Текст книги "Любовь и оружие"

Глава XIII. Джан-Мария дает обет

Последующее развитие событий показало, что прав-то был шут. Ибо, хотя Гвидобальдо и не сам высказал идею о необходимости осады замка, чтобы принудить Валентину к повиновению, он тем не менее благосклонно выслушал это предложение, которое ему через два дня высказал герцог Баббьяно.

Узнав о побеге Валентины, Джан-Мария пришел в неописуемую ярость. Придворные, от высших сановников до последнего слуги, тряслись от страха, боясь попадаться ему на глаза. Конечно, Джан-Марию печалила мысль о том, что его чувство безответно, но более огорчало его то, что, укрывшись в своем замке, Валентина разрушила смелые планы, о которых он громогласно заявил советникам и матери. Только уверенность в их воплощении побудила Джан-Марию послать столь резкий ответ Чезаре Борджа. И теперь лишь быстрой женитьбой, а соответственно и получением приданого, он мог выполнить обещание защитить корону и герцогство от посягательств Борджа.

Джан-Мария не мог перенести, что от воли какой-то девчушки могла зависеть судьба его государства.

– Ее нужно вернуть! – твердо заявил он. – Вернуть немедленно.

– Совершенно верно, – кивнул Гвидобальдо. – Ее надо вернуть. Тут у нас нет расхождений. Вопрос в другом: как это сделать? – в голосе его слышался едва заметный сарказм.

– А в чем, собственно, сложность? – осведомился Джан-Мария.

– К сожалению, сложности есть, – Гвидобальдо чуть улыбнулся. – Она укрылась в самом неприступном замке Италии и заявляет, что не выйдет оттуда, пока я не пообещаю ей свободы в выборе мужа. А в остальном никаких проблем.

Джан-Мария ощерился.

– Дозволяете ли вы мне найти приемлемое решение?

– Не только дозволяю, но и окажу всяческое содействие, если вы найдете способ выманить ее из Роккалеоне.

– Тогда не будем терять времени! Ваша племянница, господин герцог, мятежница, а с мятежниками и поступают соответственно. Она ввела в замок гарнизон, отказалась повиноваться главе государства. Это объявление войны, ваше высочество, и с ней надо воевать.

– Обратиться к силе? – Гвидобальдо не пришлось по душе предложение Джан-Марии.

– К силе оружия, – с жаром подтвердил герцог Баббьяно. – Я бы осадил замок и разнес его по камушкам. О, я ухаживал бы за ней по-другому, если б она этого захотела. С нежными словами и подарками, какие нравятся девушкам. Но раз она от этого отказалась, предложим ей аркебузы и пушки да призовем в союзники голод, чтобы убедить ее согласиться на этот брак. И я клянусь, что не буду бриться до тех пор, пока не войду в Роккалеоне.

Гвидобальдо посуровел.

– Я предпочел бы более мягкие средства. Осаждайте замок, если желаете, но не делайте ставки лишь на насилие. Отрежьте их от внешнего мира, и голод, скорее всего, окажется сильнее пушек. Но боюсь, что над вами будет смеяться вся Италия, – резко добавил он.

– Дуракам закон не писан! Пусть смеются, раз уж им того хочется. Какими силами располагает она в Роккалеоне?

Вопрос этот заставил Гвидобальдо помрачнеть. Он словно вспомнил о мелкой, но неприятной подробности, упущенной из виду ранее.

– Примерно двадцать солдат во главе с известным головорезом по фамилии Фортемани. А нанял их, как мне сообщили, мой придворный, родственник герцогини, мессер Ромео Гонзага.

– И он тоже с ней? – ахнул Джан-Мария.

– Похоже, что так.

– Святая Дева! – лицо герцога Баббьяно перекосила гримаса отвращения. – Не означает ли это, что они вовсе не случайно убежали вместе?

– Господин мой! – с угрозой воскликнул Гвидобальдо. – Не забывайте, что говорите о моей племяннице. Она пригласила с собой этого придворного так же, как трех дам и одного или двух пажей, – то есть свиту, приличествующую ее высокому происхождению.

Джан-Мария нахмурился, губы его плотно сжались. Гордый ответ Гвидобальдо убедил его, что не амурные увлечения Валентины были причиной побега. Но еще более жгучим стало желание наказать девушку, решившуюся противостоять его воле, заставить ее склонить гордую голову.

– Возможно, Италия и будет смеяться надо мной, – пробормотал Джан-Мария, – но от своего я не отступлюсь, а, войдя в Роккалеоне, первым делом распоряжусь повесить этого Гонзагу на самой высокой башне.

В тот же день Джан-Мария начал готовиться к походу на Роккалеоне, и весть об этом принес Франческо Фанфулла, который, узнав о приезде Джан-Марии, покинул дворец и поселился в гостинице «Солнце».

Франческо, естественно, обозвал кузена порождением дьявола и пожелал ему побыстрее отправиться к своему создателю.

– Ты думаешь, этот Гонзага – ее любовник? – спросил он Фанфуллу, немного успокоившись.

– Мне об этом ничего не известно, – юноша покачал головой. – Но убежала она с ним. Я, правда, задал этот вопрос Пеппе. Он сначала рассмеялся, потом помрачнел. «Она-то не любит этого павлина, да вот он любит ее, а по натуре он – негодяй», – так он мне ответил.

Франческо стоял, глубоко задумавшись.

– Клянусь Богом, это ужасно. Бедняжку окружают мерзавцы, один отъявленнее другого. Фанфулла, пришли мне Пеппе. Мы должны отправить к ней шута с предупреждением о замыслах Джан-Марии. Заодно он раскроет ей глаза и на этого прохвоста из Мантуи, в компанию к которому она попала.

– Мы опоздали, – ответил Фанфулла. – Шут еще утром отбыл в Роккалеоне, чтобы присоединиться к своей госпоже.

Франческо даже всплеснул руками.

– Они ее погубят! Бедняжка оказалась между молотом и наковальней. С одной стороны Джан-Мария, с другой – Ромео Гонзага. Мой Бог, они ее погубят. А она такая решительная, такая отважная!

Он шагнул к окну и посмотрел на улицу, которую заходящее солнце окрасило в рубиновые тона. Но видел он не дома и горожан, а полянку неподалеку от Аскуаспарте, где он лежал с раной в плече, и склонившуюся над ним очаровательную девушку, во взгляде которой читались жалость и сочувствие. Частенько с той поры вспоминал он о ней – иногда с улыбкой, другой раз и со вздохом.

Франческо резко обернулся.

– Я поеду туда сам.

– Вы? – изумился Фанфулла. – А как же венецианцы?

Но жест графа показал, сколь мало значат для него венецианцы по сравнению с благополучием Валентины.

– Я еду в Роккалеоне, – повторил он. – И немедленно, – пересек комнату, открыл дверь, кликнул Ланчотто.

– Ты говорил, Фанфулла, что минули времена, когда странствующие рыцари спешили на помощь томящимся в заточении девам. И ошибался, ибо монна Валентина – та самая дева, мой кузен – дракон, этот Гонзага – его собрат, а во мне она найдет странствующего рыцаря, которому суждено, я надеюсь на это, ее спасти.

– Вы спасете ее от Джан-Марии? – Фанфулла отказывался верить своим ушам.

– По крайней мере, попытаюсь, – и повернулся к вошедшему слуге. – Мы уезжаем через четверть часа, Ланчотто. Оседлай лошадей для меня и себя. Дзаккарья останется с мессером дельи Арчипрети. Позаботься о нем, Фанфулла, и он будет верно служить тебе.

– Но почему? – воскликнул юноша. – Разве вы не можете взять меня с собой?

– Если есть на то твое желание, пожалуйста. Но ты можешь сослужить мне лучшую службу, если вернешься в Баббьяно и будешь держать меня в курсе происходящего. Ибо если мой кузен не вернется домой, а Борджа перейдет в наступление, то вскорости грянут великие перемены. На этом, собственно, и основаны мои надежды на успех.

– Но… где мне вас искать? В Роккалеоне?

Франческо задумался.

– Если я не дам о себе знать, значит, я в Роккалеоне. Замок будет в осаде, поэтому я, скорее всего, и не смогу послать тебе весточку. Но если, а такая возможность существует, я переберусь в Л'Акуилу, ты сразу же узнаешь об этом.

– В Л'Акуилу?

– Да, вполне вероятно, что я окажусь там до конца недели. Но пусть это останется тайной, ибо я намерен одурачить обоих герцогов.

Через полчаса граф Акуильский на крепком калабрийском жеребце и его слуга, не привлекая к себе внимания, выехали из Урбино. И не было до них дела крестьянам, еще трудившимся на полях.

По пути в долину реки они встретили купца, слуга которого вел на поводу тяжело нагруженного мула. Затем им повстречалась конная компания дам и кавалеров, возвращавшихся с соколиной охоты, и их веселый смех долго еще звучал в ушах Франческо.

Над рекой поднимался вечерний туман, а они держали путь на запад, к Апеннинам. Давно уже спустилась ночь, и лишь в четвертом часу утра Франческо слез с лошади у придорожной таверны и разбудил хозяина. Их устроили на ночлег, но спали они лишь пару часов, до рассвета, а когда из-за серых холмов выглянуло солнце, они уже подъезжали к могучему утесу, на котором, над ревущим внизу горным потоком, высился замок Роккалеоне.

Суровый, могучий, словно гигантский часовой Апеннин, застыл замок. Солнечные лучи освещали громадные, позеленевшие от мха и времени камни стен. Окна-бойницы, зубчатая стена с амбразурами, подпирающие стены контрфорсы. И крутой, в зеленой траве склон, сбегающий к горному потоку, окружившему замок естественным рвом.

В сопровождении Ланчотто граф направился к западной стороне замка – к небольшому пруду в той единственной части рва, которая по желанию человека могла быть затоплена настолько, что Роккалеоне станет островом. Но там их встретила глухая, еще более толстая стена. Въездные ворота и башню над ними они нашли с северной стороны, когда перебрались через реку по узкому мостику. Здесь во рву тоже грозно ревела вода.

Франческо попросил слугу разбудить обитателей замка, и громкий, звучный голос Ланчотто эхом отразился от стен и окружающих холмов. Но ни звука не донеслось из замка.

– Бдительная же у них стража, – рассмеялся граф. – Попробуй еще раз, Ланчотто.

Слуга повиновался, и вновь его зычный голос прорезал утреннюю тишину. Однако лишь после пятой или шестой попытки меж зубцов появилось бесформенное личико Пеппе, хрипло поинтересовавшегося, какого черта они так расшумелись.

– Доброе утро, шут, – приветствовал его Франческо.

– Это вы, господин мой? – изумился шут.

– Крепко, вижу, спят в Роккалеоне. Растолкай-ка стражу да вели этим лентяям опустить мост. У меня есть новости для мадонны.

– Сию минуту, ваша светлость, – и шут убежал бы, если бы Франческо не остановил его.

– Скажи ей, что приехал рыцарь, которого она встретила у Аскуаспарты. Но имя мое не упоминай.

Пеппе помчался выполнять поручение и вскорости на парапете над воротами появился сонный Гонзага и два наемника Фортемани, пожелавшие узнать, что привело графа Акуильского в Роккалеоне.

– У меня дело к монне Валентине, – он поднял голову, и Гонзага тут же признал в нем раненого рыцаря, а посему нахмурился.

– Я – капитан монны Валентины, – самодовольно заявил он, – и вы можете изложить мне суть вашего дело.

Потом они долго препирались, поскольку Франческо желал разговаривать только с монной Валентиной, а Гонзага отказывался будить даму в столь ранний час и не хотел опускать мост. Слова летали взад-вперед над ревущим во рву горным потоком, с каждой минутой раскаляясь все сильнее, пока их перепалку не прервало появление монны Валентины со следовавшим за ней по пятам Пеппино.

– Что тут такое, Гонзага? – взволнованно спросила она, ибо едва лишь шут упомянул о прибытии Франческо, ее сердце сильно забилось. – Почему ты не пускаешь в замок этого рыцаря, если он приехал ко мне с важным известием? – а взгляд ее не отрывался от графа Акуильского, странствующего рыцаря ее грез.

Увидев девушку, Франческо обнажил голову и склонился до холки лошади. Монна Валентина резко повернулась к Гонзаге и обоим наемникам.

– Чего вы ждете? Или вам не ясен мой приказ? Немедленно опустите мост!

– Поостерегитесь, мадонна, – взмолился Гонзага. – Вы не знаете этого человека. Возможно, он – шпион Джан-Марии, которому заплачено, чтобы предать нас.

– Дурак, – резко ответила монна Валентина. – Разве вы не видите, что это тот самый раненый рыцарь, которого мы встретили по пути в Урбино?

– И что из этого? – стоял на своем Гонзага. – Разве это доказывает его честность или верность вам? Примите мой совет, мадонна, пусть он все скажет, не входя в замок. Так оно безопаснее.

Валентина смерила его суровым взглядом.

– Мессер Гонзага, прикажите опустить мост.

– Но, мадонна, подумайте об угрозе…

– Угрозе? – рассмеялась монна Валентина. – Да какую опасность представляют собой два человека, если противостоят им целых двадцать? Только трус может в такой ситуации заикаться об угрозах. Немедленно опустите мост.

– Но…

– Будут мне повиноваться или нет? А может, я сама должна браться за цепи?

Всем своим видом выражая неудовольствие, Гонзага пожал плечами и отдал короткий приказ. Тут же заскрипели цепи, мост пошел вниз и свободный конец его с грохотом рухнул на землю. Граф, не теряя ни секунды, пришпорил лошадь. Копыта прогремели по дубовым доскам, слуга последовал за хозяином под арку башни и в первый внутренний двор.

Но едва Франческо натянул поводья, из двери в дальнем конце вывалился Фортемани, полуодетый, но с мечом в руке. При виде Франческо гигант аж подпрыгнул и двинулся к нему, изрыгая проклятия.

– Ко мне! – вопил он голосом, который разбудил бы и мертвого. – Живее! Живее! Дьявол и все его слуги! Что тут происходит? Как вы сюда попали? Кто приказал опустить мост?

– Мост опустили по приказу капитана монны Валентины, – ответил Франческо, гадая, что это за псих.

– Капитана? – Фортемани остановился, лицо его побагровело. – Сатана и падшие ангелы! Какого еще капитана? Я тут капитан!

Граф бросил на него удивленный взгляд.

– Так вас-то я и ищу. Неплохо вы охраняете замок, мессер капитан. Будь на то мое желание, я бы вскарабкался по стене и вошел бы безо всяких ворот, не потревожив ни одного из ваших бдительных часовых.

Фортемани с пренебрежением глянул на незнакомца. Четыре последних дня, когда он ел и пил в три горла, добавили ему наглости, хотя он никогда не страдал от ее недостатка.

– А вам какое до этого дело? – с угрозой прорычал он. – Слишком уж вы вольничаете, господин незнакомец, указывая мне, что должно капитану замка, а что – нет. Придется вас за это наказать!

– Наказать… меня? – рыкнул Франческо.

– Да, наказать. Меня зовут Эрколе Фортемани.

– Я слышал о вас, – с презрением ответил граф, – и мне говорили, что второго такого пьяницы и труса не сыскать по всей Италии, даже во владениях папы. И будь поосторожнее, когда собираешься «наказывать» тех, кто посильнее тебя. Ров неподалеку и может сослужить тебе добрую службу. Ибо я могу поклясться, что ты не мылся с той поры, как тебя крестили, если ты вообще христианин.

– Христос милосердный! – Фортемани озверел от ярости. – Да как ты смеешь говорить такое обо мне. Слезай с лошади.

Он ухватился за ногу Франческо и потащил его вниз, но граф вырвал ногу, оцарапав шпорой руки капитана, взмахнул хлыстом и огрел бы Фортемани по спине, ибо тот крепко разозлил его, но строгий женский голос прекратил их ссору.

Фортемани отпрянул назад, бормоча проклятия, Франческо повернулся на голос. Монна Валентина, спокойная, величественная, в платье из серого бархата с черными рукавами, подчеркивающем достоинства ее фигуры, стояла на ступенях каменной лестницы, спускающейся во двор. Тут же были Пеппе, Гонзага и два наемника. Гонзага наклонился к ней, но слова, произнесенные намеренно громко, долетели и до графа Акуильского.

– Не зря, мадонна, я советовал вам не впускать его. Сами видите, что это за человек.

Кровь бросилась в лицо Франческо, да и взгляд, которым одарила его Валентина, не добавил ему положительных эмоций.

Однако, не отвечая, он спрыгнул с лошади, бросил поводья Ланчотто и направился к лестнице, высокий, стройный, широкоплечий.

Монна Валентина двинулась ему навстречу.

– Что же такое, мессер? – сердито спросила она. – Достойно ли вас затевать ссоры, едва ступив в мой замок?

Франческо с трудом сдержался. Голос его прозвучал ровно и спокойно.

– Мадонна, этот наемник вел себя нагло.

– Но вы, несомненно, спровоцировали его на наглость, – ввернул Гонзага.

Еще суровее ответила ему Валентина.

– Наемник? – на щеках ее вспыхнул румянец. – Если вы не хотите, чтобы я пожалела о своем решении допустить вас в замок, мессер Франческо, не бросайтесь такими словами. Этот человек – капитан моих солдат.

Франческо поклонился, показывая, что от нее он готов снести любые упреки.

– Его капитанство и стало предметом спора. Со слов этого господина, – он коротко глянул на Гонзагу, – я понял, что капитан – он.

– Мессер Гонзага – капитан моего замка, – пояснила Валентина.

– Как видите, мессер Франческо, – заговорил Пеппе, – мы не страдаем от нехватки капитанов. Есть у нас еще фра Доминико – капитан наших душ и кухни, я сам – капитан…

– Дьявол тебя побери! – оборвал шута Гонзага и повернулся к графу Акуильскому. – Вы говорили, что у вас важное известие?

Франческо оставил без внимания тон придворного и вновь поклонился Валентине.

– Я предпочел бы изложить его в более спокойной обстановке, – и он обвел взглядом двор, где уже собрались все наемники Фортемани.

Гонзага пренебрежительно фыркнул, теребя свои золотистые локоны, но Валентина сочла логичным последнее требование графа, и, предложив Ромео и Франческо следовать за ней, девушка пересекла двор и поднялась по ступеням, по которым чуть раньше скатился Фортемани, чтобы встретить графа.

Дверь вывела их в зал приемов, окна противоположной стены которого выходили во внутренний двор. Франческо, шагая за Валентиной, оценивающе оглядел наемников, не обращая внимания на их ухмылки и сердитые взгляды. Не раз доводилось ему нанимать солдат, так что и первого впечатления хватило, чтобы понять, с кем он имеет дело. А потому, едва переступив порог, он остановился и повернулся к Гонзаге.

– Мне бы не хотелось оставлять своего слугу на милость этих бандитов. Покорнейше прошу вас предупредить их, чтобы они не смели причинить ему вреда.

– Бандитов? – негодующе воскликнула Валентина, прежде чем Гонзага успел открыть рот. – Они – мои солдаты.

Вновь Франческо поклонился ей.

– Примите мои извинения, и более я не скажу ни слова, но, к моему огромному сожалению, я не могу одобрить ваш выбор.

Теперь уже пришел черед сердиться Гонзаге, ибо выбирал-то он.

– Только важность вашего известия, мессер, может оправдать столь неслыханную дерзость.

Франческо глянул в эти синие глаза, безуспешно пытающиеся яростно сверкнуть, и презрительно повел плечами.

– У меня складывается впечатление, что приезжать мне не следовало: в этом замке все словно сговорились и ни у кого нет более важных забот, кроме того, как поругаться со мной. Сначала ваш капитан, Фортемани, встретил меня с наглостью, которая не должна остаться безнаказанной. Потом вы, мадонна, возмутились из-за того, что попросил защиты для моего слуга от тех парней, что собрались во дворе. Вы рассердились из-за того, что я назвал их бандитами, но я воюю уже десять лет и понимаю, какой солдат стоит передо мной. И наконец, в довершение всего, этот cicibeo[25]25
  Чичисбей, кавалер, постоянный спутник дамы (итал.).


[Закрыть]… – он пренебрежительно указал на Гонзагу, – толкует что-то о моей дерзости.

– Мадонна, – воскликнул Гонзага, – позвольте мне разобраться с ним!

Сам того не желая, последней фразой Гонзага разрядил обстановку. Злость, захлестнувшая было Валентину, растаяла, как дым, от угрозы ее капитана – разительный контраст являл он собой в сравнении с Франческо. Валентине удалось сдержать смех, который мог обидеть Гонзагу, но она отметила, как удивленно взлетели вверх брови Франческо при требовании Гонзага позволить ему разобраться с пришельцем. А уж по здравому размышлению, без лишних эмоций, Валентина поняла, что для приезда Франческо, которого встретили без подобающей вежливости, наверняка есть важная причина. И потому с присущим ей так-том она несколькими словами успокоила уязвленное тщеславие Гонзага и обратилась к Франческо с подчеркнутым дружелюбием.

– Мессер Франческо, забудем прошлое и займемся делом. Расскажите нам, с чем вы приехали? Но сначала давайте сядем.

Они прошли в зал приемов, стены которого украшали фрески со сценами охоты и крестьянской жизни, одна или две из которых принадлежали кисти Пизанелло[26]26
  Пизанелло – итальянский живописец раннего Возрождения.


[Закрыть]. Тут же красовались охотничьи трофеи и рыцарские доспехи, сверкавшие в солнечных лучах, падающих сквозь высокие, узкие окна. Валентина села в кожаное кресло с высокой спинкой, Гонзага встал рядом, Франческо – перед ней, оперевшись о большой стол.

– Новости мои, мадонна, не слишком приятны, хотя я предпочел бы принести радостные. Ваш кавалер, Джан-Мария, вернулся ко двору Гвидобалдо, сгорая от желания жениться на вас, узнал о вашем побеге в Роккалеоне и теперь готовит армию, чтобы напасть и захватить ваш замок.

Гонзага при этих словах стал бледен, как полотно его белоснежной рубашки, ибо случилось то, во что он не хотел поверить. Страх закрался в его и без того не шибко смелую душу. Какая судьба уготована теперь ему, инициатору побега Валентины? В один миг рухнули его блистательные планы. Где он найдет теперь время объясниться ей в любви, уговорить стать его женой? От одной мысли о войне и кровопролитии по коже его побежали мурашки. Как жестоки удары судьбы! А он-то уверял себя, что ни Гвидобальдо, ни Джан-Мария не решатся на военные действия, чтобы не стать посмешищем всей Италии.

На мгновение взгляд Франческо задержался на лице придворного, прочитал написанный на нем страх. Граф чуть улыбнулся и посмотрел на монну Валентину. Ее глаза сияли.

– Что ж, пускай приходят! – воскликнула она. – Этот болван герцог увидит, что у меня есть чем его встретить. Мы вооружены до зубов. И провизии нам хватит по меньшей мере на три месяца. Джан-Мария узнает, что не так-то легко захватить Валентину делла Ровере. А вам, мессер, я более чем признательна за столь рыцарский поступок. Предупреждение ваше весьма кстати.

Франческо вздохнул. На лице его отразилось сожаление.

– Увы! Направляясь к вам, мадонна, я надеялся, что помощь моя будет более весомой. Я рассчитывал дать вам совет и предложить содействие, если будет на то ваше согласие. Весь мой план основан на верности ваших солдат, а один их вид говорит о том, что это очень и очень сомнительно.

– Тем не менее, – с жаром воскликнул Гонзага, готовый схватиться за любую соломинку надежды, – мы готовы вас выслушать.

– Пожалуйста, продолжайте, – попросила его и Валентина.

Франческо, однако, выдержал паузу.

– Вам известна политическая ситуация в Баббьяно?

– В определенной степени – да.

– Тогда я попробую внести полную ясность, – и он рассказал о готовящемся нападении на герцогство армии Чезаре Борджа, а также о минимальном запасе времени, оставшемся в распоряжении ее жениха. А потому каждый лишний час под стенами Роккалеоне будет приближать его к неминуемому поражению. – Но от отчаяния он может пойти напролом, – добавил Франческо, – а потому я подумал, что вам не следует оставаться в замке, мадонна.

– Не следует? – в голосе Валентины слышалось недоумение.

– Не следует? – с вновь вспыхнувшей надеждой переспросил Гонзага.

– Именно так, мадонна. То есть Джан-Марии достанется пустое гнездо, даже если ему и удастся взять замок штурмом.

– Так вы советуете мне бежать?

– Я приехал, чтобы дать вам такой совет, но, увидев ваших людей, засомневался. Доверять им нельзя, ибо ради спасения своих шкур они откроют ворота. Ваш побег тут же обнаружится, и времени мы не выиграем.

Гонзага опередил ее с ответом и начал убеждать Валентину, что нанятые им солдаты будут стоять до конца, а ей следует внять мудрому совету и найти безопасное убежище подальше от замка, от которого Джан-Мария не оставит камня на камне. И столь жалко выглядел он, что Валентина не выдержала и напрямую спросила: «Вы испугались, Гонзага?»

– Только за вас, мадонна, – незамедлительно ответил придворный.

– Тогда можете забыть о своих страхах. Ибо останусь я в замке или покину его, в одном я уверена: Джан-Марии живой я не дамся, – и она повернулась к Франческо. – Ваш совет покинуть замок не лишен достоинств, хотя есть плюсы и у прямо противоположного решения. Темперамент мой требует, чтобы я осталась и померялась силой с этим тираном. Но следует прислушаться и к голосу рассудка. А посему я обдумаю ваше предложение.

Затем она поблагодарила Франческо за приезд и спросила, что побудило его прийти к ней на помощь.

– Долг рыцаря – служить деве, попавшей в беду, – ответил граф Акуильский. – И потом, как иначе мог я отблагодарить вас за внимание, с которым вы лечили мои раны в тот день неподалеку от Аскуаспарте?

На мгновение их взгляды встретились и тут же метнулись в стороны. Однако у обоих перехватило дыхание, чего, впрочем, не заметил Гонзага, занятый своими мыслями. Неловкое молчание затягивалось, и Валентина спросила, каким образом в Урбино столь быстро прознали о том, что она в Роккалеоне.

– Разве вы не знаете? – удивился Франческо. – Пеппе не сказал вам?

– Я еще не говорила с ним. В замок он прибыл поздним вечером, а впервые я увидела его только утром, когда он прибежал сообщить о вашем приезде.

Но прежде, чем Франческо успел ответить на вопрос Валентины, со двора донеслась какая-то возня, дверь распахнулась, и в зал влетел Пеппе.

– Ваш слуга, мессер Франческо, – лицо шута побелело от волнения. – Идите скорее, а не то его убьют.