень пытался этим самоутвердиться, отомстить обидчикам.

Через два дня после разговора с Кротовым Маруську нашли в мусорном контейнере с перерезанным горлом. А на следующий день умер от отравления этиловым спиртом второй осведомитель, Гриня Голый, старый, матерый, но совершенно спившийся вор.

Никакой информации ни от Маруськи, ни от Грини Голого Кротов, разумеется, не получил. Глаз у него был козырной картой. Он идеально подходил на роль осведомителя – умел везде быть незаметным, мог вытащить из собеседника нужную информацию, как сам выражался, «под наркозом». Проговорившийся потом даже не мог вспомнить, о чем шел разговор и вообще с кем он беседовал.

Конечно, и Веню Селивестрова рано или поздно расколют. Но только бы не сейчас…

По условленному телефону Глаз позвонил через день и встречу назначил в такой же грязной пивной, только не у Цветного бульвара, а в районе Таганки. Он опять долго и жадно ел, на этот раз курицу-гриль. Потом закурил кротовскую сигарету.

– Повезло тебе, начальник, – Веня весело подмигнул единственным глазом, – я ничего не спрашивал, даже наркоза не понадобилось. Просто постоял в сторонке при одном маленьком базаре, меня и не заметил никто. Заказчика твоего зовут Вейс. Только кликуха это или фамилия, я не понял. Слышь, начальник, может, будет с тебя? – жалобно, как нищий на паперти, заканючил Глаз. – Может, и так сойдет, без подробностей?

– Не сойдет. Выкладывай все, Веня, – строго сказал Кротов.

– Ой, ну стремные они, подробности, ну больно уж стремные. Да и не понял я скупым своим умишком.

– Ладно, Веня. Не прибедняйся. Вот выложишь все, как было, и расстанемся с тобой по-хорошему. Будет это последняя моя просьба. Обещать, конечно, не могу, но шанс даю.

– А, ладно, гулять так гулять, – махнул рукой Веня, – слушай. Жмурик твой ни по какому ведомству не числится. Даже погоняла у него нет. Приблудный он фраерок. Но ошивался возле Колдуна. Зачем, не знаю, но подсунул его Колдун Вейсу твоему вместо своего киллера. Был у него, у Колдуна, какой-то свой резон. Значит, денежки он взял с заказчика, все вперед, не половину, причем по самому высокому тарифу. А жмурик твой возьми и лопухнись. Ну, Вейс само собой бабки назад захотел, заказ-то не выполнен. Тут ему колдуновские ребята и стали туфту гнать, мол, заказ его был лажевый, с подставкой, они на нем лучшего человека потеряли, а, стало быть, денежки его – вроде откупного за жизнь их братана дорогого-любимого. Ох, ржали они, как Вейс этот уехал! Колдуна, конечно, там не было, только ребята его. Колдун Вейса этого не уважает совсем, пугает сильно и хочет выпотрошить да выбросить.

Тут Глаз скорчил смешную гримасу:

– Ой, пойду я, отолью, начальник. Пива много выпил.

Маленькая узкоплечая фигурка скрылась в закутке, вонь от которого разливалась по всему залу пивной.

Прошло десять минут, потом пятнадцать. Веня не появлялся. Подождав еще немного, Кротов встал и не спеша направился к закутку. Там была раковина со сломанной сушилкой и две двери. На одной была изображена мужская голова в цилиндре, и внутри стояла гробовая тишина. Сергей слегка дернул дверь, она оказалась незапертой.

Под самым потолком было небольшое окошко, распахнутое в ноябрьскую темноту. Выходило оно на задний двор пивной, и пролезть в него мог только тощенький, узкоплечий Глаз, больше, наверное, никто. Осталось только гадать, как он до окошка дотянулся.

«А ты у нас не только нарколог, но еще и акробат», – усмехнулся про себя Кротов.

Теперь с фотографией стало проясняться – а ведь именно ее наличие в кармане Бубенцова было самым веским доводом против возможности заказного убийства. Кротов даже слегка зауважал хитреца Колдуна: мало того, что подменил своего киллера бывшим мужем, еще и фотографию подсунул, для убедительности. Мол: в наше грубое время за деньги и в бывшую жену пальнуть можно, но уж с фотографией в кармане, за деньги точно никто палить не пойдет. Только страстный ревнивец – от чувств-с. Но это дело бесплатное, глубоко личное.

Разумеется, никаких отпечатков Колдуна, то бишь уголовного авторитета Ивана Голованова, на фотографии не было. Он либо вообще к ней не прикасался, либо держал за края, как музыкальную пластинку.

Однако что могло связывать члена Союза писателей, автора восьми книг, с уголовным авторитетом? Оказывается, многое. Голованов родился в Тюмени, жил там до 1970-го. В том же городе, в том же доме, в квартире напротив провел детство и отрочество писатель Бубенцов.

Как член творческого союза Бубенцов мог нигде не работать. Он и не работал. Между тем последняя его книга вышла в 1992-м. Если что и публиковалось позже, то гонорары были копеечными. На что же жил писатель три года?

Обыск в его квартире показал, что Бубенцов жил в достатке. Обстановку, конечно, нельзя было назвать роскошной, но денег она стоила немалых. Между тем последняя его жена, девятнадцатилетняя глупенькая фифочка, вообще никогда нигде не работала, а в настоящее время сидела с маленьким ребенком.

Читая протокол ее допроса, который вел Сичкин, Сергей наткнулся на слова: «Деньги, конечно, у нас были, но шуб и бриллиантов Юрочка мне не покупал. Говорил, что это опасно, что бандиты сразу видят, у кого бриллианты, и берут на заметку. Вот года полтора назад нескольких наших знакомых обворовали, сейчас такое время ужасное…»

Кротов поднял архивы и выяснил, что действительно на протяжении полугода было обворовано семь писательских квартир и три дачи в Переделкине. Было это в 1994-м, квартиры – летом, дачи – зимой. Воры действовали тихо, аккуратно, ни одного трупа за собой не оставили, лишнего не брали, только драгоценности, деньги, мелкий антиквариат, полотна старых мастеров. Даже беспорядка не делали – очень тактичные воры. Некоторые потерпевшие были им искренне благодарны: не мучили, не убили никого, дверь не сломали, дом не подожгли.

Ни одно из дел раскрыто так и не было. Районные следователи особенно и не старались – ни крови, ни следов, зацепиться не за что. В наше время горы трупов остаются нераскрытыми, а тут всего-навсего кражи.

Кротов решил, что с Ваней Головановым он еще успеет пообщаться. Главное сейчас – Вейс. Колдун вряд ли знает, где он.

* * *

С Арсением Верещагиным, прямым потомком известного художника-баталиста, Лена была знакома лет двадцать. Когда-то, в середине семидесятых, он считался одним из некоронованных королей московского андерграунда. Его стихи ходили в списках «самиздата». В подвальных и чердачных мастерских «левых» художников устраивались его сольные концерты, бархатным баритоном он пел под гитару свои песни, читал стихи.

Арсюша был красив, талантлив и нищ. Дома своего не имел, жил у какой-нибудь очередной жены или любовницы. Последняя жена, бойкая научно-техническая дамочка, увезла Верещагина в Америку. Но там его московский богемный блеск быстро померк, и она бросила его, как мальчика с пальчик, в дремучем лесу бруклинских кварталов.

Пять лет назад Лена впервые приехала в Нью-Йорк, и Стивен, показывая ей город, повез в том числе и на Брайтон. Прогуливаясь вдоль магазинов с русскими вывесками, Лена вдруг услышала крик: «Эй! Полянская!»

Кричал незнакомый человек на костылях. Только внимательно вглядевшись в бледное, заросшее черной щетиной лицо, Лена узнала красавца Арсюшу.

– Костыли – это ничего, – утешил он, – с лестницы упал, ногу сломал. Вот приедешь в следующий раз, встречу тебя на шестисотом «мерсе».

Через год Лена приехала снова. Он жил все в той же крошечной комнатенке, где, кроме матраца, помещались лишь холодильник и кадка с фикусом. Работал он на «кеш», то есть за пять долларов в час грузил ящики, мыл полы. Хватало только на жалкое жилье и китайские супчики в пакетах.

С большим кульком еды в одной руке и пакетом моющих средств в другой Лена поднялась на второй этаж по вонючей лестнице.

– Войдите, открыто! – услышала она знакомый бархатный баритон.

Ей повезло – Арсюша был дома. А ведь мог исчезнуть за это время, и телефона у него не было.

– Ленка! Вот сюрприз! – Он вскочил с матраца, чуть не сшиб фикус. Из-за кадки с диким мяуканьем вылетел рыжий котенок с такими же, как у хозяина, ярко-голубыми глазами.

Лена заполнила пустой холодильник продуктами, перемыла груду грязной посуды, собрала в пластиковый мешок консервные банки, забитые окурками, открыла окно и поставила на электроплитку ковшик, служивший и чайником, и суповой кастрюлей.

Пока она хозяйничала, Арсюша сидел на подоконнике и читал ей свои новые стихи.

Квадрат твердого пластика, положенный на матрац, служил столом. Налив чаю Арсюше и себе, дослушав свежесочиненную поэму, Лена спросила:

– Ты можешь достать мне пистолет?

– Запросто, – невозмутимо ответил Арсюша. – Триста баксов. Тебе когда надо?

– Прямо сейчас.

– Деньги есть с собой?

Лена кивнула и достала из сумочки три сотенные бумажки.

– Посиди, подожди. Я сейчас вернусь.

Арсюша не стал делать квадратные глаза, не задавал дурацких вопросов: зачем? что случилось? Он вернулся через полчаса с картонной корзиночкой, на которой было напечатано красивыми буквами: «Ресторан „Очи черные“ – и по-русски, и по-английски. Такие корзиночки называются собачьими пакетами, в них складывают еду, недоеденную в ресторане. Из корзиночки Арсюша извлек маленький пистолет в мягком замшевом чехле.

– Это «вальтер» пятизарядный, – объяснил он, – извини, не новый. Так сказать, «секонд хенд». Но оно и к лучшему – пристрелянный уже.

– Из него убили кого-нибудь? – испугалась Лена.

– Чего не знаю, того не знаю, – Арсюша развел руками, – может, и не убили. Просто постреляли. Ты, кстати, стрелять умеешь?

– Нет, – честно призналась Лена.

– Тогда пошли. Научу.

Они вышли на берег океана. Завывал ветер, довольно сильно штормило. Вокруг не было ни души.

– Смотри. Вот так снимаешь с предохранителя. Целишься, – Арсюша направил маленькое дуло в сторону океана, – и – пах! пах!

На курок он не нажал. Зачем зря расходовать боеприпасы?

– Теперь попробуй сама.

Лена осторожно взяла пистолет. Он был теплым от Арсюшиной руки и приятно тяжеленьким.

– Давай, пальни разок. Не бойся. Только учти, если придется стрелять по-настоящему, то не дальше пяти метров. А лучше в упор! – Арсюша кричал прямо в ухо, но слышно было плохо. Лена выстрелила в высокую океанскую волну. Пистолет чуть дернулся в руке.

– Отлично! – похвалил Арсюша. – Пальни еще пару раз для тренировки, и пошли.

– Я бы пригласил тебя куда-нибудь поужинать, или пообедать, как здесь говорят. Дурацкая, кстати, привычка. Что за обед после семи вечера?

– Но у тебя нет денег, – подсказала Лена.

Они уже вернулись с океанского берега на торговую улицу, но продолжали кричать. Штормовой шум все еще стоял в ушах.

– Да, – признался Арсюша, – денег у меня пока нет. Но я обещаю, что в будущем году мы с тобой полетим на моем личном самолете ужинать в Париж, к «Максиму».

– До будущего года не так уж далеко, – улыбнулась Лена, – я подожду. А пока мы с тобой пойдем на своих личных ногах в какой-нибудь китайский ресторанчик. Только в такой, где не говорят по-русски.

– Там ты угостишь меня морской едой и своей душераздирающей историей.

* * *

Пока Арсюша уплетал огромную порцию морских гребешков с креветками, Лена взахлеб, со всеми подробностями рассказывала. Она не упустила даже вчерашнего эпизода с алым «Ягуаром».

– В общем, так, – Арсюша собрал салатным листом остатки соевого соуса с тарелки и закурил, – ты правильно сделала, что вооружилась. Хотя, честно говоря, шансов у тебя немного. Я догадываюсь, кто за тобой бегает. Сама ты от них не уйдешь, даже и с «вальтером». Но из твоей истории я понял одно: тебя кто-то охранял в Москве и охраняет здесь. Кому-то ты нужна живая и невредимая.

– Если бы так, – вздохнула Лена.

– Ты еще сомневаешься?! Тебя бы не было давно!

– В Москве, возможно, охраняли. Но здесь…

– Здесь тоже.

– Зачем? Кому я нужна?

– Не знаю. Сначала надо выяснить, кто на тебя охотится.

– А это возможно? Кто будет выяснять?

– Я уже сказал, что догадываюсь. Есть пара-тройка фармацевтических фирм и оздоровительных центров на Брайтоне. Мне ничего не стоит навести справки, которая из них…

– Что это даст?

– Ясность. Уже много.

– Ты не боишься?

– Чего?

– Ну, влезать во все это дерьмо.

– Ох, Ленка, знала б ты, в каком дерьме я сам – по маковку. Да, кстати! – Арсюша отхлебнул только что поданный кофе. – Я ведь тебя предупреждал насчет Бубенцова еще десять лет назад.

– Я помню, – кивнула Лена.

– Ребенок-то его? Не хочешь, не отвечай.

– Ребенок мой, и только мой.

– Знаешь что? Выходи-ка ты замуж за этого подполковника, как его, у которого ты жила.

– Сергей Сергеевич Кротов. Он мне не предлагал.

– Предложит. Он просто стесняется.

– Почему ты так думаешь?

– По кочану и по капусте!

* * *

Он выскочил, как черт из табакерки, этот двухметровый бугай в кожаной куртке с квадратным лицом и мертвыми глазами. Лена не увидела, а скорее почувствовала его приближение. Он подходил сзади бесшумной и хищной походкой.

На платформе было пусто. Лена уже минут двадцать ждала поезда. Сейчас наконец туннель осветился белыми огнями. Поезд приближался, и Лена успела заметить, что это не тот, который ей нужен, а сквозной экспресс. Он проедет станцию не останавливаясь.

Она стояла в центре платформы, примерно в метре от края. Бугай пер прямо на нее. Поезд грохотал и свистел. Еще не осознав, что происходит, Лена выхватила пистолет из кармана пальто и, не целясь, пальнула в надвигавшуюся на нее громадину с мертвыми глазами.

Выстрела слышно не было. Бугай стал тихо оседать. Прямо за ним Лена увидела рыжеволосую «колледж-герл».

– Пушку спрячь! – скомандовала «колледж-герл» на чистом русском языке.

Быстро оглядевшись, она за секунду обыскала бугая, вытащила у него из карманов пистолет и бумажник.

На левом запястье мелькнула яркая цветная татуировка: череп, перевитый жирной змеей. Маленькая, с распахнутой пастью и раздвоенным жалом головка змеи высовывалась из пустой глазницы.

Схватив за руку остолбеневшую Лену, Света поволокла ее к переходу. Они перебежали на другую станцию, впрыгнули в первый подъехавший поезд, проехав одну остановку, вышли на улицу.

Лена автоматически шла за Светой, которая крепко держала ее за руку. Неотступно виделось побелевшее лицо бугая, мертвые глаза, приоткрытый рот с вывалившимся кончиком языка.

Пройдя квартал от сабвея, они остановились.

– Оглядись, пожалуйста. Где мы находимся? – строго сказала Света.

– Это… – Лена мучительно сглотнула, – это, кажется, Центральный парк. Туда, пойдем скорее туда. Меня сейчас вырвет.

Они перешли улицу. В парке было темно. Мимо протрусила группа бегунов. Света стояла, курила и слушала, как рядом, в кустах, Лену выворачивает наизнанку.

– Как ты? – спросила она, когда стало тихо, и достала из сумки бутылочку минеральной воды. – Хочешь рот прополоскать?

Лена появилась из-за кустов, благодарно кивнув, взяла бутылочку и опять скрылась. Остаток воды она вылила на ладонь и протерла лицо.

– Все, – сообщила она, усаживаясь на скамейку, – я почти в порядке. Теперь скажи мне, я его совсем убила или только ранила?

– Совсем, – Света села рядом на скамейку и закурила новую сигарету, – прямо в сердце попала.

– Господи! Что же я наделала! – прошептала Лена.

– Одним ублюдком меньше, – пожала плечами Света, – жаль, конечно, я бы его живым взяла и расколола. Ну, да ладно. Он не последний.

– Ты? Его? Он же огромный!

– Огромный, но тупой.

Они помолчали, пережидая, пока мимо протрусит очередная стайка бегунов. Лысый старикан в широких трусах оглянулся и покачал головой:

– Зачем вы курите? Курить очень вредно. Подумайте о своем здоровье.

– Я подумаю! – весело пообещала Света.

– На Шмитовском ты была? – осторожно спросила Лена.

Света молча кивнула.

– Вчера, на университетской площади, тоже ты… Кстати, как тебя зовут?

– Света.

– Спасибо тебе, Света.

– На здоровье.

Глава двадцать вторая

Бредли даже не взглянул на пакет, который Света положила перед ним. В пакете был бумажник с документами застреленного бугая.

– Я не понимаю, зачем вы назначили мне встречу. Не вижу никакой необходимости. Мои люди не будут делать за вас вашу работу.

Он говорил тихо и твердо, не забывая при этом отправлять в рот куски пиццы с ветчиной и прихлебывать светлое пиво.

Они сидели в маленькой шумной пиццерии напротив Колумбийского университета. Здесь собирались студенты и работали студенты. Бредли в своем чиновничьем костюме, в белой, наглухо застегнутой рубашке и черном галстуке выделялся на общем легкомысленном фоне. Особенно нелепо он выглядел в сочетании с красоткой Светланой. На странную парочку поглядывали с любопытством.

– Уберите, пожалуйста, пакет со стола, – сказал он уже мягче, – поймите, я не могу светиться на Брайтоне. Я вступлю в игру, когда вы назовете главное имя.

– Но дайте мне хотя бы человека. Одного человека. Я не могу разорваться и быть в нескольких местах одновременно.

– А зачем? Зачем вам разрываться? Вы на верном пути. Данных у вас сейчас достаточно. Теперь охрана объекта отходит на второй план. Сконцентрируйтесь на главном. Тогда и разрываться не надо будет. Вы справитесь, я не сомневаюсь. – Он растянул губы в улыбке. Глаза остались ледяными.

– Мой объект остается на первом плане, – мрачно сказала Света и залпом допила остывший кофе.

Сидя на подоконнике в университетском коридоре, она еще раз просмотрела содержимое бумажника: запаянные в пластик водительские права с цветной фотографией, вид на жительство – «грин карт», из которой явствовало, что Валерий Приходько прибыл в США два года назад и по специальности водитель. Еще в бумажнике были: две кредитные карточки, пять презервативов и розовый, пропитанный сладкими духами, украшенный жеманными завитушками картонный квадратик, на котором по-русски и по-английски было написано:

«Белла Баттерфляй.

Салон изысканного массажа для состоятельных господ».

Внизу, совсем мелко и только по-русски: «Мы выполним любой ваш каприз!»

Кроме того, Света обнаружила два скомканных счета из ресторана «Очи черные». Потом она обшарила карманы собственной куртки. Она помнила, что вчера вытащила у убитого еще несколько бумажек.

Так и есть – магазинные чеки. Все магазины брайтонские. И еще бледно-зеленая глянцевая картонка с надписью по-русски: «Дискаунтная карточка постоянного посетителя. Массажный салон Беллы Баттерфляй предоставляет вам десятипроцентную скидку, если вы посетили нас более десяти раз!» На обратной стороне типографским способом было напечатано имя убитого.

Наконец из аудитории вышла Лена.

Когда они сели в машину, Света сказала:

– Я сейчас отвезу тебя домой. Очень прошу, сиди и никуда не высовывайся.

– А если Стивен захочет пойти пообедать? Он не любит есть дома.

– Придумай что-нибудь. Скажи, устала, голова болит, к лекции надо готовиться.

– Не поверит. Обидится.

– Хорошо. Скажи, что твоя русская подруга пригласила тебя и его вечером в ресторан. Куда, кстати, вас пригласить?

– Куда хочешь, только не в китайский. Стивен терпеть не может китайскую кухню. Когда ты за нами заедешь?

– Не знаю. Часов в девять-десять.

– А завтра? – после паузы грустно спросила Лена. – Завтра мне тоже никуда не выходить?

– До завтра надо дожить, – Света щелкнула зажигалкой и закурила. – Как зовут того парня, к которому ты ездила на Брайтон?

– Арсений Верещагин.

– Он кто?

– Поэт.

– Кто?! – Света засмеялась.

– Что ты смеешься? Он правда очень талантливый поэт. Мы с ним двадцать лет знакомы.

– Чем он здесь занимается?

– Не знаю. Работает на «кеш», живет в жуткой дыре, стихи пишет.

– Он тебе свою пушку одолжил?

– Купил для меня. Принес в ресторанной корзиночке. Знаешь, здесь в отличие от Европы все, что не доел, складывают в такие красивые корзиночки. «Собачий пакет» называется. У каждого ресторана – свои, фирменные.

– Из какого же ресторана был тот «собачий пакет»?

– Кажется, «Очи черные».

– Ты поэту все рассказала?

– Да.

– И что он?

– Он сказал, будто догадывается, кто за мной охотится, и намерен точно это выяснить.

– Что ж ты раньше молчала! – Света даже притормозила.

– Он фантазирует, это несерьезно. Ты бы видела, в какой нищете он живет! Если бы у него были связи с бандитами, он бы жил не так. Ничего он выяснить не может.

– В следующий раз, – строго сказала Света, – пожалуйста, выдавай мне всю информацию. А уж оценивать ее и делать выводы, что серьезно, а что нет, я, извини, буду сама.

Лена не обиделась. Она знала, что Света права.

* * *

– Салон «Белла Баттерфляй». Чем могу вам помочь? – произнес низкий женский голос по-русски.

– Вы говорите по-английски? – спросила Света.

– Да, конечно, – ответили ей.

– Вы делаете изысканный массаж только господам или дамам тоже?

Света говорила из телефона-автомата и прикрывала ладонью трубку, чтобы не был слышен уличный шум.

– О, мы рады любым клиентам, – голос стал прямо-таки медовым, – милости просим. В любое время дня и ночи.

Конечно, в джинсах и кроссовках в салон заявляться не стоило. А ехать домой, переодеваться – терять время. Света огляделась по сторонам и через минуту уже входила в магазин готовой одежды. Там она купила строгий брючный костюм, очень дорогие туфли на мягкой плоской подошве, бледно-розовую шелковую блузку. Во все это она переоделась в примерочной, а джинсы, куртку и кроссовки попросила упаковать в пакет. Затем в косметическом отделе она приобрела лосьон для снятия макияжа и гель для укладки волос.

Расплатившись по кредитной карточке, Света села в машину, стерла с лица весь грим, нанесла на свои короткие светлые волосы немного геля и гладко зачесала их назад. Затем она надела круглые затемненные очки и, поглядевшись в маленькое зеркальце, поехала в сторону Брайтон-Бич, по указанному на розовой карточке адресу.

* * *

Они пришли через полчаса после того, как он поболтал с одной милой молоденькой медсестричкой из небольшого, но самого дорогого на Брайтоне оздоровительного центра «Доктор Никифорофф». Он помнил, что в рекламном проспекте значилось: «Лечение новыми, нетрадиционными методами». Далее перечислялась куча болезней, вплоть до рака. Также говорилось об омоложении, повышении мужской потенции и работоспособности.

Пока медсестричка отоваривалась в супермаркете, Арсюша рассыпался в комплиментах, пару раз поцеловал ей ручку. Его мужественная красота, даже подпорченная нищетой, все еще действовала. Ему казалось, он выведал у сестрички все необходимое, при этом навешав ей на уши достаточно лапши, чтобы она не уловила суть его игривых вопросов о мужской потенции.

Но, вероятно, лапши оказалось мало. Потому и ввалились эти два ублюдка – Костолом и Спелый.

Он был знаком с обоими, прекрасно знал, на кого они работают. Это только подтверждало туманную информацию, полученную от сестрички. Но что толку теперь?

– Ты будешь звонить или нет, падаль? – Пистолетное дуло переместилось от лба к виску.

– Я не знаю номера, – еле шевеля разбитыми губами, проговорил Арсюша.

– Зато я знаю! – В руке Костолома был сотовый телефон, бандит нажимал кнопки. Набрал. Услышал пожилой мужской голос.

– Лену, плиз! – спокойно произнес Костолом в трубку и поднес телефон к уху Арсюши: – Говори, козел!

В трубке было тихо. Потом раздался голос Лены:

– Я слушаю.

– Говори, падла! – прошипел Костолом и вмазал Арсюше коленом между ног.

Он вскрикнул и скорчился от боли. В правый висок вдавилось пистолетное дуло, у левого была телефонная трубка. Арсюша молчал.

– Хорошо, сука, сейчас будет еще больней. – Костолом кивнул Спелому, стоявшему за спиной привязанного к единственному стулу Арсюши. Тот заломил ему руки, выворачивая суставы. Раздался хруст. Арсюша закричал.

– Алло! Кто это? Что происходит? – говорила Лена в трубку по-английски.

– Ладно, – усмехнулся Костолом и сказал в трубку: – Если ты, сука, сейчас не приедешь на Брайтон к своему козлу Арсюше, мы его замочим.

– Кто вы и что вам нужно? – спокойно спросила Лена.

В ответ раздалась длинная матерная тирада.

– Вы можете говорить по-русски? – От этого обложного мата в нью-йоркском телефоне Лене стало на секунду смешно. Но только на секунду.

– Я и говорю по-русски! – рявкнул Костолом.

– Нет, дружок. Пока ты говоришь по-татарски, и я тебя не понимаю.

Костолом стоял совсем близко, и Арсюша слышал каждое Ленино слово. Несколько секунд бандит молчал, как бы осмысливая услышанное, потом вполне мирно произнес:

– Кончай вонять, в натуре. Мы тебя не убьем. Кой-чего расскажешь и вали со своим козлом.

– А если я позвоню в полицию?

– Тогда лучше сразу три гроба заказывай.

– Для кого третий? – Понятно было, что два – для нее и Арсюши.

– Для твоего старого пердуна Поллита.

– Хорошо. Я приеду.

Положив трубку, Лена тут же подняла ее и набрала номер, продиктованный вчера Светой. Конечно, ее нет сейчас…

После нескольких гудков включился автоответчик и Светин голос произнес по-английски: «Извините. Меня сейчас нет дома. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после сигнала».

– Света! Они позвонили и сказали, если я не приеду на Брайтон, они убьют Арсюшу. Сейчас без двадцати восемь. Я еду. Адрес ты знаешь.

– Что-нибудь случилось? – спросил Стивен, глядя на нее поверх очков.

Он сидел в большом кожаном кресле в гостиной и читал газету.

– Все в порядке, – Лена постаралась улыбнуться, – просто я обещала привезти Арсюше одну книжку из Москвы. Я ее привезла, а отдать вчера забыла. Для него это очень важно. Я быстро.

– Неужели он сам не может заехать? – укоризненно покачал головой Стивен.

– У него нет полутора долларов на сабвей.

Лена надела пальто и нащупала в кармане пистолет.

– А как же твоя русская подруга, которая пригласила нас в ресторан?

– Я вернусь не позже половины десятого, – пообещала Лена, подойдя к Стивену, поцеловала его в седую макушку и быстро вышла из дома.