Текст книги "Дом на краю темноты"

Глава двадцать вторая

– Мне нужна твоя помощь.

Со стороны Дэйна только тишина – неуверенность, которая чувствуется даже через телефон. Я его не виню. Особенно после того, что я сказала. Я понимаю, если он больше не захочет меня знать.

После сегодняшнего он сможет исполнить это желание.

– С чем? – наконец говорит он.

– Передвинуть шкаф.

Я не говорю ему, что шкаф нужно не просто подвинуть, а разобрать полностью. И что дыру в стене спальни, которую он оставит после себя, надо запечатать. И что в задней части дома есть дверь, которую тоже нужно заколотить, чтобы никто не смог войти в Бейнберри Холл без ключа. Все это может подождать, пока он не придет сюда. Иначе он может повесить трубку.

– А до завтра это не может подождать? – спрашивает Дэйн.

– Нет. Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста. Я не смогу это сделать одна.

– Ладно, – говорит Дэйн с тяжелым вздохом. – Буду через десять минут.

– Спасибо.

Дэйн не слышит эту реплику. Он уже повесил трубку.

Я засовываю телефон в карман и готовлюсь к предстоящей работе. План прост – перекрыть потайной ход в спальню, собрать вещи и уйти из Бейнберри Холл.

На этот раз я не вернусь.

Как только я вернусь в Бостон, я внесу дом в список и продам его как есть, за любое предложение, какое бы маленькое оно ни было. Я больше не хочу иметь ничего общего с этим местом. И я не хочу знать правду о том, что здесь произошло.

Я просто хочу уехать.

Здесь небезопасно. Особенно для меня.

В столовой я собираю пять снимков на столе и папин экземпляр Книги, все еще лежащий корешком вверх на полу. Все это отправится туда, где я это и нашла. Скоро это станет чьей-то еще проблемой.

С полными руками я иду в кабинет на третьем этаже и направляюсь прямо к письменному столу, где бросаю Книгу и фотографии. Затем я хватаю Бастера и швыряю его в шкаф, где и нашла его в первый раз.

Как и Бейнберри Холл, я никогда больше не хочу видеть этого медведя.

Я поворачиваюсь к столу, где лежит открытая Книга.

Она была закрыта, когда я ее туда кинула.

Я в этом уверена.

И все же вот она, открытая, как будто ее только что кто-то читал.

Я медленно подхожу к Книге, обдумывая все способы, которыми она могла открыться сама по себе. Я не могу ничего придумать. По крайней мере ничего такого, что не граничило бы со сверхъестественным. Или, если позаимствовать термин у бабушки Дэйна, необъяснимым.

«Чушь», – думаю я.

А потом я говорю это вслух, надеясь, что тогда это станет правдой.

– Чушь.

Но это не так. Я знаю это с того момента, как увидела страницу, на которой открылась Книга. Это глава от четвертого июля. В тот день ремонтировали потолок на кухне. Я оглядываю страницу, и один параграф бросается мне в глаза.

Теперь пришло время заделать огромную дыру в потолке. Для этого я нанял Хиббса, который привел еще с собой мальчика из города, потому что один он с такой большой задачей не справился бы.

Мое сердце начинает биться быстрее, когда я читаю это снова, и вся правда этих слов откладывается в голове.

Мальчик из города.

Который был в доме тогда же, когда и Петра.

Который, наверное, знал ее.

Который мог быть ее парнем. Вроде того.

Который мог убедить ее сбежать через окно спальни.

Который мог предложить сбежать вместе и разозлиться, когда она передумала.

Который потом влез в Бейнберри Холл и оставил ее тело под половицами, потому что знал, что там было потайное место.

И этот мальчик, поняла я, есть на одном снимке папы.

Я хватаю фотографию со стола. Когда я впервые увидела его, то подумала, что это папа стоит сзади Уолта Хиббетса и его лестницы. Я должна была догадаться, что папа стоял за камерой – а на фото стоит кто-то другой.

Я не могу разглядеть слишком много деталей, даже после того, как подношу фотографию к лицу и щурюсь. Только узкая полоска одежды и маленький кусочек лица выглядывают из-за лестницы. Единственный способ увидеть лучше – найти лупу.

И тут я с радостным содроганием осознаю, что она у меня есть.

В верхнем ящике стола. Я видела ее, когда первый раз пришла в кабинет. Она и сейчас там, среди ручек и скрепок. Я хватаю ее и держу перед фотографией, и теперь человек-загадка становится больше. Я вижу темные волосы, половину красивого лица, крепкие руки и широкую грудь.

И я вижу футболку.

Черную, с едва видным принтом.

«Роллинг Стоунз».

Я мысленно возвращаюсь в ту грязную комнату в «Двух соснах». Дэйн выглядел так хорошо, что я просто не могла не смотреть на него. А когда он заметил меня, я похвалила его футболку. Я слышу его громкий голос в своей памяти.

Она у меня еще с подросткового возраста.

И я слышу его голос и сейчас, идущий от двери кабинета, где он стоит, руки по швам, а на лице угрюмое выражение.

– Я могу объяснить, – говорит он.

15 июля

День 20 – До заката

Я проснулся на полу.

Где именно в доме, я не знал.

Когда я пришел в себя, то понял, что нахожусь где-то в Бейнберри Холл, с затекшими суставами и гудящей головой. И только когда я открыл глаза и увидел портрет Индиго Гарсон, смотрящей на меня сверху вниз, память сразу же вернулась.

Я в Комнате Индиго.

Отколупливаю краску.

Вижу змею в руках Индиго.

И чем дольше я смотрел на змею, тем больше нервничал. Мне хотелось верить, что поза Индиго со змеей была просто эксцентричностью викторианского стиля. Как посмертные маски и таксидермированные птицы на шляпах. Но чутье подсказывало мне, что за этим кроется нечто гораздо более зловещее.

Змея выражала истинную сущность Индиго.

Хищница.

Я предположил, что это Уильям Гарсон приказал ее закрасить. Попытка скрыть правду о своей дочери. Я подозревал, что он не смог решиться закрасить весь портрет. Художник – бедный, одурманенный Каллум Огюст – сделал слишком хорошую работу. Так кролик поглотил змею, иронический поворот, не встречающийся в природе.

Теперь змея снова была на виду. Вместе с этим пришло мрачное понимание того, что я во многом ошибался.

Это не Уильям Гарсон заставлял отцов убивать своих дочерей в Бейнберри Холл.

Это была Индиго.

Я понял это с ледяной ясностью. Точно так же, как змея в ее руках, она проскальзывала в умы мужчин, которые здесь жили, делая их одержимыми ее историей. Я не знаю, умерла ли она от собственной руки или от руки отца. В конце концов, это не имело значения. Индиго умерла, но ее дух оставался. Теперь она целыми днями искала мести за то, что сделал ее отец. Ей было все равно, что он тоже давно умер. В ее глазах каждый отец заслуживал наказания.

Поэтому она заставляла их убивать своих дочерей.

Такое случалось уже шесть раз.

Седьмого не будет.

Я медленно вернулся на кухню, слишком уставший после ночи на полу, чтобы двигаться быстро. Спустившись по ступенькам, я снова оказался перед колокольчиками.

– Кертис, – прошептал я, боясь, что Индиго тоже была рядом. Пряталась. Слушала. – Ты здесь?

Два знакомых колокольчика.

ДА

– Это была Индиго, да? Она заставила тебя убить Кэти.

Еще два звонка.

ДА

– Что я могу сделать? – спросил я. – Как мне ее остановить? Как понять, что она здесь?

Прозвенело пять колокольчиков и шесть звонков. После последнего – первый в первом ряду – я понял, что это было новое слово этой странной коммуникации.

КАМЕРА

Я понял, о чем он говорил. Полароид в кабинете.

– Спасибо, Кертис, – когда я это прошептал, то сразу понял, что больше его не услышу. Он сказал мне все, что мог. Остальное было за мной. Так что перед тем, как отойти от колокольчиков, я искренне добавил. – Я надеюсь, что это освободит тебя от этого места. Правда. Я надеюсь, что ты обретешь покой.

После этого я поднялся на три пролета по лестнице, всю дорогу у меня скрипели суставы. В кабинете на третьем этаже, я нашел то, что искал в шкафу.

Синюю коробку из-под обуви с фотографиями.

Я перебирал их, ища те, на которые не обратил внимания в тот день, когда обнаружил коробку. Фотография за фотографией все более призрачного лица Кертиса Карвера. Я задумался, чувствовал ли он себя таким же беспомощным, как я, когда делал селфи. Был ли он обеспокоен и сломлен той же виной, что и я.

Изображения Кертиса были так похожи, что мне пришлось посмотреть на даты, нацарапанные под ними, чтобы определить, какие из них я еще не видел. 12 июля. Эту я не смотрел. Как и фотографии с 13 и 14 июля.

Последний снимок лежал на дне коробки лицом вниз. Перевернув его, я увидел, что, как и на всех остальных, дата съемки была написана внизу фотографии.

^{15 июля.}

Ровно год назад Кертис Карвер совершил самоубийство.

Мой взгляд переместился с даты на само изображение. Поначалу оно выглядело так же, как и остальные. Но второй взгляд выявил нечто отличное от других фотографий. Что-то глубоко-глубоко неправильное.

В комнате с Карвером стоял кто-то еще.

Темная фигура в дальнем углу кабинета.

Хоть Мэгги и называла ее мисс Медноглазой, я знал ее другое имя.

Индиго Гарсон.

Она выглядела точно, как на портрете. То же фиолетовое платье и эфемерное свечение. Единственным различием между портретом и призраком были глаза.

На них лежали монетки.

И все же было ясно, что она может видеть. На фотографии она смотрела на затылок Кертиса Карвера, будто могла читать его мысли.

Я все еще изучал снимок, когда почувствовал в комнате чье-то присутствие, невидимое, но явно ощутимое.

– Кертис, это ты?

Я не получил ответа.

И все же ощущение присутствия усиливалось, наполняя комнату таким сильным жаром, что я почти задыхался. Внутри этого угрожающего тепла было что-то более тревожное.

Злоба.

Она горела в комнате, как огонь.

Я схватил камеру со стола и сделал такое же селфи, как и Кертис.

Засов щелкнул.

Камера загудела.

Вылезла фотография, ее идеальная белизна медленно расступалась перед изображением.

Я.

Руки расставлены. Смотрю в камеру. Сзади весь кабинет.

А еще сзади Индиго Гарсон, в самом краю рамки. Я увидел тонкую руку, изгиб плеча, кудрявую прядь светлых волос.

Она была там.

И она ждала.

Не меня.

Мэгги.

– Жди дальше, сучка, – сказал я вслух.

Я поднял камеру и сделал очередное фото.

Щелк.

Гудение.

Снимок.

На этом фото Индиго перешла в другую сторону кабинета. Она прижалась к стене, слегка сгорбившись, ее закрытые монетами глаза смотрели на меня сквозь завесу волос. Ее губы скривились в такой зловещей ухмылке, что у меня кровь застыла в жилах.

Единственное, что удерживало меня от побега из дома – осознание того, что она не хотела причинить мне боль. Пока нет, хотя этот момент наверняка наступит. Но пока ей нужно было, чтобы я сначала добрался до Мэгги.

Убедившись, что в ближайшее время мне ничего не угрожает, я подошел к шкафу, схватил все пачки с пленкой, лежавшие внутри, и отнес их обратно к столу.

Я оставался там, пока бледный утренний свет не сменился золотым послеполуденным солнцем. Время от времени я делал очередной снимок, просто чтобы проследить, где сейчас стоит Индиго. Иногда она стояла у дальнего угла, лицом к стене. Иногда она была просто фиолетовой полоской на краю рамы. На нескольких фотографиях ее вообще не было видно.

Но я знал, что она все еще там.

Я чувствовал злобный жар ее присутствия.

И я продолжал его чувствовать до тех пор, пока свет за окном кабинета не сменился голубизной сумерек. И тогда Индиго внезапно исчезла – температура в комнате поменялась.

Я схватил камеру и сделал фотографию.

Щелк.

Гудение.

Снимок.

Я вырвал картинку из камеры и держал перед собой, наблюдая за проявкой.

Он был таким же, как и остальные – я и женщина на заднем плане.

Только на этот раз это была не Индиго.

Это была Джесс. Внутри кабинета. Каждый мускул ее тела напряжен. Смятение молнией промелькнуло на ее лице.

Я медленно повернулся, надеясь, что это всего лишь игра воображения, вызванная голодом, жаждой и потребностью во сне. Но тут Джесс заговорила: «Юэн? Что ты здесь делаешь?» – и мое сердце упало в пятки.

Это значит, что она реальна, а терпение Индиго было вознаграждено.

Мэгги вернулась домой.

Глава двадцать третья

Дэйн шагает в кабинет. Я шагаю назад, прижимаясь к краю стола.

– Это не то, что ты думаешь, – говорит он.

Я поднимаю снимок.

– Ты знал ее.

– Да, – отвечает Дэйн. – Тем летом я жил с бабушкой и дедушкой. Родители думали, что мне это пойдет на пользу. Мне было семнадцать, у меня был бардак в голове, и мне было нужно на какое-то время от них смыться. Поэтому я приехал сюда.

– И познакомился с Петрой. Поэтому она сбегала по ночам.

Дэйн кивает.

– Мы встречались в лесу за вашим домом и развлекались. Ничего серьезного. Просто летняя интрижка.

Он продвинулся дальше в кабинет, пока говорил, надеясь, что я не замечу. Я заметила.

– Если это было несерьезно, то почему ты ее убил?

– Я не убивал, – говорит Дэйн. – Ты должна мне поверить, Мэгги.

Ну уж нет. Особенно когда я вспоминаю, как мы нашли Петру. Дэйн толкал пятнистый потолок, проверяя его. Давил и давил, пока он не поддался, что – как я теперь подозреваю – было именно тем, чего он хотел. Думаю, он знал, что в какой-то момент во время ремонта останки Петры обнаружатся, и решил, что будет лучше, если он сам их найдет. Таким образом, все подозрения будут направлены на моего папу.

Дэйн снова крадется вперед, пока нас не разделяют всего несколько футов.

– Еще один шаг, и я звоню в полицию, – предупреждаю его я.

– Не делай этого, Мэгги, – говорит он. – Они сразу же упекут меня за решетку. Мне никто не поверит. Они будут видеть лишь зэка, который почти что кого-то убил. У меня не будет и шанса.

– Может, ты его и не заслуживаешь.

Дэйн подлетает ближе. Я пытаюсь вытащить телефон из кармана, но он выбивает его у меня из рук. Телефон ударяется о стену и падает на пол в нескольких метрах от нее.

Дэйн хватает меня за плечи и трясет.

– Послушай меня, Мэгги. Ты должна притвориться, что ничего не знаешь обо мне и Петре.

Он смотрит на меня со злобным выражением лица. В его глазах ярость. Темнота, которая заставляет меня задуматься, не последнее ли это, что видела Петра. Я отвожу взгляд, замечаю нож, который все еще лежит на столе, и тянусь за ним.

Дэйн тоже его видит и пытается меня опередить.

Тогда-то я начинаю бежать.

Я отталкиваюсь от стола, оббегаю Дэйна. Когда он подходит ко мне, я толкаю его в грудь.

Сильно.

Он отшатывается назад, к одной из книжных полок, размахивая руками, и книги падают вокруг него.

Я бегу.

Вниз по ступенькам.

В коридор второго этажа, где я слышу, как Дэйн бежит за мной, его шаги быстрые и тяжелые на лестнице третьего этажа.

Я бегу дальше. Дышу тяжело. Сердце барабанит.

Я выбегаю на главную лестницу и мчусь вниз, стараясь не обращать внимания на шаги Дэйна, несущегося по коридору позади меня. И на то, как быстро он двигается. И как он уверенно меня догоняет.

Он тоже сейчас на лестнице. Я слышу, как его ботинки стучат по верхней ступеньке, и чувствую, как дрожит лестница, когда он с грохотом бежит за мной.

Я набираю скорость, не сводя глаз с вестибюля, а сразу за ним – с входной двери. За то время, что я спускаюсь по последним двум ступенькам, я пытаюсь прикинуть, успею ли я добраться до двери прежде, чем Дэйн догонит меня.

Я решаю, что не успею.

Даже если я смогу пройти через эту дверь – что спорно – мне все равно придется ускользать от Дэйна достаточно долго, чтобы сойти с крыльца и сесть в свой пикап.

Времени недостаточно. Учитывая, как быстро он настигает меня.

Я меняю тактику. Решение, принятое за долю секунды у подножия лестницы, толкает меня прочь из вестибюля в гостиную.

Дэйн не сбавляет шага, когда поворачивает в том же направлении, выдыхая мое имя так сильно и так близко, что я чувствую его дыхание на своей шее.

Не обращая на него внимания, я протискиваюсь через гостиную в Комнату Индиго.

Там темно.

Хорошо.

Мне так и нужно.

Света как раз хватает, чтобы разглядеть дыру в том месте, где раньше были половицы. Но даже если так, человеку нужно знать, что дыра там есть, чтобы не свалиться в нее.

Дэйн не знает.

Я перепрыгиваю через дыру в полу и резко останавливаюсь, прежде чем развернуться к нему лицом.

Дэйн замедляет шаг, но продолжает идти.

Один шаг.

Второй.

Потом он падает, ныряя в дыру и исчезая так резко, что единственным признаком того, что он вообще там был, является звук тела, ударяющегося о кухонный пол далеко внизу.

15 июля

День 20 – После заката

– Нам нужно уезжать, – сказал я Джесс. – Срочно.

– Почему? Что случилось?

– Мэгги здесь в опасности.

Я схватил камеру со стола вместе с двумя упаковками пленки. Затем я повел Джесс из кабинета вниз по лестнице.

– Я не понимаю, что происходит, – сказала она.

Мы дошли до второго этажа, и я развернулся, снимая ступеньки позади нас.

Щелк.

Гудение.

Снимок.

– В доме есть призрак, – сказал я, пока ждал проявки. – Индиго Гарсон. Это она заставляла отцов убивать своих дочерей. Кертис Карвер не убивал Кэти. Его заставила Индиго.

Я сунул Джесс фотографию, сначала убедившись, что на ступеньках действительно была фигура Индиго с монетками на глазах, от которых отсвечивалась вспышка камеры. Джесс зажала рот рукой, пытаясь подавить крик. Он все равно просочился наружу между пальцами.

– Где Мэгги? – спросил я.

Джесс, ее рука все еще закрывала рот, повела широко раскрытыми и испуганными глазами в сторону спальни Мэгги. Сзади парил жар с третьего этажа. Индиго нас догоняет.

– Нужно ее отсюда забрать, – прошептал я. – Срочно.

Мы оба побежали по лестнице, пока Индиго жарила нам в спину. В комнате Мэгги сидела на кровати, поджав колени к подбородку. В ее глазах плясало пламя страха.

– Тебе придется ее нести, – сказал я Джесс. – Я не… я себе этого не доверю.

Джесс не колебалась ни секунды. Она сразу же подошла к кровати и подняла Мэгги на руки.

– Мамочка, мне страшно, – сказала Мэгги.

Джесс поцеловала ее в щеку.

– Я знаю, милая. Но бояться нечего.

Это была ложь. Бояться нужно было всего.

Особенно когда распахнулись двери шкафа. Изнутри вырвался поток горячего воздуха, и Джесс отшатнулась назад. Мэгги высвободилась из ее объятий, словно подхваченная обжигающим ветром. Затем ее потащили к шкафу, и она летела по воздуху, вопящий комок конечностей и волос.

Индиго забрала нашу дочь.

Я подбежал к шкафу как раз в тот момент, когда Мэгги в нем исчезла. И когда двери начали закрываться, я бросился между ними. Дерево сдавило мне ребра, пока я тянулся к шкафу – теперь это было темное, бездонное пространство. Я выкрикивал имя Мэгги и размахивал руками, пока костяшки моих пальцев не коснулись ее лодыжки.

Я сжал пальцы вокруг нее и начал тянуть, перебирая руками вверх по ее ноге. Добравшись до колена, я потянул сильнее, пока Мэгги не вырвалась из шкафа. Мы упали на пол, Мэгги сверху меня все еще кричала и плакала.

Сзади нас Джесс начала двигать кровать, толкая ее к шкафу, чтобы забаррикадировать двери. Хотя этого было недостаточно, чтобы запереть Индиго, я надеялся, что это по крайней мере задержит ее на несколько минут.

Покончив с этим, мы вышли из комнаты и побежали по коридору. Джесс с Мэгги, а я с камерой, снимаю пустой коридор позади нас.

Щелк.

Гудение.

Снимок.

Я проверил фото, когда оно вылезло наружу.

Ничего.

Мы все бежали вниз, Джесс впереди. Мэгги обмякла в ее руках, не в состоянии шевелиться от шока. Внизу лестницы я сделал еще одну фотографию.

Щелк.

Гудение.

Снимок.

Все еще ничего.

– Думаю, она ушла, – сообщил я.

– Ты уверен? – спросила Джесс.

– Я ее не вижу, – я поднял руку, стараясь почувствовать обжигающее присутствие Индиго. – И не чувствую.

Я сделал последнее фото – Джесс держит Мэгги у основания лестницы.

Щелк.

Гудение.

Снимок.

– Нельзя здесь оставаться, – сказала Джесс. – Надо собраться и уходить, пока она не вернулась.

– Я знаю.

Я проверил фотографию, которая все еще проявлялась в моих руках, изображение Джесс и Мэгги вылезало из белизны.

За ними – прямо над плечом Джесс – была Индиго Гарсон.

Я поднял глаза со снимка на моих жену и дочь, все еще в той же позе.

А потом Мэгги подлетела к потолку.

Это произошло в мгновение ока.

В одну секунду она в руках Джесс. В другую – на потолке, пока ее уносит невидимая сила.

Мы с Джесс в ужасе смотрели, как Мэгги бьется о потолок, крича и продолжая двигаться против своей воли. Когда она оказалась на расстоянии вытянутой руки от люстры, я схватил ее и вцепился изо всех сил. Люстра раскачивалась взад-вперед. Несколько стеклянных шаров затряслись и упали на пол вокруг нас, разбрасывая осколки.

Над нами Мэгги отлетела от все еще раскачивающейся люстры – ее снова тянули по потолку. Джесс продолжала выкрикивать ее имя, как будто это могло ее освободить.

Но я знал, что есть только один способ заставить Индиго отпустить Мэгги. Поскольку ее целью было причинить мне такую же боль, какую причинил ей отец, мне нужно было вычеркнуть себя из этого уравнения.

Или по крайней мере притвориться.

Я упал на колени, окруженный кусочками стекла от разбитой люстры.

Осколки приносят удачу.

Схватив самый огромный кусок в этой куче, я прижал его к своей шее и закричал в потолок:

– Индиго, отпусти ее, или я убью себя!

Джесс в ужасе посмотрела на меня.

– Юэн, нет!

– Поверь мне, Джесс, – прошептал я. – Я знаю, что делаю.

Индиго так далеко не зайдет. Если она желала смерти Мэгги, то именно я должен был это сделать. Но ничего не получится, если я умру первым.

– Я серьезно! – заорал я. – Ты сама знаешь, что без меня у тебя ничего не получится!

Я прижал осколок глубже к шее, слегка поворачивая его, пока острие стекла не пронзило мою кожу. Тонкая струйка крови потекла по шее.

Мэгги упала без предупреждения, ее падение было головокружительно быстрым. Мы с Джесс бросились к ней, наши руки переплелись, образуя колыбель, в которую приземлилась наша дочь.

Она была в наших объятиях всего секунду, когда волна жара обрушилась на нас сверху. Жарче, чем раньше. Полный взрыв ярости.

Вокруг нас поднялся шум – внезапное, яростное шипение, которое, казалось, исходило из каждого угла дома. Мгновение спустя комнату начали заполнять змеи.

Красные змеи.

Они появились мгновенно, вылезая из темных углов и из-под половиц. Я увидел их и на втором этаже – они скользили вниз по лестничной площадке.

Через несколько секунд мы были окружены, змеи ползли в нашу сторону. Бо́льшая недовольно шипела, их открытые рты обнажали острые, как бритвенные лезвия зубы.

Я подтолкнул Мэгги в руки Джесс, все еще боясь держать ее сам. Потом я начал отбиваться от змей, пытаясь расчистить нам дорогу к вестибюлю. Я пихал. Я топтал. Некоторые змеи отползали. Другие бросались на мои ноги.

Одна покусилась на Джесс. Я отпихнул ее с дороги до того, как она успела добраться до моей жены.

– Надо быстрее, – сказал я. – Бежим!

Именно так мы и сделали. Мы трое побежали через вестибюль. К передней двери. На крыльцо.

Змеи следовали за нами, выползая из открытой входной двери извивающейся, кишащей массой.

Индиго Гарсон была с ними, невидимая, но определенно ощутимая. Раскаленный добела воздух обжигал мне спину, пока я вел Джесс и Мэгги вниз по ступенькам крыльца и садился в машину.

– А как же наши вещи? – спросила Джесс, пока залезала с Мэгги на заднее сиденье.

– Придется все оставить, – ответил я. – Это слишком опасно. Нам нельзя сюда возвращаться.

Я завел машину и посмотрел на подъездную дорожку. За мной Мэгги на коленях поднялась на сиденье и уставилась в заднее стекло.

– Она все еще нас преследует! – вскричала она.

Я глянул в зеркало заднего вида, но ничего не увидел.

– Мисс Медноглазая?

– Да! Она прямо за нами!

В этот момент что-то врезалось в заднюю часть машины. Сильный, пугающий толчок.

Джесс закричала и потянулась к Мэгги. Я вцепился в руль, изо всех сил стараясь не свернуть с дороги в лес, чего Индиго и добивалась. Потом вжал ногу в педаль газа, шины визжали всю дорогу.

В машину ударила еще одна невидимая сила, на этот раз со стороны пассажирской двери. На какое-то мгновение я потерял контроль над управлением. Машина скользнула на траву вдоль дороги, в опасной близости от деревьев. Только одним усилием воли я смог выровнять машину и продолжить движение по подъездной аллее.

Джесс, к счастью, оставила ворота открытыми, когда они с Мэгги вернулись, позволив мне проехать прямо через них. Как только мы выехали за пределы участка, я выскочил из машины и захлопнул ворота.

Пока я возился с ключами, отчаянно пытаясь запереть калитку, меня обдало жаром. Он прорвался сквозь кованые прутья ворот, раскалив их. Если ад действительно существует, я подозреваю, что он очень похож на злой жар, который я ощутил в полной мере, когда повернул ключ и запер ворота.

Тогда-то мстительный дух Индиго Гарсон и понял, что проиграл.

Мы сбежали из Бейнберри Холл, и наша семья все еще цела.

И она не сможет ничего сделать, чтобы заманить нас обратно.

Другие, может, однажды пройдут через эти ворота, поднимутся по извилистой тропе через лес и войдут в Бейнберри Холл. Если так, то я желаю им только удачи. Она им понадобится, чтобы выжить в таком месте.

Что же касается меня и моей семьи – моей милой Джессики, моей любимой Мэгги – то мы не вернулись. И мы никогда не станем снова переступать этот порог.

Для нас Бейнберри Холл – это дом ужасов. И никто из нас не посмеет снова в него войти.