Текст книги "Шенна"

Глава тридцать вторая

Шенна остановился и посмотрел на него. Потер глаза и посмотрел снова. Некоторое время оба молча глядели друг на друга в упор.

– Да ты дьявол! – сказал Шенна наконец.

– Да тебе сам дьявол не чета! – сказал Черный Человек. – Я-то полагал, деньги собьют тебя с пути. Редко кто берет деньги без того, чтоб принести погибель себе, а из-за них и кому-нибудь еще заодно. Они навлекают несчастье и на того, кто их берет, и на того, кто не берет, тоже. Взявший деньги отправляется в путь ночью, и его убивают, чтобы их забрать. Тот, у кого нет денег, убивает того, у кого они есть. Вот тебе и несчастье обоим из-за денег. А кроме того, деньги могут принести еще двадцать несчастий. Многие люди теряют разум от гордыни, тщеславия и самодовольства. А будь они бедны – держались бы скромнее. Многие укорачивают себе дни пьянством, когда у них набиты карманы, а могли бы дожить до ста лет, будь те карманы пусты.

– Сдается мне, что здесь ты слегка ошибаешься, – сказал Шенна. – Вот тот, что убил другого из-за денег. С чего бы ему убивать, будь у него самого денег в достатке? Я считаю, пустые карманы толкают людей причинять вред не реже полных. Верно, ты помнишь пословицу: «Предельная нищета да безрассудство – две вещи, что вернее прочих подбивают на зло».

– Вот чем ты доставил мне немало беспокойства, – сказал Черный Человек. – Сперва прозябал в предельной нищете, и она не навлекла на тебя несчастья. Ты раздавал милостыню, даже когда у тебя ничего не было, кроме тех трех шиллингов. Увидевши это, я понял, что даже самая беспросветная бедность тебе не навредит. Я был уверен, что богатство сотворит с тобою то, что не удалось нищете. Но тоже нет. Увидев, что богатства тебя трогают столь же мало, как и нищета, я решил обойтись с тобою иначе. Поставил другого врага на твоем пути. Велико мое знание человеческой натуры, и опыт мой в сем познании глубок. Часто видел я того, кого нищета не могла привести ко злу. Часто видал такого, кого и богатство ко злу не вело. Но редко когда я встречал человека, которого тот, другой враг не мог сбить с ног. И такой враг тебя тоже с ног не сбил, а это свалило с ног уже меня. Так я и не смог разгадать, что же ты за человек такой.

– «Враг», «враг» – ты ее так называешь! – сказал Шенна. – Не враг она, и это тебе хорошо известно, не так ли? И не ты поставил ее у меня на пути. Это Бог послал мне ее, хвала Ему вовеки! Поставь такой, как ты, врага на моем пути, подослал бы совсем не похожего на нее. Выбирай ты для меня врага, без сомнения, выбрал бы настоящего. Брось увиливать. Скажи мне истину. Ты не любишь истину, это неудивительно, но здесь, на этом стуле, тебе придется говорить чистую правду, как бы ни была она тебе ненавистна. Так скажи мне истину. Зачем тебе называть ее врагом? И к чему говорить, что ты поставил ее на моем пути?

– При всем твоем уме и понимании, в моих делах ты не смыслишь, – сказал Черный Человек. – Полагаешь, будто все неудачи, несчастья и вред человеку приходят от врагов его. Как же глубоко ты ошибаешься. Дружба, приязнь, любовь и привязанность приносят миру, наверное, половину погибели – ой, да что там, едва ль не всю. Человек сам станет защищаться от врага, но не сможет защитить себя от друга. Если человек получит гибельный совет от врага, он не примет его. А ради друга совершит то, чего никогда не совершил бы ради себя самого. На одного, кто причиняет себе вред по собственному разумению, придутся двадцать, кто причинит себе вред еще больший по совету друга. Если бы их предоставить самим себе, возможно, они предприняли бы то, что лучше для них. Получи они совет от врага – вряд ли им воспользовались. Часто человек поступает себе во благо, отказываясь принимать совет врага. Вовсе не с подачи врагов рискует человек причинить себе вред, а с подачи друзей. Чем крепче дружба, тем больше опасность и страшнее вред, потому что тем податливее человек на уступки. Если человека к погибели толкает любовь к женщине, здесь и конец благим советам, и конец возможности защищать себя. Тут и конец уму, пониманию, мудрости, рассудительности этого человека. Чем лучше женщина, тем полней безрассудство мужчины. Если красивая, добрая, рассудительная, привлекательная молодая женщина всем сердцем дарит любовь мужчине, а тот – ей, мужчина этот свои же суждения предаст и с открытыми глазами скорее поступит себе во вред, чем сделает то, что ей не понравится. Глупости говорит пословица, как бы там ни было: горячая голова – хороший способ довести человека до беды, да и крайняя нищета – хороший способ довести человека до беды. Но куда лучше, чем обе они, на это годятся любовь, дружба и привязанность. Много было мужчин и женщин, которым не удалось мне причинить вред ни горячностью, ни нищетой. Но недолго смогли они удержаться, чтоб не навредить самим себе, стоило мне поставить у них на пути другого врага. Как я и сказал тебе, я поставил такого врага и на твоем пути, но ничего из этого не вышло. Редко такое бывает, но мне не удалось получить над тобою никакой форы. По правде, я не думаю, что ты вообще человек. Тебе не понравилось, что я назвал ее врагом. Разве не самый заклятый враг человеку тот, кто причинил ему больше всего вреда?

– Вот тебе ложь прямиком из твоего же рта, – сказал Шенна. – Она не причинила мне никакого вреда. Поэтому ты лжешь, называя ее врагом.

– Она не причинила тебе вреда, но ни ее за это не следует благодарить, ни меня. Она сделала для этого все, что могла, – и я все, что мог. Она сделала все возможное – из любви к тебе. Я же сделал все возможное, уж точно тебе говорю, не из любви. Мы оба проиграли. Я применил против тебя самое тонкое свое искусство, но ты меня одолел.

– Не стану восхищаться твоим искусством, что бы ты сам о нем ни думал, – молвил Шенна. – Я было собрался сказать: «Да не воздастся тебе за труды!» Но я опять тебе перечу. Пожелаю от всего сердца: пусть ты получишь по заслугам. Очень жаль, если такая работа останется неоцененной. Ты говоришь, что поставил врага на моем пути, а я думаю – ты кое-где ошибся в расчетах. Часто случается не так, как намечается. Ты дал мне деньги, надеясь, что они принесут мне вред, и ошибся насчет денег. Поставил еще одного врага, как говоришь, на моем пути, – проиграл и в этой игре так же, как в первой. Скажи честно, что помешало тебе завершить игру в свою пользу? Скажи все прямо, без утайки. Я не люблю невнятных речей. Не сомневаюсь, что это ты подкинул мне деньги. Не верю, когда ты говоришь, будто поставил мне на пути что-то еще. Ты слишком велик в искусстве лжи. Никто не поверит ни одному твоему слову, пока не увидит собственными глазами. Но попробуй сказать мне правду.

– Иногда я говорю чистую правду, – сказал Черный Человек. – Вот и сейчас тебе расскажу. Расскажу тебе так, что ты увидишь все собственными глазами. Я даже с удовольствием расскажу тебе правду, потому как знаю, что она тебе не очень понравится. Я подумал, что деньги собьют тебя с пути, как сбивают каждого, кто их берет, – ну, почти каждого. Подумал, что совсем скоро ты будешь в моих руках, а я и не приложу к тому особого труда. Когда я увидел, как ты собираешься купить коня на ярмарке, то подумал, что схвачу тебя на месте. Я полагал, что твоя песенка спета и мелодия отзвучала, толком не начавшись. Увидав, как ты уходишь без покупки, я очень удивился, как же так получилось. Тогда я принялся срамить тебя перед людьми, чтоб посмотреть, не вернешься ли ты и не расплатишься ли. А ты не вернулся. Ты просто повесил голову да пошел, куда глаза глядят, как побитая собака.

– Уяснил, – сказал Шенна. – Продолжай.

– Живет на западе молодая женщина, – сказал Черный Человек. – И со дня, когда ее крестили, до дня сего мне так и не удалось смутить ни ее волю, ни ум. Какие бы силки на нее ни расставлял я, она в них никак не попадалась. Однажды она шла по улице вечером, и я попутал ее так, чтоб она задержалась. Девушка заснула у поворота. Когда она пробудилась от сна, была уже глухая ночь. Она двинулась к деревне, дрожа от страха, и, когда подходила к Булыжной дороге, навстречу ей выскочил не кто иной, как призрак. Я думал, она упадет замертво. Я принял твое обличье. Она признала во мне тебя. Я направился прямо к призраку, и в руке у меня было что-то вроде ножа с черной рукоятью. Так и настал конец призраку. Потом я воротился к молодой женщине и проводил ее до дверей дома ее отца.

– Если бы только знала она, кто был ее провожатым! – вскричал Шенна.

– Ну, она-то думала, что это ты бы ее провожатым, – усмехнулся Черный Человек. – Сдается мне, она даже немного гордилась, думая, что всякий мужчина готов подвергать себя такой опасности ради нее. С той поры она набралась к тебе поразительного уважения. Ты никогда не встречал живой души в таком смятении, в каком она пребывала с той ночи. Точно про это сказал поэт:

 
Горька моя доля, от доли той сердце болит.
От разума воля, и разум от воли бежит.
Мой ум не приемлет от воли стремленья всего,
А то, что приемлет, лишь воля сужденья его.
 

Бедная девушка знала, что ее воля идет против разума. Воля велела ей устремиться вперед, а разум осаживал. Воля отдавала сердце и душу тебе, а разум ясно говорил, что из-за тебя она выставит себя дурой. Борьба в ее рассудке была столь жестокой, что бедняжка отказалась от пищи, а по ночам не могла сомкнуть глаз. Стоило ей увидеть тебя – а я постарался, чтобы такое случалось часто, – вся ее рассудительность без следа улетучивалась. Затем, когда она старалась взять себя в руки, казалось, ее сердце разорвется от печали, стыда и унижения. И вот, наконец, она подослала к тебе вдову, как ты знаешь.

– Чтоб тебя по заслугам вознаградили за все твои труды! – крикнул Шенна с жаром.

– А я уже полностью вознагражден, – сказал Черный Человек. – Я поставил ее на твоем пути, не сомневайся. Я поставил ее на твоем пути и постоянно держал ее рядом с тобой. Ты ведал обо всей ее добродетели. Обо всем ее совершенстве и благородстве ума. Ты принимал красоту ее облика и безупречность натуры. Во всем твоем окружении не было женщины прекрасней ее. Ты загадочный, темный, глубокий человек, Шенна. Нелегко узнать, что у тебя на сердце, если ты решил скрыть это; но не укрыть тебе от меня свое к ней отношение. Как бы темно и глубоко ни было твое сердце, ты не в силах утаить от меня, что ее любовь к тебе вросла в тебя со всею мощью и крепостью, с какими только может любовь к женщине врасти в сердце любого мужчины из всех, что когда-либо жили на земле. Даже не думал я, что найдется на белом свете живой мужчина, способный такому противостоять! И вот уж не думал, будто что-нибудь сможет изумить меня так, как твой ответ вдове. Никогда прежде не прилагал я всех своих усилий так, как в тот раз, дабы направить тебя туда, откуда уже не будет пути назад. И ты одолел меня, несмотря на все мои старания. Лучшую женщину в Ирландии ты вырвал из сердца – в то время как ее любовь укоренилась в тебе. Ты вырвал из своего сердца ее, а ее сердце разрывалось от любви к тебе! Уж не знаю, человек ли ты в самом деле! Да сведи ты ее в могилу, тебе было бы все равно! Мне-то и горя мало, если б не причина… Оторвать друг от друга ее сердце и твое ради…

– Договаривай! – сказал Шенна.

– Ради Того, Кто Наверху, – сказал Черный Человек. – «Спаситель», называете вы его. Вот этим поступком ты меня и одолел. Вот этим поступком ты меня раздавил и погубил, а вовсе не своей никчемной милостыней.

– Много ты тут наговорил, – сказал Шенна. – Но во всех речах показывал лишь одну сторону монеты. Твоя правда. И любовь, и дружба, и чувства, и привязанность многих сбили с пути. Но удивительно, как ты не заметил, что они же многих привели к добру. Человек способен сделать ради друга такое, на что никогда не решился бы ради себя самого. Человек часто поступает себе во благо, следуя хорошему совету преданного рассудительного друга – в тот час, когда, возможно, причинил бы себе зло, не окажись рядом друга, чтоб дать такой совет. «Если любовь к женщине, – говоришь ты, – толкает человека к погибели, здесь и конец благим советам, и конец возможности защищать себя». Пусть так. Но представь себе, что это рассудительная добрая женщина, женщина, которая станет держать в уме с осторожностью и вниманием все, что может причинить вред мужчине, и приложит все свои силы, чтобы оградить его от этого. Женщина, которая всегда будет молиться Богу за этого мужчину и просить Господа уберечь его от любой напасти и склонить его ум ко всему, что полезно для души и тела; такая женщина, кто использует любовь мужчины к ней, чтобы помочь ему избежать всего плохого, что нравится ему, и делать то хорошее, что по нраву ей. Не кажется ли тебе, что такая женщина – хорошее подспорье, вместе с милостью Божьей, чтобы направить этого мужчину ко благу и уберечь от погибели? По-твоему, лишь разум идет человеку на пользу, а безрассудство идет ему во вред. А ведь сам ты некогда причинил себе значительный вред по ошибке, а разум твой в то время был могуч. Но, думаю, что твой разум сам себя одурачил. Разум – хорошая вещь, без сомнения. Но есть кое-что гораздо лучше. Часто дружба, приязнь, любовь и привязанность несут такую пользу, какой не сможет принести весь разум Вселенной. Но есть и еще отличное от них – лучше их всех, вместе взятых, и лучше любого разума, какой мог бы им сопутствовать. Уж не знаю, ведомо ли тебе такое. Это смирение. Мне известно, что ты не слишком его любишь. Когда ты рассматривал разные материи, высчитывая, что больше причинит человеку вреда, жаль, ты не порассуждал немного, что может лучше всего предотвратить вред. Там, где есть смирение, там и благодать Божья. А благодать Божья куда надежней способна удержать человека на верном пути, чем все, что ты перечислил, причинит ему вред. Вовсе не тот поступок, что я совершил, погубил тебя. Я не заслужил никакой благодарности за него. Я поступил так лишь потому, что не мог поступить иначе. А причиной тому была доброта этой женщины. С подобной женщиной я просто не мог поступить столь несправедливо. Как бы ни был я плох – все-таки пока не так плох, как ты. Поставь ты на моем пути не такую добрую женщину, как она, кто знает, быть может, твоя игра удалась бы лучше. Скажу тебе, что тебя погубило. Зло превзошло зло. Одна темная сторона твоих деяний победила другую. Разом на двух свадьбах не танцуют. Ты решил погнаться за двумя зайцами. Женись я на ней в тот раз, что сталось бы теперь с нею и с ее детьми, появись они у нее!

– А разве не этого я хотел? – сказал Черный Человек. – Ты был влюблен в нее так глубоко, как только в силах мужчина любить женщину. Я никогда не видел двоих, столь поглощенных друг другом, столь увлеченных друг другом, исполненных такого благоговения друг перед другом. Кто бы мог подумать, что ты вырвешь ее из своего сердца. Кто бы мог подумать, что она может разлучиться с тобою и остаться в живых! Клянусь чем хочешь, что вот это меня и доконало.

– Я вырвал ее из своего сердца ради Спасителя, – сказал Шенна. – Я бы не смог причинить такую несправедливость – такой женщине. Вот тебе и весь сказ. Если ты поставил ее у меня на пути, значит, сам себя и погубил. Ты сказал, что никогда не мог с ней совладать. Неразумно было с твоей стороны пробовать на ней силы в этом деле. Ты думал ухватить нас обоих, а теперь поймал сам себя.

– Ты неправ, – сказал Черный Человек. – Вовсе не против нее вел я свою игру, а против тебя. Она бы вышла за тебя замуж тотчас, предложи ты ей. Вот об этом я и говорю! Тебе и не надо было ее просить. Она настолько потеряла разум от любви к тебе, что решилась на то, чего, как я думал, никогда бы не сделала, что бы с нею ни случилось. Она попросила тебя жениться на ней, а ты ей отказал. Будь ты проклят! Да что же ты за человек! Это твой поступок меня погубил. Благородство твоего поступка погубило меня. Вырвать такую женщину из своего сердца, как сделал ты, лишь бы не совершить неправедного. Ума не приложу, есть ли на свете другой мужчина, способный на что-то подобное! Вот это меня уничтожило. Вот из-за этого я теперь сижу здесь, а ты – там.

– И очень хорошо получилось: я здесь, а ты – там. Я против такого порядка ничего не имею, как ни крути.

– А я бы за себя так не сказал, – заметил Черный Человек.

– Пусть каждый хвалит свою удачу, – ответил Шенна.

– Ну! Ну же, отпусти меня! – закричал Черный Человек. – Вредное это место, мне от него такая мука! Давно меня так не припекало! Проклятье, отпусти меня! Ну чего ты от меня хочешь?

– Тише, тише! – сказал Шенна. – Должно быть, не скоро мы еще встретимся с тобою вот так, лицом к лицу. И вот еще что меня занимает. Я уже порядком наслушался здесь твоих речей. И от тебя же получил полное описание всех твоих пакостей, обмана и коварства, что готовил ты мне за эти тринадцать лет. И среди твоих козней не было ничего такого, чего всякий не мог бы от тебя ожидать. Но то, как ты поступил с молодой женщиной на западе, без всякого повода и причины, без всякой нужды и необходимости, при том, что она никак не заслужила от тебя подобного под небом Господа нашего, хвала Ему во веки веков, – думается мне, отвратительней поступка не совершал ни человек, ни дьявол! Этот поступок невозможно превзойти ни в подлости, ни в злобе, – не совершал никто и никогда поступка гнусней и коварней. Как тебе не стыдно! Как тебе не стыдно, мерзкая тварь! И ты не только признаешься в этом, но еще и похваляешься! Едва ли сыщется подобный тебе даже в безднах самого ада! Позор тебе! О, позор тебе и презрение мое! И, подумать только, говорят, что когда-то ты был самым прекрасным, самым светлым и самым возвышенным из всех ангелов и слава твоя была выше всех сущих на небесах! Слава Царю Святых, многое минуло для тебя между «вчера» и «сегодня»! Долго падал ты – и глубоко. Должно быть, вряд ли ты предполагал, что в жизни твоей случится такое, что будешь сидеть у меня, застряв на этом плетеном стуле.

– Но у тебя не это на уме, – сказал Черный Человек.

– Дойду и до этого, – ответил Шенна. – Ты много трудился на ниве зла. Думаю, для зла ты трудился упорней, чем кто-либо хоть когда-то трудился во имя добра. И из труда твоего не вышло ничего, кроме зла. Знания твои велики и разум твой могуч, мысль твоя остра и ум твой зрел. И направил ты эти прекрасные свойства лишь на то, чтобы причинять с их помощью зло. Нет у твоего труда никаких плодов, кроме зла. Печальна твоя повесть. Разве не мог бы ты столь же легко посвятить все свои способности и знания, свой пытливый ум и любознательность тому, чтобы принести какую-нибудь пользу? Верно, рано или поздно из твоих усилий получилось бы что-нибудь, кроме зла.

Черный Человек посмотрел в глаза Шенне, и тот подумал, что никогда не видывал такого дьявольского взгляда.

– Послушай, Шенна, – сказал он. – Еще никто и никогда не говорил со мною так. Пожалуй, если бы со мной поговорили об этом раньше, для меня все бы сложилось иначе. Многое во мне стремится принять твой совет и в будущем поступать сообразно с ним. Наверное, лучше поздно, чем никогда. Но что толку тебе от меня здесь? Слышишь, что я тебе говорю? Отпусти меня, и у тебя будет еще тринадцать лет!

– Ну да, конечно, – сказал Шенна. – А потом, как приду я на рынок или на ярмарку, ты явишься в облике наперсточника, да начнешь честить меня «мелким мешочником» и «жалким башмачником» перед всеми, и станешь следить за мною без моего ведома и днем, и ночью, дожидаясь, когда же я совершу ошибку.

– Давай внесем в уговор, что я больше не приду и близко к тебе не подойду все это время, – сказал Черный Человек.

– И никто от тебя, – сказал Шенна.

– И никто от меня, – сказал Черный Человек.

– И что в моих силах будет распоряжаться деньгами, как я только захочу, – сказал Шенна.

– Выбирай сам, как распоряжаться, – сказал Черный Человек. – Скупи на них всех коров и лошадей на любых ярмарках Ирландии, если только пожелаешь.

– И я заставлю тебя поклясться «всем наивысшим», как ты заставил поклясться меня, – сказал Шенна.

– Согласен, – сказал Черный Человек.

– Клянись «да будет сделка»! – сказал Шенна.

– Да будет сделка! – сказал Черный Человек.

– Как есть, всем наивысшим! – сказал Шенна.

– Как есть, всем наивысшим! – повторил Черный Человек.

Милые вы мои душеньки! Чуть только эти слова сорвались с губ Черного Человека, он вскочил и протянул руки, чтобы схватить Шенну.

– Ну, удалец, – воскликнул он, – я сказал, что не приду, – но не сказал же я, что уйду!

К счастью, тут Шенна выхватил из-за пазухи правую руку с самоцветом и выставил ее перед врагом.

– Крестная сила меж мной и тобой! – воскликнул он и начертал знак креста рукою, сжимавшей самоцвет.

Как увидел Черный Человек руку, так слегка отпрянул назад, а когда Шенна произнес священные слова и, призвав крестную силу, совершил знамение, свет полыхнул сквозь руку так ярко, что стали видны кости и жилы. Едва Шенна произнес слова, Черный Человек обратился в огненный шар над самым стулом. Затем из-под шара вырвалось что-то вроде узкой ленты, и он прошел огненной цепью сквозь стул и сквозь землю ровно в том месте, где лежал шиллинг.

Когда огненная цепь проходила сквозь землю, Шенна ощутил, будто дрожь и зуд расползаются по коже, а кровь бурлит и клокочет в венах и заливает все его тело и голову.

– Слава Царю Святых! – воскликнул он.

Голова у Шенны едва не лопалась от боли. Он отполз, уж как сумел, туда, где была его постель, и вытянулся на ней. В тот же миг и замер без чувств и без сознания.