Текст книги "Погоня за матерью"

Глава 11

Кремер пришел к нам во вторник, третьего июля, за полчаса до полудня. Когда в дверь позвонили, я разговаривал по телефону; так, личный треп, ничего существенного. Еще в мае я принял приглашение провести пятидневный уик-энд, заканчивающийся праздником Четвертого июля, у одного своего приятеля в Уэстчестере. Из-за затянувшихся поисков пропавшей мамаши мне пришлось отказаться от приглашения, и вот теперь мой приятель перезвонил, чтобы сообщить, что если я все-таки соблаговолю заехать хотя бы в день праздника, то для меня заготовлена коробка с петардами и шутихами с игрушечной пушкой в придачу. Так вот, когда в дверь позвонили, я ответил приятелю:

– Я бы с удовольствием приехал, тем более что праздничный фейерверк – моя слабость, но на крыльце уже дожидается инспектор полиции. А может, сержант. Как бы то ни было, не исключено, что ближайшую ночь я проведу в камере. Так что до встречи в зале суда.

Не успел я положить трубку, как позвонили снова, требовательно и нетерпеливо. Я прошел в прихожую, взглянул в одностороннее прозрачное стекло и, вернувшись в кабинет, известил Вулфа о приходе Кремера. В ответ Вулф лишь стиснул губы плотнее. Тогда я снова вышел в прихожую, широко открыл дверь и сказал:

– Рад вас видеть, инспектор. Мистер Вулф слегка осерчал на вас. Он со вчерашнего дня ждет вашего прихода.

Бóльшая часть моей речи пропала впустую, ибо адресовать ее пришлось уже широкой спине Кремера, который, не слушая меня, протопал по коридору и свернул в кабинет. Мне ничего не оставалось, как пойти за ним. Инспектор избавился от старой фетровой шляпы, которую носит, не снимая, зимой и летом, в дождь, стужу и зной, неторопливо уселся в красное кожаное кресло, положил шляпу на приставной столик и вперил грозный взгляд в Вулфа. Тот испепелил его в ответ. Так они пялились друг на друга без малого секунд десять. Нет, они не в гляделки играли, но скорее собирались с силами.

Первым нарушил молчание Кремер.

– Двадцать три дня прошло, – произнес он хриплым голосом.

Это меня поразило. Обычно Вулфу требовалось минут десять, чтобы заставить инспектора хрипеть. Да и его большая круглая физиономия была сегодня багровее обычного. Впрочем, это можно было списать и на июльскую жару.

– Двадцать пять, – поправил Вулф. – Эллен Тензер убили вечером восьмого июня.

– Двадцать три дня с тех пор, как я был здесь в последний раз, – напомнил инспектор, устраиваясь поудобнее. – В чем дело? Вы зашли в тупик?

– Да, сэр.

– Черта с два! – выпалил Кремер. – Я вам не верю. Что или кто тому причиной?

Уголок рта Вулфа вздернулся на одну восьмую дюйма.

– Я не в состоянии ответить на этот вопрос, не раскрыв сути проводимого мной расследования.

– Знаю. Потому и хочу послушать.

– Видите ли, мистер Кремер, – покачал головой Вулф, – за эти двадцать три дня мне не удалось продвинуться вперед ни на дюйм. И мне нечего сказать вам.

– И вы рассчитываете, что я в это поверю?! – презрительно фыркнул Кремер. – Не тот вы человек, чтобы три недели топтаться на одном месте. Вам известно имя убийцы Эллен Тензер?

– На этот вопрос я ответить могу. Нет.

– Не верю! А есть у вас сейчас еще клиент, помимо миссис Вэлдон?

– И на этот вопрос я вам отвечу. Нет.

– Тогда я однозначно уверен, что вам известно, кто убил Эллен Тензер! – запальчиво сказал Кремер. – Очевидно, что существует взаимосвязь между ее смертью и тем делом, распутать которое вы подрядились для вдовы Вэлдона. Не буду перечислять все факты: пуговицы, Энн Тензер, детский комбинезон, ребенок, который жил в доме Эллен Тензер, ребенок, появившийся затем в доме миссис Вэлдон, поездка Гудвина в Махопак для встречи с Эллен Тензер и ее последующий внезапный отъезд. Не отрицаете же вы очевидную связь между приездом Гудвина к Эллен Тензер и ее смертью?

– Нет. Но и подтвердить не могу. Как, кстати, и вы.

– Чушь собачья! – Кремер окончательно охрип. – Соображать вы не хуже моего умеете. Согласен, доказательств у нас пока нет, но вы намерены их раздобыть. Не знаю, с какой целью вас наняла миссис Вэлдон, но даю голову на отсечение: вы твердо намерены изобличить убийцу, если только не окажется, что Эллен Тензер умертвила ваша клиентка. Конечно, на самом деле я вовсе так не думаю, потому что в таком случае вы бы уже наверняка с ней порвали. Если хотите, могу сказать, почему я уверен, что вам известно имя настоящего убийцы.

– Будьте любезны.

– Прежде всего, я абсолютно убежден, что вы хотели бы это знать. Верно?

– Допустим.

– Хорошо. Вы без зазрения совести транжирите денежки миссис Вэлдон. Пензер, Даркин и Кэтер безостановочно трудятся все эти три недели. К вам они приезжают каждый день, причем иногда даже не по одному разу. И я прекрасно вижу, чем они не занимаются. Как, между прочим, и Гудвин. Они абсолютно не интересуются Эллен Тензер. Ни один из них не ездил в Махопак, не встречался с миссис Несбитт или с Энн Тензер, не копался в прошлом Эллен Тензер, не расспрашивал ее соседей или знакомых и не обращался за сведениями к моим людям. То есть ни Гудвин, ни другие ваши сыщики ни малейшего интереса к ней не проявляют. Однако вы хотели бы знать, кто ее убил. А раз так, значит это уже вам известно.

– Гениальное умозаключение, – проворчал Вулф. – Хотя и умозрительное. Настоятельно советую вам выкинуть его из головы. Даю свое честное слово, что не имею ни малейшего представления о том, кто убил Эллен Тензер.

Кремер уставился на него с нескрываемым подозрением:

– Даете слово?

– Да, сэр.

На этом прения можно было прекращать. Кремер по собственному опыту знал цену честного слова Вулфа. Тяжело вздохнув, он спросил:

– Тогда чем, черт побери, занимаются Пензер, Даркин и Кэтер?! Да еще и Гудвин?

– Нет, сэр, так дело не пойдет, – помотал головой Вулф. – Совсем недавно вы сказали, что знаете, чем все они не занимаются. Они не вторгаются в вашу вотчину. Они не суют нос в расследование убийства, которое проводит ваше отделение. И мы с мистером Гудвином тоже держимся от него в стороне.

Кремер метнул на меня свирепый взгляд:

– Тебя, между прочим, под залог выпустили.

– Кому, как не вам, знать об этом, – кивнул я.

– Прошлую ночь ты провел в доме миссис Вэлдон. Точнее, эту ночь.

Я приподнял одну бровь:

– В вашем заявлении две неточности. Во-первых, это неправда. Во-вторых, даже окажись оно правдивым, какое отношение это имеет к расследуемому вами убийству?

– Когда ты ушел от нее?

– Я и не уходил. Я до сих пор там.

– Слушай, Гудвин, ты же знаешь, что я должен полагаться на рапорты своих людей. Агент, который дежурил с восьми вечера до двух ночи, утверждает, что в дом ты вошел в двадцать пять минут десятого, после чего не выходил. По словам парня, который вел наблюдение следующим, до восьми утра, ты тоже не выходил. Я хочу знать, кто из них тебя упустил. В котором часу ты ушел?

– Не зря, значит, я ломал голову, тщетно пытаясь понять, что вам у нас понадобилось. А ведь я сразу догадался, что вас вовсе не убийство интересует. За собственными парнями, значит, шпионите. Ну и прекрасно. Так вот, без четверти два мы с миссис Вэлдон были немного навеселе и вышли на улицу, чтобы поплясать на тротуаре. Лето, знаете ли, ночь – все это располагает к танцам на улице. В четверть третьего миссис Вэлдон вернулась к себе, а я отправился восвояси. Вот они меня и упустили. Кроме того, я…

– Кончай этот балаган, враль отпетый! – оборвал меня Кремер, затем медленно приподнял руку и ущипнул себя за нос. Взглянул на Вулфа. Вытащил из кармана сигару, уставился на нее, точно видел впервые, размял ее ладонями, засунул в рот и стиснул зубами. – Один мой звонок в Олбани, – процедил он, – и вас обоих лишат лицензий.

– Несомненно, – кивнул Вулф.

– Но вы упрямы, как стадо ослов. – Кремер вынул изо рта сигару. – Сами ведь прекрасно знаете, что мне ничего не стоит оставить вас без лицензии. Могу также арестовать вас обоих как важных свидетелей. Один неверный шаг – и на вас заведут уголовное дело. – Он шумно вздохнул. – Но вы настолько упрямы и толстокожи, что втолковывать вам очевидные истины – пустая трата времени.

– Очень разумно, – одобрил Вулф.

– Да. Вдобавок у вас есть клиентка. Миссис Ричард Вэлдон. И мало того что вы с Гудвином утаиваете важные улики, так вы еще и ее надоумили.

– Это она вам сказала?

– Это и так ясно. Не прикидывайтесь. Она ваша клиентка и ни на какие наши вопросы не отвечает. Ее вызвали к окружному прокурору, а она отказалась прийти. Придется мне самому за нее взяться.

– Не боитесь навлечь на себя неприятности? Как-никак она известная гражданка и уважаемая налогоплательщица.

– Мы знаем, что ей многое известно. Если бы не пуговицы на детском комбинезоне, разве поехал бы Гудвин к Эллен Тензер? А в комбинезон этот был одет тот самый ребенок, которого сейчас воспитывает в своем доме миссис Вэлдон. Из этого вытекает…

– Вы же сказали, что миссис Вэлдон на ваши вопросы не отвечает.

– Про ребенка она рассказала по меньшей мере двоим своим знакомым. Нам она про мальчика не говорила, это верно, но, если совесть у нее чиста, а в голове есть хоть капля здравого смысла, она должна нам все рассказать. В том числе и про причину, которая побудила ее обратиться к вам, а также про то, что вам удалось выяснить. Не думаю, чтобы вы так низко пали, чтобы похитить этого ребенка, тем более что адвокат миссис Вэлдон официально оформил для нее временное опекунство. Однако я готов дать голову на отсечение, что примерно до двадцатого мая именно этот мальчик жил в доме Эллен Тензер. Мы обнаружили там еще два комбинезона, совершенно идентичных тому, который показал Гудвин Энн Тензер; с точно такими же пуговицами из конского волоса. Будь они трижды прокляты!

Мне его проклятия по адресу показались не вполне неуместными, но потом я сообразил: возможно, Кремер тоже успел пообщаться с Николасом Лоссеффом.

Между тем инспектор продолжил:

– Я должен знать все, что известно миссис Вэлдон про этого малыша. А также все, что известно вам. От ее адвоката и врача сам окружной прокурор не сумел ничего добиться, но они, разумеется, вправе не разглашать сведений о своей клиентке. Иное дело – няня, горничная и кухарка. Они никакими обетами молчания не связаны, но тем не менее все словно воды в рот набрали. Няня уверяет, что знает о ребенке всего ничего: что он мужского пола, вполне здоровый и ему от роду месяцев пять-семь. И еще нам известно, что миссис Вэлдон не его мать. Ни в декабре, ни в январе она детей не рожала.

– Я уже дал вам слово, – напомнил Вулф, – что не имею ни малейшего представления о том, кто убил Эллен Тензер.

– Угу, я слышал.

– А теперь даю слово, что знаю о ребенке, о его родителях и о том, кто подбросил его миссис Вэлдон, не больше вашего.

– Я вам не верю.

– Вздор! Вы не можете не верить. Вы прекрасно знаете, что означает мое честное слово.

Кремер ожег его свирепым взглядом:

– Тогда что же, черт побери, вы знаете?! Для чего наняла вас миссис Вэлдон? Почему вы так долго скрывали, что работаете на нее? Почему посоветовали ей молчать?

– Ее приход ко мне содержался по ее просьбе в тайне от окружающих. Или вы считаете, что у врачей и адвокатов, даже не самых достойных представителей своей профессии, есть право хранить молчание обо всем, что связано с клиентом, а у меня нет? Миссис Вэлдон законов не преступала, никаких предосудительных поступков не совершала, и ей неизвестны какие-либо деяния, о которых она обязана сообщать. Кроме того, она…

– Для чего она вас наняла?

– Вот тут-то собака и зарыта, – кивнул Вулф. – Расскажи я вам это во всех подробностях или расскажи вам это сама миссис Вэлдон, она тут же сделается мишенью для прессы, а дело получит нежелательную огласку. Ребенок, которого подбросили к порогу ее дома, был завернут в одеяло, а к одеялу обычной булавкой было пришпилено послание на листке бумаги. Изготовлено оно с помощью стандартного набора детских резиновых штампов. Следовательно…

– Что в нем было написано?

– Не перебивайте! – окрысился Вулф. – Следовательно, ценность этой бумаги как возможной улики равна нулю. И тем не менее именно эта записка побудила миссис Вэлдон обратиться ко мне. Но она не поможет…

– Где эта бумажка?

– Если бы я раскрыл вам ее содержание, дело получило бы ненужную для моей клиентки огласку. И тогда…

– Мне нужна эта записка, и немедленно!

– Вы перебили меня четыре раза подряд, мистер Кремер! – прорычал Вулф. – Мое терпение небеспредельно. Разумеется, вы клятвенно заверите, что не допустите того, чтобы содержание записки опубликовали в прессе, однако от вас тут не все зависит. Безусловно, миссис Несбитт тоже обещали, что ее имя не просочится в прессу, однако вышло иначе. Так что содержание записки я раскрыть не могу. Я хотел также добавить, что она не поможет вам найти убийцу. В настоящее время, когда вам удалось выйти на мою клиентку, за исключением одной малозначимой мелочи, вы знаете об этом деле столько же, сколько и я. А причина, побудившая миссис Вэлдон обратиться ко мне, совершенно очевидна. Я должен отыскать мать этого мальчика. Этим, и только этим занимались в течение последних трех недель мистер Гудвин, мистер Пензер, мистер Даркин и мистер Кэтер. Вы спросили, зашел ли я в тупик. Да. Скажу больше: я полностью исчерпал свои возможности.

– Ну да, как же, держите карман шире! – с нескрываемым недоверием произнес Кремер, глаза которого превратились в едва различимые щелочки. – Не пойму только, почему вы рассказали мне про записку?

– Чтобы объяснить, почему миссис Вэлдон так старается сохранить эту историю в тайне. Чтобы ваши люди ее не слишком донимали, мне пришлось рассказать вам, какую задачу она передо мной поставила, а уж сказав «а», пришлось сказать и «б».

– Но сама записка у вас?

– Не исключено. Только учтите, если вы подпишете у судьи ордер на ее изъятие, она тут же исчезнет. Лучше не тратьте понапрасну времени.

– Не стану. – Кремер поднялся, сделал один шаг, метнул изжеванную сигару в мою корзинку для мусора и, как всегда, промахнулся, затем посмотрел сверху вниз на Вулфа. – Не верю я в эту записку. Тем более что, говоря о ней, вы своего знаменитого честного слова не давали. Я хочу знать правду: что заставляет миссис Вэлдон тратить огромные деньги на какого-то подкидыша и держать рот на замке? И вот что, Вулф, зарубите себе на носу: если вы не скажете мне всю правду, то, ей-богу, я вытрясу ее из миссис Вэлдон! В том числе и про эту пресловутую записку, если она и в самом деле существует.

– Как вы смеете! – треснув кулаком по столу, взревел Вулф. – После всех жертв, на которые я пошел! Я сделал вам такое одолжение! Дважды честное слово давал! И после всего этого у вас хватит наглости досаждать моей клиентке!

– Совершенно верно, – невозмутимо произнес Кремер.

Он шагнул к двери, потом вспомнил про оставленную шляпу, перегнулся через красное кожаное кресло, взял ее и, громко топая, вышел. Я едва успел выбраться в прихожую, когда Кремер уже захлопнул за собой дверь.

Вернувшись в кабинет, я услышал голос Вулфа:

– Он даже словом не обмолвился об анонимных письмах. Что это, военная хитрость? Уловка?

– Нет, – твердо заявил я. – Судя по настроению Кремера, он готов сейчас ухватиться за любую соломинку. Похоже, его осведомитель все-таки не Аптон. Хотя для нас это и не столь важно.

Нашептать Кремеру на ушко могли многие.

Вулф шумно втянул носом воздух, издав при этом трубный звук, затем выдохнул через рот.

– Если не считать этой записки, то Кремеру известно столько же, сколько и миссис Вэлдон. Может, скажешь, что запрет на общение с полицией снят? За исключением содержания записки, разумеется.

– Нет. Если Люси ответит на десяток вопросов, то потом ей придется отвечать на тысячу. Я предупрежу ее о том, чего следует ожидать, и постараюсь быть у нее, когда они нагрянут с ордером. А вам, наверное, стоит связаться с Паркером. Завтра – Четвертое июля, а в праздник с освобождением под залог могут быть сложности.

– Вот ведь горемыка, – прорычал Вулф, а мне пришлось ломать голову над тем, кого он имел в виду – Кремера или Люси Вэлдон.

Глава 12

С субботним звонком Сола Пензера завершилась вторая стадия затянувшихся поисков неведомой матери. Позвонил же Сол седьмого июля, в половине четвертого дня, чтобы сообщить: женщина из агентства Уиллиса Кинга и в самом деле отдала своего ребенка на усыновление. Таким образом, была заполнена последняя прореха, и оставалось только поздравить нашу пятерку (я великодушно включаю в нее Вулфа) с исключительной работой: все сто сорок восемь девиц и женщин после проверки исключены из списка подозреваемых, а при этом никто даже не пострадал. Весьма приемлемо, говоря словами Вулфа. Рехнуться можно! Я сказал Солу, что пока на этом все, но в дальнейшем могут появиться новые поручения. Фреда и Орри мы уже отпустили.

Вулф сидел за столом и испепелял взглядом все, что попадалось ему на глаза. Я полюбопытствовал, нет ли заданий для меня, удостоился в ответ взгляда, которого вполне заслуживало наше положение в целом, но никак не я, и сказал, что тогда еду на побережье поплескаться в океане, а вернусь в воскресенье вечером. Вулф даже не удосужился спросить, как можно со мной связаться, однако перед уходом я оставил на его столе бумажку с телефонным номером. Телефон этот находился в коттедже на Лонг-Айленде, который Люси Вэлдон сняла на все лето.

Угрозы Кремера полностью подтвердили поговорку, что брехливая собака лает, но не кусает. Даже фамилия нашей клиентки в газетах не появилась. Когда я пришел к ней во вторник около полудня и предупредил, чтобы она ждала визитера с ордером, Люси поначалу перепугалась не на шутку и даже ланч съела без привычного аппетита. Однако в три часа, когда пришел сыщик из убойного отдела, оказалось, что ордера у него нет. Только приглашение на собеседование, подписанное окружным прокурором. А четыре часа спустя Люси уже перезвонила мне из дома. Ее поочередно допрашивали капитан полиции и двое помощников прокурора, причем один из них в выражениях не стеснялся, однако наша клиентка держалась с достоинством и чести не уронила. Беда с допрашиваемыми, которые наотрез отказываются отвечать, в том, что перед следователем всего два пути: либо сидеть и играть в гляделки, либо выписать ордер на арест. Но эта допрашиваемая была урожденной Армстед, владела собственным домом и вращалась во влиятельных кругах. Да и вероятность того, что Эллен Тензер убила она или хотя бы была с ней знакома, составляла примерно одну миллионную. Кончилось все тем, что Четвертое июля Люси провела в арендованном коттедже на Лонг-Айленде с малышом, няней, горничной и кухаркой. В доме этом было пять спален и шесть ванных комнат. Что, если все комнаты будут заняты, а неожиданно нагрянет кто-нибудь из убойного отдела и захочет принять ванну? Надо быть готовой к любым неожиданностям.

Как правило, на отдыхе я мигом отключаюсь от повседневной суеты и напрочь забываю о работе и уж тем более о Вулфе, но в то воскресенье принимала меня наша клиентка, и поэтому, пока она кормила ребенка, я валялся на пляже и размышлял о перспективах расследования. Они рисовались в самых мрачных тонах. Когда берешься за новое дело, поначалу нередко кажется, что здесь даже уцепиться не за что, однако позже из клубка непременно удается вытащить хотя бы одну нить. Но сейчас дело обстояло иначе. Почти пять недель мы бились лбом о стену, и кругом, куда ни кинь взгляд, царила беспросветная мгла. Я уже готов был поверить, что Ричард Вэлдон вовсе не зачал этого ребенка, что его непутевую мамашу писатель вообще в глаза не видел, а сама она недавно сбежала из сумасшедшего дома. Возможно, начиталась романов Вэлдона или увидела его по телевизору, ну и решила: а почему бы не дать ребенку такую звучную фамилию? В таком случае разыскать ее было ничуть не легче, чем пресловутую иголку в стоге сена, и единственная надежда заключалась в том, чтобы выкинуть мамашу из головы и бросить все силы на поиски убийцы Эллен Тензер. А этим уже битый месяц занимались лучшие силы нью-йоркской уголовной полиции. Да, полный мрак! Лежа на песке с закрытыми глазами, я громко произнес непечатное слово, и в следующее мгновение услышал голос Люси:

– Извини, Арчи! Наверное, мне следовало кашлянуть.

Я вскочил, и мы с ней пошли ловить волну.

В понедельник, в одиннадцать утра, Вулф вошел в кабинет с таким видом, словно собирался в дальнюю поездку. Поставив в вазу свежесрезанные орхидеи, он сел и, даже не посмотрев на утреннюю почту, рявкнул:

– Твой блокнот!

Так началась третья стадия расследования.

К ланчу мы обсудили последние детали плана, после чего оставалось лишь претворить его в жизнь, что, понятное дело, возлагалось на меня. Мне потребовалось три дня, чтобы уладить все необходимое, после чего пришлось ждать еще четыре, поскольку воскресный выпуск «Газетт» выходит почему-то только по воскресеньям. Прошедшие же три дня я занимался вот чем.

ПОНЕДЕЛЬНИК, ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДНЯ. Я вернулся на Лонг-Айленд, чтобы посвятить в наш план клиентку и уговорить ее принять в нем участие. Она поначалу заупрямилась, и мне пришлось задержаться на обед. Люси возражала не против того, чтобы вернуться в Нью-Йорк; она боялась неизбежной огласки. Дело приняло столь серьезный оборот, что закончилось бы для нас с Вулфом фиаско, не смешай я личные отношения с деловыми. Расставаясь с Люси, я заручился ее честным словом, что в среду днем она вернется домой, на Одиннадцатую улицу, и останется там столько, сколько потребуется.

ВТОРНИК, УТРО. Я ездил на Сорок седьмую улицу к Элу Познеру, совладельцу фирмы по торговле, обмену и установке фотооборудования «Позе камера иксчейндж», чтобы уговорить его помочь мне приобрести детскую коляску. Затем, вернувшись с покупкой к нему, я объяснил Элу, что от него требуется, и укатил. К полудню среды Эл должен был сам выбрать и установить в коляску скрытые камеры.

ВТОРНИК, ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДНЯ. Посещал Лона Коэна в редакции «Газетт», располагающейся на двадцатом этаже здания газеты. Если Лон занимает какую-то должность, то я до сих пор не знаю, как она именуется. На двери его небольшого кабинета, второй после массивных дверей огромного углового кабинета издателя, висит только табличка с его фамилией. За годы знакомства с Лоном я побывал здесь не меньше ста раз, и из них по крайней мере в семидесяти случаях оказывалось, что он разговаривает по одному из трех своих телефонов. Тот вторник тоже не стал исключением. Я уселся на стул в углу его письменного стола и запасся терпением.

Наконец Лон положил трубку, пригладил рукой и без того гладкую черную шевелюру, развернулся и уставился на меня умными черными глазами.

– Где ты так обгорел?

– Я вовсе не обгорел. Если ты страдаешь дальтонизмом, то так и скажи. – Я любовно потрепал себя по щеке. – Это благородный бронзовый загар.

Уладив этот вопрос, а точнее, так и не добившись от Лона понимания, я закинул ногу на ногу и заявил:

– Ну и везунчик же ты! Только из-за того, что питаю к тебе симпатию – умеренную, конечно, – я совершенно бесплатно предлагаю тебе сенсационный материал, за который любые ваши конкуренты тут же, не торгуясь, выложат штуку баксов.

– Как же! – хмыкнул Лон. – Держи карман шире!

– В данном случае это не тот конь, которому не стоит смотреть в зубы, – уязвленно заметил я. – Возможно, тебе приходилось слышать имя Люси Вэлдон. Я имею в виду вдову Ричарда Вэлдона, писателя.

– Допустим.

– Ну так вот: воскресный номер «Газетт», целая полоса, куча фотографий. Добрый и броский заголовок вроде «Женщины обожают детишек». Текст, а его должно быть немного, сочинят твои борзописцы. Смысл в том, что миссис Вэлдон, молодая, красивая и богатая вдова знаменитого беллетриста, лишенная материнского счастья, взяла на воспитание малыша и окружила заботой и любовью. Завела для него няню, которая души в малолетнем чаде не чает. Нет, это плохо звучит: «чаде» – «чает». Замени «чадо» на «ангелочка» или «котеночка». Няня дважды в день вывозит свое сокровище на прогулку в роскошной коляске – с десяти до одиннадцати утра, а потом днем, с четырех до пяти. Она катает его по Вашингтон-сквер, чтобы ангелочек любовался красотами окружающей природы – деревьев, травки, пташек… – Не дождавшись ответа, я выразительно развел руками и продолжил: – Представляешь, какая идиллия! Целая поэма! Если у тебя в штате есть поэты, тем лучше – пусть подбросят метафор. Фотографии мы предоставим любые – миссис Вэлдон кормит ребенка или, если предпочитаешь обнаженку, купает его… На твой вкус. Но одна фотография должна быть обязательно: на ней изображена няня с коляской на Вашингтон-сквер. На этом я вынужден настаивать. Кроме того, материал должен появиться в воскресном выпуске. Фотографии сделают и пришлют тебе завтра днем. В благодарностях будешь рассыпаться потом. Вопросы есть?

Стоило Лону только открыть рот – судя по его лицу, рассыпаться в благодарностях он явно не собирался, – как зазвонил телефон. Зеленый. Лон крутанулся на кресле, снял трубку, внимательно выслушал невидимого собеседника, лишь изредка мыча в трубку, затем закончил разговор и снова переключился на меня:

– Твоей наглости позавидует одноногий калека, подавший заявку на участие в конкурсе по пинкам под зад.

– Мало того что ты невоспитан и груб, – сказал я, – так еще и не по адресу обращаешься.

– Очень даже по адресу, – мстительно произнес Лон. – Помнишь, как всего месяц назад, когда ты расспрашивал меня про Эллен Тензер, я вскользь поинтересовался, нашел ли ты пуговицы.

– Да, смутно припоминаю.

– И ты ушел от ответа. Ладно, бог с тобой, но теперь выслушай меня. Ты, конечно, знаешь об этих пуговицах больше, чем я, но мне известно вот что: они были на комбинезоне некоего младенца, изготовила их Эллен Тензер, такие же пуговицы оказались на детских комбинезонах, найденных в ее доме. Кроме того, некоторое время назад в ее доме жил какой-то ребенок, а однажды вечером, вскоре после встречи с тобой, Эллен Тензер убили. И вот теперь ты являешься ко мне со своими бреднями про Люси Вэлдон с ребенком, и у тебя еще хватает нахальства спрашивать, есть ли у меня вопросы. Мальчик, которого воспитывает Люси Вэлдон, тот же самый, что жил в доме Эллен Тензер?

Разумеется, этот вопрос я предвосхитил. Поэтому, воровато оглядевшись по сторонам, произнес заговорщическим шепотом:

– Только это совершенно не для печати.

– Договорились.

– Вплоть до особых распоряжений.

– Я же сказал: договорились.

– Тогда – да.

– А Люси Вэлдон – его мать?

– Нет.

– Я не стану спрашивать, она ли клиентка Ниро Вулфа, потому что это и так ясно. В противном случае ты не втягивал бы ее в свою авантюру. Что же касается самой авантюры, то на меня не рассчитывай. Я пас.

– Тебе нечего опасаться, Лон. Она подпишет бумагу, что вы свободны от обязательств.

Лон Коэн замотал головой:

– Если в нее швырнут гранату, то от этой бумажки толку мало. Несложно предположить, что Эллен Тензер умертвили из-за этого ребенка. По мне, этот мальчик опаснее гремучей змеи. А ты еще хочешь, чтобы я не только рассказал, где он живет, но и где его выгуливают дважды в день. Лучшего подарка кое для кого и не придумаешь. Представляешь, на следующий же день после выхода воскресного выпуска «Газетт» ребенка похищают, или на коляску наезжает неопознанная машина, или случается еще черт знает что. Нет, Арчи, ничего не выйдет. Спасибо, что заглянул.

– Лон, я тебе заявляю со всей ответственностью: вы ничем не рискуете. Абсолютно.

– Этого мало.

– Весь наш разговор не для печати.

– Хорошо.

– Особенно то, что я тебе сейчас скажу. Тысяча против одного, что с ребенком ничего не случится. Пять недель назад миссис Вэлдон поручила Ниро Вулфу найти мать этого мальчика. Его подбросили к двери ее собственного дома, однако даже сейчас, по прошествии месяца с гаком, она знает про этого подкидыша ровно столько же, сколько и тогда. Мы потратили кучу ее денег, чертову уйму времени и сил, однако наши поиски окончательно зашли в тупик. Но руки мы не опускаем. Эта попытка основана на предположении, что мамаша, которая по какой-то причине бросила своего сына примерно полгода назад, захочет хотя бы взглянуть на него. Увидев статью в «Газетт», она отправится на Вашингтон-сквер, опознает няню с коляской по фотографии и заглянет в коляску.

Лон склонил голову набок:

– А вдруг она не знает, что миссис Вэлдон воспитывает именно ее ребенка?

– Судя по всему, знает. В противном случае мы потратим зря еще немало денег, сил и времени.

– Тираж «Газетт» без малого два миллиона. Если мы опубликуем такую статью, на следующий день площадь заполонит орда женщин, желающих воочию узреть коляску с ребенком. Что тогда?

– Надеюсь все-таки, что орды не будет, хотя зеваки всегда найдутся, верно. Но в роли няни выступит лучшая из женщин, которые занимаются частным сыском. Возможно, ты про нее слышал – ее зовут Салли Корбетт.

– Угу.

– Неподалеку также расположатся Сол Пензер, Фред Даркин и Орри Кэтер. В коляску вмонтируют три скрытые фотокамеры, управлять которыми будет няня. Каждого, кто приблизится к коляске, сфотографируют, а снимки потом покажут миссис Вэлдон. Поскольку мальчика подбросили в ее дом, то, скорее всего, сделал это кто-то из тех, кого она знает. Кроме того, фотографии предъявят еще некоторым людям, о которых тебе пока знать не обязательно. Разумеется, успех операции зависит от многих факторов, но деваться нам некуда. Знал бы, где упасть, подстелил бы соломки. Однако если ты хочешь прославить свою газету, то надо рискнуть. Если операция выгорит, ты получишь фотографию этой мамаши, а в придачу, возможно, эксклюзивный репортаж.

– Арчи, ты не водишь меня за нос?

– Нет, честное скаутское!

– Кто убил Эллен Тензер?

– Откуда мне знать, черт побери?! Спроси копов или окружного прокурора.

– Ты говоришь, Пензер, Даркин и Кэтер будут держаться поблизости. А ты сам?

– Нет. Меня могут узнать. Я ведь знаменитость. За последние четыре года ты по меньшей мере трижды помещал мое фото в «Газетт».

Лон понурился и секунд пять задумчиво потирал подбородок, затем поднял голову:

– Хорошо. Если хочешь, чтобы материал напечатали в ближайшем выпуске, фотографии должны быть на моем столе не позже восьми утра в четверг.

Нам понадобился час, чтобы обговорить все детали, потому что четыре раза разговор прерывали телефонные звонки.

ВТОРНИК, ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДНЯ – ПРОДОЛЖЕНИЕ. Прошвырнулся на Сорок пятую улицу в контору Теодолинды (Дол) Боннер, чтобы пообщаться с Салли Корбетт, с которой мы договорились о встрече еще утром. Именно благодаря Дол и Салли шесть лет назад мое отношение к представительницам прекрасного пола, занимающимся частным сыском, круто изменилось[5]5
  Отсылка к повести Р. Стаута «Слишком много сыщиков», хотя там ее зовут Салли Кольт.


[Закрыть]. По правде говоря, из-за этого у меня до сих пор на них зуб, равно как Вулф не может простить Джейн Остин, которая вынудила его признать, что женщина способна сочинить весьма недурной роман.