Текст книги "От любви не спрячешься"

Глава 11

B начале декабря в Бойсе выпал снег. Холмы спрятались под таинственной белой пеленой. На дверях и на фонарных столбах появились наивные рождественские веночки, а витрины магазинов призывно засверкали. Нагруженные свертками, озабоченные горожане сновали по торговым улицам, постепенно теряя голову и все глубже погружаясь в предпраздничную подарочную лихорадку.

На углу Восьмой улицы и Мэйн-стрит в пабе под названием «Пайпер», тихо, не заглушая ровного жужжания голосов, музыка оповещала о том же – о счастливом и веселом Рождестве. Золотые, зеленые и красные гирлянды напоминали о детстве.

– С праздником. – Клер подняла чашку с мятным мокко и посмотрела на подруг. Все четверо только что закончили ленч и теперь наслаждались ароматизированным софе.

– С Рождество, – продолжила Люси.

– Веселой вам хануки, – пожелала Адель, хотя не была еврейкой.

– Счастливой кванцы, – перещеголяла всех Мэдди, несмотря на то что никак не могла причислить себя к афро-американцам, да и вообще ни разу не ступала на землю Африки.

Люси сделала несколько глотков и поставила чашку.

– Ой, чуть не забыла!

Она сняла со спинки стула большую сумку и, покопавшись в ее недрах, вытащила несколько конвертов.

– Наконец-то принесла фотографии с Хэллоуина. Один конверт она отдала Клер, которая сидела справа, а два других протянула Адели и Мэдди, расположившимся напротив.

Недавно Люси и Куинн устроили в своем новом доме на Куилридж костюмированную вечеринку. Клер открыла конверт, достала снимок и увидела себя в костюме зайчика рядом с подругами.

Адель нарядилась феей с прекрасными ажурными крыльями, Мэдди предстала в виде Шерлока Холмса, а сама хозяйка блистала в некоем подобии полицейской формы. В тот вечер все от души веселились, и Клер наконец-то почувствовала, что после критических двух с половиной месяцев начинает понемногу приходить в себя. К концу октября сердечная боль притупилась. А вскоре Дарт Вейдер предложил ей провести вместе вечер. Без шлема Дарт выглядел вполне привлекательно, совсем в духе полицейского мачо. Герой мог похвастаться надежной работой, прекрасными зубами, густыми волнистыми волосами и очевидной стопроцентной гетеросексуальностью. Прежняя Клер приняла бы приглашение на обед с тайной надеждой на то, что один мужчина облегчит утрату другого. Новая же Клер, несмотря на привлекательность перспективы, все-таки ему отказала. Время свиданий и отношений еще не настало.

– Когда тебе предстоит подписывать книги? – поинтересовалась Адель.

Клер сунула фотографию в конверт и убрала в сумочку.

– Одну десятого, в «Бордерз», а вторую – в «Уолденз» – двадцать четвертого. Надеюсь на предпраздничную торговлю.

С того рокового дня, когда Клер застала Лонни с техником из компании «Сирс», прошло почти пять месяцев. Да, она сумела пойти дальше и даже ни разу не обернулась. Ей уже не приходилось то и дело глотать слезы, да и мучительное ощущение пустоты почти пропало. И все-таки новых встреч не хотелось. Наверное, следовало пока подождать.

Адель с удовольствием отхлебнула кофе.

– Обязательно приду десятого. Подпишешь мне книжечку?

– И я непременно буду, – поддержала ее Люси.

– И я тоже. – Мэдди наконец-то оторвалась от фотографии. – А двадцать четвертого и близко не подойду к торговому центру. В сумасшедшей рождественской толпе того и гляди наткнешься на бывшего парня.

Клер вздохнула:

– У меня та же проблема.

– Ой, вспомнила! – Адель поставила чашку на стол. – Вчера встретила Рену Дженнингс. Так вот, великая писательница обмолвилась, что никто не проявляет интереса к ее новой книге.

Клер не слишком симпатизировала Рене. Считала, что дарование значительно уступает самомнению. Однажды им пришлось вместе подписывать книги, и опыт оказался исчерпывающим и однозначным. Рена не только полностью монополизировала отпущенные на встречу с читателями два часа, но вдобавок еще то и дело громогласно заявляла, что «пишет настоящие исторические романы, а не какие-то там костюмированные мелодрамы». При этом она пристально смотрела на Клер, словно видела перед собой преступницу. И все же известие о невозможности найти издателя для новой книги вызывало сочувствие.

– Пугающая перспектива.

Люси кивнула:

– Да уж. Конечно, никто не страдает пустословием в такой степени, как Рена, но не найти издателя – кара слишком жестокая.

– Зато, какая радость для «зеленых»! Только подумайте: деревьям не придется страдать ради жалких книжонок.

Клер взглянула на Мэдди и понимающе усмехнулась:

– Мяу!

– Да ладно! Ты же сама знаешь, что она не в состоянии связать пару слов. А уж приличный сюжет не узнает, даже если он сам прилетит и ужалит ее в задницу. А там есть куда жалить. – Мэдди нахмурилась и оглядела подруг. – И дело вовсе не в том, что я одна здесь такая когтистая кошка. Просто говорю вслух то, что думают остальные.

Замечания, следовало признать, вполне справедливые.

– Если честно, – Клер поднесла к губам мятный кофе, – то я часто испытываю непреодолимое желание облизать лапки и умыть мордочку.

– А меня то и дело тянет прилечь на солнышке, – поддержала Люси.

– Ты что, беременна? – всполошилась Адель.

– Нет. – Люси понюхала кофе, от которого пахло вовсе не кофе, а мексиканским шоколадным ликером «Калуа».

– А… – Адель была заметно разочарована. – Жаль, чуть было не начала надеяться, что хоть одна из нас решит, наконец, родить ребенка. Уж очень хочется подержать на руках малыша.

– На меня не смотри. – Мэдди сунула фотографию в сумку. – Не испытываю ни малейшего желания заводить детей.

– Что, никогда?

– Никогда. Наверное, я отношусь к числу тех редких женщин, которые появились на свет без врожденного инстинкта продолжения рода. – Мэдди пожала плечами. – Впрочем, это вовсе не исключает симпатии к привлекательным мужчинам.

Адель подняла чашку.

– Согласна. Обет безбрачия – тоска.

– И я того же мнения, – кивнула Клер.

Люси улыбнулась:

– А в моем распоряжении имеется симпатичный мужчина, очень даже подходящий для нарушения обета безбрачия.

Клер допила кофе и сняла со спинки стула сумочку.

– Хвастунья.

– А мнение нужен постоянный парень, – продолжала исповедоваться Мэдди. – Зачем? Чтобы храпел и тянул на себя одеяло? Так что Большой Карлос – самое подходящее. Когда кончаю, засовываю его обратно в тумбочку.

Люси изумленно подняла брови:

– Большой Карлос? Ты дала имя своему…

Мэдди кивнула:

– Всегда мечтала о любовнике-латиносе.

Клер встревожено оглянулась: а вдруг кто-нибудь услышал?

– Тише, не кричи!

К счастью, все вокруг были заняты собственными разговорами и не обращали внимания на женскую компанию. Клер немного успокоилась.

– Иногда ты ведешь себя слишком неосторожно.

Мэдди наклонилась через стол и прошептала:

– Но у тебя, же он тоже есть.

– Но я не давала ему имени!

– Тогда какое же имя ты кричишь?

– Никакое. – Во время секса она всегда вела себя очень тихо и не могла понять, с какой стати женщина должна внезапно утратить чувство собственного достоинства и начать орать. Клер считала, что вовсе не плоха в постели. Во всяком случае, она старалась быть хорошей. Однако не позволяла себе ничего, кроме тихого бормотания или стона.

– На твоем месте я все же попробовала бы с Себастьяном Воном, – посоветовала Адель.

– С кем? – заинтересовалась Люси.

– У Клер есть интересный и очень симпатичный приятель. Журналист. Глядя на него, не приходится сомневаться: парень твердо знает, что к чему.

– Но он живет в Сиэтле. – После дня рождения Леонарда Клер ни разу не встречалась с Себастьяном. Да, в тот вечер он поцеловал ее и заставил вспомнить, что значит быть женщиной. Воспламенил желание, рядом с которым отношения с Лонни как-то сразу поблекли и отошли в далекое прошлое. Клер не взялась бы рассуждать об остальных способностях Вона, но вот в умении целоваться ему никак нельзя было отказать.

– Думаю, в следующий раз увижу его еще лет через двадцать.

Леонард провел День благодарения в Сиэтле и, по слухам, на Рождество собирался туда же. Печально. Ведь он всегда праздновал Рождество дома, вместе с Джойс и Клер, так что без него будет пусто и очень грустно.

– Мне пора. – Клер встала из-за стола. – Обещала маме помочь с праздничными приготовлениями.

Люси удивленно взглянула на нее:

– А я думала, ты откажешься ей помогать после всех ваших бурных событий.

– Знаю. Но она хорошо вела себя в День благодарения и даже, ни разу не вспомнила о фирменном заливном Лонни. – Клер сняла со спинки кресла теплое шерстяное полупальто и сунула руки в рукава. – Держится из последних сил, но не заводит никаких разговоров. Так что мама заслужила награду, и я обещала ей помочь.

На черное полупальто лег длинный красный шарф.

– А еще я добилась от нее обещания никогда больше не врать насчет моих книг.

– И что же, надеешься, что она сумеет сдержать слово?

– Разумеется, нет. Но, во всяком случае, хотя бы постарается.

На этой оптимистичной ноте можно было и попрощаться. Клер повесила на плечо красную крокодиловую сумочку.

– Жду вас десятого.

Она повернулась и пошла к выходу.

На улице заметно потеплело, и снег начал таять. Свежий воздух ласково касался щек. Клер вытащила из кармана красные кожаные перчатки и, не спеша их натягивая, пошла вдоль террасы к гаражу. Каблучки сапожек мерно постукивали по черно-белым плитам. Возле итальянского ресторана она свернула направо. А если бы пошла прямо, то оказалась бы возле бара «Бэлкони». Лонни упорно уверял, что это вовсе не гей-бар, но теперь Клер было ясно, что лгал он ей и в этом – так же как и во многом другом. А она, как последняя дурочка, с готовностью верила.

Клер толкнула дверь гаража и направилась к своей машине. Мысль о Лонни уже не вбивала в сердце гвозди. Основным чувством теперь стал гнев – гнев на бывшего жениха за постоянное вранье и на саму себя за странное желание верить.

В бетонном гараже оказалось холоднее, чем на улице. Дыхание повисло перед лицом легким облачком. Клер подошла к «лексусу» и села за руль. Вообще-то если вдуматься, то сейчас уже не осталось и гнева. Разрыв с Лонни даже принес несомненную пользу: во всяком случае, заставил задуматься о собственной жизни. Наконец-то взглянуть на свои мысли и поступки со стороны. Да, через несколько месяцев ей исполнится тридцать четыре. Так сколько же можно довольствоваться отношениями, с самого начала обреченными на провал?

Вещий момент истины, которого Клер так ждала в надежде разобраться в событиях и решить проблемы, так и не наступил. Недели две назад, когда Клер складывала белье для стирки и механически поглядывала на экран телевизора, ей внезапно открылось, что на самом деле проблема была не одна. Проблем было несколько. Начиная с отдельного проживания отца, его постоянно сменяющихся подружек и ее, Клер, подсознательного стремления любой ценой угодить матери. Потому она и встречалась с мужчинами, которые вписывались в соответствующие рамки. Очень не хотелось признавать, что мать оказала решающее влияние на ее личную жизнь. Но ничего не поделаешь: именно так оно и было. А в довершение ко всем неприятностям сама Клер была настоящей наркоманкой. Да, наркоманкой любви. Она любила любовь. Это, несомненно, помогало в профессии, но очень мешало в личной жизни.

Клер тронулась с места и медленно поехала к паркомату. Ее немного смущало, что лишь в тридцать три года к ней пришло осознание деструктивных сил и определенное желание нейтрализовать их тлетворное действие.

Конечно, давно пора взять в собственные руки контроль за всем, что происходит в ее жизни. Разорвать пассивно-агрессивный круг отношений с матерью; перестать влюбляться в каждого, кто обратит на нее внимание. Все, больше никакой любви с первого взгляда. Никогда. На сей раз, решение принято серьезно, окончательно и бесповоротно. Никакой терпимости к лжецам, изменникам и притворщикам. А если когда-нибудь все-таки ей и придет в голову завязать отношения – при очень большом «если» и очень неопределенном «когда-нибудь», – то пусть мужчина считает себя вечным ее должником, да и вообще счастливчиком.

Оставался всего один день до ежегодного рождественского праздника в доме Джойс Уингейт. Клер надела старые джинсы и толстый свитер. А еще белую лыжную куртку и теплые перчатки. Ворот куртки она обвязала светло-голубым шарфом, закрывшим всю нижнюю часть лица. В этом зимнем боевом наряде Клер в течение нескольких часов ходила, лазила и прыгала вокруг дома на Уорм-Спрингс-авеню, нанося последние праздничные штрихи внешнего убранства.

После встречи с подругами за ленчем незаметно в постоянных хлопотах промелькнули две недели: пришлось выполнять данное матери обещание помочь с празднуемыми приготовлениями, и сейчас посреди холла возвышалась елка от фирмы «Дуглас» – двенадцать футов душистой хвои, украшенной старинными игрушками, красными бантами и золотыми фонариками. Все до одной комнаты первого этажа преобразились до не узнаваемости: зеленые ветки, медные подсвечники, маленькие вертепы и даже уникальная коллекция щипцов для орехов – все пошло в ход. Рождественский фарфор от «Споуд» и хрусталь от «Уотерфорд» подвергались тщательной инспекции и чистке, а белоснежные безупречно отглаженные праздничные скатерти терпеливо ждали своего часа в багажнике «лексуса».

Пару дней назад Леонард простудили, а потому Клер и Джойс настояли, чтобы он не выходил на улицу и уж тем более оставил все работы в саду. Вместо этого больному поручили полировать столовое серебро и украшать дубовые перила гирляндами из веток и красного бархата.

Вот потому-то Клер и оказалась на улице. Всякий раз, когда она заскакивала в дом, чтобы выпить чашечку кофе или просто погреться, Леонард начинал суетиться и убеждать ее, что вполне здоров и в состоянии сам развесить на кустах гирлянды и украсить фасад лампочками. Возможно, так оно и было, но рисковать в его возрасте не стоило: меньше всего на свете Клер хотелось, чтобы простуда Лео перешла в пневмонию.

Работа на улице не была ни сложной, ни тяжелой, но до скуки однообразной. Большой дом сиял вереницами огней. Иллюминация сверкала над дверью, вдоль козырька крыльца и вокруг внушительных каменных колонн. Возле дома красовались два оленя, каждый высотой в пять футов, а вдоль главной дорожки на деревьях висели конфеты в золотистых фантиках.

Клер передвинула лестницу к последнему кусту и размотала последнюю электрическую гирлянду. Оставалось лишь художественно развесить вот эти лампочки – и все, дело сделано. Можно будет поехать домой, залезть в горячую ванну и наслаждаться теплом до тех пор, пока не сморщится кожа.

Солнышко сочувственно освещало долину, и воздух нагрелся до нуля градусов. По сравнению со вчерашними минус тремя крошечное повышение температуры казалось заметным. Клер забралась на лестницу и обернула гирлянду вокруг вершины высокого густого куста – около восьми футов от земли. Удивительно, но Леонард знал и научные – латинские, – и общепринятые названия всех растений в саду. В этом отношении с ним никто не мог сравниться.

Замерзшая листва сухо, неприветливо шуршала по рукавам куртки, а окоченевшие пальцы на ногах уже час назад скрючились, пытаясь согреться. Щеки Клер давно потеряли чувствительность, но руки в теплых, с меховой подкладкой перчатках пока еще служили ей верой и правдой. Она наклонилась и почти легла на куст, чтобы пропустить гирлянду с противоположной стороны, и вдруг почувствовала, как из кармана выскользнул сотовый телефон. Клер попыталась его подхватить, но не успела: тонкая пластинка исчезла среди веток.

– Черт! – Она отважно нырнула в глубину куста и заметила серебряный отсвет. Раздвинула густой куст, но от неосторожного движения телефон скользнул глубже, в самую середину. Клер наклонилась еще ниже, перегнулась через верхнюю площадку лестницы и попыталась дотянуться как можно дальше. Кончики пальцев коснулись телефона. Однако вредное чудо информационных технологий явно решило поиграть с ней в прятки и провалилось вниз, исчезнув среди сухой листвы. Клер вылезла из куста и краем глаза заметила, что за угол дома сворачивает машина. Но когда ей, наконец, удалось повернуться, машина уже исчезла. Наверное, цветочник приехал пораньше, решила она. К празднику были заказаны гиацинты, галантусы, сенполии, нарциссы, крокусы и амариллисы.

Клер обошла куст и раздвинула ветки со стороны дома. Замерзшие стебли касались лица, напомнив ей о пауках. Впервые за сегодняшний день Клер была благодарна холоду. Летом она скорее отправилась бы за новым телефоном, чем рискнула столкнуться лицом к лицу с отвратительными созданиями, а уж тем более ощутить в волосах их цепкие лапки.

– Эй, Белоснежка!

Клер выпрямилась и обернулась так резко, что едва не потеряла равновесие. По дорожке неторопливо шагал Себастьян Вон. Солнце запуталось в его светлых волосах, и от золотых лучей вокруг головы возникло сияние, очень похожее на нимб. Однако джинсы, черная куртка, а главное, улыбка решительно развенчивали впечатление святости.

– Когда же ты приехал? – удивилась Клер, вылезая из-за огромного куста.

– Да вот только что. И как только въехал на дорожку, сразу увидел симпатичную попу.

Клер нахмурилась.

– А Леонард ничего не говорил о твоем приезде. – Ей вдруг вспомнился поцелуй в темном саду, как оказалось, прощальный. Воспоминание заставило ее покраснеть, не смотря на холод.

– А он и сам не знал, пока я не приземлился в Бойсе час назад.

При каждом дыхании изо рта вылетало облачко пара – Клер снова подумала о комиксах. Себастьян вытащил из кармана голую, без перчатки, руку и протянул в сторону Клер.

Она отшатнулась и схватила его за запястье.

– Что ты делаешь?

В зеленых глазах появилась улыбка.

– А как, по-твоему, что я собирался сделать!

Внезапно воображение с пугающей ясностью нарисовало все, что он делал на дне рождения Леонарда. Но еще явственнее вспомнился Клер ее собственный ответ. А самое неприятное заключалось в том, что ей и сейчас очень хотелось снова испытать те же чувства, которые так коварно, без намека и предупреждения, захватили ее в тот вечем. Ей хотелось того, чего хочет любая женщина, – желать самой и чувствовать себя желанной.

– От тебя можно ожидать чего угодно.

Себастьян вынул из волос Клер запутавшуюся в них веточку и показал ей.

– А ты покраснела.

– Это от мороза. – Самое удобное – свалить все на погоду. Клер убрала руку и на шаг отступила. Прежней Клер Уингейт для достойной самооценки непременно требовалось мужское внимание. Однако новая, умная и уверенная в себе Клер прекрасно чувствовала себя и без допинга.

– Почему бы тебе не сделать что-нибудь полезное? Например, набрать мой номер. То есть номер моего сотового.

– Зачем?

Она ткнула пальцем через плечо.

– Потому что я уронила его вон туда и не могу найти.

Себастьян усмехнулся и снял с пояса телефон.

– Говори номер.

Клер назвала цифры, и через секунду из куста раздалась знакомая мелодия: «Не играй с моим сердцем».

– У тебя рингтон от «Блэк Айд Пис»? – удивился Себастьян.

Клер пожала плечами и снова нырнула в заросли.

– Это мой новый девиз. – Она раздвинула ветки и увидела пропажу.

– Можно ли из этого сделать вывод, что ты наконец-то пережила разрыв с женихом-геем?

Она больше не любила Лонни. Потянувшись изо всех сил, Клер схватила телефон.

– Есть! – тихо торжествуя, она выбралась на свободу.

Повернулась, неожиданно наткнулась на Себастьяна и едва не упала. Он крепко схватил ее за плечи, чтобы удержать. Перед глазами мелькнула молния на черной куртке. Клер подняла голову и увидела сначала шею и подбородок, потом губы и наконец глаза. Они очень внимательно смотрели на нее сверху вниз.

– А что здесь делаешь ты? – поинтересовался Себастьян. Не отпуская Клер, он еще крепче сжал ее плечи и немного приподнял так, что ей пришлось встать на цыпочки. Зеленые глаза оказались еще ближе. – Кроме того, что рыскаешь по кустам в поисках телефона?

– Готовлю рождественскую иллюминацию. – Теперь можно было сделать шаг назад и попытаться освободиться.

Взгляд Себастьяна остановился на ее замерзших губах.

– Здесь холоднее, чем на дне колодца.

Да, освободиться было можно, но Клер почему-то этого не делала.

– А ты когда-нибудь бывал на дне колодца?

Он покачал головой.

– Тогда откуда знаешь, что там холодно?

– Это все знают. Темно, холодно и сыро. Потому так и говорят. Общепринятое сравнение.

Голос постепенно затих, остались лишь белые облачка дыхания. Себастьян заглянул в глаза Клер и нахмурился.

– Ты всегда все понимала слишком прямолинейно.

Потом наконец-то убрал с ее плеч руки и показал на гирлянду:

– Помощь нужна?

– Твоя?

– А разве здесь есть кто-нибудь еще?

Руки Клер замерзли, а ноги совсем окоченели, и, казалось, превратились в ледышки. Вдвоем, конечно, они закончат все быстрее. А значит, попасть домой и наконец-то согреться удастся не через полчаса, а уже спустя десять минут.

– И каков же тайный мотив?

Себастьян усмехнулся и легко забрался на лестницу.

– Честно говоря, пока еще не знаю. – Он ловко ухватил гирлянду и несколько раз обернул вокруг верхних веток. С его ростом и длинными руками удавалось дотянуться довольно далеко, так что часто спускаться было не нужно. – Но скоро обязательно придумаю.

Придумал через пятнадцать минут.

– Вот. Мой любимый напиток. – Себастьян протянул Клер большую кружку какао. Он уговорил ее вместе пойти в дом отца и теперь с некоторым удивлением спрашивал себя, зачем это сделал. Себастьян не стал бы утверждать, что общество Клер сулило ему безоблачное счастье. – А еще обожаю маленькие хрустящие сухарики.

Клер сделала несколько глотков и подняла на него свои светло-голубые глаза. И в этот момент Себастьян ясно понял, зачем привел ее сюда, зачем уговорил снять куртку, почти силой заставив расстаться с привычной одеждой, словно улитку с родным домиком. Не то чтобы открытие доставило ему радость, но трудно было отрицать, что в последние месяцы он часто думал о Клер. Размышляя, Себастьян налил какао и себе. Да, по каким-то необъяснимым причинам мысли сами собой упрямо возвращались к неожиданно ворвавшемуся в его жизнь образу.

– Вкусно, – оценила Клер и опустила кружку. Себастьян смотрел, как она слизывает с верхней губы шоколадную пенку. Простое, непосредственное движение отдалось болью вожделения.

– Ты приехал на Рождество?

Да, Клер Уингейт притягивала его, словно магнитом. Причем совсем не по-дружески. Себастьяну почему-то очень захотелось самому слизать пенку с этих восхитительных пухлых губок.

– Честно говоря, я не собирался приезжать. Был в Денвере и сегодня утром позвонил отцу. Он раскашлялся и расчихался прямо в трубку. Вот я и поменял билет и вместо Сиэтла прилетел в Бойсе.

– Леонард простудился.

Да, его влекло к Клер, физически влекло. Но и все, низких чувств. Он мечтал о красивом теле. Как жаль, что она не относилась к числу тех женщин, которые с удовольствием соглашаются на несколько интимных встреч без взаимных обязательств.

– По телефону мне показалось, что он задыхается, – добавил Себастьян. О том, как испугало его состояние отца, он не хотел сейчас вспоминать. Вон тут же позвонил в авиакомпанию и поменял рейс. И все два часа пути прокручивал в голове разнообразные сценарии. Один страшнее другого. Так что к концу полета в горле прочно застрял комок, а воображение рисовало гробы различных видов. Состояние тем более странное, что, как правило, опытный журналист не склонен к панике.

– Однако, судя по всему, я несколько преувеличил опасность. Когда позвонил из аэропорта Бойсе, отец сказал, что полирует серебро в кухне твоей матушки и злится на вынужденное безделье. Обиделся на вас за то, что заперли его в доме, как ребенка. А еще больше обиделся на меня: слишком часто звоню и проверяю.

Клер улыбнулась испачканными какао соблазнительными губами и прислонилась бедром к кухонной консоли.

– Это замечательно, что ты о нем беспокоишься. Леонард знает, что ты уже здесь?

– Нет. Я еще не заходил в большой дом. Слишком увлекся видом торчащей из куста симпатичной пятой точки. – Себастьян скорее готов был насмехаться над собой, чем признать, что на самом деле чувствовал себя по-дурацки. Наверное, то же самое испытывает страдающая паранойей старуха. – Но отец уже наверняка увидел арендованную машину и придет, как только освободится.

– А что ты делал в Денвере?

– Вчера вечером выступал в Боулдере, в Университете Колорадо.

Клер удивленно подняла брови и осторожно подула на все еще горячее какао.

– И о чем же ты говорил?

– О роли журналистики в военное время.

На нежную, розовую от холода щеку упала темная прядь.

– Здорово! – восхищенно произнесла Клер и сделала еще один глоток.

– Да, это действительно интересная тема.

Себастьян поправил непослушную прядку. На этот раз Клер не испугалась и не отскочила.

– Я осознал свой тайный мотив. – Он нехотя опустил руку.

Она склонила голову набок и поставила кружку на консоль. Уголки достойного порнозвезды рта недовольно опустились.

– Не волнуйся. Тебе грозит всего лишь поездка со мной за рождественским подарком для отца.

– А ты помнишь, что случилось, когда ты попытался пристроить меня к упаковке подарка на день его рождения?

– Конечно, помню. Я тогда битых пятнадцать минут обдирал с удочки все это розовое безобразие.

Теперь губы Клер сложились в удовлетворенную улыбку.

– Надеюсь, урок пошел тебе на пользу?

– В чем суть этого урока?

– Да в том, что не стоит связываться с девчонками.

Теперь пришла очередь Себастьяна улыбнуться.

– Клер, тебе же нравится, когда я с тобой связываюсь.

– Ты что, с ума сошел?

Вместо ответа Себастьян сделал шаг вперед и уничтожил дистанцию между ними.

– Когда я связался с тобой в последний раз, ты целовалась так, словно совсем не хотела останавливаться.

Клер слегка запрокинула голову, чтобы взглянуть в зеленые глаза.

– Это ты меня целовал, а не я тебя.

– Да ты почти весь воздух из меня выпила.

– Странно. У меня остались другие воспоминания.

Себастьян провел ладонями по рукавам толстого пушистого свитера.

– Врешь.

Клер отклонилась назад и посмотрела строго, даже осуждающе:

– Меня с детства учили, что врать нехорошо.

– Детка, уверен, что большинство маминых запретов давно нарушено. – Его ладони вернули Клер в прежнее положение. – Но, несмотря на это, все считают тебя хорошей девочкой. Умной и милой.

Клер положила руки на широкую грудь Себастьяна и вздохнула – вернее, с трудом перевела дух. Ее прикосновение прожгло шерстяную рубашку и согрело ему душу. Впрочем, не только душу, а и кое-что другое, пониже.

– Стараюсь изо всех сил быть хорошей.

Себастьян улыбнулся и запустил пальцы в мягкий шелк ее волос – ему хотелось ощутить тепло каштановой волны, снова вдохнуть манящий аромат.

– А мне больше нравится, когда ты не очень стараешься. – Он заглянул в голубые глаза и увидел в них желание, которое она отчаянно стремилась спрятать. – Нравится, когда ты выпускаешь на волю настоящую Клер.

– Вряд ли…

Он осторожно коснулся губами уголка соблазнительного рта.

– Себастьян, вряд ли это стоит делать.

– А ты забудь обо всем и просто поверь мне. – Вон провел губами по мягким теплым губам. – Увидишь, я сумею тебя переубедить.

Поцелуй казался ему сейчас жизненно необходимым. Всего лишь один. Хотя бы минуту. Или две. Просто чтобы убедиться, что в прошлый раз он не ошибся. Чтобы удостовериться, что, подчиняясь законам собственной разгоряченной фантазии, он не преувеличил значения той сцены в темной аллее сада.

Себастьян начал медленно, дразня и увлекая. Кончиком языка он провел по сжатым пухлым губам. Бережно прикоснулся к одному уголку, потом к другому. Клер стояла неподвижно. Абсолютно неподвижно, если не считать едва заметного поглаживания по его груди – пальцы на рубашке вели себя своевольно.

– Ну же, Клер! Ведь ты и сама отлично знаешь, чего хочешь, – шепнул Себастьян возле ее рта.

Губы ее раскрылись, и она глубоко вдохнула. Впустила в себя его дыхание. Себастьян мгновенно коснулся языком ее горячего влажного языка. Он ощутил терпкий и сладкий вкус шоколада, а еще вкус того самого желания, в котором она не хотела признаваться даже самой себе. И в этот момент Клер слегка повернула голову – и растаяла на его груди. Руки взлетели к плечам, а потом и к шее. Себастьян воспользовался ее порывом и проявил настойчивость. В ответ раздался едва слышный стон, от которого тело его вспыхнуло жаром. Поцелуй начал набирать обороты и уже обещал острое наслаждение. Но вдруг послышался стук – медленно открылась и так же медленно закрылась входная дверь. Клер мгновенно отскочила, едва не выпрыгнув из собственной обольстительной шкурки, и быстро шагнула в сторону, к окну. Голубые глаза горели, дыхание вырывалось неровными толчками.

Себастьян услышал шаги отца, а уже в следующую секунду Леонард вошел в кухню.

– О! – удивленно произнес он и замер у двери. – Привет, сын! С приездом!

Вон-младший с благодарностью подумал о своей шерстяной рубашке навыпуск. Наверное, спасительный фасон изобрели как раз для подобных экстренных случаев.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он отца и потянулся к кружке.

– Гораздо лучше. – Леонард внимательно посмотрел на Клер: – Я и не знал, что ты здесь.

Клер не была бы собой, если бы не улыбнулась и не стерла с лица все выражения, кроме самой что ни на есть приветливой любезности.

– Себастьян помог мне развесить гирлянды.

– Отлично. Он даже догадался угостил тебя сладеньким и горячим. Молодец!

– Что? – Клер явно не сразу поняла, о чем речь.

Себастьян изо всех сил старался не расхохотаться. Однако это ему так и не удалось, и он, не сдержавшись, прыснул.

– Себастьян всегда любил какао, – добавил Леонард и переключил внимание на сына. – Что тебя рассмешило?

– О, – с облегчением выдохнула Клер и, спасая соучастника преступления, пустилась в объяснения: – Ну да, какао. Себастьян был так добр, что приготовил горячее какао, чтобы я быстрее согрелась. – Она сделала несколько шагов и потянулась к куртке. – Надо достать из багажника скатерти, и тогда сегодняшняя программа будет выполнена. – Клер сунула руки в рукава и обмотала вокруг шеи голубой шарф. – Конечно, если мама не выдумает еще что-нибудь. Да нет. Наверняка найдется еще куча поручений. Как всегда. – Она посмотрела в противоположный угол кухни. – Лео, побереги себя, чтобы простуда не дала осложнений. Надеюсь, встретимся завтра на празднике. – Затем перевела взгляд на Себастьяна: – Большое спасибо за помощь и за какао.

– Я провожу.

Клер подняла руку. Голубые глаза стали еще больше.

– Нет! – Улыбка дрогнула, но удержалась. – Пожалуйста, побудь с отцом.

Гостья взяла перчатки и гордо удалилась. Снова раздался стук: входная дверь открылась и закрылась – на сей раз быстро.

Леонард пристально взглянул на сына:

– Странно. Может быть, произошло что-то, о чем мне следует узнать?