Текст книги "Участь Эшеров"

10

Когда они приехали, то увидели припаркованный перед Гейтхаузом серебристый «Кадиллак». Логан оценивающе присвистнул с заднего сиденья, нарушив тем самым тишину, царившую в фургоне от Тейлорвилля.

– Это машина доктора Фрэнсиса, – сказал Эдвин Риксу и остановил фургон под аркой. – Я покажу Логану имение, а вам лучше пойти посмотреть, что там происходит.

Когда Рикс выходил, Логан сказал:

– Рад был познакомиться, мистер Эшер. – Рикс оглянулся и увидел холодную улыбку молодого человека. Он не продержится здесь и недели, сказал себе Рикс.

Затем он поднялся по ступеням и вошел в Гейтхауз, где слуга сообщил ему, что мать ищет его и хочет, чтобы он немедленно пришел в гостиную.

Он быстро прошел по коридору и открыл двери гостиной.

– …разрушительная клеточная активность… – услышал он. Потом мужчина, говоривший это Буну и Маргарет, обернулся и посмотрел через комнату на него.

– Доктор Фрэнсис, это наш младший сын, – сказала Маргарет. – Рикс, проходи и садись. Я хочу, чтобы ты услышал, что нам хочет сказать доктор.

Рикс сел на стул слева от Буна, так, что можно было хорошо видеть доктора Фрэнсиса. Доктор Фрэнсис был элегантным мужчиной средних лет с темными, местами тронутыми сединой волосами и высоким лбом. Темные глаза пристально смотрели на Маргарет из-под очков в черепаховой оправе. Рикс заметил, что у него артистические руки, руки хирурга или пианиста. Доктор был в безукоризненном костюме кирпично-красного цвета и с коричневым галстуком.

Доктор Фрэнсис продолжил с того места, на котором его прервали.

– Разрушительная клеточная активность в тканях, взятых на анализ у мистера Эшера, усиливается под воздействием радиации. Это говорит нам о том, что традиционные методы лечения рака, при котором это, видимо, зависит от клеточного базиса, не принесут успеха. – Он снял очки и протер стекла пестрым платком. Под глазами от усталости были темные круги. – Кровяное давление у него взлетает до стратосферы. Мы едва успеваем откачивать жидкость из его легких. Я боюсь, что его почки вот-вот откажут. Чувствительность его нервной системы повышается с каждым днем. Он жалуется, что у него проблемы со сном из-за шума его собственного сердца.

– Единственное, что я хочу знать, – сказала Маргарет, – это когда Уолен снова будет здоров.

Возникло тягостное молчание. Доктор Фрэнсис прочистил горло и снова надел очки. Бун внезапно встал со стула и подошел к буфету, в котором был бар с ликерами и стаканы.

– Миссис Эшер, – в конце концов сказал доктор, – сейчас ясно только одно, и я думал, вы это понимаете. Недуг Эшеров в настоящее время – это неизлечимая болезнь, в результате которой происходит разрушение клеточной структуры организма. Белые кровяные тельца поглощают красные. Пищеварительная система питается тканями собственного тела. Клетки мозга, связующие ткани, хрящи и клетки костей разрушаются и поглощаются. Я не претендую на то, чтобы понять, почему или как это происходит.

– Но вы же доктор. – Голос Маргарет едва заметно дрожал, а в глазах был безумный блеск. – Специалист. Вы должны что-то сделать. – Она вздрогнула, когда Бун кинул в стакан кубик льда.

– Транквилизаторы ему помогают, действуют и обезболивающие. Миссис Рейнольдс отличная сиделка. Мы продолжим исследование его тканей. Но я не смогу сделать ничего больше, пока он не согласится лечь в больницу.

– За всю свою жизнь Уолен никогда не лежал в больницах. – На лице Маргарет отразилось недоумение. – Огласка. Может быть такая… ужасная огласка.

Доктор Фрэнсис нахмурился.

– Я полагаю, огласка должна беспокоить вас в последнюю очередь. Ваш муж умирает. Я не могу выразиться более определенно. Я не могу предоставить ему адекватное лечение в той комнате.

– Сможете ли вы его вылечить в больнице? – спросил Бун, взбалтывая виски.

– Я не могу этого обещать. Но мы сможем сделать больше тестов и взять больше тканей на анализ. Мы бы лучше исследовали процесс разрушения.

– Вы хотите сказать, что будете использовать его как подопытного кролика?

Щеки доктора порозовели и Рикс заметил в его глазах раздражение.

– Как можно лечить что-то, молодой человек, если не имеешь об этом ни малейшего понятия? Насколько я знаю, физиологи, которые обследовали предыдущие поколения вашей семьи, были так же озадачены, как и я. Почему это происходит только с вашей семьей? Почему это начинается практически внезапно, когда в остальном состояние здоровья отличное? Почему чувствительность нервов так противоестественно обостряется, в то время как остальные функции организма быстро идут на убыль? В прошлом ваша семья также отказывалась от обследований. – Он быстро взглянул на Маргарет, но она была слишком заторможенной, чтобы реагировать. – Если мы хотим хотя бы надеяться излечить эту болезнь, нам сперва надо понять ее. Если это означает использовать вашего отца как «подопытного кролика», то так ли это плохо?

– Пресса в поисках его переберет больницу по кирпичику, – сказал Бун.

– Уолен всегда был таким здоровым, – сказала Маргарет тихим и слабым голосом. Она смотрела на доктора Фрэнсиса невидящим взглядом. – Он никогда раньше не болел. Никогда. Даже когда он поранился во время бритья, порезы заживали на следующий день. Я никогда не видела, что у него идет кровь. Может, капля или две. Однажды, когда мы только поженились, Уолен взял меня в конюшню показать нового арабского жеребца. Лошадь его скинула, и он… он ударился затылком о землю. Я никогда не забуду звук этого удара. Я думала, он сломал шею… но Уолен поднялся как ни в чем не бывало. Он никогда раньше не получал травмы и не болел.

– Теперь он болен, – сказал доктор Фрэнсис. – Я не смогу ему помочь, если он не ляжет в больницу.

Она покачала головой. Ее взгляд прояснился, а рот сжался в тонкую, жесткую линию.

– Нет. Мой муж не хочет покидать Эшерленд. Огласка может иметь ужасные последствия для всей семьи. Привезите ваше оборудование сюда. Привезите сюда весь ваш персонал. Но Уолен дал ясно понять, что он не покинет поместье.

Доктор Фрэнсис посмотрел на Буна и Рикса.

– Как насчет вас двоих? Может, вы ляжете в больницу на обследование?

– Зачем? – нервно спросил Бун.

– Чтобы исследовать ваши ткани и кровь.

Бун опорожнил свой стакан с виски одним глотком.

– Слушайте, док. Я за всю свою жизнь не болел ни одного дня. Ни разу моя нога не ступала в больницу и никогда не ступит.

– Как насчет вас? – доктор Фрэнсис повернулся к Риксу.

– Тоже не горю желанием лечь в больницу. Кроме того, я через несколько дней отсюда уеду. – Он почувствовал, как мать взглянула на него.

Доктор вздохнул, покачал головой и встал со стула.

– Мне кажется, вы не совсем понимаете, что поставлено на карту. Речь идет не только о жизни Уолена Эшера. Речь идет о ваших жизнях и о жизни ваших потомков.

– Ваш пациент – мой муж, – заметила Маргарет, – а не мои сыновья.

– Ваши сыновья тоже ими будут, миссис Эшер, – твердо ответил он. – Рано или поздно, но будут.

– Я очень устала. Не проводит ли кто-нибудь из вас, мальчики, доктора Фрэнсиса до дверей?

Бун занялся второй порцией виски, а Рикс проводил доктора по коридору в вестибюль.

– Сколько еще осталось отцу? – тихо спросил его Рикс у входной двери.

– Жизненно важные органы могут отказать в течение недели. Максимум двух. – Рикс ничего не сказал, и доктор Фрэнсис спросил: – Вы хотите тоже умирать подобным образов? Странно, если хотите. Это печальный факт, которому вам следует посмотреть в лицо. Что вы намерены предпринять на этот счет?

Услышав от постороннего человека, сколько осталось жить отцу, Рикс оцепенел.

– Я не знаю, – тупо сказал он.

– Послушайте меня. Я остановился в отеле «Шератон» в Эшвилле, рядом с медицинским центром. Если вы передумаете насчет обследования, позвоните мне, ладно?

Рикс кивнул, хотя решение уже принял. Уолен ему и Буну с раннего возраста внушал, что в больницах сидят шарлатаны, экспериментирующие на умирающих пациентах. Насколько Рикс знал, Уолен никогда не принимал прописанных ему лекарств.

Доктор Фрэнсис вышел и спустился к своему «Кадиллаку». Рикс закрыл за ним дверь.

Когда он вернулся в гостиную, то застал там одного Буна. Бун сидел перед камином и вертел в руках стакан.

– Дерьмо, не правда ли? – заметил он. – Просто куча дерьма.

Рикс налил себе бурбона, положил в стакан кубик льда и глотнул так, что в горле защипало.

– Что с тобой? От счастья и слова вымолвить не можешь?

– В каком смысле?

– В таком. Это должен быть самый счастливый день в твоей жизни, Рикси. Док сказал, нет ни малейшей надежды, что папа выкарабкается. Это должно наполнять твое сердце настоящей радостью.

– Брось.

– Не секрет, что ты всегда ненавидел папу, – резко сказал Бун. – И я знаю настоящую причину, по которой ты приехал домой. Хочешь загрести побольше денег, не так ли?

– Ты говоришь сам с собой?

Бун встал, и Рикс почувствовал, что брат в опасном настроении. Его лицо было багрово от гнева и алкоголя, а на лоб падала непослушная прядь волос.

– Тебе наплевать на папу! Ты просто сидишь тут и ждешь когда он умрет! – Он сделал несколько шагов вперед. – Мне следовало бы вышвырнуть тебя в это чертово окно!

Рикс знал, что его брат ищет, на ком отвести душу. В натянутой тишине, возникшей между ними, Рикс услышал телефонный звонок в коридоре.

– Ты сам пригласил меня сюда, помнишь? – спокойно спросил Рикс.

– Я тебя не приглашал! Меня послала мама! Дьявол, да я и не думал, что ты покажешься здесь… – В дверь постучали, и Бун заорал: – Какого дьявола?

В дверях показалась испуганная горничная, та самая молоденькая негритянка, что вчера встретила Рикса у порога.

– Мистер Эшер? Звонит женщина по имени Дунстан. Она говорит, что она из «Фокстонского демократа».

Лицо Буна исказилось от ярости.

– Швырни трубку ей в рожу! – проревел он. – Есть у тебя хоть капля мозгов в голове?

Горничная исчезла, как заяц в норе.

– Идиотка! – пробормотал Бун. Он допил остатки виски, нахмурился и нетвердой походкой опять направился к графину. – Прочь с дороги, – сказал он Риксу и тот отошел, пропуская его.

– Может, объяснишь мне, что происходит? Кто эта женщина на телефоне?

– Назойливая сучка из фокстонской газетенки, вот кто.

– Она ищет материал для статьи?

Бун фыркнул.

– Не знаю, чего она там ищет, но от меня она не получит ничего! Если она не звонит, так звонит ее отец, старый Уилер Дунстан. Этого ублюдка следовало упрятать в психушку много лет назад! – Бун налил себе полный стакан, на этот раз обойдясь без льда. Разговор с горничной частично спустил пар, но злость все еще исходила от него зловредными миазмами.

– Уилер Дунстан? – Это имя было смутно знакомо. – Это не он хозяин «Демократа»?

– Да. Хозяин. Пишет в нем. Издает. Подтираются им, как, я полагаю, все в округе.

– Я не знал, что у него есть дочь.

– Эта сука была в отъезде, в Мемфисе или еще где-то. По мне, так хоть на луне. Папа велел никому не говорить с газетчиками, особенно из «Демократа». Мы постоянно меняем телефонный номер, и он нигде не зарегистрирован, но они каким-то образом его разнюхивают. Постой. – Он пристально посмотрел на Рикса своими тусклыми глазами. – Я думал, ты знаешь. Насчет книги. Знаешь?

– Нет. Какой книги?

– Какой книги?! Боже правый! Этот сумасшедший ублюдок Дунстан пишет книгу о нас, Рикси! О семье Эшеров! Он работает над этой проклятой книгой уже много лет!

У Рикса упал на пол стакан.

– Стакан уронил, дурак, – сказал Бун.

– Я… ничего не знал об этом. – Рикс едва ворочал языком.

– Черт! Этот ублюдок выкапывает про нас всякого рода грязь. Звонил сюда каждый час днем и ночью, пока папа не послал адвоката проведать его. Пыль немного улеглась, но Дунстан сказал адвокату, что мы общественно-значимые личности и потому папа не может законно удержать его от написания этой книги. Вот так новость!

– Кто еще кроме Уолена знает об этом?

– Все. Кроме тебя. А почему? Ты слишком долго отсутствовал.

– Эта… книга уже закончена?

– Нет. Пока нет. Папа собирался начать процесс, когда заболел. Но как бы то ни было, папа думает, что книга никогда не будет завершена. Как старик Дунстан будет продолжать исследования, когда все фамильные документы и архивы в подземельях Лоджии? Кроме тех, которые папа принес в Гейтхауз, естественно. И Дунстан туда никогда не доберется. Так что папа полагает, что рано или поздно он сдастся. – Он выпил еще, и его глаза увлажнились. – Эдвин ездил домой к Дунстану и пытался посмотреть рукопись. Дунстан ее не показал. Папа думает, что старый ублюдок, вероятно, отказался от этой книги и выбросил все, что у него было, на помойку.

– Если так, то почему его дочь все звонит к нам в дом?

– Кто знает? Папа велел не говорить с ней, бросать тут же трубку. Что я и делаю.

Рикс поднял стакан и поставил его на место. Он чувствовал неуверенность и слабость. Он попытался сдержать смех. Кэсс не сказала ему об этом, когда он упомянул о своей идее. Почему? Боялась, что он станет сотрудничать с Уилером Дунстаном? Переправлять секреты в лагерь врага?

– И как давно это продолжается? – спросил он.

– Кажется, целую вечность. Я полагаю, около шести лет. Тогда Дунстан позвонил в первый раз. Он хотел встретиться с папой и обсудить эту идею. Папа счел его полным идиотом и так ему и сказал.

– Шесть лет? – недоверчиво повторил Рикс. В течение шести лет посторонний человек изучает родословную Эшеров? Каким образом Дунстан наткнулся на эту идею? Что заставляет его думать, будто он может написать эту книгу? И самое главное, как далеко он продвинулся в своих исследованиях?

– Ты плохо выглядишь, – сказал Бун. – У тебя, случайно, не приступ?

Рикс так не думал. Его голова была ясной, боли не было. Однако желудок, казалось, опустился до самых колен.

– Нет.

– Если приступ, иди блевать куда-нибудь еще. Я намерен сидеть здесь и пить.

Рикс ушел из гостиной к себе наверх. Он закрыл дверь в свою комнату, заложил ее стулом, чтобы не забрела Паддинг, и лег на кровать. Он чувствовал в комнате запах Уолена, сочившийся из его одежды и волос. Внезапно он вскочил как безумный, сорвал с себя одежду и бросился под душ.

Вытираясь, он с ужасом обнаружил, что запах отца въелся в поры его кожи.

11

На Эшерленд опустилась ночь, и с гор прилетел звенеть окнами в Гейтхаузе сильный ветер.

Около полуночи Рикс, все еще в костюме, который он надел к ужину, вышел из спальни и спустился вниз. Все лампы в коридоре горели, а неосвещенные места напоминали чернильные лужицы. Ветер вился вокруг дома, как разъяренный шершень. Рикс залез в карман и достал ключ от библиотеки.

Он прошел сквозь игровую и курительную и остановился перед дверью в библиотеку. Ключ легко вошел в замок, но его щелчок заставил Рикса вздрогнуть. Как только он вошел в библиотеку и включил свет, высокие напольные часы в курительной пробили четверть первого.

Это была одна из самых больших комнат в доме. Вдоль стен стояли полки с книгами. На полу из твердого дерева лежал великолепный черно-малиновый ковер. С высокого дубового потолка свисала большая кованая люстра. В библиотеке стояло несколько легких стульев, черный кожаный диван, резное ореховое бюро и рабочий стол с креслом. На столе – мощная лампа с зеленым абажуром. Над камином из черного мрамора висел герб Эшеров: три серебряных льва на черном поле, отделенные друг от друга красными диагональными полосами.

Вся комната была буквально пропитана затхлым ароматом истории. На стенах между книжными полками висели портреты хозяев Эшерленда, написанные маслом. Дед Рикса, коренастый, атлетического сложения Эрик Эшер сидел на прекрасном гнедом скакуне. На заднем плане виднелась Лоджия. Рыжеватые светлые волосы Эрика были напомажены и разделены пробором, а глаза остро смотрели из-за очков в металлической оправе. Аккуратные ухоженные усы. На коленях – трость с головой льва.

На следующем портрете был отец Эрика, Лудлоу Эшер, крупный блондин. Он стоял в сумрачной комнате и смотрел в окно на леса. На Лудлоу был черный костюм, большую часть его бледного, точеного лица скрывала тень. За ним луч света высветил маятник старинных напольных часов, очень похожих на те, что стояли в курительной комнате. Лудлоу опирался на трость с головой льва.

Рядом висел портрет Арама Эшера, отца Лудлоу. Арам был моложавым и энергичным, голову венчала густая шапка светлых, песочного цвета кудрей, узкое привлекательное лицо, казалось, излучало свет. На нем был пояс с двумя золотыми пистолетами. Фон картины представлял собой фантасмагорическую сцену с ревущими локомотивами, бегущими лошадьми, дикими индейцами и буйволами. Трость с головой льва, элегантно перекинутая через правое плечо, смотрела вверх.

Со следующего портрета на Рикса мрачно взирал Хадсон Эшер. Его глаза были, как у Рикса, тускло-серые, и в них светилась сила, передававшаяся из поколения в поколение. Он сидел на высоком, напоминающем трон стуле с багряно-красной обивкой. Правая рука крепко сжимала трость с головой льва, а взгляд был такой проницательный, что хотелось отвести глаза.

Рикс обернулся, чтобы посмотреть на последний портрет, висящий напротив Эрика. Уолен Эшер, широкоплечий, аристократически величественный, был одет в серый костюм с жилетом. Позади него стояла Лоджия, ставшая значительно больше по сравнению с ее изображением на портрете Эрика, и виднелись голубые пики гор. Обеими руками он держал трость с головой льва, крепко прижимая ее к себе.

Рядом было зарезервировано место для нового хозяина Эшерленда. Бун, наверное, захочет, чтобы его запечатлели на скаковой лошади в костюме для верховой езды, размышлял Рикс. Эту чертову трость он, вероятно, зажмет в зубах. А вдруг здесь, на стене, появится Кэт? Он представлял, как затрясутся от негодования старые кости на кладбище Эшеров.

Стены библиотеки были также украшены образцами оружия Эшеров. Винтовка «Буйвол» 1854 года, револьвер «Марк III» 1886 года, который был принят на вооружение китайским флотом, кавалерийский самозарядный пистолет 1900 года и другие, включая семизарядный револьвер «Инфорсер» 0.455 калибра 1902 года выпуска, использовавшийся полицией от Чикаго до Гонконга. Из него можно было разнести голову человека с расстояния в десять ярдов, и этот револьвер был на вооружении британской армии во время Первой мировой войны.

Вокруг письменного стола стояло несколько ящиков с бумагами. Рикс заглянул в один и обнаружил там сборную солянку: пожелтевшие письма, связанные резинками, кипы счетов и чеков, похожих на старые закладные и журналы. Почти на всех были серо-зеленые полоски плесени. Он достал оттуда книгу в кожаном коричневом переплете, и из нее, как сухие листья, посыпались на пол старые фотографии.

На всех была изображена Лоджии. Рикс отложил альбом в сторону и нагнулся, чтобы собрать их. На одном из снимков Эрик в твидовом костюме вызывающе улыбался в камеру, в то время как на заднем плане рабочие карабкались по строительным лесам, которыми была обнесена Лоджия. На другом Эрик сидел на белой лошади, стоящей на мосту, и снова сзади была стройка. Рикс заметил, что глаза Эрика не улыбались, а оставались холодными и напряженными и смотрели в камеру надменно и с вызовом. По-видимому, его представление об улыбке заключалось в том, чтобы просто кривить тонкий рот то в одну, то в другую сторону.

На большинстве фотографий была Лоджия, снятая с разных сторон. На многих на строительных лесах, напоминающих паутину, смутно виднелись рабочие. Рикс понял, что они расширяли Лоджию. Снимки были сделаны в разные времена года. Вот стоят одетые пышной летней зеленью деревья, вот их же припорошенные снегом скелеты зимой. На крыше Лоджии тоже снег, и из труб вьется дымок. И рабочие тоже здесь, с молотками и зубилами в руках, поднимают гранитную или мраморную плиту, чтобы сделать дом еще больше.

Почему Эрик надстраивал Лоджию? Какой был в этом смысл, если это и так самый большой дом в стране? Рикс посмотрел на две фотографии Эрика и внезапно понял, что чего-то в них недоставало.

Трость.

У Эрика на этих фотографиях не было трости с головой льва.

Когда он убирал фотографии обратно в альбом, одна из них привлекла его внимание. Это был вид на Лоджии издалека, снятый, вероятно, с берега озера. На одном из верхних балконов восточного крыла дома стояла белая фигура. Женщина, подумал Рикс, приглядевшись. Женщина в длинном белом платье. Кто это? Одна из многочисленных любовниц Эрика? Мать Уолена?

Он опять полез в ящик и нашел кучу старых фотокопий, скатанных в рулоны и скрепленных резинками. Рикс развернул одну из них на письменном столе и включил лампу. Фотокопии были чертежами некоторых видов продукции «Эшер армаментс» приблизительно 1941 года. Был чертеж противотанковой мины в разрезе, ручного пускового устройства, огнемета и различных автоматических ружей.

Следующей вещью, привлекшей внимание Рикса, стала маленькая потрепанная тетрадь в черном переплете, вся покрытая плесенью. Он открыл ее под лампой, и некоторые страницы чуть не вывалились. Бумага от старости пожелтела, существовала опасность, что страницы рассыплются. Рикс аккуратно листал страницы, и его удивление возрастало. Тетрадь была вся исписана математическими формулами, некоторые из них переходили со страницы на страницу. Присутствовали еще и странные рисунки, напоминающие подкову на пьедестале. Формулы шли так густо, что Рикс не мог найти в них ни начала, ни конца.

Затем формулы сменились нотами. Опять рисунки подков, затем рисунки длинных прутьев с круглым, треугольным или серповидным основанием. Последняя страница книги была испорчена водой и слишком заплесневела, чтобы что-нибудь можно было разобрать. Озадаченный, Рикс положил тетрадь обратно в ящик и сидел, уставившись на это изобилие документов.

Как, во имя всего святого, он мог хотя бы надеяться понять все это? Потребуются месяцы исследований, а действительно что-то написать окажется чертовски трудно. Кроме того, он не контролирует эти документы, и в любое время Уолен может решить вернуть их в Лоджию. Тогда они будут потеряны для Рикса. Поскольку больше ноги его в этом доме не будет. Но почему все-таки Уолен их принес? Что он искал?

История Эшеров, создавших многомиллиардное дело на бомбах и пулях, лежала в этих коробках. Конечно, не вся, Рикс это понимал, но для начала вполне достаточно. Сколько же трупов и скандалов похоронено в этих замшелых могилах? Весь материал был здесь, оставалось только придумать, как связать его воедино.

Он представил себе, во что превратился отец, лежа наверху в Тихой Комнате. Потом его мысли перенеслись в безмолвную Лоджию, стоявшую в центре Эшерленда, в ее ветвящиеся коридоры, уводящие его все дальше и дальше.

В его сознание медленно проник скелет с кровоточащими глазницами. В памяти всплыла коварная улыбка Логана Бодейна, так похожая на улыбку Буна.

Уилер Дунстан работает над историей Эшеров шесть лет. Шесть лет. Есть ли у него уже хотя бы скелет романа? Знает ли он, как связаны между собой поколения? И какие еще секреты он может знать?

Рикс очень хотел бы заполучить рукопись Дунстана, если она, конечно, существует. Он никогда не встречал этого человека, но слышал, как его мать возмущалась им. Семья Дунстанов, по всей видимости, владела «Фокстонским демократом» на протяжении многих поколений, и хотя это была всего лишь еженедельная бульварная газетенка, они не отказывали себе в удовольствии печатать статьи про Эшеров, а в редакторской колонке писать о том, как деньги Эшеров разрушают табачный рынок в районе Фокстона, Рейнбоу и Тейлорвилля. Эшеры финансировали почти все крупные табачные фермы в стране и владели всем Фокстоном, кроме земли, на которой стоял офис «Фокстонского демократа».

Рикс порылся в других ящиках и нашел альбом газетных вырезок на тему открытия в Вашингтоне и Сан-Диего фабрик Эшеров, старую закладную, написанную витиеватым почерком, и коричневую тетрадь в конверте из плотной бумаги.

Он открыл тетрадь, почувствовал запах пыльных роз и увидел красивый женский почерк. Это был дневник, над каждой записью были аккуратно проставлены даты. Он начал читать запись, датированную 5 ноября 1916 года.

«Мистер Эшер сидел напротив меня за обеденным столом. Когда он беседовал с моим отцом о войне и экономике, я все время чувствовала на себе его взгляд. Он похвалил мое новое голубое платье, в котором я была, и осведомился, люблю ли скачки. Я ответила, что да, люблю, если победившая лошадь из конюшни Сент-Клеров. Мистер Эшер, когда улыбается, кривит губы…

При свечах он кажется красивым, хотя я видела его фотографии в журналах и на них он выглядит, как школяр-задира. Я полагаю, что ему или около тридцати лет или чуть за тридцать, и сложен он как спортсмен. У него очень темные глаза, но мне кажется, что при свете я видела в них искорки, похожие на блеск медной монеты. Смех мистера Эшера напоминает фагот, и это побуждает отца рассказывать ему мрачные анекдоты…

При всей своей неотесанности мистер Эшер обладает определенной привлекательностью. У него волевое лицо, и я заметила, что он пользовался дезодорантом. Из-за меня? Нет, глупости! Мистер Эшер приехал лишь потому, что заинтересован в покупке некоторых новых «Кольтов». После десерта отец осведомился о здоровье мистера Эшера-старшего, и наш гость переменился. Он процедил сквозь зубы, что его отец чувствует себя превосходно, и я заподозрила, не хочет ли мистер Эшер на самом деле обратного. Однако как только мистер Эшер стал рассказывать отцу о новом автоматическом пистолете, который производит его компания, натянутая атмосфера развеялась. Мы с мамой удалились из-за стола, а мистер Эшер с отцом пили бренди и курили сигары в гостиной.»

Рикс нашел следующую запись, где упоминалось имя Эрика Эшера, датированную девятнадцатым ноября.

«Поражена щедростью мистера Эшера. Сегодня пришел фургон, полный красных роз. Дляменя! Папа сказал, что я весьма понравилась мистеру Эшеру и что я должна написать ему в Эшерленд и поблагодарить его за внимание.»

От тридцатого ноября:

«Мистер Эшер обладает странной склонностью к необычным подаркам. Сегодня днем приехал позолоченный экипаж, запряженный четверкой великолепнейших арабских скакунов, прекрасней которых я никогда не видела. В нем было более сотни аквариумов с японскими золотыми рыбками. Это было доказательство того, что лошади и экипаж идут так ровно, что не расплескивают их. В письме от мистера Эшера, кстати он хочет, чтобы я звала его просто Эриком, говорится, что он надеется, что я люблю рыбок и что я использую экипаж и скакунов для посещения Эшерленда на Рождество. Мама сказала, что мне не следует ехать без сопровождения, но папа рассердился и сказал, что все эти вещи, что пишут про мистера Эшера, сплошной вздор, и что он замечательный высоконравственный бизнесмен и христианин.»

Верно, подумал Рикс. Он запудрил твоему папе мозги, не правда ли, Нора?

Этот дневник принадлежал Норе Сент-Клер-Эшер, единственной жене Эрика, матери Уолена и его собственной бабушке.

Часы в курительной пробили час ночи. Некоторое время Рикс сидел, прислушиваясь к завыванию ветра за окнами.

Он мог бы начать с этого дневника, сказал он себе. По крайней мере, это может помочь ему лучше понять Эрика Эшера и, конечно, Нору Сент-Клер, о которых Уолен почти не рассказывал. Затем он сможет начать осмысление остального материала.

Рикс сложил все обратно в коробки и покинул библиотеку, забрав с собой дневник. Он погасил свет, закрыл двери и пошел наверх в свою спальню. В доме было тихо, только за стенами бушевал ветер.

В своей комнате Рикс сел за стол и продолжил чтение дневника с того места, на котором остановился. В первый день 1917 года Эрик попросил руки Норы. Нора колебалась. Ее мать сказала ей, что она должна решить сама, но такой случай представляется раз в жизни. Отец Норы сказал, что только дура упустит такого выгодного жениха.

Они поженились в Первой Методистской церкви Шарлотты второго марта 1917 года. Лудлоу Эшер на церемонии не присутствовал. Детали венчания были опущены. Следующая запись в дневнике была сделана через неделю. Эрик уехал по делам в Англию, и Нора осталась в Лоджии одна.

Старый ублюдок, подумал Рикс.

Его внимание привлекла вспышка света, и он оторвался от дневника.

За окном была непроглядная темень, затем на мгновение в лесу между Гейтхаузом и Лоджией блеснул огонек. И больше не появлялся.

Рикс наблюдал несколько минут. Тьма была полной. Показалось или нет? Боже, подумал он. Думать о том, что видел свет в темном лесу после полуночи! Это старейший штамп из книг ужасов! На этом месте, хотя бы в его собственных книгах, тупой и наивный герой идет туда, чтобы посмотреть, и превращается в ходячий гамбургер. Но здесь была настоящая жизнь, а Рикс не был героем. Он знал, что ни один местный вор не осмелится ходить по Эшерленду в темноте. Во всем округе не найдется ни одного человека, ступившего бы в поместье ночью. Не говоря уж о всякого рода историях о Страшиле, черной пантере, ведьмах, живущих на одном из озер, и других тварях, рыщущих по соседству.

Конечно, ничего там не было. Ничего, кроме заброшенного зоопарка Эрика.

И все же, видел он свет или нет?

Если свет и был, то сейчас его определенно нет. Если какой-то дурак и свалился в пустую яму для аллигатора, то он останется там до утра со сломанной ногой.

Рикс продолжил чтение, но то и дело поглядывал в темноту.

Там была Лоджия. Зло, поджидающее того, кто вставит ключ и снова запустит ее механизм. Она ждет Кэт? Или Буна?

Десять миллиардов долларов, подумал он, и погрузился в жизнь Норы Сент-Клер-Эшер.